Лорелей Саварин

Цирк украденных сновидений

Фелисити, Августу, Мэри и Зелии: всегда оставайтесь мечтателями.
The Circus of Stolen Dreams

Text copyright © 2020 by Lorelei Savaryn

Jacket art copyright © by Matt Saunders

© Елизавета Павлова, перевод, 2021

© ООО «Феникс», оформление, 2023

© В оформлении книги использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com







Девочка, не отбрасывающая тени

В окне столовой отражались размытые очертания счастливой семьи за ужином: мама, папа и их единственный ребенок. Андреа пристально глядела сквозь призрачную безмолвную сцену на луну, пронизывающую их своим потусторонним светом, словно прожектор.

Семейные ужины всегда были шумными. Фрэнсис обычно рассказывал анекдоты из юмористического сборника и издавал нелепые звуки, чтобы рассмешить Андреа. Андреа подхватывала беседу, и слова лились из нее, словно быстрый поток воды, пока она в мельчайших подробностях оживленно рассказывала о том, как прошел ее день. Отец и мать смотрели друг на друга, то изумленно улыбаясь, то удивленно округляя глаза.

Теперь никто: ни родители, сидящие рядом с ней за столом, ни семья, расплывчатым пятном отражающаяся в окне, ни даже человек на луне – не знал, что делать. И от этого дом погрузился в тишину.

Андреа поддела вилкой кусок курицы.

Мать положила свою вилку и молитвенно сложила руки, толкая локтем отца.

– Ну скажи ей! – прошептала она, как будто Андреа ее не слышала.

Отец перемешал морковь в своей тарелке, а затем, хорошенько прокашлявшись, произнес:

– Мы с твоей матерью… Мы знаем, что тебе пришлось нелегко.

Дыхание Андреа участилось. Она сжала пальцы в кулак так, что ее ногти впились в ладони, оставляя полукруглые следы, похожие на уменьшенные копии небесного полумесяца.

– Но мы думаем, что пора отпустить, – продолжил он. – Зима наступает. Твоей матери нужно место в гараже.

– И мы думаем, что это будет благоразумно, Дреа, – мать пустым взглядом смотрела на прожилки дерева на обеденном столе. – Мы бы хотели, чтобы ты разобрала коробки и выбрала несколько его вещей, которые хочешь оставить на память.

Вся еда, которую Андреа съела за ужином, вдруг встала комом в ее животе, угрожая выйти наружу. Отец протянул руку, чтобы коснуться ее плеча, но Андреа отпрянула, прижавшись спиной к стулу. Вот уже три года Андреа винила его во всем: в разводе, в его визитах раз в неделю по воскресеньям и вынужденных сидениях за Фальшивыми Семейными Ужинами. Она даже пыталась обвинить его в том, что случилось с Фрэнсисом. Но, как и всегда, назойливое, пульсирующее чувство вины громко зазвучало где-то в темных глубинах ее сознания.

Это твоя вина, твоя вина, твоя вина.

Андреа отодвинула свой стул от пустующего места в конце стола: «Я не готова». Она воспользовалась тремя словами, которые избавляли ее от стольких вещей с тех пор, как это произошло. Домашняя работа, футбол, разговоры о той ночи, когда исчез Фрэнсис. Ей не хотелось рыться в вещах брата, но мысль о том, что коробки хотят выбросить, обнажила душевные раны Андреа, словно ластик, который жгучим болезненным трением стер все, что их прикрывало.

– Я больше не могу смотреть на них каждый раз, когда захожу в гараж, – отрезала мать. Ее голос дрогнул на последнем слове, разрывая его пополам, как будто слово было бумажным. – Завтра их заберут. Ты не обязана их перебирать. Мы просто хотели поставить тебя в известность. Пришло время.

Отец забарабанил пальцами по столешнице, затем вздохнул:

– Спасибо за ужин, Сус, – он взял свою тарелку и понес ее на кухню.

Мать наблюдала за Андреа потемневшими грустными глазами. Она на мгновение приоткрыла рот, словно собираясь сказать что-то еще, но вместо этого взяла свою тарелку и последовала за отцом, ссутулив плечи, как будто весь воздух откачали из ее груди.

– Хорошо, я посмотрю, – сказала Андреа, бросив смятую салфетку на тарелку, хотя уже не было никого, кто мог ее слышать. В доме стояла тишина, отягощенная словами, которые никто не решался произнести вот уже три года, с тех пор как исчез Фрэнсис.

* * *

Андреа побежала к себе в комнату, как только стих шум двигателя машины ее отца, чему предшествовали его крепкие объятия и «скоро увидимся», «всех люблю» – неловкие попытки отца преодолеть образовавшуюся между ними пропасть. Андреа сидела на полу, прижавшись спиной к кровати, обхватив серую подушку в форме звезды и глядя на книжную полку у стены напротив. Она собиралась с силами. Ее родители так легко об этом говорили. Словно отправка вещей Фрэнсиса в благотворительный фонд могла как-то исправить ситуацию. Словно избавление от принадлежавших ему вещей сотрет боль от его исчезновения.

Каждый день Андреа мечтала забыть о том, что случилось, избавиться от этого гнетущего чувства безмолвной вины, давящего на плечи, но она никогда не хотела вычеркнуть из своей памяти Фрэнсиса. Он был ее маленькой тенью. Андреа улыбалась, вспоминая все случаи, когда он ей докучал, например следуя за ней на велосипедной прогулке, и как его маленькие ножки изо всех сил крутили педали, чтобы поспеть за сестрой, которая однажды ехала так медленно, чтобы он не отставал от нее, что даже потеряла равновесие и упала с велосипеда. Раньше, читая истории про Питера Пэна, она никак не могла понять, почему мальчик так отчаянно хотел, чтобы Венди пришила ему к ногам его надоедливую тень.

Теперь она понимала.

Что бы ни делали другие люди, Андреа никогда бы не забыла своего брата, хотя многие выбрали именно забвение как способ смириться со странным исчезновением мальчика из его собственной комнаты посреди ночи. Дети, которые меняли тему разговора сразу, как только Андреа упоминала Фрэнсиса; сосед, который однажды сморозил ужасную глупость, заявив, что Андреа – везучая, ведь ей не надо ни с кем делиться. А теперь еще и родители решили избавиться от его вещей. Она хранила его внутри себя, в зияющей в ее сердце дыре, образованной этой Великой Потерей. Ее сердце кричало: «Он был здесь! Он был здесь!»

Несколькими минутами позже мать прошаркала по коридору и заглянула к Андреа.

– Я хочу немного посмотреть телевизор в своей комнате, – сказала она, касаясь пальцами дверной рамы. – Дай знать, если тебе что-то понадобится, хорошо?

– Хорошо.

– Я люблю тебя.

Мамины «я люблю тебя» звучали слишком отрывисто и слишком часто. Казалось, в них присутствовала какая-то заискивающая интонация, как будто невысказанная просьба принять ее заверения в том, что даже после всего случившегося она не оставит Андреа в беде.

Андреа еще крепче сжала подушку. Конечно, она любила свою маму, но иногда ей было трудно выдавливать из себя слова любви.

– Я тоже тебя люблю, – произнесла она чуть слышно.

Мать с облегчением выдохнула. Она ушла, дверь спальни Андреа щелкнула, закрывшись за ней.

Андреа подождала, пока не услышала, как мама начала привычно переключать телевизионные каналы, затем отбросила подушку и побежала вниз по лестнице, направляясь в гараж. Она должна покончить с этим или, по крайней мере, иметь возможность сказать, что пыталась это сделать.

Нажав выключатель, Андреа какое-то время привыкала к беспощадно яркому желтому свету. Электрическая лампочка над ее головой загудела, и Андреа медленно и неуверенно, словно пол под ней мог обрушиться, двинулась к куче вещей в углу, которую она избегала вот уже целых три года.

В семи поставленных друг на друга неподписанных картонных коробках умещалось почти все, что было связано с Фрэнсисом. В отличие от некоторых родителей, у которых пропал ребенок, мать Андреа спешно собрала его вещи уже на следующий день после того, как снег запорошил землю, дороги оледенели и полиция сообщила, что отзывает поисковиков. Полицейские решили, что кто-то среди ночи вскарабкался по шпалерам, проскользнул через открытое окно спальни и украл Фрэнсиса.

В ответ на эту новость ее мать, не в силах сидеть без дела, стала носиться по дому, отчаянно пытаясь занять свои руки и создать хоть какую-нибудь видимость порядка в этом хаосе. Потом каждый раз, как они приходили в гараж за машиной, Андреа замечала, с каким сожалением мама смотрит на эти коробки. Но до сих пор никто к ним так и не прикоснулся.

Андреа провела рукой по одной из коробок, оставив след на слое пыли. Разумом она понимала, что коробки не виноваты в случившемся, но ее ненависть к ним не становилась от этого меньше. Ненависть за то, что они тут стояли. За причину, по которой они оказались здесь, полные вещей Фрэнсиса, в то время как принадлежавшая ему половина их комнаты была пустой.

Пустой из-за нее.

Ее палец неуверенно скользнул под крышку одной из коробок, открыв ее. Внутри лежали десятки предметов: любимые картинки Фрэнсиса в рамках, одинокий синий носок, миниатюрная радужная пружинка. Андреа прижала бледную руку к карману своих джинсов, бережно ощупывая контур спрятанного там маленького предмета. Ее родители не знали, что она уже хранила как драгоценность нечто, принадлежавшее ее брату. Что-то, что она всегда держала при себе.

Это была такая нелепая мелочь, но Андреа не волновала бесполезность этой вещи. Ее родители тоже совершали бессмысленные поступки в первые месяцы после исчезновения Фрэнсиса. Мать спала, закутавшись в его одеяло, а отец не мигая, словно зомби, смотрел футбол в гостиной, как будто он все еще жил в их доме.

Это была последняя ниточка, связывающая ее с братом. В день, когда он исчез, она торопливо сунула эту безделушку в карман, надеясь вопреки здравому смыслу, что Фрэнсис оставил ей какую-то секретную подсказку – что-то, что поможет найти его.

Вещь оказалась бесполезной. Но это все равно было последним, что он оставил.

С найденных в коробке фотографий в ярких рамках на Андреа смотрели лица с застывшими улыбками – призраки тех, кем они были когда-то, – бестактно напоминая о том, как много они потеряли. На снимке, сделанном в жаркий летний день в фотостудии одного из торговых центров, вся семья позировала в однотипных нарядах: синих джинсах и белых футболках. Андреа и сейчас была одета в подобном стиле. В тот день после фотосессии они решили отправиться пить молочные коктейли. Андреа и Фрэнсис заказали себе по самой большой порции, пообещав родителям выпить все до дна. Но их маленькие желудки быстро наполнились, и вместо того, чтобы вылить коктейли, отец вызвался допить все сам. Дети потрясенно наблюдали, как он, отказываясь сдаваться, стойко держался до тех пор, пока не выпил все до последней капли. Теперь он был папой с тремя молочными коктейлями в животе и, подыгрывая общему веселью, заставлял их всех громко хохотать, с преувеличенной серьезностью предупреждая, что, если они не подержат его живот, он может взорваться прямо у них на глазах.

Воздух в гараже казался тяжелым, сдавливая грудь Андреа с каждой секундой все больше и больше.

– Простите, – сказала Андреа коробкам, сглатывая комок в горле. – Я больше не могу на вас смотреть.

И этой маленькой безделушки в ее кармане будет достаточно. Она не сможет выносить вид еще каких-либо вещей, напоминавших ей о пропавшем брате.

Андреа попятилась и схватила свой прислоненный к стене гаража велосипед. Надев шлем и оседлав велосипед, девочка с силой нажала на педали. Ее путь лежал мимо дома любопытной мисс Пенелопы – дамы, которая время от времени угощала их печеньем в жестяных банках и слишком часто выглядывала из своего большого окна. Андреа промчалась мимо детей, играющих в переулке в баскетбол. У многих из них были младшие братья и сестры, которые сидели на бордюре и жевали тянучки. Кто-то окликнул ее, но она сделала вид, что не услышала. Андреа неслась мимо вереницы домов, погруженных в ночную тишину, все дальше и дальше от своего дома до тех пор, пока мышцы на ее ногах не заныли. Затем она проехала еще немного.

Разбор коробок с вещами Фрэнсиса уже ничего не исправит. Андреа ощущала свежее осеннее дуновение на лице и могла лететь словно ветер на своем велосипеде. Она представляла, что находится где-то за тридевять земель. Там, где ничего плохого не может случиться. Там, где не исчезают братья.

Это была игра, в которую она играла сама с собой. Если она будет ехать достаточно быстро, может быть, она сможет сбежать от своей печали, чувства вины и боли в разбитом сердце. Если она будет ехать достаточно быстро, может быть, ей удастся все преодолеть.

Забудь свои печали

Андреа на велосипеде проскочила место, где заканчивалась дорога, и выехала на тропинку, ведущую через маленький мостик и парк в темный густой лес. С этим местом было многое связано. И сейчас при виде деревьев, озаренных оранжевым светом, на Андреа нахлынули воспоминания. Они с Фрэнсисом провели много дней в этом парке, играя здесь после обеда. Они катались на горках, вместе поедали крекеры и просили родителей раскачать их на качелях.

Иногда Фрэнсису снились зловещие сны об этом месте. В своих кошмарах он видел реку и злое дерево, которое хотело превратить его в камень. Фрэнсис видел страшные сны чаще, чем Андреа. Один сон повторялся вновь и вновь. Он снился и Андреа, и тогда девочка отчетливо чувствовала все то же, что и Фрэнсис, и от этого мурашки бежали по коже, словно она была в этом кошмарном сне вместе с братом.

Как только Андреа вошла в лес, яркий лунный свет указал ей путь, хотя она справилась бы и без него, потому что знала эту дорогу наизусть. Тропинка, петляя, должна привести ее по кругу обратно к дому. Но вначале, минуя овраги и заросли деревьев, Андреа оказалась на полянке, где днем на солнце отдыхают олени.

Воздух вокруг нее гудел, словно наполненный электрическими зарядами, как будто в любой момент могла ударить молния, хотя небо было безоблачным. Серебристые отблески лунного света трепетали на оставшихся на деревьях листьях. Лес был окутан атмосферой таинственности и печали, в воздухе витал сладковатый запах, как от маминой коробки с темным шоколадом.

Андреа сделала глубокий вдох, наполняя себя спокойствием леса, погружающегося в ночные сумерки. Стук ее сердца, бег мыслей и движения начали замедляться, пока она не стала такой же спокойной, как звезды, повисшие над ее головой.

Андреа спрыгнула с велосипеда и поставила его на выдвижную опору. Затем она окинула взглядом лес вокруг, задержавшись на столпе мягкого света. Луна теперь освещала корявое старое дерево рядом с тропинкой, бугристое и широкое от прожитых лет. Его узловатые ветви загибались вверх, напоминая тянущиеся к небу пальцы, а на похожем на запястье стволе висел обрывок листа бумаги, трепеща на ветру, словно желая вырваться на волю.

Свежеопавшие листья шуршали под кроссовками Андреа, когда она направлялась к дереву. В ее памяти всплыли листовки о розыске брата. Они были расклеены по всему городу в течение нескольких часов после того, как он исчез, и висели на рекламных столбах и витринах магазинов. Его фотографию показывали в вечерних новостях и на поисковых сайтах в интернете под заголовком «Пропал» и с номером телефона полиции внизу. Андреа была почти уверена, что на дереве висит обрывок листовки о Фрэнсисе, чудом уцелевший вопреки зимним холодам и весенним дождям, хотя прошло уже три года, с тех пор как соседи перестали оставлять у их двери мисочки с приготовленной едой в знак соболезнования, а выпуски новостей начали транслировать уже другие сюжеты. Она остановилась, кроссовки увязли в мягкой влажной земле.

Если там была фотография Фрэнсиса, поблекшая и потрепанная от времени, Андреа не хотела ее видеть.

Внезапный порыв холодного ветра, пролетев мимо нее, качнул ветви дерева, сорвав с них бумажный листок. Он кружил и кружил в воздухе, пока не прилип прямо к лицу девочки, будто не желая остаться без внимания. Андреа отлепила бумагу от лица. Ветер стих так же внезапно, как и начался, и лес снова погрузился в тишину, когда Андреа, переборов себя, взглянула на обрывок, который теперь держала в руках.

Плотная, пожелтевшая и загнувшаяся по краям бумага выглядела так, словно провисела на дереве сотни лет. В зависимости от того, куда падал лунный свет, она переливалась то золотом, то серебром. Слова, написанные замысловатыми буквами с завитками, обрамляли верх и низ рисунка, изображающего распахнутые полосатые цирковые шатры под небом, полным мерцающих звезд.

Андреа машинально зажала рот рукой, когда дошла до фразы «Забудь свои печали». Она столько всего перепробовала, пытаясь справиться с произошедшим: и гонки на велосипеде, и погружение с головой в учебу, и игры в карты с доктором Тэмми, который засыпал ее вопросами и вел себя так, будто они были друзьями.





Коробки тоже помогали ей справляться с этим.

Пока они стояли в гараже, Андреа могла в глубине души лелеять надежду, что однажды ее брат вернется домой. Она думала, что ее родители хранят эти коробки, потому что они тоже в глубине души верили в это. Но теперь, когда они были готовы раздать все вещи Фрэнсиса, невысказанная надежда, заключенная в этих коробках, растворилась в ночном небе, оставив в душе Андреа такую же пустоту, как и та, что останется в углу гаража, когда их увезут.

Это как раз то, что ей было нужно прямо сейчас, – избавиться от страданий. Если бы это было возможно, если бы объявление было правдивым и она на самом деле могла забыть свои горести хотя бы на некоторое время, Андреа приняла бы это приглашение, не раздумывая ни секунды.

Налетел еще один порыв ветра, поднимая листья с земли и кружа их вокруг Андреа. Он вырвал листок бумаги из ее пальцев и унес его в ночное небо.

Запах хвои, опавшей листвы и влажной земли после бури давно не удивляли Андреа: она привыкла к благоуханию этого леса, ведь столько лет уже она изучает его и катается здесь на велосипеде. Но этот внезапный порыв ветра принес с собой аромат, который был больше похож на запахи ярмарки, а не леса. Сахарная вата и корица. Подгоревшая карамель и хрустящие красные яблоки. Свежеприготовленный попкорн.

Чем бы это ни было, но что-то явно происходило. Что-то грандиозное. Огонек надежды зажегся в душе Андреа, когда луна пролила гипнотический желто-зеленый свет на лесную тропинку перед ней. Девочка схватила руль своего велосипеда и пошла вперед, следуя за лунным светом вверх по холму к краю заброшенной поляны.

Но поляна больше не была заброшенной.

Андреа ахнула, широко раскрыв глаза, и уронила велосипед в грязь.

Поляна была огорожена кованым забором, каждый столбик которого был увенчан остроконечной звездой с лучами, тянувшимися к небу. Забор закрывался высокими железными воротами. Андреа стояла неподалеку от них. Ворота были украшены причудливым узором из звезд и полумесяца, улыбающегося, словно он знал какой-то секрет, а наверху красовалась полукруглая надпись, выкованная из железа: «Замечтанье». Под ней была еще одна, более мелкими буквами: «Царство сновидений».

Даже сам воздух, витающий вокруг Замечтанья, притягивал ее словно магнит. Андреа не могла избавиться от мысли, что этот цирк искал именно ее и специально расположился там, где она была, хотя, конечно, глупо было так думать. Цирки переезжали из города в город, но ведь не ради же одной-единственной девочки.

Андреа шла вперед осторожными, размеренными шагами, пока не очутилась у ворот. Ее сердце неистово стучало в груди. Вспотевшими ладонями она схватилась за прутья решетки и стала всматриваться в то, что было за забором, не решаясь даже моргнуть, чтобы ничего не упустить.

За воротами мир Замечтанья оживленно гудел и сиял ярким светом. Люди смеялись, улыбались, ели яркую разноцветную сахарную вату на полосатых палочках. Андреа прижалась лбом к холодному забору и прищурилась.

Было что-то… особенное в этой снующей за забором толпе, состоящей из малолетних детей с непослушными спутанными волосами и долговязых подростков. Там, за забором, были только дети. Не было видно ни одного взрослого.

Дети бегали и прыгали вдоль длинных рядов с яркими торговыми лавочками, которые тянулись от самых ворот. На витринах висели большие вывески, сулящие огромный выбор восхитительных лакомств. В одной такой лавке розово-желтого цвета предлагались волшебные головокружительные леденцы на палочке. В соседней лавке, окрашенной в черный, как ночь, цвет, продавались отравленные яблоки, чтобы у вашего недруга, отведавшего плод, скрутило живот. Еще в одной лавке, построенной из деревянных дощечек, продавались диковинные вещи: измельченный рог единорога, цвета радуги в бутылках, окаменелые крылья феи. Андреа еще крепче вцепилась в прутья забора, ее голова шла кругом от предположений, какие еще чудеса могли продаваться в остальных лавочках.

Ярмарочные ряды, раскинувшиеся во все стороны, были заставлены шатрами. Казалось, верхушки шатров виднелись далеко за пределами огороженной территории: вряд ли она могла бы вместить такое небывалое количество строений. Все шатры были полосатыми и одинаковой расцветки, чередовались только цвета украшающих их звезд: они были то ярко-желтыми, то темно-синими. На верхушке каждого шатра развевался такой же полосатый вымпельный флаг.

Андреа сильно ущипнула себя за руку. Если бы она спала, то ничего не почувствовала бы. Она делала это десятки раз за последние три года: щипала себя снова и снова, даже через много недель после исчезновения Фрэнсиса. Девочка надеялась обнаружить однажды, что попала в ловушку ужасного, страшного сна и что, когда она проснется, увидит Фрэнсиса, безмятежно спящего на нижнем ярусе кровати. Но каждый раз девочка ощущала боль, и ей приходилось заново осознавать, что весь этот кошмар тяжелой утраты был настоящим.

Сейчас, у ворот Замечтанья, боль от щипка дала такой же ясный ответ на вопрос. Это место казалось почти нереальным. Но вот оно, манящее обещанием забвения и не менее реальное, чем все, что Андреа когда-либо видела.

Не стесняйся, заходи

«Пришла, чтобы забыть свои печали?»

Раздавшийся сзади в тишине вкрадчивый голос напугал Андреа. Она повернулась и увидела девочку лет девяти-десяти с приветливым выражением лица и длинными темными волнистыми волосами, которая стояла, упершись рукой в бедро. На ней был ярко-красный фрак с фалдами, черные рейтузы в обтяжку и блестящие сапожки для верховой езды, словно она была директором собственного маленького цирка. Девочка подняла подбородок вверх, ее лицо было таким бледным, что почти сияло в серебряном свете луны.

Андреа оглянулась на цирк и прошептала:

– Да. – В ее ответе слышались нотки мольбы.

– Ну конечно же да, – хихикнула девочка, – никто не попадает в Замечтанье случайно.

– Но как это возможно? – спросила Андреа. – Как можно обрести здесь забвение?

– Замечтанье всегда было рядом с теми, кто в этом нуждается. Оно ждет любого ребенка, который хочет избавиться от отчаяния. Замечтанье можно найти за поворотом горной тропы, за торговым центром в суетливом городе, на пустыре на краю пыльного старого поселка. А сейчас в этом лесу оно для тебя.

Для нее. И у каждого из этих детей, бегающих в Замечтанье, были какие-то беды, которые они хотели бы забыть. Андреа всегда считала, что у других все не так плохо. У многих детей, которых она знала, казалось, были идеальные жизни и неразбитые сердца. Осознание, что у нее так много общего с этими детьми, позволило Андреа чувствовать себя менее одинокой и придало ей храбрости.

Девочка чуть подалась вперед, протянув Андреа руку:

– Пойдем прямо сейчас. Я покажу тебе, как достать билет. Меня зовут Маргарет Грейс.

– А я Андреа, – сказала она, ощущая легкую дрожь в пальцах, – но у меня нет денег на билет.

Маргарет Грейс приглушила смешок, прикрыв рот бледной ладонью.

– О, у нас в ходу кое-что получше, чем деньги. Присоединяйся к нам, Андреа, – мягко сказала она. Ее губы дрогнули в нежной улыбке, образуя глубокие ямочки на щеках – по одной на каждой. Ее почти черные глаза, широко раскрытые в ожидании ответа, походили на шоколадное печенье в море белого молока.

– Все в порядке. Возьми меня за руку. Пора играть.

Андреа хотела войти. Может, это именно то, что ей нужно. Возможность забыть. Может, чувство вины и печали из-за утраты брата отступит и исчезнет из ее жизни. Девочка даже не оглянулась на лес, откуда пришла сюда. Она взяла руку Маргарет Грейс – пусть указывает путь.

* * *

Тонкие пальцы Маргарет Грейс обжигали кожу холодом, как если бы Андреа держалась за сосульку, а не за человеческую руку, но она терпела, стиснув зубы, надеясь узнать, как получить свой билет, прежде чем ее пальцы посинеют от обморожения.

В тени леса неподалеку от ворот спряталась деревянная будка, такая же золотая и сияющая, как звезда на верхушке рождественской елки. Надпись на табличке, сделанная тем же шрифтом, что был на листовке, гласила: «Билеты». Маргарет Грейс ободряюще посмотрела на Андреа и повела ее чуть дальше в потемневший лес. Андреа следовала за ней, пока они не достигли поляны, окутанной лунным светом, где между двумя высокими серебристыми березами, у которых почти все листья облетели, висел гамак, как будто сплетенный из нитей Румпельштильцхена.

– Стоимость входа – один твой сон, – прошептала Маргарет Грейс, словно делясь с Андреа захватывающим и ценным секретом, – но это не так и дорого, ведь ты всегда сможешь снова его увидеть в шатре снов в Замечтанье. Это то, что позволяет Замечтанью расти и меняться. Некоторые дети, которые приходят сюда, отдают хороший сон, чтобы потом переживать его снова и снова в шатре снов. А некоторые отдают свой кошмар, чтобы он наконец исчез и они его забыли.

Маргарет Грейс наклонилась ближе, ее голос стал еле слышным:

– А некоторые отказываются от воспоминаний. Это работает так же, как со снами, и это могут быть как хорошие, так и плохие воспоминания. Ты можешь снова их вернуть в шатре снов, а можешь навсегда забыть. Забыть на все время, пока ты здесь, – сказав это, она отпустила руку Андреа.

Андреа замерла, у нее перехватило дыхание. Она боялась выдохнуть, чтобы не разрушить хрупкую надежду, не развеять зыбкую магию заклинания, наложенного этой девочкой.

Маргарет Грейс вздохнула и улыбнулась:

– Ну, начнем. Мы оставим тебя здесь поспать ненадолго, – она указала на висящий между деревьями гамак, – ты отдашь нам один сон, а проснешься с билетом, который позволит тебе видеть все сны, какие ты только пожелаешь.

Андреа засунула свои окоченевшие пальцы в карман, сжав в ладошке маленькую вещицу, которая всегда была с ней. Все в ее жизни было так ужасно. Коробки в гараже. Пустое место за столом. Неослабевающее чувство вины.

Андреа никогда бы не смогла забыть Фрэнсиса, но она сможет забыть причину мучившей ее вины и печали. Она сможет забыть о ночи, когда он исчез.

Лицо Маргарет Грейс расплылось в широкой улыбке.

– Ты готова, не так ли?

Андреа кивнула. Воспоминание, от которого она хотела избавиться, скребло острыми когтями в ее душе. Она сделает все, чтобы забыть о той ночи, хотя бы ненадолго.

Прежде чем получить указания от Маргарет Грейс, Андреа забралась в гамак и уютно расположилась в нем. Маргарет встала на колени у изголовья Андреа и достала из-под рубашки небольшой кожаный мешочек.

– Сейчас ты должна дать имя своему сну. Мы выставляем названия снов снаружи шатров, чтобы дети примерно понимали, что они найдут внутри.

Андреа подняла голову и посмотрела через просвет в ветвях деревьев на яркие точки, мерцающие далеко в почерневшем небе. В горле снова образовался комок, и она опять попыталась сглотнуть его. Андреа так давно жила со своими воспоминаниями, что ей не составит труда дать им название. Сердце выстукивало пронзительный и тоскливый ритм, но впервые за три года она была почти свободна от тягостного чувства вины.

Внутри мягко трепетало. Облегчение. Облегчение. Облегчение.

– Ночь, когда ты ушел, – голос Андреа дрожал.

Маргарет Грейс вслед за Андреа взглянула на небо и медленно кивнула:

– Очень, очень хорошо.

Открыв мешочек, Маргарет Грейс вытащила щепотку сверкающего серебристого песка и высыпала его на ладонь.

– Теперь закрой глаза и повторяй за мной, – сказала Маргарет Грейс: – Я прошу Песочного Человека.

– Я прошу Песочного Человека.

– Увести меня.

– Увести меня.

– В страну сновидений, где я смогу играть.

– В страну сновидений, где я смогу играть.

Маргарет Грейс развеяла песок над закрытыми глазами Андреа, и сознание девочки стало расплывчатым, мысли путались и исчезали. В этом песке что-то было. Что-то в его мерцании. Что-то, что она хотела удержать.

Но было слишком поздно. Потому что в этот момент Андреа провалилась в глубокий сон.

Правила

Андреа вскочила. Она была почти уверена, что проснулась в своей комнате. Что Маргарет Грейс, огни Замечтанья, диковинный кожаный мешочек были просто странным сном, даже несмотря на то, что она ощущала боль, когда щипала себя у ворот цирка. Но гамак качнулся в сторону, заставив Андреа ухватиться за его плетеные золотистые края. Она крепко держалась за них, пока гамак не перестал качаться. Затем Андреа поднесла ладони к глазам, которые слезились и болели, как будто что-то в них попало. Ресница или пыль…

Серебряные песчинки.

Андреа усиленно терла глаза до тех пор, пока не избавилась от песчинок, причинявших боль. Все происходило на самом деле. Она действительно была здесь.

В этом промежуточном состоянии между сном и явью в голове Андреа еще мелькали обрывки воспоминаний, от которых она избавилась в обмен на входной билет. И дело было не столько в воспоминании, сколько в ощущении, что чего-то не хватает. Внутри нее теперь зияла дыра, необъяснимое чувство, словно она потеряла кусок пазла в темном и пыльном углу. По словам Маргарет Грейс, все то, что она отдала, будет использовано в Замечтанье и уже находится в шатре снов, так что теперь каждый ребенок сможет пережить эти ощущения, если захочет.

Свесив ноги с гамака, Андреа нащупала почву, и ей показалось, что сила гравитации, связывающая ее с землей, теперь стала слабее. Она потрясла головой, пытаясь избавиться от головокружения. Наконец ее взгляд сфокусировался на кожаном мешке, прибитом к одной из рядом стоящих берез.

Внутри него находился кусок пергамента, который переливался в свете полной луны. Андреа вытащила его из мешка.

На билете темно-синими чернилами было написано:



Пропуск в Замечтанье
«Царство сновидений»
Только на одну ночь
Полностью оплачен




Это был ее билет в Замечтанье.

У нее получилось. Она заработала этот входной билет!

Андреа повернулась на звук впереди и прошагала к билетной будке.

– Добро пожаловать в Замечтанье, – сказала Маргарет Грейс, ее глаза блестели. Она протянула ладонь. – Билет, пожалуйста.

Андреа предъявила свой билет. Маргарет Грейс одобрительно и жадно взглянула на него, затем сунула его куда-то под прилавок и оперлась на окошко.

– Есть несколько правил, которые ты должна принять, прежде чем зайдешь в Замечтанье, – сказала она, – в них нет ничего сложного, главное, не забывать соблюдать их, пока ты находишься здесь.

– Во-первых, – она подняла один палец, – Замечтанье – это страна сновидений. Очень важно, чтобы ты это помнила. Иногда грезы могут казаться очень реальными.

– Во-вторых, – она подняла второй палец, – сны такие, какие они есть, они уже сформировались. Не думай, что ты можешь изменить то, что в них происходит, это не так. Думай о них как о поездке в тематический парк. В некоторых снах у тебя есть выбор, но ты всегда следуешь по готовому пути. Если будешь придерживаться этого пути, то найдешь выход.

– В-третьих, – третий палец присоединился к двум другим, – что бы ты ни делала, не задерживайся слишком долго в кошмаре.

– И последнее, – она подняла четвертый палец. – Не пытайся вспомнить сон, который отдала за входной билет, пока не посмотришь его в шатре снов.

– Почему нет? – недоуменно спросила Андреа. – И что ты имеешь в виду под кошмарами?

Маргарет Грейс ободряюще улыбнулась Андреа:

– Таковы правила, дорогая. Сны могут быть коварными. Кошмары могут быть даже забавны, но если ты останешься слишком надолго в одном из них или попытаешься за пределами шатра снов возродить воспоминание, которым заплатила за свой билет, то твое сознание может отреагировать самым неожиданным образом. Ты будешь сбита с толку… и ничего хорошего из этого не выйдет. Конечно, кошмары тоже бывают увлекательными, но, как только ты поймешь, что это кошмар, быстро выходи из него. А если захочешь возродить отданное тобой воспоминание, то делай это только в шатре снов.

– Я не нарушу правила – сказала Андреа, пытаясь сохранить твердость в голосе. Она была уверена, что не захочет оставаться в кошмарах, какими бы они ни были. И она была больше чем уверена в том, что у нее не возникнет желания вспоминать то, о чем она так мечтала забыть.

– Чудесно! – просияла Маргарет Грейс. – Тогда подпиши это.

Она протянула листок бумаги с перьевой ручкой на веревочке:

– Это подтверждение того, что тебе рассказали правила и ты понимаешь свою ответственность за их соблюдение. И если ты совершишь ошибку, в этом не будет нашей вины.

Андреа без колебаний подписала бумагу.

Маргарет Грейс одобрительно посмотрела на подпись Андреа:

– Ну что ж, теперь настало самое время, не так ли?

Андреа кивнула, ее глаза были широко открыты, а сердце взволнованно билось в ожидании ночи забвения.

Маргарет Грейс вышла из будки, и обе девочки целеустремленно двинулись к воротам Замечтанья, остановившись рядом с широким металлическим рычагом, воткнутым в землю.

– Добро пожаловать в Замечтанье, – произнесла Маргарет Грейс и надавила на рычаг. Андреа наблюдала, как внушительные ворота Замечтанья открывались перед ней с пронзительным скрипом.

Тепло, шум и вкусные ароматы Замечтанья обволокли Андреа, проникли в нее через кожу и легкие и наполнили всю ее, когда она с надеждой шагнула внутрь.

Пенни

Андреа зашла в освещенные яркими огнями ярмарочные ряды, которые были полны детей со всех концов света. Их лица расплылись в улыбках, когда за ней закрылись ворота. Дети, черноглазые и темноволосые, зеленоглазые и светловолосые, голубоглазые и рыжеволосые во всех возможных комбинациях, бегали из лавочки в лавочку. Они сновали по ярмарочным рядам в сари и спортивных штанах, в льняных рубашках и синих джинсах. Некоторые носили наряды, которые Андреа видела только на фотографиях во время занятий по обществознанию, так как они вообще были из другого века. Девочки в платьях с большими красными бантами и мальчики в шортах и гольфах почти до колен. У одних одежда была запачкана и изорвана, у других – чистая и хорошо выглаженная. Многие дети держали в руках какое-нибудь вкусное лакомство.

Труба на крыше конфетной лавочки пыхтела, выбрасывая в воздух Замечтанья пары жженого сахара. Эти ароматы напомнили Андреа о том, как мало она съела за ужином и как было бы здорово раздобыть немного еды. Ароматами сладостей хотелось наслаждаться, смакуя их, как последние страницы любимой книги. Замечтанье и правда напоминало книгу, прошитую еле заметными золотыми волшебными нитями, проходящими через шатры и лавочки и даже сквозь воздух, скрепляя все это в одно целое. Каждая лавочка – новая страница. Каждый шатер – отдельная глава. А ворота Замечтанья – твердый переплет этой волшебной книги. Андреа как губка впитывала каждую деталь, наслаждаясь ею и сохраняя ее в глубинах своей души. Чем бы ни оказалось Замечтанье, теперь оно стало ее частью. И когда ей придется перевернуть последнюю страницу проведенного здесь времени, когда она наконец-то проснется от всех сновидений, которыми было наполнено Замечтанье, ей будет трудно расстаться со всем этим.

– Ты здесь новенькая?

Девочка примерно того же возраста, что и Андреа, внезапно остановилась перед ней. На ее полноватой фигуре было платье василькового цвета, а на ногах блестящие черно-белые туфельки. Рыжие волосы были заплетены в косички, а пухлые щечки и переносица были усыпаны рыжевато-коричневыми веснушками. Девочка выглядела так, будто ей нужно было выспаться. Под глазами залегли глубокие фиолетовые круги. Андреа были знакомы такие круги: она часто видела их на лице матери после развода.

– Да, – ответила Андреа, – а как ты узнала?

Какой бы изнуренной ни выглядела эта девочка, она точно не чувствовала усталости.

– Во-первых, ты смотришь на все такими глазами, как будто говоришь: «О Боже, это место настоящее?» Это совершенно естественно, между прочим. У всех новичков здесь такое лицо. Иногда даже у меня все еще бывает такое лицо, – девочка окинула взглядом местность, как будто она была здесь хозяйкой. – Замечтанье изумительно.

Андреа сунула руку в карман, чтобы прикоснуться к предмету, который там лежал, хотя она и не могла вспомнить, почему он там вообще находится и почему она потянулась к нему сейчас. Она чуть не вытащила его, чтобы рассмотреть, но девочка схватила ее за запястье и крепко сжала его.

– Я Пенни. Пенни Перивинкл, – она подошла ближе, – и у меня потрясающее предчувствие, что мы с тобой станем подругами. У меня здесь, конечно, много друзей, но я всегда готова находить новых.

Андреа улыбнулась. Что-то в Пенни было удивительно знакомым в этом странном месте. Впервые за долгое время кто-то так радовался встрече с Андреа. За последние несколько лет она отдалилась от других детей. В школе во время обеда и на переменах она читала книги, чтобы как можно реже бывать на виду.

Сердце Андреа сжалось от этой мысли. Она помнила, что вела себя подобным образом, но как и в случае с непонятным предметом в кармане, причина этого ускользала от нее. Наверное, воспоминания, которые она отдала за свой билет сюда, тоже таились в том пыльном углу, и это был побочный эффект забвения. А если это было так, то эти воспоминания ничего хорошего ей не сулят.

– А я Андреа Мерфи.

Усталые глаза Пенни заблестели:

– Что ж, Андреа Мерфи, приготовься к главной ночи в своей жизни. И ни о чем не беспокойся. Я тут все знаю. Я могу показать тебе лучшие шатры, лучшие аттракционы, лучшую еду.

Как раз в этот момент в животе Андреа громко заурчало. Она обхватила его руками, пытаясь заглушить этот звук.

– О боже! Ты пришла в правильное место, чтобы попировать вдоволь.

Она дернула Андреа за руку и потянула ее за собой вдоль ярмарочного ряда к лавочке под названием «Еда по твоему хотению». У входа Пенни подала Андреа знак подождать ее снаружи и вышла обратно с подносом, доверху заваленным едой, о которой мечтает каждый ребенок.

– Это все очень вкусно, – сказала Пенни, – но песочное печенье мое самое любимое.

Шоколадные вафли с горкой взбитых сливок; песочное печенье; картофель фри с целой чашей кетчупа; нанизанная на палочку идеально спелая клубника, припорошенная белоснежной пудрой; мороженое, посыпанное корицей. И конфеты. Целая куча конфет, включая и тот леденец на палочке, который Андреа видела на знаке за воротами. Андреа набивала полный рот, она ела и ела, пока полностью не утолила свой голод. Это было намного лучше, чем их Фальшивый Семейный Ужин с неловким молчанием и водянистой морковью.

– Боже, как же ты была голодна! – Пенни хихикнула. – Убедись, что находишься вдали от любых твердых предметов, когда ешь это, – она предупредительно указала на леденец на палочке, и ее глаза с фиолетовыми кругами наполнились озорством. – От них кружится голова. Но это супервесело!

Леденец, разделенный на две части – фиолетово-розовый верх и ярко-желтый низ, – выглядел довольно безобидным. Андреа осторожно лизнула его сверху, ощутив кисло-сладкий вкус нагретой солнцем малины. Когда она лизнула желтый низ леденца, у нее свело губы и язык от кислинки свежевыжатого лимонного сока. Она вспомнила, как бабушка помешивала старой деревянной ложкой сахар в кувшине с лимонным соком. Это освежило Андреа, как прекрасный летний день.

Мир перед Андреа покачнулся, затем встал на место. Она усмехнулась и снова лизнула леденец. Все перевернулось, затем завертелось у нее перед глазами, как будто она была на карусели, которая кружилась так быстро, что все вокруг казалось смазанным.

Андреа лизнула конфету еще раз, и ее ноги перестали слушаться, из-за чего она потеряла равновесие, а огоньки и лавочки слились в одно яркое пятно. Пенни визжала от радости где-то рядом с ней или за ней – Андреа уже не могла точно определить.

– Правда, здорово? – Пенни встала рядом с Андреа, удерживая ее в вертикальном положении.

Радостная, затаившая дыхание и счастливая Андреа, чтобы не упасть, ухватилась за столбик и держалась за него, пока мир не перестал вращаться:

– Это было здорово! Я должна рассказать Фрэнсису об этом месте.

– А кто такой Фрэнсис?

– Это мой младший брат.

Андреа стала рыхлить кроссовками грунт на дорожке, пытаясь прогнать чувство вины, вдруг пронзившее ее сердце. Она не понимала, почему почувствовала вину при упоминании имени брата. Наверное, потому что она не привела его сюда? Надо бы это исправить поскорее, если выдастся такая возможность. Ему ведь нелегко пришлось, когда их родители разводились. Она была уверена, что в Замечтанье и для него найдется местечко.

Как раз в этот момент рослый, крепкий мальчик направился к тому месту, где стояли Андреа и Пенни.

– О! Это Мигель, один из моих друзей. Привет, Мигель! – закричала Пенни.

Мальчик посмотрел на них, но не остановился и не помахал ей в ответ. Он продолжал идти так, как будто не видел их, и вскоре скрылся в лавочке, которая располагалась через одну от них.

– Может, он не признал меня, – сказала Пенни, обращаясь к самой себе, уставившись в землю. – Черт возьми, здесь так много детей, что всех, наверное, трудно запомнить.

Андреа сощурилась, оглядывая Пенни. Что-то в ее одежде, даже в некоторых словах, вроде этого черт возьми, напоминало ей кого-то из… нет, не сейчас.

Пенни уже забыла о неловкой встрече и широко улыбалась, демонстрируя небольшой зазор между двумя передними зубами:

– Знаешь что? Думаю, пришло время посетить твой первый шатер снов.

Резкий всплеск адреналина заставил сердце Андреа биться быстрее. Еда была чудесной, но вот это было тем, за чем она сюда пришла. Сбежать в сновидение, чтобы забыть свои печали, как сулила та афиша.

Андреа схватила Пенни за руку. Потому что, чем бы ни была ее печаль, но что-то зияющее и бездонное, затягивающее, словно черная дыра, бесследно исчезло в этом месте.

И было так здорово просто не помнить.

Волшебный зонт и Башня Сновидений

Гигантская башня с часами стояла посреди Замечтанья. От башни в разные стороны, словно нити паутины, тянулись ряды, вдоль которых были разбиты полосатые шатры. Рядом с башней крутилась сияющая гирляндами из лампочек карусель с серебристыми и синими лошадками, вращающимися на золотистых столбиках. Звуки смеха и громкой карнавальной музыки пролетали эхом над главной площадью Замечтанья, яркой, как шарик апельсинового щербета.

Ноги Андреа непроизвольно двигались в такт музыке. Шаг, шаг, назад. Шаг, шаг, назад. Танцевальные движения, которым ее научил отец когда-то давным-давно, в жизни, которая была в миллионе километров отсюда.

Пенни широким жестом указала на площадь, ее глаза светились гордостью: «Та-да!»

Огромная полная луна нависла над башней, построенной из гладких блоков мерцающего камня. На входе в башню была установлена массивная металлическая дверь с гигантским замком. Над дверью была надпись, выполненная такими же витиеватыми буквами, как и повсюду в Замечтанье: «Хранилище Снов».

– Что значит «Хранилище Снов»? – спросила Андреа.

– Это место, где Песочный Человек хранит свой песок. Ты ведь помнишь те песчинки, которыми посыпали твои глаза, чтобы ты могла получить билет в Замечтанье? Песочный Человек запирает их в башне. Никому не нужно, чтобы толпа детей разбрасывала волшебный снотворный песок повсюду.

Пенни повела Андреа вперед к одному из рядов, ведь им еще столько нужно было посмотреть. Но Андреа остановилась, глядя на часы. Их циферблат выглядел необыкновенно, она никогда не видела раньше ничего подобного.

Циферблат был разделен на две части, а в середине его находилось изображение забавного хитро улыбающегося старика в ночном колпаке. В верхней части циферблата было написано: «Усни», а в нижней – «Проснись». Единственная стрелка шла прямо от носа старика и теперь указывала на букву «У» слова «Усни».

– Это Часы Сновидений, – пояснила Пенни, выпустив руку Андреа.

Обе девочки уставились на башенные часы, запрокинув головы.

– Говорят, на циферблате изображен сам Песочный Человек. Он с помощью своего волшебного зонтика управляет Замечтаньем. Он директор цирка. И он очень могущественный.

– Песочный Человек настоящий? А я думала, что это просто чья-то причудливая выдумка.

– Ну конечно же, он настоящий, – пожала плечами Пенни, – но, если хочешь знать мое мнение, он не очень-то и похож на эту картинку.

– А зачем ему зонтик?

Пенни повернулась к Андреа, сощурив глаза так, что они превратились в два полумесяца.

– Зонт – это все! Когда ты уснула в гамаке, твой сон превратился в рисунок, и этот рисунок спрятали в зонтике Песочного Человека вместе со всеми другими снами. И он стал реальностью. Я знаю это, потому что я знаю Песочного Человека… На самом деле мы с ним отличные друзья… Он сделал для меня специальный шатер, наполнив его моим самым большим желанием в целом свете. И я видела, как он это сделал. Я видела, как его зонт поднимается в воздух и вращается, вращается… Черный ключ от двери в Хранилище Снов свисал недвижно посреди тысяч кружащихся снов. О, Андреа, – голос Пенни был протяжным и мягким, – я надеюсь, у тебя будет шанс это увидеть.

Андреа тоже на это надеялась. Она пристально смотрела на человека на часах, представляя, каково было бы встретить его у цирка, построенного из снов, и увидеть его зонтик, наполненный образами из грез детей, пришедших сюда играть.

– А эти часы показывают, когда наша ночь здесь подходит к концу?

– Думаю, да, – отозвалась Пенни. – С тех пор как я здесь, стрелка еще ни разу не двигалась, но ты же знаешь, время в снах всегда ведет себя странно.

Это было правдой. Андреа видела сны, в которых время ощущалось как долгие часы, а на самом деле они длились лишь несколько секунд, и наоборот, короткие сновидения, которые в реальности длились большую часть ночи. В одном только Андреа была уверена: она хотела как можно больше узнать о Замечтанье, прежде чем вернуться в реальный мир утром.

Андреа отошла от Пенни, ее как магнитом тянуло к одному шатру на краю дорожки. Она остановилась возле вывески шатра, выполненной из серебряной бумаги.

«Река Рут». Над словами было изображение мерцающей ивы.

Шатер манил ее, его стенки то раздувались, то спадали от ветра в такт дыханию Андреа.

– Нет! – Пенни дернула Андреа за руку, прервав ее мысли. – Поверь мне, ты еще не готова к этому шатру. И даже когда будешь готова, ты захочешь держаться от него подальше.

Девочки направились обратно к приветливым огням площади, оставляя позади шатер «Река Рут» и его странное притяжение.

– Но почему? – спросила Андреа.

– Не спорь, потому что это то, как ты выбираешь свой сон, – сказала Пенни. – Ты когда-нибудь хотела сделать то, что в реальной жизни было бы невозможно? Что-то, что требует волшебства?

Они продолжали идти по площади. Андреа перестала думать о шатре «Река Рут», ведь теперь ее занимали забытые детские мечты: тайные силы, сверхспособности, сказочные замки, чудесные сады и никогда не заканчивающиеся дни рождения. Она никак не могла выбрать, о какой мечте лучше рассказать в первую очередь.

– Мне всегда хотелось научиться летать, – наконец произнесла Андреа.

– Ух ты! – воскликнула Пенни. – Ну, в таком случае я точно знаю, с чего нам следует начать. Следуй за мной!

Они прошли сквозь группу детей, у многих из которых были такие же темные круги под глазами, как у Пенни. Пробегая мимо одной из лавочек, Андреа мельком увидела собственное отражение в зеркале, установленном в витрине. Ее лицо все еще выглядело нормально, хотя зеркало могло и приукрашивать, потому что ее средней длины светлые волосы в отражении казались бесконечно длинными, плывущими за ней по невидимому ветру. Она всегда хотела длинные волосы. Как будто это зеркало читало ее мысли и угадывало желания.

Они ускорили шаг, двигаясь по извилистой дорожке мимо рядов, плотно заставленных сверкающими цирковыми шатрами. Столько снов в одном пространстве. Андреа могла выбрать любой из них. Воздух вокруг гудел, как будто в предвкушении чего-то грандиозного, заставляя кровь бурлить в венах Андреа.

Пенни наклонилась и уперлась руками в колени, переводя дыхание. Она запыхалась, и у нее порозовели щеки.

– Мы на месте, – пропыхтела она, – мы пришли.

Андреа подошла поближе к вывеске, чтобы прочитать название шатра. Там значилось всего одно слово: «Полет», а над ним была изображена птица.

– Все здесь наполнено снами, наделяющими детей силой, которую они никогда не смогли бы иметь в реальной жизни, – сказала Пенни, – и это самое подходящее место для начала.

– Это хороший сон? – спросила Андреа, вспомнив предостережение Маргарет Грейс о кошмарах.

– О да! – лиловые глаза Пенни засияли, и она сжала ладони перед грудью. – Почти совершенство!

Андреа медленно приближалась к входу в шатер, ей хотелось насладиться этим моментом. Полотно шатра развевалось, хлопая, как полосатые крылья бабочки на ветру. Сверкающий белый цвет ярко вырисовывался на фоне темно-синих полосок, привлекая Андреа насыщенностью красок. Шатер заманчиво возвышался перед Андреа, устремившись острой верхушкой к звездному небу. Андреа протянула руку, проводя тыльной стороной пальца по бархатистой ткани. Хотя шатер был закреплен на земле, он задрожал от ее нежного и неуверенного прикосновения, будто вопрошая Андреа невидимым взглядом. Он ласково и тихо пульсировал. Андреа медленно и осторожно убрала руку, словно одно неверное движение – и шатер может подняться и улететь, навсегда исчезнув из виду. Безмолвно Андреа и шатер пришли к тихому взаимопониманию. Она пообещала обращаться с ним бережно. Шатер позволил ей остаться.

– Ты готова?

Андреа подпрыгнула, голос Пенни вернул ее к шумной реальности.

– Ты должна собраться, перед тем как войти, – продолжала Пенни, – это мгновенно впечатляет.

– Что впечатляет? – спросила Андреа.

Но ответ Пенни заглушил порыв ветра, который пронесся мимо лица Андреа, когда она открыла шатер и зашла внутрь.

– Ну, поехали, – шепнула сама себе Андреа, когда с широко открытыми глазами и взволнованно бьющимся сердцем проваливалась в свой первый в Замечтанье сон.

Полет

Андреа не могла набрать в легкие воздуха: ветер так сильно дул ей в лицо, что, куда бы она ни поворачивалась, она никак не могла сделать вдох. Однако все ее страхи и растерянность как рукой сняло, когда теплый, пронизанный солнцем свет отразился от ее… крыльев!

Андреа стала огромной птицей с сияющими рубиново-красными крыльями. Она парила над землей, пропуская через себя тепло солнечных лучей. Пенни превратилась в синюю птицу, с крыльями цвета воды в бассейне жарким летним днем. Но лицо Пенни оставалось прежним. Все та же девочка. Все еще человек.

В это трудно было поверить! Но это происходило здесь и сейчас, прямо у нее перед глазами. Андреа могла прикоснуться, почувствовать запах, ощутить магию, проходящую сквозь нее. Этот сон не мог уместиться в пределах одного шатра. Ведь все, что происходило, не транслировалось на каком-то экране. И это был не просто аттракцион с ездой по ухабистыми деревянным дорожкам. Это был целый мир. И она летела сквозь него.

Пенни парила чуть ниже Андреа, ее крылья ярко выделялись на фоне блеклых тонов земли внизу. Она визжала, ее голос был звонкий, как у птицы:

– Разве может быть что-то лучше этого?

Душа Андреа рвалась наружу, будто стремилась покинуть ее тело. Внизу виднелся густой лес, а над ними красовалась пушистая вата облаков. На небе виднелись розовые проблески заходящего солнца. Вдали за облаками брезжил серебристый свет луны.

Андреа рванула вверх, хлопнув крыльями и разметав толстый слой пушистого облака, словно распечатав какой-то тщательно хранящийся секрет, и вдруг ощутила резкий солоноватый привкус на языке.

Пенни приблизилась к ней: