Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Интересно, надолго ли сохранится ее сердечное тепло во всех его шмотках, после того как она отсюда уедет?

Она заботилась о нем с любовью.

Это теперь не важно. Как не было важно никогда.

Сандра работала – он платил.

Она сходила в прихожую за сумочкой. Усевшись в кресло, принялась осматривать кармашки один за другим. Нашла листок, вырванный из блокнота когда-то давно, целых семь дней назад. Вечность назад.

Расправила на колене, погладив бумажку ладонью. Почерком Василия Кущина было написано: «Ты уволена. Уезжай».

Интересно, согласится он предоставить ей рекомендации? Из вредности может не согласиться, но для достоверности она его об этом непременно попросит.

«Ты эгоистка, Лилька. Как он будет справляться один, без тебя?

Очень даже прекрасно будет справляться. И почему, собственно, один? Он будет вместе со своей Галиной.

Хочешь ее встретить снова?

То-то. Бери ручку и пиши».

Сандра дописала.



«Не сварить ли мне на обед пельменей, если уж моя прислуга слишком занята?» – с усмешкой подумал Кущин, поднимаясь из-за стола и потягиваясь.

После того как он решился на эксперимент, работа над обзором сдвинулась с места – хороший признак, правильное решение.

Он старался не обращать внимания на легкий внутренний дискомфорт, возникший в уголке сознания, определив его для себя как неразумную щепетильность, граничащую с глупостью.

Выйдя в прихожую, он столкнулся нос к носу с Сашей. Судя по всему, она направлялась к нему. В руке держала клочок бумаги, который молча ему протянула.

В верхней части листка бисерным почерком было убористо выведено: «Уважаемый господин Кущин, прошу считать наш контракт завершенным с 21 декабря сего года. Чернышова А. В.». Дата, подпись.

Под этим официальным текстом Василий увидел размашистые буквы, написанные его рукой: «Ты уволена. Уезжай».

– Если позволите, я сегодня переночую у вас, – проговорила Саша без запинки. Готовилась, значит.

Продолжила так же уверенно:

– Сумма, которую вы мне решили выплатить, слишком велика. Сейчас те деньги находятся в моей квартире, если, конечно, Зигины бандиты их не прибрали к рукам. В любом случае я считаю, что обязана вам их вернуть. Верну непременно.

Ему бы надо запротестовать: «Ну зачем ты так, Саша?!» Или: «Это не то! Саша, ты сама знаешь, что это не то!» – а он молчал.

Он никогда не оправдывался, никого не уговаривал и не разубеждал.

Кроме Галины, бывшей жены, когда она еще не была бывшей.

«Да при чем тут Галина?! – взбеленился он сам на себя. – Саша уходит! И ты ей позволишь?!»

– Александра Викторовна, – дотронувшись до ее руки, произнес он, и голос предательски дрогнул.

Не заметила ли? Нет, обошлось. Не хватало еще, чтобы Саша заподозрила его в дешевых театральных приемах.

«Нужно что-то срочно предпринять. Идти ва-банк? Терять тебе нечего, Васька, действуй».

И он бодро продолжил:

– Саша, а давайте мы с вами во двор выйдем? Что мы все время безвылазно дома сидим? А на улице погода такая изумительная, солнышко, морозец легкий… А? Давайте! На скамеечке посидим, все обсудим… Заодно я попрактикуюсь без костыля ходить.

Сандра, удивленно на него взглянув, кивнула.

– Хорошо, – сказала, – отличная идея.

Василий торопливо, путаясь в рукавах, надел полушубок, помог Сандре одеться, поспешив снять с вешалки ее норковый жакетик, чем удивил ее еще больше. Она принялась было хлюпать носом, но велела себе истерику прекратить. Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, прекратила.

Скамейка возле подъезда им не подошла, переместились в дальнюю часть двора, чтобы не в тени сидеть, а на солнышке. Да и народ мимо меньше ходить будет.

Василий рукой в перчатке смахнул снег с сиденья, они уселись.

Перчатки на нем были черные, вязаные, не первой молодости, он собирался их выбросить, потому что дыры на пальцах образовались, а Сандра сказала, что это транжирство и нужно их просто заштопать. С тех пор он их носит, забросив кожаные, утепленные мехом.

Некоторое время сидели молча. Неожиданно для себя Кущин проговорил:

– Мне тут операцию предложили сделать. Импланты в позвоночник поставить, чтобы выпрямить спину. Надоело горбатым. Как вы считаете, соглашаться?

Не поворачивая головы, Сандра сказала:

– На месте вашей Галины я была бы против.

– Почему?! – спросил он недоуменно. – Что будет плохого, если я исправлю свой физический недостаток?

– Начнете нос задирать, по сторонам пялиться. А сейчас вы весь ее, со всеми потрохами. Ей так любить спокойнее.

Кущин не нашелся сразу, что ответить. Наконец произнес:

– Тут вы здорово ошибаетесь. Мой вам совет: не стоит всех подряд очеловечивать.

– Но ведь она приезжала, чтобы помириться?

– Она приезжала для другого. Больше она здесь не появится.

– Почему?

– Потому что увидела, что у меня есть вы.

– Я есть, в смысле… экономка?

– Примерно в этом смысле.

– И вас это огорчило? Что она не появится?

– Я не люблю присутствия чужих людей в доме.

Помолчали.

– Впрочем, с операцией я решил повременить. Скоро Новый год, деньги на подарки понадобятся. Вы любите получать подарки, Александра Викторовна?

Она не ответила.

«Идиот», – обругал себя Кущин.

– Подыскали себе работу на полный день? – спросил он, никак не решаясь сказать то, ради чего был затеян разговор.

Она пожала плечами:

– Это не проблема. Аделаида приглашала.

– Я вам очень признателен за помощь в быту, Александра. Без вас я пропал бы совсем… Может, передумаете?

Она мотнула головой, глядя в сторону. Не разреветься бы.

И вообще – холодно тут. «Людоеду» хорошо, он в тулупе, а Сандра скоро зубами стучать начнет.

Да, окоченеет. Но с места не сдвинется. Никогда еще они с Васей не сидели рядышком на скамейке.

Кущин сказал бодрым тоном:

– У меня идея. Вы должны две недели у меня отработать.

– Я знаю, – еле слышно проговорила Сандра.

– И я не забыл, что вы собирались с подругой Новый год встретить, ее Викторий, кажется, зовут.

– Наверно, с ней.

– Так вот, я вас приглашаю проводить вместе со мной старый. Заблаговременно, на сутки раньше, идет? А тридцать первого вы отправитесь к друзьям или куда захотите.

Она молчала.

– Я вам уже приготовил подарок, – продолжал бодриться Кущин. – Маленький сувенир, он подойдет к вашему новогоднему наряду. Костюм принцессы, я не ошибся?

Никакого костюма Сандра сшить себе не успела. Да и не успеет уже. Да и нет настроения. Но она кивнула, чтобы рот не раскрывать.

– Крошечный золотой кулончик со вставкой из фианита, – соврал на всякий случай Кущин, ибо вставка была бриллиантовая. – Вполне подходящий подарок для этого случая. Я не стал бы вам о нем заранее рассказывать, иначе какой же это сюрприз, но вы решили вдруг от меня уйти. Считайте, что это попытка вас подкупить.

– Подкупить? – вскинула на него удивленный взгляд Сандра. – Зачем? Чтобы я передумала увольняться?

– Чтобы вы согласились проводить со мной старый год, и только.

– А… Понятно. Как подарок на память он слишком уж дорогой, – сказала Сандра. – Достаточно вручить брелок для ключей. Или магнитик на холодильник.

– Подарок на память? Нет, это будет подарок по случаю. Вы ведь тоже мне подарите… Что же вы мне подарите, Саша?

– Может быть, галстук? – спросила Сандра.

– Точно! Галстук! Вы мне подарите совершенно безвкусный и абсолютно никуда не годный галстук, чтобы нельзя было даже помыслить его нацепить, но время от времени я смог бы его доставать и к нему прикасаться…

Он ненадолго умолк. Сандра растерянно на него взглянула и поспешила отвернуться вновь.

– Но это не все! – продолжил Кущин. – Вы будете такой красивой в наряде принцессы, я тоже буду в костюме карнавальном, только не знаю, в каком…

– Может, морского разбойника? – несмело улыбнулась она.

– Ну конечно же! Именно – в костюме пирата. А Йохана мы нарядим…

– Он будет сидеть на вашем плече! Я сделаю для него маленькую треуголку с дырочками для ушей и черную повязку на один глаз!

– Отлично! И у нас будет елка. Нам привезут настоящую, пушистую ель до потолка, и мы нарядим ее разноцветными шарами и гирляндами. У меня их нет, но я куплю, я самые замечательные елочные украшения закажу для нас. Нам будет весело, потому что мы заслужили эту радость, правда же, Саша?!

Она смеялась в ответ, а душа плакала: зачем он все это говорит, зачем ей нужен этот праздник?.. Чтобы красиво расстаться?!

– Я не позволю вам идти на кухню готовить ужин. И сам не пойду. Мы закажем еду из хорошего ресторана, а полусухое шампанское будет ожидать нас в холодильнике.

– И мороженое? – спросила Сандра.

– Пренепременно. До ужина мы отправимся на прогулку. Без всякой цели. Мы пройдемся возле наших домов или немного дальше… Чтобы пушистый снег поскрипывал под ногами, и снежинки порхали, залетали в нос, и чтобы немного озябнуть.

– И мы вылепим снежную бабу?

– Конечно. Или снежного хомяка. А потом вы скажете, что пора возвращаться, потому что устали.

– Нет. Я скажу, что пора возвращаться потому, что вы застудите ногу.

– Пусть так. Дома я откупорю шампанское и разолью по бокалам. И произнесу тост в честь уходящего года. Я ему так благодарен… Вы будете улыбаться и шутить, а мне станет грустно…

– Почему? – тихо спросила Сандра.

– Мы дождемся полуночи, когда наступит последний день года, жаль, что у меня нет старинных часов с боем, но ведь можно поставить будильник в смартфоне с подходящим рингтоном, не так ли? И тогда…

Он умолк.

Как же болела душа, как ныла…

Сколько сил он вложил в этот разговор…

Ему было страшно до синевы губ, до темных пятен перед глазами. Сейчас она рассмеется в его уродливую рожу, встанет и уйдет.

Он произнес глухо:

– И тогда я скажу… Я люблю тебя, Саша. Не уходи. Я умру.

– Ах, – прижав руки к груди, выдохнула Сандра и повернула к нему испуганное лицо.

Что за чудо чудное произошло: он сказал, что ее любит!

Только бы не заплакать… Вот дуреха…

Васенька, милый Васенька – ее любит?!

Не послышалось ли ей? Не шутит ли он так по-глупому?

Кущин, заметив, что она дрожит, поспешно стащил с себя доху, оставшись в одной рубахе, и укутал ее, и обнял за плечи для большего тепла.

Прошептал в ухо:

– Я. Тебя. Люблю. Я тебя люблю, Саша.

Что же она молчит… Не любит? Или… он вообще ей противен? Урод горбатый.

– Зачем ты это мне сказал? – спросила Сандра, взглянув на него исподлобья.

– Ты меня любишь? – тихо спросил он.

– Да.

– Счастье мое, Сашенька. – Он сжал ее еще крепче, касаясь губами завитка на ее виске. – Значит, мы поженимся.

Сандра никогда не понимала, как это – плакать слезами облегчения и радости. С какой стати? От радости надо смеяться. Но сейчас ей хотелось не просто плакать, а рыдать взахлеб, с позорными подвываниями, уткнувшись в теплое плечо своего «людоеда».

Горькое горе, теснившее ее сердце столько времени, горе, с которым она жила с того самого дня, как впервые увидела этого мужчину, исчезло, растворилось, улетучилось. Все эти дни она терпеливо сносила свою боль, принимая ее и соглашаясь: Кущину она никто, просто прислуга, и никогда кем-то иным для него не станет. Рано или поздно они расстанутся навсегда.

И вот несколько слов, произнесенных дорогим, родным, любимым человеком, обратили в ничто ее боль и ее горе.

Ей не послышалось. Он не шутит. Она ему верит.

Наступившее счастье было таким огромным, большим, что почти невместимым.

Как тут не заплакать?

Но Сандра с эмоцией справилась. Только похлюпала слегка.

Высморкавшись в скомканный носовой платок, завалявшийся в кармане жакетика, заявила, призвав на помощь свою обычную смешливость:

– Ты все наврал, Кущин, мне это ясно. Тебе просто захотелось сэкономить на домработнице.

– Мы наймем экономку, если захочешь.

– Еще чего. Только эконома.

– И не мечтай.

– Значит, вести хозяйство придется по-прежнему мне? – ворчливо спросила Сандра.

– Тебе это будет в тягость?

– В радость, Кущин. Для тебя – в радость. Тем более мы наймем экономку.



Конец книги