Оливи Блейк
Парадокс Атласа
© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2023
Copyright © 2022 by Olivie Blake
Copyright © 2022 by Alexene Farol Follmuth
Interior illustrations and endpaper art by Little Chmura
© Абдуллин Н., перевод на русский язык
* * *
Посвящается Генри Атласу, моему талисману
Главные действующие лица
КЕЙН, ТРИСТАН
Тристан Кейн – сын Эдриана Кейна, главаря магического преступного синдиката. Тристана бы возмутило, что знакомство с ним начинается с упоминания отца, но его вообще многое возмущает. Родился в Лондоне, получил образование в Лондонской школе магии. Прежде работал венчурным инвестором в корпорации «Уэссекс» и был помолвлен с Иден Уэссекс. Обучался на иллюзиониста, хотя его подлинная специальность неизвестна. При этом среди его талантов числится способность видеть сквозь иллюзии (также: квантовая теория; время; иллюзии – видеть сквозь иллюзии; компоненты – магические компоненты). По условиям элиминации Александрийского общества на Тристана возложили задачу убить Каллума Нова, но – предположительно из-за моральных убеждений – задачу он не выполнил.
ФЕРРЕР ДЕ ВАРОНА, НИКОЛАС (также ДЕ ВАРОНА, НИКОЛАС или ДЕ ВАРОНА, НИКО)
Николас Феррер де Варона, больше известный как Нико, родился на Кубе, в Гаване. В раннем возрасте его отправили в Соединенные Штаты, где он окончил престижный Нью-Йоркский университет магических искусств. Нико – необычайно одаренный физик, чьи способности, однако, выходят за рамки специальности (также: тектоника плит; сейсмология – тектоника; оборотничество – человек-зверь; алхимия; вытяжки – алхимические). Нико близко дружит с двумя другими выпускниками НУМИ, Гидеоном Дрейком и Максимилианом Вулфом, а также, несмотря на давнюю вражду, заключил союз с Элизабет Либби Роудс. И хотя Нико чрезвычайно искусен в рукопашном бою, союзника он в конце концов потерял.
КАМАЛИ, ПАРИСА
О детстве и юности, как и об истинной личности Парисы Камали известно мало, разве что по слухам (также: красота, проклятье – Каллум Нова). Париса родилась в Иране, в Тегеране, и посещала Парижскую школу магии. Она невероятно искусный телепат, имеет несколько известных сообщников (Тристан Кейн; Либби Роудс) и занимается экспериментами в разных областях (время – ментальная хронометрия; подсознание – сны; Далтон Эллери). Доверять ей опасно, но подобные предупреждения бесполезны.
МОРИ, РЭЙНА
Еще меньше, чем о Парисе Камали, известно о Рэйне Мори. Если бы они соревновались в скрытности, Рэйна победила бы. Появилась на свет в Японии, в Токио, и с рождения обладала потрясающим даром натуралиста, однако поступила в Институт магии в Осаке, где изучала классическую литературу с упором на мифологию. Только Рэйну земля одаривает плодами, и только с ней природа говорит. Впрочем, стоит отметить, что, по мнению самой Рэйны, ее талант состоит в другом (также: усиление – энергия; боевые навыки – Нико де Варона).
НОВА, КАЛЛУМ
Каллум Нова из южноафриканского медиаконгломерата семьи Нова, манипулятор, чьи способности выходят за рамки физических. Говоря языком обывателя, он эмпат. Родился в ЮАР, в Кейптауне, без усилий окончил Греческий университет магических искусств, а после присоединился к семейному бизнесу, занявшись прибыльной продажей товаров и иллюзий для красоты. В мире лишь один человек знает, как на самом деле выглядит Каллум, да и тот, к несчастью для Каллума, желал его смерти. К несчастью же для Тристана, это желание оказалось недостаточно сильным (также: предательство, путь без возврата).
РОУДС, ЭЛИЗАБЕТ (ТАКЖЕ РОУДС, ЛИББИ)
Элизабет «Либби Роудс» – одаренный физик. Родилась в Питсбурге, в штате Пенсильвания, в раннем возрасте пережила смерть старшей сестры Кэтрин. Обучалась в Нью-Йоркском университете магических искусств, где встретила соперника, ставшего потом союзником, Нико де Варону, и будущего бойфренда, с которым позже разошлась, Эзру Фаулера. В стенах Общества провела несколько ярких экспериментов (также: время – четвертое измерение; квантовая теория – время; Тристан Кейн), оказалась в затруднительном с точки зрения морали положении (Париса Камали; Тристан Кейн), а после исчезла. Поначалу оставшиеся члены ее класса решили, что она погибла. Где сейчас Либби Роудс, неизвестно (см. также: Эзра Фаулер).
Дополнительная информация
АЛЕКСАНДРИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО
Архивы – утраченное знание
Библиотека (также: Александрия; Вавилон; Карфаген; древние библиотеки – исламские; древние библиотеки – азиатские)
Ритуалы – инициация (также: магия – жертвоприношение; магия – смерть)
БЛЭЙКЛИ, АТЛАС
Александрийское общество (также: Александрийское общество – посвященные; Александрийское общество – Хранители)
Ранний возраст – Лондон, Англия
Телепатия
ДРЕЙК, ГИДЕОН
Способности – неизвестны (также: человеческий разум – подсознание)
Нелюдь – подвид (также: таксономия – нелюди; вид – неизвестен)
Преступные сообщники (также: Эйлиф)
Ранний возраст – остров Кейп-Бретон, Новая Шотландия, Канада
Образование – Нью-Йоркский университет магических искусств
Специальность – странник (также: царство снов – навигация)
ЭЙЛИФ
Союзники – неизвестны
Дети (см. также: Гидеон Дрейк)
Нелюдь – водяные (также: таксономия – нелюдь; водяные – русалка)
ЭЛЛЕРИ, ДАЛТОН
Александрийское общество (также: Александрийское общество – посвященные; Александрийское общество – исследователи)
Анимация
Сообщники (также: Париса Камали)
ФАУЛЕР, ЭЗРА
Способности (также: странник – четвертое измерение; физик – кванты)
Александрийское общество (также: Александрийское общество – не прошедшие посвящения; Александрийское общество – элиминация)
Ранний возраст – Лос-Анджелес, Калифорния
Образование – Нью-Йоркский университет магических искусств
Сообщники (также: Атлас Блэйкли)
Предыдущее место работы (см. также: Нью-Йоркский университет магических искусств – студенческий советник)
Личные отношения (также: Либби Роудс)
Специальность – странник (также: время)
ПРИНЦ
Анимация – обычная
Личность (также: личность – неизвестна)
Сообщники (также: Эзра Фаулер, Эйлиф)
Учебный курс по стипендии Александрийского общества
ГОД ПЕРВЫЙ
Задачи:
Кандидаты на членство в Александрийском обществе обязаны провести собственное оригинальное исследование и занести его результаты в архивы знаний. Также кандидаты обязуются защищать и беречь архивы в течение всего срока проживания здесь, вплоть до удовлетворительного выполнения условий инициации.
Содержание курса:
Пространство
Время
Мысль
Намерение
Подробности обучения оглашаются постепенно, вплоть до самого посвящения.
Срок обучения первого года, а также выполнение требований для посвящения ограничены 1 июня.
ГОД ВТОРОЙ
Каждый посвященный добавит в архив собственный большой труд, тему которого определит сам.
Тема самостоятельного проекта:* отмечены минимальные требования
Тема исследования*:________________________________
Цели: ___________________________________________
Методология (все соответствующие заявленной теме текстов): ___________________________________________________________________________________________________________________________________________
Расписание:
Завершение проекта: обозначьте временны́е рамки сбора, рассмотрения и/или анализа требуемой литературы. Работу сдать не позднее 1 июня.
Подпись посвященного:
Одобрил:
Атлас Блэйкли
Начало
Гидеон Дрейк заслонил глаза ладонью от света раскаленного красного солнца и оглядел обожженные дочерна холмы. В дрожащем воздухе клубились облака мелкого пепла. Повсюду носились хрупкие невесомые хлопья. Вокруг висел густой и плотный дым, а в горло набивалась сажа. Будь этот пейзаж реален, Гидеон задохнулся бы.
Однако ему ничто не грозило.
Он опустил задумчивый взгляд на черного лабрадора, а затем снова осмотрелся, прикрыл горловиной футболки нижнюю половину лица и пробормотал:
– Как любопытно.
Время от времени в царстве снов происходили такие пожары. Гидеон называл их «эрозиями», хотя наверняка где-то какой-нибудь его сородич уже придумал данному явлению верное название. Это происходило довольно часто, хоть и не всегда так… масштабно.
Если бы у Гидеона была своя жизненная философия, он сформулировал бы ее так: нет смысла отчаиваться.
Гидеон Дрейк не различал, что реально, а что – нет. Ему самому пожары служили четким напоминанием о давно усвоенной истине: если ищешь гибели, найдешь ее везде, – хотя другие могли бы увидеть в этом нечто совершенно иное.
– Ну что ж, идем, Макс, – сказал он собаке и по совместительству соседу. Макс принюхался и протестующе заскулил, однако последовал за Гидеоном на запад. Оба знали, что сны – это территория Гидеона, и направление в конце концов определять ему.
С магической точки зрения сны относились к коллективному подсознанию. И хотя доступ в различные уголки этого царства был у каждого человека, мало кто умел странствовать из одной области в другую.
Требовался набор определенных навыков, чтобы видеть, где заканчивается твое сознание и начинается чужое, а чутье Гидеона – который ориентировался в переменчивой структуре снов, как моряки ориентируются в морских течениях, – обострилось еще сильнее теперь, когда он почти не покидал мира грез.
Для окружающих Гидеон оставался вполне обыкновенным человеком с нарколепсией. Его магия была не самой понятной. Для Гидеона граница между сознанием и подсознанием оставалась довольно тонкой: странствуя, он не терял чувства времени и пространства, но его способность перемещаться во сне иногда мешала ему завершить завтрак в вертикальном положении. Иногда даже казалось, что его истинная среда обитания – мир снов, а не реальность.
При всех недостатках такое «расстройство» позволяло Гидеону обходить некоторые ограничения, с которыми сталкивались обычные люди. Например, если обычный человек летал во сне, то все равно осознавал, что наяву летать не умеет. Гидеон же просто умел летать – и точка. Он ведь не всегда понимал, во сне это или наяву.
Технически во сне Гидеон был не сильнее простого человека. Телесного вреда он мог причинить столько же, сколько телепат – своей магией. Но и никакие сотворенные во сне чары не наносили ему непоправимого ущерба; разве что его физическую оболочку хватил бы апоплексический удар или еще какой-нибудь приступ. Больно ему бывало, как и любому сновидцу, но с пробуждением неприятные ощущения испарялись. Единственное, стресс мог спровоцировать вышеупомянутую физическую реакцию, и тогда… Однако подобные вещи Гидеона не занимали. Они тревожили только Нико.
При мысли о Нико Гидеон испытывал чувство неполноценности, как если бы вышел из дома в одном ботинке, потому что второй куда-то запропастился. Весь последний год он с переменным успехом учился не замечать отсутствия их с Максом привычного спутника. Сначала получалось не очень: мысли о Нико возникали неожиданно, прерывая ход предыдущего размышления, а вместе с ним и путь по намеченному маршруту. И выходило, что вслед за мыслями к Нико переносился сам Гидеон.
В итоге знакомство с Нико де Вароной имело один недостаток, сродни каре небесной: его трудно было забыть, и разлука с ним давалась ой как непросто. Ты будто лишался конечности и становился неполным, нецелым. Хотя фантомные боли и бывали порой очень полезны.
Гидеон позволил себе ощутить то, что в иных обстоятельствах чувствовать запрещал, и пространство снов, к его облегчению, стало послушно меняться. Кошмар плавно уступил место атмосфере личных сновидений Гидеона, и тот пошел путем, который давался проще остальных, – своим собственным.
Мысленно Гидеон вместе с Максом понеслись сквозь пространство и время, оставляя позади дым и пепелище в пустыне. Повеяло приготовленным в микроволновке попкорном и сильным моющим средством из прачечной, самыми яркими запахами общаги в НУМИ.
А вместе с ними явился и паренек, которого Гидеон когда-то знал.
– Я Нико. – Взгляд дикий, волосы на голове взъерошены, а рубашка, натянутая лямкой рюкзака, задралась с одного бока. – Ты Гидеон? Выглядишь усталым, – добавил Нико, немного подумав. Он спрятал рюкзак под кровать и оглядел комнату. – Знаешь, если поставить их друг на друга, места будет куда больше.
У Гидеона не получалось определить, воспоминание это или сон.
В это время Нико – сам того, похоже, не ведая, – что-то такое сотворил с давлением в комнате, и Гидеон, испытав слабый приступ клаустрофобии, с трудом проговорил:
– Вряд ли нам можно переставлять мебель. Может, разрешения спросим?
– Спросить-то можно, только это сильно снизит наши шансы получить желаемый результат. – Он взглянул на Гидеона. – Что у тебя, кстати, за акцент? Французский?
– Можно и так сказать. Акадский [1].
– Квебекский?
– Теплее.
Улыбка Нико стала шире.
– Вот и славненько, – сказал он. – Давно хотел расширить языковой арсенал. Слишком много думаю на английском, хочется чего-то нового. Я всегда говорю: не ограничивайся дихотомией. К слову, ты сверху или снизу? – спросил он, и Гидеон недоуменно моргнул.
– Решай сам, – нерешительно ответил он, и Нико взмахом руки совершил перестановку. Вышло настолько естественно, что Гидеон уже и не мог вспомнить, как мебель в комнате стояла изначально.
В реальной жизни Гидеон быстро усвоил, что Нико создает пространство там, где его просто нет, и неизбежно нарушает устоявшийся порядок вещей. Администрация НУМИ посчитала, что, просто снабдив Гидеона ярлыком «ограниченно дееспособный», может спокойно селить его с другими людьми, но в первые же секунды общения с новым соседом Гидеон с тревогой осознал: рано или поздно Нико раскусит его подлинную природу.
– Где ты бываешь, – спросил Нико, подтверждая догадку, – когда спишь?
Шла вторая неделя учебы. Гидеон даже не заметил, что спит, но Нико резко разбудил его, спустившись с верхней койки.
– У меня нарколепсия, – с трудом проговорил он.
– Брехня.
«Нельзя ничего говорить», – испуганно напомнил себе Гидеон. Нико, конечно, не был ловцом нелюдей или пособником матери (хотя откуда Гидеону было знать?), просто рано или поздно люди начинали смотреть на Гидеона как на мерзость. Даже находили для этого основание (а то и несколько), словно жертва, инстинктивно спешащая отгородиться от хищника. Как же Гидеон ненавидел такие вот переходы.
«Никому нельзя ничего говорить, – думал Гидеон. – Тебе – особенно».
– Ты какой-то странный, – как ни в чем не бывало продолжал Нико. – Не в плохом смысле. Просто странный. – Он скрестил на груди руки и, поразмыслив, спросил: – Что же с тобой такое?
– Говорю же: нарколепсия.
– Menteur, – закатив глаза, попенял ему Нико.
«Лжец?» Выходит, он и впрямь вознамерился освоить французский.
– А как по-испански будет «заткнись»? – спросила в реальной жизни предыдущая версия Гидеона, и Нико ответил улыбкой, которая, как потом выяснил Гидеон, не сулила абсолютно ничего хорошего.
– Вылезай из кровати, Сэндмен, – велел Нико, срывая с него одеяло. – Прогуляемся.
А в настоящем Макс ткнулся мордой Гидеону в колено.
– Спасибо, – сказал тот, выныривая из воспоминания. Макс поднял на Гидеона раздраженный немигающий взгляд, и комната общежития растворилась на фоне далеких пылающих холмов эрозии.
– Нико в той стороне, – сказал Гидеон, указывая на густые заросли тлеющих вечнозеленых деревьев.
Макс посмотрел на него с сомнением.
– Ладно, – со вздохом ответил Гидеон, сотворив из пустоты мячик. Бросил его в лес и приказал: – Апорт.
Мячик поскакал вперед, набирая скорость и озаряя лес мягким светом. Макс снова посмотрел на Гидеона с раздражением, но потом все же метнулся по пути, указанному чарами.
Все во сне обладали магической силой, но сдерживающим фактором служили не столько законы физики, сколько рамки в голове сновидца. Гидеон, как нелюдь, которого постоянно кидало из сознания в подсознание и обратно, не выработал рефлекторной памяти на ограничения из реального мира. (Если не знаешь, где именно проходит граница между возможным и невозможным, то ее для тебя просто нет.)
Вопрос о том, обладает ли Гидеон магическим даром или же он сам – воплощенная магия, оставался открытым. Нико настаивал на справедливости первого, тогда как на уроках Гидеону с трудом давались самые заурядные чары. Он по большей части занимался теорией: как и почему магия существует. Нико был физиком и смотрел на мир как на псевдоанатомическую конструкцию, а Гидеон представлял себе мир как облако данных. В конце концов, что такое царство грез, как не хранилище общечеловеческих переживаний?
Тем временем они уже почти пришли к настоящему Нико. Деревья на окраине горящего леса поредели, уступая место пустынному пляжу. Гидеон нагнулся и провел ладонью по песку. Здесь ничто не горело, зато рука провалилась моментально по самое плечо. Макс глухо и предостерегающе зарычал.
Тогда Гидеон выпрямился и почесал ему под челюстью, чтобы успокоить.
– Может, здесь подождешь? – предложил он Максу. – Я вернусь и заберу тебя где-то через часик.
Макс тихо заскулил.
– Да, да, буду осторожен. А ты стал напоминать Нико.
Макс гавкнул.
– Ладно-ладно, беру слова назад.
Закатив глаза, Гидеон опустился на колени и снова погрузил руку в песок, на этот раз полностью, вжимаясь в него всем телом, пока наконец не провалился на ту сторону. Давление моментально упало, и он кубарем покатился вниз по бархану, сверзившись с неба посреди бесплодной пустыни.
Наконец Гидеон остановился и принялся отплевываться. Он успел познать на себе много неприятных даров природы и не считал себя ее любителем. Есть ли что-то хуже песка? Определенно. И все же то, как песчинки набивались в уши, скрипели на зубах и не желали вытряхиваться из вьющихся волос, Гидеон находил отвратительным. Ситуация, конечно, не идеальная, но, как и прежде, это был не повод отчаиваться.
С трудом удерживая равновесие, Гидеон встал по щиколотку в песке и зорко осмотрел окружающие его дюны. Подобравшись, он готовился встретить неизвестное бедствие: всякий раз его ждало нечто новое.
В правом ухе зажужжало, и он неуклюже развернулся на месте, одновременно слепо ударив наотмашь. Насекомые Гидеона не волновали, кроме комаров. Когда зажужжало еще раз, он отмахнулся, и что-то кольнуло его в руку. На коже вздулся волдырь, а из ранки, набухая, выступала капелька крови. Гидеон присмотрелся к «укусу» и смахнул металлический экзоскелет и едва заметный след пороха.
Выходит, не насекомые.
Узнав, с чем предстоит иметь дело, Гидеон всегда испытывал облегчение. Впрочем, радость длилась недолго, ведь мало знать, кто твой противник, от него еще надо отбиться. Порой проникновение в подсознание требовало поразмыслить тактически, порой – пустить в ход кулаки, а иногда – побродить лабиринтами; время от времени Гидеона ждали комнаты с ловушками, погони и драки. Все это ему нравилось больше, ведь в целом от смерти и ее прихвостней удавалось неплохо скрываться (пока что). В иные разы от него требовалось всего лишь попотеть, поднапрячься и проявить выдержку. Во сне Гидеон – да и кто угодно – не мог умереть, а вот страданий никто не отменял. Страх и боль он чувствовал замечательно.
Порой проверку можно было пройти, всего лишь стиснув зубы и вытерпев всё до конца.
К несчастью, именно такое испытание и сулил этот сон.
Что бы ни жалило Гидеона, вряд ли это было реальное земное оружие для человеческих войн. Било оно быстро, он не успевал уворачиваться, поэтому просто закрыл глаза и стал терпеть. Ветер хлестал словно кнутом, песок смешивался с кровью из ран, и сквозь щелочки приподнятых век Гидеон видел красные потеки на руках: яркие, тонкие, но тем не менее жуткие. Как слезы из глаз статуй мучеников и святых.
Телепат, поставивший здесь защитные чары, был на все сто садистом, в высшей степени ненормальным.
Что-то пробило шею и застряло в горле. Гидеону стало нечем дышать, и он, хрипя, зажал рану, мысленно желая поскорее регенерировать. Сны – не реальность, и раны в них получаешь не настоящие. По-настоящему в них надо только бороться, а бороться Гидеон готов. Он был готов сражаться всегда, потому что в глубине души знал: оно того стоит. Гидеон не просто поступал верно – он исполнял долг.
Ветер усиливался. Песок коркой спекся на глазах и губах, забил складки кожи. Гидеон через боль, собрав волю в кулак, издал крик – первобытный, звериный вопль, означающий, что он уступает, сдается. Он кричал и кричал, пытаясь в агонии найти некий верный, условленный способ уйти, но оставить послание. Мол, я скорее умру, чем сдамся, но ничего здесь не трону.
Я человек, и мне больно. Я просто смертный и несу вам послание.
Должно быть, это сработало. Едва горящие легкие Гидеона окончательно опустели, как песок под ним разошелся. Его шумно всосало и милосердно выплюнуло посреди пустой комнаты.
– Отлично, ты пришел, – с заметным облегчением произнес Нико, поднимаясь на ноги и подходя к прутьям разделяющей их телепатической решетки. – Кажется, мне снился пляж.
Гидеон машинально осмотрел руки, проверяя, нет ли крови и песка, осторожно вдохнул. Все было в порядке, а значит, он миновал защитные чары Александрийского общества в сто восемнадцатый раз.
Каждое новое проникновение было немного кошмарнее предыдущего. И все-таки каждый раз оно того стоило.
Нико прислонился к решетке и, как обычно, самоуверенно усмехнулся.
– Хорошо выглядишь, – иронично произнес он. – Как всегда, свеженький, выспался.
Гидеон закатил глаза.
– Да, я пришел, – ответил он, а потом сообщил главную новость: – Думаю, я вот-вот найду Либби.
ПАРАДОКС
Если вы владеете силой, нужно уметь ею пользоваться. Однако силу не измерить, у нее нет ни объема, ни веса. Она бесконечна, метафорична. Скажем, вы получили некоторую силу, которая дает вам возможность накапливать еще больше силы. А значит, теперь вы способны вместить в разы больше сил. Выходит, что, накапливая силу, вы становитесь все бессильнее.
Но если, наращивая силу, вы слабеете, в чем суть парадокса? В вас или в ней?
I
Ошеломление
Либби
Едва Эзра ушел, как она поняла сразу две вещи.
Первое – это то, что в этой комнате, со скромно застеленной кроватью, аккуратно сложенной одеждой и расфасованными запасами еды, можно жить месяцами, если не годами.
И второе – то, что жить в ней предназначалось Либби Роудс.
Эзра
«Она простит меня», – думал Эзра.
А если нет, их мир все равно ждала гибель от рук Атласа Блэйкли.
Поэтому просить прощения, пожалуй, даже не стоило.
II
Посвященные
Рэйна. Вчера
Прошел ровно год с тех пор, как они вшестером ступили на порог особняка Александрийского общества. Им расплывчато пообещали силу, знания всего мира под одной крышей, престижную жизнь и – вишенку на торте – доступ к величайшим тайнам вселенной.
Всего-то и надо, что дотянуть до посвящения.
Один год, за который они изменились, перестали быть прежними, став вместо этого единым целым, – шестеро необратимо превратились в одного.
Или же нет?
Оглядев раскрашенную комнату, Рэйна подумала: сколько продержится их союз? Не дольше часа, наверное. Стоило в комнату тихой поступью войти так называемому Хранителю, Атласу Блэйкли, и молча посмотреть на них, как атмосфера изменилась.
Рядом с Рэйной, как всегда, переминался с ноги на ногу Нико де Варона. Он взглянул на Атласа и сразу же отвернулся. За спиной у них хандрил Тристан Кейн. Париса Камали, за которой Рэйна следила краешком глаза, сохраняла безмятежное выражение лица. А вот Каллум Нова делал вид, будто Атласа не замечает. Стоял себе в стороне, задумчиво выпятив подбородок.
– Думайте о том, что будет дальше, как об игре, – предложил Далтон Эллери, исследователь в очках, который, словно привратник, готовил их к посвящению. Он кивнул Атласу, а после снова обратился к пятерым выжившим, которые стояли в ожидании у книжного шкафа. Далтон указал на центр комнаты.
Всю мебель, кроме пяти стульев из столового гарнитура, убрали. Стулья расставили кольцом, на расстоянии нескольких футов друг от друга, лицом внутрь.
Пятеро выживших свыклись с потерей шестого товарища, но все еще не могли относиться к ней равнодушно. Как старая боевая рана болит в непогоду, так шум и суета, которые когда-то разводила Либби Роудс, наполняли повисшую тишину призрачным эхом – невысказанной тревогой, существующей только в их клятвах. Отсутствие Либби ощущалось в ритмах дома, в пульсации где-то под половицами.
– Вы дошли до того момента, – продолжал Далтон, выходя в центр, – когда проверки закончились. Ни о зачете, ни о провале речь не идет. Однако у нас есть моральное обязательство предупредить вас: то, что ваши тела не пострадают, не гарантирует комфортного прохождения церемонии. Возможен любой исход, – произнес он в заключение, – кроме смерти.
Нико неуютно поерзал, а Тристан напряг скрещенные на груди руки. Париса скользнула взглядом в сторону стоящего у двери Атласа. Его лицо выражало все те же заботу и учтивость.
Или нет? Возможно, Рэйне просто казалось, однако лицо Хранителя чуть больше стало похоже на каменную маску. Маску истинного смотрителя.
– Возможны любые исходы? – переспросил в наступившей тишине Каллум, выразив общее недоумение. – То есть мы не умрем, но есть шанс, что проснемся в теле гигантского таракана? («Жука» [2], – пробормотала Рэйна, однако Каллум пропустил это мимо ушей.)
– Такие исходы нам пока не известны, – ответил Далтон, – но технически это возможно.
Настроение будущих посвященных вновь неуловимо переменилось. Чувствуя потенциальный разлад, Нико взглянул на Рэйну, а потом сказал:
– Посвящение открывает особый доступ, так? Мы все сюда пришли добровольно. – Он говорил, не обращаясь ни к кому конкретно, но, перед тем как обернуться к Далтону, ненадолго задержал взгляд на Атласе. – Не поздновато ли добавлять фактор устрашения?
– Это скорее предупреждение, – уточнил Далтон. – Есть еще вопросы?
И не один, подумала Рэйна, однако Далтон не спешил откровенничать. Тогда она украдкой глянула на Парису, единственного человека, который сразу уловил бы подвох. Париса держалась беззаботно. Не то чтобы у Рэйны имелась привычка дергаться, но если уж Париса ни о чем не тревожится, то и она не станет тратить время на страх.
– Церемония посвящения требует, чтобы вы покинули этот план, – продолжал Далтон. – Тяжесть вашего перехода определяется за вас.
– Все будет происходить у нас в уме? – угрюмо спросил Тристан.
У Нико дернулся глаз. С тех пор как Париса астрально погибла от рук Каллума, перспектива работы с иллюзией вызывала у всех оторопь. У всех, кроме, как это ни иронично, самой Парисы.
Далтон не спешил с ответом.
– Нет, – сказал он наконец, – но вместе с тем, конечно, да.
– О, ну отлично, – вполголоса сказал Нико Рэйне. – А то я уж испугался, что он нам ничего не объяснит.
Не успела Рэйна ответить, как Париса осторожно полюбопытствовала:
– Чем именно мы занимаемся на астральном плане Общества? И нет, он не дает мне преимуществ, – нетерпеливо добавила она, предупреждая вопросы товарищей. – Если есть какие-то ограничения, они распространяются и на меня, – пояснила Париса для Рэйны, хотя вряд ли об этом подумала только она. – То, что астрал – моя вотчина, не дает мне хоть какой-то значительной форы.
Рэйна отвела глаза, но подумала в сторону Парисы: «Какие мы нежные».
«Мне твои обвинения побоку», – чопорно подумала в ответ Париса.
«Но мои мысли тебя почему-то волнуют».
На это Париса уже отвечать не стала. Зато фикус в углу комнаты не сдержался и хмыкнул.
– Концепция вашего посвящения – не тайна, – покашляв, сказал Далтон.
– Какая прелесть, – проворчал Тристан. – Это что-то новенькое.
– Это лишь симуляция, – закончил Далтон. – Внутри симуляции вы столкнетесь с кем-то из вашего класса. С вашим представлением о нем.
Он помолчал, оглядывая лица, выражение которых разнилось от подчеркнутого равнодушия (Каллум) до смирения и нерешительности (Нико). Если кто-то из остальных и испытывал хотя бы тень тревоги, то показывать это не спешил. Атлас, в свою очередь, скромно погладил подбородок. Странно, но его костюм сегодня как будто сверкал чистотой ослепительней прежнего. Предельно отутюженный, словно бы напоказ. Или же это была просто игра света.
– Никто не проверяет, как вы усвоили материал, – добавил Далтон. – Это вообще не проверка. Так, формальность. Весь прошедший год вы изучали материал по программе и скоро получите право просить у архивов все, чего бы ни требовали от вас пути познания. – В предвкушении судьбоносных перемен по спине Рэйны побежали приятные мурашки. – Для вас как для посвященных членов Общества откроется доступ к содержимому библиотеки: вы сможете пользоваться им и сами делать вклад по желанию, до тех пор, пока не выполните свои обязательства перед архивами. Свое место здесь вы заслужили, но каждый мост имеет два берега. Перейдите с одного на другой.
Он извлек папку из пустоты, словно поймал ее на лету.
– Первыми идут самые молодые. Начнем с мистера де Вароны.
Он посмотрел на Нико, и тот кивнул. Нико всегда и везде шел первым, это была его привилегия, его природа: он рвался вперед очертя голову, ибо иначе не мог. Теперь, когда пропал противовес в лице Либби, ничто не сдерживало его безрассудства. Он остался совершенно без тормозов.
Впрочем, баланса лишился не он один. Без Либби Роудс слегка изменился весь класс, ведь она – пусть они того и не сознавали – служила в их коллективном сознании этаким моральным стопором. Ей всюду нужно было вставить «а вдруг»: «А вдруг это случится?», «А вдруг что-то пойдет не так?», «А вдруг кто-нибудь пострадает?». Последствия ее исчезновения из их коллективного организма будто постепенно усугублялись, подобно развитию скрытой инфекции. Разумеется, они могут дальше существовать и без нее, но со временем потеря сказывалась бы все сильнее. Медленное внутреннее кровотечение, интоксикация почек. Крохотный прокол в здоровом, казалось бы, легком.
«Рок-рок-рок», – вздохнул чахлый папоротник, слышать который могла, пусть и против желания, одна только Рэйна.
– Ладно, – шагнул к Далтону Нико. – И куда я отправлюсь?
– Никуда. Садитесь. – Далтон указал на стулья и подвел Нико к тому, который располагался примерно на отметке двенадцати часов. – Теперь остальные, – пояснил Далтон, – по порядку.
Все заняли места. Справа от Рэйны расположился Тристан, справа от него – Каллум, дальше – Париса. Нико замыкал кольцо, оказавшись слева от Рэйны.
На краткий миг круг охватило напряжение, словно нечто вот-вот обрушится на них с потолка или набросится, вырвавшись из-под пола, но ничего такого не произошло. Растения в комнате ершисто зевали. Атлас устроился у книжных полок вне поля зрения Рэйны, а Далтон занял его место позади Нико, с планшетом в руках.
Нико поерзал и взглянул на Рэйну, а потом, мельком, – себе за спину.
– Ну и что конкретно мне д…
– Начали, – оборвал его Далтон.
В то же мгновение будто чиркнули спичкой или щелкнули выключателем: голова Нико упала на грудь. Воздух затрещал, как от разрядов статического электричества, когда из его обесточенного тела скользнула не то волна энергии жизни или магии, не то сама его суть. Кожа у всех покрылась мурашками, волоски на руках и затылках приподнялись.
За какие-то секунды необузданный ток сконцентрировался и принял осязаемую форму прозрачного облачка, потом сгустился – и в центре круга резко возник призрачный образ Нико. С собой он принес собственное видение раскрашенной комнаты вместе с прежней расстановкой мебели, которая наложилась на помещение: стол у книжных полок и диван напротив камина. Четырех одноклассников и двух распорядителей он словно не видел. В его проекции был полдень, и солнце висело в зените: в окна с отдернутыми шторами влетали волны горячего воздуха. Стояла ясная погода, не то что летняя дождливая серость в физической реальности.
Краем глаза Рэйна видела, как Тристан подался вперед. Уперев локти в колени, он взирал на происходящее со смесью тревоги и отвращения во взгляде.
– Мы все будем наблюдать, как посвящают других?
– Да, – ответил Далтон, и в тот же миг напротив проекции Нико появилась призрачная форма Рэйны. Нико осклабился.
– Отлично, – сказал он и взмахом руки убрал всю мебель в своей версии комнаты. Как всегда, когда Нико творил свою магию, никто не успевал ничего разглядеть. Просто раз – и мебель уже стоит по периметру комнаты. Словно так и было с самого начала.
Нико протянул руку к проекции Рэйны. Так они начинали каждый свой дружеский спарринг. И даже сейчас, спустя год, этот жест знаменовал начало поединка.
Париса по ту сторону прозрачной картинки закатила глаза.
«В чем дело?» – сердито подумала Рэйна.
Париса взглянула прямо на нее. «Если бы я хотела посмотреть, как вы двое ребячитесь, давно бы это сделала».
Но не успела она закончить свою мысль, как проекция Рэйны уже атаковала Нико ударом в голову. Нико едва ушел в развороте и сам сделал выпад, проверяя расстояние. Настоящая Рэйна ждала бы такого хода (да и сама бы, наверное, поступила так же), а вот ее проекция уклонилась, как будто Нико бил всерьез. Она слишком низко опустила руки, и он слегка чиркнул ее кулаком по щеке, как бы говоря: не забывай двигаться.
Проекция Рэйны выдала серию одиночных прямых ударов: один, два, три и, наконец, четыре. Последний Нико парировал, выведя Рэйну из равновесия, и сразу же нанес ей хук в висок. А она, вместо того чтобы уйти под руку, поспешила выставить блок. «Зря», – подумала, кривясь, настоящая Рэйна. Полностью смягчить удар не удалось.
Противники кружили на месте, проверяя друг друга. Нико шагнул к Рэйне, а потом, когда она купилась на уловку, легко ушел от ее хука и ударил по почкам. Рэйна вслепую отмахнулась, задев лишь мочку его уха. Нико засмеялся. Проекция Рэйны – нет.
Париса вдруг села ровнее и нахмурилась.
«Что, тебе вдруг стала интересна стратегия боя?» – презрительно подумала в ее сторону Рэйна. Атласа она не видела: его скрывала одна из книжных полок, – но возникло чувство, что и он насторожился.
«Я тебя умоляю, – раздраженно подумала в ответ Париса. – Дело не в драке. Просто ты, как обычно, упускаешь главное».
Что тут высматривать? То же самое она могла наблюдать сколько угодно и в реальной жизни. Однако, будь у нее выбор, не стала бы. Следить за собой в бою страшно неловко хотя бы потому, что так ты видишь все свои слабые места. А сейчас, в присутствии посторонних, ошибки казались особенно выпуклыми. Нико двигался плавно и непринужденно, кружил по собственной орбите в легком, раскованном ритме. Его нельзя было застать в одном месте дважды. Рэйна, напротив, казалась грузной и неповоротливой, этаким утесом, который словно подтачивали приливы Нико. Рэйна невольно стала отводить взгляд и при этом заметила, что Париса по-прежнему пристально наблюдает за проекцией.
«Да что в этом такого интересного?» – сварливо спросила Рэйна, и Париса посмотрела на нее через проекцию, не менее раздраженная тем, что приходится отвечать.
«До сих пор не поняла? Это он тебя такой видит», – сказала она в голове Рэйны.
В этот момент она как будто ненароком стрельнула взглядом в сторону Атласа, однако по-настоящему ее занимала именно проекция Рэйны, и вот это-то сейчас сильнее всего приводило в замешательство настоящую Рэйну. Если Париса смотрит на тебя так внимательно, это не к добру. (Фикус в горшке согласился.)
«И что?» – подумала Рэйна.
«А то, что, во‐первых, нам никто не запрещал колдовать, но Нико не пускает в ход магию, как и его версия – тебя. – Париса мельком улыбнулась. – Во-вторых, не знаю, заметила ли ты или нет, но он, похоже, совсем не считает тебя опасной».
«И что?» – повторила Рэйна.
«В том году нам дали задание убить кого-нибудь, и мы лишь недавно выбрали жертву. – Париса покосилась на приплясывающего Нико. – Разве так ведет себя тот, кто видит в тебе угрозу собственной жизни?»
Проекция Рэйны пошатнулась, угодив в очередную ловушку: повелась на ложный выпад джебом и пропустила хук. Жесткий кросс справа и апперкот не заставили себя ждать. Последний Рэйна заблокировать не смогла. Все это были ошибки, причем ее собственные. Те, что она уже совершала.
«А, вот ты и заметила наконец, – с большим нездоровым удовольствием подумала Париса. Ее замечания, как ни старалась их заблокировать Рэйна, пробивались в голове белым шумом, треском статических помех. – Он считает тебя уязвимой. – И тут же, куда насмешливей: – Слабой».
Рэйна со злостью заставила себя ни о чем не думать, вызвав в памяти приставучую мелодию из рекламы зубной пасты, бич телевидения ее детства. Улыбка на лице Парисы сменилась гримасой типа «туше, гадина», и мысли этого диванного психиатра потекли в другом направлении. Проекция Рэйны тем временем ушла от правого кросса Нико и ответила парой несильных джебов. Впрочем, Нико парировал их серией ударов, полностью отразить которые у нее не хватило скорости. Настоящая и раздраженная Рэйна старалась сохранять равнодушный вид, но поняла, что Париса – не единственная, кто следит за ее реакцией. Каллум украдкой смотрел на нее – долго, пристально, изучающе.
Что сейчас творилось с ее чувствами? Обычно Рэйна подобными вопросами не задавалась, считая себя человеком неэмоциональным. (Раздражение, злость, нетерпеливость – не в счет. По ее личной эмоциональной шкале Рихтера это просто комариный писк.) Но сейчас она худо-бедно различила какое-то неудобство, будто боролась с чем-то. Не со страхом и не с тоской… и уж точно не с чувством, что ее предали. Париса сколько угодно могла демонстрировать своим видом, будто понимает все нюансы психики человека, однако тут она все же не угадала.
Хотя и была близка.
В отличие от некоторых (а именно Либби) Рэйна не поддавалась капризам души вроде чувства беззащитности, и знала, что Нико не считает ее слабой. Нико, разум которого напоминал безбожно захламленный чердак, вообще ни в ком не видел противника настолько опасного, чтобы пытаться его уничтожить. Такая беззаботность притягивала, но вместе с тем и отталкивала, так как не отличалась от самоуверенности. Обижаться на это мог лишь тот, кто в принципе не понимал Нико. Обращать внимание на его заносчивость значило показать эмоциональную уязвимость, попусту тратить время, свое и его.
И вместе с тем Нико считал Рэйну… предсказуемой. Думал, что ее уровень высок, но до его планки недотягивал. И если честно, в оценке Нико не ошибся: в некоторых дисциплинах – той же физической магии и рукопашной – Рэйна правда уступала. И что? Выше головы она прыгать не стремилась. В Общество ее привела жажда знаний, а не престижа.
Думала ли она, что, если не проявлять свои таланты четко, другие решат, что их у нее нет? Да, но, если речь шла о Тристане, Каллуме или Парисе, это не имело значения. От них Рэйна свои способности скрывала намеренно и вполне успешно. С Нико получилось не так хорошо, но он-то проводил с ней куда больше времени. Неужели и он не сделал выводов?
Рэйна не к месту вспомнила один случай. Чаепитие с бабушкой после одного особенно неудачного ужина с матерью. «Придет день – и тебя заметят, – заверила Рэйну кроткая бабуля, которая частенько бормотала что-нибудь невпопад. – Придет день – и они увидят в тебе то же, что и я».
«Мама, мама?» – с сомнением уточнил из угла папоротник.
Рэйна невольно согласилась.
Мать Рэйны, о которой та почти не вспоминала и никогда не рассказывала, была средней из трех сестер и двух братьев. («В молодости умела хлопот доставить», – говорила бабушка, будто пересказывая сюжет какого-нибудь сериала, а не события из жизни родного ребенка.) Бабуля, эксцентричная и необычайно добрая женщина, не желала, чтобы из-за одного небольшого проступка судьба дочери пошла под откос, и проявила, как могло показаться, великодушие – забрала Рэйну к себе. Через год или два мать Рэйны выгодно вышла за смертного предпринимателя, чья семья нажила состояние во время бума электроники, уступившего затем место эпохе техномантии.
Для Рэйны он оставался просто Предпринимателем. Человеком без имени и жизни за пределами работы. Не отцом, а просто тем, кто женился на ее матери. О том, что Рэйна живет с тещей, он знал лишь потому, что активно интересовался падчерицей. Сначала он принял ее за ребенка прислуги, которым можно помыкать. «Какая ирония», – частенько думала Рэйна. Должно быть, разговор у Предпринимателя с женой состоялся непростой. (А возможно, мать, женщина неразговорчивая, и вовсе ничего ему не ответила. Она производила впечатление человека, который многое видит и о многом молчит.)
Как бы то ни было, Предприниматель все же выяснил, кто такая его падчерица на самом деле, ведь именно он стал приглашать ее на ежемесячный ужин в семейном кругу. К тому времени они с матерью Рэйны обзавелись собственным потомством, однако их отпрыски пошли в отца: родились смертными и обделенными силой Рэйны. Предприниматель не был злым человеком. Он принимал деловые звонки за столом, но голоса не повышал. Он был просто очень-очень прозрачен. За ужином, прежде чем перейти к теме натурализма, сначала хвалил каллиграфию Рэйны и прилежание в школе, пока ее мать гоняла еду по тарелке и придерживалась своей обычной привычки вообще ничего не говорить.
Как бы там ни было, мать Рэйны скончалась за два года до смерти бабушки, когда Рэйне исполнилось четырнадцать. В последний путь ее проводили как примерную жену и мать. (Только не для Рэйны, которая неприметно устроилась в заднем ряду, и никто не спрашивал, кем она кому приходится.) Свою мать Рэйна знала плохо, но не сомневалась, что надгробная речь знаменует очень печальный итог жизненного пути: о покойной только и сказали, что она добилась успеха на двух местах работы. И ни слова о том, что она, к примеру, фальшиво пела в душе, шарахалась от садовых змей… как нормальный, живой человек.
Вскоре Предприниматель женился снова. Жизнь, как водится, продолжалась.
Воспоминания зыбучим песком затягивали в свою пучину все глубже, не давая сбежать. Из подсознания всплыл еще эпизод, настолько омерзительный, что Рэйна вздрогнула.
Незадолго до визита Атласа к Рэйне в кафе заглянул Предприниматель. Он увлеченно распекал кого-то по телефону и за этим занятием совершенно не узнал Рэйну, хотя много лет до того регулярно умолял о встрече. Его можно было понять: последний раз они виделись десять лет назад, – и все же Рэйна оценила иронию судьбы. Многие годы раз в месяц Предприниматель сидел напротив Рэйны за столом ее матери и притворялся, будто падчерица ему интересна, а за несколько недель до этой случайной встречи даже отыскал ее бывшую соседку и попросил номер телефона… который спустя час времени и покупку Рэйной нового гаджета уже сменился. Однако в тот день Предприниматель упоенно ругался с каким-то иностранцем, с трудом произнося его имя. «Он уже проделывал это и проделает снова!» – кричал Предприниматель, будто не видя Рэйны и кофе, который она принесла. В тот момент она была лучше невидимки, празднуя особенно горькую победу, когда подтверждаются твои худшие догадки. Эта ее прозрачность стала доказательством того, что все было именно так, как она думала.
Рэйна всегда знала, что Предприниматель интересуется ею неспроста. И встретиться ему хотелось отнюдь не потому, что он тосковал по ней или ее изящной каллиграфии. По той же причине лилии в доме матери сторонились его, когда он ел. В детстве Рэйна думала, что такая цветочная реакция – это лишь проявление ее собственной неприязни к Предпринимателю, но кое-что в его поведении в тот день заставило ее пересмотреть свое детское отношение.
Только не к нему, а к его делам.
Он был разрушителем. На детские переживания Рэйны будто наложили проясняющую тонкую пленку, меняющую фокус. Ретроспектива с ее оттенками сепии неотвратимо указала на тонкий слой чего-то вроде перхоти или ворсинок у Предпринимателя на плечах. В отличие от прочих людей, зазывавших на работу Рэйну, он искал не просто рекордных урожаев, но задумал нечто коварное. Как и все, что сулило большие богатства. Аура разрушения окружала его ядовитым облаком, как парфюм.
Рэйна встряхнулась, отбросив прилипчивое чувство стыда, которое засасывало, как трясина, стоило вспомнить прошлое. Бабушка не ошиблась, обещая Рэйне, что в один день кто-нибудь да разглядит ее суть. Просто она имела в виду немного другое. Люди и правда начинали видеть суть Рэйны, и Предприниматель оказался лишь первым в их череде. Рэйна была обречена – в дурном смысле – на чужое внимание, ведь в какой-то момент, став подростком, она уже не могла скрыть своей силы, своих способностей. Они бросались в глаза даже тем, кто к ним не присматривался. Правда, Рэйна к тому времени ничьего внимания уже не хотела.