В моей сумочке вибрирует телефон. Роюсь внутри, чтобы найти его, сохраняя зрительный контакт с Ванессой, которая вся раскраснелась от своих разглагольствований, но все еще кипит от возмущения. Бросаю взгляд на уведомление. Это от Ройшин.



Позвони мне.



Пульс у меня учащается. Она что-то нашла?

Отвлекаюсь от того, что говорит Ванесса, и вместо ее слов в голове у меня начинают прокручиваться возможные причины, по которым Ройшин просит меня перезвонить ей. И как только я сознаю, что в комнате наступила тишина, понимаю, что Ванесса ждет от меня ответа.

– Ой, прости, Ванесса, я просто пыталась все это осмыслить. Согласна: одержимость Ниши, похоже, действительно несколько перешла все границы.

– Вы, наверное, знаете, что говорят о преступниках, которые каким-то образом втираются в расследование, посещают место преступления и так далее. Может, она знает больше, чем говорит нам…

Ванесса выбегает из комнаты – слышу, как она зовет нашего первого клиента.

И хотя я знаю, что Ванесса права в своем утверждении о том, что преступники часто возвращаются на место преступления или каким-то образом обеспечивают собственное участие в последующем расследовании, предполагать, что это может делать Ниша – что она может быть ответственна за похищение Оливии, – это уже чересчур. Мне придется отвести их обеих в сторонку и попытаться разобраться в случившемся до того, как это станет настоящей проблемой.

* * *

Утро пролетает незаметно – запланированная операция прошла успешно, и, несмотря на все мои опасения, что ссора Ванессы и Ниши выйдет из-под контроля, больше никаких драм не возникало. Хотя если и случится еще одна подобная сцена, то, скорее всего, произойдет она во время обеденного перерыва в ординаторской. Интересно, знает ли Самир о том, что тут творится, – я больше с самого утра его не видела… Пойду-ка на поиски – надо осведомить его о текущей ситуации. Самир может даже отложить наше совещание, если я подчеркну, насколько меня беспокоит, что может начаться, если одного из нас не будет рядом, чтобы сохранить мир.

К счастью, Самир соглашается и говорит, что посидит в ординаторской, что дает мне столь необходимую возможность просмотреть записи с камер наблюдения. С минуту прислушиваюсь у двери, чтобы убедиться, что все там, а затем спешу в регистратуру. Склоняюсь над клавиатурой и подвожу курсор к файлу, содержащему отснятый материал. Но не успеваю открыть его, как вздрагиваю от стука в дверь приемной. Быстро сворачиваю экран как раз в тот момент, когда слышу знакомый голос. Поворачиваюсь, резко вдохнув.

– Ты меня напугала, – говорю я.

– Вижу, – говорит Хейли. – Похоже, я застукала тебя с рукой в банке с печеньками. Так сказать. – Она кивает в сторону компьютера.

– Ха! Если б это только были настоящие печеньки, а не интернет-куки[18]! Я и вправду по твоим соскучилась. Как ты себя чувствуешь? Мы скучали по тебе.

– Вообще-то не блестяще, если честно. Хожу-хожу к терапевту, но только и слышу, что они ничего особо не могут сделать. Остается только смириться с этим – ты же знаешь, как это бывает… Держись и не сдавайся, – говорит она со вздохом.

– Сочувствую, Хейли… Должно быть, это так тяжко. Можем ли мы тут что-нибудь сделать, чтобы облегчить тебе жизнь?

– Вот потому-то я и здесь. Пришла, просто чтобы провести кое-какие исследования, если ты не против. Я знаю, что официально сижу на больничном, но все пытаюсь найти еще что-нибудь эргономичное, и как там это называется – более удобное оборудование, которое я могла бы здесь использовать. Не хочу подводить тебя, валяясь в постели дольше необходимого.

– О, пожалуйста, только не думай так. На самом деле мы прекрасно справляемся. Эби просто-таки растет на глазах. – Замечаю встревоженное выражение на лице Хейли и слишком поздно сознаю, что брякнула что-то не то – по сути, подразумевая, что теперь мы можем обходиться без нее. – Естественно, – лепечу я, совершенно по-детски прикрываясь рукой, – она тебе и в подметки не годится.

Улыбаюсь, надеясь, что предотвратила катастрофу. Все в нашем коллективе скоро будут волками друг на друга смотреть, если так все и пойдет дальше. Это все равно что ходить по минному полю.

– Я рада, что она встает на ноги – у меня были свои опасения. – Хейли улыбается в ответ и усаживается за стол, чтобы приступить к своему «исследованию». Ясен пень, теперь у меня не будет возможности просмотреть отснятый материал.

– Ладно, занимайся своими делами, – говорю я, направляясь к выходу. Если нельзя выполнить одну задачу, надо просто перейти к следующей. Убедившись, что нахожусь вне пределов слышимости от любых окон, звоню Ройшин.

– Клэр приходит и уходит рано утром, – сообщает мне Ройшин, когда я спрашиваю, каков распорядок дня моей матери. – Но при мне она никуда не выезжала из города. Хотя все-таки встречалась с кем-то в парке. Не могла подойти близко, но, по-моему, тоже с женщиной, и разговор был вроде жаркий.

– Ну что ж, разве это не похоже на мою маму? – говорю я, и сарказм сочится из каждого моего слова. Чувство, которое я испытываю, просто думая о ней, вызывает у меня зуд под кожей, но предоставление ей полного пространства у себя в голове, когда я еще и говорю о ней, наполняет меня горячим гневом, который я изо всех сил пытаюсь обуздать.

– Может это быть та, кому она платит за доставку мертвых животных?

– Не исключено. Прости, что не выяснила ничего определенного…

– Извиняться не за что. Большое спасибо за то, что сделала это, Ро. Я и вправду тебе очень обязана. Мне больше не к кому обратиться.

– Надо было проследить за этой таинственной женщиной?

Секунду размышляю над этим. Это могло быть полезно, но я и без того чувствую себя достаточно виноватой, втягивая Ройшин во всю эту историю. Я не имею права требовать от нее большего.

– Скорее всего, ничего особенного – просто подруга, с которой она встречается, или что-нибудь в этом роде. Полагаю, что она хоть с кем-нибудь подружилась с тех пор, как я сбежала от нее двадцать лет назад.

– Ты когда-нибудь общалась со своим отцом?

Вопрос Ройшин застает меня врасплох – запинаюсь, прежде чем выпалить:

– Что? Господи, нет!

Я не продумала все это до конца. Предоставление Ройшин подробностей о моей матери, о том, где я жила и выросла, по сути вооружает ее всем, что ей нужно, чтобы узнать о его статусе серийного убийцы. Тот факт, что она спросила об этом, наводит меня на подозрение, что она уже знает. Прежде чем Ройшин успевает задать следующий вопрос, приношу извинения и обрываю разговор.

Мой отец – это не тот человек, которого я готова обсуждать с ней.

Глава 47

Возвращаюсь домой после очередного визита в тюрьму буквально переполненная тем, что сегодня поведал мне Пол. Я пыталась записывать ключевые моменты по мере того, как он их наговаривал, но информации было так много, что я просто не могла за ним поспеть. Так что постаралась просто запомнить подробности, а затем надиктовала как можно больше на свой телефон, как только вернулась к машине.



Я некоторое время наблюдал за ней. Это стало для меня чем-то вроде навязчивой идеи. Полагаю, можно сказать, что это был для меня в некотором роде спорт: наблюдение за целью, планирование – как, где и когда, выполнение плана… Подготовка и мысленное прокручивание задуманного в голове зачастую и были самым захватывающим этапом – предвкушение действовало подобно наркотику, поднимая меня до небес. Долгое время после того первого нападения это чувство поддерживало меня, не требуя дальнейших деяний. А потом, когда действие этого «наркотика» стало заканчиваться, возбуждение и предвкушение тоже заметно ослабли. Так что пришлось продвинуться еще на шаг, чтобы испытать прежний кайф. Вот тогда-то я и начал похищать женщин.

И лишь похитив уже троих, наконец понял, что мне требуется нечто более сильнодействующее. Чтобы получить более сильный «приход». Нужно было пойти на больший риск. Когда я отпускал их, это уже не приносило удовлетворения.

Надо было убивать.

А когда даже акт убийства начал терять свой блеск… Что ж, дело приняло совсем другой оборот. Вот тогда-то я и совершил ошибку. Было уже недостаточно просто выслеживать, похищать и убивать. Я должен был сделать их лучше – красивей, уникальней. Это перестало быть похоже на спорт.

Вместо этого я стал думать о себе как о творце. Художнике.

А произведение искусства нужно видеть, чтобы его оценить.

Глава 48

Марк

Дети в полном восторге, когда везу их в школу – я редко беру их с собой, поэтому оба они в приподнятом настроении. Приятно видеть Эллу такой – в последнее время она держится несколько отстраненно. После безудержной болтовни – в основном из одних восклицаний – пыл их наконец иссякает, но прежде чем я успеваю завести с ними какой-то связный разговор, мы уже на месте. С парковкой тут полная жопа. Я уже не раз слышал про это от Джен, но собственный опыт реально открывает мне глаза. Хотя нам-то просто грех жаловаться, поскольку живем мы от силы в десяти минутах ходьбы отсюда и на таком коротком расстоянии вполне могли бы обойтись без машины. Вот и говори после этого об углеродных выбросах – какой пример я подаю своим детям?

– Знаете, ребятки, вообще-то нам нужно сделать над собой усилие и почаще ходить в школу пешком. Ну, или хотя бы иногда.

– Мама то же самое говорит, – с тяжким вздохом отзывается Элфи.

– А потом говорит, что у нас нет времени ходить пешком, – добавляет Элла.

– Ну что ж, думаю, что в этом плане могут произойти определенные перемены, – негромко бормочу я, вылезая из машины и думая при этом: «Вряд ли мама обрадуется любой из них». Набираю полную грудь воздуха, но все, чего этим добиваюсь, – это тревожу бабочек у себя в животе. Сосредотачиваюсь на окружающей обстановке. Я уже и забыл, какие шум и хаос могут царить на школьной игровой площадке по утрам. Хотел бы я обладать хотя бы половиной энергии некоторых из этих детишек! Озираюсь по сторонам – в некоторой растерянности, поскольку даже не могу припомнить, куда двигаться дальше.

– Ты иди вон туда, – командует Элла, подталкивая меня обеими руками. – Я уже слишком взрослая, чтобы меня провожали, но мама всегда провожает Элфи.

– Ладно, милая. Тогда до встречи. Хорошего дня.

Когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, она отступает.

– Не здесь, папочка!

Мне приходит в голову, что те дни, когда я мог обнять и поцеловать свою маленькую девочку на прощание, давно прошли. Ощущение, близкое к потере, сжимает меня откуда-то изнутри. Ей всего восемь, и пока что я чего-то подобного не ожидал. Думал, что у меня еще есть время, прежде чем она больше не захочет физических проявлений привязанности от меня. Может, это и хорошо, может, и правильно… В наши дни дети должны обладать властью и контролем, чтобы самим решать, принимать ли объятия и поцелуи от остальных членов семьи. Смотрю на Элфи, когда он поднимает ко мне лицо.

– Меня ты можешь обнять, папа. Я еще не слишком взрослый.

Сердце у меня тает, и так я и поступаю.

– Ладно, давай провожу тебя внутрь, – говорю я, едва сдерживая свои эмоции.

После того как Элфи показывает мне, где он вешает свою курточку, и с гордостью демонстрирует свою художественную поделку, вывешенную на стене класса, выхожу обратно на игровую площадку. Замечаю группу женщин в самом ее центре и, узнав их, направляюсь к ним. Фрэнки замечает меня, и круг разрывается.

– Марк! – зовет она. – Приятно видеть вас здесь в кои-то веки.

Одаривает меня сияющей улыбкой, когда я присоединяюсь к общему кружку, который тут же вновь смыкается вокруг меня. Как будто меня поглотили.

– Доброе утро, дамы, – говорю я, улыбаясь в ответ. – И как в такую рань вы все ухитряетесь так сногсшибательно выглядеть?

– О, какой мужчина! – выдыхает Уиллоу, проводя ладонью по моей руке. – Галантный кавалер, как и всегда.

И, словно я теперь одна из них, они продолжают прерванный разговор – как и предполагалось, речь идет об Оливии. О ее родителях. О том, насколько они морально опустошены. О ее дочери, которая сегодня наконец-то вернулась в школу, – какое это, должно быть, тяжелое время для нее. Мне же нужно попытаться ненавязчиво ввернуть в разговор упоминание о браслете Оливии. Они могут знать, постоянно ли та носила его.

– Теперь, когда вокруг меня подруги Джен, – отваживаюсь я, – мне вот интересно, не можете ли вы помочь мне с выбором подарка для нее. Скоро у нас годовщина свадьбы, и я подумываю о серебряном браслете, хотя лучше всего с камнями или амулетами. Типа того, что носила Оливия…

Это неуклюжая попытка, которая, по-моему, сразу вызывает подозрения. Чувствую, как краснеет мое лицо, когда они с раскрытыми ртами смотрят на меня. Господи, как же мне теперь выкрутиться?

– Хотя, наверное, сейчас не самое подходящее время, – бормочу я, прежде чем быстро сменить тему и задать вопрос о женщине, которая жила в нашем доме до нас, – теперь у меня есть имя. – Вам ничего не говорит фамилия Баттернат? – Понимаю, что вопрос слишком общий и может привести к появлению большого количества неконкретной информации, поэтому поспешно добавляю: – Не в курсе, жил ли у них в доме кто-нибудь из родственников или знакомых в какой-то момент? – Нужно сузить тему, чтобы получить то, что мне нужно, когда первая возможность упущена.

Все четыре лица выглядят задумчивыми, но никто не готов поделиться даже мельчайшей крупицей полезных сведений. Приходится подсказать.

– У них вроде одно время жила какая-то Джейн…

– А фамилию знаете? – спрашивает Рейчел.

По какой-то причине мне крайне неохота раскрывать абсолютно все. Но фамилия может вызвать в памяти нечто большее, чем просто «Джейн».

– Да вроде Слейтер, если я правильно помню. – Обвожу взглядом кружок, надеясь уловить намек на узнавание в их лицах. Но нет.

– Сожалею, но вообще-то не могу припомнить никого, кроме них двоих. Они держались особняком, – говорит Уиллоу.

– Не берите в голову. Я уверен, что кто-нибудь обязательно должен знать.

Извинившись, собираюсь уже уйти, но Зари хватает меня за рукав пиджака.

– А погуглить не пробовали? – спрашивает она.

– Ха-ха! Как-то об этом не подумал…

– Тоже мне айтишный гений! – Зари хихикает.

– Ну да. Просто с ума сойти. Но я пошел прямо к деревенскому оракулу, подумав, что Тереза – мой лучший выбор. Какой-нибудь местный знаток зачастую гораздо лучше любых поисков в интернете.

– Да, верно. Тереза очень много чего знает, это точно. И, в смысле, это очень распространенное имя, так что, думаю, «Гугл» тут мало чем поможет. Хотя попробовать стоит. А почему вы пытаетесь ее найти?

– Да просто нашел в доме одну вещицу, которая, как мне кажется, может принадлежать ей, и хочу убедиться, что она получит ее обратно, – говорю я, после чего быстро ухожу с игровой площадки, стремясь поскорей оказаться в одиночестве и залезть в интернет.

Забравшись в машину, достаю свой мобильник и прокручиваю множество результатов поиска.

Один из них сразу притягивает взгляд.

Меня бросает в жар, нарастает паника. Тяну за узел галстука, ослабляя его и пытаясь отдышаться. Потом бросаю телефон на пассажирское сиденье, втыкаю первую передачу и мчусь домой.

Перечитываю одно из писем, и в свете моих новых знаний по спине у меня ползут мурашки.

Ты можешь не верить моим словам, но я всегда пытался уберечь тебя от всего этого.
Я тогда плохо рассудил, я знаю. Но твои интересы и вправду всегда были для меня на первом месте. Я не хотел, чтобы тебе пришлось страдать из-за того, кто я такой. Ты – моя маленькая принцесса и всегда ею будешь, сколько бы тебе ни было лет. Время, которое я провел с тобой, было самым драгоценным для меня – воспоминания о нем поддерживают меня здесь в самые тоскливые моменты.
Я никогда не говорю о тебе, потому что не хочу, чтобы кто-нибудь каким-то образом использовал мои слова против тебя. Ты – единственное, что я держу в секрете, как бы ни старались психологи, сокамерники, журналисты и тому подобные вытянуть из меня все подробности. Они используют свою закулисную тактику, чтобы обманом заставить меня рассказать о том, чем мы занимались вместе – как мы проводили время. Они хотят, чтобы я сказал им, что ты что-то видела, что ты была каким-то образом замешана. Они вызывают у меня омерзение. Что бы я им ни говорил, они все переворачивают с ног на голову.
Неудивительно, что ты страдаешь от ночных кошмаров. Бедная ты моя принцесса… Мне очень, просто-таки очень жаль. Жаль, что я ничем не могу тебе помочь.
Люблю, как всегда,
Твой папа хх

С ключами от машины в руке медлю у входной двери. Мой взгляд прикован к семейному фото в рамке, и я провожу кончиками пальцев по лицам Эллы и Элфи. Их красивые, невинные личики расплываются у меня перед глазами, и рыдающий всхлип срывается с моих губ. Как я дошел до жизни такой? Можно было бы закрыть на все это глаза, сделать вид, что ничто из этого не происходит в действительности. Засунуть все это в коробку и задвинуть подальше. Как я поступил с тем «розыгрышем» в универе – с тем, что Бретт сделал с Ханной. Затея заманить ее в лес в ту ночь рассматривалась как совершенно безобидная забава – нечто вроде инициации. Теперь же у меня внутри все так и переворачивается при мысли о нашей полной недоразвитости. О моей собственной наивности. Завязать ей глаза, связать руки, словно в какой-то мудацкой игре в жмурки, а потом пустить ее блуждать по лесу, пытаясь найти нас, – это было по-идиотски. Впрочем, это были еще цветочки. Хорошо помню накатившие вдруг угрызения совести, внезапное осознание того, насколько это опасно, и свое внезапное желание пойти на попятный. Именно тогда я и увидел Бретта, который вроде как заманивал Ханну на край крутого откоса – к глубокому оврагу с клокочущим на дне ручьем. Я с ужасом наблюдал за происходящим, боясь, что он позволит ей упасть. Лишь в последнюю секунду его рука протянулась, чтобы схватить ее. Но Ханна поскользнулась. Конечно, впоследствии Бретт притушил серьезность случившегося, заявив, что это была просто шутка, которая вышла из-под контроля. Несчастный случай. И я согласился с этим.

Тогда Бретт упорно стремился выставить меня слабаком. И я и вправду был слаб. Я всегда позволял ему командовать и убеждать меня, что все его затеи совершенно безобидны. Да ладно, всего лишь перелом да несколько синяков, сказал он. Господи… Нам очень повезло, что она не убилась насмерть! Ханна тоже считала, что это был не более чем несчастный случай, но что-то глубоко внутри меня так и не сумело до конца в это поверить, и с тех пор я живу с чувством вины. И не собираюсь быть тем человеком сейчас – я просто не могу замести все это под ковер. На сей раз я должен поступить правильно – и действовать, пока еще не слишком поздно.

Положив пакет на пассажирское сиденье в своей машине, набираю номер. И пока жду, когда установится соединение, плаˆчу.

После очень короткого разговора включаю зажигание и резко разворачиваю машину; шины хрустят по гравию. В конце подъездной дорожки сворачиваю налево, преодолеваю подъем и выезжаю из Колтон-Кум, направляясь в город.

После сегодняшнего дня все будет иначе. Я покидаю наш дом как один человек, а вернусь туда, как совсем другой.

«Ничего другого мне не остается».

Глава 49

Дженни

Слышу стук в дверь своего кабинета. Прежде чем успеваю ответить, входит Эби. Отрываюсь от своего занятия – к счастью, это обычный осмотр чихуахуа – и вопросительно смотрю на нее.

– Простите, что отрываю, – говорит она. – Я… э-э… – Широко раскрывает на меня глаза, как будто я должна сама понять, что она пытается сказать. – Вас там просят на минутку… в регистратуру. Пожалуйста.

Хмурюсь. Эби явно нервничает, держится робко. Что же она такое натворила?

– Секундочку, – говорю я. Очень надеюсь, что она опять не записала кого-нибудь на самый конец рабочего дня или что-нибудь в этом роде, – сегодня мне кровь из носу нужно уйти пораньше, потому что я хочу как можно дольше побыть наедине с детьми до возвращения Марка. – Сейчас вернусь, малыш, – говорю я Тони, почесывая его за ушами. Поворачиваюсь к его хозяйке: – Извините, Эмили, можете побыть здесь, пока я во всем не разберусь? Я ненадолго, а потом закончим осмотр, и можете ехать домой.

– Конечно, – говорит Эмили, подходя к столу, чтобы обнять Тони.

Толкаю двойные двери в приемную чуть сильней, чем требуется, – одна ударяется о стену, и я вздрагиваю. И тут вижу выражение лица Эби и замечаю двух детективов, стоящих спиной ко мне возле стола.

«Дерись или беги».

Долю секунды подумываю о том, чтобы отступить и сбежать через заднюю дверь. Но уже слишком поздно – мое шумное появление предупредило их, и оба одновременно поворачиваются ко мне.

– А, – говорит детектив-сержант Дэвис, – здравствуйте, Дженнифер. Простите, что беспокою вас на работе.

Она улыбается, хотя отнюдь не приветливо – просто вежливо. Констебль Бишоп коротко кивает мне.

Не доверяю своему голосу – тот факт, что горло у меня как будто только что закрылось, заставляет меня опасаться, что из него донесется лишь беспомощный писк, – но я не могу стоять безмолвным истуканом, так что решаюсь на простое «здрасьте».

Дэвис мотает головой на входную дверь – видимо, предлагая последовать за собой, прежде чем двинуться в ту сторону. Смотрю на Бишопа, дабы убедиться, что я правильно истолковала ситуацию.

– Не возражаете? – произносит он, протягивая мне руку и тоже указывая на дверь.

Украдкой оглядываю регистратуру. Я рада, что при всем этом присутствуют только два свидетеля. Но выражения беспокойства или, может, любопытства на лице Эби вполне достаточно, чтобы вызвать панику. Детективы успели допросить ее до того, как отправить за мной? Разрешила ли им она просмотреть записи с камер наблюдения? Боже, как бы я хотела поговорить с ней, прежде чем выходить на улицу с этой парочкой! Проходя мимо, пытаюсь ободряюще улыбнуться Эби, но сомневаюсь, что мне это удается. То, что детективы потребовали конкретно меня, – не очень-то хорошая новость.

А что еще и вытащили меня на парковку, подальше от всех остальных, – что ж, это еще более тревожно.

Ноги у меня дрожат, когда я следую за Бишопом. Солнце слепит мне глаза, и я поднимаю руку, чтобы прикрыть их. Вижу Дэвис, которая стоит возле своей машины, небрежно прислонившись к ней. Ладно, вид у нее вроде расслабленный, это хороший знак. Но едва только я решаю, что все не так уж плохо, насколько мне казалось, как она открывает заднюю дверцу и взмахом руки указывает на сиденье.

Как все это понимать?

Поступаю, как велено, и дверца громко захлопывается в ту же секунду, как я оказываюсь внутри. Затем они оба забираются на передние сиденья. Дэвис поворачивается из-за руля, чтобы посмотреть на меня.

– Не хотелось поднимать шум на вашем рабочем месте, – говорит она. – Но мы были бы очень признательны, если б вы поехали с нами в отдел, чтобы помочь нам с расследованием.

О господи! Натужно сглатываю, пытаясь остановить слезы, но все эмоции во мне уже на пределе – вот-вот выбьет предохранители.

– Я… я ничего не понимаю.

– Есть несколько вопросов – кое-какие моменты, которые нам хотелось бы… – Дэвис смотрит куда-то вправо, словно пытаясь найти правильную формулировку. – Прояснить, – заканчивает она. Не пойму, намеренно ли это, но голос ее звучит угрожающе.

Моя первая мысль – это что я оставила клиента в своем кабинете дожидаться моего возвращения. А Самир даже не знает, что я покинула клинику. Хотя, думаю, к настоящему времени Эби уже поставила его в известность. Как и всех остальных. Интересно, Дэвис и Бишоп уже сообщили им о своем намерении отвезти меня в полицию – и не поэтому ли Эби настолько разнервничалась?

– Когда мы приедем в отдел, вы можете позвонить своему адвокату, если хотите, – если вам потребуется юридическая поддержка, когда мы будем задавать вопросы.

– Я арестована?

– Нет, Дженнифер, – говорит Бишоп. – Не в данный момент – сейчас вы добровольно оказываете нам содействие. Но все же мы ознакомим вас с вашими правами.

Он оглядывается на Дэвис, и я вижу, как та набирает воздух в легкие, готовясь зачитать привычный текст. У меня отвисает челюсть, когда она произносит слова, которые я столько раз слышала в криминальных сериалах – что я могу в любой момент уйти, что у меня есть право на бесплатную и независимую юридическую консультацию и так далее. Лихорадочно перебираю в голове, кому бы сейчас позвонить. Своего адвоката у меня нет. Покусываю нижнюю губу, пытаясь собраться с мыслями. Если я не арестована, зачем он мне вообще нужен?

И тут меня осеняет ужасная мысль. Знают ли они, кто я такая? Поднимаю глаза, чтобы встретиться взглядом с Дэвис.

– Все нормально, – уверенно говорю я. – Адвокат не нужен. Но мне надо договориться с кем-нибудь, кто сможет забрать детей из школы, если это займет больше часа.

– Детей заберет ваш супруг, так что на этот предмет можете не переживать.

Сердцебиение у меня учащается, долбит где-то внутри, ударяясь о ребра.

Я понимаю, что теперь у меня возникли и другие серьезные поводы для переживаний.

Глава 50

Дженни

– Будьте добры, не могли бы вы взглянуть вот на это? – Детектив-сержант Дэвис подталкивает ко мне по столу три фотографии. Мы находимся в городском отделе полиции, в душной комнатке, которая, судя по запаху, используется нечасто. Дэвис и Бишоп сидят напротив меня, деревянно застыв, с серьезными лицами. Я держусь столь же скованно – грудь напряжена, мышцы едва не сводит судорогой. Приходится постоянно напоминать себе, что нужно дышать.

Подтаскиваю одну фотографию поближе, прищуриваюсь. Она темная, зернистая, но я сразу понимаю, что это и где. Ничего не говорю, когда по очереди просматриваю две остальные, молча впитывая детали, давая себе время подумать. Голос у меня в голове кричит: «Сейчас же потребуй адвоката!»

Подержав фотографии в руках столько, сколько мне представляется естественным, поднимаю взгляд прямо к темно-карим глазам детектива-сержанта Дэвис и удерживаю его. Жду, когда она заговорит, – хоть и понимаю, к чему они клонят, но не собираюсь проявлять инициативу, пока в точности не выясню ход их мыслей.

– Не можете сказать, что вы видите на этих фотографиях? – спрашивает детектив-констебль Бишоп.

По-прежнему не отрываю взгляда от Дэвис, когда даю свой ответ:

– Вижу темное изображение с плохой детализацией.

Дэвис улыбается и кивает.

– А как насчет человека, который изображен на всех трех снимках? – спрашивает она.

– А что насчет него?

Краем глаза замечаю, как Бишоп ерзает на стуле. Но Дэвис сидит все столь же неподвижно.

– Вообще-то было бы полезно для нашего расследования, если б вы проявили готовность к сотрудничеству, Дженнифер, – говорит она.

– А я и сотрудничаю. Я приехала сюда с вами и смотрю на фотографии, которые вы положили передо мной. Просто не пойму, чего вы от меня хотите. Я ничего в них не вижу. – Подталкиваю фото обратно к Дэвис. Замечаю мимолетное выражение разочарования у нее на лице, прежде чем она продолжает:

– Мы считаем, что человек на этих снимках – это вы, Дженнифер.

– Ну а я – нет, – говорю я.

– Посмотрите еще разок. – Бишоп берет фотографии и во второй раз выкладывает их передо мной одну за другой. Выполняю его просьбу.

– Я так не считаю. Все, что я могу сказать, глядя на них, это что вижу какую-то фигуру – только вот не пойму, мужскую или женскую, – стоящую спиной к камере перед каким-то домом.

Детектив-сержант Дэвис поджимает губы и тяжело откидывается на спинку стула.

– Анализ фотографий показывает, что фигура женская. Цвет волос и прическа совпадают с вашими собственными. И вроде как она одета в пижаму.

Хоть сердце у меня дико колотится, я сохраняю спокойствие, повторяя про себя одни и те же слова: «Ничего у них нет, ничего у них нет…» Пожимаю плечами, слегка покачав головой.

– И что?

От улыбки, расплывающейся по лицу Дэвис, все внутри у меня содрогается. Такое впечатление, что это улыбка человека, у которого есть кое-что еще в рукаве. Переплетаю пальцы под столом.

– Камера наблюдения засняла это в ночь на двенадцатое августа. Перед вами стоп-кадры из полной видеозаписи. Есть и еще.

С трудом сглатываю. По какой-то причине мне не пришло в голову, что они показывают мне только часть целого. И хоть эти фотографии могут быть не слишком четкими, видеозапись, естественно, вполне может дать больше деталей. Неужели я угодила в их ловушку? Потому что, несмотря на зернистые изображения, они правы – со спины этот человек действительно очень похож на меня, как они и сказали мне вчера. Слова Марка сразу проносятся у меня в голове: «Тереза говорит, что собственными глазами видела, как ты поздно ночью бродила по деревне в пижаме».

Черт, черт, черт, черт!

Бишоп открывает папку, лежащую перед ним на столе. Медленно извлекает из нее лист бумаги. Хорошо – по крайней мере, фотографий больше нет. Наклоняется над столом и начинает зачитывать то, что там написано.

– «Я несколько раз видела миссис Джонсон поздно ночью или ранним утром. Странно – зачем кому-то в полном одиночестве бродить середь ночи в ночном белье?» – Бишоп смотрит на меня поверх листа. – Это еще не все, но не буду утомлять вас остальным.

– Свидетельница подтверждает, что вы находились в центре деревни в тот же вечер, когда камера засняла вас в саду Оливии, – говорит детектив-сержант Дэвис.

Почему-то я не думаю, что свидетельница, которую они цитируют, – это Тереза: обычно она так не изъясняется. А значит, меня могли видеть и другие жители деревни.

– К чему это вы клоните, детектив-сержант Дэвис? – говорю я.

– Мы полагаем, что вы были тем человеком в саду за несколько дней до похищения жертвы. И хотели бы знать, почему вы там оказались. Чем вы занимались, Дженнифер?

Время пришло.

– Я бы хотела прямо сейчас связаться с адвокатом, если вы не против.

– Вы уверены? Речь идет всего лишь о нескольких вопросах. Вам придется задержаться здесь, если нам придется ждать, пока…

– Как вы мне уже сообщили, детей заберет мой муж, так что у меня полно времени, могу и подождать. Спасибо. – Одаряю Дэвис саркастической улыбкой. Это не дружеская беседа – они пытаются свалить все на меня. Их вежливые подходцы меня не обманут.

Дэвис и Бишоп встают, затем делают мне знак сделать то же самое. Выхожу вслед за ними из комнаты, и они просят меня подождать в приемной отдела. Дэвис подходит к дежурному сержанту и о чем-то вполголоса с ним переговаривается. Кивнув ей, тот переводит взгляд на меня. Затем Дэвис и Бишоп исчезают в другой комнате дальше по коридору, и сержант подзывает меня к стойке.

– У вас есть номер адвоката? Или вам нужно, чтобы мы вам его предоставили?

В голове вдруг пусто. Никак не могу придумать, кому бы позвонить.

– Э-э… У меня есть кое-кто, но сейчас не могу припомнить номер. Могу ли я позвонить человеку, который может его подсказать?

– Да, конечно. – Он протягивает мне телефон.

Набирая номер, буквально молюсь, чтобы она ответила.

– О, слава богу! Ройшин, мне нужна твоя помощь. У тебя есть номер адвоката, который консультирует Гарри?

– Господи, Джен… Зачем тебе это нужно?

– Я в городском отделе полиции. Меня не арестовали, но…

– Ладно. Ты совершенно правильно поступила. Подожди-ка секундочку.

Несколько мгновений на линии тишина, затем слышу дыхание Ройшин – учащенное, как будто она бежала.

– Есть! Ее зовут Харпер Андерхилл. – Ройшин быстро диктует ее номер. – Я позвоню Марку, и…

– Он уже знает. Он сам заберет детей.

– Ладно. Мне еще с кем-нибудь связаться?

– С Самиром, будь добра. Он, наверное, уже в курсе, но я типа как сорвалась с места и все бросила, так что…

– Конечно, дорогая – очень тебе сочувствую. Постарайся не волноваться. Они не могут знать… Ну, ты понимаешь – насчет того самого… – Ройшин замолкает.

Значит, она все-таки узнала про моего отца. Это было подтверждением.

– Нет. Надеюсь, что нет.

Дежурный сержант бросает на меня многозначительный взгляд – мол, давайте закругляйтесь. Заканчиваю разговор с Ройшин и говорю ему, что у меня есть нужный мне номер.

Затем я звоню Харпер.

Глава 51

Дженни

Меня сразу успокаивает то, как Харпер Андерхилл – высокая и элегантная, одетая в кремовый брючный костюм – врывается в приемную и, не дожидаясь, пока к ней подойдут, решительным шагом подходит к дежурному сержанту и требует вызвать детективов. Затем она переключает свое внимание на меня, одарив холодной, уверенной улыбкой и громко объявив:

– Вы выйдете отсюда ровно через две минуты.

Детектив-сержант Дэвис неторопливо приближается к ней, и напряженное выражение ее лица говорит о том, что она ожидает неизбежного.

– Моя клиентка находится здесь добровольно? – спрашивает Харпер еще до того, как Дэвис успевает открыть рот. Грудь у той вздымается.

– Да.

– Итак, если вы не собираетесь задерживать ее, она уходит. – Развернувшись на своих шпильках, Харпер выводит меня на улицу, оставив детектива-сержанта Дэвис безвольно стоять в коридоре. Харпер Андерхилл сдержала свое слово: весь эпизод длился всего две минуты.

* * *

Беру такси до клиники, чтобы забрать свою машину. Я рада, что избежала задержания или ареста, но Харпер объяснила, что это может быть лишь вопросом времени. Теперь я – лицо, представляющее оперативный интерес.

«Они будут внимательно следить за вами», – такими были ее прощальные слова, обращенные ко мне. Харпер сказала, что они будут усиленно работать, чтобы собрать достаточно улик для моего задержания, поскольку явно считают, что я имею какое-то отношение к похищению Оливии. Ни Дэвис, ни Бишоп не упоминали ничего, связанного с моим отцом, и Харпер я тоже об этом упоминать не стала. Хотя, может, они и знают – просто придерживают эту информацию, чтобы потом как следует меня поджарить. Нужно мысленно подготовиться к этому.

А также следует избавиться от писем, которые я храню под полом спальни.

Боже, и от браслета, и от последнего мертвого животного в мусорном баке… Если они найдут их…

Все нервы покалывает, когда я сворачиваю к дому. И что же по поводу всего этого скажет Марк? Представляю себе его лицо, полное беспокойства и отчаяния. То, что меня притащили в полицию для допроса, добавляет веса его собственным подозрениям на мой счет, и я просто не представляю, как их развеять – как убедить его в том, что ни в чем не повинна.

Хотя даже не знаю, так ли это.

Его машины возле дома нет. Думаю, Марк не знал, как долго я там проторчу. Или вообще вернусь ли домой сегодня вечером. Наверное, он повез детей куда-нибудь поесть, чтобы хоть как-то занять их. Чтобы они не задавали слишком много неудобных вопросов о том, где сейчас мама. Если поспешить, то можно будет избавиться от писем до того, как Марк и дети вернутся домой.

Как попало паркую машину и врываюсь в дом, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Схватив с прикроватной тумбочки ножницы, опускаюсь на колени, сдвигаю край ковра и подцепляю половицу. Опускаю руку в проем, ощупываю все вокруг. Сердце у меня трепещет. Никак не могу найти пачку писем. Засовываю руку поглубже, но полость пуста. Вытаскиваю руку и падаю на кровать.

– Нет, нет, нет…

Пропали не только письма. Полиэтиленового пакета с браслетом там тоже нет. Прижимаю руки ко рту, сдерживая крик. Как он мог? Как мог мой собственный муж так поступить?

Это наверняка он. Это Марк пошел в полицию с письмами и браслетом. Больше некому. Вот почему они решили допросить меня. И теперь, стоило об этом подумать, – когда я обеспокоилась тем, сколько времени это займет, мне сказали, что все в порядке, поскольку детей заберет Марк. Потому что он уже знал. Ведь это он передал «улики» Дэвис и Бишопу.

Так почему же меня и в самом деле не арестовали? Пусть даже письма и не являются доказательством того, что я в чем-то замешана, но браслет-то явно выдает меня с головой.

Думаю, Харпер была права. Полиция ждет, пока у них не появятся веские доказательства. А это может означать, что они ждут результатов экспертизы, которая докажет, что это и в самом деле браслет Оливии, а также подтвердит, что на нем есть отпечатки пальцев. Как только они в этом убедятся, то арестуют меня и возьмут отпечатки пальцев, чтобы проверить, не совпадают ли они.

Тогда мне конец.

Поднимаюсь с пола и добираюсь до ванной комнаты как раз вовремя, чтобы меня вырвало в унитаз.

Глава 52

Марк

– Что ты наделал?

Ее голос – не более чем шепот, полный боли и страдания. Обиды за предательство. Я рад, что не вижу ее лица.

– Почему ты солгала мне? – пытаюсь возражать я, не отвечая на ее вопрос. Я сделал то, что должен был сделать, так что на самом деле ни в чем не виноват. Только не в этот раз.

– Почему ты сначала не поговорил со мной? – шипит она в трубку.

– Где ты? – спрашиваю я. Могу предположить, что уже не в полиции. Теряюсь в догадках, как там все прошло, чем дело кончилось. Детектив-сержант Талья Дэвис подробно объяснила мне, как все, скорее всего, будет складываться. Они не хотели задерживать ее на данном этапе – понимали, что через двадцать четыре часа им придется отпустить ее без предъявления обвинений, потому что не имелось достаточно доказательств, чтобы КПС[19] позволила им их выдвинуть. Пока что не имелось. Однако Талья была уверена, что они их скоро получат. И хотя она явно не раскрыла мне всего, что у них есть, я знаю, что они располагают записью с камеры наблюдения, на которой, по их мнению, запечатлена Дженни в саду Оливии за несколько дней до похищения. Меня подробно расспросили о ссоре моей жены с Оливией, поскольку имя Джен всплыло во время подомовых обходов. Вероятно, обмолвились соседи Оливии, слышавшие обвинения, которыми тогда громогласно разбрасывалась Джен. Улики в основном косвенные, признала Талья, прежде чем я передал ей браслет, который нашел вместе с письмами.

Талья была в восторге от этой находки – у нее сразу загорелись глаза. Когда я уходил, в отделе царило такое оживление, как будто я только что вручил им счастливый билет. Ее также очень заинтересовали письма от отца Джен – серийного убийцы. Она спросила, считаю ли я, что Джен до сих пор поддерживает с ним связь, поскольку письма выглядели довольно старыми. Я ничего не смог ей на это сказать, поскольку до сегодняшнего дня ничего о нем не знал. Когда я отъезжал от отдела, все мое тело словно налилось тяжестью. Я только что преподнес им свою жену на блюдечке с голубой каемочкой.

Шок все еще свеж. Я весь словно занемел.

– Марк? Ты все еще здесь? – Голос Джен проникает в мои мысли.

– Да, здесь.

– А где это здесь? – спрашивает она.

Долю секунды боюсь сказать ей. Господи! Как я это себе представляю – что она сделает? Придет за мной? Убьет меня? Вздыхаю.

– У своих родителей.

– Ну да. Понятно.

В трубке воцаряется тишина.

– Я точно не знал… ну, в общем… когда ты вернешься.

– И вернусь ли вообще, – добавляет Джен. – Полагаю, ты думал, что меня арестуют и будут держать под стражей?

– Нет, нет. Не думал. Я знал, что тебя просто будут допрашивать. Но не знал, как долго, и не хотел, чтобы дети волновались, поэтому привез их сюда. Чтобы бабушка с дедушкой повозились с ними. Побаловали их.

– Ты так и не ответил на мой вопрос. – Тон у нее ровный, пустой, холодный. – Почему ты не поговорил со мной, прежде чем идти в полицию?

Крепко сжимаю телефон в руке.

– На мой ты тоже не ответила. Почему ты солгала мне?

– Я никогда не лгала, Марк. Я говорила тебе, что у меня было сложное и несчастливое детство. Думаю, это более-менее все объясняет, так ведь? То, что я не раскрыла тот факт, что мой отец – серийный убийца, не делает меня обманщицей.

– Но это и не делает тебя открытым и честным человеком.

– И это говорит мужчина, который солгал о своих отношениях с другой женщиной, а потом попытался все это скрыть! Тот самый мужчина, который счел свою жену похитительницей – а возможно, и убийцей, но вместо того чтобы обсудить это с ней, пошел у нее за спиной рассказывать всякие сказки полиции.

– Сдаюсь, крыть нечем, – говорю я, не зная, куда еще может завести этот разговор. – Мы тут немного поживем, Джен. Пока все не прояснится.

– Прояснится? Ты хочешь сказать, пока полиция не поймет, что я не имею к этому никакого отношения, и не переключит свое внимание на какого-нибудь другого подозреваемого?

– Что-то в этом роде.

– Я хочу быть со своими детьми. Ты не имеешь права забирать их.

– Думаю, что имею. Мне очень жаль, Джен.

Вешаю трубку и вытираю слезы со щек.

Глава 53

Дженни

– Да пошло оно все к чертям! – истошно ору я, швыряя свой мобильник через всю комнату. Он с глухим стуком падает на диванные подушки. Бросившись через гостиную, по очереди срываю их и бью ими об диван, колочу по ним кулаками, заливаясь слезами, пока не падаю на пол, измученная и опустошенная.

Я впервые совершенно одна в этом доме – не знаю, куда себя девать. И тут вспоминаю. Нахожу свой телефон, завалившийся между подушек, и залезаю в «Контакты».

– Привет, Эби, – говорю я.

– О господи! С вами все в порядке? Я так волновалась… Где вы?

– Вернулась домой. Все в порядке, – отвечаю я. – Хотя нет… Не совсем в порядке, на самом-то деле.

– Я ничего не делаю, как и всегда, – хотите, сейчас приеду?.. О, простите, глупо с моей стороны так говорить. Вы, конечно же, предпочли бы побыть наедине со своим мужем после такого тяжелого дня…

– Вообще-то нет. Я предпочла бы куда-нибудь сходить, – говорю я, не желая сообщать ей, что мой муж поднялся и ушел, забрав с собой наших детей. – Все еще готова к вылазке в паб?

– Ну, да, конечно. Если у вас не пропало настроение.

– Хорошо, тогда встретимся там через полчаса?

– Превосходно. Жду не дождусь, когда выберусь из этой адской дыры, – говорит она.

«Как с языка сняла», – думаю я.

* * *

Я уже много лет не ходила по пабам одна. И не могу припомнить, когда в последний раз бывала в этом пабе. Запах сразу бьет в нос, когда открываю дверь, – смесь прокисшего пива и разгоряченных тел. Быстро оглядевшись, понимаю, что Эби еще не пришла, поэтому поспешно подхожу к ближайшему столику и усаживаюсь. Не хочу проходить через весь бар, мимо обычной толпы, чтобы подыскать местечко поудобней. Близость двери меня пока вполне устраивает – я сразу увижу, когда войдет Эби. Дождусь ее, прежде чем заказывать напитки. Несколько голов поворачиваются в мою сторону, но после быстрого кивка в знак приветствия все вновь возвращаются к своим разговорам или пиву.

Прикидываю, сколько здесь сейчас народу. В этой части паба вижу человек десять. Глухой гомон голосов, доносящийся из ресторанной части в соседнем зале, говорит о том, что там довольно оживленно. Интересно, главная тема разговоров за столиками – по-прежнему Оливия или же эта новость уже устарела?

– Опередили меня все-таки. – Голос Эби пугает меня.

– О, привет! Откуда ты взялась?

Она принарядилась, как положено для вечернего «выхода в свет» – шикарное платье в цветочек с рукавами-бабочками и глубоким вырезом, полный макияж… У меня же все наоборот – я влезла в джинсы, натянула топ с леопардовым принтом и нанесла слой первой попавшейся помады, обнаруженной в сумочке.

– Я заскочила в туалет, как только пришла сюда, – объясняет Эби, усаживаясь. Но тут же опять вскакивает, увидев пустой стол. – Я первая закажу, хорошо?

– Нет, нет, – говорю я, вставая. – Давай лучше я, ты потом[20]. Ты что будешь?

– Джин-тоник, пожалуйста – только с диетическим тоником.

Заказываю два двойных джин-тоника у Кена в баре. Он говорит мне, как приятно видеть, что я наконец-то выбралась вечерком из дома в кои-то веки.

– Ты сегодня вечером одна? – интересуется Кен. Не пойму, беспокоится ли он за меня, учитывая ситуацию с Оливией, или же просто любопытствует.

– С подругой, – говорю я, указывая за спину – на столик, за которым сидит Эби.

– А-а, ну да. – Он подмигивает. – Девичник без парней на буксире.

Улыбаюсь ему.

– Типа того.

– Думаю, по справедливости твоя очередь – видел тут твоего Марка на прошлой неделе.