– Да, согласна, что Осетрова из виду упускать нельзя. Слишком все как-то тесно закручено вокруг него. Да и умолчал он про штрафы, которые приходили ему за езду Паршиной на его же машине. Надо вызвать его еще раз на допрос.

– У него в доме надо произвести обыск, – подруливая к своему месту на стоянке перед отделом, сказал Гена.

– Основания? – покосилась она хмуро в его сторону.

– Найдутся основания. Вон, смотри, наш гений летит навстречу. Не иначе что-то удалось узнать.

Гением они называли молодого выпускника Полицейской академии – Гришу Ростова. Он сам себе выбрал профессию, вопреки воле родителей, желающих видеть его бизнесменом. И ни разу никто из его коллег не пожалел о его выборе. Он просто творил чудеса!

– Товарищ подполковник! – крикнул Гриша, подбегая с листом бумаги. – Мне удалось узнать, с кем вчера была в кафе погибшая с половины одиннадцатого до часу дня.

– И с кем, Гриша? Доброе утро, – приветливо улыбнулась Аня молодому сотруднику.

– Доброе утро. Здравствуйте, товарищ подполковник, – он глубоко вдохнул, восстанавливая дыхание. – Извините… Она была с Осетровым Валерием Павловичем.

– Не может быть! – воскликнула Аня.

– Ничего себе поворот. Я так и думал, – покивал Гена.

– Но он мог просто там пить кофе и…

– Никак нет, Анна Сергеевна. Когда установили местоположение их телефонов, я позвонил одному своему приятелю. Он там работает менеджером. Он по моей просьбе просмотрел записи с камер и переслал мне их. Погибшая Иванова совершенно точно сидела за одним столиком с художником Осетровым.

– Ну, допустим, – она покусала губы, которые, как всегда, забыла подкрасить с утра. – Посидели, поговорили. Выпили кофе и разошлись в разные стороны.

– Никак нет, товарищ подполковник, – виновато глянул Гриша, словно сам что-то натворил. – Ушли они одновременно. И направились в одну сторону. Мой приятель мне записи со всех камер прислал. И с той, которая бьет на парковку, тоже.

– И что там случилось на парковке? Не томи, гений! – нервно прикрикнула на него Аня.

– Там ничего такого не случилось сверхъестественного, Анна Сергеевна. Как сели в машину, не видно, но… Ушли они вместе.

Глава 11

– Что ты мямлишь, подполковник?! – глянул на нее исподлобья Якушев, оставив ее после совещания в своем кабинете. – Доложить по форме не можешь?

– Я докладывала, товарищ полковник, что за Осетровым выехала группа, но его не оказалось дома.

– О как! Не оказалось дома! А почему? – его голос стал тихим, шелестящим, как шорох опавших листьев под ногами. – Хочешь, скажу?

Анна молчала, стоя навытяжку у двери. Там ее остановил окрик полковника Якушева. Там она до сих пор и стояла, поскольку команды присесть за стол не было.

– А потому, что ты не верила, что художник Осетров причастен. И водила следствие кругами вокруг его персоны. – Якушев откинулся на спинку кресла, прищурился в ее сторону. – Может, потому, что завела роман с фигурантом?

– Никак нет, товарищ полковник. – тихо возмутилась Аня. – Никаких личных отношений с фигурантом я не заводила.

– Но в кафе «Страус» ты с ним ходила? Кофе пила, сидя напротив за столиком?

Она промолчала, катая в голове, кто ее мог выдать? Гена не мог, он не знал. Даже если бы и знал, не стал бы «стучать» на нее начальству. Даже из вредности. Ольховцев? Он опрашивал сотрудников кофейни. Они могли вспомнить. А если не вспомнили, записи с камер услужливо предоставили информацию.

Неужели Ольховцев доложил?

– Не надо плохо думать о своих подчиненных, – сложились догадливой улыбкой тонкие годы Якушева. – Я потребовал записи с камер «Страуса». И сам их просмотрел. Интересно было наблюдать…

– За чем? – вырвалось у нее.

– За тобой, Аня.

Якушев встал с места и медленным шагом двинулся к двери. Дошел до Анны, встал совсем близко. Ноздри ей тут же защекотал аромат его мятного ополаскивателя для рта. Ей всегда казалось, что он им злоупотреблял.

– Чем так хорош этот художник, Смирнова? Чем он лучше меня?

Его сощуренный взгляд ей не нравился. И сам Якушев ей не нравился тоже. И его пристальное внимание после ее развода раздражало.

– Я не привыкла кого-то в чем-то сравнивать, – она сделала осторожный шаг назад, спина тут же уперлась в притолоку. – Тем более своего руководителя с фигурантом дела.

– Я мог бы быть тебе не просто руководителем, Смирнова. Я мог бы быть тебе близким человеком. Но ты все время воротишь от меня нос.

Якушев был очень высоким. Он возвышался над ней на голову. Стоял слишком близко. Дышал в лицо мятным перегаром. Ее замутило.

– Простите, товарищ полковник, но мы уже все обсудили. Полгода назад, – напомнила ему Аня.

Ловко вывернулась и встала боком, уперлась плечом в дверь, чтобы удрать при первой возможности.

– Да, помню, – он понял язык ее тела, нехорошо хмыкнув, вернулся на свое место. – Ты просила дать тебе подумать. Я жду, жду, а ты тем временем…

Она молчала. Оправдываться не собиралась. Не за что! Она еще полгода назад решила: станет настаивать – прямо скажет, что он ей не нравится. Но полковник вел себя смирно. Не приставал. Не пытался прижать. Сегодня что-то его разобрало.

– А ты тем временем крутишь хвостом не пойми с кем! – все никак не унимался Якушев. – И в чем дело-то, Ань? Я вдовец. Ты в разводе. Никаких преград. Я на пенсию не сегодня завтра уйду генералом. Свое место тебе согрею, а ты…

Она снова не нашлась, что ответить.

– В общем, я так решил… – он чуть приподнялся с кресла, уперев кулаки в стол. – Коли ты – одинокая баба – не желаешь отвечать мне взаимностью, то…

– Мы с Геной помирились, Иван Ильич, – выпалила она, не дав договорить Якушеву.

Она же догадывалась, что он сейчас скажет. Он предложит ей написать рапорт о переводе. А она не желала уходить, вот! Ее здесь все устраивало: и коллектив, и то, что работа недалеко от дома, да и должность начальника отдела ей никто не подарит, переведись она прямо сейчас.

– С Геной? С Сидоровым? Помирились? – Якушев выглядел ошарашенным. – И когда успели? Он же жил с этой… Ну, которую убили…

– Аллой Ивановой, – подсказала Аня. – Он ушел от нее.

– О как! И когда успел? – недоверчиво улыбался начальник.

– На днях, – не стала она вдаваться в подробности. – Мы решили с ним снова попробовать. Начать все сначала.

– А это не он ее, а, Смирнова? – с противным хохотком поинтересовался Якушев. – Убил, потому что надоела. Потому что к тебе захотел снова вернуться. Как тебе такая версия, подполковник?

– Никуда не годится, Иван Ильич, – она толкнула плечом дверь, слегка приоткрывая. – У Сидорова на весь день алиби. И на вечер тоже. И на ночь.

– Ну с ночью-то понятно. Ладно… Иди ищи своего мазилу. Не найдешь – стружка полетит с тебя, как с Буратино. Свободна…

По коридору до своей двери Аня летела с красным лицом. Она чувствовала, как горят ее щеки, зеркала не надо было. Кто-то ее приветствовал. Кто-то с удивлением смотрел ей вслед. Она не видела ни людей, ни стен, двигалась на инстинкте.

– Ольховцев где? – выпалила она, влетая в кабинет.

– Все еще в «Страусе», снимает показания. Изымает записи по протоколу. Все как положено. – Гена с изумлением рассматривал ее со своего рабочего места. – Что-то случилось? Ты чего такая вся?

– Какая? – Аня рухнула в свое рабочее кресло.

– Красная! Тебя словно кипятком облили. Влетело от Якушева? Чего он тебя оставлял?

Она молчала минуту, размышляя: рассказать или нет, рассказать или нет?

Умолчит – Якушев у него спросит, а Гена удивление изобразит. И тогда будет только хуже. Расскажет – Сидоров того и гляди сегодня вечером в койку к ней попросится.

– Блин! – стукнула она ладонью о стол. – Как же вы меня все достали! Блин!

– Понятно, – скрипучим голосом отреагировал бывший муж. – Опять приставал с непристойными предложениями?

– Ты знал?! – ошарашено вытаращилась на него она.

– Не знал. Догадывался. Очень подробно он расспрашивал меня однажды о нас с тобой. Что, как, насовсем разбежались или что?

– В тему дня, Сидоров, – перебила его Аня, хмуро рассматривая симпатичную физиономию, которую еще неделю назад не хотела даже вспоминать, не то что видеть. – Я ему сказала, что мы снова вместе.

– А мы вместе? – Конечно, этот гад обрадовался. – Я могу уже считать себя твоим мужем? Снова могу?

– Нет, – прервала она его веселье. – Просто он меня уже достал своим предложением. И ладно бы непристойным! Тут я еще могла бы пободаться. Он замуж меня тащит!

– Ну-у, это он не подумал. Не взвесил все досконально. Какая из тебя жена генерала? – Многие были в курсе, что начальник ждет очередное звание, Гена тоже знал. – Если ты сама генерал! Хозяйка так себе. Его грядки в загородном доме сорняком зарастут. И цветы завянут. Надо бы раскрыть ему глаза на все это. И еще, самое главное…

– И что же?

– Ты совершенно не умеешь готовить! Вот как ты вчера жарила мне яичницу, а?..

Аня понемногу успокаивалась. Генка, хоть и сволочь, но все же своя сволочь, проверенная. И он ее не сдаст.

– Ладно, заканчивай веселье, – проворчала она. – Что у нас в сухом остатке?

– У нас две жертвы с идентичными признаками убийства. Только одной удар ножом пришелся по ключице. Обе были знакомы с Осетровым, что дает нам право рассматривать его как подозреваемого. К тому же он подался в бега, что подозрение только усиливает. К тому же некто, напавший на тебя с целью совершить убийство, приехал в твой двор на его машине. То есть на машине, до сих пор оформленной на него.

– Это лишь предположение, – вяло отмахнулась Анна и осторожно тронула полоску пластыря на лбу. – Тот, кто приехал на его машине, мог просто сидеть и наблюдать, как на меня нападают. Любоваться, так сказать. Мог вообще мимо ехать. Мог и маршрут совпасть, как в ситуации с Паршиной. Твоя Алла думала, что Паршина за мной следит. А она просто ездила привычной дорогой. Меня в этой связи другой вопрос интересует: кто ездит на этой машине сейчас? Доверенность была выдана на Паршину Лидию. Она мертва. Кто катается на тачке?

– По закону, никто не может, кроме хозяина. Если только…

Гена смотрел на нее удовлетворенно-проникновенно. Вот нравилось ему, что все сходилось на Осетрове. Убей нравилось!

– Если только он не оформил генеральную доверенность еще на кого-нибудь. А?

– Оформил и промолчал. Почему? Что за фокусы?

Ей было очень неприятно, что человек, которому она позволила написать свой портрет, с которым общалась довольно тесно, вдруг оказался таким лжецом. И это она еще не спешила его в убийцы записывать. Тогда вообще…

– Что с обыском в его доме?

– Обыск в доме Осетрова состоится примерно через полчаса, – взглянул Гена на свои наручные часы.

– Почему именно через полчаса? – не поняла она.

– Потому что именно столько времени нам понадобится, чтобы доехать до коттеджного поселка, где он построил себе дом по собственному проекту. Едем?

– А ордер?

– Уже у меня. Пока ты с Якушевым расставляла точки с запятыми, я его получил.

– А группа? Эксперты и…

– Все уже в машине, ждут команды.

– Едем, – скомандовала Аня, вскакивая с места.

Они доехали даже раньше, не через полчаса, а через восемнадцать минут. Воспользовались служебным положением и включили мигалку. Гена пригласил понятых из соседей. Аня пошла по участку. В дом еще успеет. Ей надо сначала здесь, на улице, осмотреться.

Обычный участок. В меру ухоженный, в меру зеленый. Где-то срочно требовалось прополоть сорняки – газон паршивел. Где-то нужен был полив. Полог огромного красного зонта покрылся пылью. Хозяин давно не складывал его, не промывал из зеленого резинового шланга. Тот валялся в дальнем углу у забора, свиваясь неправильными восьмерками.

Он всегда так валялся, Аня помнила. Осетров признался, что каждый раз сворачивать шланг для него обременительное и нудное занятие. К тому же лишенное смысла. Шланг все равно будет размотан на следующий день.

Аня тогда его про себя поддержала. Она бы точно не стала этого делать. И на даче навсегда избавилась от шлангов, устроив систему полива по часам из труб.

Она ходила и ходила и все не могла понять, что ищет.

– Эй, ребята, – громко позвала она, встав возле груды досок – большой, почти достающей ей до груди.

На ее зов прибежали Гена и Ольховцев – он присоединился к ним по дороге, закончив все дела в кофейне «Страус».

– Что случилось? – обеспокоенно глянул на нее бывший муж.

– Это надо разобрать, – указала она пальцем на доски, набросанные кучей кое-как. – В доме что-то нашли?

– В самом доме ничего важного. Все чисто, почти стерильно, – доложил Ольховцев. – Джип в гараже. Тоже вычищен до блеска.

– В мастерской есть интересные вещи. – Гена встал перед кучей досок, озабоченно потирая подбородок. – Твой портрет, например. Когда же ты успела ему попозировать, подполковник Смирнова?

– Я знала, что он писал мой портрет. Но я не позировала. Он писал с моей фотографии.

– И ты разрешила? – уточнил он с неприятным выражением лица.

– Разрешила.

– Зачетно, Ань! – фыркнул Гена со злостью. – Ты позволила фигуранту писать свой портрет.

– Он мог сделать это и без моего разрешения! – огрызнулась она.

– Но фотографировать-то ты себя ему позволила! – еще злее выпалил он.

– И Аллу Иванову он тоже фотографировал, – неожиданно вставил Ольховцев. – Это я и на записях видел. И официант подтвердил. На телефон фотографировал. И насколько мог слышать официант, Осетров уговаривал Аллу на портрет.

– Ее портрета нет, – хмуро глянул на Ольховцева Гена. – Как нет и набросков с пурпуром. В котором он якобы перепачкал руки.

– Когда бы он успел? – округлил глаза Ольховцев. – Только вчера фото сделал в кафе. Потом его сразу к нам в отдел, а потом он сбежал.

– Ага, при этом успел убить Иванову, сбрить ей волосы, измельчить их… – он пнул нижнюю доску. – Что мы тут должны найти, подполковник?

– Что-то, что не дает мне покоя. Раскидывайте…

Они нашли эту машинку! Не слишком большая: семьдесят на семьдесят сантиметров, она уместилась в картонную коробку из-под какой-то бытовой техники. Не разобрали какой – название давно стерлось. Но вот в том, что машинка была для утилизации садового мусора, сомнений не возникло.

– А вот и волосы. Чудом остались. На барабан намотались, – бубнил эксперт Рома, выкладывая тонкие белые волосы в герметичный контейнер.

– Это волосы Аллы! – ахнул шепотом Гена, и его затрясло. – Сволочь! Гад! Найду… Ты видела эту машину, Ань, в его саду, да? Видела раньше?

– Нет. Не видела, хотя и гуляла по саду.

– Тогда почему заставила нас эту свалку разгребать?

– Потому что ее раньше здесь не было, – она пожала плечами и глянула на Рому, сидевшего перед садовым инвентарем на корточках. – Что с отпечатками пальцев, Роман?

– А вот отпечатков-то и нет, товарищ подполковник. Ни единого. Машинку тщательно вымыли. Наверное, из того вон шланга.

Аня в три шага оказалась у забора, схватила конец шланга с навинченным краном.

– Шланг сухой! Роман, взгляни потом.

Эксперт кивнул согласно, собирая что-то в пробирку.

– Что там еще? Кровь? – нахмурилась Аня так, что ранка на лбу заныла.

– Вода. Капли воды, которой обмывали это замечательное устройство. Решил собрать. Мало ли где ее обмывали. Может, из-под крана, может, из шланга… – Он как раз подошел, присел и рассматривал теперь шланг через лупу. – Если и из шланга, то точно не из этого. Этим не пользовались минимум неделю. Сообщу о результатах после анализа.

– Роман, в доме следы замытой крови имеются?

– Не обнаружено, – ответил тот меланхолично.

– Ну хоть что-то есть? – спросила Аня, бросив взгляд исподлобья в сторону Гены.

Тот все еще стоял столбом возле садового инвентаря и не сводил взгляда с барабана, на который намотались волосы Аллы. Кулаки сжаты, щеки бледные, губы крепко сжаты.

Что творилось сейчас в его душе, можно было только догадываться. Винил ли он себя в том, что так несвоевременно ушел от Аллы? Считал ли, что она осталась бы жива, не уйди он посреди ночи? Когда-нибудь он непременно об этом ей расскажет.

Но Гена высказался уже через минуту. И сказал совсем не то, что Аня предполагала.

– Алла была помешана на своих чувствах, – проговорил он, когда Аня повела его в мастерскую осмотреть все снова и вместе.

– К тебе?

– Да. Это было что-то ненормальное. Поэтому она и за тобой следить начала. – Он не смотрел на нее, он глядел себе под ноги, будто боялся споткнуться. – Я тут подумал… А что, если она начала и за Осетровым следить? И их встреча в кофейне не случайна? Может, видела вас как-то вместе. Может, из новостей что-то узнала. И решила за ним проследить. Что-то обнаружила и… Черт!

Он все же споткнулся и встал, уткнувшись лбом в стену на пороге мастерской художника. Плечи его пару раз вздрогнули.

– Прости, Ань! Жалко ее! И гадко от себя… Знаешь почему?

– Потому что оставил ее? – Она уже ходила по мастерской, внимательно рассматривая образцовый порядок.

– Нет, не поэтому. – Он глянул на нее и шагнул следом. – Потому, что засыпал вчера на наших простынях почти счастливым…

В отдел они возвращались на разных машинах. Аня так захотела.

– Вот я так и знала, что подобная фигня произойдет! – вспыхнула она, сразу как он признался. – Как у тебя все просто, Сидоров! Разбил мне сердце, потом разбил его Алле, отряхнулся – и все, уже готов к новым отношениям. Зашибись!

– Отношения-то, к слову, старые, – поправил он ее, отворачиваясь.

– Тех отношений больше нет! – довольно грубо оборвала его Аня. – И нас с тобой тех – прежних – больше нет тоже. Ты очень старался, чтобы так было. И теперь… Твоя девушка в морге, убита, а ты пытаешься все наладить со мной. Да, Сидоров, согласна: от тебя в самом деле гадко…

До конца дня они больше не пересеклись ни разу. Она работала с уликами. Писала отчет. Докладывала Якушеву. А он сначала опрашивал соседей Осетрова, которые ничего, как водится, не видели и не слышали. А потом поехал на квартиру к погибшей Паршиной.

Очень ему хотелось поговорить с ее подругой – Аленой. И узнать ответ на один-единственный вопрос: почему она врет?

Глава 12

– И ничего я не вру, – неуверенно возмутилась Алена, встретив его на пороге арендованной Осетровым квартиры в трусах и лифчике. – Не было у Лидочки никакого ухажера.

– То есть как не врете? А то, что вы живете в чужой квартире…

– Я ее арендую, – перебила она его, отступая в прихожую.

– Вы? Серьезно? И договор вами подписан? И оплатили вы ее на два года вперед? – он вошел в квартиру без приглашения, прикрыл за собой дверь.

– Какая разница, кто оплатил! – тихо возмутилась Алена.

Она запустила руку в узкий шкаф в прихожей, вытащила оттуда тонкий, прозрачный халатик, набросила на себя, подвязав пояском.

– Жили вместе с Лидией Паршиной в квартире, которую сняли для нее. Может, она вам настолько помешала, что вы ее…

Договорить она ему не дала, расхохоталась.

– Ага! Для того, чтобы пожить год одной здесь, я ее взяла и убила. Чтобы потом пожить на зоне полтора десятка лет! Так, что ли? Что за бред вы несете, товарищ полицейский? – она махнула ему рукой в сторону кухни. – Входите уже. Кофе вам, что ли, сварю…

От кофе он отказался, но на кухню пошел и основательно осмотрелся, пока она убирала постель в комнате.

Комплектов посуды в кухне было три! Три чашки в мойке, по три тарелки: для первого и второго. Вилок, ложек и ножей столько же. И три недорогих стеклянных бокала под вино.

– Кто еще с вами жил? – спросил он сразу, как Алена вошла в кухню.

Она и не подумала переодеться. Так же щеголяла в прозрачном халате. На его осуждающий взгляд вообще не отреагировала.

– Никто не жил, – подергала она плечами, усаживаясь на подоконник.

– Так…

Гена с силой стиснул челюсти, у него нервы тоже были не железные, особенно теперь, поэтому он сильно повысил голос. Точнее, заорал на нее:

– Если ты сейчас не будешь отвечать нормально, я тебя отвезу в отдел! И там посидишь у меня на нарах.

– Чего это? – она даже не испугалась и не удивилась почти.

– Чтобы говорила правду!

– Я и говорю: с нами никто не жил.

– Кто третий?! – он распахнул дверцу посудного шкафа и легонько вдарил кулаком по тарелкам.

– Ах, это… – она слегка улыбнулась. – Третий комплект – это Митькина посуда.

– Кто такой Митька? – чуть тише, но все еще плохо контролируя бешенство, спросил Гена.

– Митька – он же Дмитрий, он же Митрич, он же… В общем, это ее старый друг по детскому дому.

– Друг Паршиной?

– Ага. – Длинные голые ноги Алены, свисающие с подоконника, изящно скрестились в щиколотках и закачались. – У Лидки никого, кроме него, не было. В плане родни. У него тоже. Они еще с детства в детдоме подружились. С тех пор не упускали друг друга из виду. И пока она жила с художником, все время Митьке помогала. То деньгами, то с работой. Валера ее баловал. Ничего для нее не жалел. Вон и тачку подарил. Правда, оформить на нее не поспешил.

– Наверное, чувствовал, что что-то с их отношениями не то, – предположил Гена.

И отошел на всякий случай подальше от подоконника. Алена мотала ногами с удовольствием, могла и его задеть.

– Ну… Как сказать… – наморщила она лоб, хитро щурясь. – Лида же не дура, чтобы хоронить себя со стариком. Пока можно было, доила на всю катушку. Как надоел, слилась.

– Расстались они, так я понимаю, по ее инициативе?

– Так точно. Валера бы ее никогда не бросил. Он ее любил. Долго ходил за ней после разрыва. Потом перестал. Устал. Весь ушел в работу. Вы знаете, он ведь какой-то новый метод смешивания красок изобрел. Что-то с пурпуром связано. Ему за эту краску хорошо платят заказчики. Рецепт держит в секрете. Лидочка попыталась разнюхать, но получила по носу.

– А ей зачем?

– Ну… Она себя тоже кем-то вроде художника считала. Хотя что я, что она – бездари обе, – и Алена снова беспечно рассмеялась. – Осетров все сделал, чтобы меня отчислили. Так гадко вел себя.

– Вы не пытались ему вредить?

– Так уже! – она хлопнула ладонями по подоконнику. – Живу в хате, которую он оплатил. Аренда еще на год. И главное – он сделать ничего не может. В плане – деньги вернуть или меня выгнать. Такой вот уговор у них с хозяйкой был. И я живу и наслаждаюсь. Хотя он и звонил мне, взывал к совести. Но!..

Она соскочила на пол с подоконника и медленно подошла к Гене. Довольно высокая, глаза ее были почти на уровне с его глазами. И в них она теперь смотрела со значением.

– Но я никогда бы не сделала Лидке зла.

– А Валера?

– Шутите! Он хоть и смирился с их разрывом, но звонил через день. Все сюсюкал и сюсюкал: ты покушала, горлышко не болит, почему опять за рулем нарушала – это же опасно. Он штрафы, прикиньте, за нее платил!

Если бы не платил, его бы судебные приставы за шиворот схватили, подумал Гена. Машина была оформлена на него.

– Кто сейчас ездит на ее машине?

– Митька. Он ключи забрал. И я видела пару раз его на Точке, – она все так же стояла очень близко и изучала его лицо вкрадчиво и беспристрастно. – Поясняю: Точка – это место такое, где бездари вроде нас с Людкой пытаются как-то заработать. Либо чьи-то картины народ там толкает. Либо краски перепродает. Она, к слову, там Валерины картины толкала не раз. Еще когда с ним отношения имела. И краски его особенные продавала. Вот там и получила заказ.

– Какой заказ? – он понял, но уточнить требовалось.

– Узнать секрет Валериного пурпура. Сразу оговорюсь: не знаю, кто хотел его секрет, но человек был настойчив.

– Мужчина или женщина?

– Мужик. Точно мужик. Лида говорила про него: достал. И еще говорила, что этот бес ее доконает и она на него Валере пожалуется. Но кто это – не знаю. У Валеры спросите, может, Лида на него и успела пожаловаться.

Осетров ничего такого не рассказывал. Но тому, что его руки были перепачканы по локоть чем-то красным, теперь нашлось объяснение. Они были в краске, Осетров не соврал. К тому же эксперты не нашли в его доме следов замытой крови. Значит, Алла была убита не там. И Лида тоже.

Гена записал продиктованный Аленой адрес Точки, где собирались несостоявшиеся художники, пробующие себя на роль менеджеров по продажам. Забрал у нее копию паспорта Дмитрия Пеклова – друга Лидочки по детскому дому.

– Совершенно случайно завалялась, – мотала Алена ксерокопией паспорта Мити. – Делала ему как-то несколько копий для трудоустройства.

– Он вообще чем занимается? – спросил Гена, внимательно изучая фото с паспорта. – Высокий, нет?

– Нет. Не высокий. Среднего роста. И размер ноги небольшой, – ответила она на его очередной вопрос. – А занимается всем подряд. И плотник, и пекарь, и слесарь, и аптекарь, как говорится. Умеет все! Даже, помню, подрабатывал на дачных участках. Кому газоны косил, кому сучья опиливал. Где живет, не спрашивайте – не знаю. У нас не жил. Просто в гости приезжал. Приходил. И Валерина посуда со временем стала его…

– До которого часа народ на Точке толкается? – спросил он уже в прихожей, куда Алена вышла его проводить.

– Если дождя или метели нет, могут до полуночи. Так что успеете, товарищ полицейский.

Он съездил туда. Далековато вышло, но оно того стоило. Нашел в толпе словоохотливого старика-художника, торгующего только своими произведениями.

Мужчина сидел на перевернутом ящике, застеленном белой бумагой, в белоснежных льняных брюках, тонкой рубашке лилового цвета без рукавов и в белой панаме. Картины висели на дощатом заборе за его спиной аккуратным рядом.

– Чтобы я доверил этим молодым продавцам свои картины? – ахнул он от первого вопроса Гены после того, как тот представился и удостоверение показал. – Да вы что, майор! Они с произведениями искусства даже обращаться не умеют! Могут выставить чуть ли не в грязь…

Про Осетрова старый художник слышал. Творчество его ценил. Но личную жизнь его назвал распутством.

– Так нельзя собой пылить, товарищ майор, – осуждающе качал головой старик, двигая панаму по голому черепу взад-вперед. – Ты либо художник и учитель, либо любовник. Совмещать все это сложно, даже невозможно. И крутить любовь со студенткой – неэтично, в конце концов!

– Его картины, я слышал, хорошо продаются?

– Мои не хуже, – ревниво отметил старик.

– И что-то я слышал о какой-то неведомой краске и…

– Вот тут да! Талант бесспорный. Валера всех обошел. Изобрел пурпур невероятного оттенка. Думаю, войдет в историю. Если, конечно, сумеет все это правильно и своевременно оформить.

– Я слышал, что желающих заполучить его секрет множество? Не можете назвать кого-то конкретно?

– Желающие все! – тихо рассмеялся пожилой человек, поправляя лиловую рубашку без рукавов и неожиданно вытирая о нее потные ладони. – Все, кто хоть как-то причастен к миру искусства. Я имею в виду художников.

– Но были и те, кто преследовал его девушку.

– О, тут я пас. Не тот возраст. И предложить за секрет нечего. Не так богат.

– А кто мог из присутствующих здесь? – Гена пристально всматривался в толпу, гомонящую, как на вещевом рынке. – Кого-то конкретно можете назвать? Из тех, кто уделял ей особое внимание?

Старик думал бесконечно долго. То и дело окидывал взглядом посетителей Точки. На ком-то его внимательный взгляд задерживался. По кому-то скользил без особого интереса.

– Вон там парочка стоит, видите? – осторожно кивнул он подбородком влево. – Он лохматый, огромный. Она бритая наголо, худая.

– Вижу.

Гена, не отрываясь, смотрел на молодую женщину с лысым черепом. В одном ухе у нее было огромное блестящее кольцо. Со второго свисала длинная серьга в виде полумесяца. Она выглядела не просто худой, а болезненно изможденной. Под глазами круги, лицо бледное до синевы. И ее голова…

– Вот эта парочка точно к девушке Валеры Осетрова не раз приставала. Случайно удалось услышать, как они обещали ей солидный гонорар за секретный рецепт его пурпура.

– Насколько настойчиво они к ней приставали? Их имена, фамилии вам неизвестны?

Старик назвал парочку семейкой Крыловых.

– Вообще не пойму, что они тут делают? – возмущенным шепотом заявил он. – Не художники, не торгаши. Будто время убивают, ей-богу! На что живут, тоже непонятно. Но живут на широкую ногу…

Поблагодарив старого художника, Гена направился к Крыловым. Но те, словно почувствовав неладное, неожиданно почти бегом кинулись с Точки на автомобильную парковку. И через пару минут, загрузившись в свой джип, уехали. Гена сфотографировал номер и тут же отправил его сообщением Ольховцеву с просьбой пробить адрес, телефоны и вообще «все-все-все».

Гена остановился у первого на пути кафе. Уселся в самом дальнем углу и заказал себе рыбные биточки с картошкой. Телефон лежал перед ним на столе с открытой телефонной книгой на номере Анны. Ему необходимо было ей позвонить и доложить о результатах, но он медлил.

Как ее передернуло, когда она упрекала его в том, что он недостаточно остро переживает гибель Аллы! А он переживал, между прочим. И сильно переживал. Просто при всех включал профессионала. Не рыдать же, ну, на глазах у коллег!

И в то же время он был рад, что ночевал в своей бывшей квартире. Да, рад! Потому что скучал по Анне все эти месяцы. Только вернувшись к ней под одну крышу, понял, как скучал без всего этого. Без ее необременительной неряшливости скучал так, что даже принялся копировать ее привычки, оставляя на столе недопитый чай. Без ее подгоревшей каши скучал и недожаренной яичницы. И ворчания ее ему не хватало.

Как он мог без этого всего жить, а? Зачем это нагромождение проблем ему было нужно? Ну, устали они с Анькой друг от друга. Ну, начали раздражаться по любому поводу. Ну, взрывались по пустякам. Так надо было пожить отдельно какое-то время. Взять тайм-аут, выдохнуть, вдохнуть. Не следовало бросаться сломя голову в новые отношения. А он ведь именно так и поступил. И семью свою загубил, и Аллу. Засранец!

Аня позвонила сама.

– Ты где? Есть результаты? Доложи! – спросила строго, как с подчиненного, а не с мужчины, с которым прожила пять лет.

– У Паршиной был друг детства. Верный и любящий, почти как брат. Он невысокого роста, размер ноги небольшой. Предположительно, после гибели Паршиной разъезжает на машине, подаренной Лидии Валерием Осетровым. Ключи, во всяком случае, забрал. И на машине приезжал на Точку…

Он подробно рассказал, что это за место. Зачем туда ездил и что узнал.

– Краска? Серьезно? – фыркнула Аня недоверчиво. – Считаешь, что он мог убить Лидию за то, что та пыталась продать его секрет? А Алла? Она за что пострадала? Патологоанатом считает, что обе девушки убиты одним человеком.

Она внезапно умолкла. И он понял, что у нее для него что-то есть. И она ждет его наводящих вопросов. Хочет, чтобы, как раньше, он догадался, прежде чем она откроет рот.

– А третья? – вырвалось у него.

– Бинго, Сидоров! – похвалила она его охотно. – Третья убита не так. Сходство лишь в обритой налысо голове и измельченных волосах на лице жертвы.

– Пять лет назад подробности нанесения ранений жертве не освещались нигде. Про волосы – было. Про то, как ее убили, – нет. Имитатор?

– И снова в точку, майор. Убийство первой жертвы имеет ряд существенных отличий. Что дает нам право предположить, что нынешние убийства – это имитация почерка другого душегуба.

– Которого мы так и не нашли, – обронил он с горечью. – До ядра землю рыли, и все пусто.

– Напомни, кто у нас тогда проходил подозреваемым по делу?

И снова вопрос был с подвохом. Что-то Анна знала, или догадывалась, или ей необходим был пинок, толчок, чтобы она додумала до конца.

– Подозреваемых было трое. Двое из них отбывают сроки наказания за другие преступления. А вот один… – Он тут же отчетливо вспомнил, как вчера это было. – Не может быть!

– И еще как может, Сидоров. – со странной усталостью отреагировала Аня. – Крылов. Тот самый, которого ты сегодня видел в обществе обритой наголо супруги. Ты веришь в такие совпадения, майор? И я не верю.

Она помолчала минуту, потом вдруг спросила:

– А ты вообще где?

– Пожрать заехал. Какое-то кафе на Смирнова.

– Знаю такое кафе. Там рыбу подают. Биточки из щуки – просто объедение.

– Их я и заказал. С картошкой, – признался он со смешком.

– Я тут недалеко. Сейчас подъеду. Продублируй свой заказ, пожалуйста. Я тоже поем…

Что она делала в девятом часу вечера так далеко от дома, он не стал спрашивать. Он просто был рад, что ее сейчас увидит.

Глава 13

Крылов держался высокомерно и уверенно.

«Тут одно из двух… – думала Аня, рассматривая мужчину, сидящего напротив. – Либо он непричастен. Либо настолько хорошо подготовил преступления, что не боится черта лысого. А как он мог подготовиться? А просто! Обложиться свидетелями, которые подтвердят его алиби».

– Где вы были?..

Она нарочно сделала паузу, словно пыталась найти в бумагах в папке нужную дату и время.

Она назвала точное время смерти Лидии Паршиной.

Крылов сдвинул широкие густые брови к переносице, глянул на нее с удивлением и спросил:

– Серьезно? Я должен вспомнить точно до минуты?

– Можно ограничиться часом. – Аня холодно посмотрела в его сторону. – И на вашем месте, гражданин Крылов, я бы так не радовалась.

– Так и не радуйтесь. У вас, видимо, и повода нет. Если вы меня притащили сюда, значит, вспомнили историю пятилетней давности. И значит, вам больше не за кого зацепиться. Так же, как и в прошлый раз, преступник не оставил вам подсказок?

Он над ней потешался? Он над ней потешался, гаденыш!

– Вы не ответили на вопрос, Крылов. Где вы были…

– Я был у жены в больнице. Она серьезно больна. И проходит лечение. И я почти все время рядом с ней. Держу ее за руку, – пояснил он, чуть наклоняясь вперед.

Его длинные волосы, спутанные, неряшливые, какого-то неопределенного грязного цвета, свисли на стол в переговорной. Лицо Крылова стало так близко, что ей удалось рассмотреть крохотные точки в его светло-карих глазах. И веснушки на переносице будто стали ярче. И крупные губы в трещинах.

– Кто может подтвердить ваши слова?

Она инстинктивно отодвинулась. Близость его крупного лица, заросшего щетиной, была неприятна. И еще изо рта Крылова несло перегаром.

– Жена – раз. Медсестра – два. Лечащий доктор – три.

Команда внушительная, сникла сразу Аня. И перешла к предположительному времени убийства Аллы Ивановой.

– Тот же ответ. Я был в больнице. – Крылов сел ровно. – Надеюсь, события пятилетней давности вы не станете ворошить? С меня хватило еще тогда! Если бы не адвокат…

Адвоката Крылов нашел маститого. Тот вымотал тогда нервы всему отделу, строча жалобы и обвиняя сотрудников в предвзятости и непрофессиональном подходе к подозреваемому. А как было Крылова не подозревать, если его обнаружили спящим в пяти метрах от места преступления? И руки у него были в крови жертвы.

Правда, потом, в ходе следствия, выяснилось, что Крылов попал на место преступления, уже когда жертва была мертва. Но он ведь мог убить ее загодя, отвезти туда, где обнаружили тело, и…

Версия рассыпалась пять лет назад. Крылов ушел от ответственности. И Анну посещало отвратительное подозрение, что то же самое случится и теперь.

– Понимаете, в чем дело, Станислав, – произнесла она после повисшей паузы. – Как-то невозможно подозрительно вы оказываетесь в поле зрения полиции в связи с происшедшим. В прошлый раз – пять лет назад – убитой оказалась ваша хорошая знакомая.

– Она оказалась хорошей знакомой еще полусотни человек, – фыркнул он, рассматривая Аню излишне мрачно. – И было установлено, что я никак не мог ее убить. Ну хватит вам уже!

– Сейчас убитой оказывается Лидия Паршина, к которой вы проявляли излишний интерес в связи с разработкой Осетровым новой краски. Он был ее сожителем целых десять лет.

– Да, но год назад они расстались, – неожиданно вставил Крылов, тут же смутился от собственной осведомленности и зачастил, зачастил: – Она сама об этом говорила. Многие на Точке об этом знали. Потому что многие к ней приставали с подобными предложениями.

– Выкрасть рецепт краски у Осетрова? – уточнила Аня.

– Да. А почему нет?