Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

— Урод!

Этим емкое слово Милена произнесла крайне эмоционально сразу после того, как пнула протезом необычно выглядящую пузатую канистру.

Все узлы были заменены. Все течи устранены. Все было проверено трижды и только затем мы принялись заливать красную смазку в энергосистему бункера. Я все еще не привык к зрелищу того как густая алая жидкость заполняет прозрачные стенные баки, заливая шестерни.

— Урод! — повторила инженер.

— Я что-то сделал не так? — устало спросил я, хотя и понимал, что сей нелестный эпитет обращен не ко мне.

Милена будто только и дожидалась моего вопроса, тут же яростно полыхнув:

— Этот чертов луковианец — урод из уродов! Вредитель! Хуже вредителя! Охотник… тут ведь очень все осознанно и грамотно проделано. Сначала он отключил уровневые предохранители и только затем устроил течи в двух параллельных системах. В результате система не отключилась и три шестереночных блока попросту пережевали сами себя в сухую.

— Словно слить масло в двигателе машины и продолжать ехать на полном ходу?

— Да. Пока движок не вклинит. Тут примерно то же самое случилось. Блоки мы заменили привезенным оборудованием — и хватило впритык! Одну линию труб мне пришлось перебрать полностью — устало усевшись на металлический контейнер, Милена опустила натруженные руки на колени и тяжело вздохнула — Получилось.

— Ты проделала огромную работу — с уважением признал я.

— С твоей помощью.

— Я был на подхвате — улыбнулся я, глядя, как в тянущихся вдоль стена прозрачных трубах разгорается алое свечение.

После долгих часов простоя все системы Пальмиры заработали и неспешно выходили на рабочую мощностью после тройного дерганья украшенного цветными ленточками рычага.

— Смазка — произнесла Милена, сжимая кулаки — Это считай самое драгоценное. Невосполнимое. Ее добывают из обломков упавших крестов чуть ли не по капле. Раньше Бункер посылал специальные бригады на вездеходе. Они рисковали всем, но после каждой ходки доставляли хотя бы центнер смазки, сцеживая ее из перебитых труб и соскребая чуть ли не с пола. И посмотри, что наделал этот урод… Он слил в унитаз почти все содержимое системы. Их запасов не хватило на пополнение и пришлось влить часть смазки с твоей машины. Мы прошли по самому краю. И не хвати у нас чего-нибудь — Пальмира бы уже выстывала.

— Мы глубоко благодарны вам за спасение — шагнувший в нашу сторону Митомир держал в руках деревянный поднос — Я принес горячего чаю. С травками полезными. Испейте.

— Чаю выпьем — кивнул я, своим нарочито спокойным будничным тоном сбивая весь ненужный сейчас торжественный настрой старца.

Было заметно насколько удручен случившимся этот живущий по чужим правилам старик. Осторожно опустив поднос на край заваленного старыми шестернями рабочего стола, он принялся самолично разливать дымящийся напиток по разномастным кружкам. При этом он не умолкая говорил — будто прорвало так долго державшуюся плотину.

— Как же так? Он ведь брат нам! Сколько лет вместе бок о бок прожили. Никто его ни разу не обидел, ничем не обделил. У нас быт простой, аскетичный. В разговорах меру знаем, никогда не ссоримся, ничьи верования не ущемляем и никого не забываем ободрить в трудный час. Он однажды застудился сильно и слег… так мы от его постели не отходили. Выходили, отпоили… За что же он с нами так? — на меня взглянули искренне удивленные слезливые глаза.

Утерев их рукавом, Митомир развел руками и сокрушенно покачал головой:

— Не понимаю…

— Это и есть главный вопрос — произнес я, беря одну из кружек — Самый главный. Ответим на него — и пойму причину такого… не побоюсь этого слова страшного поступка. Он обрек вас на вымирание. Вас в буквальном смысле спасло чудо. Не выйди наш Бункер из режима молчания, не находись мы так близко, не обладай мы необходимыми запчастями и, что самое главное, не окажись с нами умелый и предусмотрительный специалист… — с взглянул на устало сидящую у стены Милены — Вас бы ничто не спасло. Даже доберись сюда кто из других убежищ, они бы прибыли гораздо позднее и к этому моменту Пальмира бы дожевала сама себя. Ремонтировать было бы нечего — на этот раз я взглянул на лежащий у моих ног диковинный узел, чем-то похожий на гигантское человеческое сердце из стали. Он было вскрыто мной с помощью более чем странного инструмента и теперь можно было увидеть изломанные почернелые шестеренки и что-то вроде прозрачного поршня с множеством торчащих из него тонких и обмотанных золотистой проволокой игл.

Глядя на почернелое «сердце» Пальмиры у моих ног, Митомир снов утер предательски слезящиеся глаза и пробормотал:

— Ничего на ум не приходит. Не было с нашей стороны зла. Никогда не было. Нам без разницы откуда ты, когда и где рожден. Главное, чтобы ты трудился наравне со всеми, был мирным и…

— Да-да — я прервал его довольно бесцеремонно, но говорить старался как можно мягче — Но должна быть причина.

— Быть может… — снова глянув на стальной узел, он пожал плечами — Быть может пережил он умопомешательство? Не от бессловесного гласа, нет, его звуки сюда почти не проникают.

— Шепота здесь не слышно — согласился я и задумчиво почесал щетинистый подбородок — То есть ваша версия — банальное сумасшествие.

— Возраст… усталость…

— Нет — уверенно произнесла Милена, берясь за свою кружку и включаясь в разговор — Чушь! Сумасшедшие все крушат. Беснуются. Ну ладно… может и бывают сумасшедшие с подлой хитринкой, но тут… тут была совершена настоящая диверсия. Причем диверсия очень хорошо продуманная… Как ты и сказал, Охотник, тут мы имеем дело с саботажем. Луковианец действовал быстро и четко, после чего просто ушел… А вы его отпустили!

— Отпустили — признался старик — А как не отпустить? Он ведь человек свободный… Нешто силой удерживать? — он перевел вопрошающий взгляд на меня — В цепи заковывать?

— Вам следовало хотя бы насторожиться — вздохнул я — И сразу же провести полный осмотр. Как я понял, он был вашим инженером? По технической части он все занимался?

— Он. В свое время его обучил Михаил, что ныне почивает вечным сном под дальней березой. Вунро перенял все тонкости, и мы нарадоваться не могли.

— Инженер луковианец Вунро Дивич — поощряюще кивнул я — Прожил здесь много лет, а затем вдруг учинил саботаж и ушел в снега…

— Так и было. Мы ведь уже рассказали…

— Больше подробностей, пожалуйста — попросил я, усаживаясь удобней — И на этот раз выкладывайте все как есть. И без ссылок на ваш священный фолиант и Пашу Аквариумиста — так вся эта история шита белыми нитками и, честно говоря, не особо впечатляет.

— Вообще не впечатляет — фыркнула Милена.

Разом пришедший в движение высоченный блок из множества шестерней лязгнул и ровно загудел, заставив нас вздрогнуть. Красноватый свет стал ярче и белее. От главного рычага неспешно отошел один из жителей Пальмиры, по пути коротко поклонившись нам и благодарно улыбнувшись. Из потолочных щелей пошел нагретый воздух, в ровном потоке зашелестели растущие в десятке шагов молодые деревца. Да… Пальмира очень мала в размерах. Крохотный и больше похожий на галлюцинацию умирающего оазис среди суровых льдов…

— С самого начала обсказывать? — задумчиво поинтересовался Митомир, внешне нисколько не обидевшийся на мои слова.

— Давайте с времен более поздних — попросил я — Хм… А как часто ваш инженер Вунро пользовался радиосвязью? Я так и не увидел кстати, вашу радиорубку.

— А я покажу! — старик с готовностью указал на плотно прикрытую металлическую дверь, за которую нам пока не предлагали заглянуть — Хотите?

Мы с Миленой ответили одновременно:

— Хотим — и одновременно же поднялись.

— Рассказывайте — попросил я уже на ходу — С этим делом надо разобраться…



Прорванная плотина молчания — не всегда благо. Митомира понесло. Видимо он так долго сдерживался и так был стеснен в заданных предшественниками рамках, что это буквально давило на него и сейчас он был рад хотя бы на время сбросить с себя тяжкий образ молчаливого и косноязычно выражающегося торжественного старца слегка не от мира сего. В результате мы начали получать так много не относящейся к делу информации, что мне пришлось направлять рассказчика в нужное нам русло.

Луковианец Вунро был не без мелких странностей. Он быстро проявил себя среди немногочисленных жителей Пальмиры в качестве неплохого техника, а следом проявил незаурядные медицинские познания. Он умело зашивал раны, врачевал суставные боли, составил вполне себе действенный травяной микс от головной боли. Он был очень подвижен, ко всему проявлял интерес, всегда стараясь вникнуть в самую суть и порой изобретая новый подход к, казалось бы, привычному делу. В общем пальмирцам повезло с их новым другом. Они нарадоваться не могли и вскоре перестали обращать внимание на его странности.

Какие?

Ну… Вунро питался так скудно, что был больше похож на обтянутый кожей скелет, чем на живого человека. И никто не мог заставить его зачерпнуть лишнюю ложку тыквенной похлебки. Временами он уединялся в каком-нибудь уголку и час другой мог простоять на коленях перед стеной, но на молитву это похоже не было, а когда его спрашивали, он с улыбкой отвечал, что освежает в разуме лица своей оставленной там семьи. Он постоянно ходил. Даже во время обычной вечерней беседы, когда все собирались рядом с хижиной и после ужина мирно общались на заурядные темы, Вунро был единственным, кто оставался на ногах и постоянно ходил. Еще он считал свои шаги. Не от одного до десяти, скажем, и даже не до сотни. Нет. Он порой озвучивал действительно огромные, как пальмирцам, казалось, числа, хотя истинную их величину они понять не могли — из-за того, что здесь все говорили на русском, Вунро порой машинально называл на нем некоторые цифры, но остальные произносил на родном. Иногда на него что-то находило. Тогда он раздевался почти донага, брал пару горстей сухой почвы с мелкими камешками и растирался всем этим до крови — он буквально скреб себя почвой, крепко прижимая ее к коже. Это случалось редко и стоило его испуганно окликнуть, как он вздрагивал, приходил в себя и торопился в душ — смыть грязь и выступившие капли крови.

Когда мы выслушали эту краткую и более чем ошеломительную характеристику, я задал только один крайне интересующий меня вопрос: а ничего в душе не ёкало, когда такого вот специалиста допуска к важнейшим система убежища?

На этот вопрос Митомир ответить затруднился, зато вспомнил кое-что другое и с некоторой даже радостью заметил, что я не совсем прав — Вунро проявлял интерес далеко не ко всем системам. Так он никогда не приближался к радиорубке — в которой мы сейчас и находились.

Чтобы попасть сюда, нам пришлось пройти плохо отапливаемым узким коридором до спиральной лестницы и с ее помощью подняться на несколько витков выше. Следующая дверь привела нас в узкое и изогнутое бумерангом длинное помещение с бетонной задней стеной, несколькими уже знакомыми мне консолями управления и стальной створкой на противоположной стене. Если я правильно сориентировался в пространстве, то поднимись или опустись эта стальная створка и мы узрим колоссальный светящийся Столп.

— Ангар — подытожила Милена — С чем-то вроде наблюдательного пункта связи…

— В точку — согласился я, смотря на шесть закрепленных на полу кресел.

Четыре кресла были как есть — безликие и созданные для некомфортного сидения. А еще два были «обжиты» — обернуты парой старых рваных одеял, сверху положены обрывки медвежьей шкуры и на каждом по небольшой подушке под поясницу.

— А ведь мы находимся в легендарном месте — тихо произнес я, продолжая осматриваться — Значит отсюда в давние времена Пальмира начала вещать в кружащие кресты и говорить правду? Глас Пальмиры… Глас Истины…

Доставшая из кармана диковато выглядящий здесь смартфон, Милена принялась делать фотографию за фотографией, не спросив разрешения у усевшегося в одно из мягких кресел и продолжающего рассказывать Митомира.

Вунро был кроток. Ссоры случаются даже в таком раю как Пальмира. Трудно порой совладать с собой, когда возраст за девяносто и сорок лет из них были проведены в одиночном заключении. Поэтому бывшие сидельцы бывало и разругивались вдрызг. Позволяли себе не самые хорошие слова. Но только не Вунро. С ним за все минувшие годы совместного жития так и не удалось никому поссориться. Если ситуация накалялась — он уходил, но перед этим всегда извинялся, хотя мог с полным правом этого не делать, ведь сам не начал ни одной ссоры.

Возможно, именно эта черта луковианца Вунро Дивича как-то «закрывала» собой все остальные его причуды. К тому же свое дело он знал крепко. И тем страшнее оказалось его предательство… Размякший Митомир снова пустил слезу и на время прервался. Пока Милена с удивительным умением утешала его, я нащупал взглядом приметный рычаг рядом со створкой — дерни я его и металлическая шторка уйдет, открывая бронестекло. Я бы может и попросил разрешения для такого поступка, но смысла ноль — весь ангар давно уже скрыт толщей льда и снега. Так что на самом деле никакого шикарного вида на Столп мы не получим. Тут потребуются десятки часов упорной работы снаружи, чтобы очистить обзорное окно наблюдательного пункта, но кому и ради чего это надо? Чтобы из безопасности и тепла созерцать ледяной Столп с заключенной в нем невероятной тварью? Опасное это дело… Опасно даже слишком много думать о Столпе и о его шепоте — я еще живо помнил свою встречу с Ахавом Гарпунером, что некогда был обычным человеком из плоти и крови, пока не превратился в страшное и бездумное орудие Столпа…

В этом мире упорные мысли об одном и том же действительно могут превратиться в реальность…

Митомир потихоньку успокоился и задышал ровнее. Утерев щеки, он трубно высморкался в застиранный носовой платок, убрал его в карман балахона и наконец-то перешел к самой важной части истории про Вунро Дивича.

Все изменилось относительно недавно. Где-то чуть больше месяца назад. Вунро вдруг сам попросился в радиорубку и начал захаживать туда каждый вечер. Баюкая в руках стакан с травяным чаем, он часами просиживал в дальнем кресле, с закрытыми глазами вслушиваясь в звучащие в эфире призрачные голоса. Иногда он оживлялся, порывался подойти к консоли связи, где все иноземные символы давно были продублированы понятными надписями, но его всегда что-то останавливало, и он снова обмякал. Уходил далеко за полночь, а следующим вечером снова приходил. Про доверенные ему обязанности Вунро не забывал и продолжал оставаться для всех примером миролюбивости, трудолюбия и постоянства в поведении.

И наконец луковианец решился. Тихо и почти неслышно попросил разрешения… не выйти в эфир, нет. Он попросил разрешения обучиться и этому делу. Отказывать причин не было и вскоре он освоил это дело в совершенстве — как и любой их тех за которые брался, будь то прополка, готовка или починка важнейших систем. Обычно радиорубка была заперта — по старым их правилам — но утром и вечером велись двухчасовые вахты. Пальмира ныне говорила мало, но слушала постоянно, стараясь оставаться в курсе событий. Ну и выискивая тех, кого однажды, после сотен бесед, пригласит в тайный рай Пальмиры… Первую доверенную ему вахту Вунро провел так хорошо, что наблюдать за ним больше смысла не было. Да никто и не сомневался в его компетентности в любом деле.

Еще через неделю Вунро пришел к Митомиру и повинился — он не выдержал и связался с другими луковианцами. Да нарушил запрет, но сам признается, к тому же он не назвал местонахождения убежища и вообще ничего не разгласил. Просто обменялись приветами и именами. Ничего больше. Митомир выслушал и наказал луковианца, запретив ему посещать радиорубку. Тем же вечером к нему пришел другой пальмирец и поведал о том же — он поднялся к Вунро в радиорубку и случайно услышал, как тот с предельной хриплой робостью что-то говорит в микрофон. Связь была недолгой, а потом Вунро обмяк в кресле и долго плакал. Этот рассказ привел к снятию запрета уже через несколько дней.

Вообще, надо признаться, что давнишние устои Пальмиры начали шататься. Ведь они все были обычными людьми. Отобранными заранее, но все же обычными людьми. Им хотелось общаться. Им хотелось помогать остальным. Им хотелось делиться и что-то получать взамен. Ведь из всего этого и состоит нормальная человеческая жизнь. Что толку от жития в крохотном лесу с огромными тыквами? В чем смысл? В чем радость? Люди устали от навязанных обычаев, но все же следовали им — хотя и без прежнего фанатизма. Поэтому и на проступок Вунро посмотрели не так строго, как это бывало раньше.

Ну а затем… затем Вунро вдруг явился во время общей обеденной трапезы. Он рыдал, говорил удивительно громко, размахивал обмотанными тряпками руками и пошатывался. Он объявил, что получил особое послание от бункера Восьми Звезд и что прямо сейчас он уходит наружу, чтобы больше никогда не вернуться. Высказавшись, он развернулся и тяжело побежал. Остальные поспешили за ним, но опоздали — им только и оставалось проводить взглядом его неуклюжую фигуру в зимних одеждах, спешащую к выходу.

Все произошло так внезапно…

Все было так странно и непривычно, что они сначала не поняли, как реагировать, а затем уже было слишком поздно. Так что они просто заперли двери и вернулись в тепло. Несколько дней шло горячее обсуждение, уже почти пришли к убеждению, что вряд ли Вунро настигло давно охотящееся за ним безумие. Нет. Во всем виноват упомянутый им бункер Восьми Звезд и нарушенный луковианцем запрет на общение. И тут системы Пальмиры дали первый сбой. Тревожно загремели механизмы, некоторое время что-то тяжело ухало, мерцал свет… вскоре все вернулось на круги своя и они ненадолго успокоились. Но что-то грызло Митомира и он все же решил нарушить их обычаи вновь и выйти на связь с вдруг зазвучавшим в эфире и самым близким к ним убежищем. Почему он не стал выходить на связь с луковианцами?

Тут все просто — запрет на общение с ними много раз прописан в их чуть ли не священных текстах. Там недвусмысленно указано, что луковианцам доверять нельзя, что они волки в овечьих шкурах. Пояснений дано не было, но текстам они верили полностью — приведенные в них сведения всегда подтверждались.

Оказался оправданным даже запрет на связь с другими бункерами — ведь именно общение с бункером Восьми Звезд привело к внезапному уходу их специалиста. Да и неожиданную поломку оборудования Митомир тоже связывал с луковианцами — совпадения бывают, но не такие.

Лучше уж он попросит помощи у своих — предварительно проверив архивы и прочитав все упоминания о большом людском Бункере. Плохого он не отыскал. А как только сбой повторился, он поспешил в радиорубку, чтобы подать сигнал о помощи.

— Во второй раз сбоила уже более стойка дублирующая система — пояснила Милена, уютно устроившаяся во втором мягком кресле — Повторяла и еще раз повторю — вам очень сильно повезло.

— Благодарность наша велика — слабо улыбнулся наговорившийся Митомир — Уф… думаю все же таилось в нем что-то безумное… в Вунро нашем. А все из-за луковианцев… может наговорили ему что-то нехорошее… вот он и того…

— Нет — и снова мы с Миленой возразили одновременно.

А я повторил:

— Нет. Тут все выглядит длинной продуманной цепочкой событий. И первое звено этой истории находится где-то незадолго до его первого визита в радиорубку. До этого десятилетиями избегал общения и вдруг захотелось? Не верю. Его что-то побудило.

— Но что? — задумчиво поинтересовалась Милена, медленно крутясь в кресле с помощью упираемого в пол костыля — Чего он вдруг ожил?

— Хороший вопрос — признал я — А чем он занимался в те дни?

Митомир развел руками:

— Да как всегда в заботах был.

— А конкретней? — чуть надавил я.

— Как упомнить?

— А журнал рабочих записей ведете? — опять ожила Милена — Кто и когда что сделал отмечаете где-нибудь?

— Вести — не ведем — вздохнул старик, но тут же воспрял — А вот сверяться с таким журналом — сверяемся, чтобы работу себе дополнительную сыскать. А как же! До нас тут люди умные были, все от и до расписали. Где и когда убираться, как часто рычаги дергать, когда осмотр делать. Постойте… ну да… примерно тогда Вунро и читал тот журнал, дело себе выискивая. А потом, помню, оделся он в рабочее, взял малую сумку инструментом и пошел себе трудиться… Мы потом его дня два почти не видели. А возвращался грязнее некуда… и где столько грязи отыскал?

— Куда именно он пошел? — спросил я.

— Где журнал? — Милена подалась в кресле вперед и едва не упала на дернувшегося старика — Дайте посмотреть!

— НЕ положено…

— Прекратите уже — попросил я — Может настало время жить своим умом, уважаемый Митомир? Вы здешний глава. На вас ответственность за Пальмиру. Да и не просим мы ваши священные записи. Нам нужен журнал старых инструкций. Есть такой? Дадите?

— Да дам… дам уж — завздыхал встающий старик, все еще пребывающие в неуверенности — Ох тяжки грехи наши. За что мне эта напасть на склоне лет? Я мечтал тихо и мирно дожить свой век в тепле и счастье… Следуйте за мной…

— Ты подумала о том же о чем, и я? — поинтересовался я, галантно пропустив Милену вперед.

— Мне почему-то кажется, что он что-то нашел — тихо ответила она — Что-то такое, что побудило его резко измениться самому… и выйти на связь с луковианцами. Я только предполагаю, но… что если он им рассказал о найденном?

— И они тут же среагировали — кивнул я — И первым делом велели устроить губительный саботаж, по сути приказав ему убить…

— А затем совершить суицид уйдя в снег?

— Ну или там его ждал вездеход. Время подготовиться у них было.

— Тогда он мог что-то унести с собой?

— Тут можно только гадать. Но все же он что-то нашел — медленно произнес я.

— Что-то настолько важное, что это стоило для них гибели целого убежища — добавила Милена — А ты говоришь, что экспедиции скучны…

— Я этого не говорил — усмехнулся я, шагая следом за ней по лестнице — Но такое я даже предположить не мог.

— Арктический детектив в краю воющей вьюги… да что вообще можно такого отыскать в обычном заброшенном ангаре? Стоящего человеческих жизней…

Глава 8

Журнал старых инструкций представлял собой распухшую от вставленных листов, бумажек и клочков домовую книгу и нашелся быстро. Еще быстрее было обнаружено святотатство — одна страница была вырвана. Проделано все было аккуратно — сразу и не найдешь. Но имелась нумерация листов, к тому же Вунро или те, кто им командовал по связи, не учли одного — в Пальмире было мало художественных книг. Всего в их библиотеке хранилось сорок книг ровно и имелся четкий запрет на увеличение этого количества — дабы не преумножать праздность и не плодить лишних мыслей. В результате создался устойчивый книжный голод, и живущие здесь старцы с жадностью читали и перечитывали все, что попадало им в руки — сгодился и поощряемый к чтению и зазубриванию журнал инструкций, написанный далеко не столь уж скучным техническим языком, в чем я смог убедиться при беглом просмотре. Тетрадь хранилась в хижине и лежала в центре небольшого столика, приткнувшегося под двумя полками с теми самыми сорока дозволенными книгами Пальмиры. Я скользнул взглядом по потрепанным корешкам и убедился, что многие из них читал в свое время, а некоторые оставили глубокий след в памяти и мыслях.

Надо же… на верхней полке ряд начинался с «Графа Монте-Кристо», что соседствовал с «Моби-Диком», а к тому плотно прилегал выглядящий самым затасканным роман «Лето Господне». Заинтересовавшись, я пробежался глазами по много раз ремонтированным книгам, запоминая названия, благо пока от меня не требовалось ровным счетом ничего — всем занималась азартно идущая по еще теплому следу Милена, быстро нашедшая ключики ко всем собравшихся в хижину старикам. Они с радостью напрягали седые головы, чтобы помочь нетерпеливой женщине с костылем, а она умело и при этом терпеливо и вежливо подталкивала их, тормошила, находя верный подход. Поэтому я и не вмешивался — у нее было куда больше времени, чтобы выработать верную стратегию поведения в этом мире древних стариков. Поэтому я позволил ей реализовать свой опыт, внимательно слушая и не вмешиваясь. Только придурки всегда стараются быть во главе каждого начинания, усиленно и абсолютно без нужды при этом доминируя. Хочешь работать с умными и умелыми — дай им определенную свободу, прекрати разыгрывать из себя альфа самца и просто наблюдай.

Вот я и наблюдал… и уже через тридцать минут общими усилиями исчезнувший лист был полностью восстановлен с обоих сторон и заново написан на бережно хранившихся клочках. Заодно Милена продублировала его в свою тетрадь, а судя по ее блестящим глазам, она бы с радостью скопировала вообще все записи Пальмиры, но себя пока сдерживала — не время и не место. К тому же это наверняка встретит сопротивление пальмирцев.

Да… Вунро просчитался и своим поступком только подсказал на какую именно часть Пальмиры нам следует обратить пристальное внимание. Если только это не было продуманным обманным ходом, чтобы заставить нас искать именно там, впустую тратя силы. Но я так не думал. Нет. Я склонялся к мысли, что Вунро действовал спешно и очень эмоционально — его слезы говорили о многом. Да в мире полно подлецов с крокодильими слезами, но ведь луковианец мог и не устраивать крайне эмоциональной сцены прощания с пальмирцами. Он мог просто тихонько одеться и покинуть Пальмиру никем не замеченным. Его бы хватились далеко не сразу, учитывая его замкнутый характер и вечное пребывание в различных темных технических закоулках. Но Вунро пошел иным путем и это говорило о многом. Он прощался. Быть может хотел покаяться в содеянном, но не решился. Ну и немаловажное — мы обычно оповещаем родных о своем уходе, чтобы они могли запереть за нами дверь на внутреннюю задвижку. А в этом месте в оставленную незапертой дверь запросто может войти страшный монстр… А это уже говорит о том насколько тяжко далось Вунро предательство…

Эти и другие мысли роились и сталкивались у меня в уже серьезно усталой голове, порождая новые мысли и уничтожая старые, но в целом я просто отдыхал и на автомате общался с отдохнувшей остальной командой. Деловитый Сергей откровенно рвался обратно в Бункер, а точнее говоря в Холл. Он не в силах был остановиться и заново и заново перечислял семена и ростки тех растений, что мы повезем с собой обратно. Касьян и Филя мало в чем отставали, а их глаза горели удивительно сильным и ярким молодым огнем. И когда они пошли уже на шестой круг перечисления наших будущих урожайных рекордов, я принял решение. Мягким жестом остановил говорливого доброго Филю, глянул на Касьяна и, с трудом прорывая сгустившую в голове пелену усталости, объявил, смотря на Сергея Блата:

— Собирайтесь. Отбытие через час. Сергей ты за главного.

В переполненной хижине повисла удивленная тишина. Легко выдержав взгляды удивленных такой спешкой людей, я успокаивающе улыбнулся и начал перечислять очевидные, но пока еще не всеми замеченные факты:

— Вы трое отоспались и отдохнули. Сергей достаточно неплохо управляет вездеходом, а расстояние до дома не так уж и велико. Наш маршрут на карте отмечен — его и держитесь. Нагружайте машину дарами от добрых людей и выдвигайтесь, мужики. С собой предлагаю пригласить одного из уважаемых жителей Пальмиры — погостить пару дней, опытом поделиться о растениеводстве. Может и от нас что узнает интересного.

Закашлявшийся Сергей отставил треснутую чашку с цветочным узором и осторожно спросил:

— А ты? Так говоришь, будто…

— Мы с Миленой остается пока здесь — буднично подтвердил я — Хотя не мне за нее говорить и решать, так что…

— Все верно. Я остаюсь — кивнула инженер — Система только отремонтированы, течи едва устранены, многие узлы новые, а сколько всего я поменяла… Это вам не холодильник на даче починить…

— Да мы и не умаляли твою работу — проговорил молчаливый Касьян — Все видим и понимаем.

— Вот и молодцы! — широко улыбнулась Милена, тоже стараясь скрыть накрывающую ее усталость — А раз видите и понимаете, значит понятно и то, что за всем этим надо пристально понаблюдать как минимум несколько деньков. Да и следующие месяцы отслеживать надо внимательно — но это уже без меня. А вот пару дней я здесь побуду с удовольствием — если я правильно поняла мысли Охотника.

— Пара дней — подтвердил я — Если хозяева разрешат. Нет — значит, нет.

Пожевав губами, Митомир этим не ограничился и принялся нервно оглаживать бороду. В его глазах снова зажглись те пугливые и недоверчивые огоньки, коими он встретил на по прибытии — хотя и старался всячески это скрыть. Оглянувшись на ту часть их убежища, где мы с Миленой проводили основные работы, он не увидел ничего кроме шелестящих на искусственном ветру деревьев. Он явно колебался. Но колебания длились недолго — в принятии решения ему помогла еще не утратившая азарта инженер:

— Система может пойти вразнос. Лопнут трубы, драгоценная жидкость хлынет на полы, перегрев убьет шестерни и тогда… тогда все. Пальмиры не станет надолго. А все вами здесь высаженное и выращенное попросту умрет.

— Но вы же починили! — в голосе привставшего тщедушного старичка с очень длинной жидкой бородой звучала откровенная злость. Он явно был против нашего здесь присутствия, хотя до этого умело скрывал сей факт. Но сейчас, когда нависла перспектива терпеть в стенах Пальмиры наглых чужаков, что и так нарушили сокровенную тайну святого для них места, старичка, похоже, начало прорывать…

— Вы же починили! — повторил он — Залатали! Все работает!

— Починили — согласился я — Залатали. Все работает.

— Ну!

— Но это вам не кастрюля с борщом! — вдруг рявкнула Милена и сердито выпрямилась — И не примус потекший! И не мы виноваты в случившемся — а один из ваших! Вы, похоже, не тех людей боитесь, дедушки!

Опустивший голову старик снова сел и едва слышно пробормотал:

— Пригрели змею на сердце… но кто же знал? Иуду кормили…

— Никто не мог знать — согласился я — Да и сам Вунро, возможно, не знал. Что-то послужило мощным триггером…

— Чем послужило?

— Была причина — пояснил я удивленному Митомиру — Так что скажете, люди добрые? Можно двоим из нас задержаться здесь на пару дней? Мы проследим за работой отремонтированного оборудования. Ну и заодно постараемся отыскать то, что побудило Вунро…

— То, что свело его с ума! — возразил снова оживший старичок, сердито буровя взглядом задумчивого Митомира — А если и вас зацепит? Тоже все курочить тут начнете? Не вами строено было, чтобы ломать! Не вами сей рай растился!

Я только головой покачал. Тут любые слова бессмысленны. Его уже понесло и сейчас он начнет выплескивать на нас с трудом все это время сдерживаемую застарелую ксенофобию… Надо полагать и Вунро для него лично уже не свой, а чужой потому как он…

— И Вунро мы зря сюда допустили! — старичок повысил голос, сердито ударил кулаком о края стола — Не наш он! Луковианский! У него родина иная! Иные боги! Кровь не обмануть!

— Да окстись ты, Демьян! — укоризненно сказал Митомир — Сколько лет только добро и видели…

— Добро может и было! Да только и мы добром на добро платили! Но в конце что вышло? А я скажу — большое зло! Вот что! А ты, Митомир, больно уж покладист стал! Отсюда и все беды! Кто разрешил ему в радиорубку соваться? Кто простил ему сначала то, а затем и это? Ты! — с шумом выдохнув, он вдруг обмяк и сердито махнул рукой — Да и мы ничем не лучше! Тоже его за друга считали… за своего… а он… он сволочь! И паскуда! Вот он кто! Я ведь за день до этого в шашки с ним играл! Весь вечер! А он ни словечком…

— А обыграли его? — с интересом спросил я — В шашки-то?

— Обыграл — с достоинством ответил успокоившийся дедок — Могу и тебя обыграть коли желание есть.

— Желание есть — откликнулся я — Могу и в шахматы.

— Вот и сговорились — кивнул окончательно пришедший в себя Демьян — Часика через три? На тебе лица уж нет от усталости.

— Хорошо — улыбнулся я и, помолчав, озвучил все же ту мысль, что с недавних пор прочно поселилась у меня в мыслях, но не имела никакого подтверждения — Быть может луковианец Вунро Дивич не просто так очутился в Пальмире. Возможно, он с самого начала был засланным разведчиком. Их человеком. Их глазами в мифической Пальмире. Да связи у него не было, но и на это скорей всего был свой резон — а чего выходить на связь, если не о чем докладывать?

— Тут ты неправ, Охотник! — решительно возразил выпрямившийся и ставший выше Митомир — Ведь сюда просто так никому не попасть! Мы годами с людьми беседы тайные ведем. А коли человечек нам подходящим кажется — мы начинаем о нем других сидельцев выспрашивать. Записки с креста на крест кочуют, полнятся мыслями, а потом нам доверенные люди это все озвучивают. Так потихоньку всю подноготную и вызнаем да записываем. И только потом, как один из нас помирает, берем писульку с именами отобранных и голосуем всем сообществом.

— О как — крякнул я — Суровый у вас отбор. Вот только этот метод легко взломать, если знаешь критерии отбора. Раз записки кочуют, раз с людьми ведете беседы, то что-то да попадает в третьи и четвертые руки. Ведь все это длится годами. Поэтому достаточно легко выяснить требуемые от кандидатов свойства характера и умения, после чего «натянуть» эту матрицу на себя и на долгие десятилетия отсидки превратиться в идеального кандидата для отбора в Пальмиру…

— Да ты шутишь — выдохнула Милена и застрочила в тетради — Бред, конечно… но шпионский посыл просто шикарен…

— Дело не только в шпионаже — хотя он тут есть и вовсю процветает — возразил я, с трудом выдавливая из себя слово за словом и говоря лишь для разряжения возникшего между пальмирцами напряжения — Это место… я думаю многие не осознают в насколько удивительном месте мы обитаем. Зона Креста… замкнутый круг жизни и смерти, что диктует свои суровые законы абсолютно каждому. Тут большинство людей с большой тщательностью и продуманностью планируют свое далекое будущее, действительно стараясь заглянуть на несколько десятилетий вперед. Задумайтесь только! В обычном мире там, на родной планете и в родной стране, как много из нас вообще задумываются о старости, пока не стукнет пятьдесят с лишним? А тут… тут о грядущей старости напряженно думают даже тридцатилетние, едва сюда угодив и узнав грядущий итог. Умрешь в кресте — значит, умрешь. А если дотянешь сорокалетний срок и окажешься на свободе тут среди льдов и медведей…

— Ох я и боялся этого момента — глухо отозвался помрачневший Филимон — Ох и страшно мне было… А сколько раз я рюкзак свой самодельный перебирал и не счесть! А аптечка одна чего только стоит?

Правильно его поняв, я кивнул:

— Аптечка… я пока в кресте сидел в аптечку через день заглядывал. Наперечет знал наименование и количество каждого лекарства. Прикидывал как и что буду принимать при простуде или отравлении… А запасы еды? Ведь каждый из нас их делал. Сушил хлеб, вялил колбасу под потолком на нитках…

— Овощи даже сушил! — пробурчал Демьян — Мог недели три только на своих харчах протянуть! Аптечка моя жидковата была — ну так ведь люди сюда попадающие редко в карманах аспирин таскают, верно?

— К сожалению — улыбнулся я — К этому я и клоню. У каждого из ныне живущих имелось ровно сорок лет на продумывание и планирование своего будущего. К этому можно отнестись как к долгой игре…

— Так себе игра! — заметила Милена, покосившись на свои искалеченные ноги — Включающая в себя внезапное крушение…

— От всех опасностей не уберечься — кивнул я — И пусть всегда может случиться непредсказуемый финал, мы все надеялись на лучшее. И поэтому тщательно продумывали свое будущее. Собирали вещи, копили золотишко и лекарства, занимались спортом и берегли здоровье для будущего смертельно опасного рывка. А еще… я сам не слышал, так как пробыл там наверху слишком мало, но думаю, что многие из тех кто отбыл скажем лет по двадцать или тридцать, с особым тщанием начинали выбирать из давно уже подобранных списков названия тех бункеров, где бы они хотели оказаться. Думаю, к тому времени многие уже знали не только о бункерах, но и о существующей между ними чахлой транспортной сети. Так что при желании добраться со временем можно почти куда угодно — разве что кроме мифической Пальмиры.

И снова на морщинистых лицах ненадолго появились улыбки. Каждый любит похвалу себе и дому своему. Пусть даже не всегда заслуженную.

— И к чему эти твои слова? — проворчал Демьян — Как это все относится к Вунро?

— Информация имеет свойство накапливаться — пояснил я — Копится она даже по Пальмире. Пусть у луковианцев не было ни одного ответа, зато у них имелся собранный со всего летающего мира список задаваемых вами вопросов… что уже немало. При запасе времени и желании заслать крота можно куда угодно…

— И к нам в Бункер тоже — как бы мимоходом заметила Милена — И это не обязательно должен быть луковианец.

— Да — согласился я — Тут главное иметь какой-никакой глобальный замысел и упорство в его осуществлении. Я уже имел опыт общения с луковианцами и знаю, что упорства им не занимать. Ну так что, добрые отшельники Пальмиры… решайте прямо сейчас. Если не хотите оставлять чужаков в своих стенах — тогда мы собираемся и уходим. Через час нас здесь не будет.

— Ну так-то вот аж торопиться не надо — проскрипел Демьян, почувствовав на себе укоризненные взгляды собратьев — Мы ведь не гоним… Просто и вы понимать должны — место тут особенное.

— Через час вездеход уйдет — жестко повторил я — Это без вариантов. И вопрос только в количестве пассажиров на его борту. Решайте прямо сейчас. Тут особо обсуждать нечего. Ну или опять голосуйте всем сообществом.

— Но к чему такая спешка? — спросил Митомир — Мы ведь действительно не гоним прямо сейчас.

— Мы предположили, что Вунро наткнулся на нечто такое, что заставило его выйти на связь с головным луковианским бункером. Значит находка его была важна.

— Но мы не знаем, что именно он отыскал и отыскал ли вовсе! Может он просто спятил!

— Может быть и спятил — согласился я — Но пока предлагаю все же рассматривать только тот вариант, где он в трезвом уме и действовал не без веской причины. Он что-то нашел.

— Ну положим нашел… — кивнул Сергей Блат — Дальше что с находкой сделал?

— Вот! — я наставил на него палец — В этом все дело. Я считаю, что найти он нашел… но не унес. Оставил там же где и было.

— С чего так решил?

— Если бы смог унести — не стал бы учинять саботаж — пояснила Милена, не отрываясь от своих записей — Найди ты в закоулке Бункера алмаз или золотой клад и сумей незаметно спрятать в сумку — стал бы потом обрекать на смерть остальных жителей.

— Нет, конечно! — оскорбился Сергей — Пусть себе живут. Да и не крыса я — поделился бы найденным с людьми!

— Не все находки можно унести — продолжил я — Особенно старику. Но если здесь есть что-то нужное луковианцам — от этого надо избавиться и громогласно сообщить об этом в их головной бункер. Чтобы отстали.

— Ну не войной же они на нас пойдут! — придушенно пискнул Демьян, опять принимаясь нервно оглаживать лоснящуюся бороду — Вы чего такое говорите!

Я пожал плечами:

— Войной не войной… Тут я судить не берусь. Но следует хотя бы повторить путь Вунро, понято, что привело его в такое исступление, а затем уже решать.

— Так помогите нам и найдите! — бухнул Митомир — Просим!

— Просим! — поддержало его еще трое стариков. Демьян промолчал и с неохотой кивнул.

— Договорились — вздохнул я — Но для начала проясним. Я и Милена задержимся у вас в гостях до следующего возвращения вездехода. Правильно?

— Правильно — ответил Митомир, глядя при этом на отвернувшегося Демьяна — Мы все согласные.

— Ну раз согласные — устало рассмеялась Милена — То мы начинаем искать.

— Но позже — вставил я и это заставило Демьяна тут же вмешаться:

— А почему не сейчас? Пугать пугаете, а к делу приступать не спешите как я погляжу!

— К делу приступать не спешим — медленно повторил я, не сводя с него тяжелого взгляда — А то, что вот эта безногая молодая женщина много часов ползала среди вашего умирающего оборудования, спасая всю Пальмиру от морозного вымирания… это вы делом не считаете?

— Ну… это одно… и мы благодарны… отдаримся… — забубнил сникший Демьян — А то… там ведь просто ходить…

— Я устал! — припечатал я — Мне нужен сон. И ей — тоже! Поэтому следующие пять часов я собираюсь провести в горизонтальном положении. А как отоспимся — приступим к поискам. И будем искать до тех пор, пока не вернется наш вездеход.

— А коли не найдете ничего до его возвращения?

— Там и поговорим — бросил я, поднимаясь и поворачиваясь к своим — Ну что? Грузимся?

— Грузимся — коротко кивнул Сергей.

Когда мы вместе первыми покинули хижину, он тихо сказал мне на ухо:

— Мы можем и задержаться, командир.

— А если придут эти? — спросил я — Ведь если наша теория права… то они обязательно придут. И тянуть с визитом не станут.

— Так тем более! Пусть приходят! Дадим им бой!

— Круто — выдохнул я.

— Оружие у нас есть!

— У них оно тоже будет. И их будет больше. Поэтому приоритеты мы должны расставить правильные.

— И какие они?

— Семена и растения — прямиком в Бункер! — без промедления ответил я — Это самое важное. Мы просто обязаны битком набить вездеход этим грузом и рвануть в Убежище. Почвы и воды у нас навалом, тепло и свет есть, удобрения тоже не проблема. Сергей… это ведь пища. Вкусная здоровая пища, которая подарит лишние годы жизни и счастья всем старикам Бункера. А разве не это одна из главных наших целей?

— Ну… умеешь ты убеждать.

— Ты за главного — напомнил я — Другие меня слышали, а ты напомнить не забудь, Сергей. Каждые три часа выходи с нами и с Бункером на связь. Но координат даже примерных не сообщай. Я говорил про старый маршрут, но ты… ты чуть отклонись от него километров на десять в сторону, а потом снова ложись на курс. Идти старайся без внешних огней. Да и в салоне пусть будет темно. Понял?

— Да понял я тебя, понял — Блат коротко усмехнулся — Я и сам жизнью битый. Ладно! Начинаем грузиться! И пусть только попробуют чего-нибудь недодать! Мы этим мракобесам жизнь спасли! Там что пусть не жмутся!



Да я немного сожалел, что не смогу попасть в Убежище в тот миг, когда радующиеся любой пустяшной мелочи старики узрят выносимые из прибывшего вездехода сокровища… Но при этом я был рад своему отсутствию.

Так я честно ответил на вопрос, вытянувшейся рядом со мной на плетенном матрасе Милене, про себя удивляясь ее жизненной стойкости и желанию сделать и узнать как можно больше за один период бодрствования. Мой ответ ее не удовлетворил и пришлось пояснить прямым текстом:

— Я не хотел и по-прежнему не хочу превращаться в некого спасителя — медленно произнеся я, натягивая одеяло до подбородка — Я не хочу быть тем единственным, кто добывает для неимущих что-то ценное. Таким быть нельзя никому и никогда. Куда лучше, когда все в общине вносят пусть небольшой, но вклад в общее дело.

— А почему ты все же не хочешь быть тем единственным? Почему не хочешь быть тем самым героем с развевающимся за спиной красным плащом? Ну в твоем случае рваной белой медвежьей шкурой…

— Потому что чрезмерная вера в чужие силы лишает тебя сил собственных — хмыкнул я — Пусть старые, но еще крепкие мужики сами пробьются через пургу и отыщут родной дом. Пусть при нужде сами прокопают пусть сквозь снежную стену, пересекут с десяток коварных трещин, ободрят друг друга в тяжелые моменты, поборются с таящимися в вечной ночи страхами, ну а по прибытии домой облегченно выдохнут, чуть отдохнут… и пустятся в обратный путь к нам сюда. Опять сквозь ночь и вьюгу… Они больше не пассажиры, а бойцы. И это главное.

— Знаешь… хорошо, что ты не первый пилот какого-нибудь пассажирского авиалайнера и не командир поезда…

— Это еще почему?

— Да боюсь ты бы отказался их везти просто так — чтобы не чувствовали себя балластом. Ты бы всех заставил либо крутить педали, либо толкать паровоз — ну чтобы они всей душой ощутили свою полезность…

Услышав это, я смеялся долго — беззвучно трясясь под одеялом. А когда отсмеялся и глянул на Милену, обнаружил, что бравая инженерша уже спит, свернувшись под толстой меховой шкурой. Сейчас, когда она уже не могла контролировать выражение лица, оно ясно показало, насколько сильно устала эта молодая женщина. Сегодня она всех спасла — безногая и отважная. А я здоровый мужик ей просто инструменты подавал. И при этом она еще спрашивает меня почему я не хочу быть героем… да потому что на фоне таких как она ни одному мужику героем стать просто не удастся.

Повернувшись на бок, я закрыл глаза и тут же последовал ее примеру, мгновенно провалившись в черный омут сна.

**

Кто ищет — тот найдет.

Эту поговорку я повторял примерно раз в полчаса, завершая очередной неспешный обход указанного в старом журнале сектора Пальмиры. Хотя слово «сектор» было, пожалуй, слишком уж громким для относительно небольшой области. Благодаря нашим предыдущим с Миленой ремонтным работой и нынешним исследованием похожей на аппендикс технической зоны, я стал куда лучше понимать как здесь все устроено, откуда берут начало раскаленные трубы и где сходятся воедино загадочные медные жилы, местами причудливо и без видимой причины виляя по кирпичной стене подобно скользящей вдоль швов блестящей змее.

Технологии этой планеты мистичны и алхимичны.

Сравнение не мое — Милены.

Это она, отказавшаяся от натерших ей культи протезов, отоспавшаяся, натянувшая легкий шорты и майку без лифчика, чем изрядно смутила всех старавшихся теперь смотреть в воздух над ее головой стариков, усевшаяся в самодельное кресло на колесах, бодро каталась по соединяющему три параллельно идущие комнаты коридору. Кресло было удобным, мягким и прежде оно принадлежало одному из самых знаменитых и уж точно самых суровых старцев правителей Пальмиры. Именно старец Пимен, что вряд ли было его настоящим именем, твердой рукой правивший Пальмирой семнадцать лет, внес изменений в почти монашеский здешний быт, одновременно набело переписав летопись убежища, убрав из него гигантские куски и повелев их уничтожить. Об этом нам поведал то и дело смущенно покашливающий Митомир, что ходил повсюду вместе с нами, то и дело присаживаясь ненадолго отдохнуть, но затем снова вскакивая и с энергией молодого возобновляя ходьбу. Тогда же он показал духовное сердце Пальмиры и рассказал ее истинную историю, пока мы медленно оглядывали до душевной боли знакомые и чуть пугающие контуры креста, выложенные по земле чередой камней.

Совсем беспричинно, но мне вдруг показалось, что я стою в большом ангаре внутри очерченного обломками разбившегося и частично собранного для расследования причин авиалайнера. Вот там была кабина управления, а здесь тянулись ряды ныне обугленных кресел… Хотя на самом деле не было никакого крушения, зато чудесная история спасения имела место. Существовал и тот самый первый пальмирец — действительно неповторимый и единственный. Без него самого, без его смиренности и умения заводить друзей не случилось бы и Пальмиры.

Вот только звали его иначе — Кириллом. Кем он был до попадания сюда неизвестно — он не оставил никаких упоминаний. Имелся и тот самый аквариумист, часть чьего облика была использована для создания общего образа первого патриарха Пальмиры. Но аквариумист Паша появился в Пальмире гораздо позднее и если чем и запомнился, так это действительно своими спасенными всеядными рыбками, что едва помещались в нескольких принесенных с собой посудинах…

Так вот…

Кирилл, смиренный серый человечек, отличался неприхотливостью и удивительной деловитостью. Этакая всегда заряженная энергией серая умная мышка… полностью и бесповоротно повернутая на всем растительном. Этим «недугом» Кирилл страдал еще с отроческих лет, как он однажды проговорился в вечерней беседе незадолго до своей мирной кончины. Оказавшись в кресте, он своим привычкам не изменил и уже на пятый год его тюремная келья радовала взор несколькими деревцами и кое-какими овощными культурами. Часть зеленых красивых деревьев он посадил так, чтобы их можно было видеть во время чалок с другими крестами — и это дало ему не только огромную популярность, но и вдруг открыло источник мелких благ. Все начали делиться с ним грязью, остатками испорченной пищи, кое-какими семенами — он принимал все, перерабатывал и добавлял ко всем растущему объему почвы. Еще через несколько лет Кирилл вдруг проснулся среди ночи и… увидел его — Чертура. Черный тюремщик в диковинном и похожим на водолазный костюм скафандре стоял у лежанки и задумчиво глядел на лежащего узника сквозь подсвеченное красным стекло. Потом тюремщик ушел — молча и не причинив вреда. А еще через пару дней проснувшийся Кирилл увидел в метровом удалении от своего драгоценного садика здоровенный ком, промороженный почвы. Земля уже успела подтаять и по чистому кирпичному полу побежали первые мутные ручейки.

Почва! Много почвы…

Он разбил ком на мелкие куски, дал оттаять и голыми руками перебрал каждый комочек, после чего добавил ее на лезущие наружу жадные корни яблонь и берез. К тому же у него появилось достаточно почвы для самодельных горшочков — куда он высадил вишневые ростки.

Второй раз Кирилл узрел Чертура через год — хотя он наверняка и до этого приходил ночью, но оставался незамеченным. В этот раз Чертур назвал свое имя — оставшееся Кириллом неразглашенным — и снова ушел, а на следующее утро опять появился еще больший по объему ком мерзлой земли.

Так дальше и повелось. Быстро рос сад и вскоре вдоль каждой стены тянулись высокие земляные отвалы, на которых росли процветающие растения. Изредка Кирилл и Чертур общались. Порой их беседы шли ночь напролет — но Кирилл так и не поведал, о чем они разговаривали и какие вопросы он ему задавал, если на них и осмелился.

И да — Чертур регулярно забирал «свою» долю урожая. То и дело с грядок исчезали овощи, причем немало, а с яблоневых ветвей десятками пропадали спелые ароматные яблоки и горсти вишен.

Так шел год за годом. И незадолго до завершения сорокалетнего срока Чертур явился снова и сделал Кириллу то самое предложение, про которые говорят, что от них просто невозможно отказаться. Да и зачем отказываться, если тебе предлагают жизнь, а не смерть? Ведь Кирилл уже знал, что вскоре ему придется оставить этот теплый райский уголок крестообразной формы и очутиться внизу среди снегов и при жесткой минусовой температуре.

В ту последнюю ночь Кирилл улегся на полу, обложившись своими небогатыми пожитками. По его словам, заснул он удивительно быстро и никаких страшных снов ему не привиделось. Проснулся он тоже спокойно и легко, но открыв глаза вдруг увидел не привычную и знакомую кирпичную стену, а… ярко освещенную пустоту.

Кирилл подхватился, вскочил, заозирался — да он был предупрежден и на все согласен, но…

Вокруг него раскинулось большое пустое пространство. Почти квадратное огромное помещение с высоченным потолком. Бетонный пол, такие же стены с вкраплением кирпичных участков, два зеленых квадрата, а внутри них знакомые рычаги, похожие на те, что все эти годы даровали его растениям свет и тепло. Стоило ему их узреть — и он поспешил дернуть рычаги. Этот знакомый поступок добавил Кириллу уверенности, и он принялся потихоньку осматриваться, хотя в первое время всячески избегал без нужды покидать крестообразные контуры садика, лежащего посреди ангара.

Прошло несколько лет — все это время Чертур появлялся регулярно, а еще доставлял новые порции мерзлой земли. Кирилл освоился настолько хорошо, что рискнул сделать несколько коротких вылазок наружу. О опасностях он знал заранее — был предупрежден из того же источника, что позднее научил его пользоваться рубкой связи, заодно разблокировав консоли. Связь помогла первому пальмирцу предупредить остальных сидельцах о ждущих их внизу бедах и о том, как следует к ним готовиться. О своем местонахождении Кирилл никому не рассказывал — на это имелся жесткий запрет от его тайного и порой страшного благодетеля. Пальмира, тогда еще безымянная, была запретным местом для всех остальных. Но вскоре Кирилл ближе познакомился с тем, кто принял его сигнал — через ту самую стенную щель — и передал эту информацию остальным. Дальше была непростая беседа с Чертуром и… в один прекрасный день, спустя сколько-то месяцев, в Пальмире появился второй ее житель, что сразу же усердно взялся за дело.

Чертур приходил еще двадцать лет. Сначала тот же самый первый, затем его сменил другой, а затем и третий. Они всегда приходили ночью, собирали вкуснейшие плоды, овощи и рыбу, порой оставляли еще почвы и даже дров, после чего исчезали. Но потом тюремщики являться перестали — никто не знает почему и связаться с ними невозможно. Ночные гости исчезли…

Но за это время сложился традиционный уклад жизни Пальмиры, что дошел до наших дней практически без изменений. Определенное количество живущих и ни человеком больше. Нельзя раскрывать местоположение Пальмиры и делиться любой иной информацией об этом месте.

Пальмира была создана человеческими руками, но волей Чертуров. Не будь их — иноземных пленителей — не было бы и этого райского тайного уголка.

Закончив рассказ, Митомир ушаркал за чаем, оставив нас продолжать блуждающие поиски в трех комнатах и одном коридоре. Прервавшаяся Милена записывала историю в свою тетрадь, сокрушенно переживая насчет количества оставшихся чистыми страниц. А я… я привалился спиной к стене и изо всех сил пытался построить логическую цепочку, но у меня ничего не выходило.

Всегда ищи мотив и кому выгодно — так тебе откроется истина.

Судя по рассказу Чертуры не были бескорыстными благодетелями. В течении считай шестидесяти лет — если брать в счет и сорокалетний срок Кирилла — они являлись регулярно и забирали свою «десятину» от урожая. Они жадно сгребали тыквы, огурцы, яблоки и пригоршни вишни.

Вот, казалось бы, мотив — еда.

Но… с чего бы это вдруг тюремщикам понадобилось грести еду у заключенных? И с чего бы вдруг тюремщики голодали?

К тому же я еще хорошо помнил те порой удивительной вкусности блюда из тюремного меню. Кормежка там была восхитительная и хорошо сбалансированная. Рыба, овощи, гарнир… В кресте мне голодать не приходилось — да там даже десерт давали!

Вот почему у меня в голове ничего не складывалось — раз там такая богатая кухня, то тюремщики просто не могли голодать или испытывать недостаток во фруктах и овощах…

Я не успел погрузиться в размышления достаточно глубоко — Митомир вернулся и принес горячего чаю в старом алюминиевом чайнике. От старца явственно попахивало спиртным и когда он, до смешного виновато и одновременно воровато обернулся на шелестящий сад, где трудились его собратья, а потом предложил добавить в чай немного из старой объемистой фляжки, мы отказываться не стали. Алкоголя, честно говоря, хотелось сильно — но не выпивки ради, а для крохотного успокоения нервной системы. Моя тяга к спиртному давно исчезла, но сегодня я был рад «усиленному» чаю и не колеблясь подставил кружку. Милена сняла со спины свой небольшой «домашний» ранец, как она его называла, выудила из внешнего кармана мельхиоровый портсигар, щелкнула красивой крышкой и предложила нам взять по самокрутке. Мы не отказались и вскоре по достаточно прохладному безликому коридору потянулся сигаретный дымок, сделавший это место чуть более родным.

С наслаждением втянувший в себя дым Митомир сделал небольшой осторожный глоток прямо из фляги, потряс головой и только затем шумно выдохнул сквозь стиснутые желтые зубы всю эту алко-никотиновую смесь. Посидев чуток, он повторил всю операцию с самого начала, после сбросил меховую безрукавку, уселся на ней, устроился поудобней и продолжил рассказ столь буднично, будто и не отлучался никуда. И рассказанное им довольно сильно встряхнуло меня и заставило на многое взглянуть чуть иначе.

Дело в том, что медленно увеличивающиеся в числе пальмирцы своих ночных гостей изрядно побаивались, относясь к ним примерно так же, как в старые времена крепостные крестьяне относились к владеющим ими помещикам. Боялись они их. И пуще всего страшились не смерти, а изгнания из этого рая. Ведь что тем стоит еще раз щелкнуть пальцами и переместить всех совсем уж старичков на мороз, а сюда нагнать более старательных работяг? Прежние пальмирцы даже к своему убежищу относились даже не как к убежищу или домашнему очагу, а как к работному дому, где им дали временный приют в обмен на старательные труды.

Страшно им было… и поэтому они старались как могли задобрить жутких чертуров. И посему довольно быстро там в старом «контуре» как первые пальмирцы называли медленно исчезающие в новой растительности контуры бывшего тюремного креста, они соорудили небольшой скромный столик, застлали его чистой тряпкой вместо скатерти и каждым поздним вечером старались навалить на него побольше поспевших даров с деревьев и разрастающегося огородика. В столик вколотили загнутый крепкий железный штырь и на этот крючок цепляли ведущую в прудик веревку, где в опущенном в воду садке плескался жирный золотой карп — потомок обычной золотой рыбки. На угол столика ставили и бутылочку выгнанного из яблочной бражки самогона — сразу же как только сумели собрать простенький самогонный аппарат. В общем все делалось с большим уважением — само собой не забыли и пару скамеечек удобных поставить. Все ради удобства благодетелей.

«Раболепны они были» — так с грустной улыбкой произнес Митомир перед очередной затяжкой, а выпустив струя дыма, добавил — «Да и мы такие же».

Если на утро дары были нетронуты — самые свежие откладывались, а остальные шли в похлебку. Ближе к вечеру они снова собирали столик, аккуратно раскладывая блестящие овощи и сияющие здоровые яблоки, благо у них было их несколько сортов, а искусственное примитивное опыление по-прежнему давало прекрасные результаты. А уж растущие размеры фруктов и овощей удивляли с каждым годом все сильнее…

Так повторялось изо дня в день. Это давно превратилось в некий священный ритуал и пальмирцы радовались как дети, когда наутро дары оказывались приняты наведавшимся тюремщиком. В старых записях есть упоминания радостных хороводов вокруг опустевшего столика. Имеется и достаточно неплохо сделанный рисунок, запечатлевший как вокруг пустого столика ведут хоровод взявшиеся за руки радостные старцы в белых балахонах. Еще бы не радоваться — подношение принято и этим днем никто не выгонит их на мороз…

Смех сквозь слезы…

Еще была там на столике тарелочка с нарезанной нехитрой закуской. Рядом с бутылочкой стояла красивая старинная стопка, неведомо как попавшая сюда в чьем-то кармане. Стопка еще екатерининских времен, как про нее говаривали тогда. Стопка полна самогоном и прикрыта чистой дощечкой с простенькой резьбой. Это было безмолвное приглашение угоститься прямо на месте. Вежливо предлагали — тяпните стопочку на дорожку, чтобы настроение поднять. А затем закусите чем бог послал. Долгое время все это игнорировалось являвшимся тюремщиком, но однажды, возможно будучи не в духе, тюремщик стопку опустошил — наутро она оказалась пуста. Само собой, стопку наполнять продолжили и с тех пор она пустела куда чаще. Прибавили еще одну откупоренную бутылочку — а всю пустую тару тюремщик всегда возвращал обратно, хорошо понимая, что тут стекольной фабрики нет и любая посуда на вес золота. В общем Чертур со временем являться стал куда чаще, равно как и выпивать все больше. Ну как больше — сто-двести грамм самогона в зависимости от душевного настроя.

И как-то раз он не ушел. Так и заснул на скамеечке, навалившись на стол тяжелым водолазным шлемом. Будить его, само собой, никто не осмелился и просто дождались, когда страшный гость проснется и сам уйдет. Но он не ушел. Он подозвал к себе тогда уж совсем немощного Кирилла и по-простому так попросил водички и опохмелиться. То и то было незамедлительно выдано, после чего они еще долго о чем-то беседовали. Позднее беседа повторилась — и к ней присоединился еще один старик.

Помимо слов появились и ответные дары — еще почва, немалое количество пищевой соли в деревянных ведрах, небольшие глыбки мутноватого сахара, отрезы домотканой белой ткани. Все это появлялось далеко не всегда, но иногда все же появлялось — и послужило огромным подспорьем для маленькой колонии. Не могущие поверить в свою удачу первые пальмирцы делали все, чтобы это счастье не заканчивалось…

Так началась долгая эпоха робких уважительных бесед всесильных тюремщиков с вечно боящимися трудягами пальмирцами. Очень мало чего сохранилось из этих разговоров — записей не велось, а те, кому было дозволено там присутствовать, языки держали за языками ну или не позволяли фиксировать их слова на бумаге. Но известно, что чаще всего тюремщики рассказывали не о себе, а о своей несчастной планете, придавленной Столпом.

Мир Под Пятой Смерти — так они называли свою планету и это было совсем не фигуральное выражение. В первую очередь они много чего рассказывали о далеком прошлом этого мира. И не только рассказывали — но и показывали.

Покосившись на наши застывшие в ожидании лица, Митомир хитро и чуть пьяно улыбнулся и ловким жестом фокусника достал из карманов три металлические штуки, при виде коих Милена мгновенно сделала стойку. На наших глазах старик все так же ловко несколько раз чем-то щелкнул, прокрутил, вынул из другого кармана плоский ящичек с мутной стеклянной боковиной, присоединил к ней первую конструкцию и поставил все это на пол коридора у самой стены. Дважды пальцем нажал крохотный рычажок, после чего щелкнул парой рычажков сверху. На противоположной стене появилось мутное прямоугольное изображение. С щелчком передвинув на пару делений странную металлическую ленту, чем-то похожую на миниатюрный конвейер, Митомир умело добился четкости изображения.

Проектор.

Мы с едва дышащей Миленой смотрели ни на что иное как на функционирующий проектов, выглядящий удивительно по земному — что-то старомодное из советских времен, выполненное целиком из металла, с десятком различных тумблеров, длинной щелкающей лентой и линзой на всю боковину.

— Давний драгоценный подарок — произнес Митомир, выдержав нарочитую паузу и затем бережно проведя ладонью по стоящей на полу игрушке.

Он произнес это таким тоном, что сразу стало ясно — Пальмира не отдаст эту вещь никому и никогда. Даже на время. Сделав еще одну паузу, старик добавил:

— Вещь много поясняющая… Вещь о прошлом здешних бедолаг… Взглянете?

— Еще бы! — сдавленно пискнула Милена, с трудом удерживая тянущиеся к проекту руки — Принцип работы тот же что и везде? А внутрь заглядывали? Я слышу рокот шестеренок…

— Милена… — шикнул я и наш незаменимый техник огорченно затихла, уставившись на стену куда проецировался белый прямоугольник со сложным черным рисунком. Что-то вроде таблицы для наведения четкости? Скорей всего именно так.

Убедившись, что мы готовы внимать, Митомир щелкнул ближайшим к нему тумблером. Картина сменилась, показав первый цветной кадр с не очень четким изображением. Но наш седобородый оператор поколдовал с щелчками и картинка стала идеально четкой и яркой.

Прибрежный пейзаж с обилием кустарниковых зарослей и лесом на заднем плане… Множество полунагих фигур возится у берега, занимаясь различными делами вроде рыбной ловли, разделки мясных туш и разведением костров…

Щелк…

Та же самая картинка, но уже погруженная в густой вечерний сумрак. Резко ярче стали костры, лес слился с общей чернотой, а чуть изменившие положение фигуры полунагих людей теперь были обращены в другую сторону и все они смотрели вверх.

Щелк…

Люди бегут. Бегут прямо «на нас». Лица искажены страхом, матери прижимают к груди орущих детей, бессильные старики стоят на коленях позади, уже сдавшись и лишь в безмолвной мольбе вздымая руки к черному небу.

Щелк…

И снова ясный солнечный день — но лишь отчасти. Слева в эту безмятежную синеву вторглось мрачная черная тень. Виден и источник этой тени — самое окончание чего-то невероятно огромного, массивного и… очень знакомого. Это что-то вроде извивающегося щупальце — если может существовать щупальце таких колоссальных размеров… Именно этот падающий на землю отросток породил затмение.

Щелк.

Опять небо. Но теперь в нем далеко-далеко вверху видна целая россыпь черных пятен, а в стороне уже два наиболее длинных отростка, показывающих, что те пятна тоже вскоре превратятся в стремительно падающие на планету части колоссального существа.

Щелк…

Показан бескрайний лесной массив. Его очень легко спутать с густой старой тайгой. И в эту лесную массу ударило всего одного толстенное щупальце… Запечатлен самый момент жесткого приземления. Ударная волна валит сотни деревьев, вверх взмывает почва и подлетевшие вековые деревья, выглядящие лишь зубочистками на фоне страшного стрекала.

Щелк…

Далеко на горизонте что-то невероятно массивное и высокое упало в океан. И снова движение «на нас» — но на этот раз это не убегающие люди, а поднявшаяся волна цунами.

Щелк… Щелк…

Проектор исправно выдавал одну жуткую картинку за другой. Прибытие. Удары. Еще удары…

Щелк…