Квон Ирён, Ко Наму

Кто читает сердце тьмы. Первый профайлер Южной Кореи в погоне за серийными убийцами

악의 마음을 읽는 자들

국내 최초 프로파일러의 연쇄살인 추적기

권일용, 고나무 지음

THOSE WHO READ THE MINDS OF EVIL

Kwon Il-yong, Ko Na-mu

Originally published in 2019 by Alma Inc., South Korea

Copyright © 2019 by Kwon Il-yong and Ko Na-mu

This Russian edition is published by arrangement with Greenbook Agency, South Korea

Дизайн: Ан Чими, Хан Сынён (안지미, 한승연)

Иллюстрации на обложке и авантитуле: Сим Лэчжон (심래정)

© Михэеску Л. А., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Очень интересная книга о человеке с несгибаемой волей и любовью к расследованиям: имея в распоряжении практически один «учебник» по профайлингу – книгу легендарного Джона Дугласа, – он стал главным профайлером в стране, где до этого даже не слышали о серийных убийцах!
Яна Логинова, редактор

* * *

Автор книги – первый профайлер Южной Кореи и непосредственный участник описываемых событий. Его история легла в основу криминальной дорамы \"Те, кто читает сердце тьмы\".

Охотники на чудовищ. Предисловие Ко Наму

В этой книге изложена документальная история группы криминальных профайлеров. Я работал над книгой, преследуя две цели. Во-первых, хотел показать характерные особенности профессии профайлера и, прежде всего, определить то место, какое занимает в ней наука психология. Конечная цель криминального профайлинга заключается в том, чтобы преступник был арестован, а его злодеяния остановлены, однако в работе профайлера задействован лишь инструментарий психологического исследования и анализа данных. Профайлер – это не психолог в роли полицейского, а полицейский в роли психолога. Показательно, что биографическая книга криминального профайлера ФБР Джона Дугласа называется «Охотник за разумом» [1]: если серийные убийцы нередко используют психологические приемы в охоте на жертв, то профайлеры используют знания психологии в «охоте за разумом» убийц.

Именно по этой причине я подробно останавливаюсь на таких эпизодах, как видеозапись с Ю Ёнчхолем или дорогой автомобиль Кан Хосуна. В ходе расследований первому корейскому криминальному профайлеру Квон Ирёну довелось выдержать не одно психологическое противостояние, но это не нашло отражения в прессе ни в то время, ни после. На что обращала внимание пресса, так это на жестокие методы совершенных преступлений. В этой книге мне тоже пришлось о них говорить.

Во-вторых, я поставил целью описать нелегкий процесс внедрения новых методов расследования. Сейчас профессия профайлера воспринимается как само собой разумеющееся, однако так было далеко не всегда. В такой огромной неповоротливой структуре, как полицейская, отнюдь не просто добиться создания принципиально новой организационной единицы, требующей бюджетных средств и человеческих ресурсов. Для организации с долгой историей и большим опытом непривычные способы работы ненавистны даже больше, чем откровенно плохие. Вот почему я решил, что должен рассказать обо всех этапах создания отдела анализа преступного поведения, начиная с идеи Юн Вечхуля и заканчивая формированием «команды Квон Ирёна» из выпускников Полицейской академии. Юн Вечхуль, Квон Ирён и молодые профайлеры приложили огромные усилия, чтобы доказать: криминальный профайлинг в Южной Корее не является поверхностной имитацией американского опыта, но действительно способен оказывать помощь следствию. На этом пути им пришлось столкнуться с завистью и нездоровым соперничеством. Заимствуя лексикон модных самоучителей по бизнесу, можно сказать, что эта книга повествует об успешной инновации.

Для достижения поставленных задач я постарался насколько возможно полно вобрать в себя жизненный опыт Квон Ирёна. Я знал, что для книги требуются интересные персонажи, динамичное действие, захватывающие сцены, то есть все то, что делает историю привлекательной для читателей в любом уголке мира. Но если авторы художественных произведений создают все это силой своей фантазии, то биограф, к каковым я себя отношу, берет за основу документальный материал. Квон Ирён иногда называет криминальный профайлинг искусством перевоплощения, имея в виду, что профайлер стремится увидеть действительность глазами человека, совершившего преступление. Точно так же и я постарался «перевоплотиться» в самого Квон Ирёна. Я узнал, какие книги он читал с тех пор, как пришел в профессию в 2000 году, и тоже их прочел. Я расспрашивал о доме, где прошло его детство, родителях, мечтах, религиозной вере; ходил теми же маршрутами, которые он часто использовал; пытался представлять, как бы он реагировал в той или иной ситуации. Словом, «создавал персонажа», как учат начинающих авторов.

Не все задуманное удалось сделать. Несколько человек, в той или иной степени пострадавших от преступлений, в раскрытии которых оказывал поддержку Квон Ирён, не согласились со мной встретиться. Даже сейчас, много лет спустя, полученные психологические травмы мешают им говорить о прошлом, и мой аргумент об общественной пользе нашего разговора не оказался сильнее их душевной боли. Попытки добиться интервью с заключенными в тюрьму Ю Ёнчхолем и Кан Хосуном тоже обернулись провалом.

Готовя книгу, я не только задумывался о сборе материала и литературных стратегиях. Дело в том, что мой интерес к проблеме преступности возник пять лет назад, в 2013 году, когда я взял интервью у женщины, выжившей после похищения «бандой августейшего». С тех пор я часто повторяю, что не понимаю этот мир. Почему примерно с начала 2000-х годов в Южной Корее появляются люди, не способные к сопереживанию? За этим вопросом, который я задаю как писатель, следует вопрос обычного человека: «Как мне объяснить этот мир пятилетней дочери?» Я рассчитывал, что, последовав за профайлером, задающим себе те же вопросы, смогу приблизиться к ответам.

Пролог

Детектив аккуратно взял небольшой квадратный листок для записей. Широкие руки детектива были обтянуты перчатками – оставлять собственные отпечатки пальцев на вещественных доказательствах недопустимо. Он открыл дактилоскопический чемоданчик японского производства, где лежали кисти и порошки для выявления отпечатков, нанес немного порошка на листок и несколько раз провел кистью. В этом доме было совершено изнасилование. Преступник явно умен, не оставил других улик, кроме небольшого листка. В то время, в середине 1990-х годов, насильников вычисляли только по отпечаткам – камер наблюдения в городе почти не было.

Во время учебы будущий детектив стоял немного особняком в ряду курсантов, вместе с ним проходивших обучение на полицейских курсах по рекрутскому набору 1989 года. Выпускные экзамены он сдал далеко не блестяще. В начале 1990-х годов правительство Но Тхэу [2] объявило войну преступности. Самые крепкие и выносливые полицейские отправились ловить гангстеров, и сыщик тоже прошел боевое крещение на улицах, совсем как в старые времена. В июле 1993 года он дополнительно обучился дактилоскопической экспертизе. Ему понравилось бороться с преступностью не кулаками, а кистью. Он даже придумал разглаживать утюгом банкноты в процессе снятия с них отпечатков – так выходило намного эффективнее.

Детектив последний раз провел кистью по листку. Если он все сделает правильно, запечатлеет характерные особенности следа, оставленного пальцем насильника. Сделав крупный снимок, детектив отправил его в подразделение Национального агентства полиции (НАП) [3], где хранились микрофильмы с отпечатками всех подозреваемых и осужденных.

Еще не наступила эпоха интернета и электронных баз данных. Полученный отпечаток специалист НАП сравнивал с имеющимися образцами, просматривая их один за другим в течение нескольких дней. К счастью, обнаружилось совпадение, и полиция арестовала подозреваемого. Было установлено, что тот совершил более тридцати сексуальных преступлений, включая изнасилования. Преступник понес суровое наказание. В том году это был лучший результат по стране для дел, раскрытых с помощью дактилоскопической экспертизы. Квон Ирён чувствовал заслуженное удовлетворение, и настрой не портили даже придирки поторапливающих его коллег – придирки, впрочем, наигранные, а не злые.



В то время в полиции работал еще один человек, проявлявший большой интерес к криминалистической экспертизе и научным методам, помогающим раскрытию преступлений. Школьником он мечтал поступить на факультет журналистики и затем работать на радио или телевидении. Ему всегда хотелось создать что-то новое, чего не было прежде. Однако бедность семьи, жившей в Масане [4], стала препятствием к осуществлению его грандиозных планов, и он смог поступить лишь в Корейский государственный полицейский университет (КГПУ), где обучение было бесплатным. Став студентом в 1983 году, он вскоре приобрел репутацию самого отъявленного ботаника. Он много читал, и однажды его поразила книга футуролога Элвина Тоффлера. Сравнивая изменения, происходящие в Южной Корее, с развитием американского общества, студент пришел к убеждению, что в Южной Корее наверняка произойдет всплеск серийных убийств, как это случилось на определенном этапе в Америке. Но самое большое влияние на него оказала книга «Охотник за разумом», написанная спецагентом ФБР Джоном Дугласом в соавторстве с Марком Олшейкером. Джон Дуглас первым разработал концепцию психологического портретирования преступника и доказал ее эффективность на практике; он стал прототипом героев многих фильмов и сериалов; криминальные профайлеры США именовали его не иначе как «крестный отец профайлинга».

У ботаника было необычное имя: Юн Вечхуль, что означало «Рожденный в доме матери». Люди постоянно удивлялись исключительно редкому имени. Однако те, кто узнавал студента поближе, говорили, что уникально не столько имя, сколько образ мышления Юн Вечхуля. Так, в середине 1990-х годов Юн получил назначение в Полицейское управление Сеула, где неожиданно для всех стал работать экспертом в отделе распознавания.

Дело в том, что КГПУ был основан для обучения будущих офицеров полиции. Его выпускникам сразу присваивается звание инспекторов, подобно тому, как присваивается офицерское звание выпускникам Военной академии. В должностной иерархии звание инспектора позволяет претендовать на место начальника первичного полицейского участка [5]. Однако пока бывшие однокурсники готовились к экзаменам на повышение звания или к экзаменам на право заниматься частной юридической практикой, Юн Вечхуль увлекся изучением криминалистической экспертизы под руководством лучшего в то время криминалиста Полицейского управления. Юн проработал экспертом более восьми лет, тогда как все его бывшие однокурсники выбрали продвижение по карьерной лестнице. В итоге звание суперинтенданта Юн Вечхулю было присвоено на четыре с половиной года позже, чем остальным: он окончил университет в звании инспектора, в 1993 году был произведен в старшие инспекторы и восемь с лишним лет работал без дальнейшего повышения в звании.

Безынтересной карьере Юн Вечхуль предпочел интересную работу. «Совсем неплохо, что хотя бы один полицейский офицер увлекся научными методами, помогающими следствию», – думал он. Юн убедился, что криминалистический анализ помогает снизить число ошибок, результатом которых становилось осуждение невиновного. Так, в начале 1990-х в одном из мотелей было обнаружено тело молодой женщины с перерезанным горлом. В убийстве был обвинен ее сожитель – кстати, служивший в полиции. Тот настаивал на своей невиновности, однако был осужден. Как выяснилось позже, была нарушена целостность места преступления, из-за чего произошла ошибка в определении времени смерти, что и стало причиной вынесения несправедливого приговора. Когда осужденный отбывал срок в тюрьме, полиция арестовала настоящего преступника. Это дело впервые показало Юн Вечхулю важность последовательной криминалистической экспертизы. Но была и другая причина его интереса к этой работе: Юн, когда-то мечтавший о создании новых программ на радио и телевидении, обнаружил, что существуют методы, до сих не применявшиеся в корейской криминалистике.

В 1997 году Юн Вечхуль возглавил отдел распознавания Полицейского управления Сеула и сразу же предложил переименовать его в отдел криминалистической экспертизы. Кроме того, он настаивал на учреждении криминалистических служб во всех полицейских отделениях страны. В то время еще не появилось такого понятия, как экспертно-криминалистическое расследование на месте преступления. Несколько десятилетий в южнокорейской полиции существовало только «распознавание», заключавшееся в снятии отпечатков пальцев, изучении почерка, следов крови и других подобных улик. Предложенный Юном термин «криминалистическая экспертиза», конечно, включал и прежнее «распознавание», но также подразумевал комплексное изучение места преступления и всех улик с целью составления психологического портрета преступника.

Упорно продвигая новые идеи, в январе 2000 года Юн Вечхуль добился создания в своем отделе крошечного подразделения, которое должно было заняться профилированием. Во избежание противодействия со стороны полицейского большинства – приверженцев традиционных методов работы – вместо «Службы профайлинга» или «Бюро поведенческого анализа» было выбрано обтекаемое название «Группа анализа преступлений».

Часто ли побеждал сражавшийся в одиночку Дон Кихот? К счастью, странные идеи Юн Вечхуля, донкихота корейской криминалистики, поддержали начальник криминального департамента Кан Хирак и некоторые другие офицеры Полицейского управления. Обычно все организационные планы разрабатывались в НАП, и рискованный эксперимент подведомственного ему Полицейского управления потребовал утверждения. Как и любой другой, эксперимент нуждался в дополнительных финансовых и человеческих ресурсах: без денег и людей ничто бы не заработало.

В конце 1999 года Юн Вечхуль остановил свой выбор на детективе, работавшем в Сеульском восточном отделении полиции [6]. Он знал, что детективу удалось вычислить насильника по отпечатку, оставленному на бумажном листке. В книге американского криминального психолога Брента Тёрви говорится о том, что хороший следователь почти наверняка является и хорошим профайлером [7]. У детектива Квон Ирёна не было психологического образования, однако были интерес к криминалистической экспертизе и бьющая через край энергия.

Зимой 1999 года энергичному детективу из Восточного отделения полиции поступил звонок от начальника отдела криминалистической экспертизы Полицейского управления Сеула (переименование бывшего отдела распознавания произошло в начале 1999 года: столичное управление первым отказалось от привычного всем названия). Квон Ирён сразу вспомнил старшего коллегу: они несколько раз виделись по работе в 1996 году, но до приятельских отношений дело не дошло.

Вот как запомнился их телефонный разговор Квон Ирёну:

– Это начальник отдела криминалистической экспертизы Полицейского управления Сеула Юн Вечхуль.

– Здравствуйте, старший инспектор.

– Я давно наблюдаю за вашей работой, старший полицейский Квон, и знаю о ваших успехах в использовании дактилоскопической экспертизы. Также знаю, что у вас острый глаз, когда дело касается осмотра места преступления.

– Спасибо. Но к чему вы ведете?

– Не хотите поработать вместе со мной в управлении? Я ищу человека на место профайлера, который будет анализировать психологические особенности преступников.

– Что-что? Боюсь, я не понимаю по-английски.

Квон Ирён не принял предложение Юн Вечхуля. Незнакомое определение «криминальный профайлинг» резало слух – английского Квон Ирён действительно не знал. Его устраивало находиться на передовой, нравилось заниматься отпечатками. К тому же он думал вскоре начать подготовку к экзамену на повышение звания и не был уверен, хорошо ли отразится на личном деле перевод в другое подразделение.

Однако разговор не прошел бесследно – в голове застряла и не давала покоя одна из фраз Юн Вечхуля: «Мы должны думать о будущем». Поразмышляв с месяц, Квон Ирён перезвонил Юну и сказал, что готов попробовать. Таким образом, его убедило предсказание Юн Вечхуля о том, что в скором времени в Корее возрастет число немотивированных преступлений [8], в том числе – серийных убийств, как это случилось в Америке. Квон Ирён захотел стать специалистом, который понадобился бы полиции для раскрытия таких преступлений. Обрадованный Юн Вечхуль сразу же начал вводить коллегу в курс дела.

Так донкихот Юн заполучил в профайлеры донкихота Квона. Кадровое назначение состоялось 9 февраля 2000 года.



Эта подлинная история повествует о том, как двум донкихотам удалось создать первую в Южной Корее команду профайлеров и разработать новые методы, помогающие раскрытию преступлений. Не думайте, что это всего лишь биографии Квон Ирёна и Юн Вечхуля – скорее уж «биография» их мировоззрения, восприимчивого к новому и устремленного в будущее.

Глава первая

Первый криминальный профайл

Проникнуть в сознание убийцы [9].

Был погожий весенний день. 10 мая 2001 года температура поднялась до 21 градуса по Цельсию, и даже в шесть часов вечера на детской площадке в столичном районе Сондон было тепло и солнечно. Площадка находилась недалеко от Чуннанчхона, притока реки Ханган. В периоды разлива реки земли в верховье притока часто страдали от наводнений. В конце 1990-х местное население даже подавало иск к администрации города в связи с ущербом от паводковых вод. Однако вниз по течению, рядом с мостом Кунджагё, места славились своей красотой. Весной 2001 года там все утопало в цветах.

В тот майский день четырехлетняя Чиён (имя изменено) вышла на прогулку вместе с отцом и старшим братом. Хотя был всего лишь четверг, людей вокруг было множество. На короткое время Чиён осталась одна: ее шестилетний братишка увлеченно играл с друзьями, а отец на минуту отлучился. Именно тогда к ней приблизился незнакомый мужчина с вьющимися волосами и спросил, не хочет ли она мороженого.

Мужчина, на левой руке которого отсутствовали два пальца, купил девочке мороженое в магазинчике, который стоял всего в пятидесяти метрах от прогулочной зоны – там, где начинался жилой квартал. А затем провел ее к своему дому, еще на пятьдесят метров дальше. Это было крошечное строение, в котором дверь почти не отличалась по размеру от окон. Отец и брат ничего не заметили и не знали, куда исчезла Чиён. Родители искали дочку всю ночь и в конце концов подали в полицию заявление на розыск ребенка.

Около восьми часов утра 19 мая пожилой сборщик мусора занимался повседневной работой в жилом квартале возле моста Кунджагё, в пяти минутах ходьбы от того места, где Чиён видели в последний раз. Была суббота, сборщик высматривал обычный хлам. В одном из переулков он заметил рюкзак, один из тех, что берут на прогулку в горы. Он подумал, что рюкзак наполнен мусором, однако внутри лежали части расчлененного детского тела: голова, руки и ноги. Пальцы на ногах были отрезаны.

Потрясенный мужчина вызвал полицию. На место прибыли сотрудники Восточного отделения полиции во главе с начальником отделения. На территории, огражденной желтыми лентами, были проведены первоначальные следственные действия. Очень скоро выяснилось, что труп, части которого находились в рюкзаке, был трупом Чиён, девочки, пропавшей чуть более недели назад. Обычно для идентификации трупов неизвестных лиц проводится вскрытие и берется анализ ДНК, однако в этом случае анализ не потребовался – девочку по лицу опознал отец.

Дело мгновенно стало сенсацией. В воскресенье, 20 мая, пресс-комната Восточного отделения была забита до отказа. Со второй половины 1990-х годов в Южной Корее все чаще происходили немотивированные преступления, и людей все сильнее охватывал страх. Забыв о долгожданном выходном и обливаясь потом, журналисты спешно писали отчеты из пресс-комнаты Восточного отделения. Тем же вечером новостная программа телеканала KBS сообщила зрителям, что, по мнению полиции, убийство с расчленением мог совершить человек, страдающий психическим заболеванием, и что все силы будут брошены на поиски преступника. На следующий день газеты, ссылаясь на то, что похититель не выдвигал требований о выкупе, также называли преступника психически нездоровым.



Группа анализа преступлений отдела криминалистической экспертизы располагалась на третьем этаже главного здания Полицейского управления Сеула в столичном районе Чонно. Квон Ирён, теперь уже помощник инспектора, был вызван на общее совещание вскоре после того, как стало известно о судьбе девочки. Дело вело Восточное отделение полиции, но вышестоящее городское Полицейское управление тоже участвовало в расследовании. Восточное отделение пока не определилось с направлением следствия.

На совещании в Полицейском управлении, куда пригласили Квон Ирёна и ведущего криминалиста, присутствовали начальник криминального департамента управления, подотчетный ему начальник отдела насильственных преступлений, а также детективы Восточного отделения полиции, занятые расследованием. Участникам требовалось найти ответ на вопрос о личности и мотивах преступника. Все собравшиеся чувствовали напряжение, но причиной тому была не только немыслимая жестокость убийства. Напряжение, которое испытывал Квон Ирён, было еще и другого свойства: оно происходило от столкновения традиционных и новых методов расследования. Квон Ирён олицетворял эти новые методы собственной персоной. Однако для остальных участников совещания, офицеров и детективов в возрасте такие выражения, как, например, «научный подход», были все еще непривычны. До сих пор полиции были известны два основных мотива, которые движут убийцей: затаенная обида и корысть, и, как правило, под подозрение попадали люди из окружения жертвы, которые относились к жертве враждебно или финансово выигрывали от ее смерти.

В сравнении с двадцатью четырьмя с лишним тысячами полицейских, работавших в Сеуле в 2001 году, обязанности Квон Ирёна были поистине уникальны. Нет, даже среди девяносто шести тысяч полицейских всей Южной Кореи не нашлось бы человека, делавшего ту же работу. В начале 2000 года в состав новообразованной группы анализа преступлений вместе с Квон Ирёном вошли еще трое агентов, однако его коллеги занимались статистической обработкой данных. Только Квон Ирён работал над составлением психологических портретов преступников, то есть занимался криминальным профайлингом, суть которого состоит в том, чтобы сузить круг подозреваемых с помощью выводов о характере, психологии, уровне развития интеллекта, профессиональной деятельности и особенностях поведения преступника, сделанных на основе криминалистической экспертизы места преступления.

Термин «криминалистическая экспертиза» начал входить в полицейский обиход всего лишь два года назад, в 1999-м. Большинству полицейских нижнего звена это определение было все еще в новинку, что уж говорить о концепции использования в расследовании выводов о характере и поведении преступника. Квон Ирёну и начальнику департамента Ли Тонхвану, который руководил работой всех криминальных экспертов, предстояло еще долго объяснять новую методику и доказывать эффективность концепции.

После совещания Квон Ирён понял, что решение задачи ложится на его плечи, так как старые методы не работали. Он чувствовал себя словно игрок в го, дающий сеанс игры под пристальным наблюдением зрителей. В его распоряжении были фотографии найденных частей трупа и информация, полученная от детективов, проводивших осмотр на месте преступления, а также результаты экспертизы Государственной судебно-медицинской лаборатории. Помимо места и времени исчезновения девочки, а также примерного времени, когда преступник избавился от частей трупа, Квон Ирёну было известно, что:



– перед расчленением труп подвергался заморозке;

– края ампутированных частей выглядят грубо и неровно;

– части трупа найдены завернутыми в черные пластиковые пакеты.



В своем офисе Квон Ирён вновь и вновь размышлял над этими фактами. Чувствуя, что заходит в тупик, он обращался за вдохновением к изученным вдоль и поперек работам американских профайлеров: биографической книге легендарного Джона Дугласа «Охотник за разумом» и составленному при его участии более узкоспециальному «Руководству по классификации преступлений» [10], а также «Криминальному профайлингу» Брента Тёрви. Многие отрывки в этих книгах были подчеркнуты авторучкой, а обложки успели покрыться пятнами. «Я должен, должен найти убийцу Чиён», – твердил про себя Квон Ирён.

Профайлер подобен охотнику, преследующему зверя без помощи охотничьих собак. Охотник внимательно осматривает место, где побывал зверь, чтобы по мельчайшим приметам понять, куда направилось животное дальше. Квон Ирён сотни раз изучил фотографии с места обнаружения расчлененного трупа. Переулок шириной не более трех метров, каменная ограда на уровне груди взрослого мужчины, красный кирпич стен, черные железные ворота. На воротах – рекламный листок компании по перевозке грузов и другие похожие объявления. А рядом с воротами – темный рюкзак. Квон Ирён смотрел на фотографии каждый день, словно в них, как в стереокартинках, могло обнаружиться скрытое изображение. «Почему он похитил ребенка? Почему расчленил труп? Что отличает его от других людей?» – спрашивал себя Квон Ирён.

Цель психолога – помочь пациенту, цель профайлера – помочь следствию. В кино и сериалах профайлеров зачастую представляют именно как психологов, которые почти провидчески вычисляют преступников, даже не взглянув на место преступления. В реальности все не так. Профайлинг возник в США в 1970-х годах как вспомогательный инструмент следствия. Профайлер не вычисляет конкретного преступника, но помогает следствию сузить круг подозреваемых путем определения личностных и психологических особенностей человека, совершившего преступление.

Квон Ирён хотел как можно быстрее доказать ценность и эффективность криминального профилирования. Он чувствовал ответственность и перед родителями Чиён, и перед коллегами-полицейскими, которые не видели пользы в профайлинге. Квон Ирён часто напоминал себе, что должен указать верное направление следствию. То и дело обращаясь к книгам, выученным почти наизусть, он продолжал размышлять над психологическим портретом преступника.

Тем временем у следственной группы были свои проблемы. Из-за вмешательства прессы к работе полиции было приковано внимание всей страны. Представители СМИ сутками не покидали Полицейское управление, осаждая детективов вопросами о ходе следствия и достигнутых результатах. Все газеты и телекомпании соревновались в скорости освещения новостей по громкому делу.

Следственная группа одновременно разрабатывала несколько версий. Полицейские искали тех, кто мог затаить злобу на родителей Чиён; проверяли людей с психическими отклонениями, живших поблизости от места преступления; брали на заметку мясные и другие лавочки, где использовались пилы; допрашивали имевших судимость за сексуальные и другие насильственные преступления против детей. Кроме того, полицейские обошли весь жилой квартал рядом с местом исчезновения девочки и заглянули в дома, вызывающие хотя бы малейшее подозрение.

Вскоре в полицейской лаборатории смогли обнаружить важную улику. Ответственный за экспертизу по делу Пак Сансон, ветеран прежнего отдела распознавания, заметил на спине жертвы около десяти длинных тонких полосок, расположенных с одинаковым интервалом. Это были следы, оставленные ребристой поверхностью полки морозильной камеры, в которой хранился труп. С точной зарисовкой полосок и интервалов полицейские обошли не только производителей холодильников, но и магазины подержанной бытовой техники – по предложению Пак Сансона они пытались выяснить, в каком именно холодильнике была такая морозильная камера.

Не сразу, но полиции все же удалось выяснить модель холодильника: оказалось, что такие выпускались во второй половине 1980-х годов. Для Квон Ирёна это открытие стало еще одним важным ключом.

Днем 21 мая Квон Ирёну поступило срочное сообщение из Полицейского управления провинции Кёнгидо [11]. Оно гласило, что в одном из мотелей Кванджу [12] обнаружили часть детского трупа.

Как объяснил персонал мотеля, человек, занимавший номер, выехал без предупреждения. Вскоре после этого одна из уборщиц услышала звук воды, льющейся из унитаза, как при засоре. Она заглянула в унитаз и увидела, что в трубе действительно что-то застряло. Когда вытащили блокирующий воду предмет, оказалось, что это часть детского трупа. Напуганный хозяин мотеля тут же вызвал полицию.

В Полицейском управлении провинции Кёнгидо знали о деле Чиён, поэтому полицейские решили поставить в известность столичную следственную группу – на случай, если страшная находка связана со смертью девочки. Ведущие расследование полицейские Сеульского восточного отделения, а с ними и Квон Ирён срочно выехали в Кванджу. Как позже рассказывал Квон Ирён, пока они мчались по Олимпийскому шоссе Сеула на полицейских машинах с включенными мигалками и завывающими сиренами, все остальные автомобили уступали дорогу, точно расходящиеся в стороны морские волны. Номер мотеля в Кванджу осмотрели и следственная группа, и Пак Сансон, и Квон Ирён.

Корреспондентов СМИ с первых дней учат записывать даже номера автомобилей, замеченных на месте событий. Поэтому репортеры, освещающие резонансное дело Чиён, не могли не узнать о срочном выезде сеульской полиции. А некоторые, имевшие в полиции тайные источники информации, даже знали, куда отправилась группа. Корейские журналисты называют своих информаторов «соломинками»: мы используем соломинки, когда пьем напитки из упаковки – так же и журналисту нужна «соломинка», чтобы вобрать в себя закрытую информацию. Словом, когда сеульские полицейские оказались у мотеля в Кванджу, их уже поджидали самые шустрые представители прессы.

Участникам осмотра прежде всего бросилось в глаза, что постоялец не оставил постель в беспорядке: одеяла были сложены так, словно к ним не прикасались.

Пак Сансон даже спросил Квон Ирёна:

– Тебе не кажется, что это слишком странно?

– Еще как кажется.

Детективы тщательно осмотрели номер. Они сдвинули мебель и приподняли напольный матрас, чтобы проверить пол. Под матрасом обнаружилась аккуратно сложенная детская одежда. И пуговицы на рубашке, и молния на юбке были застегнуты. Квон Ирён кропотливо зафиксировал все детали, связанные с находкой.

Осмотр продолжался еще некоторое время. Затем требовалось увернуться от журналистских расспросов – репортеры поджидали за лентой полицейского ограждения. Уложив найденные улики в три коробки, детективы покинули мотель, на этот раз сумев избежать столкновения с прессой. Полиция готова предоставлять информацию, но не в тот момент, когда занята сбором улик.

Газета «Кунмин ильбо» 22 мая сообщила:



Еще одна часть расчлененного трупа четырехлетней девочки, обнаруженного 19 мая, найдена вчера в мотеле города Кванджу провинции Кёнгидо. Часть тела была брошена в унитаз номера 309 на третьем этаже мотеля, где около девяти часов утра ее обнаружила сорокадевятилетняя работница мотеля по фамилии Кан. О находке сразу же сообщили в полицию. По словам Кан, номер примерно до семи утра того же дня занимал мужчина в рабочей одежде, которому на вид было около сорока лет.




Профайлер больше похож на полицейского в роли психолога, нежели на психолога в роли полицейского. Чтобы объяснить действия преступника, профайлеру прежде всего требуется в точности представлять, что произошло на месте преступления, и именно поэтому так важно лично участвовать в осмотре. Квон Ирён присоединился к полицейскому осмотру мотеля в Кванджу по этой причине.

У следствия появился первый свидетель, однако это не привело к аресту преступника. Совсем напротив: образ убийцы становился все более размытым. Хотя в вузах Южной Кореи пока еще не преподавали криминальную психологию, мнения самопровозглашенных криминальных психологов наводнили газеты и телепрограммы. Высказывались самые невероятные предположения, не основанные на фактах. Зачастую мнения «экспертов» противоречили друг другу, но это никого не заботило. Преступника называли и безумцем, и гениальным злодеем, и эксгибиционистом одновременно; некоторые «специалисты» даже считали, что расчленение трупа стоит признать неким общественным заявлением. «Теоретизировать, не имея данных, опасно. Незаметно для себя человек начинает подтасовывать факты, чтобы подогнать их к своей теории, вместо того чтобы обосновывать теорию фактами» [13], – говорит Шерлок Холмс в «Скандале в Богемии». Но именно это тогда и происходило.

Однако Квон Ирён не высказывал голословных предположений. Составленный им психологический портрет убийцы был основан на скрупулезном анализе мест, связанных с преступлением. Доклад был представлен следственной группе 22 мая. Структурно доклад строился по принципу «факт – логическое предположение на основе факта». Для Южной Кореи это был первый криминальный профайл в истории страны.

Содержание доклада было следующим.



Криминальный профайл № 1
Факт:
Заморозка трупа перед расчленением.
Предположение:
Был использован не обычный бытовой прибор, а более вместительный холодильник наподобие холодильного оборудования в мясной лавке.
Факт:
Расчлененный труп.
Предположение:
Судя по форме частей и характеру разрезов, преступник может заниматься работой, связанной с разделыванием замороженных продуктов.
Факт:
Каждая часть трупа завернута в два черных пластиковых пакета. Все пакеты чистые.
Предположение:
Поскольку продавцы замороженных продуктов обычно кладут товар в два пакета, здесь может иметь место бессознательное проявление профессиональной привычки. Высока вероятность, что преступник либо продавал или продает замороженные продукты, либо работал или работает в мясной или рыбной лавке.
Факт:
Времяемкость расчленения.
Предположение:
Поскольку на расчленение трупа ушло немало времени, можно заключить, что преступник либо живет один, либо работает без помощников.
Факт:
Постороннему сложно ориентироваться в окрестностях рядом с местом похищения ребенка.
Предположение:
Поскольку ребенок через какое-то время мог заплакать или начать сопротивляться и похитителя могли легко заметить и запомнить, стоит предположить, что преступник хорошо знает местность и живет в шаговой доступности от места преступления.
Факт:
Время похищения и избавления от трупа.
Предположение:
Так как ребенок пропал примерно в 18:30 (а похититель наверняка оказался на месте раньше) и поскольку найденная в мотеле часть трупа была оставлена утром около 07:00, можно заключить, что расписание преступника не совпадает с обычным офисным или трудовым расписанием. Преступник либо самозанят, либо периодически нанимается на краткосрочную работу, либо на момент совершения преступления оказался безработным.
Факт:
Части трупа разложены в определенном порядке. Пуговицы на рубашке и молния на юбке, принадлежащих девочке, аккуратно застегнуты.
Предположение:
Судя по всему, преступник очень чистоплотен, его дом или рабочее место содержится в безупречном порядке. Нож или другой режущий предмет, использованный для расчленения трупа, скорее всего, лежит в специально отведенном для него месте.
Факт:
Преступники, совершающие сексуальное насилие над детьми с последующим убийством, имеют некоторые общие черты характера.
Предположение:
Подозреваемый – неразговорчивый интроверт с сексуальным комплексом (возможна проблема преждевременной эякуляции или эректильной дисфункции).
Заключение:
Подозреваемый живет один, он очень аккуратен и чистоплотен.
При обыске обнаружится, что в доме безупречный порядок; орудие преступления будет находиться в специально отведенном месте.
Дом подозреваемого, скорее всего, расположен в шаговой доступности от места похищения ребенка и места первого обнаружения частей трупа.
Принимая во внимание действия преступника (похищение, сексуальное надругательство, расчленение трупа, способ избавления от останков), можно предположить, что подозреваемый – мужчина в возрасте около сорока или немного за сорок лет, возможно, бросивший учебу после окончания средней школы.
Подозреваемый может иметь опыт работы в лавках, торгующих продуктами, которые подвергаются заморозке (например, мог торговать мясом или рыбой или же разделывать туши). Подозреваемый не имеет постоянного трудоустройства и часто меняет место работы.
Существует вероятность, что в настоящее время подозреваемый держит либо небольшую мясную или рыбную лавку, либо закусочную и т. п., в которых управляется в одиночку. Если же он работает по найму, то это, скорее всего, ночная работа или работа по сменам. Также возможно, что на момент совершения преступления подозреваемый около месяца был безработным.
Возможно, впервые привлекался к уголовной ответственности уже в школьные годы, но не за насильственные, а за менее серьезные преступления – например кражи.
Подозреваемый страдает от сексуальной неполноценности.
Возможно, подозреваемый когда-то жил или работал в Кванджу (Кёнгидо) или окрестностях.
Подозреваемый ни с кем не общается близко.




Итак, Квон Ирён передал доклад следственной группе. Как уже отмечалось, это был первый профессиональный профайл, полученный южнокорейской полицией, однако в то время ни пресса, ни общественность не удостоили вниманием этот факт. Тем не менее доклад Квон Ирёна сыграл определенную роль в следствии, и это стало поворотным пунктом во всей работе полиции.

Но сначала потребовалось приложить некоторые усилия. Дело в том, что следственная группа отнюдь не ждала с распростертыми объятиями доклад Квон Ирёна. Однако криминальный профайлер Квон не был одним из доморощенных психологов, а пришел в профессию после нескольких лет службы в полиции и прекрасно понимал, как сыщики отнесутся к профайлу. Для тех, кто непосредственно занимался расследованием, слишком странной и чуждой была идея определения круга подозреваемых на основе предполагаемых характеристик преступника.

Поэтому Квон Ирён лично отправился в Восточное отделение полиции, чтобы подробно разъяснить содержание доклада и ответить на любые вопросы. Тот факт, что он и сам раньше работал в Восточном отделении, оказался очень полезным. Прежний детективный опыт, равно как и стандартная для полицейского внешность – невысокий рост, чуть более 170 см, коротко подстриженные волосы, мощные плечи и крепкие кулаки – помогли Квон Ирёну выглядеть своим среди участников следственной группы.

В итоге следственная группа согласилась принять во внимание зафиксированные в профайле предположения; особенно ценным стало указание на сексуальные проблемы подозреваемого, а также вывод, что он живет один. Квон Ирён считает, что именно решение лично поговорить со следственной группой привело к тому, что работа по составлению профайла не пропала впустую.

Доклад помог расследованию сделать большой шаг вперед. Отталкиваясь от заключений профайлера, детективы получили в НАП список более тридцати выпущенных на свободу мужчин, в прошлом осужденных за различные преступления и правонарушения сексуального характера и проживающих недалеко от места похищения девочки. Среди них сыщики надеялись обнаружить человека, который жил бы один и имел доступ к холодильнику определенной модели. Однако такового найти не удалось. Тогда был предложен обратный подход: проверить на судимости живущих в округе одиноких мужчин около сорока лет (таких набралось более ста двадцати), так как список из тридцати человек по различным причинам мог оказаться неполным. И действительно, детективы обнаружили четырех мужчин подходящего возраста, ранее осужденных за преступные действия сексуального характера против несовершеннолетних. В список НАП эти четверо не попали, потому что последнее обновление списка произошло до того, как данные о новом месте жительства бывших осужденных поступили в НАП. Дом, который снимал один из четырех мужчин, вызвал у полиции сильнейшие подозрения.

Об открытии известили Квон Ирёна, и тот сразу же отправился к месту жительства возможного преступника. Полиция с самого начала расследования побывала во всех домах неподалеку от моста Кунджагё, однако этот пропустила, решив, что он нежилой: маленькое строение с дверью размером с окно слишком не походило на остальные жилые постройки на той же улице. От места похищения девочки дойти сюда можно было всего за пять минут.

Утром 28 мая несколько детективов следственной группы и Квон Ирён постучали в дверь дома, где мог жить убийца. На стук никто не ответил. Тогда по просьбе полиции дверь открыл запасным ключом владелец помещения. Внутрь вошли только Квон Ирён и двое детективов – остальные остались снаружи, чтобы не пропустить подозреваемого, если тот вдруг вернется. «Как только мы оказались внутри, сразу поняли, что девочка погибла именно здесь. В доме стоял большой холодильник, в котором хозяин хранил рыбацкую сумку. В сумке среди прочих вещей лежала детская заколка для волос», – позже вспоминал Квон Ирён.

Поражало, до какой степени обстановка жилища соответствует описанию из профайла. Холодильник старой модели стоял справа. На черной тумбе с тремя выдвижными ящиками возвышался телевизор. Рядом располагались столик и еще один холодильник – переносной. Мебель и вещи были старыми, однако в доме царил безупречный порядок. Даже нестиранные носки не валялись на полу, а были аккуратно сложены. Полиция обнаружила в доме большой нож и пилу.

«Детективы, работавшие вместе со мной, не скрывали душевной боли… В доме мы обнаружили много улик, но не смогли отыскать отрезанные пальцы ребенка», – рассказывал Квон Ирён. У тридцатипятилетнего профайлера тоже была маленькая дочка, которую он не видел сутками, занимаясь делом убитой Чиён. Но он не мог бросить начатое: «Мы продолжали искать». Квон Ирён и два детектива даже копались в дренажных канавах около дома, однако больше ничего не нашли.

Исчезнувшего подозреваемого обнаружили и задержали на следующий день. Его вычислили, отследив, где в последний раз он воспользовался банковской картой. Около пяти часов дня 29 мая Чо Хёнгиль (имя изменено) был арестован в номере мотеля.

Полиция выяснила, что в феврале 1998 года Чо Хёнгиль был осужден за покушение на растление несовершеннолетней и отсидел в тюрьме около двух с половиной лет, выйдя на свободу в июне 2000 года. По словам заключенного, в ночь перед похищением он не спал и слишком много выпил. Целью похищения изначально было не сексуальное надругательство, а выкуп в пять миллионов вон, который преступник собирался потребовать у родителей. Однако Чиён не смогла назвать ему номер домашнего телефона. Не зная, что делать дальше, преступник заставил девочку выпить снотворное. Он попытался изнасиловать спящего ребенка, но от боли Чиён проснулась и стала кричать. Испугавшись, что крики услышат соседи, Чо задушил девочку. Позже он добавил, что, пока сдавливал ей горло, Чиён плакала и просила ее пощадить.

Расследование подтвердило, что профайл, составленный Квон Ирёном, оказался во многом точным. Преступнику должно было вскоре исполниться сорок лет; он не закончил даже среднюю школу; примерно в пятнадцать лет перебравшись в Сеул, он зарабатывал на жизнь, временно нанимаясь на физически тяжелую работу; однажды ему довелось торговать в рыбной лавке. Ему удалось ненадолго устроиться на фабрику, но там он потерял два пальца левой руки. Не являясь общительным от природы, после травмы стал еще больше сторониться людей. Неуверенный в себе, он не пытался завязать личных отношений и за исключением проституток не имел сексуальных контактов с женщинами.

Вопреки прежним заявлениям псевдоэкспертов, которые так охотно тиражировала пресса, Чо Хёнгиль не был ни безумцем, ни гениальным злодеем с университетским дипломом. Возможно, влияние на «специалистов» оказал образ знаменитого Ганнибала Лектера из «Молчания ягнят» – фильма, который завоевал большую популярность в Южной Корее (кстати, книга Томаса Харриса, по которой поставлен фильм, была написана на основе материалов отдела поведенческого анализа ФБР). Но, конечно, Чо Хёнгиль не имел ничего общего с харизматичным кинозлодеем.

СМИ взахлеб кричали об аресте, но никто так и не написал о профайле, составленном Квон Ирёном. А ведь, заполучи пресса доклад, он стал бы настоящей сенсацией.

Вот что сообщала газета «Хангёре» 30 мая 2001 года:

29 мая в 16:45 в одном из мотелей столичного района Сонбук Восточным отделением полиции был произведен арест подозреваемого в убийстве маленькой девочки. Подозреваемый сознался в преступлении. <…> После того как 19 мая были обнаружены части трупа, полиция проверила около 6000 домов (примерно 50 000 человек) в зоне преступления, в результате чего 28 мая в доме подозреваемого были обнаружены неопровержимые улики.


Вряд ли возможно представить весь ужас четырехлетней девочки, который та испытала незадолго до смерти. «Взрослые» эмоции развиваются у детей начиная примерно с трехлетнего возраста. Разумеется, дети могут радоваться, грустить, бояться или гневаться, но с этого возраста они также начинают познавать гордость и стыд. Двухлетнему ребенку нет дела до того, слушают его или нет, но четырехлетний уже поддерживает осмысленную беседу. Недаром существует понятие «кризис четырехлетнего возраста» – именно тогда ребенок начинает осознавать себя самостоятельной личностью. Четырехлетние дети могут настойчиво требовать определенную еду или нужную им вещь. Они еще не знают осторожности, поэтому неудивительно, что Чиён пошла с незнакомым взрослым, который пообещал ей мороженое. Но она уже знала, что такое страх. Девочка плакала и умоляла пощадить ее, однако убийца не внял ее мольбам. Он убил ее и бросил труп дома, отправившись бродить по ночным улицам.

С полудня 11 мая до одиннадцати утра 13 мая Чо Хёнгиль в несколько приемов расчленил замороженный труп девочки большим кухонным ножом. В шесть часов утра 19 мая Чо разложил тринадцать частей трупа в черные пластиковые пакеты, засунул пакеты в рюкзак и бросил его у стены в переулке всего в двухстах метрах от своего дома. Через час с небольшим рюкзак обнаружил пожилой сборщик мусора.



Хотя преступника нашли, работа Квон Ирёна еще не была завершена. Конечная цель криминального профайлинга – арест подозреваемого, однако и после ареста следствию необходим психолого-криминалистический анализ личности задержанного. Он проводится для того, чтобы определить, стоит ли отправлять преступника в обычную тюрьму или же ему требуется специальная программа исправления и перевоспитания; насколько высока вероятность рецидивов и т. д. Следующий доклад Квон Ирёна по этому делу как раз содержал подобные рекомендации. Как и первый, доклад стал образцом для будущих профайлеров.

Квон Ирён встретился с Чо Хёнгилем утром 5 июня 2001 года в Восточном отделении полиции. На встрече также присутствовал Кан Токчжи, возглавлявший аналитический отдел Государственной судебно-медицинской лаборатории (в то время лаборатория специализировалась в основном на аутопсии). В область научных интересов Кан Токчжи входила криминальная психология (он был одним из первых в стране, кто стал изучать эту дисциплину) и особенно методика допросов с применением гипноза. Третьим участником встречи со стороны правоохранительных органов был психолог Хам Кынсу, еще один первопроходец корейской криминальной психологии, также работавший в Государственной судебно-медицинской лаборатории. Квон Ирёну, Кан Токчжи и Хам Кынсу предстояло, точно дайверам, нырнуть в темные глубины сознания Чо Хёнгиля.

Тем летним днем температура успела подняться до 30 градусов по Цельсию, однако Квон Ирён принципиально надел черный костюм. Одеваться так он взял в привычку с февраля 2000 года, когда начал работать профайлером и заметил, что подозреваемые, успевшие пообщаться с неформально одетыми полицейскими, гораздо охотнее идут на контакт с человеком в костюме. Консервативный вид собеседника, судя по всему, внушал подозреваемым больше доверия.



До того как стать полицейским, Квон Ирён успел пережить немало испытаний. Ему было знакомо чувство беспомощности, он знал, каково находиться в безвыходном положении. В подростковом и юношеском возрасте Квон Ирён был замкнут и необщителен. Он родился в прибрежном городке юго-восточной провинции Кёнсан-Намдо, но затем семья переехала в Сеул и, за исключением начальных классов, Квон Ирён учился в столичной школе. Его мать была потомственной католичкой, так что Квон Ирён естественно перенял ее веру. Мать всегда была добра и заботлива, но отец, в отличие от нее, очень строг. «Меня, несмышленого мальчишку, религия держала в определенных рамках. Если бы в то время я не находил опоры в религии, вряд ли из меня получилось бы что-нибудь путное. Возможно, я и сам стал бы преступником», – однажды признался Квон Ирён.

При крещении его нарекли Алоизием в честь святого Алоизия Гонзаги, жившего в XVI веке и помогавшего больным во время эпидемии чумы в Риме, от чего Гонзага и скончался в совсем юном возрасте. Вряд ли кто-то предвидел, что в будущем Квон Ирёну тоже придется иметь дело с «чумой», только болезнь будет пожирать не тела, а разум и души людей.

Несчастливое знакомство с чувством беспомощности произошло по причине бедности, в которой внезапно оказалась семья. Бизнес отца разорился, когда Квон Ирён учился в средних классах. Его отец был очень гордым и суровым человеком, требовавшим от себя и других абсолютной самоотдачи. Странным образом тяжелое финансовое положение семьи не повлияло на Квон Ирёна в том смысле, что он не загорелся желанием во что бы то ни стало скопить капитал, как часто бывает с теми, кто пережил нужду в детстве. «Меня привлекала работа священника. Сам ничем не владея, священник трудится во благо других. Образ человека, оставившего мирскую суету, чтобы посвятить жизнь молитвам за остальных людей, был для меня невероятно притягателен», – вспоминает Квон Ирён.

Однако он был старшим сыном в семье, и отец категорически воспротивился выбору Квон Ирёна. На старших сыновей традиционно ложились главные заботы о семье и родителях, так что отец, единственный сын человека, который, в свою очередь, тоже был единственным сыном, не мог допустить, чтобы его старший отпрыск пренебрег обязанностями перед родными. Квон Ирён учился достаточно хорошо, чтобы рассчитывать на поступление в университет, но у семьи не было денег на его учебу. По окончании школы он не знал, как жить дальше: «У меня не было ни мечты, ни надежды».

Закончив школу в середине 1980-х, Квон Ирён два месяца проработал дорожным строителем в уезде Хвенсон провинции Канвондо. В то время существовали только стационарные телефоны и таксофоны на улицах, и в местах, где не было ни того ни другого, быстрая связь с внешним миром просто отсутствовала. Однажды по громкоговорителю Квон Ирёна вызвали в офис прямо с рабочего места: ему звонили из Сеула. По телефону мать сообщила, что Квон Ирёна призывают на военную службу. Отдав все заработанные деньги семье на оплату аренды и лекарств для матери, Квон Ирён отправился служить в армию.

Он был распределен в военную полицию. В то время военной полиции Сеула приходилось заниматься разгоном протестных демонстраций. Протестов было так много, что полицейским доводилось есть и даже спать на улицах города. Их не однажды встречали градом камней и «коктейлями Молотова», так что сбивать огонь с одежды товарищей было для полицейских привычным делом. Но больнее удара камнем было для Квон Ирёна осознание безвыходности положения: он был вынужден нести военную службу независимо от собственных убеждений. «Из-за того что все так сложилось, в юности я не жил, а безобразно выживал», – говорил он позже.

Во второй половине 1980-х годов примерно из семисот тысяч выпускников корейских школ лишь 30,5 % поступали в высшие учебные заведения. Юному Квон Ирёну мир казался «местом, где необходимо противостоять трудностям и выживать». По словам Квон Ирёна, когда позже в качестве криминального профайлера он разговаривал с преступниками, не раз отмечал, что в их жизнях до совершения преступлений тоже было много страшного и тяжелого. «Я не сочувствовал им, но я их понимал».

В мае 1989 года Квон Ирён стал полицейским курсантом по рекрутскому набору. В потоке было около 1700 курсантов, которым преподавали различные дисциплины от основ уголовного судопроизводства до стрельбы и техник ареста. Квон Ирён получал ежемесячную стипендию в размере 9500 вон. Для сравнения, одна бутылка сочжу в то время стоила около 450 вон. Квон Ирён со смехом рассказывал, как однажды в нарушение правил выпил-таки бутылку сочжу и был наказан.

В начале 1990-х, когда правительство Но Тхэу объявило войну преступности, Квон Ирён вступил в тактическое подразделение Полицейского управления Сеула. «Форменной одеждой» подразделения были спортивные куртки и кроссовки. Полицейские арестовывали самых отъявленных бандитов и гангстеров, по ночам патрулировали столичные районы красных фонарей Чхоннянни и Миари. Для тех расследований прежде всего требовались крепкие кулаки и быстрые ноги.

В июле 1992 года Квон Ирён был переведен в Сеульское восточное отделение полиции. Спортивную куртку и кроссовки сменила полицейская форма, к немалому удовольствию молодого детектива. В один из первых дней работы на новом месте поступил сигнал: двое рыночных торговцев рыбой, напившись посреди дня, поругались и затеяли драку, вооружившись крюками, на которых развешивали рыбу. Прибыв на место происшествия, Квон Ирён окриком попытался остановить мужчин, но один из них, увидев молодого полицейского, разъярился еще сильнее и, изловчившись, приставил к горлу детектива заостренный край крюка. В голове Квон Ирёна пронеслась мысль о пистолете – он мог бы выхватить оружие и выстрелить. Однако полицейский сдержался. Люди из толпы, собравшейся вокруг места происшествия, урезонили пьяного торговца, и в конце концов мужчина опустил крюк. Квон Ирён надолго запомнил эмоции, наполнявшие рыночный пятачок: страх, гнев, напряжение. Именно с этими чувствами чаще всего приходится сталкиваться полицейскому.

Так же хорошо он запомнил день 21 октября 1994 года. За успешную службу он должен был получить благодарность от шефа Восточного отделения, однако встречу внезапно отменили. Утром 21 октября, в 7 часов 40 минут, обрушился мост Сонсу-тэгё на реке Ханган. В воде оказался 48-метровый участок моста, полная длина которого составляла 1160 метров. Вместе с перекрытием рухнули вниз шесть транспортных средств, включая городской автобус. Место трагедии входило в зону ответственности Восточного отделения полиции. Вновь переодевшись в спортивную куртку, Квон Ирён не забыл захватить фотоаппарат «Minolta», с которым с некоторых пор практически не расставался – к тому времени Квон Ирён был не только детективом, но также исполнял обязанности эксперта-криминалиста. Он был единственным криминалистом в Восточном отделении.

В результате трагедии погибли тридцать два человека и еще шестеро серьезно пострадали. Пассажирами городского автобуса были в основном старшеклассницы, и среди них оказалось особенно много жертв: при падении вниз автобус перевернулся и упал на крышу, ударившись об обвалившийся участок моста. Многие тела были деформированы. Квон Ирён фиксировал на фотопленку страшные находки: оторванные руки и кисти рук, ноги и ступни… За годы службы в полиции такое количество трупов он видел впервые. Его работа помогла Государственной судебно-медицинской лаборатории установить личности погибших. Также Квон Ирён делал общие снимки места происшествия.

«В те дни я впервые задумался о таком преступлении, как социальная безответственность», – говорит Квон Ирён. Строительная компания, возводившая мост, допустила ряд грубых ошибок, а городские чиновники смотрели на нарушения сквозь пальцы. В ноябре 1997 года виновные в трагедии были осуждены за профессиональную халатность, ставшую причиной смерти людей. Квон Ирён, собственными глазами видевший изувеченные тела девушек, сделал для себя вывод: «Не только бандиты, вооруженные ножами, опасны для общества. Не меньшую опасность представляют и те, чья недобросовестность в исполнении профессиональных обязанностей приводит к гибели невинных людей».



Эмоции, испытанные за годы полицейской работы, мысли, приходившие в голову во время расследований, помогли Квон Ирёну лучше понимать преступников, когда он занялся профилированием. «В книге Джона Дугласа “Охотник за разумом” есть выражение: мысли как убийца. Так, по его мнению, должен работать профайлер. Поэтому, слушая рассказы преступников, я ставил себя на их место. Когда они говорили о какой-либо полученной психологической травме, я вызывал в памяти собственный болезненный опыт. Для того чтобы перевоплотиться в другого человека, требуется определенная тренировка. В первое время мне было трудно возвращаться к своему “я”», – признался Квон Ирён в одной из наших бесед.

Впервые столкнувшись с необходимостью составлять психологический портрет преступника, Квон Ирён оказался в затруднительном положении. Он был совсем один, и никто не мог подсказать, как правильно действовать. Квон Ирён понимал, что необходимо установить контакты со знающими людьми и наладить межведомственное сотрудничество. В то время криминальная психология еще не вызывала большого интереса, и к работе первопроходцев в этой области относились в лучшем случае как к чему-то эксцентричному. С этими-то «эксцентричными» энтузиастами Квон Ирён и попытался наладить связь. Так появившаяся благодаря Юн Вечхулю должность профайлера способствовала преодолению ведомственных ограничений. Одновременно Квон Ирён размышлял: «Ответ на вопрос о психологии преступления должен исходить от самого преступника. Для того чтобы провести психологический анализ личности преступника, нужно выслушать его самого».

Пионеры корейской криминальной психологии Кан Токчжи и Хам Кынсу из Государственной судебно-медицинской лаборатории тоже искали единомышленников. Зная Квон Ирёна по занятиям, на которых преподавалась методика допроса с применением гипноза, Кан Токчжи однажды обратился к старшему полицейскому Квону с вопросом о его работе. Вопрос прозвучал своевременно, и Квон Ирён рассказал, что впредь от него ожидают проведения психолого-криминалистического анализа личностей преступников, и не стал скрывать, что испытывает затруднения по этому поводу. Кан Токчжи ответил, что считает такой анализ необходимым, и предложил вместе провести несколько бесед с заключенными. Квон Ирён с радостью согласился.

Джон Дуглас и его коллега Роберт К. Ресслер в начале 1980-х годов посетили множество американских тюрем, интервьюируя серийных убийц с целью изучения психологии самых жестоких преступников. Зачастую интервью проходили так напряженно, что их впору сравнивать с рукопашной схваткой. Чтобы открыть напрочь запертую дверь в душу убийцы, Дуглас разработал специальную методику диалога. Квон Ирён, Кан Токчжи и Хам Кынсу начали с визитов в полицейские отделения страны и опроса преступников, признавших свою вину и ожидавших суда. Работа американских предшественников, ставших прототипом многих киногероев, была для корейских специалистов профессиональным ориентиром.

Беседы проводились с теми, кто совершил серьезные преступления. Например, в августе 2000 года Квон Ирён и его коллеги интервьюировали сорокалетнего мужчину, обвиненного в убийстве тайной любовницы. Позже, в октябре того же года, разговаривали с мужчиной, который в ходе домашней ссоры убил жену и расчленил ее труп. В декабре – с девятнадцатилетним юношей, помогавшим расстаться с жизнью самоубийцам, которых находил через интернет. Затем было интервью с пожилым организатором платных учебных курсов, обвиненным в сексуальных домогательствах к несовершеннолетним учащимся. Всего за два дня до исчезновения Чиён, 8 мая 2001 года, они встретились с заключенным под стражу серийным насильником. До начала следствия по делу Чиён были проинтервьюированы двадцать девять преступников, а всего до 7 июля 2004 года, когда состоялся последний выезд, были опрошены сто двадцать семь человек.

Коллег прежде всего занимал вопрос, по какой причине в схожих жизненных обстоятельствах одни становятся преступниками, а другие продолжают нормальную жизнь. Ответить на этот вопрос было отнюдь не легко. Тем более что преступники вовсе не стремились подробно и внятно объяснять, что происходит у них в душе. Общение затруднял и тот факт, что многие обвиняемые были малообразованными людьми. Зачастую преступников было трудно даже разговорить. На первых встречах Квон Ирён, Кан Токчжи и Хам Кынсу наугад забрасывали широкую сеть вопросов в расчете поймать хоть что-нибудь стоящее.

– Ваше самое счастливое детское воспоминание? А самое неприятное?

– У вас есть друзья, которые вас здесь навещают?

– Расскажите о ваших родителях.

С помощью подобных вопросов коллеги прежде всего получали представление о родственных и товарищеских связях преступника, его детских психологических травмах. Почти все их собеседники с трудом припоминали что-то хорошее, но могли подолгу рассказывать об обидах и несчастьях, пережитых в детстве. После первых интервью Квон Ирён задумался о разработке более эффективной методики опроса.



По словам Квон Ирёна, в разговоре с Чо Хёнгилем профайлер впервые пережил настоящее перевоплощение в преступника.

У Чо Хёнгиля были густые брови и полные губы. Прежде всего Квон Ирён поинтересовался, хорошо ли того кормят, и убийца четырехлетней девочки ответил, что всем доволен.

Среди прочих ему были заданы следующие вопросы:

– Почему, по его мнению, он чувствует сексуальное влечение к детям?

– Каково его отношение к женщинам и был ли у него опыт продолжительного романтического общения с противоположным полом?

– По какой причине он расчленил труп?

После завершения интервью Квон Ирён заказал обед, и они поели вместе с преступником.

На основе полученных сведений Квон Ирён составил отчет, в который были включены подтвердившиеся предположения профайла и некоторые новые данные.



Поправки к криминальному профайлу № 1,
подтвержденные заключенным Чо Хёнгилем
Преступник живет один, аккуратен и чистоплотен. Тщательно выстиранное белье было развешено в определенном порядке; даже мелкие предметы в ящиках стола (например, авторучки, блокноты и т. п.) старательно разложены.
Дом преступника, ставший местом совершения убийства, расположен в пяти минутах ходьбы от места похищения жертвы.
В настоящее время безработный. В прошлом некоторое время был официально трудоустроен на фабрике.
Имеет опыт торговли в рыбной лавке. Во время интервью сообщил, что, продавая рыбу, всегда заворачивал ее в два пластиковых пакета.
Возраст преступника – сорок лет. Окончил только начальную школу.
Преступник не имеет друзей и близких знакомых. В свободное время пьет в одиночестве, ходит в караоке-бары, смотрит дома кино и телевизионные программы.
Во время работы на фабрике потерял два пальца, из-за чего усилился существовавший комплекс неполноценности. Избегал знакомства с женщинами, пользуясь сексуальными услугами проституток.




Летний день, в который состоялась беседа с Чо Хёнгилем, навсегда врезался в память Квон Ирёна. Ему казалось, что он очутился в пустой темной комнате и дверь за ним внезапно захлопнулась. Он боялся, что эту дверь уже не открыть изнутри.

В книге Брента Тёрви о криминальном профайлинге подчеркивается, что профайлер в какой-то момент может столкнуться с серьезными эмоциональными проблемами. Для сохранения душевного равновесия профайлер вынужден психологически дистанцироваться от жертвы и рассматривать ее исключительно как объект, когда тело пострадавшего с любыми следами насилия считается всего лишь уликой, подлежащей анализу и каталогизации. Однако минус такого дистанцирования состоит в том, что возникает риск потерять человечность [14]. Действительно, чтобы понимать бессердечных убийц, необходимо самому сохранять хладнокровие. Но развивая в себе это качество, можно навсегда остаться с холодом в сердце и пустотой в душе.

Встреча с убийцей словно вытолкнула Квон Ирёна из привычного мира. «Я заказал обед и ел вместе с Чо Хёнгилем. Разве такое можно забыть? Я все время думал о том, что и впредь обречен делить трапезу с такими же чудовищами, как он».

Квон Ирён тщетно пытался понять причину преступления Чо Хёнгиля. Можно объяснить проступок Жана Вальжана [15], укравшего хлеб, но не изнасилование, убийство и расчленение трупа четырехлетнего ребенка. Как человек может до такой степени быть бесчувственным к чужой боли и страданию? Почему из всех приматов только человеку разумному присуще такое жуткое преображение?

23 июня 2001 года Чо Хёнгилю предъявили обвинение в похищении и незаконном удержании малолетней, которые повлекли смерть потерпевшей. Испытывал ли он чувство вины? Трудно сказать. Однако определенно заботился о собственной жизни и безопасности. Согласно книге Пхё Чханвона [16], написанной им в бытность профессором КГПУ, тот факт, что Чо Хёнгиль расчленил труп и оставил части в разных местах, говорит о «трусливом желании преступника замести следы». При вынесении судебного решения было отмечено, что подсудимый не демонстрирует признаков раскаяния.

Как со взрослым человеком, изнасиловавшим и убившим четырехлетнего ребенка, должно поступить общество? В судебных разбирательствах по уголовным делам наибольшие споры вызывают признание доказательств преступления и определение степени тяжести наказания. Это можно понять: так как обвиняемый часто отрицает факт совершения преступления, на первый план выходят другие свидетельства, имеющие значение для уголовного дела, и любое из них может коренным образом изменить ход процесса. Что же касается степени тяжести наказания, то при вынесении приговора учитываются различные факторы, включая мотив преступления, способ его осуществления и т. д., и даже если речь идет об убийстве, в зависимости от этих факторов приговоры могут варьироваться от условного осуждения до пожизненного заключения.

В суде над Чо Хёнгилем затруднение вызвало как раз определение тяжести наказания. Согласно закону, за совершенные преступления судья должен был либо назначить пожизненное заключение, либо приговорить обвиняемого к смертной казни.

Процесс начался в десять часов утра 6 июля 2001 года в Восточном окружном суде Сеула. Прокурор требовал высшей меры наказания и добился этого: 19 октября 2001 года, довольно быстро по меркам громких процессов, подсудимый был приговорен к смертной казни. Приговор огласил председательствующий судья с пятнадцатилетним стажем работы Ли Сонхо.

В постановлении, помимо прочего, говорилось: «Учитывая мотив, обстоятельства, способ совершения преступления и поведение подсудимого после совершения преступления; принимая во внимание возраст, образование, род занятий, семейное положение и родственные связи подсудимого; а также беря в расчет предыдущее привлечение к уголовной ответственности, невозможно не признать самой серьезной вины подсудимого и не назначить ему высшей меры наказания, определенной законом».

Как уже говорилось, на решение суда также повлиял тот факт, что преступник не раскаялся в содеянном. А кроме того, суд рассчитывал, что смертный приговор способен предотвратить другие подобные преступления, так как страх смерти будет подавлять импульс к убийству.

В ноябре того же года Чо Хёнгиль подал апелляционною жалобу о чрезмерной мере наказания. Первое заседание суда второй инстанции состоялось 7 декабря. К тому времени Чо Хёнгиль, ранее не выражавший никаких сожалений, начал писать покаянные письма. На заседаниях с 2 по 26 января 2002 года судьям были представлены пять писем, демонстрирующих глубокие эмоциональные переживания и раскаяние преступника, а также содержащих прошение об изменении меры наказания. Идею Чо Хёнгилю подал его адвокат, объяснивший, что заключенный может обратиться к суду, если действительно чувствует раскаяние.

30 января 2002 года апелляционный суд под председательством судьи Ку Уксо отменил приговор суда первой инстанции, изменив высшую меру наказания на пожизненное заключение. Во вступительной части постановления апелляционного суда говорилось: «Способ совершения преступления и поведение подсудимого после содеянного настолько чудовищны, что возникает закономерное сомнение в справедливости признания подсудимого равноправным членом общества, а также личностью, имеющей право на жизнь». Тем не менее подчеркивалось, что «смертная казнь должна применяться только в самых крайних случаях». Взвешивая все за и против высшей меры наказания, апелляционный суд оценивал степень тяжести преступления, отношение подсудимого к содеянному, число жертв и причиненный им вред, опасность рецидива и прочее.

Причины, по которым был отменен приговор суда первой инстанции, объяснялись следующим образом: «Приняв во внимание тот факт, что подсудимый Чо Хёнгиль всего лишь один раз привлекался к уголовной ответственности (за покушение на растление несовершеннолетней), а также его возраст, род занятий, образ жизни и проч., суд пришел к мнению о возможности исправления и перевоспитания подсудимого. Суд также учел, что совершенное убийство не было запланировано, а произошло случайно, когда подсудимый сдавил горло пострадавшей, заставляя ту замолчать. Кроме того, подсудимый полностью признал свою вину и готов искупать ее всю оставшуюся жизнь; он также глубоко сожалеет о содеянном».



Смертная казнь – это лишение человека жизни именем закона и общества. Существуют как доводы за смертную казнь, так и доводы против. В Южной Корее смертная казнь не отменена, однако приговоры с начала 1998 года не приводятся в исполнение [17].

Действительно ли возможны исправление и перевоспитание в случае с сорокалетним человеком, который дважды был уличен в сексуальном влечении к несовершеннолетним, причем во второй раз дело закончилось убийством? Суд первой инстанции посчитал, что это невозможно, однако суд второй инстанции, рассмотрев те же самые факты, решил по-другому.

Например, по-разному было оценено первое осуждение Чо Хёнгиля. Суд первой инстанции подчеркнул, что уже через год после освобождения Чо вновь поддался низменному влечению, совершив «неискупимое преступление». Однако суд второй инстанции увидел в ситуации позитивный момент, отметив, что подсудимого привлекали к уголовной ответственности один-единственный раз.

Действительно ли раскаялся Чо Хёнгиль, отправлявший апелляционному суду прочувствованные послания? Не могло ли это быть простой уловкой с целью сохранить свою жизнь? Криминальная психология учит не увлекаться философскими размышлениями, а оперировать фактами. Джон Дуглас отмечает, что важно правильно соотнести личность преступника с одной из категорий лиц, совершающих противоправные действия по отношению к детям, и выделяет два типа людей: «растлителя детей по предпочтению» и «ситуационного растлителя детей» [18].

Для растлителей детей по предпочтению дети являются предметом сексуальных фантазий. Такие преступники редко испытывают сексуальное влечение к зрелым женщинам. Зачастую лица, которых можно отнести к этому типу, коллекционируют детскую порнографию и имеют историю привлечения к уголовной ответственности. Среди них в большом количестве встречаются люди с отклонениями характера. Существует устойчивое мнение о том, что педофилия – это патология, не поддающаяся исправлению методами воспитания и образования. В противоположность им ситуационные растлители не испытывают устойчивого сексуального влечения к детям. Ребенок для них становится скорее случайной, нежели принципиально выбранной жертвой. Преступление совершается, например, потому что ребенок по стечению обстоятельств оказывается в поле зрения насильника либо по какой-то другой причине. Ни суд первой инстанции, ни апелляционный суд не задумались, к какому типу преступников относится Чо Хёнгиль. В Южной Корее начала 2000-х время криминальной психологии еще не пришло.

Если бы Чо Хёнгиль не был арестован полицией, смог бы он «исправиться» самостоятельно? Если бы не предстал перед судом, смог бы раскаяться и не совершать других преступлений? С помощью научного анализа определив тип личности Чо Хёнгиля, можно было бы попробовать ответить на эти вопросы. Работая над книгой, я захотел поговорить об этом с председательствующим судьей апелляционного суда Ку Уксо, уже вышедшим в отставку, однако его адвокат, через которого я пытался связаться с судьей, мне не ответил.

Если Чо Хёнгиль являлся растлителем детей по предпочтению, то с высокой степенью вероятности он бы не остановился. Брент Тёрви, рассказывая о деле одного серийного насильника в 1990-х годах, обращал внимание на то, что, хотя на суде насильник и демонстрировал глубокое раскаяние, он не останавливался до тех пор, пока не был арестован и обвинен.



Чо Хёнгиль больше не подавал апелляций: по-видимому, приговор к пожизненному заключению его устроил. Квон Ирён не сразу узнал об изменении меры наказания, а узнав, испытал настоящее потрясение: он считал, что Чо Хёнгиль однозначно заслуживает смертной казни.

О дальнейшей судьбе семьи Чиён ничего не известно. Вполне вероятно, что родителей до сих не отпускает чувство вины из-за того, что они не уберегли ребенка. «Потерпевшие не стремятся к новому общению с детективами. Большинству из них просто не хочется вспоминать о случившемся. Это обычная психологическая реакция на полученную эмоциональную травму», – говорит Квон Ирён.



Днем 31 января 2002 года, когда вступил в силу новый приговор Чо Хёнгилю, стояла прекрасная зимняя погода. Мир не проявлял никакого интереса к порожденному им чудовищу. Газетные заголовки сообщали о том, что Америка не потерпит распространения оружия массового поражения ни в Северной Корее, ни где-либо еще. Мало кто знал, что в том месяце в Южной Корее было зафиксировано восемьдесят случаев убийств и покушений на убийство.

Квон Ирён по-прежнему оставался единственным профайлером страны. Утром он, как обычно, прочел полицейские отчеты о насильственных преступлениях, произошедших за сутки. Он не знал, что совсем скоро появится новое чудовище, еще более отвратительное, чем Чо Хёнгиль.

Глава вторая

Неразрешимая задача

Ощущение власти. Не знаю. Они были такими уязвимыми. Жуть. Просто… Я очень… Меня это возбуждало, я кайфовал. Называйте, как хотите. Не могу объяснить, почему мне это нравилось. Я не знаю, как это описать [19].
Утро 25 сентября 2003 года не предвещало ничего необычного. На рассвете температура поднялась чуть выше 15 градусов по Цельсию, однако днем воздух прогрелся до 25 градусов. Было ясно и безветренно, и с верхнего этажа Полицейского управления Сеула можно было беспрепятственно любоваться на горный хребет Пукхансан. Синее осеннее небо не располагало к мыслям о преступлениях, однако затворник третьего этажа Квон Ирён жил в своем собственном мире, слишком не похожем на мир обычных людей. Как бы солнечно ни было на улице, профайлер и детективы вечно окружены тьмой, которую прорезает лишь луч фонаря. Такая у них работа.

В 2001 году, когда велись поиски убийцы Чиён, Квон Ирён составил для полиции психологический портрет еще неизвестного на то время преступника. Его доклад был первым криминальным профайлом в Южной Корее. С тех пор для Квон Ирёна ничего не менялось: изо дня в день он в одиночку выполнял работу профайлера в составе крошечной группы анализа преступлений.

В мае 2003 года Квон Ирёна заметила пресса: первым обратил внимание на деятельность профайлера журналист Ким Чхансок, представляющий еженедельный журнал «Хангёре 21». Причиной неожиданного интереса стал вышедший в прокат фильм режиссера Пон Чунхо «Воспоминания об убийстве» [20]. Ким Чхансоку не потребовалось много времени, чтобы понять важность профайлинга и качественной криминалистической экспертизы для работы полиции.

Режиссер фильма, объясняя в одном из интервью, почему не был найден хвасонский серийный убийца, высказался в том смысле, что преступления хвасонского маньяка опередили свое время. Южнокорейская полиция второй половины 1980-х годов ни технически, ни психологически не была готова к раскрытию подобных преступлений.

Однако к 2003 году многое изменилось. Ким Чхансок, взявший интервью у Квон Ирёна, писал в статье следующее:

Криминалистическая экспертиза развивается быстрыми темпами. Сейчас, опрашивая свидетелей насильственных преступлений, детективы имеют возможность моментально связаться с полицейским отделением для получения дополнительных сведений. По словам помощника инспектора Квон Ирёна из группы анализа преступлений, выступающего за систематизацию и внедрение в расследование новейших методов криминалистического анализа, разработанных на основе отечественного и зарубежного опыта, «современная криминалистическая экспертиза позволяет снимать отпечатки пальцев с предметов, находившихся в воде несколько месяцев, идентифицировать личность преступника по совокупности характеристик голоса и многое другое».


Почти каждый раз, когда происходило убийство, Квон Ирён совершал выезд на место преступления. Его коллеги из отдела криминалистической экспертизы Полицейского управления Сеула работали по расписанию «день ночной смены – день дневной смены – выходной», но такой режим был возможен только в команде, а у Квон Ирёна не было даже напарника. Так что профайлеру приходилось почти ежедневно проводить ночи в Полицейском управлении.

«Моя смена, опять моя смена и снова моя смена», – бормотал под нос Квон Ирён. Ему не оставалось ничего другого, как разговаривать с самим собой. Иногда поспать получалось только в одну ночь из трех, а на рассвете после короткого отдыха приходилось отправляться на место преступления. И все же Квон Ирён каждое утро упорно облачался в костюм и повязывал перед зеркалом галстук. Его рабочий день начинался с просмотра отчетов о насильственных преступлениях за прошедшие сутки. В таких отчетах перечислялись лишь факты, сухие, как старая газета. Квон Ирён привычно обращал внимание на характерные особенности преступлений – например, такие, как орудие убийства. Прежний опыт детектива и дактилоскописта существенно помогал в работе. Ежедневно он прочитывал около пятнадцати отчетов об убийствах, изнасилованиях и поджогах, а также знакомился с материалами прессы. Закончив изучать криминальные новости, Квон Ирён шел в столовую съесть тарелку лапши.

Утро 25 сентября 2003 года точно так же началось с просмотра полицейских отчетов. Один из них сообщал о двойном убийстве в квартале Синсадон престижного района Каннам. Мужчина, вернувшийся домой в десять часов вечера 24 сентября, обнаружил тела убитых родителей. На момент смерти отцу было чуть за семьдесят, матери – около семидесяти лет. Тела находились на полу в гостиной, на головах обеих жертв имелись повреждения, причиненные тупым предметом. Дело вело районное отделение полиции.

В городе давно не происходило таких жестоких преступлений. Из Полицейского управления в Синсадон срочно выехали начальник криминального департамента, начальник отдела насильственных преступлений и бригада экспертов-криминалистов. Осмотр места преступления и опрос свидетелей не дали никаких зацепок. Квон Ирён прибыл в дом, где произошла трагедия, в полдень 25 сентября.

Шел первый год президентства Но Мухёна [21]. Главной темой, интересовавшей прессу, было участие армии Южной Кореи в операции по поддержанию мира в Ираке. Тем не менее газеты отреагировали и на произошедшее в Синсадоне. Так, заметка в ежедневной газете No Cut News гласила:

Почему были убиты пожилой профессор и его супруга?
Жестокое убийство почетного профессора одного из женских колледжей и его супруги, произошедшее 24 сентября в квартале Синсадон района Каннам, ставит вопрос не только о личности убийцы, но и о возможных мотивах беспощадного преступления в отношении старой семейной пары. Отмечая, что из дома не пропало ни одной ценной вещи, полиция считает беспорядок на месте преступления лишь инсценировкой ограбления и разрабатывает версию убийства на почве личных неприязненных отношений. Поиск улик и опрос свидетелей продолжаются.


Согласно криминальной статистике Верховной прокуратуры Южной Кореи, в сентябре 2003 года были зафиксированы девяносто четыре случая убийств и покушений на убийство. Всего за год – одна тысяча одиннадцать случаев. Ни полиция, ни пресса еще не понимали страшной исключительности происшествия в Синсадоне – для них это был всего лишь один случай из многих.

Квон Ирён записал все детали, связанные с преступлением, в специальный журнал. На верхней части головы убитого профессора было целых пять ран, и Квон Ирён не мог не обратить внимание на то, что преступник сосредоточенно бил в темя пожилого мужчины. Это была важная информация для определения modus operandi убийцы. Квон Ирёну в который раз вспомнились строчки из книги Джона Дугласа: «Хочешь понять “художника” – присмотрись к его “картинам”». Modus operandi, или сокращенно MO, в криминалистике подразумевает последовательность действий преступника, предпринятых им для осуществления задуманного; другими словами, это способ совершения преступления. Квон Ирён также отметил, что в доме находилось много наличных денег. Опросы свидетелей показали, что репутация убитого профессора была безупречна: он был всеми уважаемым преподавателем. Никаких семейных проблем выявлено не было.

Прошло две недели, и вечером 9 октября Квон Ирён выехал на новое место преступления, в квартал Кугидон района Чонно. В этот раз были убиты две женщины восьмидесяти пяти и шестидесяти лет, а также тридцатичетырехлетний мужчина. Трупы обнаружил в 18:40 вернувшийся домой с работы Ку Чонсо (имя изменено), шестидесятиоднолетний глава семьи.

В Полицейском управлении у Квон Ирёна был друг из числа полевых криминалистов. Его звали Ю Вансок, и он так же, как Квон Ирён, осознавал огромное значение новейших методов криминалистического анализа. Ю Вансок стал полицейским в 1992 году, а с 1998 года занимался работой в области «распознавания». Начав с простейшей экспертизы, Ю Вансок постепенно заинтересовался психологией преступлений, и этот интерес сблизил его с профайлером.

На место нового преступления, произошедшего всего через неделю после тройного убийства в Кугидоне, Квон Ирён и Ю Вансок отправились вместе днем 16 октября. Убийство произошло в частном доме в квартале Самсондон района Каннам. Жертвой была пожилая женщина. Труп обнаружил муж дочери пострадавшей: пытаясь попасть в дом, он несколько раз звонил в дверь, но, не дождавшись ответа, открыл ее своим ключом. Мать жены он нашел лежащей на полу с окровавленным лицом и пробитой головой.

Профайлер не может подобно шаману пообщаться с духами и выяснить подробности произошедшего. Он должен уметь реконструировать преступление, и эту способность необходимо развивать. Лишь установив во всех деталях, как действовал преступник, можно проанализировать особенности его поведения. В этом процессе профайлер сталкивается с определенными трудностями. Брент Тёрви подчеркивает, что детективы, эксперты-криминалисты и профайлеры, обладая различными профессиональными навыками, должны сотрудничать друг с другом, а не оберегать «свою территорию» от коллег [22]. Квон Ирён прекрасно понимал справедливость этого утверждения и высоко ценил помощь инспектора Ю Вансока из отдела криминалистической экспертизы.

Через несколько дней после совместного выезда Ю Вансок сообщил Квон Ирёну, что следы, обнаруженные на последнем месте преступления, совпали со следами, найденными в Кугидоне. В Самсондоне неизвестный оставил отпечатки обуви снаружи у западной стены дома, а также во дворе у восточной стены. Он носил спортивные кроссовки для горных прогулок марки «Buffalo». Услышав эту новость, Квон Ирён впервые задумался о том, что все три случая убийств составляют единую серию [23].

С сентября 2003 года Квон Ирён почти каждую ночь проводил в своем офисе на третьем этаже Полицейского управления. Юн Вечхуль, благодаря которому появилась должность профайлера, в это время работал в одном из региональных управлений полиции. Не раз случалось, что, перебрав пива, Квон Ирён звонил Юну и жаловался, что тот бросил его одного. Квон Ирён был так занят, что почти не видел детей – в его семье появился второй ребенок. На мониторе офисного компьютера вместо фотографии семьи располагались фотографии сцен преступлений. Неизвестный, убивший стариков в Синсадоне, Кугидоне и Самсондоне, был единственным человеком, о котором Квон Ирён не прекращал думать.

Очень скоро об убийствах прознала пресса, и давление на полицию возросло. Детективы выбивались из сил, но устаревшие методы расследования не приносили никаких результатов. Полицейские тщательно прочесали территорию вокруг дома в Самсондоне. Были опрошены работники магазинов и парикмахерских, строители и риелторы, но эти массовые меры ничего не дали следствию. Единственной зацепкой были показания курьера, доставлявшего йогурты, который в день убийства заметил подозрительного мужчину примерно тридцатилетнего возраста, однако и его свидетельство не изменило безнадежной картины.

Была проверена личная информация более семи тысяч человек, проживавших в Самсондоне рядом с местом третьего преступления, а также персональные данные всех рабочих, занимавшихся доставкой в этом квартале. Полицию интересовали местонахождение каждого жителя в день убийства, наличие в гардеробе кроссовок «Buffalo» и другие сведения. Не обошли вниманием и родственников погибшей: например, выяснялась информациях об их сделках с недвижимостью.

К некоторым свидетелям был применен метод допроса с применением гипноза. Процедура проводилась при участии специалистов Государственной судебно-медицинской лаборатории. Техника допроса под гипнозом была экспериментальной разработкой лаборатории. Вопреки расхожему представлению, гипноз отнюдь не является состоянием, в котором разум человека, погруженного в сон, полностью контролируется гипнотизером. Состояние гипноза не похоже на сон, и гипнотизер не способен контролировать чужой разум. Гипноз всего лишь помогает сознанию резко сфокусироваться на содержании внушения путем отрешения от всего остального; в случае со свидетелем – сместить фокус внимания из внешней среды «внутрь себя», на конкретное событие, вспомнить подробности которого в обычном состоянии свидетель не может в силу мимолетности события, из-за стрессового фактора или по другой причине.

После того как было подписано соглашение с МВФ, жизнь обычных людей кардинальным образом изменилась [24]. По стране словно прошелся тайфун огромной разрушительной силы. Позже многие придут к убеждению, что именно экономические потрясения конца 1990-х и спровоцированные ими социальные перемены привели к таким ужасающим преступлениям, как эти убийства пожилых горожан. Невыносимое давление обстоятельств и вечный стресс породили чудовищ, способных на немотивированные и крайне жестокие убийства.

Когда 18 ноября 2003 года произошло четвертое похожее преступление, Квон Ирён уже не сомневался, что в столице действует серийный убийца. Профайлер выехал на место преступления, в квартал Хехвадон района Чонно, около четырех часов дня. Было ясно и холодно: утром температура опускалась до 3 градусов по Цельсию. У двухэтажного частного дома толпились полицейские.

Были убиты мужчина восьмидесяти семи лет и женщина пятидесяти трех лет. Трупы обнаружила дочь убитого. Когда она вошла в дом около трех часов дня, внутри все было заполнено дымом. Сообщение о произошедшем было передано в полицейское отделение соседнего района Тондэмун. В составе команды экспертов Полицейского управления на месте преступления оказался и Ю Вансок. Осмотр места преступления продолжался двенадцать с половиной часов: с половины пятого 18 ноября до пяти часов утра следующего дня. Как обычно, Квон Ирён зафиксировал в блокноте все детали, включая описание положения тел, пятен крови, следов и т. д. – всего при осмотре было обнаружено 126 улик.

С самого начала серии убийств Квон Ирёна не оставляла одна мысль. Всякий раз, оказываясь на месте преступления, он все больше утверждался во мнении, что расположение, распределение и внешний вид пятен и брызг крови могут быть полезны для реконструкции событий даже больше, чем анализ ДНК. Прибыв в Хехвадон, он прежде всего выяснил, куда были нанесены удары (в лобную, теменную, затылочную, височную части черепа или др.) и количество ран, а также зафиксировал отсутствие признаков сопротивления жертв. С предельным вниманием записал все характеристики возможного орудия убийства. Тот факт, что преступник использовал не огнестрельное или клинковое оружие, а тупой предмет, говорил о повышенной агрессивности и ярости преступника. Но что являлось причиной безудержной злости? Убийца и в этот раз не тронул наличность, имевшуюся в доме.

Полиция усиленно занималась расследованием четвертого убийства. Разумеется, были проверены общежития-косивоны [25], компьютерные клубы и другие места скопления «подозрительных личностей», но не только – полиция интересовалась и рядовыми горожанами, проживающими в домах по соседству. Всего в рамках расследования были опрошены 1436 человек, детективы побывали в каждом близкорасположенном частном доме, навестив тридцать одно семейство. Среди прочего свидетелей опрашивали на предмет взломов и ограблений, о которых те по какой-либо причине не заявляли в полицию.

Одна необычная деталь оказалась чрезвычайно важной. Сын убитого обнаружил, что из дома пропала принадлежавшая ему куртка. Полиция моментально приступила к поиску записей с камер наблюдения в Хехвадоне. Однако в конце 2003 года камер было еще далеко не достаточно. Согласно данным Комитета по государственному управлению и безопасности Национального собрания Республики Корея, даже не все полицейские участки и посты были обеспечены системами видеонаблюдения (только 2632 из 3122 учреждений полицейского ведомства). Что касается государственных структур, то видеонаблюдением были оснащены только 15,2 % зданий. Жилые районы, даже самые дорогие, как правило, оставались не охвачены. Так что сотрудникам полицейского отделения района Тондэмун, которое вело это дело, пришлось непросто.

Дом, где произошло четвертое убийство, располагался недалеко от кругового перекрестка. Сразу за съездом с перекрестка в квартал Хехвадон, на расстоянии около двухсот метров от места преступления, находилось офисное здание. Как оказалось, у входа в здание была установлена камера наблюдения, обзор которой распространялся на дорогу, ведущую к частным домам. Несколько дней детективы поочередно просматривали запись, вглядываясь в каждый нечеткий силуэт, и в конце концов им удалось обнаружить подозреваемого: 18 ноября в 12 часов 29 минут 3 секунды камера запечатлела мужчину, одетого в пропавшую из дома черную куртку. Подозреваемый нес на плече сумку. Дойдя до электрического столба, он чуть оглянулся вправо. Лица не было видно, так как мужчина находился спиной к камере.



Известно, что термин «серийный убийца» ввел в криминологию в начале 1970-х годов агент ФБР, профайлер Роберт Ресслер. Он применял это определение по отношению к преступникам, совершавшим убийства под влиянием нездоровых фантазий. Современные американские криминалисты считают, что речь идет о серийном убийце, если:



1) преступник совершил не менее трех убийств;

2) преступник незнаком с жертвами;

3) целью преступника является убийство как таковое.



Довольно широко распространено мнение, что первым серийным убийцей-социопатом в Южной Корее был Ким Тэду, убивший семнадцать человек с августа по октябрь 1975 года. В 1994 году всю страну потрясли преступления «банды августейшего». Помимо главаря, в банду входили пятеро совсем молодых мужчин двадцати с небольшим лет. Они похищали и убивали случайных людей и даже практиковали каннибализм [26]. Однако в целом серии убийств считались крайне редким, нехарактерным явлением для Южной Кореи.

Легендарный полицейский Чхве Чуннак [27], прототип главного героя сериала «Руководитель следственной группы» [28], часто повторял: «У каждой смерти есть причина». В 1960–1970-х годах, на которые пришелся расцвет его деятельности, мотив любого преступления действительно был доступен пониманию. Однако к 2003 году под влиянием экономических потрясений в обществе произошли кардинальные перемены. Начавшиеся в сентябре жестокие убийства пожилых людей, совершенные отнюдь не из-за денег, были слишком не похожи на преступления времен Чхве Чуннака. Общество породило монстра, не способного на сочувствие, не восприимчивого к страданиям других людей. По иронии судьбы его злодеяния набирали силу на фоне роста популярности фильма о хвасонском маньяке «Воспоминания об убийстве».



В конце ноября 2003 года наступил переломный момент. На брифинге, проведенном Полицейским управлением Сеула и полицейским отделением района Тондэмун, детективы не стали отрицать, что речь может идти о серийном убийце. Пресса моментально подхватила новость, и определение «серийный убийца» распространилось посредством газет, журналов и телепрограмм. Такого шока корейское общество не испытывало со времен дела «банды августейшего».

Вот типичная заметка из газеты «Хангёре» от 23 ноября 2003 года:

Серийные убийства состоятельных пожилых людей в Сеуле:
преступления на почве ненависти совершены одним и тем же человеком.
Стало известно, что убийства состоятельных пожилых людей, произошедшие в Сеуле в сентябре – ноябре текущего года, с высокой степенью вероятности совершил один и тот же человек. Такой вывод позволили сделать повторяющееся время нападений, схожий возраст жертв, а также следы, обнаруженные на месте преступлений. Кроме того, во всех четырех случаях не зафиксировано пропажи ценных вещей и денег, что дает полиции возможность охарактеризовать эти преступления как совершенные на почве ненависти к богатому классу.


Люди с пристальным интересом следили за ходом расследования. Это были последние золотые годы традиционной прессы: «Фейсбук» уже существовал, но пока что оставался неизвестной платформой для ограниченного круга пользователей. Все внимание было сосредоточено на действиях полицейских, так что следствию пришлось не только вникать в психологию преступника, но и считаться с психологией наблюдавших за ее работой обывателей.

В начале декабря 2003 года Квон Ирён тоже увидел запись с камеры наблюдения в Хехвадоне. Это случилось на совещании у начальника департамента уголовного розыска Полицейского управления Сеула Ким Ёнхва, возглавлявшего расследование. Решался вопрос, что делать дальше, и, хотя на пленке была запечатлена только спина убийцы, Квон Ирён предложил объявить подозреваемого в розыск, обнародовав кадры записи.

Собравшиеся были удивлены предложением Квон Ирёна и засомневались в эффективности поиска подозреваемого по имевшемуся изображению. Однако главная цель Квон Ирёна была в другом: профайлер в первую очередь заботился об общественной безопасности. Объявление в розыск помогало выиграть время.

Вот как объясняет он сам: «С определенной точки зрения мое предложение было просто смехотворным. Разумеется, по фотографии, сделанной со спины, практически невозможно найти человека – опознать его смогли бы разве что родственники и очень близкие знакомые. Тем не менее я настаивал, чтобы снимки были показаны в девятичасовых теленовостях, где их могла увидеть широкая аудитория. Я хотел любым способом предотвратить возможные новые нападения. Система видеонаблюдения в то время была еще крайне несовершенна, и, если бы убийства продолжились, шансы выследить преступника не стали бы выше. Объявление в розыск, переданное через средства массовой информации, было предупреждением убийце. Оно должно было внушить ему страх разоблачения».

Об использовании СМИ в интересах следствия по делу серийных убийц Квон Ирёну было известно на примере Соединенных Штатов. Там нередки случаи, когда с помощью прессы разыскивались свидетели, устанавливался контакт с преступником или семьями пострадавших, оказывалась помощь жертвам предыдущих преступлений.

Однако Квон Ирён помнил предупреждение Брента Тёрви о том, что пресса – меч обоюдоострый [29]. Чтобы посредством СМИ эффективно задействовать общественность в деле поимки убийцы, требовалось придать огласке достаточно информации о ходе следствия, но одновременно нельзя было переступать определенную черту, иначе истинное намерение стало бы очевидным. Кроме того, обнародование конкретных деталей в будущем могло навредить следствию. Если преступник разгадал бы скрытое намерение полиции, он мог изменить modus operandi, и тогда следствие оказалось бы в крайне затруднительном положении. Например, если преступник, до сих пор совершавший нападения днем, стал бы проникать в дома ночью, полиции потребовалось бы больше времени, чтобы связать преступление с тем же самым человеком. Таким образом, предложение Квон Ирёна было довольно рискованным. Тем не менее оно было принято, и Полицейское управление решило передать в СМИ кадры видеозаписи в Хехвадоне.