Она вынула стрелу из своего колчана и натянула тетиву лука.

– Его Величество сказал, что мы должны взять ее живой, – сказал другой стражник. Кто-то крикнул, вызывая подкрепление.

Ее удача была на исходе.

– Я собираюсь призвать божественный огонь, – сказала она стражникам. – Ачарья сказал мне никогда не использовать его против кого-то более слабого, чем я сама. Так что я призываю вас сейчас же отступить.

Она вышла из комнаты, и мужчины отступили, с тревогой на лицах рассыпавшись вокруг нее веером.

– Мы тебя окружили, – сказал один солдат дрожащим голосом. – Бросай свое оружие и сдавайся.

– В твоих мечтах, мальчишка.

Она натянула тетиву лука. Мантра огня прожгла ее мозг, воспламеняя кровь. Огонь хотел танцевать и уничтожать все на своем пути. Дождь нужно было уговаривать, но огонь всегда ждал шанса вырваться наружу.

Катьяни направила лук вверх и выпустила стрелу в небо.

Над внутренним двором взорвался огромный огненный шар. Тлеющие угли посыпались вниз, поджигая волосы и одежду стражников, и те кинулись в укрытие.

Она замерла, пораженная мощью вызванного ею пламени. Мимо пролетела стрела, задев ее плечо, и Катьяни взбежала по ближайшей лестнице на парапет. Она не хотела прыгать на двадцать футов вниз, но о возвращении назад не могло быть и речи. Когда она взлетела вверх по лестнице, то жар от взрыва рассеялся, сменившись прохладным дождем. Она оглянулась. Во дворе стоял Бхайрав с луком в руках, и его лицо было искажено от злобы.

Сердце Катьяни болезненно сжалось. Ее подозрения оправдались. Бхайрав обладал достаточной силой, чтобы призывать огонь и дождь. Это он поджег Нандовану. Неужели он ненавидел ее так сильно, что был готов сжечь дотла любое ее убежище?

Стражники высыпали из казарм и рассредоточились по двору. Другие подбежали к зубчатым стенам. У нее было все меньше шансов на спасение. Но они ждали, что она попытается сбежать из крепости, и точно не думали, что она может пойти в обратном направлении, к дворцу.

С мечущимися в голове мыслями она пронеслась по парапету. Чтобы попасть во дворец, ей нужна была маскировка.

Из-за угла прямо перед ней вышел стражник и резко остановился, уставившись на Катьяни широко раскрытыми глазами. Он открыл рот, готовясь закричать.

Катьяни ударила его по голове, и он беззвучно рухнул на землю. Она оттащила его за угол изогнутой стены башни и проверила дыхание. Все еще жив. Хорошо. Она не хотела убивать никого из стражников. Может, у него будет небольшое сотрясение, но ведь она, в конце концов, действовала в целях самообороны.

Катьяни сняла с мужчины синюю верхнюю тунику, тюрбан и сапоги. Туника была ей великовата, а тюрбан вонял, но на первый взгляд она могла сойти за юного стражника. Ей подошли даже ботинки.

Мужчина пошевелился и застонал. Она перешагнула через него и побежала по крепостному валу.

Таной. Предатель. Попытка отравления, подстава работавших на кухне слуг и его заявление о том, что они работали на Малву – все это было частью тщательно продуманного плана, чтобы вернуть ее и принцев в Аджайгарх как раз к началу резни? Катьяни переполнял гнев. Ей не терпелось встретиться с ним лицом к лицу и получить ответы на все свои вопросы.

С крепостного вала она спустилась по лестнице в фруктовый сад и направилась ко дворцу, держась тени, отбрасываемой деревьями и храмами.

Стены дворца были высотой в десять футов, но по ним было легко взобраться – они служили скорее для уединения, чем для защиты. Катьяни перелезла на другую сторону и спрятала свой лук и колчан за розовым кустом в саду. Время проверить ее маскировку.

Она подбежала к расположенным у входа во дворец мраморным ступеням и отдала честь дежурившим там стражникам.

– Сообщение для капитана Гаруды Таноя от его Королевского Величества, – сказала она настолько грубым голосом, насколько смогла.

Стоящий ближе всех стражник нахмурился:

– Ты новенький, да?

– Нет, сэр. Прежде я служил на кухне.

Они рассмеялись.

– У тебя на подбородке ни волоска, и ты думаешь, что можешь быть стражником Аджайгарха? – спросил один из них.

Она заставила себя улыбнуться, в то же время продумывая пути отступления на случай, если они узнают ее и нападут.

– Пожалуйста, сэр, это срочно. Его Королевское Величество немедленно вызывает капитана Таноя.

Один из стражников вошел внутрь, чтобы его найти. Катьяни отошла в тень и опустила голову. Ее кожу покалывало от предвкушения. Стражники продолжали ее донимать, но их пустые слова казались ей не более чем пылью.

Двери дворца со скрипом открылись, и Катьяни напряглась. Стражники выпрямились и замолчали.

– Где посыльный? – потребовал Таной, выходя на улицу.

– Поторопитесь, сэр! – выдавила она, подавив порыв наброситься на него в тот же миг. Она помахала рукой и, развернувшись, трусцой побежала по подъездной дороге.

– Подожди! – крикнул Таной, спеша вниз по ступенькам, чтобы догнать ее. – Его Величество сказал тебе, что именно от меня нужно? Поймали преступника?

– Да, сэр!

Катьяни свернула с дорожки направо в сад и, побежав через рощу амальтасов, обогнула пруд с лилиями. Она направилась к небольшому каменному храму в дальней стороне сада, сохраняя такой темп, чтобы Таной не потерял ее из виду. Чтобы сделать все без лишнего шума, нужно было застать его врасплох.

– Куда ты идешь? Ворота в той стороне, – крикнул он, нагоняя ее.

Когда он оказался прямо за ее спиной, она повернулась, обхватила его рукой за шею, повалила на землю и ударила локтем в грудь. Он застонал. Она оттащила его за храм и просунула свой кинжал ему под шею, прижав холодную сталь к его коже.

– Фалгун мертв, – прошептала она ему на ухо. – Ты будешь следующим?

Его дыхание успокоилось, тело расслабилось.

– Катьяни. Я догадывался, что это можешь быть ты.

Он говорил так спокойно, как будто к его горлу не был приставлен нож и как будто годы, которые они проработали вместе, не оказались одним большим обманом. Как будто он не был предателем, пустившим яту во дворец, который поклялся защищать.

– Ты предал короля и королеву. Почему ты это сделал?

Она склонилась над ним и впилась взглядом в его лицо, одновременно знакомое и чужое.

– Почему?

– Всю свою жизнь я творил зло по приказу других, – сказал он все тем же необычайно спокойным голосом.

Она стиснула зубы и попыталась говорить с таким же спокойствием.

– Ты был моим учителем. Я брала с тебя пример.

– А ты была моей ученицей. Знаешь, почему я спас тебе жизнь?

Он впился в нее взглядом.

– Баланс.

– Что ты имеешь в виду? Ты не спасал меня! – огрызнулась она.

На его лице медленно расплылась улыбка.

– Я предупредил Ачарью о судебном разбирательстве. Я знал, что он вмешается. По той же причине, по которой я… что ж, ты сама разберешься.

Она резко выдохнула. Это Таной отправил то письмо? Она вспомнила, как он дерзил Ачарье в зале суда, будто понятия не имел, кто этот человек. Ее начало бросать то в жар, то в холод.

– Ты должен был позволить мне умереть. Ты должен был знать, что я приду за тобой.

– Вот почему ты должна была жить.

Он сделал глубокий вдох.

– Если бы он пощадил Айана, я, возможно, простил бы его.

– Кто? Назови имя, – прохрипела она. – Кто стоял за покушениями на убийство? Откуда взялась темная магия?

Она уже знала ответ, но ей нужно было услышать это от него. Иначе у нее бы не было никаких доказательств.

Его рот скривился:

– Я должен сдержать свою клятву.

Она крепче сжала свой клинок.

– Какую еще клятву? Это ты убил моих шпионов? А слуги с кухни – это ты их подставил? Они вообще живы?

Его лицо исказила судорога.

– Я убил их самым гуманным из возможных способов. Один взмах ножа – и они навсегда исчезли.

Так много невинных жертв. Она вся полыхала.

– Ты попадешь в ад, Таной.

Он то ли рассмеялся, то ли всхлипнул.

– Я уже там.

– Кому ты подчиняешься? – требовала она ответа. – Я хочу знать его имя.

Что-то вспыхнуло в его глазах.

– Не сомневайся.

– Что?

– Когда придет время, убивай без колебаний. Вот самый важный урок. Разве ты еще его не выучила?

И, не обращая внимания на лезвие у своего горла, он закричал.

Майлз Кэмерон

Грозный змей

Посвящается участникам Compagnia della Rose nel Sole
ПРОЛОГ

По северу Новой и Древней земель катилась весна. Она пришла в Галле, и в Этруссию, и в Арелат, где люди начали снова бояться ночи, и в Иберию, где весна оказалась ранней. Но прежде всего она явилась на поля Окончании, где земледельцы и их жены приступили к своему непростому труду, как только лед в старых бороздах растаял и земля перестала быть твердой, как булыжник. Все, от йоменов, живущих в каменных домах и впрягающих в свои плуги быков или сильных лошадей, до обитателей крошечных хижин на самом краю плодородной земли, которые впрягались в самодельный плуг сами, а править доверяли старшему из своих детей, – все взрезали холодную землю бороздами. С каждым днем эти борозды тянулись все дальше на север, к границам, а иногда – к обгоревшим полям Джарсея и снова на север, к реке Альбин и к Брогату, где было меньше простых крестьян и больше богатых йоменов, но еще больше батраков вообще без земли. Огромные железные лемехи глубоко взрезали почву, готовя ее к теплу. С севера на юг земля, доступная человеку, постепенно преображалась.

То же солнце, которое оживило поля, согрело и ристалища. Во дворах замков, у конюшен, под внешними стенами, в пересохших рвах устраивали марсовы поля – площадки, где юноши, а иногда и девушки учились сражаться. Мужчины постарше растягивали ноющие мышцы, отогревали на солнышке застывшие за зиму суставы и кляли уходящую юность или собственный возраст. Мужчины, которые жили войной, обнаруживали, что за зиму раздались в талии, и работали как можно усерднее, заодно изнуряя себя постом. Чем больше ходило слухов о войне, тем сильнее становились их удары по чучелу и соломенной мишени. С запада Окситании, из Джарсея и Брогата доносились известия о набегах Диких. Голодные люди и нелюди, не обращая внимания на дурную погоду, нападали на одинокие хутора и лесные дома. Некоторым благородным рыцарям к первому воскресенью поста уже довелось обагрить оружие. Дракон, взглянув на эти земли с высоты, увидел бы не только крестьян, занятых пахотой, но и дым от пожарищ вдоль западной границы между владениями людей и Диких.

Там же, куда ирки и боглины дойти не могли, воители готовились к турниру, который король устраивал в Харндоне. Подгоняли броню, чинили кольчуги, полировали и правили старые доспехи и мечтали попасть в свиту лордов, которые будут сражаться пред взором самого короля Альбы. О подготовке к турниру говорили все: жонглеры и трубадуры, певцы и шлюхи, лудильщики и ландскнехты, шерифы и монахи, все мужчины и женщины, месившие ногами раскисшую грязь дорог.

От Окситании до Брогата ходили слухи, что в Морее Красный Рыцарь одержал невероятную победу и стал владыкой целой страны. В Окситании распевали новую песню о нем и его войске. Когда же трубадуры возвестили, что он набирает пополнение, двадцать юношей обняли своих матерей, надели броню и поскакали на север, в далекий край, к гостинице в Дормлинге.

Была весна, и молодежь думала только о войне.

– Она здесь! Катьяни здесь!

Ее рука в тот же миг вонзила кинжал в его плоть. Послышалось бульканье, и хлынувшая из перерезанной артерии кровь забрызгала его лицо.

Катьяни вытерла лицо рукавом и попятилась, оцепенев от ужаса. Она убила его. Она хотела сохранить ему жизнь, заставить признаться при свидетелях и отправить в темницу. Она хотела получить ответ на вопрос почему. Своим криком он застал ее врасплох.

Он сказал ей убивать без колебаний. Он практически вынудил ее убить его, а она попалась в эту ловушку. Он даже не назвал Бхайрава по имени. Это был провал.

Она услышала грохот сапог по земле.

– Она здесь! – закричал стражник, светя лампой ей в лицо.

Катьяни встала и побежала, возвращаясь к тому розовому кусту, где лежали ее лук и колчан. Стражники хлынули в сад со стороны дворца, и качающиеся фонари разбрасывали повсюду пятна желтого света. Катьяни схватила свои вещи и помчалась в дальнюю часть сада, к дворцовой стене.

Поднялся крик.

– Я вижу ее. Вот она!

Катьяни засунула ногу в расщелину. Если бы она смогла добраться до крепостных валов, то спрыгнула бы с них и скрылась в деревьях, которые покрывали склон холма.

Стену озарил свет, и Катьяни замерла.

– Ты вернулась лишь для того, чтобы убить моих людей? – спросил Бхайрав ледяным голосом. – И даже не собиралась поздороваться?

Опираясь спиной на стену, она с бешено колотящимся сердцем повернулась к нему лицом. Со всех сторон ее окружили стражники, в руках у которых были луки с натянутыми стрелами и обнаженные мечи. Впереди всех стоял Бхайрав.

– Приветствую, Ваше Величество, – сказала Катьяни, стараясь, чтобы тон ее голоса был таким же холодным, как у него. – Отлично выглядишь. Похоже, власть тебе к лицу.

– Завидуешь? – спросил он с насмешкой. – Ты и меня хочешь убить? Тогда ничто не помешает тебе стать регентом.

– Как ты смеешь обвинять меня? – воскликнула она. – Суд был подставой. Фалгун солгал…

– Фалгун, которого ты убила, – перебил он. – Таной действовал с тобой заодно? Ты убила его, чтобы он не смог раскрыть ваш заговор?

У нее закружилась голова.

– Я ничего не замышляла.

– Помнишь, что это? – спросил Бхайрав, снимая с плеча кнут.

Катьяни сотряс приступ ужаса. Нет. Только не Ченту. Она не вынесла бы прикосновения этого ужасного оружия. Катьяни бросилась вверх по стене, переставляя ноги от одного выступа к другому. Она почти достигла вершины, как вдруг в воздухе раздался свист и кнут обхватил ее за ногу. Катьяни прижалась к стене. Ее ладони кровоточили, мысли в панике метались от одной к другой.

Бхайрав с силой дернул кнут на себя, и Катьяни с болезненным стуком упала на землю. Колчан, висящий у нее за спиной, от удара разлетелся на части. Сломанные стрелы впились в ее кожу. Она схватила лезвие выпавшего кинжала, и он порезал ее ладонь. Боль вырвала ее из тумана, которым страх окутал ее разум.

Лицо Бхайрава превратилось в маску ярости.

– Ты могла просто держаться подальше. Но нет, тебе нужно было вернуться. Скажи мне, одобрил бы Ачарья все совершенные тобой убийства? Спасет ли он тебя на этот раз?

– Почему ты сжег Нандовану? – выпалила она в ответ. – Разве не для того, чтобы выгнать меня оттуда?

Он скривил рот:

– Я не имею к этому никакого отношения.

Он щелкнул Ченту, и это движение было настолько быстрым, что она едва успела поднести руку к лицу.

Кнут полоснул ее по руке, оставив жгучую полосу боли и шепот злорадного восторга. Катьяни хотела убежать, хотела кричать, но ее конечности отказывались двигаться. И разве она не заслужила наказания? Она убила своего учителя, когда он был безоружен и беззащитен.

«Он предатель, – сказал ей голос разума. – Он убил твоих шпионов и ни в чем не повинных слуг».

Кнут ударил ее еще раз, затем еще. Когда ее духовная сила почти иссякла, чья-то рука скользнула в ее ладонь.

Над ней склонился улыбающийся Айан.

«Вставай, Катья. Пришло время сражаться».

«Я не могу. Я просто не могу, – всхлипнула она. – Я не могу сделать это одна».

«Ты не одна. Я всегда с тобой. – Он потянул ее за руку. – Ну же, где девушка, которая могла бы победить нас со связанной за спиной рукой?»

Это воспоминание было словно глоток свежего воздуха на залитом кровью полу. Она, пятнадцатилетняя, стоит на тренировочной площадке с Айаном и Бхайравом. Перед битвой с Бхайравом Таной заставил ее завязать одну руку за спиной, чтобы уравнять разницу в их мастерстве. Когда она победила Бхайрава, Айан покатывался со смеху, но потом она одолела и его.

«Какое восхитительное воспоминание. – Ченту обвился вокруг ее шеи и прошелся по груди, оставляя красные следы. – Теперь оно принадлежит мне».

Нет. Она больше ничего не позволит отнять у себя. Катьяни зажала кнут в кулаке, застав Бхайрава врасплох. Прежде чем он смог его вырвать, она полоснула по Ченту кинжалом, спрятанным в ее кровоточащей ладони.

Ченту закричал, издав такой пронзительный звук, что Катьяни едва не выронила клинок. Она держалась за кнут и резала до тех пор, пока его кончик, дергаясь и извиваясь, словно змея, не упал ей на грудь. Она с отвращением отшвырнула этот огрызок прочь, и тот приземлился на лицо одного из стражников. Вскрикнув, он выронил меч. Остальные стражники криками собрались вокруг него.

Катьяни попыталась встать, надеясь, что, пока они отвлеклись, она сможет сбежать. Или, по крайней мере, сможет обнажить свой меч. Но Бхайрав наступил ей на предплечье, придавив сапогом к земле, и она ахнула от боли. Юноша приставил свой меч к ее горлу.

– Не двигайся, – сказал он дрожащим от ярости голосом. – Или я убью тебя, как ты убила Таноя.

– Давай же, почему бы тебе этого не сделать? – насмехалась она. – Еще одно убийство мало что для тебя изменит.

Его глаза сузились. Прежде чем он успел сказать что-то еще, небо расколола такая яркая молния, что у Катьяни волосы встали дыбом. Прогремел сильный раскат грома. Начался град. Куски льда падали на шлемы и тюрбаны, покрывая весь внутренний двор. Один из них упал ей на грудь, прямо туда, где недавно оставил свой след Ченту. Катьяни подавила крик, и с недоверием подняла глаза. Град сам по себе был редкостью, а настолько крупных градин в этой части Бхарата отродясь не бывало.

– Отведите ее внутрь, – рявкнул Бхайрав, убирая ногу с ее руки. Она дотронулась до предплечья, надеясь, что ничего не сломано. Ее тут же схватило множество рук.

– Советую вам отпустить ее.

Богиня. Этот голос. Катьяни обернулась, и ее сердце подпрыгнуло.

Дакш стоял на дворцовой стене с луком в руках и целился в Бхайрава. Град падал вокруг него, словно отраженный невидимым щитом. Его лицо было таким же спокойным, как и всегда, а тело совершенно неподвижным.

Катьяни сморгнула слезы. Все ужасы, которые перенесли ее тело и дух, растаяли, будто их не было. Она думала, что никогда больше его не увидит, но он вернулся за ней. И ей было уже все равно, что будет дальше.

– Айрия Дакш, какой сюрприз, – выдавил Бхайрав, когда двое стражников бросились к нему с зонтиком. – Ты находишься далеко от своей территории. Твой отец знает, что ты здесь?

– У меня нет времени на пустую болтовню, – сказал Дакш с нескончаемым безразличием. – Отпусти ее, и мы отправимся своей дорогой.

– Ваша гурукула теперь покрывает убийц? – выплюнул Бхайрав. – Она сговорилась убить королевскую семью, а Ачарья помешал нам наказать ее. Теперь она вернулась и убила одного из главных свидетелей, а также главу Гаруды, который раньше был нашим учителем. Скажи мне, Айрия, каково подходящее наказание за это?

Его слова пронзили ее. Почти все это было ложью, но она и правда убила Таноя.

Взгляд Дакша не дрогнул, и его лук не сдвинулся ни на дюйм.

– Я сосчитаю до трех. Прежде чем я закончу, твои люди ее освободят.

– Или что? – потребовал Бхайрав. – Что ты можешь сделать?

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Град был лишь началом, – безмятежно сказал Дакш. – Моя следующая стрела разрушит твой дворец.

ГОСТИНИЦА В ДОРМЛИНГЕ – ВОЙСКО

Это Дакш вызвал бурю с градом? Катьяни уставилась на него с благоговением, почти перестав замечать падающие на нее кусочки льда.

Изюминка стояла на столе. На ней было алое платье, зашнурованное на левом боку – и шнуровка показывала, что рубахи под платьем нет.

– Ты хочешь убедиться? – спросил он. – Отлично. ОДИН.

Она пела:

Солдаты попятились, их лица исказились от страха. Бхайрав стоял на месте, и казалось, что он вот-вот взорвется от ярости.

– ДВА.

Руки стражников, которые удерживали Катьяни, дрожали. О могуществе Ачарьи ходили легенды, и его аура передалась и сыновьям.



Моя сестричка Сью всегда была тупой:
Не бегала туда, куда другие шли толпой.
Там танцы, и вино, и табуны парней.
Она пришла туда, и стало все нормально с ней.
Она не бывала там,
Она не бывала там.
Ее парнишка подхватил
И на колени посадил.
Потом пощекотал
Ее промеж грудей.
Она не бывала там,
Теперь бывает каждый день!
Я пару лет назад девчонку целовал.
Ее жадюга-муж ей ни монеты не давал.
Она прикрыла дверь, когда он спать прилег,
И запустила руку в его толстый кошелек.
Она не бывала там,
Она не бывала там.
Она взяла чуток деньжат:
Пусть лучше у нее лежат.
Припрятал капитал?
И хрен с тобой, злодей!
Она не бывала там,
Теперь бывает каждый день![1]



Дакш улыбнулся ужасной улыбкой.

Голос у нее был не слишком-то красивый, скрипучий. Уилфул Убийца даже сказал своим дружкам, что она поет как попугай, а не как соловей. Но пела она громко и пронзительно, а мелодию и припев знали все.

– Т…

Под «всеми» подразумевались сидевшие в общем зале громадного каменного трактира в Дормлинге, который считался самым большим заведением на всем свете. Там были арки и приделы, как в церкви, и огромные колонны с каменными контрфорсами, и погреба, известные по всей округе. Стены в два человеческих роста были увешаны гобеленами, такими древними и засаленными, насквозь продымленными за шесть сотен лет и измазанными сажей, что никто уже не знал, что на них изображено. Кажется, на самой широкой, задней стене растянулся дракон – прямо за длинной стойкой, которая отделяла слуг и нескольких избранных гостей от целой армии посетителей в зале.

Потому что сегодня, в самую холодную ночь месяца, когда на шатрах лежал снег, войско Красного Рыцаря – точнее, та его часть, которая не торчала в казармах в Ливиаполисе, – заполнило трактир по самые стропила. Еще тут толкались морейцы, горцы и пестрая толпа наемников, шлюх, игроков и глупых юнцов и девиц, которые разыскивали здесь то, что сами они величали «приключениями». В их числе были и двадцать буйных молодых рыцарей из Окситании, приблудившийся к ним трубадур и их оруженосцы, вооруженные до зубов и жаждавшие драки.

Толпа набилась в общий зал так плотно, что самая хрупкая и хорошенькая из дочерей Хранителя никак не могла пробраться в другие, малые залы. В руках у нее был деревянный поднос с кожаными кружками, и люди, топтавшиеся на полу из двухдюймовых дубовых досок, пытались расступиться перед ней, но не могли.

Хранитель развел во дворе четыре гигантских костра и расставил там столы на козлах; эль подавали и в просторном каменном амбаре, но все хотели непременно зайти в сам трактир. Мороз, из-за которого заледенела вода в прудах, а животные в загонах, стойлах и на верхних пастбищах жались ближе друг к другу, тоже способствовал притоку посетителей. Людей в общем зале набралось так много, что хозяин опасался, как бы кого не задавили до смерти – или, что еще хуже, как бы кто не провел у него время, ничего не заказывая.

Хранитель повернулся к парню, который стоял рядом с ним за стойкой. Парень был темноволосый, зеленоглазый и нарядился сегодня – как, впрочем, и всегда – в красное. Он озирал зал с таким же удовлетворением, с каким ангел смотрел бы на дела праведников.

– Твое гребаное войско и все лошади одновременно? А подождать неделю вы не могли? В холмах не хватит фуража на всех. – Хранитель едва не визжал и сам это слышал.

Габриэль Мурьен, Красный Рыцарь, капитан, Мегас Дукас, герцог Фракейский и обладатель еще десятка титулов, дарованных ему благодарным императором, сделал большой глоток черного сладкого зимнего эля и улыбнулся:

– Будет фураж. В Брогате теплее. На Альбине началась весна, – он снова улыбнулся, – и это только крошечная часть моего войска.

Улыбка стала шире, когда он посмотрел на стол вербовщика, стоявший у стены. Там толкались юные авантюристы из шести стран и трех народов.

– И войско растет, – добавил он.

Сорок человек Хранителя (все – его родня, большинство – одетые в ливреи) стояли у длинной стойки, как часовые на посту, и с невероятной скоростью разливали эль. Габриэль наблюдал за ними с удовольствием, с каким профессионал смотрит на работу других. Ему нравилась сноровка жены Хранителя, которая подсчитывала барыши, нравилась скорость, с какой исчезали со стойки монеты и делались зарубки на бирках, нравилось, как ловко вскрывают бочки и разливают эль по кувшинам, как из кувшинов эль перетекает во фляжки, кожаные кружки, захватанные котелки, нравилось, как люди в строгом порядке ходят от стойки к бочкам, громоздящимся у стены, и обратно – так строй арбалетчиков стреляет залпами, меняясь потом местами со вторым рядом.

– А деньжата у них водятся, – нехотя признал Хранитель.

Его старшая дочь Сара, красивая рыжеволосая женщина, уже успевшая выйти замуж, овдоветь и родить ребенка, за которым нынче присматривала двоюродная сестра, – стояла на месте Изюминки и пела старую, очень старую песню. Припева там не было, и горцы только мычали вслед за ней мелодию. Когда один из морейцев попытался подобрать песню на мандолине, тяжелая рука легла ему на плечо, и он немедленно заткнулся.

Хранитель смотрел на дочь так долго, что жена перестала подсчитывать монеты и воззрилась на него самого. Он пожал плечами:

– У них есть деньги. Вы неплохо повеселились на востоке, слыхал я.

Красный Рыцарь прислонился плечом к углу между низкой полкой и тяжелым дубовым буфетом за стойкой.

– А то.

Хранитель посмотрел ему в глаза:

– Я постоянно слышу новости, но ничего в них не понимаю. Расскажи мне правду, будь так любезен.

Габриэль помолчал, допил свой эль и уставился на дно серебряного кубка. Скупо улыбнулся Хранителю.

– Это длинная история.

Хранитель приподнял бровь и окинул взглядом волнующееся море людей. Толпа призывала сэра Алкея, на все лады распевая его имя.

– Я все равно не могу уйти, даже если захочу, – сказал Хранитель, – меня разорвут на части.

– Ладно, – согласился Габриэль. – Откуда мне начинать?

Сара, раскрасневшаяся от пения, нырнула обратно за стойку и забрала у сестры младенца. Улыбнулась Красному Рыцарю:

– Вы будете рассказывать историю? Христос всемогущий! Все хотят вас послушать.

Габриэль кивнул. Кубок как по волшебству наполнился элем. Орудием своим волшебство избрало крепкую молодую бабу в кружевном чепце. Она улыбнулась рыцарю.

– Не так-то просто ее начать, милая, – улыбнулся он подавальщице в ответ.

Сара была слишком юна, чтобы понять его сомнения.

– Так начните с начала! – посоветовала она.

– Стой! – крикнул Бхайрав. – Забирай ее – и скатертью дорога. Я не хочу иметь ничего общего с этой предательницей и убийцей.

Габриэль странно дернул губой – примерно так кролики дергают носом.

Дрожащие руки отпустили ее, и стражники с облегчением разбежались. Стараясь не шататься, Катьяни встала и вложила кинжал в ножны. Она подобрала сломанный лук и колчан. Это были единственные из ее вещей, которые прежде принадлежали Дакшу.

– У этой истории нет начала. Она просто длится и длится и уходит в прошлое бесконечно далеко.

– Давай, Катьяни.

Хранитель закатил глаза.

Дакш вложил свою стрелу обратно в колчан и протянул ей руку.

Габриэль понял, что выпил слишком много.

Этот незначительный жест наполнил ее невероятным теплом. Она вытерла руки о тунику, закинула лук и колчан за спину и схватилась за предложенную им руку – не потому, что без этого не взобралась бы на стену, а потому что хотела почувствовать его руку в своей.

– Ладно. Помните битву при Лиссен Карак?

Они перелетели через дворцовую стену.

Прямо за спиной у Красного Рыцаря расхохотался Том Лаклан. Габриэль Мурьен кивнул, и погонщик Лаклан – семифутовый гигант, одетый в серое и клетчатое, украшенный широким серебряным поясом, вооруженный мечом длиной с пастуший посох, – зашел за стойку.

– Почему ты пошел за мной? – спросила она, страшась его ответа, но в то же время отчаянно в нем нуждаясь.

– Мы все помним битву при Лиссен Карак. Славное было дело.

– Позже, – сказал он отрывисто, и она поняла. В конце концов, они были на вражеской территории. Она вытащила волосы из вонючего тюрбана, сорвала с себя грязную тунику и вместе с Дакшем побежала на другую сторону крепости. Вокруг них на землю падали огромные градины, но, несмотря на это, они добрались до крепостной стены невредимыми.

Габриэль пожал плечами, угрюмо улыбнулся и указал на прикрытую стеклянным колпаком свечу на буфете. Вокруг огонька порхал десяток мотыльков разного размера.

Дакш привел Катьяни в заднюю часть крепости и, прячась от проходящего патруля, укрыл за лестницей. Она стояла, почти касаясь его груди своей спиной, и его рука лежала у нее на плече, а его дыхание согревало ее щеку. Эмоции Катьяни сейчас были такими же спутанными, как и ее волосы.

Прямо в толпе Мэг ощутила притяжение силы. Она напряглась.

Когда стражники прошли мимо, Дакш подбежал к парапету и наклонился, словно проверял что-то. Озадаченная, она последовала за ним.

Он стоял на чистом новом мозаичном полу своего Дворца воспоминаний. Пруденция снова оказалась на своем постаменте, и на этот раз ее статуя была вырезана из теплой слоновой кости, а не из ледяного мрамора. Черты лица выглядели более подвижными, чем были в его юности, а волосы остались такими же – черными с проседью.

– Все еще здесь, – доложил он. – Ты первая.

В глубине души он понимал, что сейчас это всего лишь симулякр, а не воплощенный дух, но таков был последний дар магистра Гармодия, и ему нравилось на время возвращать ее.

Она посмотрела вниз. Очевидно, Дакш пришел более подготовленным, чем она. Он набросил на зубец петлю веревки и использовал ее, чтобы залезть наверх. Гораздо более простой путь, чем был у нее. Катьяни спустилась по веревке, стараясь как можно меньше травмировать раненую руку. Дакш последовал за ней. К тому времени, как он достиг земли, град прошел, хотя деревья все еще кренились под напором сильного ветра. Она вновь поразилась силе, вызвавшей такую бурю.

– Immolate tinea consecutio aedificium[2], - сказал он.

– Мы не можем воспользоваться лестницей, – коротко сказал он, осматривая окрестности.

Пруденция нахмурилась:

– Я знаю другой маршрут, – сказала она. – Правда, он займет больше времени.

– Слишком… драматично.

Она повела его через лес по козьей тропинке, которую помнила с детства. Заросшая сорняками и заполненная коварными обваливающимися камнями, она змеилась между деревьями, круто спускаясь по склону. Они вчетвером часто играли здесь в прятки. От воспоминаний о тех беззаботных временах Катьяни стало больно. Все это ушло навсегда. Но, по крайней мере, у нее все еще был Дакш. Странно было идти с ним по этому пути, полному призраков ее детства.

Он пожал плечами.

Буря утихла, но тьма была непроглядной. Дакш налетел на нее и пробормотал извинения.

– Я известен своим высокомерием и склонностью к ярким поступкам. А он слеп и, если мне повезет, припишет происходящее как раз моему высокомерию. Представь, что это дымовая завеса для нашего гостя. Если он вообще появится.

– Возьми меня за руку, – сказала она, оживляясь. – Так мы пойдем быстрее.

Костяные мышцы не шевельнулись, но каким-то образом стало ясно, что она дернула плечом. Возможно, дело было в неодобрительном фырканье.

Жаль, что было слишком темно, чтобы она могла разглядеть выражение его лица, но после этого они действительно пошли быстрее. Она крепко держала его за руку, удивляясь тому, что он вернулся за ней. Что заставило его передумать?

– Катерина! Фалес! Искандер! – тихо сказал он, и Дворец воспоминаний закружился вокруг него.

Прямо рядом с головой Катьяни пролетела большая белая сова, и девушка чуть не упала. Дакш поддержал ее, схватив за плечо.

Главный зал Дворца был выстроен – или вспомнен – в виде купола, который поддерживали три ряда арок. Между ними в нишах стояли статуи разных важных людей. Последний год практики отточил навыки Габриэля и позволил добавить еще один ряд.

– С тобой все в порядке? – спросил он полным беспокойства голосом.

Это был уже третий раз, когда он задавал подобный вопрос в такой момент, когда она не могла ответить честно, потому что от правды у него дым бы повалил из ушей.

Внизу стояли тринадцать святых, основа его силы: шесть мужчин, шесть женщин и андрогинный Святой Михаил между ними. Выше святых шел ряд философов, которые скрасили дни его юности, – древние мыслители разных времен и школ. Теперь же над ними встали еще тринадцать статуй, родом из нынешних времен: шесть мужчин, шесть женщин и одна неясная фигура в плаще. Их установил Гармодий, и у Габриэля имелись кое-какие соображения по поводу того, кого изображали эти статуи. Он знал святого Аэтия, который убил императорскую семью, знал короля Жана ле Прё, не пустившего ирков в Этруссию после гибели Архаического мира, знал императрицу Ливию и Аргентию, воинственную королеву Иберии.

Дакш, пусть я и самая невезучая девушка в мире, но когда я вот так держу тебя за руку, то понимаю, что ни за что не променяла бы свою жалкую судьбу ни на какую другую.

Когда он называл имена, статуи шевелились. Точнее, шевелился весь ряд, в котором стояла названная статуя. Наконец все три ряда заняли правильное положение над гигантским талисманом, который охранял зеленую дверь в конце зала. Недавно тут появилась вторая дверь, прямо напротив первой, – маленькая, красная, с решеткой. Он знал, что за ней, и предпочитал не приближаться. В пол перед постаментом Пруденции был вделан бронзовый диск с серебряными буквами и небольшим рычагом. Габриэль сам его придумал и надеялся, что использовать его никогда не придется.

– Совы к удаче, – сказала она вместо этого, увлекая его за собой.

– Рыбы, – сказал он.

– Я об этом не слышал, – серьезно сказал Дакш. – Разве суеверие не говорит об обратном? Что уханье совы означает неминуемую смерть?

Под самым нижним рядом статуй тянулся пояс, бронзовый на вид, отделанный рельефами, золотом, серебром и эмалью – украшения изображали тринадцать созвездий зодиака. Пояс тоже повернулся, но в другую сторону.

Какой зануда.

Солнечный свет прошел через огромный кристалл, встроенный в купол, коснулся созвездия рыб и обратился золотым лучом.

– Один крик означает неминуемую смерть, два крика к удаче, – сказала она. – Я услышала два.

Зеленая дверь отворилась. За ней сияла решетка, будто сделанная из раскаленного добела железа. Из-за решетки разливалось зеленое свечение, которое затопило весь зал, не затмив, впрочем, золотого луча.

Он довольно ухмыльнулся и…

…щелкнул пальцами. Порхавший по залу мотылек рухнул на пол.

– Неплохо, – рассмеялась Сара, – а как насчет мышей?

Ее четырехмесячный сын жадно посмотрел на мать и попытался нашарить ртом сосок.

Габриэль рассмеялся.

– Как я уже говорил, магистр, который нынче зовет себя Шипом, а когда- то звался Ричардом Планжере, вел армию Диких к Лиссен Карак. Он собрал всех своих союзников: западных боглинов, каменных троллей, золотых медведей из горных племен, незамиренных озерных ирков, виверн и Стражей. То бишь всех Диких, которых легко заманить обещаниями. Он даже сумел увлечь за собой сэссагов из Великого дома, которые живут в Стране Тыкв, к северу от Внутреннего моря.

– И они убили Гектора! Да падет на их головы гнев Господень! – Ненависть Сары к убийцам мужа пылала ярче ее волос.

– Не могу с тобой согласиться, милая, – сказал Красный Рыцарь. – Шип – их гость. Они оставили его у себя. И к тому же сэссаги и Хуран могут считать нас убийцами и захватчиками, отобравшими их землю.

– Это было тыщу лет назад! – сплюнул Плохиш Том.

Габриэль пожал плечами. У него за спиной сэр Алкей играл на древней кифаре и исполнял древнюю песню странным бесплотным голосом. Он пел на высокой архаике, и воздух вокруг него светился от потоков силы.

Сэр Майкл пролез под стойкой и нашел себе местечко. Кайтлин, его жена, была на сносях и едва могла ходить вперевалку, поэтому уже спала в одной из лучших кроватей трактира. Изюминка – то есть госпожа Элисон – многозначительно смотрела на горца, пока он не раздвинул людей и не освободил ей местечко у себя под боком.

Когда она проходила мимо, он сделал естественное, но весьма неразумное движение – попытался ее приобнять. В следующее мгновение он увидел прямо перед лицом жесткие дубовые доски. Ее возлюбленный, граф Зак, переступил через поверженного горца и навис над стойкой.

Горец вскочил, закипая гневом, и обнаружил рожу Плохиша Тома на расстоянии вытянутой руки. Он вздрогнул.

Том держал в руках полный кувшин эля.

– Пей давай, – велел он.

Хранитель мрачно оценил вторжение альбанцев, которое начало угрожать бесперебойной подаче эля.

– Я разве не отвел вам отдельный зал? – спросил он у капитана.

– А ты хочешь услышать мою историю? – поинтересовался тот.

– Я слышал только один, – ответил он.

Ей хотелось его встряхнуть. Почему они говорили о совах? Минуту она шла молча, и она обдумывала события последних нескольких часов: смерть двух свидетелей, признания Таноя, ее битва с Бхайравом и, как и прежде, отсутствие каких бы то ни было доказательств. Прямо сейчас все, на что она могла опереться, – это ее собственные логические рассуждения.