– Мы с мисс Стоун не соблюдаем этикета, даже здесь. – Благодарно улыбнувшись, он поставил поднос на единственное свободное место, оставшееся на столе мистера Аллена.

Вивьен кинула Эви одобрительный взгляд из-за спины Ярдли и ушла вниз, а странная парочка устроилась по разные стороны рабочего стола.

– Я, конечно, постараюсь лучшим образом справиться с ситуацией с мистером Уэсли. – Ярдли задумчиво разлил чай. – Хотя я должен спросить, в чем причина такого острого интереса к настолько малоизвестной книге?

Эви поняла, что настал момент рассказать Ярдли все, несмотря на его профессиональные обязательства перед «Сотбис». Это был ее единственный шанс заручиться его поддержкой, чтобы сбросить Стюарта Уэсли со следа. Она рассказала Ярдли все о «Мумии!», о том, как наткнулась на ее упоминание в письме Теккерея, о пропущенной записи в «Английском романе, 1740–1850» Блока и недавнем американском отзыве, и о потенциальной значимости того, что семнадцатилетняя девочка-сирота написала один из первых в мировой истории фантастических романов.

Сперва Ярдли спрятал лицо в ладонях и драматично застонал от того, что сам все это пропустил. Затем поднял глаза и покачал головой привычно озорным жестом.

– Бог мой, Эви, ты снова это сделала. Библиотека поместья, а теперь это. Два образцовых открытия на границах научных кругов. Никто больше не сможет обойти вниманием твои способности – я прослежу за этим. – Его лицо обрело серьезность, почти строгость. – Но в следующий раз, когда кто-то попытается вмешаться в твое повышение, ты должна дать мне знать.

Эви угрюмо кивнула.

– Думаю, в этой области я выучила свой урок.

– В связи с этим, моя дорогая, ты ничего не хочешь рассказать мне, пока я здесь?

Она чуть поколебалась, прежде чем тихо ответить:

– Кажется, я кое-кого встретила.

Ярдли опустил молочник и уставился на нее.

– Ох, Эви, как удивительно. Он хороший?

Она кивнула.

– Он самый лучший мужчина из всех, что я встречала. Кроме мистера Бервика, конечно. – Она не заметила гордости, мелькнувшей на лице Ярдли от упоминания имени Адама. – Умный. Немного сдержанный.

Ярдли так раскатисто расхохотался, что Эви не могла не присоединиться.

– Иначе и быть не могло. Вы двое должны отлично подходить друг другу.

Эви молча отпила чай, а затем взяла теплую чашку и блюдце в ладони, не зная, что еще сказать ему.

– Как вы встретились?

– Он вообще-то работает здесь, в магазине. Он руководит Отделом науки и естествознания.

– Мистер Рамасвами? Мистер Рамасвами с нижнего этажа? – Теперь по лицу Ярдли скользнуло непонятное выражение.

– Ты не одобряешь?

– Ох, моя дорогая, нет, дело совсем не в этом. Я очень рад за тебя. Просто я… я знаю, каково это.

– Знаешь?

Он не отрывал глаз от ее лица и так же тщательно выбирал слова.

– В каком-то роде. Людям не нравится, когда мы делаем что-то неожиданное, что-то непривычное. Неизведанное. Она пугает их, полагаю, – та свобода, что так часто отсутствует в их собственных жизнях. Другие здесь знают.

– Думаю, да. Думаю, они могли узнать раньше меня.

– А вот это меня совсем не удивляет! – Ярдли широко улыбнулся. – А мистер Рамасвами – он испытывает к тебе симпатию?

Ярдли смотрел на Эви с такой симпатией, что она почувствовала, как внутри все тает. Она вдруг поняла, как напряжена была все время – так напряжена, что едва опускала перед другими забрало. Ярдли, с его готовностью нести радость и совершенным отсутствием интереса к причинению другим вреда, был одним из немногих людей, с которыми она по-настоящему расслаблялась.

– Я не уверена – а как это узнать?

Ярдли сделал глоток чая, затем аккуратно поставил чашку и блюдце перед собой.

– Эви, иногда, как бы это ни было трудно, ты должна заговорить первой. Даже если – особенно если – ты не ждешь ничего в ответ. – Он протянул руку и похлопал ее по ладони. – Я знаю, как смело это должно звучать для тебя.

– Но что, если я ему нравлюсь только как друг?

– А это лучшая часть, моя дорогая, – если ты испытываешь чувства, то и другая сторона почти всегда испытывает их. – Он подался вперед и шутливо добавил: – Но не верь мне на слово. В конце концов, работа аукциониста состоит в раздувании ожиданий.

Несмотря на тревожные новости о Стюарте Уэсли, Эви была счастлива снова повидаться с Ярдли в окружении книг. Это напомнило ей о времени, которое они провели за составлением каталога библиотеки Чотонского поместья, и навечно разделенной на двоих восторженной эйфории от последующей рекордной распродажи ее на «Сотбис».

Три года спустя Эви стояла в одиночестве в крошечной квартирке на Касл-стрит, чувствуя укол отказа Кристенсона. Она оставила неоткрытым письмо матери у порога. Она поклялась, что не вернется, и пока следовала клятве. Но это мгновение с Ярдли напомнило ей, что не все нужно оставлять позади, что нельзя было так фокусироваться на будущем, что все, делающее тебя особенной, нужно создавать заново.

Ярдли вернулся в ее жизнь и по другой причине. Ей нужно будет как можно скорее предупредить Вивьен и Грейс о том, что рядом кружит другой потенциальный покупатель. Им втроем придется ускорить попытки скопить денег на покупку книги, чтобы опередить Стюарта Уэсли и его приспешников.

Эви жалела, что не может поделиться тайными планами с Эшем, но отказывалась навешивать на него ношу знания, которое может как-то навредить его работе. Она решила рассказать ему только, что Уэсли продолжал пожинать плоды ее работы в Кембридже. Что до ее растущих романтических чувств к Эшу, Эви никогда бы не смогла открыть их первой, несмотря на ободрение Ярдли. Она бы сгорела от стыда, если пришлось бы как-то причинить неловкость новому другу. Она только могла надеяться, что со временем чувства Эша к ней станут ясны.

Она не могла знать, что в обоих отношениях запас времени подходил к концу.

Глава тридцать четвертая

Правило № 31

Персонал должен неизменно обращаться друг с другом вежливо

Эш принялся переживать о Стюарте Уэсли за Эви.

Он не удивился, узнав от нее, что Уэсли втайне шел по следам ее исследовательской работы как по следу из крошек. Когда они столкнулись утром после бала Клуба искусств Челси, Эшу сразу показалась неискренней его шутливая манера. Эш все еще не был уверен, чем Эви занималась на третьем этаже «Книг Блумсбери» – и сам, в свою очередь, скрывал кое-что от нее. Это усложняло приязненные чувства, которые он все сильнее испытывал к Эви Стоун.

Вдобавок к завтракам по средам Эш и Эви теперь почти каждое воскресенье гуляли бок о бок вдоль Темзы. Это была их версия той самой прогулки у реки, о которой он рассказал ей за первым совместным обедом неподалеку от Музея естествознания. На неделе Эш планировал, какую часть реки они исследуют, от последнего неприливного отрезка у Шеппертона на западе и до самых последних миль у моря. Зная, что Эви нравилось заранее рассчитывать каждый шаг, он находил самый удобный местный транспорт, автобус, метро или поезд, чтобы начать и завершить их путешествие. Эш считал, что лучше избегать любых зон прилива, который мог в определенные часы оставить путешественника в западне – риск, особо тревоживший Эви. Затем, во время одного из их перерывов на чай, он показывал ей карту их следующей поездки. К настоящему моменту они уже исследовали вместе различные отрезки реки.

В последнее воскресенье февраля они планировали встретиться на южном берегу Теддингтона и пешком идти на запад в сторону Садов. В два часа дня они стояли у Темзы во время отлива в миле вниз по течению от моста Кью, наблюдая за тем, как река, осушившая весь город, оставляет позади улов забытых сувениров. Тысячелетия лондонской жизни выбрасывались на эти галечные берега: разбитые кусочки горшков, что принадлежали римлянам, маленькие глиняные трубки времен Шекспира, ромбовидные осколки фарфора всего лишь прошлого века.

Эш недавно познакомил Эви с поиском сокровищ, похороненных среди камней и грязи. Он уже был знатоком в розыске самых удивительных вещей и теперь наклонился, чтобы поднять кусочек раскрашенного бело-синей глазурью фарфора, прежде чем передать ей.

– Выжившие, – с улыбкой сказала Эви. Она перевернула маленький осколок на ладони, затем аккуратно завернула его в носовой платок и спрятала в кармане пальто. Она начала собирать коллекцию в квартире Шарлотты, складывая каждый фрагмент, отданный ей Эшем, в большую жестяную банку от печенья.

– Скорее останки, – ответил он ей. – Те части, что отломились.

Эви подняла глаза от нотки обреченности в его голосе.

– Что-то не так?

Ему все еще не хватало духу рассказать ей. Вместо этого он мягко взял ее под локоть, и они вместе поднялись на набережную.

У береговых ворот в Сады Кью Эш и Эви опустили по пенсу в турникет, чтобы зайти в парк. Весна всегда рано приходила на юг Англии, и нигде в Лондоне она не была ярче, чем здесь. В это время года в воздухе разливалась сладость. Луга нарциссов, морозника и подснежников спадали прямо к дубам и березам, обрамляющим дорогу юной пары. Выйдя из-под лесного навеса, они направились в гербарий Кью, откуда открывался вид на реку и где хранились миллионы растений.

Эшу хотелось посмотреть на коллекцию Петивера, которую перевезли из Индии в конце XVII века, а Эви надеялась посетить библиотеку и архивы, также находящиеся в викторианском здании. Она разыскивала ботанические рисунки женщины-садовода по имени Джейн Лаудон, чье имя показалось смутно знакомым Эшу. Он вспомнил первое воскресенье, когда увидел Эви в Музее естествознания, корпящую над трудами Джона Лаудона. Однако он не стал расспрашивать Эви. Он привык не настаивать с расспросами, поскольку она в ответ часто замолкала и отстранялась.

Зайдя в гербарий, они разошлись, договорившись встретиться через час за чаем. Ровно в четыре часа Эш вернулся в передний вестибюль, где Эви была увлечена беседой с пожилой женщиной, чьи белоснежные волосы цветом подходили к ее лабораторному халату. Эш припомнил, что в предыдущие визиты в Кью уже видел ее, хотя никогда не пытался заговорить.

Элси Мод Уэйкфилд была заместителем хранителя гербария. Она выпустилась из Оксфорда в 1908 году и с тех пор время от времени работала в Кью, где всегда был избыток работы и недостаток сотрудников. Она получила несколько заслуженных повышений ввиду отсутствия ушедших на войну мужчин, включая руководство отделом микологии Кью в 1915 году. Ее глубокие познания в грибах защитили ее от судьбы садовниц. Их найм Садами Кью во время Первой мировой войны полностью прекратился в 1922-м, пока они не понадобились снова с началом Второй.

Эш стоял, наблюдая за их оживленной беседой, и темные глаза Элси, не смягченные сомнением или избытком внешних раздумий, сильно напоминали ему глаза Эви. Он легко мог представить Эви так – одну в воскресенье в возвышенной институции, пока семьи и возлюбленные прогуливаются снаружи. Нельзя сказать, что он желал ей подобной жизни – в ней была бескрайняя бездна верности и энтузиазма, и Эш думал, что она однажды могла бы стать кому-то великолепной спутницей жизни. Чего он не хотел, так это лишить ее шанса заполучить что-либо из этого или хотя бы на йоту сделать это сложнее, чем должно быть.

– Эш, иди сюда.

Эви жестом подозвала его, а мисс Уэйкфилд обернулась к нему с бескомпромиссно оценивающим взглядом.

– Мисс Уэйкфилд работает здесь сорок лет, – объяснила Эви. – Мы обсуждали «Любопытный травник» Блэкуэлл – у нас было первое издание в библиотеке Чотона. Ее продали Британскому музею.

Элси Уэйкфилд внезапно и громко презрительно фыркнула при упоминании другого учреждения.

– Мисс Уэйкфилд утверждает, что Элизабет Блэкуэлл была первой женщиной, которая пользовалась твоей системой организации Линнея! И книгу она написала, чтобы спасти мужа из долговой тюрьмы, представь себе.

Эша удивила неожиданно бурная манера Эви, такая отличная от того, как она вела себя в первые несколько недель в магазине. Лондон, должно быть, оказывал свой эффект; она словно близко к сердцу приняла то, как случайность городской жизни принуждала создавать связи, которые в деревенской жизни существовали сами по себе. Необходимость прикладывать усилия, чтобы создавать связи, делала их еще более ценными и парадоксально менее привычными в больших академических и других структурированных учреждениях. Со времен в Университете Мадраса Эш знал, как легко в таких местах быть социально ленивым. Он задумался, не мог ли и он усерднее заводить знакомства в Лондоне, несмотря на очевидные препятствия на пути.

– Мисс Стоун рассказывала мне о вас, – заявила мисс Уэйкфилд громким и начальственным голосом, который эхом разнесся по пустому центральному холлу. – Энтомолог. – Все, что произносила Элси Уэйкфилд, было декларацией, будто она сама распределяла мир людей по той же системе Линнея, как и свои образцы. – Вы нашли коллекцию Петивера?

Эш только кивнул, удивляясь тому, какой она внушала страх. Его редко пугали люди, и это было одной из причин, по которым новую жизнь в Англии так тяжело было выносить. Он всегда был лучшим, за какое бы дело ни брался, но желанные возможности оставались полностью отрезаны от него. В глазах почти всех окружающих он постоянно чувствовал себя ограниченным из-за цвета своей кожи. Немногие могли не обращать на нее внимания, и он не мог представить, что это когда-либо изменится. Он был прагматиком супротив оптимизма Эви и завидовал ее способности закрывать глаза на реальность прямо перед ней. Она поделилась с ним частью того, что происходило с ней в Кембридже, и он поражался, как быстро она изменила курс и бросилась в работу продавщицей в «Книгах Блумсбери».

– Хорошо, – говорила мисс Уэйкфилд. – Это одна из наших старейших коллекций. Почти такая же старая, как я.

Эви весело рассмеялась, и мисс Уэйкфилд на секунду улыбнулась ей, прежде чем снова повернуться к Эшу.

– А теперь, молодой человек, угостите мисс Стоун чаем, как обещали.

Эш снова кивнул, на этот раз тоже улыбаясь.

– Конечно, это не оригинальный чайный павильон, – объяснила мисс Уэйкфилд. – Суфражистки предали его огню еще в 1913-м. Сожгли дотла. Местные мужчины говорили, что это странная попытка добиться права голоса. Но, как бы то ни было, они все еще говорят о ней!

Когда они прощались, Эви попросила у мисс Уэйкфилд визитку, которую пожилая женщина дала ей с видимым удовольствием. Эш не отрывал глаз от того, как Эви пробежалась измазанными чернилами пальчиками по рельефным буквам, обозначающим впечатляющую должность Элси Уэйкфилд в Кью. Они вышли из кованых ворот, оставив ее у входа в гербарий, окруженной выкрашенными белым колоннами и портиком, живо машущей им вслед.

От закусочного павильона их отделяла пятиминутная прогулка, но Эш уже достаточно хорошо знал Эви, чтобы понимать – игнорировать ее голод получится недолго. Они уселись на складные французские стулья в конце длинного фермерского стола прямо под голыми ветками нависающего дуба.

Эш заметил, что сидящая рядом компания чуть отодвинула от них стулья. Он почувствовал одновременно облегчение и легкое раздражение от того, что погрузившаяся в меню Эви не заметила этого. Эш дал официанту знак принести чайник чая, продолжая краем глаза следить за Эви.

Она казалась такой юной в своем шерстяном пальтишке и такого же цвета берете, пытающейся отогнать мысли о голоде. У нее впереди было столько всего, такие мечты. Он подумал о ее мыслях о печатном прессе, загадочном исследовании Лаудона, страсти к позабытым писательницам. Его чувства к ней – ее возможные чувства к нему – могли все это испортить. Эш снова вернулся мыслями к мисс Уэйкфилд и гербарию, которым она с таким удовольствием управляла. Вспомнив о множестве других женщин, что недавно заглянули в магазин, и их жизни – замужних, овдовевших, разведенных, всех со своим независимым доходом, – Эш осознал, что Элси Уэйкфилд может быть ближайшим образцом к повзрослевшей Эви Стоун, что он когда-либо сможет найти. Теперь он понимал, что настало время заговорить.

– Эви.

– Угу… – Она продолжила изучать длинный список кексов в меню.

– Мисс Уэйкфилд…

– Разве она не удивительная? Никогда не отдыхает по воскресеньям.

– Такая преданность работе.

Эви засмеялась.

– Не думаю, что дело в этом. Думаю, она знает, что вынуждена. В смысле, переработать мужчин.

– Но тебе нравится все время работать. – Он знающе приподнял бровь. – В конце концов, когда мы впервые встретились, ты занималась исследованиями в воскресенье.

– Как и ты.

Он не мог не улыбнуться.

– Полагаю, это так. Но я довольно одинок здесь, в Англии. А ты могла бы ездить домой в Чотон в выходной.

– Я поеду. Однажды.

– Значит, ты не собираешься возвращаться туда в ближайшее время?

Эви покачала головой.

– Мне нравится в Лондоне. Здесь как будто слепили в кучу сто деревень. Можно жить здесь вечно и так никогда и не узнать все.

– Я решил… – Эш оборвал себя, чтобы прочистить горло, когда официантка поставила между ними чайник. – Эви?

– Мм? О да. Лимонный с глазурью, пожалуйста.

– И кусок побольше, если можно, – добавил Эш официантке, которая удивила его понимающей улыбкой. – Как я говорил, я решил вернуться домой.

– О… да, конечно, как только выпьем чаю…

– Я имел в виду, вернуться домой в Индию.

Эви непонимающе подняла глаза от меню.

– Я не понимаю. В гости?

– Нет, насовсем.

– Но ты только приехал.

– Год назад.

– Это недавно.

– Мне кажется, что давно. Я приехал, чтобы стать ученым. Не продавать книги.

– Я тоже в Кембридже училась не для того, чтобы продавать книги. – Эви звонко захлопнула меню.

– Это не одно и то же.

Эви молча и с видимой обидой уставилась на него.

– Послушай. – Он раздраженно вздохнул, уверенный, что никогда не сможет объяснить ей. – Я ни о чем не жалею. Но очевидно, что я здесь не желанный гость. Со временем это становится все яснее, а я всего лишь новинка. Что будет, если я стану чем-то большим?

Она непонимающе качала головой.

– Новинка…

– Я всего лишь имею в виду, что сейчас не представляю никому угрозы. Я невидим. Этого по-прежнему недостаточно. Никогда не будет достаточно. Лучше просто уехать, чем стать кем-то, кем я не являюсь, и после этого все еще быть угрозой.

Он снова вздохнул, чувствуя беспомощность перед лицом ее молчания и обиды.

– Мне жаль, если ты не видишь в ситуации то, что вижу я. Но мой отъезд правда к лучшему – для нас обоих.

Загадка и окончательность его слов повисла в воздухе между ними, а Эш взял чайник и налил Эви чай. Она отказалась пить его или встречаться с ним взглядом. Он не стал на нее давить, требуя объяснений, но она все равно отстранилась. Он пытался принять лучшее для них обоих решение до того, как все выйдет из-под контроля. Но угрюмо сидя друг напротив друга и уже не наслаждаясь тем, что окажется их последним воскресеньем вместе в качестве сотрудников «Книг Блумсбери», Эш вдруг ощутил ужасное предчувствие, что уже слишком поздно это останавливать.

Глава тридцать пятая

Правило № 22

Персонал должен всегда оставаться на рабочем месте, кроме тех случаев, когда обратное разрешено.

Септимус Фисби, главный хранитель печатных книг Британского музея, наносил ежеквартальный визит в «Книги Блумсбери» из находящегося неподалеку офиса. С ястребиным намерением он проводил все утро за просмотром недавних приобретений Фрэнка Аллена, которые неизменно находились в ящиках для пересылки или в тревожно высоких стопках на полу. Доктор Фисби был скандально известен в своей профессии тем, что ни разу не упустил ключевое приобретение – на аукционе или по совету.

Септимус Реджинальд Фисби получил свое имя от родителей, которые этим выбором явно обозначили желание, чтобы их ребенок в своей карьере был связан с прошлым. Ради этого он с отличием по английской филологии закончил Колледж Иисуса в Кембридже бок о бок с будущим вице-мастером Кристенсоном, чье пренебрежение к академическим достижениям Эви Стоун привело ее на нынешнюю работу продавщицей в «Книгах Блумсбери».

Как и Кристенсон, доктор Фисби избежал службы на Великой войне лишь удачной нехваткой шести месяцев возраста к ее концу. Оба, однако, выпустились как раз вовремя, чтобы добиться новой кембриджской ученой степени доктора философии. Докторская диссертация Фисби, посвященная английской драматургии в целом, была написана под руководством сэра Артура Квиллер-Кууча, профессора английской литературы короля Эдуарда VII, действительного члена Колледжа Иисуса и уважаемого ментора Дюморье, который переживал из-за «неумолимого» поглощения книг его подопечной. Амбициозный до неприличия, доктор Фисби выстроил карьеру в Британском музее в качестве хранителя и куратора в Отделе печатных книг, но сохранял свои связи с Кембриджем через внешнее членство во множестве советов, включая Сенат. Они с Кристенсоном оба были крайне разочарованы, когда последний совет проголосовал за то, чтобы разрешить женщинам полноценно выпускаться из Кембриджа незадолго до прибытия юной Эви Стоун, полной собственных амбиций и ястребиного намерения.

Свои визиты в «Книги Блумсбери» куратор начинал ровно в 9:30, прибывая в магазин в минуту, когда тот должен был открыться. Стоя там и нетерпеливо постукивая по часам на запястье, он часто пугал Вивьен своим напряженным хищным лицом, когда она подходила открыть двери на улицу. Один запоминающийся случай после серии странных обстоятельств завершился запертым между дверьми вестибюля доктором Фисби. Последовавшая взбучка персоналу привела к длительной подобострастности с их стороны – неискренней и незаслуженной.

Поэтому было несколько удивительно, когда он заявился в полдень в последний день февраля, за целый месяц до своего следующего ежеквартального визита.

– Доктор Фисби, – приветствовала его Вивьен. – Как ваши дела?

Как обычно кратко кивнув, Фисби проскользнул мимо нее на пути к лестнице.

– Сами подниметесь? – кинула ему вслед Вивьен, зная, что он не ответит. Она всегда испытывала к доктору Фисби неприязнь, но почти жалела, что у нее нет причины сопроводить его хотя бы для того, чтобы увидеть, как он отреагирует, встретив их новую сотрудницу.



Эви сидела на своей табуреточке перед шкафом, в котором хранились самые ценные антикварные книги магазина. После похода в Сады Кью с Эшем в прошлое воскресенье она была в подавленном настроении. На следующее утро он подал мистеру Даттону заявление об увольнении. Во время необычайно короткого собрания персонала мистер Даттон объявил, что Эш покинет свой пост к 14 апреля, началу нового года в его родном штате Мадрас. После того как Эви узнала о его решении, она едва ли парой слов перекинулась с Эшем. Влюбленность была ей слишком нова, чтобы она могла легко переступить через разбитое сердце. Справиться с ним – особенно учитывая участие в деле ее гордости – Эви могла только удалившись от всех.

Эви также была по-прежнему расстроена новостями, о которых ее предупредил Ярдли Синклер. Она продолжала посматривать на двери при малейшем звуке, почти ожидая увидеть там самого Стюарта Уэсли в качестве неизбежной части мира, из которого ее, по сути, изгнали. Эви попыталась оставить этот мир позади и не оглядываться – и как же удручающе было осознать, что даже отвести взгляд было не в ее силах.

Услышав звук приближающихся, а затем замерших шагов, Эви посмотрела за спину, чтобы увидеть на лестничной площадке показавшегося ей знакомым мужчину. Он стоял, наклонившись вперед, в открытое пространство, очень напоминая крючковатую столетнюю шелковицу, которую ей однажды показал Эш. От воспоминания Эви почувствовала еще один укол.

– Где мистер Аллен? – громко спросил мужчина.

– На распродаже имущества в Уэльсе, – спокойно ответила Эви. Он не пугал ее – он показался ей слишком карикатурным, чтобы вызывать тревогу.

– Хм. – Он оглядел комнату, затем снова посмотрел на нее сверху вниз. – А вы у нас?..

– Эвелин Стоун.

– Я хочу узнать, кто вы.

– Мистер Даттон принял меня в новом году, чтобы помочь составить каталог редких книг.

– Принял? Откуда?

– Из Гиртон-колледжа. В Кембридже.

Он издал странный фыркающий звук, каких она никогда прежде не слышала.

– Я знаю, где это. Я из Колледжа Иисуса. Септимус Фисби, доктор философии.

Эви тоже знала, кто он. Она достаточно часто слышала, как профессор Кинросс хвастался дружбой со знаменитым куратором. Она также видела его имя на письме Британского музея, которое разрешало Кинроссу изучать определенные архивные материалы в настолько ветхом состоянии, что доступ к ним был строго ограничен, кроме как в случаях чрезвычайной национальной важности. К счастью для Кинросса и его команды, доктор Септимус Фисби решил, что многолетнее мероприятие по составлению примечаний «Ярмарки тщеславия» попадало в эту категорию.

– Доктор Фисби. Конечно. – Эви встала. – Что привело вас сюда сегодня?

Он проигнорировал ее и огляделся.

– Аллен совершенно перестал здесь все контролировать. Как, черт возьми, мне найти что-то в этом беспорядке?

– Возможно, я смогу помочь.

Доктор Фисби подошел к столу и начал перелистывать один из оставшихся с последнего появления мистера Аллена в магазине каталогов «Сотбис».

– Глубоко сомневаюсь, – наконец запоздало ответил ей доктор Фисби.

Эви осталась стоять возле своей табуретки, с растущим подозрением наблюдая за тем, как он шарит по залу. Теперь он внимательно изучал текущую книгу годовых продаж.

– Я действительно считаю…

Он повернулся и шикнул на нее.

– Просто возвращайтесь к тому, чем вы там были заняты.

Она смотрела, как он пробрался к секции полок, посвященных концу георгианского периода, и начал шариться в них.

– Это все, что есть из конца 1820-х? – кинул он ей через сгорбленное плечо.

– Боюсь, не уверена. Книги здесь хранятся немного вразброс.

– Как хорошо вы их знаете?

– Достаточно хорошо, я бы сказала.

– И часто здесь все «вразброс», как вы сказали?

Она кивнула.

– И когда Аллен вернется?

– В понедельник.

Он наконец повернулся к ней, почти через силу, будто в остальных отношениях она была слишком неважной, чтобы обращаться напрямую.

– Тогда вы поможете мне. Я пытаюсь найти экземпляр книги 1827 года под названием «Мумия!».

Эви стала судорожно думать. Она была удивлена, что он вот так раскрыл ей все карты, но он явно не видел в ней никакой угрозы. Интересно, что Уэсли или Кинросс сказали бы доктору Фисби как о потенциальной стоимости книги, так и о ее собственном знании о ней. Кембридж и Британский музей часто соревновались в приобретении важных литературных артефактов для своих коллекций. Академики Кембриджа, должно быть, не слишком охотно делились информацией, учитывая, как мало Фисби пытался скрыть свой поиск от нее, пока книга не оказалась в его хватких сморщенных руках. Если только она не была слишком далеко за пределами его заботы, чтобы иметь значение. Все это становилось слишком запутанно. Каким-то образом ей нужно было обратить отсутствие его интереса к ней в свое преимущество.

– Боюсь, я не могу припомнить, чтобы видела здесь наверху эту книгу, – медленно ответила она, зная, что это скорее умолчание, чем откровенная ложь.

– Вы про нее знаете? – с нажимом спросил он.

Она беззаботно пожала плечами, пытаясь казаться настолько незаинтересованной, насколько возможно.

– Если вас интересует ранняя научная фантастика…

Он поднял руку, прерывая ее.

– Я заинтересован тем, в чем заинтересован. Не ваше дело пытаться угадать. Вы здесь только для того, чтобы помочь мне найти ее.

Теперь Эви была в состоянии кромешной внутренней паники.

– Я точно знаю, что мистер Аллен приобрел эту книгу на аукционе. Это было подтверждено моему, эм, знакомому. Людьми из «Сотбис». Книга здесь, а вы ее мне найдете.

Эви сглотнула.

– Боюсь, я не могу. На этом этаже такой книги нет.

– Тогда проверьте книги продаж на столе. Вплоть до сентября 1946-го. Судя по виду, вы если и продаете, то парочку старых книг в неделю, так что много времени это не займет.

Эви послушно подошла к столу и открыла четыре годовые книги, в которых отмечались продажи каждого отдела за неделю, пока доктор Фисби продолжил шарить по полкам. Она проводила дрожащим пальцем по каждой странице, но задачу выполняла быстро, учитывая годы исследовательской работы в Кембридже, недавнее изучение этих же книг и знание, что искомого в них нет. Через двадцать минут она подняла глаза и покачала головой. Доктор Фисби теперь стоял перед ней, и застывшее на лице выражение нетерпеливости сжимало его черты как тиски.

– Тогда проведите меня на другие этажи. Судя по хаосу этого отдела, книга может быть где угодно в магазине.

– Я не могу. Я не могу оставить пост.

– Определенно можете.

– Вообще-то нет, это правило магазина. Номер двадцать два.

Услышав отказ, он прожег Эви шокированным взглядом.

– Вы отведете меня на другие этажи и поможете найти то, что я ищу.

Эви покачала головой.

– Я правда не могу покидать этот этаж кроме как в обозначенные перерывы. Но если вы хотите попросить помощи у руководителей других отделов…

Теперь он изучал ее крайне внимательно. Она совершенно не могла его прочитать. Хотелось бы ей оценить, насколько он мог быть ей опасен. Она вернулась мыслями к Уэсли, Кинроссу и Кристенсону и ко всем знакам, пропущенным, пока она незамеченной и неотмеченной ломала глаза в многочисленных библиотеках Кембриджа. Эви знала, что должна быть внимательнее к тому, как другие на самом деле к ней относятся, но просто не могла этого разглядеть. Это был мир неписаных правил, и, в отличие от Грейс и Вивьен, Эви всегда относилась с приязнью к тому, что мистер Даттон их прописал.

Поэтому она отказала доктору Фисби еще один раз, надеясь, что он сдастся и попробует найти искомое другим путем. Надеясь, что положение было не настолько переломным и отчаянным, как ей начинало казаться. Надеясь, что, следуя правилам и не говоря ему в лицо откровенной лжи – в своем рвении он не стал более тщательно допрашивать ее, абсолютную сошку в его глазах, – она могла каким-то образом избежать его яда.

Не в первый раз Эви Стоун страшно недооценила ситуацию.

Глава тридцать шестая

Правило № 3

За любым недостойным персонала поведением в отношении покупателя или в целом последует немедленное увольнение

Септимус Фисби промаршировал прямо в задний кабинет, где Герберт Даттон тихо сидел с чашкой чая с куркумой, заваренной по совету Эша Рамасвами. Несмотря на то что он уже месяц как вернулся к работе, мистер Даттон по-прежнему страдал от целого ряда тревожных симптомов, включая постоянные проблемы с животом, периодические головные боли и неровное сердцебиение, поэтому он с огромной радостью воспользовался медицинским знанием мистера Рамасвами растений, по слухам, помогающих с такими бедами.

Доктор Фисби холодно встал перед мистером Даттоном и потребовал, чтобы девчонку с третьего этажа тут же уволили за нахальство, иначе он впредь будет делать закупки в другом месте. Он не поделился никакими деталями, считая, что одного его заявления было достаточно – убеждение, о котором он однажды безгранично пожалеет. Затем он чеканным шагом вышел из магазина с чувством полного удовлетворения, бормоча себе под нос, что вернется после обеда и рассчитывает, что девчонки к его моменту не будет и следа.

За тридцать два года работы в «Книгах Блумсбери» Герберт Даттон не был свидетелем увольнений. По его собственным правилам, такое право было у него одного. Впервые за время работы главным управляющим мистер Даттон пожалел об этой власти, но опасался, что его единственным выбором было воспользоваться ей. Отдел печатных книг Британского музея был самым крупным институциональным покупателем «Книг Блумсбери».

Мистер Даттон неохотно вызвал Эви. Сперва он попросил ее рассказать свою версию происшедшего из уважения к ней как сотруднице. Затем он напомнил, что, согласно правилам магазина номер два и шесть, она должна была отдавать приоритет нуждам покупателей и поддерживать репутацию магазина в качестве поставщика наилучших книг на высочайшем уровне. Наконец, он сообщил ей, что ее занятость в «Книгах Блумсбери» должна немедленно подойти к концу.

Эви в шоке стояла там, когда в кабинет влетела Грейс, а следом краем уха услышавшая о происходящем Вивьен. Алек должен был вскоре уйти на ранние коктейли с Норманом Мейлером, которого надеялся уговорить на будущую вечернюю лекцию. Аллан Уингейт недавно с большим успехом выпустил британское издание военного романа Мейлера «Нагие и мертвые», и в свете неудачи с Беккетом Алек жаждал продвинуть молодого начинающего автора без сопутствующих разногласий. Мастер-мореход Скотт уже обедал в пабе «Ягненок» у самого начала улицы. Эшвин Рамасвами, как обычно, ел за своим столом в подвале, не в курсе волнений, происходящих на первом этаже.

Мистер Даттон сидел там один, кротко смотря на трех женщин перед ним. Он заставил себя глубоко, медитативно дышать, как рекомендовал ему врач, все это время желая сбежать.

– Это невероятно! – восклицала Вивьен.

– Мисс Лоури, пожалуйста, – взмолился мистер Даттон, отчаянно стремясь сохранить порядок. – Я знаю, что мы все расстроены, но вам, как коллеге, приличествует не вмешиваться во взаимоотношения вашей коллеги. Без собственных управляющих или надзорных способностей…

– Ох, умоляю, – напористо сказала Вивьен, хлопая ладонью по краю стола, пока Грейс бросила ей незаметный взгляд предостережения. – Все знают, что Септимус Фисби – старый невротик без унции терпения или человечности. Давно пора было кому-то отказать ему в его нелепых требованиях.

– Мисс Лоури, прошу вас, если продолжите дерзить, у меня не будет другого выбора, кроме как и вас уволить.

На этих словах в дверях кабинета появился Алек.

– Что, черт возьми, происходит?

Герберт Даттон поднял в воздух обе ладони как будто в беспомощной капитуляции. Вивьен объяснила ситуацию Алеку, все это время не отворачивая гневного лица от мистера Даттона.

– Герберт, девочка здесь всего несколько недель, – сказал Алек почти умоляющим тоном, тоже заходя в комнату. – Конечно, мы должны дать ей еще один шанс?

Вивьен и Грейс обе обернулись к Алеку в открытом замешательстве.

Мистер Даттон покачал головой.

– Мне жаль, но это мое окончательное решение.

– Но она явно не…

– Я сказал, окончательное.

Никогда еще персонал не видел мистера Даттона даже близко таким резким, отчего Алек вылетел из кабинета Даттона – тоже впервые. В это мгновение Грейс, которая всегда остро чувствовала изменения в атмосфере – тщательно выучившись этому умению дома, – осознала величину того, чему они трое противостояли. В голове у нее стремительно пролетели все недавние разговоры о захвате, пока мистер Даттон сидел, основательно устроившись в кресле, впервые непоколебимый перед лицом чьих-то мольб и совершенно не осознающий, что действительно стояло на кону.

Грейс кинула Эви последний материнский взгляд, прежде чем принять решение, что лучшей программой действий будет добиться того, чтобы подобного больше никогда не случалось.

– Мистер Даттон, думаю, вы согласитесь, что в остальном за последние семь недель Эви проявила себя образцовой сотрудницей. – Грейс сохранила свой тон взвешенным. – И она по-прежнему на испытательном сроке, не достигшем еще трех месяцев работы, требующихся для увольнения согласно правилу сорок девять, верно?

Мистер Даттон кивнул, чувствуя облегчение от того, что в кои-то веки кто-то другой процитировал правила магазина.

– Значит, вы не будете компенсировать ей невыплаченную зарплату? – спросила Грейс.

Мистер Даттон снова кивнул в ответ. Грейс заметила, что Эви следит за ней с растущей смесью паники, ужаса и восхищения на лице.

– Тогда как персонал мы хотели бы внести небольшое предложение. Сделать Эви подарок, достаточно маленький. Сувенир, если хотите, на память о работе здесь, в магазине.

Мистер Даттон выпустил слышимый вздох облегчения, который не укрылся ни от кого из них.

– Конечно, мы все прекрасно помним о правилах, запрещающих сотрудникам совершать покупки любого рода, – спокойно продолжила Грейс.

Теперь мистер Даттон кивнул бойко, явно в облегчении от того, что ему больше не было нужды спорить с ними о самом увольнении.

– И мы все знаем, как это тяжело для человека, так страстно любящего книги, как мисс Стоун.

Он продолжил кивать, все это время делая глубокие вдохи.

– Можем ли мы предложить, чтобы Эви было разрешено забрать из магазина книгу, не из Отдела редких книг, конечно, учитывая их ценность… всего одну книгу по своему выбору, в качестве маленького сувенира на память о времени здесь, а также в благодарность от нас всех?

Эви уставилась на Грейс в открытом изумлении, а Вивьен начала тихонько отступать от стола в качестве знака умиротворения.

– Хорошо, – наконец пробормотал мистер Даттон. – Эви, возьми, что пожелаешь, из любого другого отдела. Я знаю, что ты была крайне прилежной и усердной сотрудницей. Мистер Аллен, в частности, крайне благодарен за все, что ты сделала в свете его собственного длительного отсутствия в последнее время. Я только прошу тебя быстрее собрать вещи и уйти до того, как вернется доктор Фисби. Это очень поможет разрешить нынешнюю напряженную ситуацию. Ты понимаешь?

Эви закусила нижнюю губу и посмотрела на ноги, обуреваемая одновременно сильнейшими эмоциями момента и словами, готовящимися сорваться с языка.

– Ну же, дитя, – мистер Даттон не мог сдержаться при виде ее расстройства. – Все будет в порядке. Я с огромным удовольствием предоставлю рекомендательное письмо, которое поможет тебе найти новую работу. Доктор Фисби, нужно признать, может быть довольно раздражительным и вспыльчивым. Я уверен, что со временем ты сможешь вложить свои очевидные таланты и упорство в новое мероприятие.

Эви попыталась выдавить прощающую улыбку, на которую он так явно надеялся, и когда она подняла свое посветлевшее лицо к его, его сердце снова смягчилось.

– Скажи мне, моя дорогая, ты знаешь, какую книгу хотела бы забрать с собой в качестве прощального подарка?

Эви кинула единственный взгляд на Грейс и Вивьен, подумала о Стюарте Уэсли, гуляющем по кембриджским улочкам, засыпанным пробками от шампанского и конфетти, и сказала, просто и решительно:

– «Мумию!»

Когда доктор Фисби вернулся после обеда, он чеканным шагом прошел прямо в кабинет мистера Даттона удостовериться, что девчонку выгнали, и потребовать должной помощи.

Мистеру Даттону было жалко Эви, но магазин гораздо больше нуждался в докторе Фисби и его кураторских делах. Британский музей закупался в «Книгах Блумсбери» почти сто лет. Поэтому он теперь сидел за столом с определенной степенью облегчения, все еще не чувствуя себя хорошо физически, но с уверенностью, что этот последний небольшой пожар был полностью потушен.

– Конечно, доктор Фисби. Какая-то редкая книга?

Перекошенные черты лица Септимуса Фисби начали снова возвращаться на место, когда он почувствовал восстановление уважения и порядка, которых требовал от тех, кто ему прислуживал.

– Да. Фрэнк полностью утратил контроль над своим отделом, а эта козявка открыто отказалась мне помогать.

– Мне ужасно жаль, что вы с этим столкнулись, – примирительно ответил мистер Даттон. – Как именно мы можем вам помочь?

– Я точно знаю, что Фрэнк приобрел определенную книгу на аукционе несколько лет назад, но наверху ее нигде нет.

– Возможно, она была продана? – мягко предположил мистер Даттон.

– Не будь дурачком. Я уже проверил. Она должна быть на другом этаже.

Мистер Даттон встал, не желая дальше раздражать куратора.

– Конечно. Я сам отведу вас в Отдел истории, и мы начнем оттуда. Если придется, мы все здесь перевернем вверх дном. Но я вас уверяю, мы найдем вашу книгу.

Мистер Даттон первым вышел из кабинета, чтобы сопроводить доктора Фисби на второй этаж. Когда бы мистер Даттон ни проходил по магазину, он всегда очень остро чувствовал важность своей должности главного управляющего. Его проблемное сердце наполнялось гордостью от того, что все вокруг работало гладко, как отлично отлаженные часы «Картье» на тонком запястье мисс Лоури. Каждое из пятидесяти одного правила строго исполнялось, и все было на своем месте.

Они еще не потеряли ни единой книги, несмотря на всю невнимательность Фрэнка. Герберт Даттон с высшей степенью уверенности поднялся на площадку второго этажа и посмотрел вниз на ангельски светлую шевелюру Алека на верхушке лестницы и угрюмое лицо и худощавую фигуру Вивьен за кассовой стойкой. Где-то снаружи по улицам бродила безутешная малютка Эви Стоун с прощальным подарком в виде книги внутри потрепанного кожаного портфеля, который всегда носила с собой. Мистер Даттон узнал ее особые качества с самого начала, с минуты, когда пришел в сознание, спасенный ими же – сообразительностью, усердностью и упорством. Его мучило чувство вины от воспоминания о том, как она спасла его жизнь. Так он должен был отплатить ей, чтобы выжили «Книги Блумсбери». Это просто бизнес, сказал он себе, оглядывая раскинувшееся внизу королевство. В бизнесе все должно было быть забыто и прощено, поскольку делалось ради единой желанной цели. Чтобы бизнес выживал, люди должны были уступать, а не наоборот. Ничего личного, напомнил он себе.

Доктор Фисби нетерпеливо ждал на ступеньку ниже площадки второго этажа, где стоял теперь мистер Даттон, оглядывающий свой маленький, но незыблемый мир. По правде сказать, он никогда не питал приязни к Септимусу Фисби. Но угождение покупателю было превыше всего, напомнил Даттон себе, ровно как совсем недавно напоминал Эви.

Нацепив самую любезную и отработанную улыбку, он повернулся к куратору и спросил:

– И как называется та книга, которую вы разыскиваете?



Так же быстро, как появилась, Эви Стоун исчезла.

Она не оставила адреса, поскольку ей не было положено каких-либо выплат. Мистер Даттон не обеспокоился записью ее данных в бумагах магазина при найме. Этот неожиданный просчет с его стороны отражал физическое нездоровье в тот момент, которое теперь быстро возвращалось из-за нового стресса.

Доктор Фисби твердо стоял на своей угрозе более не работать с магазином.

Фрэнк вернулся из Уэльса, чтобы узнать о пропаже в магазине редкого и бесценного тома, должного быть под его присмотром.

А мастер-мореход Скотт вернулся из паба, чтобы обнаружить, что в его отделе хранилась прорывная и историческая художественная работа.

И никто из них не мог предугадать, что эта самая книга, написанная семнадцатилетней девушкой, скоро перевернет миры готической литературы и научной фантастики с ног на голову.

Глава тридцать седьмая

Правило № 8

Персонал должен всегда демонстрировать учтивость, готовность и рвение

В «Книгах Блумсбери» вечер пятницы обычно был самым расслабленным временем за всю неделю, отображая настроение заглядывающих в магазин покупателей. Обычно это были маленькие группы студентов, освободившиеся от лекций, владельцы магазинов, не спешащие домой, и дамы из общества, только выпорхнувшие из парикмахерских и маникюрных салонов в ожидании вечерних мероприятий, отделенных от них многими часами.

Но в эту пятницу в магазине была гнетущая атмосфера, учитывая принудительное увольнение Эви на той неделе. Грейс и Вивьен ушли вместе ровно в 5:30, как обычно, но без единого слова мужчинам. Они несли черные сумочки перед собой, как щиты, будто желая показать, что с ними нельзя будет обойтись подобным образом. Впервые за последние годы Грейс не приблизилась к дверям кабинета мистера Даттона, чтобы бодро спросить:

– Вам ничего не нужно перед моим уходом, сэр?

Всегда уважительно относившийся к началу и концу рабочего дня сотрудников, мистер Даттон всегда качал головой с натянуто-вежливой улыбкой, осознавая, что перед ним самим зачастую еще стояли часы работы. Отказ Грейс поинтересоваться им сегодня был брошенной наземь перчаткой – если бы только он мог ее увидеть.

Эш тихо ушел домой вскоре после женщин, а за ним и мастер-мореход Скотт, который отправился ужинать в паб. Алек один стоял за кассой, когда в вестибюле возник лорд Баскин, вышедший на улицу из кеба.

– Вы пропустили все веселье, – криво усмехнулся Алек в приветствии.

– До меня дошли слухи. – Лорд Баскин кивнул в сторону кабинетов, где через окно были видны занятые беседой мистер Даттон и мистер Аллен.

Алек закрыл книгу закупок, которую поддавшаяся опасному настроению Вивьен совсем позабросила.

– Я как раз заканчиваю.

– Большие планы на вечер?

– Не особенно. У вас?

– Отправляюсь в Сайон-хаус на выходные. Не хочешь пропустить пинту в «Ягненке» перед тем, как отправиться домой?

Алек заколебался. Он все еще был обижен на мистера Даттона и не жаждал обнаружить, что лорд Баскин поддерживает увольнение Эви Стоун. Но, несмотря на свою злость, Алек напомнил себе, что граф всегда доказывал, что он крайне милосердный и бескрайне разумный владелец. Алек запихнул книгу заказов обратно под стойку и прошел через заднюю дверь кассовой стойки, чтобы присоединиться к нему.

Паб «Ягненок» стоял на самой северной оконечности Лэмбс-Кондюит-стрит. Выстроенный в 1729 году, своим нынешним фасадом он отображал смесь аскетичной георгианской архитектуры, замысловатого викторианского стиля и эдвардианского возвращения к чистым линиям восемнадцатого века. Внутри на центральном баре еще остались ширмы с подвижными стеклянными панелями, изначально предназначенные для того, чтобы скрывать посетителя от хозяина паба во время заказа, а также отделять разные классы клиентов друг от друга. Алека внутренне веселила мысль о том, что сто лет назад сына доктора редко можно было бы увидеть распивающим пинту с графом.

Нынешней хозяйкой была недавно овдовевшая миссис Бесси Розенберг. Она занялась пабом после смерти своего мужа Артура в 1944 году, но, по слухам, и сама страдала от растущих проблем со здоровьем. Зайдя с улицы, мужчины заметили, что мастер-мореход Скотт уже сидит внутри, беседуя с миссис Розенберг. Баскин мягко положил руку на спину Алека и направил его к маленькому круглому столику на противоположном конце комнаты.

– Я подозреваю, что нам понадобится уединение. – Лорд Баскин кивнул Алеку, чтобы тот сел первым на более удобное место на диванчике.

– В «Ягненке» едва ли можно найти уединение – Скотт здесь практически живет. – Алек оглядел зал. – Вы ранее упомянули Сайон-хаус.

Лорд Баскин кивнул.

– Герцог размышляет о том, чтобы открыть дом для публики – мы с матушкой обсуждали эту тему годами. Столько изменений. Чем я могу тебя угостить?