Квон Ирён, Ко Наму
Кто читает сердце тьмы. Первый профайлер Южной Кореи в погоне за серийными убийцами
악의 마음을 읽는 자들
국내 최초 프로파일러의 연쇄살인 추적기
권일용, 고나무 지음
THOSE WHO READ THE MINDS OF EVIL
Kwon Il-yong, Ko Na-mu
Originally published in 2019 by Alma Inc., South Korea
Copyright © 2019 by Kwon Il-yong and Ko Na-mu
This Russian edition is published by arrangement with Greenbook Agency, South Korea
Дизайн: Ан Чими, Хан Сынён (안지미, 한승연)
Иллюстрации на обложке и авантитуле: Сим Лэчжон (심래정)
© Михэеску Л. А., перевод на русский язык, 2022
© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
Очень интересная книга о человеке с несгибаемой волей и любовью к расследованиям: имея в распоряжении практически один «учебник» по профайлингу – книгу легендарного Джона Дугласа, – он стал главным профайлером в стране, где до этого даже не слышали о серийных убийцах!
Яна Логинова, редактор
* * *
Автор книги – первый профайлер Южной Кореи и непосредственный участник описываемых событий. Его история легла в основу криминальной дорамы \"Те, кто читает сердце тьмы\".
Охотники на чудовищ. Предисловие Ко Наму
В этой книге изложена документальная история группы криминальных профайлеров. Я работал над книгой, преследуя две цели. Во-первых, хотел показать характерные особенности профессии профайлера и, прежде всего, определить то место, какое занимает в ней наука психология. Конечная цель криминального профайлинга заключается в том, чтобы преступник был арестован, а его злодеяния остановлены, однако в работе профайлера задействован лишь инструментарий психологического исследования и анализа данных. Профайлер – это не психолог в роли полицейского, а полицейский в роли психолога. Показательно, что биографическая книга криминального профайлера ФБР Джона Дугласа называется «Охотник за разумом»
[1]: если серийные убийцы нередко используют психологические приемы в охоте на жертв, то профайлеры используют знания психологии в «охоте за разумом» убийц.
Именно по этой причине я подробно останавливаюсь на таких эпизодах, как видеозапись с Ю Ёнчхолем или дорогой автомобиль Кан Хосуна. В ходе расследований первому корейскому криминальному профайлеру Квон Ирёну довелось выдержать не одно психологическое противостояние, но это не нашло отражения в прессе ни в то время, ни после. На что обращала внимание пресса, так это на жестокие методы совершенных преступлений. В этой книге мне тоже пришлось о них говорить.
Во-вторых, я поставил целью описать нелегкий процесс внедрения новых методов расследования. Сейчас профессия профайлера воспринимается как само собой разумеющееся, однако так было далеко не всегда. В такой огромной неповоротливой структуре, как полицейская, отнюдь не просто добиться создания принципиально новой организационной единицы, требующей бюджетных средств и человеческих ресурсов. Для организации с долгой историей и большим опытом непривычные способы работы ненавистны даже больше, чем откровенно плохие. Вот почему я решил, что должен рассказать обо всех этапах создания отдела анализа преступного поведения, начиная с идеи Юн Вечхуля и заканчивая формированием «команды Квон Ирёна» из выпускников Полицейской академии. Юн Вечхуль, Квон Ирён и молодые профайлеры приложили огромные усилия, чтобы доказать: криминальный профайлинг в Южной Корее не является поверхностной имитацией американского опыта, но действительно способен оказывать помощь следствию. На этом пути им пришлось столкнуться с завистью и нездоровым соперничеством. Заимствуя лексикон модных самоучителей по бизнесу, можно сказать, что эта книга повествует об успешной инновации.
Для достижения поставленных задач я постарался насколько возможно полно вобрать в себя жизненный опыт Квон Ирёна. Я знал, что для книги требуются интересные персонажи, динамичное действие, захватывающие сцены, то есть все то, что делает историю привлекательной для читателей в любом уголке мира. Но если авторы художественных произведений создают все это силой своей фантазии, то биограф, к каковым я себя отношу, берет за основу документальный материал. Квон Ирён иногда называет криминальный профайлинг искусством перевоплощения, имея в виду, что профайлер стремится увидеть действительность глазами человека, совершившего преступление. Точно так же и я постарался «перевоплотиться» в самого Квон Ирёна. Я узнал, какие книги он читал с тех пор, как пришел в профессию в 2000 году, и тоже их прочел. Я расспрашивал о доме, где прошло его детство, родителях, мечтах, религиозной вере; ходил теми же маршрутами, которые он часто использовал; пытался представлять, как бы он реагировал в той или иной ситуации. Словом, «создавал персонажа», как учат начинающих авторов.
Не все задуманное удалось сделать. Несколько человек, в той или иной степени пострадавших от преступлений, в раскрытии которых оказывал поддержку Квон Ирён, не согласились со мной встретиться. Даже сейчас, много лет спустя, полученные психологические травмы мешают им говорить о прошлом, и мой аргумент об общественной пользе нашего разговора не оказался сильнее их душевной боли. Попытки добиться интервью с заключенными в тюрьму Ю Ёнчхолем и Кан Хосуном тоже обернулись провалом.
Готовя книгу, я не только задумывался о сборе материала и литературных стратегиях. Дело в том, что мой интерес к проблеме преступности возник пять лет назад, в 2013 году, когда я взял интервью у женщины, выжившей после похищения «бандой августейшего». С тех пор я часто повторяю, что не понимаю этот мир. Почему примерно с начала 2000-х годов в Южной Корее появляются люди, не способные к сопереживанию? За этим вопросом, который я задаю как писатель, следует вопрос обычного человека: «Как мне объяснить этот мир пятилетней дочери?» Я рассчитывал, что, последовав за профайлером, задающим себе те же вопросы, смогу приблизиться к ответам.
Пролог
Детектив аккуратно взял небольшой квадратный листок для записей. Широкие руки детектива были обтянуты перчатками – оставлять собственные отпечатки пальцев на вещественных доказательствах недопустимо. Он открыл дактилоскопический чемоданчик японского производства, где лежали кисти и порошки для выявления отпечатков, нанес немного порошка на листок и несколько раз провел кистью. В этом доме было совершено изнасилование. Преступник явно умен, не оставил других улик, кроме небольшого листка. В то время, в середине 1990-х годов, насильников вычисляли только по отпечаткам – камер наблюдения в городе почти не было.
Во время учебы будущий детектив стоял немного особняком в ряду курсантов, вместе с ним проходивших обучение на полицейских курсах по рекрутскому набору 1989 года. Выпускные экзамены он сдал далеко не блестяще. В начале 1990-х годов правительство Но Тхэу
[2] объявило войну преступности. Самые крепкие и выносливые полицейские отправились ловить гангстеров, и сыщик тоже прошел боевое крещение на улицах, совсем как в старые времена. В июле 1993 года он дополнительно обучился дактилоскопической экспертизе. Ему понравилось бороться с преступностью не кулаками, а кистью. Он даже придумал разглаживать утюгом банкноты в процессе снятия с них отпечатков – так выходило намного эффективнее.
Детектив последний раз провел кистью по листку. Если он все сделает правильно, запечатлеет характерные особенности следа, оставленного пальцем насильника. Сделав крупный снимок, детектив отправил его в подразделение Национального агентства полиции (НАП)
[3], где хранились микрофильмы с отпечатками всех подозреваемых и осужденных.
Еще не наступила эпоха интернета и электронных баз данных. Полученный отпечаток специалист НАП сравнивал с имеющимися образцами, просматривая их один за другим в течение нескольких дней. К счастью, обнаружилось совпадение, и полиция арестовала подозреваемого. Было установлено, что тот совершил более тридцати сексуальных преступлений, включая изнасилования. Преступник понес суровое наказание. В том году это был лучший результат по стране для дел, раскрытых с помощью дактилоскопической экспертизы. Квон Ирён чувствовал заслуженное удовлетворение, и настрой не портили даже придирки поторапливающих его коллег – придирки, впрочем, наигранные, а не злые.
В то время в полиции работал еще один человек, проявлявший большой интерес к криминалистической экспертизе и научным методам, помогающим раскрытию преступлений. Школьником он мечтал поступить на факультет журналистики и затем работать на радио или телевидении. Ему всегда хотелось создать что-то новое, чего не было прежде. Однако бедность семьи, жившей в Масане
[4], стала препятствием к осуществлению его грандиозных планов, и он смог поступить лишь в Корейский государственный полицейский университет (КГПУ), где обучение было бесплатным. Став студентом в 1983 году, он вскоре приобрел репутацию самого отъявленного ботаника. Он много читал, и однажды его поразила книга футуролога Элвина Тоффлера. Сравнивая изменения, происходящие в Южной Корее, с развитием американского общества, студент пришел к убеждению, что в Южной Корее наверняка произойдет всплеск серийных убийств, как это случилось на определенном этапе в Америке. Но самое большое влияние на него оказала книга «Охотник за разумом», написанная спецагентом ФБР Джоном Дугласом в соавторстве с Марком Олшейкером. Джон Дуглас первым разработал концепцию психологического портретирования преступника и доказал ее эффективность на практике; он стал прототипом героев многих фильмов и сериалов; криминальные профайлеры США именовали его не иначе как «крестный отец профайлинга».
У ботаника было необычное имя: Юн Вечхуль, что означало «Рожденный в доме матери». Люди постоянно удивлялись исключительно редкому имени. Однако те, кто узнавал студента поближе, говорили, что уникально не столько имя, сколько образ мышления Юн Вечхуля. Так, в середине 1990-х годов Юн получил назначение в Полицейское управление Сеула, где неожиданно для всех стал работать экспертом в отделе распознавания.
Дело в том, что КГПУ был основан для обучения будущих офицеров полиции. Его выпускникам сразу присваивается звание инспекторов, подобно тому, как присваивается офицерское звание выпускникам Военной академии. В должностной иерархии звание инспектора позволяет претендовать на место начальника первичного полицейского участка
[5]. Однако пока бывшие однокурсники готовились к экзаменам на повышение звания или к экзаменам на право заниматься частной юридической практикой, Юн Вечхуль увлекся изучением криминалистической экспертизы под руководством лучшего в то время криминалиста Полицейского управления. Юн проработал экспертом более восьми лет, тогда как все его бывшие однокурсники выбрали продвижение по карьерной лестнице. В итоге звание суперинтенданта Юн Вечхулю было присвоено на четыре с половиной года позже, чем остальным: он окончил университет в звании инспектора, в 1993 году был произведен в старшие инспекторы и восемь с лишним лет работал без дальнейшего повышения в звании.
Безынтересной карьере Юн Вечхуль предпочел интересную работу. «Совсем неплохо, что хотя бы один полицейский офицер увлекся научными методами, помогающими следствию», – думал он. Юн убедился, что криминалистический анализ помогает снизить число ошибок, результатом которых становилось осуждение невиновного. Так, в начале 1990-х в одном из мотелей было обнаружено тело молодой женщины с перерезанным горлом. В убийстве был обвинен ее сожитель – кстати, служивший в полиции. Тот настаивал на своей невиновности, однако был осужден. Как выяснилось позже, была нарушена целостность места преступления, из-за чего произошла ошибка в определении времени смерти, что и стало причиной вынесения несправедливого приговора. Когда осужденный отбывал срок в тюрьме, полиция арестовала настоящего преступника. Это дело впервые показало Юн Вечхулю важность последовательной криминалистической экспертизы. Но была и другая причина его интереса к этой работе: Юн, когда-то мечтавший о создании новых программ на радио и телевидении, обнаружил, что существуют методы, до сих не применявшиеся в корейской криминалистике.
В 1997 году Юн Вечхуль возглавил отдел распознавания Полицейского управления Сеула и сразу же предложил переименовать его в отдел криминалистической экспертизы. Кроме того, он настаивал на учреждении криминалистических служб во всех полицейских отделениях страны. В то время еще не появилось такого понятия, как экспертно-криминалистическое расследование на месте преступления. Несколько десятилетий в южнокорейской полиции существовало только «распознавание», заключавшееся в снятии отпечатков пальцев, изучении почерка, следов крови и других подобных улик. Предложенный Юном термин «криминалистическая экспертиза», конечно, включал и прежнее «распознавание», но также подразумевал комплексное изучение места преступления и всех улик с целью составления психологического портрета преступника.
Упорно продвигая новые идеи, в январе 2000 года Юн Вечхуль добился создания в своем отделе крошечного подразделения, которое должно было заняться профилированием. Во избежание противодействия со стороны полицейского большинства – приверженцев традиционных методов работы – вместо «Службы профайлинга» или «Бюро поведенческого анализа» было выбрано обтекаемое название «Группа анализа преступлений».
Часто ли побеждал сражавшийся в одиночку Дон Кихот? К счастью, странные идеи Юн Вечхуля, донкихота корейской криминалистики, поддержали начальник криминального департамента Кан Хирак и некоторые другие офицеры Полицейского управления. Обычно все организационные планы разрабатывались в НАП, и рискованный эксперимент подведомственного ему Полицейского управления потребовал утверждения. Как и любой другой, эксперимент нуждался в дополнительных финансовых и человеческих ресурсах: без денег и людей ничто бы не заработало.
В конце 1999 года Юн Вечхуль остановил свой выбор на детективе, работавшем в Сеульском восточном отделении полиции
[6]. Он знал, что детективу удалось вычислить насильника по отпечатку, оставленному на бумажном листке. В книге американского криминального психолога Брента Тёрви говорится о том, что хороший следователь почти наверняка является и хорошим профайлером
[7]. У детектива Квон Ирёна не было психологического образования, однако были интерес к криминалистической экспертизе и бьющая через край энергия.
Зимой 1999 года энергичному детективу из Восточного отделения полиции поступил звонок от начальника отдела криминалистической экспертизы Полицейского управления Сеула (переименование бывшего отдела распознавания произошло в начале 1999 года: столичное управление первым отказалось от привычного всем названия). Квон Ирён сразу вспомнил старшего коллегу: они несколько раз виделись по работе в 1996 году, но до приятельских отношений дело не дошло.
Вот как запомнился их телефонный разговор Квон Ирёну:
– Это начальник отдела криминалистической экспертизы Полицейского управления Сеула Юн Вечхуль.
– Здравствуйте, старший инспектор.
– Я давно наблюдаю за вашей работой, старший полицейский Квон, и знаю о ваших успехах в использовании дактилоскопической экспертизы. Также знаю, что у вас острый глаз, когда дело касается осмотра места преступления.
Эрик-Эмманюэль Шмитт
– Спасибо. Но к чему вы ведете?
– Не хотите поработать вместе со мной в управлении? Я ищу человека на место профайлера, который будет анализировать психологические особенности преступников.
Кики ван Бетховен
– Что-что? Боюсь, я не понимаю по-английски.
Квон Ирён не принял предложение Юн Вечхуля. Незнакомое определение «криминальный профайлинг» резало слух – английского Квон Ирён действительно не знал. Его устраивало находиться на передовой, нравилось заниматься отпечатками. К тому же он думал вскоре начать подготовку к экзамену на повышение звания и не был уверен, хорошо ли отразится на личном деле перевод в другое подразделение.
Виктор Гюго говорил, что «музыка — это мыслящий шум». Мне хотелось бы добавить, что это также «шум, который заставляет мыслить», настолько музыка способна утешить нас, смягчить, воодушевить или возродить. Композиторы передают нам свои сумасбродства, желания, понимание мира, а если творцы наделены философской логикой, то делятся с нами своей мудростью. Если наш слух открыт для восприятия, они становятся нашими духовными проводниками.
Однако разговор не прошел бесследно – в голове застряла и не давала покоя одна из фраз Юн Вечхуля: «Мы должны думать о будущем». Поразмышляв с месяц, Квон Ирён перезвонил Юну и сказал, что готов попробовать. Таким образом, его убедило предсказание Юн Вечхуля о том, что в скором времени в Корее возрастет число немотивированных преступлений
[8], в том числе – серийных убийств, как это случилось в Америке. Квон Ирён захотел стать специалистом, который понадобился бы полиции для раскрытия таких преступлений. Обрадованный Юн Вечхуль сразу же начал вводить коллегу в курс дела.
Эссе «Подумать только: Бетховен умер, а столько кретинов живы…» входит в серию книг, посвященных музыкантам, ставшим учителями жизни. Первым текстом, возникшим в серии «Мыслящий шум», стала «Моя жизнь с Моцартом».
На очереди Бах и Шуберт.
Так донкихот Юн заполучил в профайлеры донкихота Квона. Кадровое назначение состоялось 9 февраля 2000 года.
Эта подлинная история повествует о том, как двум донкихотам удалось создать первую в Южной Корее команду профайлеров и разработать новые методы, помогающие раскрытию преступлений. Не думайте, что это всего лишь биографии Квон Ирёна и Юн Вечхуля – скорее уж «биография» их мировоззрения, восприимчивого к новому и устремленного в будущее.
Глава первая
Первый криминальный профайл
Проникнуть в сознание убийцы
[9].
Был погожий весенний день. 10 мая 2001 года температура поднялась до 21 градуса по Цельсию, и даже в шесть часов вечера на детской площадке в столичном районе Сондон было тепло и солнечно. Площадка находилась недалеко от Чуннанчхона, притока реки Ханган. В периоды разлива реки земли в верховье притока часто страдали от наводнений. В конце 1990-х местное население даже подавало иск к администрации города в связи с ущербом от паводковых вод. Однако вниз по течению, рядом с мостом Кунджагё, места славились своей красотой. Весной 2001 года там все утопало в цветах.
В тот майский день четырехлетняя Чиён (имя изменено) вышла на прогулку вместе с отцом и старшим братом. Хотя был всего лишь четверг, людей вокруг было множество. На короткое время Чиён осталась одна: ее шестилетний братишка увлеченно играл с друзьями, а отец на минуту отлучился. Именно тогда к ней приблизился незнакомый мужчина с вьющимися волосами и спросил, не хочет ли она мороженого.
Мужчина, на левой руке которого отсутствовали два пальца, купил девочке мороженое в магазинчике, который стоял всего в пятидесяти метрах от прогулочной зоны – там, где начинался жилой квартал. А затем провел ее к своему дому, еще на пятьдесят метров дальше. Это было крошечное строение, в котором дверь почти не отличалась по размеру от окон. Отец и брат ничего не заметили и не знали, куда исчезла Чиён. Родители искали дочку всю ночь и в конце концов подали в полицию заявление на розыск ребенка.
Около восьми часов утра 19 мая пожилой сборщик мусора занимался повседневной работой в жилом квартале возле моста Кунджагё, в пяти минутах ходьбы от того места, где Чиён видели в последний раз. Была суббота, сборщик высматривал обычный хлам. В одном из переулков он заметил рюкзак, один из тех, что берут на прогулку в горы. Он подумал, что рюкзак наполнен мусором, однако внутри лежали части расчлененного детского тела: голова, руки и ноги. Пальцы на ногах были отрезаны.
Потрясенный мужчина вызвал полицию. На место прибыли сотрудники Восточного отделения полиции во главе с начальником отделения. На территории, огражденной желтыми лентами, были проведены первоначальные следственные действия. Очень скоро выяснилось, что труп, части которого находились в рюкзаке, был трупом Чиён, девочки, пропавшей чуть более недели назад. Обычно для идентификации трупов неизвестных лиц проводится вскрытие и берется анализ ДНК, однако в этом случае анализ не потребовался – девочку по лицу опознал отец.
Дело мгновенно стало сенсацией. В воскресенье, 20 мая, пресс-комната Восточного отделения была забита до отказа. Со второй половины 1990-х годов в Южной Корее все чаще происходили немотивированные преступления, и людей все сильнее охватывал страх. Забыв о долгожданном выходном и обливаясь потом, журналисты спешно писали отчеты из пресс-комнаты Восточного отделения. Тем же вечером новостная программа телеканала KBS сообщила зрителям, что, по мнению полиции, убийство с расчленением мог совершить человек, страдающий психическим заболеванием, и что все силы будут брошены на поиски преступника. На следующий день газеты, ссылаясь на то, что похититель не выдвигал требований о выкупе, также называли преступника психически нездоровым.
Группа анализа преступлений отдела криминалистической экспертизы располагалась на третьем этаже главного здания Полицейского управления Сеула в столичном районе Чонно. Квон Ирён, теперь уже помощник инспектора, был вызван на общее совещание вскоре после того, как стало известно о судьбе девочки. Дело вело Восточное отделение полиции, но вышестоящее городское Полицейское управление тоже участвовало в расследовании. Восточное отделение пока не определилось с направлением следствия.
На совещании в Полицейском управлении, куда пригласили Квон Ирёна и ведущего криминалиста, присутствовали начальник криминального департамента управления, подотчетный ему начальник отдела насильственных преступлений, а также детективы Восточного отделения полиции, занятые расследованием. Участникам требовалось найти ответ на вопрос о личности и мотивах преступника. Все собравшиеся чувствовали напряжение, но причиной тому была не только немыслимая жестокость убийства. Напряжение, которое испытывал Квон Ирён, было еще и другого свойства: оно происходило от столкновения традиционных и новых методов расследования. Квон Ирён олицетворял эти новые методы собственной персоной. Однако для остальных участников совещания, офицеров и детективов в возрасте такие выражения, как, например, «научный подход», были все еще непривычны. До сих пор полиции были известны два основных мотива, которые движут убийцей: затаенная обида и корысть, и, как правило, под подозрение попадали люди из окружения жертвы, которые относились к жертве враждебно или финансово выигрывали от ее смерти.
В сравнении с двадцатью четырьмя с лишним тысячами полицейских, работавших в Сеуле в 2001 году, обязанности Квон Ирёна были поистине уникальны. Нет, даже среди девяносто шести тысяч полицейских всей Южной Кореи не нашлось бы человека, делавшего ту же работу. В начале 2000 года в состав новообразованной группы анализа преступлений вместе с Квон Ирёном вошли еще трое агентов, однако его коллеги занимались статистической обработкой данных. Только Квон Ирён работал над составлением психологических портретов преступников, то есть занимался криминальным профайлингом, суть которого состоит в том, чтобы сузить круг подозреваемых с помощью выводов о характере, психологии, уровне развития интеллекта, профессиональной деятельности и особенностях поведения преступника, сделанных на основе криминалистической экспертизы места преступления.
«Подумать только: Бетховен умер, а столько кретинов живы…»
Термин «криминалистическая экспертиза» начал входить в полицейский обиход всего лишь два года назад, в 1999-м. Большинству полицейских нижнего звена это определение было все еще в новинку, что уж говорить о концепции использования в расследовании выводов о характере и поведении преступника. Квон Ирёну и начальнику департамента Ли Тонхвану, который руководил работой всех криминальных экспертов, предстояло еще долго объяснять новую методику и доказывать эффективность концепции.
Меня и Бетховена связывает краткая, но сильная история.
После совещания Квон Ирён понял, что решение задачи ложится на его плечи, так как старые методы не работали. Он чувствовал себя словно игрок в го, дающий сеанс игры под пристальным наблюдением зрителей. В его распоряжении были фотографии найденных частей трупа и информация, полученная от детективов, проводивших осмотр на месте преступления, а также результаты экспертизы Государственной судебно-медицинской лаборатории. Помимо места и времени исчезновения девочки, а также примерного времени, когда преступник избавился от частей трупа, Квон Ирёну было известно, что:
Он вошел в мою жизнь, когда мне было пятнадцать, и покинул ее, когда мне стукнуло двадцать. За это время он успел обустроиться, подвигать мебель, он гремел с дисков на моем электропроигрывателе, громоздил ноты на фортепиано, обучал мои пальцы играть самые страстные страницы своей музыки и заставлял меня проливать слезы над его симфониями; он завладел моими эмоциями, внушая поразительные вещи. Чтобы обозначить свои владения, он при посредстве тетушки, вернувшейся из Германии, внедрил в мою отроческую келью свой раскрашенный пластмассовый бюст и посоветовал мне поставить это вычурное изделие на прикроватную тумбочку, под пришпиленным к стене портретом Моцарта. Но тут уж мне удалось настоять на своем — видимо, повлияло опасение, что заснуть рядом с изборожденным страстями лбом гения мне не удастся, — и я водрузил бюст под сень отцовского книжного шкафа, подальше от своей комнаты.
– перед расчленением труп подвергался заморозке;
– края ампутированных частей выглядят грубо и неровно;
После пяти лет интенсивного присутствия Бетховен на несколько десятилетий исчез из виду. Я как раз покончил с затянувшимся отрочеством. Бетховен скрылся с горизонта, когда я покинул родительский дом. Прощай, Бетховен! Отсутствующий, вытесненный! Я больше не думал о нем. И не слушал его.
– части трупа найдены завернутыми в черные пластиковые пакеты.
Конечно, он напоминал о себе, когда я случайно натыкался на его произведения на концерте, по радио или телевизору; утомленный предчувствием каждой следующей ноты, деталей оркестровки симфоний, я зевал. Прежнего воодушевления я уже не испытывал. Даже на подъемах крещендо пульс не учащался, а глаза оставались сухими. Привычка к Бетховену, тесное знакомство с его музыкой, новый слушательский опыт — все это убило мою восприимчивость, мое подпитываемое соками юности чувство умерло от передозировки. Искусство подобно флирту: у тех, кто часто к нему прибегает, вырабатывается противоядие к пробужденной им любви.
В своем офисе Квон Ирён вновь и вновь размышлял над этими фактами. Чувствуя, что заходит в тупик, он обращался за вдохновением к изученным вдоль и поперек работам американских профайлеров: биографической книге легендарного Джона Дугласа «Охотник за разумом» и составленному при его участии более узкоспециальному «Руководству по классификации преступлений»
[10], а также «Криминальному профайлингу» Брента Тёрви. Многие отрывки в этих книгах были подчеркнуты авторучкой, а обложки успели покрыться пятнами. «Я должен, должен найти убийцу Чиён», – твердил про себя Квон Ирён.
Жизнь продолжалась. Бетховен стал просто одним из многих имен, отсылкой к громадному культурному базару, по которому мы бродим. Когда меня спрашивали, люблю ли я Бетховена, я ронял: «Не слишком», игнорируя нашу прежнюю связь.
Профайлер подобен охотнику, преследующему зверя без помощи охотничьих собак. Охотник внимательно осматривает место, где побывал зверь, чтобы по мельчайшим приметам понять, куда направилось животное дальше. Квон Ирён сотни раз изучил фотографии с места обнаружения расчлененного трупа. Переулок шириной не более трех метров, каменная ограда на уровне груди взрослого мужчины, красный кирпич стен, черные железные ворота. На воротах – рекламный листок компании по перевозке грузов и другие похожие объявления. А рядом с воротами – темный рюкзак. Квон Ирён смотрел на фотографии каждый день, словно в них, как в стереокартинках, могло обнаружиться скрытое изображение. «Почему он похитил ребенка? Почему расчленил труп? Что отличает его от других людей?» – спрашивал себя Квон Ирён.
Цель психолога – помочь пациенту, цель профайлера – помочь следствию. В кино и сериалах профайлеров зачастую представляют именно как психологов, которые почти провидчески вычисляют преступников, даже не взглянув на место преступления. В реальности все не так. Профайлинг возник в США в 1970-х годах как вспомогательный инструмент следствия. Профайлер не вычисляет конкретного преступника, но помогает следствию сузить круг подозреваемых путем определения личностных и психологических особенностей человека, совершившего преступление.
Бетховену оставалось рассчитывать на судьбу — она способна заставить припомнить прошлое и сыграть с нами злую шутку. Это и произошло в Копенгагене, где он свел со мной счеты…
Квон Ирён хотел как можно быстрее доказать ценность и эффективность криминального профилирования. Он чувствовал ответственность и перед родителями Чиён, и перед коллегами-полицейскими, которые не видели пользы в профайлинге. Квон Ирён часто напоминал себе, что должен указать верное направление следствию. То и дело обращаясь к книгам, выученным почти наизусть, он продолжал размышлять над психологическим портретом преступника.
Прибыв на премьеру своей пьесы в страну Андерсена, я задержался там, чтобы вкусить прелестей искрящейся интеллектом датской столицы и получше узнать датчан, чей юмор меня очаровал. Так, в один из дней я забрел в Новую глиптотеку Карлсберга — музей, где, кроме основной экспозиции, была открыта временная выставка «История масок от Античности до Пикассо».
Тем временем у следственной группы были свои проблемы. Из-за вмешательства прессы к работе полиции было приковано внимание всей страны. Представители СМИ сутками не покидали Полицейское управление, осаждая детективов вопросами о ходе следствия и достигнутых результатах. Все газеты и телекомпании соревновались в скорости освещения новостей по громкому делу.
Следственная группа одновременно разрабатывала несколько версий. Полицейские искали тех, кто мог затаить злобу на родителей Чиён; проверяли людей с психическими отклонениями, живших поблизости от места преступления; брали на заметку мясные и другие лавочки, где использовались пилы; допрашивали имевших судимость за сексуальные и другие насильственные преступления против детей. Кроме того, полицейские обошли весь жилой квартал рядом с местом исчезновения девочки и заглянули в дома, вызывающие хотя бы малейшее подозрение.
На выставке целый зал был посвящен Бетховену. Он так поразил западную цивилизацию, что наряду с коммерческими сувенирами — портретами, бюстами композитора, которые ставили на фортепиано в гостиных, изумительные творения, вдохновленные его обликом, были созданы и выдающимися скульпторами, такими как Антуан Бурдель, Франц фон Штук, Огюст Роден, Эжен Гийом.
Вскоре в полицейской лаборатории смогли обнаружить важную улику. Ответственный за экспертизу по делу Пак Сансон, ветеран прежнего отдела распознавания, заметил на спине жертвы около десяти длинных тонких полосок, расположенных с одинаковым интервалом. Это были следы, оставленные ребристой поверхностью полки морозильной камеры, в которой хранился труп. С точной зарисовкой полосок и интервалов полицейские обошли не только производителей холодильников, но и магазины подержанной бытовой техники – по предложению Пак Сансона они пытались выяснить, в каком именно холодильнике была такая морозильная камера.
Меня пробила дрожь, потрясенный, я на несколько секунд застыл, не в силах сдвинуться с места. Перед многочисленными изображениями Людвига ван Б. я вдруг вспомнил свое волнение, воодушевление, лихорадку, вспомнил те сокровенные минуты, когда он вызывал во мне такой душевный подъем, что я чувствовал в себе силы если не переделать мир, то хотя бы противостоять ему, силы превозмочь людскую глупость и посредственность. Наша внутренняя связь возобновилась с новой силой, необоримостью и исключительной многогранностью.
Не сразу, но полиции все же удалось выяснить модель холодильника: оказалось, что такие выпускались во второй половине 1980-х годов. Для Квон Ирёна это открытие стало еще одним важным ключом.
Днем 21 мая Квон Ирёну поступило срочное сообщение из Полицейского управления провинции Кёнгидо
[11]. Оно гласило, что в одном из мотелей Кванджу
[12] обнаружили часть детского трупа.
Посетитель, зашедший в этот момент в галерею, узрел бы всего лишь господина в синем костюме, стоящего перед витриной; кто смог бы понять, что разыгрывалось здесь на самом деле?! Я вершил суд над собственным прошлым — подросток, каким я некогда был, судил зрелого человека.
Как объяснил персонал мотеля, человек, занимавший номер, выехал без предупреждения. Вскоре после этого одна из уборщиц услышала звук воды, льющейся из унитаза, как при засоре. Она заглянула в унитаз и увидела, что в трубе действительно что-то застряло. Когда вытащили блокирующий воду предмет, оказалось, что это часть детского трупа. Напуганный хозяин мотеля тут же вызвал полицию.
«Что ты сделал? Да, что ты сделал со своей юностью?!»
В Полицейском управлении провинции Кёнгидо знали о деле Чиён, поэтому полицейские решили поставить в известность столичную следственную группу – на случай, если страшная находка связана со смертью девочки. Ведущие расследование полицейские Сеульского восточного отделения, а с ними и Квон Ирён срочно выехали в Кванджу. Как позже рассказывал Квон Ирён, пока они мчались по Олимпийскому шоссе Сеула на полицейских машинах с включенными мигалками и завывающими сиренами, все остальные автомобили уступали дорогу, точно расходящиеся в стороны морские волны. Номер мотеля в Кванджу осмотрели и следственная группа, и Пак Сансон, и Квон Ирён.
Четыре часа спустя, изнемогающий, оглушенный, взволнованный, я отправился домой. И вот в самолете, зажатый в тесном пассажирском кресле, отказавшись от подноса с ужином, предложенного стюардессой, я начал записывать в дорожном блокноте историю Кики ван Бетховен, которую предполагал поставить на сцене. Название этого произведения, его настрой, повороты сюжета и персонажи явились мне разом, так как в музее передо мной открылся путь к моей юности. Я закончил текст за четыре недели, едва ли сознавая, что в нем отразилась моя жизнь, настолько естественно моя медитация влилась в повествование. Логичный исход писательских снов, ведь писатели — профессиональные сони.
Корреспондентов СМИ с первых дней учат записывать даже номера автомобилей, замеченных на месте событий. Поэтому репортеры, освещающие резонансное дело Чиён, не могли не узнать о срочном выезде сеульской полиции. А некоторые, имевшие в полиции тайные источники информации, даже знали, куда отправилась группа. Корейские журналисты называют своих информаторов «соломинками»: мы используем соломинки, когда пьем напитки из упаковки – так же и журналисту нужна «соломинка», чтобы вобрать в себя закрытую информацию. Словом, когда сеульские полицейские оказались у мотеля в Кванджу, их уже поджидали самые шустрые представители прессы.
Участникам осмотра прежде всего бросилось в глаза, что постоялец не оставил постель в беспорядке: одеяла были сложены так, словно к ним не прикасались.
Поставив точку, я принялся вновь слушать Бетховена.
Пак Сансон даже спросил Квон Ирёна:
Все переменилось. Музыка вновь волновала меня. Со мной говорил кумир моей юности. Я вновь был покорен.
– Тебе не кажется, что это слишком странно?
– Еще как кажется.
Вместе с тем я понял, что мои современники к Бетховену практически не обращаются. И редко увлекаются им. Соблюдают дистанцию… Его опусы исполняют не столько из любви к автору, сколько по обязанности или для пользы дела, ведь это знаменитые произведения. Мы улыбаемся при звуках Третьей Героической симфонии, получаем отпущение грехов, слушая Девятую, смеемся во время «Фиделио». Виртуозы разучивают Бетховена — это обязательный пункт пианистической карьеры, впрочем не самый существенный. Для всех последующих поколений он останется великим человеком, а вот по мнению наших предков, он был гений. Но мы уже не слышим, что именно он возвестил. Какая-то часть бетховенского феномена перестала восприниматься. Мы оказались глухи к глухому творцу.
Детективы тщательно осмотрели номер. Они сдвинули мебель и приподняли напольный матрас, чтобы проверить пол. Под матрасом обнаружилась аккуратно сложенная детская одежда. И пуговицы на рубашке, и молния на юбке были застегнуты. Квон Ирён кропотливо зафиксировал все детали, связанные с находкой.
Что же произошло?
Осмотр продолжался еще некоторое время. Затем требовалось увернуться от журналистских расспросов – репортеры поджидали за лентой полицейского ограждения. Уложив найденные улики в три коробки, детективы покинули мотель, на этот раз сумев избежать столкновения с прессой. Полиция готова предоставлять информацию, но не в тот момент, когда занята сбором улик.
Газета «Кунмин ильбо» 22 мая сообщила:
Кто переменился? Он или мы?
Быть может, мы так прониклись тем, что он нам внушал, что перестали воспринимать это? Бетховен свелся к набору клише, общих мест, превратился в сахар, растворенный в той идеологической водице, где мы барахтаемся. Пав в битве, он оплатил свой успех собственным исчезновением.
Еще одна часть расчлененного трупа четырехлетней девочки, обнаруженного 19 мая, найдена вчера в мотеле города Кванджу провинции Кёнгидо. Часть тела была брошена в унитаз номера 309 на третьем этаже мотеля, где около девяти часов утра ее обнаружила сорокадевятилетняя работница мотеля по фамилии Кан. О находке сразу же сообщили в полицию. По словам Кан, номер примерно до семи утра того же дня занимал мужчина в рабочей одежде, которому на вид было около сорока лет.
Или, скорее, он создал послание, смыслу которого мы уже не внемлем? Сохранился ли бетховенский взрывной заряд, тот бунт против господствующих предрассудков, что препятствует топтанию на месте? Если нет, тогда омертвел не он, а мы…
Профайлер больше похож на полицейского в роли психолога, нежели на психолога в роли полицейского. Чтобы объяснить действия преступника, профайлеру прежде всего требуется в точности представлять, что произошло на месте преступления, и именно поэтому так важно лично участвовать в осмотре. Квон Ирён присоединился к полицейскому осмотру мотеля в Кванджу по этой причине.
Я писал эти строки, обдумывая проблему. Все же кто погиб: мы или Бетховен?
У следствия появился первый свидетель, однако это не привело к аресту преступника. Совсем напротив: образ убийцы становился все более размытым. Хотя в вузах Южной Кореи пока еще не преподавали криминальную психологию, мнения самопровозглашенных криминальных психологов наводнили газеты и телепрограммы. Высказывались самые невероятные предположения, не основанные на фактах. Зачастую мнения «экспертов» противоречили друг другу, но это никого не заботило. Преступника называли и безумцем, и гениальным злодеем, и эксгибиционистом одновременно; некоторые «специалисты» даже считали, что расчленение трупа стоит признать неким общественным заявлением. «Теоретизировать, не имея данных, опасно. Незаметно для себя человек начинает подтасовывать факты, чтобы подогнать их к своей теории, вместо того чтобы обосновывать теорию фактами»
[13], – говорит Шерлок Холмс в «Скандале в Богемии». Но именно это тогда и происходило.
И кто виновен в гибели?
Однако Квон Ирён не высказывал голословных предположений. Составленный им психологический портрет убийцы был основан на скрупулезном анализе мест, связанных с преступлением. Доклад был представлен следственной группе 22 мая. Структурно доклад строился по принципу «факт – логическое предположение на основе факта». Для Южной Кореи это был первый криминальный профайл в истории страны.
Содержание доклада было следующим.
Госпожа Во Тхан Лок была певицей. Когда ей перевалило за сорок, она заметила, что голос ее становится чуть более резким, а подступающая менопауза может помешать убедительному перевоплощению в Кармен и Далилу. И она отказалась от амплуа роковой женщины, прекратила смущать покой провинциальных теноров, сгорать от страсти в четвертом акте; отложив румяна и любовные уловки и отправив на чердак декольтированные платья, она начала преподавать пение в Лионе.
Пусть ее имя не сбивает вас с толку! За его экзотическим звучанием не стояло ни азиатских черт, ни узкого разреза глаз. Ничего подобного… Хотя ее волосы и зимой и летом еще хранили цвет вороного крыла, сама мадам Во Тхан Лок сложением и резкими чертами лица напоминала грузную владелицу парижской булочной. Происхождение ее фамилии было связано с сентиментальной фантазией, подтолкнувшей ее выйти замуж за тщедушного желтолицего господина с голосом еще выше, чем ее собственный, и столь же узкого, насколько сама она была широка. Это был вьетнамец, преподававший вьетнамский язык. Вежливый, с ласковой улыбкой, компетентный, он составил один из самых редких словарей — франко-вьетнамский.
Криминальный профайл № 1
Факт:
Заморозка трупа перед расчленением.
Предположение:
Был использован не обычный бытовой прибор, а более вместительный холодильник наподобие холодильного оборудования в мясной лавке.
Факт:
Расчлененный труп.
Предположение:
Судя по форме частей и характеру разрезов, преступник может заниматься работой, связанной с разделыванием замороженных продуктов.
Факт:
Каждая часть трупа завернута в два черных пластиковых пакета. Все пакеты чистые.
Предположение:
Поскольку продавцы замороженных продуктов обычно кладут товар в два пакета, здесь может иметь место бессознательное проявление профессиональной привычки. Высока вероятность, что преступник либо продавал или продает замороженные продукты, либо работал или работает в мясной или рыбной лавке.
Факт:
Времяемкость расчленения.
Предположение:
Поскольку на расчленение трупа ушло немало времени, можно заключить, что преступник либо живет один, либо работает без помощников.
Факт:
Постороннему сложно ориентироваться в окрестностях рядом с местом похищения ребенка.
Предположение:
Поскольку ребенок через какое-то время мог заплакать или начать сопротивляться и похитителя могли легко заметить и запомнить, стоит предположить, что преступник хорошо знает местность и живет в шаговой доступности от места преступления.
Факт:
Время похищения и избавления от трупа.
Предположение:
Так как ребенок пропал примерно в 18:30 (а похититель наверняка оказался на месте раньше) и поскольку найденная в мотеле часть трупа была оставлена утром около 07:00, можно заключить, что расписание преступника не совпадает с обычным офисным или трудовым расписанием. Преступник либо самозанят, либо периодически нанимается на краткосрочную работу, либо на момент совершения преступления оказался безработным.
Факт:
Части трупа разложены в определенном порядке. Пуговицы на рубашке и молния на юбке, принадлежащих девочке, аккуратно застегнуты.
Предположение:
Судя по всему, преступник очень чистоплотен, его дом или рабочее место содержится в безупречном порядке. Нож или другой режущий предмет, использованный для расчленения трупа, скорее всего, лежит в специально отведенном для него месте.
Факт:
Преступники, совершающие сексуальное насилие над детьми с последующим убийством, имеют некоторые общие черты характера.
Предположение:
Подозреваемый – неразговорчивый интроверт с сексуальным комплексом (возможна проблема преждевременной эякуляции или эректильной дисфункции).
Заключение:
Подозреваемый живет один, он очень аккуратен и чистоплотен.
При обыске обнаружится, что в доме безупречный порядок; орудие преступления будет находиться в специально отведенном месте.
Дом подозреваемого, скорее всего, расположен в шаговой доступности от места похищения ребенка и места первого обнаружения частей трупа.
Принимая во внимание действия преступника (похищение, сексуальное надругательство, расчленение трупа, способ избавления от останков), можно предположить, что подозреваемый – мужчина в возрасте около сорока или немного за сорок лет, возможно, бросивший учебу после окончания средней школы.
Подозреваемый может иметь опыт работы в лавках, торгующих продуктами, которые подвергаются заморозке (например, мог торговать мясом или рыбой или же разделывать туши). Подозреваемый не имеет постоянного трудоустройства и часто меняет место работы.
Существует вероятность, что в настоящее время подозреваемый держит либо небольшую мясную или рыбную лавку, либо закусочную и т. п., в которых управляется в одиночку. Если же он работает по найму, то это, скорее всего, ночная работа или работа по сменам. Также возможно, что на момент совершения преступления подозреваемый около месяца был безработным.
Возможно, впервые привлекался к уголовной ответственности уже в школьные годы, но не за насильственные, а за менее серьезные преступления – например кражи.
Подозреваемый страдает от сексуальной неполноценности.
Возможно, подозреваемый когда-то жил или работал в Кванджу (Кёнгидо) или окрестностях.
Подозреваемый ни с кем не общается близко.
Дважды в неделю я отправлялся на урок к мадам Во Тхан Лок, которая в свое время изучала в Парижской консерватории не только вокал, но и фортепиано. Мало сказать, что она наводила на меня ужас: в первые годы занятий она, с ее низким, не допускающим возражений тембром голоса, с ее непостижимой способностью вылавливать фальшивые ноты и констатировать, что занимался я явно недостаточно, казалась мне свирепой драконшей. Потом мало-помалу дело пошло на лад, и наши отношения улучшились.
1. Увертюра «Кориолан». До минор, ор. 62
Итак, Квон Ирён передал доклад следственной группе. Как уже отмечалось, это был первый профессиональный профайл, полученный южнокорейской полицией, однако в то время ни пресса, ни общественность не удостоили вниманием этот факт. Тем не менее доклад Квон Ирёна сыграл определенную роль в следствии, и это стало поворотным пунктом во всей работе полиции.
Но сначала потребовалось приложить некоторые усилия. Дело в том, что следственная группа отнюдь не ждала с распростертыми объятиями доклад Квон Ирёна. Однако криминальный профайлер Квон не был одним из доморощенных психологов, а пришел в профессию после нескольких лет службы в полиции и прекрасно понимал, как сыщики отнесутся к профайлу. Для тех, кто непосредственно занимался расследованием, слишком странной и чуждой была идея определения круга подозреваемых на основе предполагаемых характеристик преступника.
Она поняла, что любил я вовсе не фортепиано, а музыку. И вместо того чтобы долбить гаммы, упражнения или учебные пьесы, я часами читал с листа музыкальные произведения, потому что инструмент для меня был не целью, а средством, парой очков, позволяющих мне читать музыку с помощью пальцев. Она мудро поняла и приняла это.
Поэтому Квон Ирён лично отправился в Восточное отделение полиции, чтобы подробно разъяснить содержание доклада и ответить на любые вопросы. Тот факт, что он и сам раньше работал в Восточном отделении, оказался очень полезным. Прежний детективный опыт, равно как и стандартная для полицейского внешность – невысокий рост, чуть более 170 см, коротко подстриженные волосы, мощные плечи и крепкие кулаки – помогли Квон Ирёну выглядеть своим среди участников следственной группы.
Быть может, ее это устраивало, ведь сама она, будучи тонким музыкантом, не отличалась виртуозностью…
В итоге следственная группа согласилась принять во внимание зафиксированные в профайле предположения; особенно ценным стало указание на сексуальные проблемы подозреваемого, а также вывод, что он живет один. Квон Ирён считает, что именно решение лично поговорить со следственной группой привело к тому, что работа по составлению профайла не пропала впустую.
Вскоре экс-Кармен разрешила мне приносить на урок ноты, чтобы мы проигрывали их в четыре руки.
Доклад помог расследованию сделать большой шаг вперед. Отталкиваясь от заключений профайлера, детективы получили в НАП список более тридцати выпущенных на свободу мужчин, в прошлом осужденных за различные преступления и правонарушения сексуального характера и проживающих недалеко от места похищения девочки. Среди них сыщики надеялись обнаружить человека, который жил бы один и имел доступ к холодильнику определенной модели. Однако такового найти не удалось. Тогда был предложен обратный подход: проверить на судимости живущих в округе одиноких мужчин около сорока лет (таких набралось более ста двадцати), так как список из тридцати человек по различным причинам мог оказаться неполным. И действительно, детективы обнаружили четырех мужчин подходящего возраста, ранее осужденных за преступные действия сексуального характера против несовершеннолетних. В список НАП эти четверо не попали, потому что последнее обновление списка произошло до того, как данные о новом месте жительства бывших осужденных поступили в НАП. Дом, который снимал один из четырех мужчин, вызвал у полиции сильнейшие подозрения.
Об открытии известили Квон Ирёна, и тот сразу же отправился к месту жительства возможного преступника. Полиция с самого начала расследования побывала во всех домах неподалеку от моста Кунджагё, однако этот пропустила, решив, что он нежилой: маленькое строение с дверью размером с окно слишком не походило на остальные жилые постройки на той же улице. От места похищения девочки дойти сюда можно было всего за пять минут.
Однажды я выставил на пюпитр бетховенские увертюры. Мы брали страницы штурмом — я на басах, а она играла первую партию.
Утром 28 мая несколько детективов следственной группы и Квон Ирён постучали в дверь дома, где мог жить убийца. На стук никто не ответил. Тогда по просьбе полиции дверь открыл запасным ключом владелец помещения. Внутрь вошли только Квон Ирён и двое детективов – остальные остались снаружи, чтобы не пропустить подозреваемого, если тот вдруг вернется. «Как только мы оказались внутри, сразу поняли, что девочка погибла именно здесь. В доме стоял большой холодильник, в котором хозяин хранил рыбацкую сумку. В сумке среди прочих вещей лежала детская заколка для волос», – позже вспоминал Квон Ирён.
Наши пальцы месили шедевры. За «Леонорой» последовали увертюры к «Фиделио» и «Эгмонту».
Поражало, до какой степени обстановка жилища соответствует описанию из профайла. Холодильник старой модели стоял справа. На черной тумбе с тремя выдвижными ящиками возвышался телевизор. Рядом располагались столик и еще один холодильник – переносной. Мебель и вещи были старыми, однако в доме царил безупречный порядок. Даже нестиранные носки не валялись на полу, а были аккуратно сложены. Полиция обнаружила в доме большой нож и пилу.
Наконец настала очередь «Кориолана».
«Детективы, работавшие вместе со мной, не скрывали душевной боли… В доме мы обнаружили много улик, но не смогли отыскать отрезанные пальцы ребенка», – рассказывал Квон Ирён. У тридцатипятилетнего профайлера тоже была маленькая дочка, которую он не видел сутками, занимаясь делом убитой Чиён. Но он не мог бросить начатое: «Мы продолжали искать». Квон Ирён и два детектива даже копались в дренажных канавах около дома, однако больше ничего не нашли.
Исчезнувшего подозреваемого обнаружили и задержали на следующий день. Его вычислили, отследив, где в последний раз он воспользовался банковской картой. Около пяти часов дня 29 мая Чо Хёнгиль (имя изменено) был арестован в номере мотеля.
Удары аккордов, паузы, рокочущая в басах мелодия, которая устремлялась вверх, задыхалась, переходила в другую тональность. Из источника — тематического ручейка разлилась полноводная река, наше фортепиано обрело мощь целого оркестра. Сердце мое рвалось из груди. От волнения мои уши покраснели и оттопырились, я взмок, прерывисто дыша. Я плавился в гармонии, растворялся в музыке. Я был счастлив.
Полиция выяснила, что в феврале 1998 года Чо Хёнгиль был осужден за покушение на растление несовершеннолетней и отсидел в тюрьме около двух с половиной лет, выйдя на свободу в июне 2000 года. По словам заключенного, в ночь перед похищением он не спал и слишком много выпил. Целью похищения изначально было не сексуальное надругательство, а выкуп в пять миллионов вон, который преступник собирался потребовать у родителей. Однако Чиён не смогла назвать ему номер домашнего телефона. Не зная, что делать дальше, преступник заставил девочку выпить снотворное. Он попытался изнасиловать спящего ребенка, но от боли Чиён проснулась и стала кричать. Испугавшись, что крики услышат соседи, Чо задушил девочку. Позже он добавил, что, пока сдавливал ей горло, Чиён плакала и просила ее пощадить.
Последние аккорды! В воцарившейся тишине нам удалось перевести дух.
Расследование подтвердило, что профайл, составленный Квон Ирёном, оказался во многом точным. Преступнику должно было вскоре исполниться сорок лет; он не закончил даже среднюю школу; примерно в пятнадцать лет перебравшись в Сеул, он зарабатывал на жизнь, временно нанимаясь на физически тяжелую работу; однажды ему довелось торговать в рыбной лавке. Ему удалось ненадолго устроиться на фабрику, но там он потерял два пальца левой руки. Не являясь общительным от природы, после травмы стал еще больше сторониться людей. Неуверенный в себе, он не пытался завязать личных отношений и за исключением проституток не имел сексуальных контактов с женщинами.
— Подумать только: Бетховен умер, а столько кретинов живы! — с ожесточением бросила мадам Во Гхан Лок. — Она взглянула на меня, отирая пот со лба. — Вы не согласны со мной?
Вопреки прежним заявлениям псевдоэкспертов, которые так охотно тиражировала пресса, Чо Хёнгиль не был ни безумцем, ни гениальным злодеем с университетским дипломом. Возможно, влияние на «специалистов» оказал образ знаменитого Ганнибала Лектера из «Молчания ягнят» – фильма, который завоевал большую популярность в Южной Корее (кстати, книга Томаса Харриса, по которой поставлен фильм, была написана на основе материалов отдела поведенческого анализа ФБР). Но, конечно, Чо Хёнгиль не имел ничего общего с харизматичным кинозлодеем.
Я молча смотрел на нее. Она настаивала:
СМИ взахлеб кричали об аресте, но никто так и не написал о профайле, составленном Квон Ирёном. А ведь, заполучи пресса доклад, он стал бы настоящей сенсацией.
— Есть люди, чья жизнь никчемна. Они прожили зря.
Вот что сообщала газета «Хангёре» 30 мая 2001 года:
— Но у них ведь родились дети?
29 мая в 16:45 в одном из мотелей столичного района Сонбук Восточным отделением полиции был произведен арест подозреваемого в убийстве маленькой девочки. Подозреваемый сознался в преступлении. <…> После того как 19 мая были обнаружены части трупа, полиция проверила около 6000 домов (примерно 50 000 человек) в зоне преступления, в результате чего 28 мая в доме подозреваемого были обнаружены неопровержимые улики.
— Да, дети! Такие же, как родители, ни к чему не пригодные! Ах, что-что, а производить себе подобных несложно… Но стоит ли восторгаться тем, что одни бесполезные люди плодят других? Если смысл жизни — в такой малости, то это не для меня, я — пас!
Вряд ли возможно представить весь ужас четырехлетней девочки, который та испытала незадолго до смерти. «Взрослые» эмоции развиваются у детей начиная примерно с трехлетнего возраста. Разумеется, дети могут радоваться, грустить, бояться или гневаться, но с этого возраста они также начинают познавать гордость и стыд. Двухлетнему ребенку нет дела до того, слушают его или нет, но четырехлетний уже поддерживает осмысленную беседу. Недаром существует понятие «кризис четырехлетнего возраста» – именно тогда ребенок начинает осознавать себя самостоятельной личностью. Четырехлетние дети могут настойчиво требовать определенную еду или нужную им вещь. Они еще не знают осторожности, поэтому неудивительно, что Чиён пошла с незнакомым взрослым, который пообещал ей мороженое. Но она уже знала, что такое страх. Девочка плакала и умоляла пощадить ее, однако убийца не внял ее мольбам. Он убил ее и бросил труп дома, отправившись бродить по ночным улицам.
В этот миг я вспомнил, что она бездетна. Она продолжала:
С полудня 11 мая до одиннадцати утра 13 мая Чо Хёнгиль в несколько приемов расчленил замороженный труп девочки большим кухонным ножом. В шесть часов утра 19 мая Чо разложил тринадцать частей трупа в черные пластиковые пакеты, засунул пакеты в рюкзак и бросил его у стены в переулке всего в двухстах метрах от своего дома. Через час с небольшим рюкзак обнаружил пожилой сборщик мусора.
— Так вот! Эти кретины не только живут, они уверены в себе, они счастливы, и слух у них отличный. А Бетховен — он оглох, он умер! Разве вас не оскорбляет это?
Хотя преступника нашли, работа Квон Ирёна еще не была завершена. Конечная цель криминального профайлинга – арест подозреваемого, однако и после ареста следствию необходим психолого-криминалистический анализ личности задержанного. Он проводится для того, чтобы определить, стоит ли отправлять преступника в обычную тюрьму или же ему требуется специальная программа исправления и перевоспитания; насколько высока вероятность рецидивов и т. д. Следующий доклад Квон Ирёна по этому делу как раз содержал подобные рекомендации. Как и первый, доклад стал образцом для будущих профайлеров.
— Но все-таки он дожил почти до шестидесяти…
Квон Ирён встретился с Чо Хёнгилем утром 5 июня 2001 года в Восточном отделении полиции. На встрече также присутствовал Кан Токчжи, возглавлявший аналитический отдел Государственной судебно-медицинской лаборатории (в то время лаборатория специализировалась в основном на аутопсии). В область научных интересов Кан Токчжи входила криминальная психология (он был одним из первых в стране, кто стал изучать эту дисциплину) и особенно методика допросов с применением гипноза. Третьим участником встречи со стороны правоохранительных органов был психолог Хам Кынсу, еще один первопроходец корейской криминальной психологии, также работавший в Государственной судебно-медицинской лаборатории. Квон Ирёну, Кан Токчжи и Хам Кынсу предстояло, точно дайверам, нырнуть в темные глубины сознания Чо Хёнгиля.
— Не важно! Смерть к гениям всегда приходит слишком рано.
Тем летним днем температура успела подняться до 30 градусов по Цельсию, однако Квон Ирён принципиально надел черный костюм. Одеваться так он взял в привычку с февраля 2000 года, когда начал работать профайлером и заметил, что подозреваемые, успевшие пообщаться с неформально одетыми полицейскими, гораздо охотнее идут на контакт с человеком в костюме. Консервативный вид собеседника, судя по всему, внушал подозреваемым больше доверия.
Больше мы не обменялись ни словом. Она кипела от ярости. Мне кажется, она злилась на меня за то, что я не Бетховен и вообще далек от любых проявлений гениальности. Именно так. Я уже был в дверях, когда она рявкнула: «До свидания!»
До того как стать полицейским, Квон Ирён успел пережить немало испытаний. Ему было знакомо чувство беспомощности, он знал, каково находиться в безвыходном положении. В подростковом и юношеском возрасте Квон Ирён был замкнут и необщителен. Он родился в прибрежном городке юго-восточной провинции Кёнсан-Намдо, но затем семья переехала в Сеул и, за исключением начальных классов, Квон Ирён учился в столичной школе. Его мать была потомственной католичкой, так что Квон Ирён естественно перенял ее веру. Мать всегда была добра и заботлива, но отец, в отличие от нее, очень строг. «Меня, несмышленого мальчишку, религия держала в определенных рамках. Если бы в то время я не находил опоры в религии, вряд ли из меня получилось бы что-нибудь путное. Возможно, я и сам стал бы преступником», – однажды признался Квон Ирён.
Где-то в глубине души, куда Бетховен поразил меня, показав то, что есть в нас благородного, я был втайне согласен с мадам Во Тхан Лок. Придя домой, я окинул испытующим взором родителей и сестру: зачем они живут?
При крещении его нарекли Алоизием в честь святого Алоизия Гонзаги, жившего в XVI веке и помогавшего больным во время эпидемии чумы в Риме, от чего Гонзага и скончался в совсем юном возрасте. Вряд ли кто-то предвидел, что в будущем Квон Ирёну тоже придется иметь дело с «чумой», только болезнь будет пожирать не тела, а разум и души людей.
А зачем живу я, такой мелкий в сравнении с этим гигантом?..
Несчастливое знакомство с чувством беспомощности произошло по причине бедности, в которой внезапно оказалась семья. Бизнес отца разорился, когда Квон Ирён учился в средних классах. Его отец был очень гордым и суровым человеком, требовавшим от себя и других абсолютной самоотдачи. Странным образом тяжелое финансовое положение семьи не повлияло на Квон Ирёна в том смысле, что он не загорелся желанием во что бы то ни стало скопить капитал, как часто бывает с теми, кто пережил нужду в детстве. «Меня привлекала работа священника. Сам ничем не владея, священник трудится во благо других. Образ человека, оставившего мирскую суету, чтобы посвятить жизнь молитвам за остальных людей, был для меня невероятно притягателен», – вспоминает Квон Ирён.
Я чуял, что здесь таилась опасность. Дружить с Бетховеном опасно.
Однако он был старшим сыном в семье, и отец категорически воспротивился выбору Квон Ирёна. На старших сыновей традиционно ложились главные заботы о семье и родителях, так что отец, единственный сын человека, который, в свою очередь, тоже был единственным сыном, не мог допустить, чтобы его старший отпрыск пренебрег обязанностями перед родными. Квон Ирён учился достаточно хорошо, чтобы рассчитывать на поступление в университет, но у семьи не было денег на его учебу. По окончании школы он не знал, как жить дальше: «У меня не было ни мечты, ни надежды».
А так как я безумно, сильнее, чем правду, обожал опасность — я принялся навещать его.
Закончив школу в середине 1980-х, Квон Ирён два месяца проработал дорожным строителем в уезде Хвенсон провинции Канвондо. В то время существовали только стационарные телефоны и таксофоны на улицах, и в местах, где не было ни того ни другого, быстрая связь с внешним миром просто отсутствовала. Однажды по громкоговорителю Квон Ирёна вызвали в офис прямо с рабочего места: ему звонили из Сеула. По телефону мать сообщила, что Квон Ирёна призывают на военную службу. Отдав все заработанные деньги семье на оплату аренды и лекарств для матери, Квон Ирён отправился служить в армию.
2. Пятая симфония до минор, ор. 67, I часть.
Он был распределен в военную полицию. В то время военной полиции Сеула приходилось заниматься разгоном протестных демонстраций. Протестов было так много, что полицейским доводилось есть и даже спать на улицах города. Их не однажды встречали градом камней и «коктейлями Молотова», так что сбивать огонь с одежды товарищей было для полицейских привычным делом. Но больнее удара камнем было для Квон Ирёна осознание безвыходности положения: он был вынужден нести военную службу независимо от собственных убеждений. «Из-за того что все так сложилось, в юности я не жил, а безобразно выживал», – говорил он позже.
Замечу, что мое ежедневное соприкосновение с Бетховеном оказалось нелегким, так как сей превосходный человек был наделен вспыльчивым характером и твердыми убеждениями; он не говорил, а кричал, и меня он не слышал.
Во второй половине 1980-х годов примерно из семисот тысяч выпускников корейских школ лишь 30,5 % поступали в высшие учебные заведения. Юному Квон Ирёну мир казался «местом, где необходимо противостоять трудностям и выживать». По словам Квон Ирёна, когда позже в качестве криминального профайлера он разговаривал с преступниками, не раз отмечал, что в их жизнях до совершения преступлений тоже было много страшного и тяжелого. «Я не сочувствовал им, но я их понимал».
Сначала я довольствовался тем, что слушал, кивал и повиновался. Это был наш лучший период.
В мае 1989 года Квон Ирён стал полицейским курсантом по рекрутскому набору. В потоке было около 1700 курсантов, которым преподавали различные дисциплины от основ уголовного судопроизводства до стрельбы и техник ареста. Квон Ирён получал ежемесячную стипендию в размере 9500 вон. Для сравнения, одна бутылка сочжу в то время стоила около 450 вон. Квон Ирён со смехом рассказывал, как однажды в нарушение правил выпил-таки бутылку сочжу и был наказан.
В те годы это много значило для меня; прежде всего это позволяло мне ощутить силу мысли.
В начале 1990-х, когда правительство Но Тхэу объявило войну преступности, Квон Ирён вступил в тактическое подразделение Полицейского управления Сеула. «Форменной одеждой» подразделения были спортивные куртки и кроссовки. Полицейские арестовывали самых отъявленных бандитов и гангстеров, по ночам патрулировали столичные районы красных фонарей Чхоннянни и Миари. Для тех расследований прежде всего требовались крепкие кулаки и быстрые ноги.
В июле 1992 года Квон Ирён был переведен в Сеульское восточное отделение полиции. Спортивную куртку и кроссовки сменила полицейская форма, к немалому удовольствию молодого детектива. В один из первых дней работы на новом месте поступил сигнал: двое рыночных торговцев рыбой, напившись посреди дня, поругались и затеяли драку, вооружившись крюками, на которых развешивали рыбу. Прибыв на место происшествия, Квон Ирён окриком попытался остановить мужчин, но один из них, увидев молодого полицейского, разъярился еще сильнее и, изловчившись, приставил к горлу детектива заостренный край крюка. В голове Квон Ирёна пронеслась мысль о пистолете – он мог бы выхватить оружие и выстрелить. Однако полицейский сдержался. Люди из толпы, собравшейся вокруг места происшествия, урезонили пьяного торговца, и в конце концов мужчина опустил крюк. Квон Ирён надолго запомнил эмоции, наполнявшие рыночный пятачок: страх, гнев, напряжение. Именно с этими чувствами чаще всего приходится сталкиваться полицейскому.
К примеру, слушая Пятую симфонию, я постигал, что именно разум может извлечь из очень простой темы — знаменитого па-ба-ба-бам! Темы? Нет, скорее из мотива, ведь это зародыш темы, тема, которая не смогла дорасти до мелодии, ритмическая банальность, фраза, которая не привлекла бы ни Баха, ни Моцарта. Но Бетховену этого достаточно, чтобы завладеть вниманием, усилить напряжение и его разрядить, повторять, варьировать, скрещивать этот мотив на сотню ладов. Из бедного затакта — стука в дверь — он извлекает целую часть симфонии, изобилующую драматическими поворотами, столкновениями, ожиданием, тишиной, грохотом. Мы видим, как действует эта тема, видим, как ее неуемный дух обвивает ноты, стремительно наделяя модуляции чувствами, наполняя контрастами звучание оркестра. В гуще этой музыки высится Бетховен, повелевающий, наделенный вулканической энергией, вездесущий.
Так же хорошо он запомнил день 21 октября 1994 года. За успешную службу он должен был получить благодарность от шефа Восточного отделения, однако встречу внезапно отменили. Утром 21 октября, в 7 часов 40 минут, обрушился мост Сонсу-тэгё на реке Ханган. В воде оказался 48-метровый участок моста, полная длина которого составляла 1160 метров. Вместе с перекрытием рухнули вниз шесть транспортных средств, включая городской автобус. Место трагедии входило в зону ответственности Восточного отделения полиции. Вновь переодевшись в спортивную куртку, Квон Ирён не забыл захватить фотоаппарат «Minolta», с которым с некоторых пор практически не расставался – к тому времени Квон Ирён был не только детективом, но также исполнял обязанности эксперта-криминалиста. Он был единственным криминалистом в Восточном отделении.
Он дарует нам зрелище духа. Его собственного духа. Открывая потайную дверцу, он увлекает нас в преддверие музыкального вдохновения, позволяет побывать в его мастерской. Па-ба-ба-бам! Такое впечатление, что тема была бы сущей пустышкой, ничего бы не выражала, если бы Бетховен не решил здесь вырвать ее из музыки, будто шум превратился в звук.
В результате трагедии погибли тридцать два человека и еще шестеро серьезно пострадали. Пассажирами городского автобуса были в основном старшеклассницы, и среди них оказалось особенно много жертв: при падении вниз автобус перевернулся и упал на крышу, ударившись об обвалившийся участок моста. Многие тела были деформированы. Квон Ирён фиксировал на фотопленку страшные находки: оторванные руки и кисти рук, ноги и ступни… За годы службы в полиции такое количество трупов он видел впервые. Его работа помогла Государственной судебно-медицинской лаборатории установить личности погибших. Также Квон Ирён делал общие снимки места происшествия.
Короче говоря, перед нами художник-демиург, великолепный, рельефный.
«В те дни я впервые задумался о таком преступлении, как социальная безответственность», – говорит Квон Ирён. Строительная компания, возводившая мост, допустила ряд грубых ошибок, а городские чиновники смотрели на нарушения сквозь пальцы. В ноябре 1997 года виновные в трагедии были осуждены за профессиональную халатность, ставшую причиной смерти людей. Квон Ирён, собственными глазами видевший изувеченные тела девушек, сделал для себя вывод: «Не только бандиты, вооруженные ножами, опасны для общества. Не меньшую опасность представляют и те, чья недобросовестность в исполнении профессиональных обязанностей приводит к гибели невинных людей».
Неудивительно, что дирижеры питают пристрастие к Бетховену… Пригвожденные к своему постаменту, они обуздывают звуковую стихию короткой палочкой, сталкивают оркестровые массы, которые могут замолкнуть или, напротив, взорваться; формуя звуковую материю, они подражают своему творцу, имитируют его. Они танцуют Бетховена, полагая, что дирижируют им. Мне вновь вспоминается фильм Анри-Жоржа Клузо, запечатлевший Герберта фон Караяна во время укрощения Берлинского филармонического оркестра при исполнении бетховенских симфоний: гениальная мизансцена гениального музыканта. Мысль витает меж нотными пюпитрами, зажигает скрипки, потом виолончели, мягко расцветает у флейты, втягивает в движение валторны, а затем гремит у труб. Караян перед своим оркестром напоминает Вулкана в кузнице или Бетховена перед нотной страницей: это языческий бог.
Эмоции, испытанные за годы полицейской работы, мысли, приходившие в голову во время расследований, помогли Квон Ирёну лучше понимать преступников, когда он занялся профилированием. «В книге Джона Дугласа “Охотник за разумом” есть выражение: мысли как убийца. Так, по его мнению, должен работать профайлер. Поэтому, слушая рассказы преступников, я ставил себя на их место. Когда они говорили о какой-либо полученной психологической травме, я вызывал в памяти собственный болезненный опыт. Для того чтобы перевоплотиться в другого человека, требуется определенная тренировка. В первое время мне было трудно возвращаться к своему “я”», – признался Квон Ирён в одной из наших бесед.
Впервые столкнувшись с необходимостью составлять психологический портрет преступника, Квон Ирён оказался в затруднительном положении. Он был совсем один, и никто не мог подсказать, как правильно действовать. Квон Ирён понимал, что необходимо установить контакты со знающими людьми и наладить межведомственное сотрудничество. В то время криминальная психология еще не вызывала большого интереса, и к работе первопроходцев в этой области относились в лучшем случае как к чему-то эксцентричному. С этими-то «эксцентричными» энтузиастами Квон Ирён и попытался наладить связь. Так появившаяся благодаря Юн Вечхулю должность профайлера способствовала преодолению ведомственных ограничений. Одновременно Квон Ирён размышлял: «Ответ на вопрос о психологии преступления должен исходить от самого преступника. Для того чтобы провести психологический анализ личности преступника, нужно выслушать его самого».
Произведения Бетховена всегда рассказывают о нем самом. Он стоит у горнила, обнажая красоту тяжелого труда. Здесь необходимо ценить не столько результат работы, сколько сам процесс. Па-ба-ба-бам! «Вот зерно, — возвещает Бетховен, — а теперь оцените, какой я соберу урожай».
Пионеры корейской криминальной психологии Кан Токчжи и Хам Кынсу из Государственной судебно-медицинской лаборатории тоже искали единомышленников. Зная Квон Ирёна по занятиям, на которых преподавалась методика допроса с применением гипноза, Кан Токчжи однажды обратился к старшему полицейскому Квону с вопросом о его работе. Вопрос прозвучал своевременно, и Квон Ирён рассказал, что впредь от него ожидают проведения психолого-криминалистического анализа личностей преступников, и не стал скрывать, что испытывает затруднения по этому поводу. Кан Токчжи ответил, что считает такой анализ необходимым, и предложил вместе провести несколько бесед с заключенными. Квон Ирён с радостью согласился.
Вдохновение не приходит извне: он сам и есть вдохновение. Нас зачаровывает его энергия, композиционная изобретательность, борения его духа.
Джон Дуглас и его коллега Роберт К. Ресслер в начале 1980-х годов посетили множество американских тюрем, интервьюируя серийных убийц с целью изучения психологии самых жестоких преступников. Зачастую интервью проходили так напряженно, что их впору сравнивать с рукопашной схваткой. Чтобы открыть напрочь запертую дверь в душу убийцы, Дуглас разработал специальную методику диалога. Квон Ирён, Кан Токчжи и Хам Кынсу начали с визитов в полицейские отделения страны и опроса преступников, признавших свою вину и ожидавших суда. Работа американских предшественников, ставших прототипом многих киногероев, была для корейских специалистов профессиональным ориентиром.
Бетховен заставил меня поверить в человека, в его способность подчинить себе материю.
Беседы проводились с теми, кто совершил серьезные преступления. Например, в августе 2000 года Квон Ирён и его коллеги интервьюировали сорокалетнего мужчину, обвиненного в убийстве тайной любовницы. Позже, в октябре того же года, разговаривали с мужчиной, который в ходе домашней ссоры убил жену и расчленил ее труп. В декабре – с девятнадцатилетним юношей, помогавшим расстаться с жизнью самоубийцам, которых находил через интернет. Затем было интервью с пожилым организатором платных учебных курсов, обвиненным в сексуальных домогательствах к несовершеннолетним учащимся. Всего за два дня до исчезновения Чиён, 8 мая 2001 года, они встретились с заключенным под стражу серийным насильником. До начала следствия по делу Чиён были проинтервьюированы двадцать девять преступников, а всего до 7 июля 2004 года, когда состоялся последний выезд, были опрошены сто двадцать семь человек.
Коллег прежде всего занимал вопрос, по какой причине в схожих жизненных обстоятельствах одни становятся преступниками, а другие продолжают нормальную жизнь. Ответить на этот вопрос было отнюдь не легко. Тем более что преступники вовсе не стремились подробно и внятно объяснять, что происходит у них в душе. Общение затруднял и тот факт, что многие обвиняемые были малообразованными людьми. Зачастую преступников было трудно даже разговорить. На первых встречах Квон Ирён, Кан Токчжи и Хам Кынсу наугад забрасывали широкую сеть вопросов в расчете поймать хоть что-нибудь стоящее.
Далее наши отношения усложнились, потому что он начал все чаще затевать споры.
– Ваше самое счастливое детское воспоминание? А самое неприятное?
– У вас есть друзья, которые вас здесь навещают?
Он считал, что я предаю его.
– Расскажите о ваших родителях.
По правде сказать, он ревновал к Моцарту. Или, точнее, к моему увлечению Моцартом. О, признаюсь, что между нами нередко летала посуда…
С помощью подобных вопросов коллеги прежде всего получали представление о родственных и товарищеских связях преступника, его детских психологических травмах. Почти все их собеседники с трудом припоминали что-то хорошее, но могли подолгу рассказывать об обидах и несчастьях, пережитых в детстве. После первых интервью Квон Ирён задумался о разработке более эффективной методики опроса.
Он не так уж ошибался: я параллельно переживал страсть к Моцарту и отваживался сравнивать их.
По словам Квон Ирёна, в разговоре с Чо Хёнгилем профайлер впервые пережил настоящее перевоплощение в преступника.
Бетховен казался мне монументальным, а Моцарт… чудесным.
У Чо Хёнгиля были густые брови и полные губы. Прежде всего Квон Ирён поинтересовался, хорошо ли того кормят, и убийца четырехлетней девочки ответил, что всем доволен.
Среди прочих ему были заданы следующие вопросы:
Мелодия Моцарта — это прозрачная очевидность, чарующая, возносящая ввысь, отменяющая критическую дистанцию. Ни одна мелодия Бетховена не достигала этой излучающей сияние простоты. Так светит солнце или течет ручей. В «Свадьбе Фигаро», «Cosi fan tutte», «Волшебной флейте» одна за другой следуют неслыханно новые, легко запоминающиеся бессмертные арии, способные очаровать и старца и ребенка, покорить ученого музыканта наравне с невеждой. Некоторые мелодии порой ускользают от оперных меломанов и сбегают на улицы, превращаясь в народные напевы.
– Почему, по его мнению, он чувствует сексуальное влечение к детям?
Когда слушаешь Моцарта, то присутствуешь не при исполнении долга, но при чуде Богоявления.
– Каково его отношение к женщинам и был ли у него опыт продолжительного романтического общения с противоположным полом?
– По какой причине он расчленил труп?
Божественную благодать не объяснить словами. Она нисходит на тебя, ты ее чувствуешь. Это заря. Рождение.
После завершения интервью Квон Ирён заказал обед, и они поели вместе с преступником.
На основе полученных сведений Квон Ирён составил отчет, в который были включены подтвердившиеся предположения профайла и некоторые новые данные.
Кажется, что Моцарт не создает мелодии, а получает их откуда-то. Об этом свидетельствуют его рукописи, где музыка льется непрерывным потоком, непринужденно, вольно и не нуждаясь в исправлениях. Какой контраст по сравнению с испещренными поправками рукописями Бетховена! Тот множит черновики, колеблется, набрасывает эскизы, вымарывает, зачеркивает, отклоняется в сторону, приводит в порядок, стирает, отступает назад и начинает все сначала! Черновиков у Бетховена не меньше, чем самих произведений.
Моцарт внимает. Бетховен работает.
Поправки к криминальному профайлу № 1,
подтвержденные заключенным Чо Хёнгилем
Преступник живет один, аккуратен и чистоплотен. Тщательно выстиранное белье было развешено в определенном порядке; даже мелкие предметы в ящиках стола (например, авторучки, блокноты и т. п.) старательно разложены.
Дом преступника, ставший местом совершения убийства, расположен в пяти минутах ходьбы от места похищения жертвы.
В настоящее время безработный. В прошлом некоторое время был официально трудоустроен на фабрике.
Имеет опыт торговли в рыбной лавке. Во время интервью сообщил, что, продавая рыбу, всегда заворачивал ее в два пластиковых пакета.
Возраст преступника – сорок лет. Окончил только начальную школу.
Преступник не имеет друзей и близких знакомых. В свободное время пьет в одиночестве, ходит в караоке-бары, смотрит дома кино и телевизионные программы.
Во время работы на фабрике потерял два пальца, из-за чего усилился существовавший комплекс неполноценности. Избегал знакомства с женщинами, пользуясь сексуальными услугами проституток.
Оба крепко владеют своим ремеслом, оно становится чем-то возвышенным, властным, виртуозным. У обоих торжествует искусство.
Летний день, в который состоялась беседа с Чо Хёнгилем, навсегда врезался в память Квон Ирёна. Ему казалось, что он очутился в пустой темной комнате и дверь за ним внезапно захлопнулась. Он боялся, что эту дверь уже не открыть изнутри.