Шуршание карандаша по бумаге прекращается. Мальчик не поднимает головы, но через секунду кладет карандаш на правильное место в ряду и передает ей раскраску.

Сомер смотрит на рисунок, затем резко выдыхает, неожиданно сообразив, что это такое.

* * *

– Что случилось? – спрашивает Эв.

Сомер стоит у доски и смотрит на фотографии по делу Моргана. Кухня Марины Фишер, порванное вечернее платье, пустая бутылка из-под шампанского, снимки Калеба, сделанные в Центре консультативной помощи изнасилованным.

Эв встает и подходит к ней, и Сомер наконец замечает ее присутствие.

– Прости, – говорит она, – я тебя не заметила.

– Что у тебя там?

Сомер опять поворачивается к доске:

– Я только что видела Тобина Фишера. Он сидел внизу и ждал, пока допросят его мать. У него с собой была раскраска – одно из тех «образовательных» пособий, которые покупают для своих детей мамаши вроде Фишер. Иллюстрации из Шекспира, из греческих мифов – все в таком роде.

– Ну, ясно, – медленно говорит Эв, не понимая, к чему та ведет. – А суть-то в чем?

– Суть в том, что до этого Тобин последовательно раскрашивал рисунки от начала. Однако тот, которым он сейчас занимался, почти в конце. А до него – пустые рисунки. Наверняка он намеренно выбрал этот.

– И что?

– А вот что. На рисунке, которым он сейчас занимается, Георгий и дракон. В руководстве к раскраске говорится, что дракона нужно раскрашивать в различные оттенки зеленого, но Тобин полностью это игнорирует. С другими картинками он ничего не игнорировал. Я проверяла.

Эв хмурится:

– Так каким цветом он раскрашивал дракона?

– Красным, – отвечает Сомер. – Одним оттенком красного. – Она морщится. – И это кое-что мне напомнило.

Она указывает на одну из фотографий на доске. На ней Морган снят сзади. Видна его голова, спина, шея и татуировка на левом плече.

Красный дракон.

* * *

Дежурный надзиратель со щелчком распахивает дверь и отходит в сторонку, чтобы пропустить адвоката.

– Дайте мне знать, когда закончите.

Пенелопа Макхью кивает:

– Спасибо.

Она ждет, когда сержант выйдет в коридор, и только после этого проходит в камеру.

Ее клиент сидит на узкой койке, подперев голову руками. Тост и каша на подносе стоят нетронутыми. У клиента под мышками огромные влажные пятна. Это не должно бы удивлять ее; она уже давно делает свою работу, у нее в клиентах бывали подозреваемые в убийствах. Однако ей никогда не доводилось иметь дело с действующим детективом-инспектором.

Она старается пореже вдыхать горячий воздух, пропитанный запахами пота, мочи и отчаяния.

– Между прочим, мы могли бы встретиться в комнате для консультаций.

Он поднимает голову:

– Я обойдусь без того, чтобы еще раз пройти наверх дорогой стыда.

Это ужасно – то, как быстро человеческое существо разваливается на куски. Она знает этого мужчину – знает много лет, – но сейчас видит перед собой призрак его прежнего. Не осталось ничего: ни спокойной властности, ни ощущения скрытой силы, которую жестко держат под контролем. Он выглядит опустошенным, измученным, в морщинки вокруг его глаз въелась паранойя…

– Мне нужно поговорить с тобой.

Даже его голос стал слабее.

Макхью делает шаг вперед:

– Ладно. Давай.

– Я много думал… вся эта история… ДНК, машина, сперма… в этом нет никакого смысла.

Она язвительно усмехается:

– Сколько раз я это слышала.

– У меня этому есть только одно объяснение. Есть только один вариант, при котором все складывается в четкую картину.

Она хмурится. Он говорит слишком быстро, его глаза слишком широко раскрыты. Если б она не знала его, то подумала бы, что он не в себе. Или под кайфом.

– Улики… все было спланировано. Меня подставили.

Слова падают, как капли свинца. Виновные – все они так говорят. А ей очень не хочется, чтобы этот человек оказался среди них.

Вероятно, он что-то увидел в ее лице, потому что встает и подходит к ней. Она вынуждена прилагать все силы, чтобы не попятиться.

– Послушай, я понимаю, как все это звучит, – за двадцать лет я сам наслушался всего такого от зэков. Ведь ты думаешь, что я либо виновен, либо не в себе, верно? А вероятнее, что и то и другое. И несу полную чушь, как какой-то маньяк…

Она что-то бормочет, но он останавливает ее:

– Просто выслушай меня, пожалуйста. Я думал и думал над этим, уж больно все связно… уж больно, не знаю, гладко… – Он смотрит на нее, и у него взгляд напуганного маленького ребенка. – Ты понимаешь, к чему я веду?

Она хмурится:

– Наверное. Ты говоришь, что все слишком логично, чтобы это было простым совпадением?

В его глазах загорается огонек.

– Именно. Потому что все идеально складывается в четкую картину. Улики так здорово подкрепляют друг друга, что их стоило бы завернуть в подарочную бумагу. Но реальное, непреднамеренное преступление – оно не такое. В нем все сумбурно и случайно, и преступник всегда в чем-то прокалывается. А в моей ситуации все слишком идеально. – Он замолкает, переводит дух. – Все это спланировано. Это единственная версия, в которой есть смысл.

Пенелопа Макхью не так в этом уверена. Есть как минимум еще одно объяснение. Он сам об этом сказал. У этого человека двадцатилетний опыт, он отлично разбирается в способах убийства и местах преступления. Если кто и смог бы устроить так, чтобы убийство сошло ему с рук, так только он.

– И человек, который все это устроил, – говорит он так, будто торопится, будто у него не хватает времени, – он умен. Очень умен. Он знает все о полицейских процедурах, и у него огромнейший зуб на меня, настолько большой, что он был готов убить, лишь бы отомстить.

Он смотрит на нее так, будто все настолько очевидно, что она давно уже должна была бы понять.

– Я знаю, кто это сделал. И ты знаешь.

* * *

В десяти милях от ИВС, в Эбингдоне, Алекс Фаули сидит, откинувшись на подушки, в гостевой спальне в доме сестры. Трудно быть невидимой на восьмом месяце беременности, но она старается изо всех сил. Не занимает слишком много места в переполненной гостиной. За столом пресекает все разговоры о себе самой и о том, как она переживает за Адама. Не торчит подолгу в ванной, когда Джерри собирается на работу. Вот и сейчас, когда Нелл в саду с детьми – они не в школе в связи с очередным академическим днем[54], – она сидит в своей комнате, так как сказала, что устала и хочет поспать. Наверху, с задернутыми шторами, прохладнее, но все равно слишком жарко для нее. Алекс слышит голоса, доносящиеся снизу. Они стараются говорить потише, так как думают, что она спит. Обычные мелкие мальчишеские перепалки, лай собаки. Вот Нелл пытается помирить их. Обычный шум счастливой семьи. Сейчас, когда она знает, где Адам и почему он там, этого шума достаточно, чтобы разбить ей сердце.

Алекс смотрит на часы – наконец-то время пришло. Ее пульс учащается, когда она берет свой планшет и надевает наушники.

* * *





[МУЗЫКАЛЬНАЯ ТЕМА – КАВЕР-ВЕРСИЯ ААРОНА НЕВИЛЛА «Я ОБРЕТУ СВОБОДУ»]



[ДЖОСЛИН]

Как мы слышали в последнем эпизоде, 12 декабря 1998 года на Люси Хендерсон было совершено нападение, когда она возвращалась домой с работы. Ее бросили в кузов минивэна, привезли в заброшенную промзону и жестоко изнасиловали. И снова на ее обуви были найдены следы штукатурки, и снова нападавший не оставил свою ДНК. Люси было двадцать три года, она училась на старшем курсе колледжа Марчмейн. Она была последней из известных нам жертв Придорожного Насильника.



Только тогда об этом никто не знал. Прошло немало времени, однако очевидного прогресса в поимке нападавшего не было, и паника в обществе достигла апогея. В парламент посыпались вопросы, и на главного констебля полиции долины Темзы стали давить, чтобы он уволился.



А потом наконец произошел тот самый прорыв, которого все ждали. 3 января 1999 года полиция произвела арест.



Они схватили того, кого так хотели поймать.

Я Джослин Найсмит, и я являюсь сооснователем «Всей правды», некоммерческой организации, которая борется за предотвращение ошибок в судопроизводстве. Это «Восстановление справедливости, серия 3: Придорожный Насильник освобожден?».



Глава пятая: Преследование



[«ЖЕРТВА ОБСТОЯТЕЛЬСТВ» – ДЖОАН ДЖЕТТ]



[ДЖОСЛИН]

Возможно, история ареста Гэвина Пэрри – самый странный и самый тревожный аспект всего этого дела. В то утро Александра Шелдон, третья жертва Придорожного Насильника, заправляла свою машину на АЗС у кольцевой Оксфорда. Она стояла в очереди на оплату, когда кое-что заметила – нечто, что вызвало у нее бурную реакцию и наполнило ужасом. Нечто, что она не увидела и не услышала, а унюхала.



То был четкий, узнаваемый запах – позже, в суде, она описала его как «сладкий, как у перезрелого фрукта». Раньше она сталкивалась с этим запахом только однажды. 4 сентября 1998 года. В вечер, когда на нее напали.



Доктор Анисур Малик – признанный эксперт в этой области – оценил данную улику в деле Пэрри для расследования «Всей правды».



[ДОКТОР АНИСУР МАЛИК]

Обонятельные раздражители очень мощны, так как они обходят таламус[55] и соединяются непосредственно с передним мозгом. Таким образом, они проявляют свою повышенную способность инициировать отзыв.



[ДЖОСЛИН]

Другими словами, запахи не обрабатываются сознательной частью нашего мышления – вот поэтому их влияние так сильно и незамедлительно. Но именно поэтому нам нужно быть очень осторожными, рассматривая подобный вид воспоминания как надежную улику.



Так откуда шел тот отчетливый запах? Помните, как в эпизоде 2 мы рассказывали, что у Гэвина Пэрри развился диабет? Немногие знают о том, что если этот тип диабета не лечить должным образом, это может привести к тому, что от человека при дыхании будет исходить специфический запах. Такой же, как от перезревшего фрукта…



Ко времени той встречи на заправке новая, многообещающая жизнь Гэвина в Коули уже рушилась. Девушка бросила его, и он никак не мог найти работу. Он задолжал по квартплате и почти не виделся с детьми, которые продолжали жить с матерью в Манчестере. Так что неудивительно, что он пренебрегал своим здоровьем.



Никто не оспаривает тот факт, что в то утро Гэвин действительно был на заправке и стоял в очереди позади Александры Шелдон. Никто не оспаривает и тот факт, что она действительно учуяла тот запах, о котором рассказала. Мы оспариваем тот факт, что мужчина в очереди являлся тем самым человеком, который напал на нее.



[ДОКТОР АНИСУР МАЛИК]

Что беспокоит меня в данном случае, так это острота реакции. Прошло всего четыре месяца с тех пор, как на мисс Шелдон напали, и она вполне могла страдать от ПТСР[56]. Двадцать лет назад у медицинской науки не было так много информации по этой проблеме, как сейчас.



Вдыхание запаха, вызывающего такие сильные воспоминания, впервые после инцидента запросто может инициировать ретроспекцию, вселяющую ужас. Тело мгновенно переходит в режим «Сражаться или бежать», сердцебиение учащается, а мозг перестает функционировать в обычном режиме.



Как следствие, представителям правоохранительных органов следует проявлять исключительную осторожность, имея дело с показаниями, предоставленными жертвами при подобных обстоятельствах.



[ДЖОСЛИН]

Оснований для осторожности еще больше, потому что Александра Шелдон увидела, как Гэвин Пэрри подошел к белому минивэну и сел на водительское место. Хотя полиция никогда публично не заявляла о штукатурной пыли, найденной на обуви двух последних жертв, о том, что Придорожный Насильник стал пользоваться белым минивэном, сообщалось, причем во всеуслышание.



Александра Шелдон отреагировала мгновенно – она не раздумывала. Запрыгнула в свою машину и поехала за минивэном. Десять минут спустя тот остановился перед линией гаражных боксов на Ботли-роуд.



[МИСТЕР ИКС]

Она видела, как он пошарил над дверью бокса и достал ключ, зашел внутрь на несколько минут, вышел и завернул за угол.



[ДЖОСЛИН]

Это бывший офицер полиции, о котором мы рассказывали в эпизоде 3 и который в то время работал над делом Пэрри.



[МИСТЕР ИКС]

Мисс Шелдон позвонила детективу-сержанту Фаули, и тот посоветовал ей как можно быстрее выйти на людное место и дождаться прибытия полиции. Она сказала, что пойдет в близлежащий кооперативный магазин – до него было всего несколько минут ходу. Туда была немедленно направлена полицейская группа реагирования, и вскоре после полудня мистер Пэрри был арестован в пабе «Лиса и гуси».



[ДЖОСЛИН]

Адам Фаули прибыл на место примерно в 12:25, и к этому моменту криминалисты уже вовсю вели обыск в гаражном боксе, а Гэвин в полицейской машине ехал в отделение Сент-Олдейт. Александра Шелдон находилась в кооперативном магазине.



Но так ли это? В магазине не было камер видеонаблюдения, и никто там не вспомнил точное время, когда она зашла.



Что до Гэвина, он постоянно твердил, что Александра Шелдон не пошла прямиком в магазин, как ей было велено, а ворвалась в его гараж – ведь она видела, как он прятал ключ над дверью. Оказавшись внутри, она намеренно бросила на пол несколько своих волосков, зная, что полиция обязательно найдет их.



Вот вы сейчас наверняка качаете головами, не так ли? Вы говорите себе: «Она умная женщина, юрист, человек высокой нравственности – разве она могла зайти так далеко и сфальсифицировать улики?»



Но представьте на секунду следующее. Александра Шелдон была абсолютно уверена в том, что Гэвин Пэрри – тот самый человек, который изнасиловал ее. Еще ей до отчаяния хотелось, чтобы этого человека арестовали – всего пятью днями ранее пятая жертва покончила жизнь самоубийством в свои девятнадцать лет. Александра знала об этом. Также она знала и о том, что у полиции нет никаких зацепок. И если мужчина, наверняка размышляла Александра Шелдон, за которым она проследила до Ботли, действительно тот самый насильник, нет никакой гарантии, что в гараже найдутся улики, которые подтвердят это. Он вполне может уйти безнаказанным и продолжить нападения на женщин, губя новые жизни.



Так кто может осуждать ее за то, что она приняла решение – в состоянии сильной тревоги и страха, которые были вызваны воспоминанием о пережитом, – действовать? Она должна была позаботиться о том, чтобы этого человека остановили, раз и навсегда.



И в ее силах было это сделать.



[МИСТЕР ИКС]

Что бы там ни утверждал Гэвин Пэрри, не было никакого доказательства тому, что мисс Шелдон подкинула улики, чтобы изобличить его. Ее отпечатки и ДНК не были обнаружены ни на ключе от бокса, ни в самом гараже. Важно отметить и то, что найденные волоски были длиной десять дюймов. У мисс Шелдон действительно были длинные волосы, но практически сразу после нападения она обрезала их. В общем, даже если она и хотела подставить Гэвина, у нее не было необходимых «улик» для этого.



[ДЖОСЛИН]

Никто не подвергает сомнению длину волос Александры Шелдон в тот день и тот факт, что она обрезала их. Но, как известно любой женщине, иногда у нас в сумке находятся всякие мелочи, например расчески или щетки, в которых застряли волоски, и эти волоски могут находиться там неделями и даже месяцами.

Одно мы знаем точно: именно волоски, найденные во время того обыска, и способствовали осуждению Гэвина. Они, и только они.



Потому что все остальные улики были косвенными. Все их можно было объяснить простым совпадением. Диабет, тот факт, что брат Гэвина Бобби работал штукатуром, а Гэвин, как было известно, пользовался минивэном Бобби, пока его собственная машина стояла на приколе (здесь стоит подчеркнуть, что Бобби всегда отрицал, будто одалживал свой минивэн Гэвину в даты нападений, хотя невозможно доказать, так это или нет).



У полиции была еще одна улика, которую они считали убедительной, но закон, действовавший на тот момент, мешал им предъявить ее в суде. И состояла она в том факте, что Гэвина когда-то допрашивали в связи с нападением на Паулу, шестнадцатилетнюю девочку, о которой мы рассказывали в эпизоде 2 и которая подверглась нападению в Манчестере до того, как начались придорожные изнасилования.



Но если эту улику предъявить в суде было нельзя, она все равно играла важную роль в деле Гэвина. Почему? Потому что как только полиция долины Темзы узнала про Паулу, она тут же прекратила кого-то искать. По их расчетам, Гэвин совершил восемь нападений: одно в Манчестере и семь в Оксфорде.



В их представлении все отлично складывалось: идентичный СД, факт, что Гэвин в то же время проживал в обоих городах, даже то, что оксфордский насильник использовал пластиковый пакет – по версии полиции, после того как Паула чудом не опознала Гэвина, он, дабы избежать подобной ситуации, стал закрывать лица жертв пакетом.



Но мы во «Всей правде» считаем, что они ошибались. Более того, мы считаем, что они провалили расследование. Они обманули ожидания Гэвина Пэрри и его семьи, в частности его детей, которые выросли без отца. Они обманули ожидания общественности; что важнее, они обманули ожидания жертв. Как и у всех полицейских сил страны, у полиции долины Темзы есть обязанность расследовать серьезные и жестокие преступления «эффективно, независимо и оперативно», что и подтвердил в этом году Верховный суд Соединенного Королевства в связи с печально известным делом Джона Уорбойса, «Насильника из черного такси». По нашему мнению, в деле Гэвина полиция долины Темзы просто не выполнила свой долг.



Тогда, в 1999-м, Гэвин Пэрри был убежден в том, что важнейшие улики против него были подброшены и что его подставили. Всем, кто готов был слушать, он говорил правду, но никто ему не верил.



А сейчас верят.



В следующем эпизоде мы расскажем почему.



[НА ЗАДНЕМ ФОНЕ «ВРЕМЯ ДЛЯ ПРАВДЫ» – ДЖЕМ]



Я Джослин Найсмит, и это «Восстановление справедливости». Можете слушать этот и другие подкасты «Всей правды» на «Спотифай» или в любом другом месте, где вы их найдете.



[ПЛАВНОЕ ЗАТИХАНИЕ]

* * *

Сердце Алекс бьется учащенно, так сильно стучит о грудную клетку, что ей кажется, будто внутри у нее сплошные синяки. Даже в приступах ее генеративной полуночной паранойи ей не было так плохо, как сейчас. Она встает и принимается расхаживать взад-вперед по маленькой комнатке, испытывая жгучую ненависть к Джослин Найсмит – женщине, которая считает, будто у нее есть ответ, которая жаждет правды, которая просто вторгается в жизнь других людей и их боль, не зная или не заботясь о том, какое разрушение оставит после себя. Ребенок беспокойно ворочается. Алекс кажется, будто она впрыскивает ядовитый адреналин в своего собственного ребенка.

Она тяжело садится на кровать и тянется за планшетом, чтобы узнать, когда выйдет следующий эпизод. Через три дня. Три дня? Она не может ждать так долго, не может так долго мучиться неизвестностью. И почему именно сейчас? Сейчас, когда она не может поговорить с Адамом, не может спросить у него, что делать…

Алекс прижимает руку ко рту, загоняя внутрь неожиданно поднявшуюся панику. Как же часто она слышала от мужа слова о том, что не существует такой штуки, как совпадение, – во всяком случае, в полицейской работе… А что, если время выбрано не просто так?

* * *

– Повтори.

Команда собралась у доски. Сейчас там не только Эв, но и Гис, Куинн, Бакстер, Асанти.

– Я просматривала раскраску Тобина Фишера, – говорит Сомер. – Он раскрашивает картинку со святым Георгием и драконом. И дракона он раскрашивает не в зеленый, как рекомендовано. Он раскрашивает его в красный. – Она указывает на фото на доске. – Вот точно так.

– Совпадение? – предполагает Асанти.

– Не бывает совпадений, – возражает Эв. – Так всегда утверждает босс.

Повисает секундная пауза, крохотный период времени, в течение которого все они думают об одном и том же, видят одно и то же лицо, затем прогоняют эти мысли и возвращаются к работе.

– Возникает вопрос, – задумчиво говорит Гис, – как Тобин мог узнать о татуировке Калеба Моргана.

Бакстер пожимает плечами:

– Может, Морган брал его с собой поплавать? В том смысле, он же часто сидел с ним. Это не исключено.

– Или, вероятно, косил газон на лужайке, – говорит Куинн. – Легко представить, что он снял майку при такой жаре…

– У Марины Фишер нет лужайки, – быстро говорит Асанти. – У нее весь двор замощен.

Куинн складывает на груди руки и хмурится. Он ненавидит, когда его поправляют, особенно когда это делает Асанти.

– Насчет поплавать мы можем запросто проверить, – говорит Эверетт.

– А что, если они не плавали? – спрашивает Сомер, глядя на остальных. – Что, если Морган никогда вместе с Тобином не подходил к бассейну? Потому что в этом случае…

Наступает тишина; договаривать нет необходимости.

– Но все равно не стыкуется, верно? – наконец говорит Бакстер. – Морган ни разу не упоминал о том, что в ту ночь они раздевались, – по сути, он совершенно четко заявил, что они не раздевались.

– Значит, – говорит Гис, – либо мальчик видел татуировку в какой-то другой раз…

– Причем недавно, – поспешно добавляет Сомер. – Он раскрасил только половину картинки – значит, не больше недели.

– …или Калеб Морган лжет насчет предполагаемого нападения. После того как он так ловко не рассказал нам об инциденте с Фрейей…

Он не заканчивает предложение. В этом нет надобности.

Эв поворачивается к нему:

– Но то была ложь по умолчанию, а не намеренная. Это разные вещи. У него были причины не рассказывать о том, что он толкнул Фрейю, но зачем лгать насчет сексуального нападения?

Взгляд Гиса бесстрастен.

– Понятия не имею.

– Но дракон есть и на флаге Уэльса, ведь так? Красный дракон? – говорит Асанти. – Предположительно, именно поэтому Морган и вытатуировал его. Может, Тобин увидел его на флаге. Может, его дракон не имеет отношения к татуировке.

Куинн думает.

– Ну, допускаю, что это возможно, но единственный раз, когда я видел валлийские флаги, – это на регби или на футболе, а этот ребенок, похоже, совсем не интересуется спортом.

– И Уэльс не участвовал в чемпионате мира, – добавляет Бакстер, фанат футбола.

– Не смог бы он увидеть флаг и по телевизору, – заканчивает Куинн. – Во всяком случае, в последнее время.

Бакстер откашливается:

– Может, мы все надумываем – чем плохо самое очевидное? У Фишер и Моргана была связь – в ту ночь они занимались этим делом на кухне, и ребенок застукал их.

Гис смотрит на него:

– Если так, почему Фишер с самого начала не рассказала нам об этом? Почему допустила, чтобы все зашло так далеко?

– Возможно, она боялась потерять работу, – говорит Эв. – Если б она призналась, что у нее связь со студентом, ее, вероятно, уволили бы.

– Ее уволят гораздо быстрее, если признают виновной в нападении, – мрачно говорит Куинн. – Пнут под зад, и полетит она кувырком.

– Ага, – говорит Эв, – в том-то и дело. Если ее признают виновной – но не если ее просто обвинят. Возможно, Фишер решила, что будет лучше сказать, что она ничего не помнит, и ставить на то, что у прокурорской службы недостаточно улик для возбуждения дела.

– Ладно, – говорит Гис, – раз уж ты у нас адвокат дьявола: зачем вообще Морган выдвинул обвинения, если они все это время трахались втихаря?

Эв пожимает плечами:

– Кто знает, зачем люди что-то делают? Тут может быть и борьба за власть, и месть…

– Или попытка слезть с крючка с Фрейей, – говорит Асанти. – Мы знаем, какая она ревнивая, – могу представить, как она взбесилась бы, если б узнала, что у Моргана действительно связь на стороне.

– Тогда как? – говорит Сомер. – Фрейя узнает, что в тот вечер между Морганом и Фишер что-то было, и Морган пытается выйти из-под удара, утверждая, что она сама напала на него?

– Помада на воротничке, – говорит Бакстер, – выдала его с потрохами?[57]

– Это были царапины, – тихо говорит Эв. – Она сама мне рассказала.

Куинн бросает на нее сдержанный взгляд:

– Ага, ну да, ведь эта парочка не в чертов «Скрэббл»[58] там играла!

Бакстер кивает:

– И Морган не первый, кто заявляет о сексуальном нападении, чтобы отделаться от своего партнера.

Намек повисает в воздухе: пусть это одна из старейших уловок в мире, но почти всегда ею пользуются женщины. А не крутые, атлетического сложения мужчины.

– Есть одна вещь, – медленно говорит Асанти. – В конце допроса адвокат Фишер сказала, что у ребенка кошмары. Может, дракон с этим как-то связан?

Констебль оглядывает всех, но у них еще не выстраивается полная картина.

– Вот что я имею в виду, – продолжает он. – Если в тот вечер у Фишер действительно был секс с Морганом и ребенок увидел их, может, этим и объясняется, почему он такой нервный? Наверное, секс выглядит страшновато, если тебе только восемь и ты не понимаешь, что происходит.

Эв снова кивает:

– Соглашусь. Особенно с таким ребенком, как он. Судя по тому, что я слышала, у него очень хрупкая психика.

Гис глубоко вздыхает.

– Ладно, – говорит он. – Похоже, у нас выбор небольшой. Надо узнать у Марины Фишер, позволит ли она нам задать вопросы своему сыну.

* * *

Адам Фаули

12 июля 2018 года

15:55

Принесенный обед стынет на пластиковом подносе. Едва ли это удивительно, если прошло больше часа. У парня, что принес его, не хватило смелости посмотреть мне в глаза, он просто поставил его и ушел. С таким же успехом на двери моей камеры можно было бы написать «пария»[59]. Так что, когда в двери снова клацает ключ, я не жду дружеского визита. Я даже не вспомнил о том, что Гис вернулся в отдел. То, что я не испытываю самоуничижения при виде контраста между собой и им, таким свежим после отпуска, показывает, как быстро я пал. А вот он испытывает. Он топчется у двери, затем входит, и дверь за ним закрывается.

– Все в порядке?

Трудно не увидеть, что я совсем не в порядке, но что еще может сказать бедняга?

Он пожимает плечами и оглядывается.

– Я просто хотел посмотреть, как у вас тут дела. Кажется, раньше в этой части я не бывал.

– Удивительно, что тебя впустили.

Он скупо улыбается:

– Так уж вышло, что надзиратель – мой давний приятель по колледжу.

Я качаю головой:

– И все же. Зря ты пришел. Это плохая идея.

Он смотрит на меня, потом отводит взгляд, вздыхает:

– На тот случай, если вам интересно… я и команда… никто из нас не думает… в общем, вы понимаете…

Они не думают, что я изнасиловал и убил невинную женщину и сбросил ее на пути перед поездом. Ну, это уже кое-что…

Я откидываюсь на липкую стену:

– Спасибо, Гис.

– Так что у них есть?

Я качаю головой:

– Поверь мне, вряд ли тебе хочется это знать.

– Если б я не хотел, то не спрашивал бы.

Я смотрю на него. Честно ли будет взваливать все это на него? У него семья, карьера. Могу ли я просить его пойти на риск только потому, что с моей, кажется, покончено? Но у меня в голове звучит другой голос, более громкий, который говорит, что Гис – мой единственный шанс выбраться отсюда. Мне нужна помощь. И не от Пенни Макхью, как бы умна и хитра она ни была, а от человека, который знает, как полиция ведет расследования. От кого-то изнутри.

– Послушайте, – говорит он, чувствуя, что меня мучают опасения, – я не стал бы детективом-сержантом, если б не вы. Я в долгу перед вами. Так что, если я могу помочь, позвольте мне это сделать. Ладно?

– Я не хочу, чтобы ты вывалялся в дерьме.

– Это зависит от меня. Если будет только дерьмо, я как-нибудь справлюсь. А если я найду что-то, ну…

Я говорил это раньше и повторяю сейчас: если б кто-то тонул, ему оставалось бы только молиться о том, чтобы на том конце веревки был Гис. А я сейчас уже ушел под воду.

Набираю в грудь побольше воздуха:

– Я думаю, меня подставили. Нет, я знаю, что меня подставили.

Он хмурится. Ему не хочется это слышать, так же как и Пенни.

– Но как?

– Анализ ДНК – его наверняка подделали. Да, я был в квартире – я говорил об этом с самого начала, – но у меня не было с ней секса. Я даже не прикасался к ней.

Гис хмурится еще сильнее. Дело не в том, что судмедэкспертиза может лгать; он считает, что я прошу его поверить в то, что лжет и вся команда криминалистов.

– Но ведь вы с Чэллоу давние приятели, да? Зачем, ради всего святого…

– Нет, – поспешно говорю я, – я думаю, он не имеет к этому никакого отношения… думаю, что никто из них не имеет. Они просто исследовали улики, которые им предоставили. Но в том-то и суть – эти улики им предоставили. Кто-то, кто срежиссировал весь спектакль.

Кто подбросил туда мой волосок. Не знаю как, но знаю зачем.

Волосок – это послание.

Потому что, когда Алекс заявляла в суде о том, что никогда не подбрасывала свои волоски в гараж Гэвина Пэрри, я знал, что это ложь. Узнал об этом за много месяцев до суда. Не с самого начала – но уже тогда, когда стало слишком поздно. Я знал. И я ничего не сказал, не остановил ее, потому что это был единственный способ остановить его. Он был виновен, а у нас ничего не было. Однако это все равно оставалось ложью. И вот теперь Гэвин Пэрри заставляет меня расплачиваться за это…

Гис внимательно смотрит на меня, и я возвращаюсь к насущным делам.

– Они утверждают, что я пытался выдать это за самоубийство, чтобы полиции не пришло в голову искать ДНК.

Гис морщится; он знает, что в этом есть смысл. До известной степени.

– Но потом я лоханулся – не обратил внимания, что внизу работает бригада путейцев, которая остановит поезд.

– Ясно, значит…

– Однако ему нужно было, чтобы кто-то остановил поезд, ведь так? Он наложил эту ДНК на ее тело, и ему надо было, чтобы ее нашли, чтобы выявили связь… и пришли за мной.

Гис опять хмурится; он не поспевает за мной.

– Подождите-ка. Он? Вы о ком говорите?

– О Гэвине Пэрри.

Он таращится на меня:

– Пэрри? Вы думаете, за этим стоит Пэрри?

Я выдерживаю его взгляд.