Бет Грир родилась в 1954 году. Значит, эта комната, ее детская спальня, оставалась такой же, как шестьдесят лет назад.

В некоторых семьях детские не трогают. Сохраняют кровать и книжный шкаф, даже когда ребенок вырос и живет отдельно. Моя мать ничего не меняла в нашей с Эстер комнате, пока родители не переехали во Флориду. Объяснялось это любовью и надеждой, что когда-нибудь эта комната понадобится внукам.

Но здесь дело было не в любви. В комнате маленькой девочки не стали ничего переделывать, потому что в доме хватало свободного места – много комнат и всего три человека. К ней не прикасались, чтобы не беспокоить Мариану Грир. А потом все осталось как было, потому что Джулиан и Мариана Грир умерли, а Бет на протяжении сорока лет не хотела ничего менять.

Что, черт возьми, не так с этим домом?

Я прошла мимо спальни дальше по коридору. Воздух был неподвижным, еще более плотным, чем внизу. Словно свежий воздух несовместим с этим домом. Следующая дверь, которую я открыла, вела в ванную, а дальше находилась комната с массивным письменным столом, на котором стояло пресс-папье, и кожаным креслом. Кабинет Джулиана Грира.

Озираясь, как вор, я шагнула внутрь, словно боялась, что хозяин кабинета может вернуться в любую минуту. Его сорок лет как нет в живых, напомнила я себе, подошла к столу и взялась за ручку одного из выдвижных ящиков. Помедлив секунду, сделала глубокий вдох и потянула.

Внутри лежали сигареты – «Винстон», в узнаваемой красно-белой пачке. Рядом массивная металлическая зажигалка. На столешнице – пустая пепельница.

Я отодвинула сигареты, которые оставил человек, мертвый уже несколько десятков лет, и взяла листок из бумажной стопки под ними. Счет за телефон от 3 января 1972 года со списком входящих и исходящих звонков.

Господи. Неужели за все эти годы Бет ничего не выбросила? Это какое-то отклонение, вероятно даже психоз. Как это возможно: выглядеть современной и модной и жить в этом музее? Как можно не спятить, когда сорок лет живешь в мавзолее своих родителей?

Под счетом за телефон лежал другой, под ним еще один. Мне показалось, что на третьем просвечивает надпись, сделанная на обороте. Перевернув счет, я увидела четыре слова, выведенные чернилами:

Я все еще здесь


У меня перехватило дыхание. Именно эти слова шептал голос в записи на телефоне. Перевернув еще два счета от телефонной компании, я увидела на их обороте те же самые четыре слова. И у меня мелькнула безумная догадка – эти слова я увижу на каждом листе бумаги, лежащем в письменном столе.

Выдернув телефон из заднего кармана джинсов, я дрожащими пальцами стала фотографировать рукописный текст. Вспомнив, как последнее интервью исчезло из моего смартфона, я сразу же отправила фотографии Майклу. Даже не сопроводив комментариями. Он знал, что я сейчас в доме Гриров.

Нажав «Отправить», я почувствовала дуновение холодного воздуха. Мне показалось, что я слышу тихий звук дыхания сразу за открытой дверью кабинета.

– Бет? – окликнула я.

Воздух стал еще холоднее, послышался тихий шорох. Опустив взгляд, я увидела, что все ящики стола выдвинуты.

Неловко попятившись, я обогнула стол и бросилась к двери. Она захлопнулась, но в щели между дверью и полом мелькнула тень. Но это были не ноги – что-то плавно скользило туда и обратно.

Я протянула руку, чтобы открыть дверь, и в этот момент кто-то постучал с той стороны. Бум. Бум. Я отшатнулась, телефон выпал из моей руки на пол, скользнул под стол. Стук не утихал, громкий и ритмичный, как будто стучался человек, но не совсем. Опустившись на четвереньки, я шарила под столом, пока не нащупала телефон. Потом оглянулась и увидела, что тень под дверью все еще движется. И это явно не человеческие ноги.

Я подтянула телефон к себе – на экране появилась трещина. Стук прекратился, в комнате наступила звенящая тишина. Я встала на колени и снова заглянула под дверь. Тень исчезла.

Телефон в моей руке ожил, и из динамика послышался голос:

– Я все еще здесь.

И тогда я вскочила и побежала.



Бет внизу не было. По крайней мере, в гостиной. На столике остался ее бокал с тающими кубиками льда.

– Бет! – крикнула я.

Наверху послышались шаги – по коридору в направлении лестницы.

Я схватила сумку и зажала ее под мышкой. Шторы в гостиной были задернуты, но я видела за ними какую-то тень – там, на лужайке.

Телефон в моей руке снова ожил. Включилась программа воспроизведения звука, и я услышала голос, похожий на старую запись или старый автоответчик.

– Что думаешь? – спросила женщина из-за разбитого экрана. – Она горькая или сладкая? Я никогда не могла понять. Иногда такая сладкая, а иногда… Нет, не люблю я об этом думать.

Мне хотелось бежать, но одновременно что-то притягивало меня к окну. Я шагнула вперед и резко раздвинула шторы.

За ними простиралась мертвенная лужайка и пустой океан. На краю обрыва спиной ко мне стояла девушка. Белокурая, стройная и молодая – подросток. В джинсах и блузке в цветочек. Ноги босые, волосы развеваются на ветру. Она замерла на секунду, потом наклонилась вперед и в шорохе ткани исчезла за краем обрыва.

Я закричала и ударила кулаком в стекло.

– Она может сильно злиться, – сказал голос из выключенного телефона. – Теряет над собой контроль. Думаю, тебе стоит оглянуться. Она спускается по лестнице.

За спиной послышались шаги. Я отвернулась от окна и стремглав выскочила из дома – через входную дверь на подъездную дорожку. Холодный влажный воздух ударил в лицо, словно пощечина. Не добежав до тротуара, я опустилась на землю, парализованная страхом; дыхание с шумом вырывалось из легких, в животе ворочался ком. Я смотрела на траву, на джинсы, промокшие на коленках, слышала крик птицы над головой. Где-то далеко проехала машина. Мир был занят своими делами.

Потом послышался звук шагов – кто-то шел ко мне по тротуару. Это была Бет. Она надела балетки и широкий плащ – не тот, из семидесятых, а поновее, темно-синий, дорогого бренда «Блуберри». На талии плащ был перетянут поясом и закрывал колени. В пасмурном свете она была похожа и на девушку с фотографий и из видеоролика на «Ютьюбе», и на женщину, которую я знала. Выражения ее глаз я понять не могла.

Подойдя ко мне, она опустилась на корточки, коснулась пальцем моей щеки, осторожно провела по коже, заправила выбившуюся прядь волос мне за ухо.

– Такой параноик, как вы, должен тщательнее выбирать друзей, – сказала она.

Дыхание у меня выровнялось. Страх не исчез, но желудок успокоился, тошнота прошла.

– Кто она? – спросила я Бет.

– Вы уже близко, – ответила она. – У вас столько вопросов, вы столько хотите узнать. Вы подошли ближе, чем другие. Вы почти закончили игру, Шей. Почти победили. Теперь просто включите мозги, чтобы понять остальное.

Бет встала и пошла назад к дому. Когда она поднялась по ступенькам, входная дверь перед ней распахнулась.

Бет вошла, и дверь со щелчком закрылась у нее за спиной.

Часть II

Глава 23

Декабрь 1977


БЕТ

Она пыталась убегать по ночам. Тайком, словно вор, выбиралась из дома, садилась в машину и объезжала спящий Клэр-Лейк. Но даже ночью ей не удавалось остаться незамеченной, когда ее большой «кадиллак» скользил по безмолвным улицам. После той ночи с детективом Блэком полиция почти всегда следила за ней, и во время ночных поездок Бет видела позади свет фар. Поэтому сдавалась и возвращалась домой.

Прошлой ночью ей удалось сбежать, и вернулась она почти в четыре утра. Напряжение убивало ее, и ослабить его мог только алкоголь. В два часа дня Бет лежала на диване, задернув шторы, с недопитой бутылкой вина, и рассеянно смотрела телевизор, когда зазвонил телефон. Она протянула руку к приставному столику и взяла трубку:

– Алло?

На том конце линии кто-то дышал в трубку. Еще слышался шум ветра и звук проезжающих машин, словно звонили из телефонной будки на обочине дороги.

Она сразу поняла, кто это. Знала, чей голос услышит, хотя не слышала его почти два года. Голос, который она искала. Голос, который ненавидела. Бет мгновенно протрезвела.

– Лили, – сказала она.

Голос в трубке был любимым и пугающим, чужим и знакомым, словно ее собственный.

– Они идут за тобой, – сказала Лили.

Полиция. Она имела в виду полицию.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Откуда ты знаешь?

– Они думают, что умеют быть незаметными. – В ее голосе слышалось отвращение. – Честно. Я видела их с дороги.

Бет села. Если Лили говорит о дороге, значит, она недалеко от дома.

Нет, этого не может быть. Но она проехала мимо. Пока Бет сидела на этом диване, пила и ждала, Лили проехала мимо и нашла телефон-автомат. Сколько раз она это делала, несмотря на то, что Бет столько дней ее искала?

– Ты сука, – сказала Бет.

– Может быть, но я стою здесь, а тебя скоро арестуют. Все это твоя вина, Бет. Ты могла бы это остановить.

Бет уже не была пьяна. Ничуть. К горлу подкатила паника.

– Я этого не делала. Это ты.

– Только потому, что ты меня заставила. – Лили вздохнула в трубку телефона. – Я даже оставила записку. Ты читала?

Конечно читала. Записку опубликовали все газеты.

Я горькая или сладкая? Женщина может быть и той и другой.

Какая ты сегодня, спросила бы Мариана, когда они были маленькими девочками. Горькая или сладкая?

И девочкам приходилось выбирать. Лили всегда выбирала горькую, отчего Мариана смеялась и качала головой.

Бет говорила, что она сладкая. Но Мариана не смеялась. Только кивала и говорила: «Как мило».

– Что тебе надо? – Бет вслушивалась в ее дыхание на том конце провода.

– Я хочу знать, что ты будешь делать, – сказала Лили. – Сбежишь? Расколешься? Заговоришь?

– Я могу им все рассказать.

– Расскажешь, как могла это предотвратить? – спросила Лили. – Ты искала меня, правда? Ездила по улицам, искала. Очень жаль, что ты меня не нашла. Надо было лучше стараться.

Да. Бет это знала. Но тогда она была в панике и пьяна и по какой-то причине думала, что у нее больше времени. Теперь время закончилось.

Кажется, это хруст гравия и глухой рокот мотора? Или нескольких? Машин в Арлен-Хайтс мало, особенно в середине дня. Полиция приближается, время Бет вышло.

Голос Лили звучал отчетливо и неторопливо, словно она знала, что Бет послушается, даже если полиция совсем близко.

– Ты не сбежишь, Бет, – сказала она. – И не заговоришь.

– Я тебя ненавижу. – Горло Бет сжимали спазмы, глаза щипало от слез.

– Нет, – возразила Лили. – На самом деле нет.

Бет положила трубку. В горле саднило, ладони чесались от пота. Нужно позвонить Рэнсому.

Снаружи донесся звук еще одной приближающейся машины. Лили была лгуньей, но в этом случае сказала правду. Бет арестуют за убийство.

Все это твоя вина, Бет.

Ты не сбежишь. И не заговоришь.

И вдруг, как и на допросе в полиции, страх мгновенно сменился злостью. Холодной, успокаивающей яростью.

Бет поднялась наверх и переоделась. Надела темные джинсы с высокой талией и кремовую блузку в коричневый ромбик, свою любимую. Красная помада. Кольца в ушах. Появились новые звуки – тихие голоса у торца дома. Лили была права: это смешно. Неужели они думают, что она сбежит? Интересно, куда она может пойти?

Бет надела туфли на высоких каблуках и в качестве последнего штриха – просторный плащ, перетянув его поясом на талии. Потом взяла сумочку, подошла к окнам в гостиной и раздвинула шторы.

Снаружи были люди. Копы в форме застыли в напряженном ожидании. Увидев ее, они удивились.

Бет помахала им рукой.

Потом спокойно подошла к входной двери и открыла ее. На лужайке тоже были копы. Коричневый «понтиак» остановился в конце подъездной дорожки прямо за ее «кадиллаком». Патрульные машины стояли дальше по улице. Потихоньку собирались соседи, а пресса уже была на месте: два репортера и два фотографа, снимавшие Бет в дверях дома. Подъехал фургон, из него вышла женщина-репортер, а вслед за ней телеоператор. Увидев Бет, женщина побежала к ней по дорожке на своих высоких каблуках, бросив телеоператора с его тяжелым оборудованием.

Бет смотрела на этот хаос перед своим домом, чувствуя странное спокойствие. Интересно, подумала она, может, Лили снова проехала мимо, просто чтобы полюбоваться тем, что устроила? Безумие, но от Лили можно ждать чего угодно.

Дверцы коричневого «понтиака» открылись, из машины вышли детективы Блэк и Вашингтон. Оба в костюмах, оба с недовольным видом. Этот цирк был им ни к чему: кто-то слил информацию прессе. Глядя на их хмурые лица, на ярость в глазах Вашингтона, Бет чувствовала мрачное удовлетворение. Ради того, чтобы их позлить, можно потерпеть и фотографов.

Пока детективы шли к дому, у тротуара остановилась еще одна машина, из которой вышел Рэнсом – волосы растрепаны, галстук набок. Увидев Бет на крыльце, он ткнул в нее пальцем и крикнул:

– Ничего не говорите, Бет! Ни слова!

– Мисс Грир, – окликнула ее репортерша, рысцой догоняя детективов и оттесняя их в сторону. – Мисс Грир, вам есть что сказать в день вашего ареста за убийства, совершенные Леди Киллер?

– Убирайтесь! – прорычал детектив Вашингтон.

Репортерша отступила на шаг, но не ушла.

Бет сунула руки в карманы плаща, наблюдая. Рэнсом пошел к ней через лужайку; его дорогие туфли утопали в мокрой траве.

– Детектив Блэк! – крикнул другой репортер. – Какие у вас доказательства, что Бет Грир – это Леди Киллер? У нее были шашни с жертвами?

– Что, черт возьми, происходит? – крикнул мужчина, живший через два дома от Бет. Лицо его побагровело. – Это приличный район!

И словно в ответ на его слова из-за угла показалась еще одна патрульная машина, с включенными сиреной и мигалкой. Кто-то вызвал полицию из-за приезда полиции. Полицейские в форме, занявшие позицию на лужайке, закричали, Блэк и Вашингтон повернулись и замахали руками патрульной машине, приказывая ей заткнуться. Патрульные остановились и выключили сирену, но проблесковые маячки продолжали мигать, пробиваясь сквозь яркий солнечный свет. Появился еще один репортер, сработала еще одна фотовспышка. Телеоператор включил свое громоздкое оборудование и наконец начал снимать происходящее.

Вашингтон поманил рукой одного из полицейских в форме.

– Помогите нам, – сказал он, и тот поспешно приблизился. – Нужно надеть на нее наручники.

– Ради бога, зачем нам наручники, – возмутился детектив Блэк.

– Мы производим арест подозреваемого в убийстве, черт возьми! – рявкнул Вашингтон. – Мне плевать, как это выглядит, – мы наденем на нее наручники!

– Ни в коем случае. – Рэнсом уже поднимался по ступенькам крыльца. Он задыхался, туфли у него промокли, но Бет сразу же поняла, что он в своей стихии и что именно ради таких моментов он и живет. Голос Рэнсома гремел, чтобы его могли слышать репортеры. – Я не позволю полиции неуважительно обращаться с моей клиенткой.

– Прочь с дороги, Уэллс! – крикнул Вашингтон. – И, кто-нибудь, выключите эту чертову иллюминацию!

Бет посмотрела на лица репортеров и поняла, что все они слышали нецензурное выражение и что все отснято на камеру.

– Не нужно, – сказал Блэк, когда коп в форме достал наручники.

Бет не вынимала рук из карманов плаща. Рэнсом теперь стоял рядом с ней. Вспышки фотоаппаратов сливались с миганием маячков на полицейских машинах, репортеры выкрикивали вопросы.

– Таковы правила! – рявкнул Вашингтон.

Он выхватил наручники у копа в форме, поднялся на ступеньки крыльца. Его пальцы больно стиснули руку Бет и выдернули из кармана плаща.

– Элизабет Грир, вы арестованы, – сказал он и принялся зачитывать ее права.

– Уберите руки от моей клиентки! – крикнул Рэнсом. – Она не сопротивляется! Вы все это снимаете? – Он обращался к репортерам. – Вы это видите?

Бет позволила Вашингтону повернуть себя и выдернуть из кармана другую руку. Потом расслабилась, словно тряпичная кукла, чтобы не было так больно. Детектив застегнул наручник на одной ее руке, затем завел за спину вторую. Бет уловила тень неудовольствия на лице детектива Блэка и поняла, что Вашингтон отступил от сценария. Ему не следовало использовать наручники или, по крайней мере, стоило сковать ее руки спереди. С руками за спиной она выглядела как обычный преступник, пойманный за битьем окон. Несмотря на обвинение в двух убийствах, Блэк не считал Бет обычной преступницей. Это она прочла на его лице.

Наручники были холодными и врезались в запястья. Но Бет даже не поморщилась. Только повела плечами и переступила с ноги на ногу, приноравливаясь к боли.

Все это твоя вина, Бет. Ты могла бы это остановить.

– Я потребую продемонстрировать запись с камеры, чтобы показать, что моя клиентка не сопротивляется! – кричал Рэнсом. – У нас есть кадры, подтверждающие, что полиция применяет насилие. Моя клиентка может подать в суд!

Вашингтон теперь тянул Бет за собой, вниз по ступенькам крыльца. Блэк встал с другой стороны; репортеры окружили их плотным кольцом. Снова вспышки фотоаппаратов, микрофоны у самого лица.

– Бет! – крикнул один из репортеров. – Вам есть что сказать? Хоть что-нибудь?

Бет чувствовала ярость Рэнсома на расстоянии трех футов, чувствовала, как напрягся Блэк рядом с ней, всем видом сигнализируя, чтобы она молчала.

Вот он, кульминационный момент, поняла Бет. Теперь она уже не просто слух. Не просто заголовок в газете. Теперь она убийца.

Убийцей ее сделала Лили.

Бет отодвинулась от Вашингтона и наклонилась к микрофону. Эта поза, с руками за спиной, подчеркнула округлости ее фигуры, даже под плащом. Она знала это так же хорошо, как собственное тело в зеркале. Голос ее оставался спокойным, словно она вела разговор с нудным собеседником на каком-нибудь фуршете.

– Полиция может издеваться надо мной как хочет, но это не делает меня виновной, – сказала она.

Гул голосов, снова вопросы, а затем Вашингтон втолкнул ее на заднее сиденье «понтиака», надавив ладонью на ее голову.

– Осторожнее, – предупредил его Блэк.

– Бет, я еду за вами! – крикнул Рэнсом. – Ничего не говорите. – Он повернулся и поспешил к своей машине.

Репортеры последовали за ним, пытаясь получить комментарии, но он лишь качал головой.

Сидеть в машине со скованными за спиной руками было неудобно. Бет поерзала, пытаясь устроиться так, чтобы не болели руки и не выворачивались плечи. Детективы сели впереди, и Вашингтон тронулся с места.

– Нужно перестегнуть ей наручники, – сказал Блэк, когда автомобиль медленно двинулся по заполненной людьми подъездной дорожке.

– Нет, – возразил Вашингтон. – Переживет. Не выводить же ее из машины.

Блэк молча смотрел, как они пробираются сквозь начавшую редеть толпу. В окно Бет видела, как репортеры бросились к своим машинам, телеоператор снял последние кадры с уезжающим «понтиаком», потом опустил камеру и вернулся к фургону.

– Бет, как вы там? – спросил детектив Блэк.

Она проигнорировала вопрос. Соседи распространят сенсационную новость по городу, а благодаря репортерам история ее ареста будет в шестичасовом выпуске новостей. Ее арестовали в связи с обвинением в убийстве, и эта катастрофа означала, что прежняя жизнь закончилась. Все считают ее Леди Киллер. Ее ждет тюрьма, а потом суд, который она вполне может проиграть. Ее только что публично унизили, стащили с крыльца собственного дома и запихнули в полицейскую машину, устроив из ареста целый спектакль. И все из-за Лили, которая теперь, скорее всего, едет прочь из города. Будка телефона-автомата, из которого она звонила, уже опустела.

Покуда Арлен-Хайтс постепенно исчезал за спиной Бет, в голове у нее крутилась только одна мысль.

Это было чертовски забавно.

Глава 24

Октябрь 2017


ШЕЙ

Несколько дней после визита в дом Гриров меня трясло от страха.

Телефон с разбитым стеклом лежал на дне сумки – у меня не хватало духу на него взглянуть. Я молча ездила на работу и с работы, сидя одна в автобусе с сумкой на коленях. Я перестала слушать аудиокниги, потому что больше не хотела слышать о смерти. Просто сидела, прислушиваясь к реву в ушах, словно в любую секунду что-то могло произойти и мне следовало быть к этому готовой.

Я заставляла себя сосредоточиться на работе. Не выходила из дома после наступления темноты. Перед сном несколько раз проверяла сигнализацию. А когда наконец засыпала, мои сны были наполнены кровью и знакомым голосом. Эй, привет, ты не замерзла?

Всякий раз, когда я просыпалась среди ночи, дрожащая и взмокшая, Уинстон Мурчилль лежал рядом и смотрел на меня сонными глазами, словно интересуясь, что случилось. И каждый раз я снова засыпала, погрузив пальцы в пушистый мех или прижавшись лицом к его спине, чувствуя его ровное дыхание и прислушиваясь к тихому мурлыканью. Не будь у меня в ту неделю кота, я бы сошла с ума. Если бы Элисон или ее бывший муж пришли за котом, они бы его не получили – только через мой труп.

А потом что-то изменилось. Может, я устала бояться, а может, страх ослаб. И меня охватила ярость.

Вспоминая о стуке в дверь кабинета Джулиана, я испытывала теперь не страх, а злость. Я не могла ее понять, не могла определить ее источник – просто внезапно разозлилась на всех и вся. На Бет. На мужчину, который пытался меня похитить, когда я была ребенком. На того, кто убил Томаса Армстронга и Пола Верхувера и бросил их на обочине дороги, словно мусор. На всех многочисленных убийц, которые избежали наказания и жертвы которых в конечном счете попали в «Книгу нераскрытых дел». Все это бурлило в моем мозгу. Никогда в жизни я так не злилась и теперь начинала понимать, чего была лишена.

Однажды, вернувшись домой с работы, я получила сообщение от Майкла. Чтобы прочесть его, пришлось взять в руки телефон с разбитым экраном. В реестре собственности, выложенном в Сеть, кое-чего не хватает. Нужно наведаться в их контору в центре города и узнать, есть ли у них архив.

Ок, ответила я.

Отправляю тебе электронное письмо, написал он. Там два адреса, которых нет в реестре до 1960 года. Посылаю все, что у меня есть.

Ок, повторила я.

Следующее сообщение от Майкла не заставило себя ждать: С тобой все в порядке?

Естественно, Майкл почувствовал: что-то не так. Я вглядывалась в слова на экране телефона, обдумывая ответ. Судя по смятению у меня в голове, я сходила с ума. Хотя полной уверенности у меня не было.

Мой взгляд остановился на трещине на экране. Трубку я уронила в тот момент, когда кто-то – или что-то – постучал в дверь кабинета Джулиана. Нужно бы починить ее или купить новую, но я так и не собралась. И вдруг меня одолели сомнения – стоит ли.

Я выдвинула ящик письменного стола, достала листок с телефоном детектива Блэка, который он мне дал, и торопливо набрала номер, боясь передумать.

– Это Шей Коллинз, – представилась я, когда он ответил.

– Шей. – Похоже, он был рад меня слышать. – Я могу вам чем-то помочь?

Я могла бы задать ему сотни вопросов, но звонила не за этим.

– Вы ненавидели Бет? – спросила я.

– То да, то нет – за сорок лет мое отношение несколько раз менялось, – ответил он не задумываясь, и я поняла, что позвонила не напрасно. – Вы теперь тоже переживаете эту фазу?

– Жутко злюсь, – призналась я, стискивая телефон с треснутым экраном. – Не могу остановиться. И не знаю, что с этим делать.

Детектив Блэк немного помолчал, но его дыхание в трубке почему-то успокаивало.

– Шей, я скажу вам кое-что, хотя вам это не понравится. Но моя обязанность – говорить правду.

– Давайте. – Я нервно сглотнула.

– У Энтона Андерса скоро заседание комиссии по условно-досрочному освобождению.

Теперь замолчала я – эмоции, бушевавшие внутри меня, не давали говорить.

– Вы не хотите идти, – сказал Блэк. – Многие жертвы так себя ведут. И для некоторых это правильное решение – не ходить. Но вам нужно присутствовать на этом заседании.

– Нет! – вырвалось у меня помимо воли.

Письмо из комиссии по условно-досрочному освобождению все еще лежало под кучей других писем. Я к нему не прикасалась.

Но и не выбросила.

– Подумайте, – сказал детектив Блэк. – Вы не обязаны сидеть дома и трястись от страха. И вы можете ненавидеть Бет – бог свидетель, я ее ненавидел. Но ненависть не должна вас останавливать. Потому что вы обязаны докопаться до правды.

Я поблагодарила его и закончила разговор. Немного успокоившись, открыла ноутбук и проверила почту.

Первое письмо было уведомлением от «Гугла». Такие уведомления приходили мне, когда появлялись обновления в одном из блогов по истории реальных уголовных дел – на несколько таких блогов я была подписана. Обновление касалось истории преступлений в Клэр-Лейке. Ничего срочного – потом прочитаю.

Второе письмо – от Майкла, реестр собственности на Линвуд-стрит. Мне оставалось лишь открыть письмо и начать поиски отсутствующей информации.

Вместо того чтобы бояться или злиться, можно просто работать.

Я снова прочла сообщение от Майкла на экране телефона: С тобой все в порядке?

И, вздохнув, набрала ответ: Теперь да.



На следующий день я ушла с работы на час раньше. В медицинской тунике и джинсах, с сумкой через плечо, я прошагала четыре квартала от клиники до здания городского суда и вошла в отдел, ведущий реестр собственности, за полчаса до закрытия. Оттуда меня отправили в архив – вероятно, совсем другое подразделение, – и я потеряла еще пять минут, блуждая по коридорам в подвале и разыскивая нужную табличку.

Наконец я нашла архив. Посетителей там не было, только сотрудница.

– Я ищу записи для этих двух адресов. – Я протянула листок бумаги с двумя адресами на Линвуд-стрит. – Мне нужны сведения до 1960 года – в Сети их нет.

Сотрудница за конторкой, женщина лет сорока с короткой стрижкой, опустила очки со лба на глаза и пробежала взглядом адреса.

– Прошло больше сорока лет. Все, что относится к этому периоду, хранится в другом помещении. Потребуется больше времени.

Значит, меня отправляют в третью по счету комнату.

– А можно их принести сейчас?

Женщина без стеснения посмотрела на часы.

– Заполните заявку, и в течение нескольких дней с вами свяжутся.

Она старалась проявить твердость, но я почувствовала, что у меня есть шанс.

– Мы управимся за десять минут. Я пойду с вами, прочту те папки, и вы уйдете домой вовремя. Обещаю.

– Десять минут? – Она снова посмотрела на часы, потом на меня, на этот раз с любопытством. – Кстати, а почему такая срочность?

– Я писатель. – Посмотрев на свою тунику, я прибавила: – Пишу по вечерам. Сочиняю книгу.

Ее глаза широко открылись.

– О… Детектив?

– Да, детектив.

– Мне нравится Ли Чайлд.

– Мне тоже. – Тут я нисколько не покривила душой. – Я пишу нечто похожее, и у меня есть отличный сюжет. Мне просто нужно взглянуть на документы, чтобы определить исходный пункт для поиска материалов. – Чтобы внести дополнительную интригу, я прибавила: – Думаю, одно из тех зданий могло быть частной психиатрической лечебницей.

– Значит, старая психиатрическая лечебница? Отличное место действия. – Ее лицо смягчилось. В очереди за мной никто не стоял, в комнате, кроме нас, никого не было. – Ладно. Повесьте на дверь табличку «Закрыто», и пойдем. Я хочу уйти отсюда без пяти пять.

Спасибо, Ли Чайлд, мысленно поблагодарила я. Сотрудница архива впустила меня за стойку и провела в хранилище.

В полутемном сухом помещении, тесном и без окон, на стеллажах, освещенных люминесцентными лампами, стояли коробки с документами. Сотрудница, которая наконец представилась – Кэрол, – выдвинула две коробки и открыла их.

– Там немного, – предупредила она. – Здания очень старые.

Я торопливо пролистала документы по первому адресу. В обычных обстоятельствах я последовала бы совету Кэрол, заполнила заявку и не спеша искала бы то, что мне нужно, но интуиция подсказывала: время заканчивается. Либо тут что-то есть, либо нет.

В истории первого здания не нашлось ничего интересного, и за пять минут до истечения выделенного мне времени я перешла к содержимому второй коробки. Услышав нетерпеливый вздох Кэрол, я погрузилась в историю дома номер 120 по Линвуд-стрит.

Вот оно. Здание было построено в 1940 году, а в 1949-м там обосновалось заведение под названием «Дом для женщин Элизабет Тревор». Я никогда о нем не слышала, но поняла, что эта ниточка может куда-то привести. Достав телефон, я сфотографировала страницу, а затем следующую, с указанием уплаченных налогов. Потом нашла запись о продаже дома какой-то семье в 1956 году – и тоже сфотографировала.

– Эй, – сказала Кэрол. – Фотографировать запрещено.

– Еще минутку.

Я попыталась отправить снимки Майклу, но в архиве не было сигнала мобильной связи. Так что и браузер телефона на запрос «Дом для женщин Элизабет Тревор» тоже ничего не выдал.

– Послушайте, мне нужно домой. – Похоже, у Кэрол закончилось терпение. Я ее не винила. – Вы нашли то, что искали?

– Не знаю.

Я пролистала другие документы в коробке в поисках подсказки. Ничего. Тогда я положила папку обратно и помогла Кэрол поставить коробки на место, чувствуя себя полной дурой. Ворвалась в архив, испортила Кэрол последние пятнадцать минут рабочего дня, словно у меня важное дело, но, скорее всего, зашла в тупик. Готова поспорить, с Ли Чайлдом такого никогда не случалось.

– Значит, там не было психиатрической лечебницы? – спросила Кэрол, когда мы вышли из хранилища и она запирала дверь одним из ключей на связке.

Я снова попыталась включить телефон, но сигнала по-прежнему не было. Мы находились в глубоком подвале.

– Не знаю. Некоторое время в доме находилось заведение под названием «Дом для женщин Элизабет Тревор». Телефон тут не ловит, так что я не могу сказать вам, что это такое.

Кэрол остановилась и удивленно посмотрела на меня.

– Дом Элизабет Тревор? Я о таком не слышала, но это точно не психиатрическая клиника. Вы идете по ложному следу.

– Что вы имеете в виду?

– Элизабет Тревор не была сумасшедшей, по крайней мере насколько мне известно, и ее именем не стали бы называть психиатрическую клинику.

– Что? – Пришла моя очередь удивляться. – Кто такая Элизабет Тревор?

Кэрол была явно довольна – как человек, знающий какую-то бесполезную ерунду, которая наконец пригодилась.

– Вам нужно освежить в памяти историю Клэр-Лейка, – сказала она. – Особенно по части феминизма. Элизабет Тревор была работницей фабрики, которую уволили, когда она, незамужняя, забеременела. Она боролась за права матерей-одиночек. В те времена они подвергались дискриминации со стороны работодателей, домовладельцев, врачей и всех остальных. Элизабет Тревор пыталась это изменить. Она была крутая. – Кэрол кивнула. – Вы ищете не психиатрическую лечебницу, а дом для незамужних матерей. Мы закончили? А то мне пора домой.

Глава 25

Октябрь 2017


ШЕЙ

– Господи, Шей, что случилось? Я мчался сюда сломя голову. – Майкл опустился на диванчик напротив меня и отбросил волосы со лба. – Первый раз слышу у тебя такой голос.

Паника – вот что он должен был в нем услышать. Волнение. Жизнь.

Я обхватила ладонями горячую чашку с кофе. Мы сидели в закусочной недалеко от здания суда. Люди заходили сюда после работы, чтобы взять еду с собой. У меня под курткой все еще была медицинская туника, но она не спасала от холода. Меня трясло – похоже, начинал сказываться шок.

– Прости, – сказала я. – Ты, наверное, был занят.

Майкл пожал плечами и махнул официантке, чтобы та принесла кофе. На нем была серая футболка и темно-коричневый блейзер, вид вполне офисный, стало быть, когда я позвонила, он работал.

– Мне показалось, это важно. И я захотел узнать, в чем дело.

Я с облегчением выдохнула:

– Это может показаться безумием. Полным безумием.

– Ладно. Я готов.

– Возможно, я раскрыла дело Леди Киллер.

Официантка принесла кофе, и я видела, что, прежде чем уйти, она глянула на Майкла с интересом. Он этого не заметил. И к кофе тоже не притронулся.

– Что ты нашла? – Он вперил в меня немигающий взгляд.

– Мать Бет не была душевнобольной, – сказала я. – Сильвия все поняла неправильно. Заведение, в которое помещали Мариану до замужества, не психиатрическая лечебница. А приют для незамужних матерей.

Я увидела, что Майкл потрясен не меньше меня. При том что шок у меня не прошел даже теперь, почти час спустя.

– Это обнаружилось в документах на дом номер 120 по Линвуд-стрит.

Я достала телефон и нашла снимки, сделанные в архиве. Потом повернула телефон к нему, чтобы он мог видеть их на треснувшем экране. С 1949 по 1956 год там был «Дом для женщин Элизабет Тревор». – В Сети нет информации об этом заведении, но есть статьи о самой Элизабет. Она боролась за права матерей-одиночек.

– Серьезно? – Майкл напряженно вглядывался в фотографии, пытаясь прочесть текст. – Я перешлю это себе.

– Давай. – Я смотрела, как он отправляет снимки. – По времени все совпадает. Мариана находилась в «Доме Элизабет Тревор» до того, как вышла за Джулиана. После свадьбы у Джулиана и Марианы родилась Бет. Затем, несколько лет спустя, умерла мать Марианы, оставив наследство не дочери, а Джулиану. В том числе секретные документы.

– И тогда Джулиан впервые узнал тайну, – сказал Майкл. – Можно предположить, что внебрачный ребенок был не от Джулиана.

– Вероятно, нет, но кто знает? – Я забрала у него телефон. – В любом случае он разозлился, особенно если ребенок был не его.

– Значит, у Бет Грир были единоутробный брат или сестра. – Майкл взял наконец чашку с кофе и задумчиво сделал глоток.

– Сестра, – сказала я.

Брови Майкла поползли вверх.

– Откуда ты знаешь, что это девочка?

Потому что я видела, как она стояла на краю обрыва за домом Гриров, с развевающимися на ветру белокурыми волосами. Видела, как она шагнула вниз. Я слышала ее голос в своем телефоне, говоривший, что она все еще здесь.

– Подумай хорошенько, – сказала я. – Женский почерк на записках, найденных рядом с трупами. Женщина, похожая на Бет, которую видели на месте преступления. Это была не Бет, но кто-то очень похожий. Ее сестра.

– Нам нужны документы. – Майкл потер висок. – Свидетельство о рождении. Записи из регистрационного журнала в приюте для одиноких матерей. Какое-нибудь удостоверение личности, чтобы мы могли найти эту женщину, отследить ее биографию и выяснить, жива ли она.

– Нет, не жива.

– Ты этого не знаешь, – сказал Майкл.

Я знала. Кое-что я понимала лучше, чем Майкл. Женщина, стучавшая в дверь кабинета Джулиана, явно не принадлежала к миру живых.

– Я изучил образцы почерка, которые ты мне прислала. – Майкл что-то быстро набирал в своем телефоне. – Полиция Клэр-Лейка не публиковала фотографий записок, но я уверен, что смогу кое-что найти. Мы сравним их с почерком, который ты видела в кабинете Джулиана Грира. – Он продолжал набирать текст, снова забыв о кофе. – Вполне возможно, что первый ребенок Марианы умер и мы идем по ложному следу – именно поэтому нам нужны документы. Но чтобы потянуть за эту ниточку… Господи, Шей, у нас куча работы.

Он был прав. Нам предстояло многое сделать, много очень важного. Впрочем, я могла ошибаться.

Хотя нет, никакой ошибки не было. Я слышала голос Марианы. Она горькая или сладкая? Иногда она была такой сладкой, а иногда… Нет, не люблю я об этом думать.



В час ночи, когда зазвонил телефон, я еще не спала. У меня не было сомнений, кто звонит в такое время.

– Бет? – спросила я, отвечая на звонок.

– Не могу заснуть, – сказала Бет. – А вы?

Я села на кровати. Сон как рукой сняло.

– Я все знаю.

– Неужели? – В ее голосе не слышалось привычного вызова. Он был усталым, очень усталым.

Но это меня не остановило.

– У вашей матери был ребенок до того, как она вышла за вашего отца. У вас была сестра. Я хочу ее найти.

Бет вздохнула:

– Вы об этом пожалеете. Хотя уже поздно. Вы уже знакомы с Лили.

Лили.

– Это ее настоящее имя?