Конан-Дойль Артур
Побелевший воин
Артур Конан Дойль
Побелевший воин
История одной дружбы, рассказанная самим Шерлоком Холмсом
Перевод Т. Левич
Как мне кажется, взгляды моего друга Ватсона грешат некоторой ограниченностью. 3ато, придя к какому-либо решению, он настойчиво добивается его осуществления. Так, он долгое время уговаривал меня описать хотя бы один из моих профессиональных случаев. Должно быть, я сам подал ему эту идею, упрекая его за стремление потакать вкусам публики вместо того, чтобы придерживаться сухих фактов.
- Ваши описания надуманны, - нередко говорил я ему.
- Попробуйте взяться за дело сами, Холмс, - неизменно отвечал мне Ватсон.
И вот я решил последовать его совету. Должен признаться, что теперь я понимаю моего друга и всех остальных людей, которые берутся за перо. Писать интересно не так просто, как я себе представлял, а случай, который я собираюсь рассказать, должен удовлетворить этому требованию. Кроме того, он принадлежит к числу самых странных происшествий в моей практике, хотя почему-то Ватсон не упоминает о нем в своих записках.
В моей записной книжке значится, что события, с которых я начну свой рассказ, произошли в январе 1903 г., вскоре после окончания Англо-бурской войны. В то время я был уже одинок. Мой верный Ватсон женился и покинул нашу холостяцкую квартиру на Бэкер-стрит. Пожалуй, женитьба была единственным проявлением эгоизма с его стороны за все время нашей долголетней дружбы.
Итак, в этот день меня посетил мистер Джеймс К. М. Додд, высокий широкоплечий загорелый англичанин. Я обычно сажусь спиной к окну, а клиента сажаю напротив, таким образом, чтобы свет падал ему на лицо. Так я поступил и на этот раз.
Мистер Додд, видимо, затруднялся, с чего начать рассказ. Я не помогал ему, так как выигранное время давало мне возможность для наблюдений. Помолчав, я решил поразить его кое-какими выводами о его персоне. Как я убедился, это чрезвычайно полезно, так как неизменно вызывает искренность и доверие клиентов.
- Вы, кажется, недавно приехали из Южной Африки? - спросил я.
- Да, сэр, - ответил он удивленно.
- Вероятно, служили в кавалерийских частях?
- Совершенно верно.
- В Добровольческом корпусе?
- И это верно. Мистер Холмс, вы чародей! - растерянно произнес мой посетитель.
Я улыбнулся.
- Все очень просто. Разве не ясно, что человек с мужественной осанкой, военной выправкой и загаром, явно не лондонского происхождения, только что приехал с театра военных действий, то есть из Южной Африки. Далее, вы носите бороду, значит, вы не кадровый военный. Ваша походка выдает кавалериста... и т. д. и т. д.
- Это удивительно, вы видите все до мелочей, мистер Холмс! - воскликнул Додд.
- Я вижу не больше, чем вы, но умею анализировать то, что вижу, ответил я, - однако вряд ли вы посетили меня только для того, чтобы убедиться в моей наблюдательности. Что произошло в Старом Таксбергском парке?
- О, мистер Холмс! - пролепетал Додд.
- Мой дорогой сэр, нет ничего сверхъестественного в том, что я сказал. На конверте вашего письма стоял именно этот штемпель. Вы писали, что просите срочно принять вас; значит, произошло нечто весьма важное.
- Да, вы правы. Но с тех пор события приняли еще более скверный оборот. Полковник Эмсуорд попросту выгнал меня...
- То есть как выгнал?
- Именно так. Мне пришлось убираться восвояси. Однако и тип, этот полковник Эмсуорд! Я бы и секунды не провел в его обществе, если бы не Годфри. Я неторопливо зажег трубку и откинулся на спинку кресла.
- Может быть, вы все-таки объясните мне, в чем дело, мистер Додд? Мой посетитель хитро прищурился.
- А я было решил, что вы и так обо мне все знаете, - сказал он. - Но, говоря серьезно, я изложу все факты, а вы, как я надеюсь, объясните мне, что они могут означать. Прошлую ночь я не мог уснуть ни на минуту - пытался разобраться. Но чем больше я думаю, тем невероятнее мне кажется все, что произошло.
Итак, я попал в армию в январе 1901 г., как раз около двух лет назад. В нашем эскадроне служил молодой Годфри Эмсуорд. Годфри пошел на войну добровольцем; в его жилах текла кровь многих поколений воинственных предков. Во всем полку не было парня лучше Годфри. Мы крепко подружились. Так, как дружишь, когда живешь одной жизнью и одними интересами.
Целый год мы воевали бок о бок, вместе перенося все превратности походной жизни. А потом Годфри был ранен и отправлен в госпиталь. Я получил одно письмо из Кейптауна, где был расположен госпиталь, и еще одно из Англии, из Саутгемптона. С тех пор - ни единого слова, понимаете, мистер Холмс, ни единого... от моего ближайшего друга.
Когда война окончилась и я возвратился домой, я тотчас же написал отцу Годфри, спрашивая о его сыне. Ответа не было. Я снова написал. На этот раз я получил краткий и сухой ответ. Отец Годфри сообщал, что его сын отправился в кругосветное путешествие и не вернется раньше чем через год.
Этот ответ меня не удовлетворил. Вся история казалась чертовски странной. Я не мог поверить, что такой парень, как Годфри, был способен в короткий срок забыть лучшего друга. Меня тревожило еще и следующее обстоятельство. Годфри был единственным наследником большого состояния. По его рассказам я знал, что он не ладил с отцом. У старика был отвратительный характер, а Годфри совершенно не мог выносить его гневных выходок. Нет, мне чертовски не нравилось все это дело, и я решил во что бы то ни стало докопаться до истины. Некоторое время я был занят устройством своих личных дел. Но сейчас я намерен посвятить все свое время и силы только одному вопросу: выяснению судьбы моего Друга.
При этих словах серые глаза моего посетителя сверкнули, а его квадратная челюсть решительно сжалась.
Я с интересом взглянул на своего собеседника. Мистер Джеймс Додд производил впечатление человека, которого неизмеримо лучше иметь в числе друзей, чем среди врагов.
- Что же вы предприняли дальше? - спросил я.
- Я подумал, что самое лучшее было бы посетить Таксбергский парк в Бедфорде, где расположена усадьба семейства Эмсуордов. Для этой цели я написал матери Годфри. По правде сказать, я понял, что иметь дело с его отцом не так-то просто. Я написал, что я близкий друг Годфри и что мы вместе служили в Южной Африке. Если она не возражает, я бы с удовольствием побеседовал с ней о ее сыне. Кстати, добавил я, вскоре я буду неподалеку от Бедфорда и мог бы на короткое время заехать в Таксбергский парк. В ответ я получил любезное приглашение посетить усадьбу Эмсуордов. Я сел в поезд и поехал.
Пока я от станции добрался до усадьбы, уже стемнело. Родовой замок семейства Эмсуордов представлял собой массивное сооружение, в архитектуре которого перемешались стили всех эпох. Средняя часть здания, выдержанная в строгом елизаветинском стиле, причудливо сочеталась с позднейшими пристройками в замысловатом викторианском. Вокруг замка был разбит прекрасный обширный парк. Внутри дома стены были отделаны красным деревом и увешаны многочисленными картинами в массивных рамах. Во всем доме царил дух старины и мрачной таинственности.
Меня встретили слуги - дворецкий Ральф, древний, как сами стены дома, и его жена, еще более дряхлая. Но, несмотря на отталкивающую внешность, старуха мне понравилась. Я вспомнил, что она когда-то была няней Годфри. Мой друг часто говорил мне, что после матери он никого на свете так не любил, как свою старую няню. Потом ко мне вышли полковник и его жена. К матери Годфри, маленькой хрупкой женщине, я сразу почувствовал симпатию. Зато его отец пришелся мне не по душе.
Тотчас по приезде я был приглашен в кабинет полковника. Признаюсь, перспектива беседы с ним меня не слишком обрадовала. На какое-то мгновение мне захотелось отказаться от этой затеи. Но мысль о моем друге заставила меня справиться с малодушием.
В мрачном, заставленном мебелью кабинете полковника мне удалось более внимательно разглядеть его. Отец Годфри оказался высоким, широкоплечим стариком с выдающейся челюстью и длинной седой бородой. У него был крупный, испещренный венами нос и маленькие свирепые глазки, сверкавшие из-под седых мохнатых бровей.
- Итак, сэр, - обратился он ко мне скрипучим голосом, - если вы не возражаете, мне хотелось бы узнать истинные причины вашего приезда к нам.
Я вежливо ответил, что в своем письме к его жене я изложил причины, побудившие меня навестить родителей моего друга.
- Кстати, - продолжал старик, - кроме ваших заверений, я не располагаю другими доказательствами того, что вы действительно близко знали моего сына.
- У меня имеются письма от Годфри, - ответил я, стараясь сохранить хладнокровие.
- Могу ли я взглянуть на них, сэр?
- Разумеется.
Мистер Эмсуорд бегло просмотрел письма и вернул их мне.
- Ну, и что же дальше? - спросил он.
- Поймите меня, сэр, - ответил я в волнении, - я искренне привязан к вашему сыну. Почему вас удивляет, что я пытаюсь разыскать следы близкого мне человека?
- Но мне помнится, сэр, что в письме к вам я ответил на все ваши вопросы. Могу повторить: после службы в Африке здоровье Годфри сильно пошатнулось. Он нуждался в полном отдыхе и перемене обстановки. Поэтому мы, его мать и я, решили отправить его в кругосветное путешествие на длительный срок. Прошу вас, передайте то, что я вам сказал, всем товарищам моего сына, которым небезразлична его судьба.
- Разумеется, я выполню вашу просьбу, сэр, - спокойно ответил я, - но, в свою очередь, попрошу вас оказать мне любезность и сообщить, когда и на каком пароходе отплыл Годфри. Я напишу ему.
Мои слова, по-видимому, озадачили и одновременно рассердили полковника. Он не сразу ответил. Его угрюмые глазки совсем спрятались за мохнатыми бровями. Указательным пальцем правой руки он нервно постукивал по столу. Наконец он взглянул на меня с видом игрока, разгадавшего коварный ход противника.
- Многие на моем месте, мистер Додд, - произнес он медленно, возмутились бы вашей неуместной настойчивостью, граничащей с дерзостью.
- Вы должны понять причины моей настойчивости, сэр, - горячо сказал я, - она связана исключительно с тем, что...
- Знаю, знаю, - прервал меня Эмсуорд, - только поэтому я так терпелив. Но не испытывайте моего терпения, мистер Додд. Я вынужден категорически просить вас прекратить дальнейшее вмешательство в мою частную жизнь. Дела семьи касаются только меня и больше никого. Посторонний, сколь бы благожелательно он ни был настроен, не в состоянии правильно оценить события, происходящие в той или иной семье. Запомните это. От души советую прекратить ваши бесполезные поиски и заняться чем-нибудь другим. А теперь, продолжал мистер Эмсуорд, вставая, - пройдите к моей жене. Она жаждет услышать от вас все, что вы сможете припомнить о Годфри.
Это был конец, мистер Холмс. Суровая непреклонность отца Годфри, казалось, лишала меня всякой надежды. Но внутренне я тут же поклялся, что не успокоюсь ни на миг до тех пор, пока не докопаюсь до правды.
Обед, накрытый в огромной мрачной столовой, прошел уныло. За столом нас было только трое. Мать Годфри жадно расспрашивала меня о подробностях жизни ее сына. Но отец был угрюм и молчалив. У меня было такое подавленное настроение, что при первой возможности я поблагодарил хозяйку и удалился в свою комнату.
Это было большое, скудно обставленное помещение, которое производило такое же мрачное впечатление, как и весь остальной дом. Но вы понимаете, мистер Холмс, что после походной армейской жизни я был не слишком придирчив к обстановке. Я выглянул в окно. Была ясная лунная ночь.
Я вздрогнул и закрыл окно. Затем опустил штору, зажег лампу и уселся с книгой около пылавшего камина.
Но я недолго был один. Раздался осторожный стук в дверь. В комнату вошел старый слуга с охапкой дров.
- Извините, сэр, - сказал он, - я боялся, что дров в камине не хватит и вам будет холодно. В этих комнатах очень сыро. Уходя, Ральф задержался в дверях.
- Видите ли, сэр, - извиняющимся тоном произнес он, - я случайно слышал то, что вы рассказывали за обедом о мистере Годфри. Дело в том, что моя жена нянчила его ребенком. Мы оба очень любим молодого хозяина. Вы, кажется, говорили, что мистер Годфри отличился на войне?
- Во всем полку не было никого, кто мог бы сравниться с Годфри в храбрости и благородстве, - горячо ответил я. - Если бы не он, вряд ли сидел бы я тут и беседовал с вами.
Старик довольно потер морщинистые руки.
- Вот именно, сэр. Таким он был всегда. Во всем парке нет ни одного дерева, которое не облазил бы наш мальчуган. Ничто не могло испугать его. Да, - со слезами в голосе добавил старик, - он был необыкновенным ребенком, и... он был необыкновенным человеком.
При этих словах я вскочил с места.
- Послушайте, Ральф, вы произнесли слово \"был\", как будто Годфри уже нет в живых! Что это значит? Сейчас же ответьте мне.
Я крепко схватил старика за плечо. Он старался вырваться, во не мог.
- Я не знаю, что вы имеете в виду, сэр, - пробормотал он, - я не имею права вмешиваться не в свое дело. Спросите лучше хозяина.
- На один вопрос вы мне все-таки ответите, Ральф. Иначе я не выпущу вас из этой комнаты. Жив Годфри или мертв?
Я пристально глядел на Ральфа. Лицо старика перекривилось, словно от сильной боли. Глаза наполнились слезами. Крепко стиснутые губы не могли вымолвить ни звука. Наконец он прошептал:
- Лучше бы он умер.
Растерявшись от неожиданности, я отпустил его плечо. Он воспользовался этим и выскользнул из комнаты.
Можете представить себе, мистер Холмс, в какое смятение чувств привели меня слова старого слуги. \"Что мог сделать Годфри такого, чтобы любящий слуга предпочел видеть его мертвым? - лихорадочно рассуждал я. - Неужели он оказался вовлеченным в преступление, настолько серьезное, что оно затрагивает честь семьи и суровый глава семейства скрыл его от всего мира, чтобы скандал не получил огласки? Годфри всегда был отчаянным малым. В то же время он легко поддавался постороннему влиянию. Наверное, он попал в руки каких-то негодяев, которые воспользовались его доверчивостью и великодушием. В таком случае, - думал я, - мой долг быть около Годфри в это тяжелое для него время\".
С этими мыслями я случайно поднял голову, и... кого, как вы думаете, мистер Холмс, я увидел в саду около моего окна? Его, Годфри Эмсуорда!
В этом месте своего рассказа мой посетитель пришел в такое волнение, что не мог сразу продолжить.
- Я вас слушаю с большим вниманием, мистер Додд, - сказал я. - Ваша история становится все более интересной.
- Лицо Годфри было прижато к оконному стеклу, - продолжал Додд. - Я не совсем плотно прикрыл окно шторой. Я отчетливо видел всю фигуру Годфри. Но мое внимание привлекло его лицо. Оно было мертвенно-бледное, такой белизны я никогда не видел у живых людей. Наверное, так выглядят привидения. Надо сказать, что Годфри произвел на меня жуткое впечатление. И не только из-за неестественной белизны лица, призрачно светившегося в темноте ночи. На какую-то секунду его глаза встретились с моими. Его взгляд, жалкий, виноватый, поразил меня. Это было столь непохоже на обычное для моего друга выражение мужественности и веселой беспечности, что я содрогнулся от ужаса. Заметив, что я смотрю на него, он тотчас же отскочил от окна и исчез в темноте.
Но я недаром прошел школу солдатской жизни. Она учит действовать молниеносно и сохранять присутствие духа. Не успел Годфри исчезнуть, как я подбежал к окну и попытался распахнуть его, чтобы выпрыгнуть в сад. Но крючки заржавели и не сразу поддались. Через минуту я бежал по тропинке, которую, как я полагал, выбрал Годфри.
Тропинка была освещена скудным светом луны, и мне чудилось, что впереди маячила какая-то фигура. Я окликнул Годфри, но не получил ответа. Добежав до разветвления дороги, в нерешительности остановился и вдруг отчетливо услышал стук захлопнувшейся двери. Я понял, что Годфри скрылся от меня. Что оставалось делать? Я печально побрел обратно. Остаток ночи я потратил на мучительные попытки разобраться в странных фактах, с которыми столкнулся.
За завтраком хозяин дома был менее суров, чем накануне. Миссис Эмсуорд заметила, что по соседству с усадьбой есть некоторые достопримечательности, которые стоит посетить. Я немедленно использовал эту возможность и спросил, не могу ли я с этой целью продлить свой визит еще на сутки. Мой план не привел в восторг хозяина, во тем не менее разрешение было дано.
Я решил потратить целый день на розыски той таинственной двери, за которой скрылся мой друг. Если бы Годфри пожелал, он легко мог бы скрываться от меня в самом доме - в нем легко поместился бы целый полк. Однако я был уверен, что Годфри где-то в парке. Но где и почему - это было для меня загадкой.
После завтрака мои хозяева, видимо, занялись своими делами и перестали обращать на меня внимание. Я воспользовался этим, чтобы заняться тщательным обследованием парка. Мое внимание привлек уединенный павильон, расположенный в конце боковой аллеи. Не отсюда ли донесся до меня звук захлопываемой двери? Я приблизился к павильону, беспечно насвистывая какой-то веселый мотив с видом человека, бесцельно слоняющегося по парку. В это время из домика вышел человек невысокого роста с окладистой бородой и, к моему удивлению, тщательно запер за собой дверь. Увидев меня, он резко остановился.
- Кто вы такой? Вы гость? - не поздоровавшись, спросил он.
Я объяснил ему, что приехал навестить родителей своего закадычного друга Годфри.
- Как жаль, что мой друг сейчас в отъезде, - добавил я, - он был бы очень рад повидать меня.
- Да, очень жаль; надеюсь, что в другой раз вам больше повезет.
С этими словами мой собеседник сухо поклонился и пошел по направлению к дому, мне не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. Отойдя на несколько шагов, я оглянулся и увидел, что человек с бородой стоит за деревом и наблюдает за мной.
И все же мне удалось достаточно хорошо разглядеть павильон, когда я проходил мимо. Окна были плотно зашторены, весь домик производил впечатление необитаемого.
Я понимал, что должен соблюдать крайнюю осторожность. Малейшая оплошность - и я могу попасться. В этом случае мне попросту предложат убраться, и мои розыски ни к чему не приведут. Поэтому я решил дождаться ночи.
Когда все стихло, я тихо выскользнул из окна и направился к таинственному павильону. Кроме штор, на окнах были еще и ставни. Через одну из них пробивался свет. Как раз в этом месте штора была прикрыта неплотно, так что с большим трудом можно было разглядеть внутреннее убранство комнаты. Она была уютной и хорошо обставленной. У стола сидел мой утренний знакомец. Он курил трубку и что-то читал.
- Что именно? - прервал я Додда.
Он был озадачен моим вопросом.
- Неужели это имеет какое-либо значение?
- Весьма существенное.
- Я не обратил внимания...
- Может быть, вы хотя бы заметили, что он держал в руках - книгу, газету или журнал?
- Пожалуй, скорее всего эта штука напоминала журнал, - подумав, ответил Додд, - но в то время мне было не до таких пустяков.
В комнате находился еще один человек. Я не видел его лица. И все же я не сомневался: это Годфри. Я узнал его фигуру, его плечи, его шею. Он сидел лицом к камину в позе человека, подавленного большим горем. Я застыл у окна как вкопанный. Вдруг я почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку: рядом со мной стоял полковник Эмсуорд.
- Так вот, оказывается, как вы ведете себя в гостях, сэр, - зловеще произнес он. - Извольте следовать за мною.
Он повернулся и пошел по направлению к дому. Я понуро последовал за ним. Полковник сохранял молчание до тех пор, пока мы не очутились в моей комнате. Там он взглянул на меня с еле скрываемым бешенством и сказал, сверкая глазами:
- Вы уедете завтра утром первым поездом. Экипаж будет ожидать вас в половине восьмого. Мое самое горячее желание - никогда больше не видеть вашей физиономии.
Я не нашел, что ответить, пробормотав какие-то извинения, снова упомянул о горячем желании найти моего друга...
- Не стоит обсуждать этот вопрос, - резко возразил Эмсуорд. - Вы вели себя самым недостойным образом, сэр. Вы с необыкновенной наглостью вторглись в частную жизнь малознакомых вам людей. Ваше непрошеное участие к судьбе моего сына доставило моей жене и мне немало неприятных минут. И, наконец, вы, гость в этом доме, вели себя, как самый обыкновенный шпион. Куда уж дальше?
Тут мои нервы не выдержали, мистер Холмс, и я тоже заговорил в резком тоне:
- Мистер Эмсуорд, я видел Годфри здесь, в вашем парке. Более того, я убежден, что он жертва насилия. Я не знаю, зачем вы прячете своего сына от людей, но предупреждаю: пока я не буду уверен, что Годфри ничто не угрожает, я буду всеми силами стремиться разгадать тайну, которая его окружает, что бы вы ни говорили и ни делали.
Старик зарычал и угрожающе придвинулся ко мне. Казалось, еще секунда, и он ударит меня. Полковник был огромного роста, сухопарый и жилистый, и я невольно подумал, что справиться с ним будет не так-то просто. Некоторое время он сверлил меня пронзительным взглядом своих серых глазок, почти спрятавшихся под густыми бровями, затем круто повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Разумеется, мне пришлось покинуть Таксбергский парк рано утром. И вот я здесь, у вас, мистер Холмс, в надежде, что вы сумеете помочь мне в деле, которое сейчас волнует меня больше всего на свете.
Таковы были факты, изложенные мае Джеймсом Доддом.
Проницательный читатель, наверное, уже догадался, что разрешение поставленной проблемы не представляло большой трудности, поскольку число вариантов логического решения было весьма ограниченным. Тем не менее эта, казалось бы, элементарная задача заключала в себе некоторые не лишенные интереса моменты и неожиданные повороты, которые и побудили меня ее описать.
Я решил применить свой обычный метод логического анализа и прежде всего задать несколько вопросов моему посетителю.
- Сколько слуг в доме?
- Насколько я мог понять, только двое: Ральф и его жена. Семья Эмсуордов живет очень скромно.
- Значит, в павильоне никто не прислуживает?
- Видимо, нет, если не считать бородача. Впрочем, он не похож на слугу.
- А вы, случайно, не заметили, каким образом передается еда из дома в павильон?
- Один раз я видел, как Ральф с корзинкой в руке шел по парку. Но тогда я не обратил на это никакого внимания.
- Вы наводили какие-нибудь справки в окрестностях?
- Да, конечно. Я беседовал с начальником станции, а также с хозяином деревенской гостиницы. Оба единодушно уверяли меня, что молодой Эмсуорд пробыл дома недолгое время, а потом отправился в кругосветное путешествие. Эта версия, очевидно, не вызывает сомнения у окрестных жителей.
- Вы никому не говорили о своих подозрениях?
- Конечно, нет.
- Весьма правильно поступили. Ну, что ж, мистер Додд, ваша история стоит того, чтобы заняться ею всерьез. Мы поедем вместе в Старый Таксбергский парк.
В то время я как раз заканчивал два дела. Одно из них было впоследствии описано моим другом Ватсоном под названием \"Духовная школа\". Второе было связано с поручением турецкого султана, весьма щекотливым и требующим немедленных действий, так как развернувшиеся события могли вызвать нежелательные политические последствия. Поэтому только на следующей неделе я смог вплотную заняться проблемой исчезновения Годфри Эмсуорда.
Мы поехали в Бедфорд втроем: мистер Додд, ваш покорный слуга и еще один молчаливый, сурового вида джентльмен, о котором я сказал моему клиенту следующее:
- Это мой старый приятель. Возможно, его помощь понадобится нам, а возможно, и нет. Все выяснится на месте.
Отчеты Ватсона, без сомнения, приучили читателей к некоторым моим особенностям. Я не люблю лишних слов, а еще больше не люблю раскрывать свои мысли, пока занят обдумыванием того или иного запутанного случая.
Додд был удивлен, но промолчал, и мы продолжали путешествие втроем. В поезде я задал моему клиенту несколько вопросов, ответы на которые предназначались для ушей нашего молчаливого спутника.
- Вы совершенно уверены, что в тот вечер видели за окном лицо вашего друга?
- У меня нет ни малейшего сомнения на этот счет.
- Но вы говорили, что Годфри сильно изменился?
- Изменился только цвет его лица: оно было неестественного мертвенно-бледного оттенка, как будто вымазано белой краской.
- Вы не помните, все лицо было покрыто этой странной бледностью или только часть его?
- Мне кажется, что отдельные части лица особенно выделялись белизной. Я обратил внимание на лоб, который был прижат к окну. По нему как бы проходили белые полосы.
- Вы окликнули вашего друга?
- Я был слишком потрясен. Я помчался за ним, как уже говорил вам, но безуспешно.
Для меня случай был почти ясен. Оставалась одна деталь, которую надо было выяснить на месте.
Наконец мы добрались до странного здания, которое описывал мой клиент. Наш молчаливый спутник остался в экипаже.
Мы с Доддом позвонили в парадную дверь. Нам открыл старый Ральф, одетый в ливрею. Мы попросили доложить о нас хозяину. Мне бросилось в глаза то, что на руках у слуги были тяжелые кожаные перчатки, которые он, увидев нас, быстро снял и положил на столик в холле.
Я не знаю, отмечал ли доктор Ватсон в своих записках, что у меня необыкновенно развито чувство обоняния. Я сразу же почувствовал слабый, но бесспорный запах, исходивший от столика, на котором лежали перчатки. Я быстро подошел к столику и нагнулся, якобы для того, чтобы поправить развязавшийся шнурок ботинка. За это время я успел понюхать перчатки. Да, несомненно, запах исходил именно от них. Эта деталь окончательно решила вопрос.
Увы, мне приходится раскрывать карты раньше времени. Ведь я сам рассказываю о своем деле. В тех случаях, когда это делает Ватсон, я умудряюсь даже его держать в неизвестности до самого конца.
Вернувшийся Ральф пригласил нас в кабинет, где мы недолго пробыли одни. Раздались тяжелые торопливые шаги, и в комнату вошел хозяин дома.
Его лицо было искажено яростью, глаза сверкали. В руках он держал наши визитные карточки. Увидев нас, он разорвал их на мелкие куски и в бешенстве стал топтать клочки бумаги.
- Не говорил ли я вам, - прорычал он, обращаясь к мистеру Додду, - что вам отказано от дома, будьте вы прокляты? Да если вы еще раз появитесь здесь, я просто пристрелю вас, как собаку. Клянусь, я сделаю это. Что касается вас, сэр, - обратился он ко мне, - то все сказанное относится также и к вам. Я знаю, чем вы занимаетесь. Можете проявлять свои таланты в любом другом месте, только не в моей усадьбе.
- Я не покину вашего дома, - твердо ответил Додд, - пока не услышу из собственных уст Годфри, что он находится здесь не по принуждению, а по собственной воле.
Вместо ответа Эмсуорд оглушительно зазвонил в колокольчик.
- Ральф, - сказал он вошедшему слуге, - позвоните в полицию и попросите прислать двух констеблей. Скажите, что в дом забрались грабители.
- Подождите минутку, - вмешался я, - мистер Додд, в одном пункте полковник Эмсуорд совершенно прав. Против его воли мы не имеем права находиться здесь ни минуты. С другой стороны, наш уважаемый хозяин должен понимать, что наши действия вызваны исключительно дружескими чувствами к его сыну. Я полагаю, что если полковник Эмсуорд захочет уделить мне несколько минут для разговора, я сумею изменить его взгляды на данный вопрос.
- Вы жестоко ошибаетесь! - вскрикнул полковник, свирепо вращая глазами. - Я никогда не меняю своих мнений. Ральф, делайте то, что я приказал! Какого черта вы медлите? Звоните же в полицию!
- Я уверен, что как раз этого делать не стоит, - сказал я, преграждая Ральфу путь к двери, - вмешательство полиции не в ваших интересах, мистер Эмсуорд.
С этими словами я вырвал листок блокнота, написал на нем несколько слов и показал полковнику.
- Вот что привело нас сюда, - добавил я.
Прочитав мою записку, полковник Эмсуорд сначала побагровел, а потом вся кровь отхлынула от его лица.
- Откуда вы знаете? - задыхаясь, прошептал он, тяжело опускаясь на стул.
- Все знать - такова моя профессия, - спокойно ответил я. С минуту полковник молчал, очевидно, размышляя. Его рука нервно теребила бороду. Затем он вздохнул и сказал:
- Ну, что ж, если вы настаиваете на свидании с Годфри, я предоставлю вам эту возможность. Но помните, я этого не хотел.
В молчании мы последовали за нашим хозяином. Мы прошли до конца аллеи и остановились у того самого таинственного павильона, о котором рассказывал Додд.
- Ральф, - обратился полковник к шедшему впереди слуге, - пойдите предупредите мистера Годфри и мистера Кента, что мы сейчас зайдем к ним.
Через несколько минут нам навстречу вышел человек небольшого роста, с густой бородой. Крайнее удивление было написано на его лице.
- Я не ожидал вашего визита, полковник Эмсуорд, - произнес он. - Боюсь, что это помешает нашим планам.
- Ничего не могу поделать, мистер Кент, - мрачно ответил полковник. - Я был вынужден пойти на этот шаг. Может ли мистер Годфри принять нас?
- Да, конечно. Он ожидает вас.
С этими словами Кент вошел в дом, приглашая нас следовать за ним. Мы вошли в большую, просторную комнату. Около камина спиной к двери стоял человек.
- Годфри, старина, наконец-то я добрался до тебя, - вскричал Додд и бросился к нему. Но Годфри быстро отскочил в сторону.
- Не касайся меня, Джимми. Держись от меня подальше, дружище. На расстоянии можешь полюбоваться мной. Не правда ли, я не очень-то напоминаю тебе бравого капрала Годфри Эмсуорда, любимца кавалерийского эскадрона?
Внешность Годфри была поистине необычайна. Его некогда красивое загорелое лицо с тонкими правильными чертами было испещрено густыми, как белые заплаты, полосами. Лоб был неестественно белый, а подбородок темный, половина носа - белая, другая половина темная, казавшаяся по контрасту еще темнее. Потрясенный Додд в изумлении и ужасе уставился на своего друга.
- Вот почему я не очень-то жалую визитеров, Джимми, - мрачно проговорил Годфри. - Моя обезображенная внешность должна вызывать отвращение. Я понимаю, что к тебе это не относится, Джимми, старина, но все-таки предпочитаю одиночество.
- Годфри, я так боялся за тебя. Мне казалось, что тебе угрожает опасность и что я должен спасти тебя. Я просто с ума сходил...
- Я узнал от Ральфа, что ты здесь. Представляешь, какое это было искушение? Я решил хоть одним глазком взглянуть на тебя. Но ты заметил меня. И вот мне пришлось со всех ног улепетывать в свою берлогу.
- Господи, Годфри, но что все это значит?
- Ну, что ж, я расскажу тебе все, что произошло. Это началось с того боя около Претории, во время которого я был ранен.
- Я слышал об этом, но не знаю никаких подробностей.
Трое наших ребят: Симеон, Андерсен и я - отбились от остальных и попали в окружение. Двое было убито, а я - тяжело ранен. Все же я сумел кое-как взобраться на коня и поскакал, сам не зная куда, до тех пор, пока не потерял сознание и не свалился с седла.
Когда я пришел в себя, была уже ночь. Я чувствовал себя совсем обессиленным от потери крови. К тому же было чертовски холодно. Ты помнишь эту пронизывающую до мозга костей сырость, ничуть не похожую на наш здоровый, приятный морозец?
Словом, у меня не попадал зуб на зуб, и я чувствовал, как последние силы покидают меня.
К моему удивлению, я вдруг увидел довольно большой дом с множеством окоп. Я чувствовал, что моя единственная надежда остаться в живых - доползти До этого спасительного убежища. Спотыкаясь и поминутно падая, почти без сознания, я добрел до крыльца, шагнул в дверь, смутно увидел, как в тумане, большую комнату, уставленную кроватями, дополз до одной из них, оказавшейся пустой, и свалился без сознания...
Утром я не то проснулся, не то вышел из забытья. Зрелище, которое я увидел, наполнило меня ужасом, от которого я содрогаюсь до сих пор.
Представь себе большую, залитую солнцем комнату с белыми стенами и ровными рядами одинаковых кроватей. Около меня стояло существо, которое вряд ли можно назвать человеком. Это был карлик с огромной, как шар, и совершенно лысой головой. Он оживленно что-то говорил, очевидно, по-голландски, при этом сильно жестикулируя. Я с изумлением глядел на него. Это, очевидно, рассердило его еще больше, потому что он протянул ко мне страшные, темные, искривленные руки, напоминающие скорее щупальца какого-то диковинного животного.
Неподалеку от кровати стояла группа людей, с интересом разглядывавших меня. При взгляде на них меня охватил леденящий страх.
Это были несчастные, обезображенные, распухшие существа с деформированными конечностями, с лицами, покрытыми страшными язвами. Все они галдели, хихикали, глядя на меня, некоторые хватались за бока от смеха. Их адский хохот до сих пор звенит в моих ушах.
Свирепый карлик, очевидно, владелец кровати, схватил меня за плечо своими страшными щупальцами. Между нами завязалась борьба. Из моей раны хлынула кровь. Но это не остановило моего мучителя. Перевес в силе был явно на его стороне. В голове у меня помутилось, и я снова потерял сознание.
Очнулся я в другой комнате. Около меня не было ни страшного карлика, ни остальных чудовищ. У окна стоял пожилой, незнакомый мне человек, который, увидев, что я пришел в сознание, обратился ко мне.
- Как вы себя чувствуете? Сейчас я вам сделаю перевязку.
- Где я, доктор? - слабым голосом спросил я. Лицо доктора помрачнело.
- Лучше не спрашивайте, молодой человек. Ваши раны мы излечим, но здесь вас подстерегает гораздо большая опасность, чем на поле боя. Вы попали в лепрозорий. Несчастные, которых вы утром видели, - прокаженные.
Я застонал от ужаса.
- Значит, я провел ночь в постели прокаженного? - прошептал я.
- Да, весьма рискованный поступок, - подтвердил доктор, - я считаю себя невосприимчивым к этой болезни, но и то не решился бы на такой шаг.
- Все было кончено, Джимми. Я был осужден на жизнь, которая хуже смерти. И все же, после того как меня привезли в госпиталь в Претории, я все время надеялся на чудо: \"А вдруг я избегу заразы?\" - вопрошал я себя в тысячный раз. Выписавшись из госпиталя, я уехал домой. И тут-то я увидел, что признаки страшной болезни начинают появляться на моем лице. Я все рассказал родителям. Единственным выходом было распустить слухи о моем отъезде на длительный срок, а самому поселиться где-нибудь поблизости под наблюдением надежного врача, который не выдал бы моей тайны. В противном случае меня отправили бы в лепрозорий, где я был бы осужден до конца своих дней находиться в обществе таких же несчастных, как я сам. Никого нельзя было посвящать в мою тайну. Даже тебя, Джимми, друг мой. Я знал, что мое отсутствие будет для тебя большим ударом, во что я мог поделать? Вот и вся моя история.
Годфри умолк. Я видел, что Додд потрясен его рассказом. Ов сидел, сгорбившись и закрыв лицо руками.
- Я не виноват в том, что они проникли в нашу тайну, - заговорил отец Годфри. - Вот этот человек, - указал он на меня, - догадался обо всем. Тогда я решил, что безопаснее открыться ему до конца.
- И вы правильно поступили, полковник, - сказал я. - Возможно, мое вмешательство окажется полезным. Скажите, - обратился я к Кенту, - вы специалист по заболеваниям такого рода?
- Я обладаю теми знаниями в этой области, которыми обычно располагает всякий образованный медик, - сухо ответил врач.
- Я не сомневаюсь в вашей компетенции, доктор, - поспешил сказать я. Но в таком серьезном случае необходима консультация еще с одним специалистом. Думаю, что вы не показывали мистера Годфри никакому другому врачу, так как боялись посвятить еще кого-нибудь в свою тайну?
Мистер Эмсуорд утвердительно кивнул.
- Я предвидел это, - продолжал я. - В экипаже находится мой старинный приятель сэр Джеймс Сондерс, известный специалист по болезням этого рода. Я думаю, мы попросим сэра Джеймса осмотреть больного и высказать свое суждение?
- Кто же не слышал о знаменитом профессоре Сондерсе! - покраснев, воскликнул доктор Кент. - Я буду польщен знакомством с таким замечательным врачом.
- В таком случае попросим сэра Джеймса пройти сюда, - продолжал я, и... Но полковник перебил меня.
- А сами перейдем в мой кабинет, где, я надеюсь, мистер Холмс объяснит вам, каким образом он сумел проникнуть в нашу тайну.
И вот тут-то я понял, как мне недостает верного Ватсона. Но, увы, моего друга со мной не было, и мне пришлось самому обратиться с речью к моей маленькой аудитории, к которой присоединилась и мать Годфри.
- Обычно я начинаю с того, - сказал я, - что исключаю все, что невозможно. То, что остается, должно быть правдой, сколь бы невероятной она ни казалась. При этом каждый из оставшихся вариантов должен быть тщательно продуман и проверен.
Я применил этот принцип и к данному печальному делу. Мне представлялись возможными три объяснения странного случая, о котором мне поведал мистер Додд. Почему молодого человека держали в таком уединении, без всяких контактов с внешним миром?
Прежде всего он мог быть замешан в каком-либо преступлении. Вторая возможность заключалась в том, что он безумен и родители хотят избавить его от пребывания в сумасшедшем доме.
И, наконец, третья. Юноша болея такой болезнью, которая требует его безусловной изоляции. Все три возможности были равно вероятны, п каждая из них требовала исчерпывающих доказательств.
Вариант, связанный с преступлением, не выдерживал серьезной критики. Во-первых, я не слышал ни о каком преступлении, совершенном в этих местах. Во-вторых, в таком случае семья мистера Годфри была бы заинтересована в том, чтобы отослать его как можно дальше, а не держать преступника у себя под боком.
Вариант, связанный с безумием, казался мне более вероятным. Он подтверждался тем фактом, что молодой человек жил не один, а под наблюдением какого-то человека, очевидно, врача. Помните, мистер Додд, я спрашивал вас, не заметили ли вы, что читал человек, живший с вашим другом! Я надеялся, что вы заметили у него в руках медицинский журнал.
Но против этого варианта говорили следующие факты. Будь молодой Эмсуорд сумасшедшим, вряд ли он имел бы возможность свободно разгуливать по парку, даже ночью. Кроме того, почему вокруг его особы была создана такая сверхъестественная таинственность? В конце концов нет ничего противозаконного в том, что душевнобольной живет в уединенном павильоне под непрерывным наблюдением квалифицированного врача. Нет, теория сумасшествия также не годилась.
Таким образом, оставался третий вариант, правда самый маловероятный из всех, но факты как раз подтверждали его.
Молодой человек воевал в Южной Африке. Проказа - частое заболевание в тех местах. Как поступили бы любящие родители, если бы их сын оказался жертвой страшного заболевания?
Прежде всего требуется строжайшая секретность относительно места пребывания несчастного. По закону больной проказой подлежит немедленному переселению в лепрозорий. Затем его помещают близко от себя, но в достаточно уединенном месте, чтобы он не мог общаться с внешним миром. Далее, с ним поселяют надежного человека, вероятно, врача...
В этом случае становится понятным и странное повеление кожи - обычный результат страшного заболевания, и прогулки несчастного по ночам, и многие другие факты.
Я решил действовать так, как если бы эта теория была доказана. По приезде в усадьбу я заметил еще одну любопытную деталь, которая рассеяла мои последние сомнения. Ральф, который носит еду в павильон, при этом вздевает перчатки. Когда он открыл нам дверь, на руках у него были эти перчатки. При моем тонком обонянии я сразу почувствовал запах дезинфицирующих средств, которыми были они пропитаны.
На этом месте мой рассказ был прерван приходом сэра Джеймса. На обычно мрачном лице знаменитого доктора было некоторое подобие улыбки. Он быстрыми шагами подошел к миссис Эмсуорд и крепко пожал ей руку.
- Чаще всего мне приходится быть вестником горя, - обратился сэр Джеймс ко всем нам. - Но сегодня я могу обрадовать вас, господа. У Годфри Эмсуорда, безусловно, нет проказы. О, я вижу, его матушка поражена этой счастливой новостью. Доктор Кент, займитесь, пожалуйста, миссис Эмсуорд. Так вот, продолжал сэр Джеймс, - побеление кожи - действительно частый результат проказы. Но в данном случае мы имеем дело с заболеванием, вызывающим неправильную пигментацию кожи и называемым псевдопроказой. Эта болезнь упорная и трудно поддающаяся лечению, но, безусловно, не инфекционная и не имеющая ничего общего с настоящей проказой. Интересно, что симптомы необычайно сходны, а причина заболевания неясна. Не исключено, что здесь играют немаловажную роль психологические факторы, о которых мы еще так мало знаем. Возможно, что психическая травма, огромное напряжение и страх, которые испытывал молодой человек длительное время, с того самого момента, как он очутился в тесном контакте с прокаженными, и вызвали физические изменения организма, сходные с теми, которых он опасался. Но я вижу, добавил сэр Джеймс, - что миссис Эмсуорд уже приходит в себя. Как хорошо, что от счастья не умирают!