Целыми днями я читаю мангу в интернете, а потом придумываю разные истории и их продолжения и записываю в дневник, что мне купила мама. Приходится постоянно за собой убирать, мыть вещи после использования, но мне хотя бы не скучно.
Но они все же пришли за мной. Новый учитель Тэрада и Мидзуки-тян. Мама впустила их в дом и усадила в гостиной, ведь они принесли копии школьных конспектов. Они говорили, сидя в комнате прямо подо мной. Я слышал каждое их слово. Мама на чем свет стоит ругала Моригути.
Потом Тэрада невыносимо самодовольным тоном сказал: «Прошу, доверьте Наоки мне!», и мне захотелось кричать, что есть мочи!
Оставьте меня в покое!
Мне удалось сдержаться, но я ощутил сильное беспокойство.
Нельзя верить учителю! Он прикидывался добряком, чтобы выманить меня в школу, где все готовы меня прикончить! Может, он вообще ученик Моригути и помогает ей? Он лишь притворяется обеспокоенным, а сам пришел проверить, как я, чтобы потом доложить Моригути… Я не могу довериться даже Мидзуки-тян. Ходили слухи, что она – любимица учителя. Она тоже шпионка! Это все может быть частью плана: Моригути хочет, чтобы я страдал, и не готова долго ждать моей смерти. Как же быть? Маме, кажется, понравился Тэрада-сэнсэй. Что будет, если она позволит ему подняться наверх, войти в мою комнату? А если он пришел, чтобы убить меня? Мама же так ругала Моригути… Он теперь доложит ей обо всем?
Трепло! Старая ведьма!
Когда она, вся такая довольная, заявилась в мою комнату, я швырнул в нее словарем. Она испугалась. Наверное, я впервые так грубо себя повел. Когда дверь за ней закрылась, я снова заплакал. Я не знаю, как еще смогу защитить себя.
Раз в неделю Тэрада и Мидзуки обязательно возвращаются. Я боюсь их прихода. Мама перестала пускать их в дом, но до сих пор не запретила им приходить. Сколько еще это может продолжаться?
Мне страшно выходить из комнаты. Снаружи меня могут поджидать Моригути, Тэрада, Мидзуки или, например, тот мерзкий Токура из теннисного клуба… Я так напуган, что не могу перебороть себя.
Они все хотят меня убить.
Они убьют меня за то, что я читаю мангу в интернете. Моригути наверняка знает все сайты, на которые я захожу. Интересно, Тэрада мог оставить в гостиной «жучок», чтобы меня подслушивать? Вдруг она услышит, как я хвалю мамину еду, и решит поскорее убить меня, чтобы лишить любой возможности почувствовать себя лучше?
Они следят за мной.
Я не могу ничего с этим поделать.
Я сижу один в своей комнате и смотрю на белые стены. Передо мной застыла одна картина – тело маленькой девочки на поверхности бассейна. Я хотел бы отвести глаза, но, кажется, они мне ни за что не позволят.
Должно быть, Моригути меня прокляла.
Целыми днями я сижу, уставившись в стену. Не знаю, какой сегодня день, который сейчас час. Я больше не чувствую вкуса еды. Я ужасно боюсь смерти, но, кажется, теперь и не живу вовсе.
Может, я уже умер?
Я увидел свое отражение в зеркале. Я выглядел грязным и жалким, но живым! Мои волосы отросли. Мои ногти отросли. Моя кожа потела и была сальной. Я еще жив. Я снова заплакал. Я захлебывался от слез.
Я живой! Живой! Живой!
У меня были доказательства: мои длинные спутанные волосы, отросшие ногти и грязная кожа. Волосы падали мне на глаза и закрывали уши. Они защищали меня от них! Они доказывали, что я еще жив!
Доказательства жизни! Не биение моего сердца, а эти длинные спутанные волосы и грязные ногти!
Школьник всматривается в темноту – четыре месяца после свершения мести.
Я проснулся после долгого сна и выбрался из постели, заметив что-то черное, лежавшее на моей подушке. Какие-то куски ткани или обрывки бумаги…
Что это? Неужели…
Я потряс головой, чтобы прийти в себя, протянул руку и взял один из обрывков – тот будто растворился в моей ладони, пройдя сквозь пальцы. Я ощутил прилив паники. Поднял руки и коснулся своей головы – мои уши были полностью открыты.
Волосы?.. это мои волосы… Мои волосы! Мои волосы! Моя жизнь! Жизнь! Жизнь! Жизнь!
Дно болота зашевелилось, утягивая меня все глубже. Я быстро погружался, глаза, рот и нос заполнила грязная вода. Я задыхаюсь, задыхаюсь, не могу дышать!
Смерть. Смерть. Смерть. Я умру. Умру. Умру. Умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру умру…
Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать! Не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу не хочу…
Нет! Нет! Нет, мне страшно, так страшно. Страшно страшно страшно страшно страшно страшно…
Кто-нибудь, помогите!
Но я все еще был жив/ Я по-прежнему оставался в своей комнате. Я мог дышать. Мог пошевелить руками и ногами. Я правда был жив?
Я сбежал вниз по лестнице и ринулся в ванную. Мама уснула в гостиной, положив голову на журнальный стол. Я посмотрел на себя в большое зеркало на стене.
Ну конечно. Как я мог умереть, если все еще вижу доказательства жизни?
Открыв выдвижной ящик, я достал электрическую машинку для стрижки. Мама сама стригла меня дома, пока я не перешел в среднюю школу. Я включил машинку – та издавала приятный жужжащий звук. Я поднес ее к голове, приставил ко лбу. К моим ногам тут же упала прядь волос. Казалось, что вместе с ней я избавился от чего-то еще… Вот оно что! Это было не доказательство жизни, а страх смерти! Есть только один способ вырваться из этого темного болота…
Нажимая сильнее, я начал водить машинкой по макушке, вискам и затылку. С каждым движением я понемногу отбрасывал оставшуюся во мне жизнь.
Закончив с волосами, я подстриг ногти. Затем принял душ, чтобы смыть всю накопившуюся грязь. Я сильно тер кожу намыленной мочалкой – грязь, размокнув, отходила хлопьями, словно я стирал ее ластиком. Доказательство жизни медленно утекало в сливное отверстие.
Почему я не умер?
Я избавился от всех доказательств жизни, старательно стер все свои следы, но почему-то продолжал дышать. Вдруг я вспомнил фильм, что смотрел несколько месяцев назад.
Точно. Я превратился в зомби. А зомби нельзя убить, сколько ни пытайся. Выходит, моя кровь теперь – биологическое оружие. Интересно, как много людей я смогу обратить в зомби?
Я направился в комбини у дома. Порезав ладонь лезвием, я касался всего, до чего смог дотянуться, оставляя за собой длинный красный след.
Я применил свое оружие!
Словно отмечая их печатью смерти, я коснулся онигири, бэнто и пластиковых бутылок с водой.
Все, все вокруг должны ощутить этот страх!
Кто-то положил мне руку на плечо. Парень с обесцвеченными волосами, должно быть, подрабатывал здесь. Он с отвращением посмотрел на мою правую ладонь. Из пореза сочилась красная кровь.
Кровь, кровь, кровь… красная кровь.
Мне совсем не было больно, но теперь, глядя на ладонь, я начал чувствовать жжение в месте пореза. Взяв с прилавка упаковку пластырей, спокойно заклеил руку.
За мной пришла мама. Она долго кланялась директору магазина, прося прощения, и выкупила все товары, которых я успел коснуться.
Солнце недавно встало, но светило очень ярко – по пути обратно его лучи будто пронзали меня насквозь. Щурясь, я стер пот со лба и понял, что больше не боюсь смерти. Рука болела, я был голоден.
Я очень, очень устал…
Я взглянул на идущую рядом маму. Она не успела накраситься, на ней была та же одежда, что и вчера. Она всегда переживала, что является старше родителей других учеников в моем классе, но меня это никогда не беспокоило. Она была самой красивой. Я впервые видел маму, вышедшую на улицу без макияжа. Она даже не могла стереть капельки пота, свисавшие с кончика ее носа, – обе ее руки были заняты пакетами с продуктами, которые я отметил кровью. Я еле сдержался, чтобы не расплакаться.
Я ошибался на ее счет. Я был уверен, что она никогда не будет любить ребенка, не соответствовавшего ее ожиданиям, не дотягивающего до ее высоких стандартов. Но она все еще здесь, рядом со мной…
Я решил признаться ей во всем. Вместе пойти в полицию. Если она будет рядом со мной, то я смогу вынести любое наказание. Если она способна принять меня, то я готов попытаться начать заново.
Но я не знал, как рассказать о своих чувствах. Я был напуган. Что, если, услышав правду обо мне, узнав, что я – убийца, она отвергнет меня?
Да нет, ерунда.
Я решил до конца изображать зомби.
Рассказав маме о том, как Моригути отомстила нам, отравив молоко кровью, я вдруг понял, что до сих пор не уверен в том, что действительно заразился. Чего же я боялся все это время?
Темная вода в болоте начала медленно убывать.
Я неожиданно ощутил такую свободу, что наконец рассказал маме об убийстве дочери Моригути. То самое чувство – что я лучше Ватанабэ, что я лучше всех – снова вернулось. Совсем как тогда, у бассейна.
Мама была шокирована моим признанием, но почему-то не предложила пойти в полицию. Она не считала, что я должен сдаться, не отказывалась от меня. Осознав это, я стал счастливее, чем когда-либо.
– Ты отпустил ее потому, что испугался? – спросила мама, глядя прямо на меня. Она переспросила еще несколько раз, но я каждый раз отвечал отрицательно.
Я гордился собой. Я сделал то, на что Ватанабэ оказался не способен! Я преуспел!
Но я не сказал ей об этом. Чтобы больше ее не расстраивать, я повторил, что готов в любой момент сдаться полиции.
* * *
Они снова пришли. Тэрада и Мидзуки-тян. Я больше не боюсь. Пусть приходят.
– Наоки, если ты там – послушай!
Тэрада, стоя на улице, орал во все горло. Мне было все равно, что он скажет. Я сел на пол у окна и принялся слушать.
– Не ты один страдал весь семестр! С тобой страдал Сюя-кун! Над ним жестоко издевались одноклассники! Очень жестоко!
Что он только что сказал? Ватанабэ ходил в школу? Все это время? И его до сих пор не прикончили?
– …я убедил их, что так нельзя! Они исправились!
Но я уже перестал слушать. Я наконец вспомнил, что Ватанабэ сказал мне тогда у бассейна.
Мы никогда не были друзьями. Ненавижу таких, как ты, – самовлюбленных идиотов. По сравнению с гением вроде меня, ты – сплошное разочарование.
Я мог поклясться, что слышал, как он смеется надо мной. Теперь-то только я стал хикикомори.
Я зарылся лицом в подушку. Лежа один в темной комнате, скрежетал зубами. Я был смертельно зол, но не знал, что делать с этой злостью. Это Ватанабэ был во всем виноват, но продолжал ходить в школу, пока я был заточен дома! Меня заполнила горечь разочарования.
Даже если мама откажется идти со мной, я завтра же пойду в полицию и обо всем расскажу. Возможно, он легко отделается, но ему явно не понравится то, что на самом деле девочку убил я. Видеть бы его рожу! Вот я посмеюсь!
Я услышал, как кто-то поднимается вверх по лестнице на второй этаж. Мама! Наверное, она пришла сказать, что завтра отведет меня в полицию. Я вышел из комнаты ей навстречу. Только вот…
В руках у мамы, стоявшей на верхней ступеньке, был большой кухонный нож. Зачем он ей?
– Мы разве не пойдем в полицию? – спросил я.
– Нет, Нао-кун. Уже ничего не исправить. Ты больше не мой добрый, милый Наоки… – ответила мама; по ее щекам текли слезы.
– Ты убьешь меня?
– Мы вместе отправимся к бабушке и дедушке.
– Нет, ты хочешь убить только меня!
– Нет, что ты!
Мама обняла меня. Я впервые заметил, какая она хрупкая. Я уже стал выше нее. Я почувствовал себя так спокойно – я не против умереть вместе с мамой.
Мама, мамочка, только она меня понимает…
– Нао-кун, мое сокровище… прости меня. Это я виновата, что ты такой. Прости, что не воспитала лучше. Прости… что разочаровала.
Прости, что разочаровала. Разочаровала! Разочарование! Разочарование, разочарование, разочарование разочарование разочарование разочарование разочарование разочарование…
Она выпустила меня из объятий и погладила по голове. Моя ласковая мама. Ее лицо исказила гримаса жалости.
– Прости, что разочаровала…
Прекрати, прекрати, прекрати! Я – не разочарование! Не разочарование! Не…
Что-то горячее брызнуло мне в лицо.
Кровь. Кровь, кровь. Мамина кровь… Я что… ударил ее ножом?
Мамино хрупкое тело покачнулось и упало с лестницы.
Мама, подожди! Не оставляй меня! Мама! Мама! Мама! Мама!
… забери меня с собой.
* * *
Каждый раз фильм на стене заканчивается одним и тем же. Кто этот глупый мальчишка? И откуда мне так хорошо известно, о чем он думает?
Кстати, недавно заходил кто-то, представившийся моей старшей сестрой. Она все звала меня из-за двери.
– Нао-кун, ты ничего плохого не сделал! Это все – просто страшный сон!
Она все звала меня «Нао-кун». Но если я и есть тот самый Нао-кун из фильма на стене, выходит, что это все – совсем не сон…
Будь это сном, я бы…
Я бы так хотел поскорее проснуться, съесть приготовленную мамой яичницу с беконом и пойти в школу.
V. Последователь
ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ
Счастье – это всего лишь прозрачный и хрупкий мыльный пузырь.
Странная фраза для начала завещания ученика средней школы, не правда ли?
В тот же вечер, когда лишился последнего близкого мне человека, я решил принять ванну. К моему несчастью, у меня кончился шампунь. Вот невезение, всегда так!
Однако, когда я налил в бутылку немного воды и хорошенько потряс ее, она тут же наполнилась маленькими пузырьками.
Я все понял. Со мной так же! Стоило Мидзу
[43] появиться, как все внутри наполнилось разноцветными пузырьками. Пусть и ненадолго, но все же это лучше, чем холодная пустота.
* * *
Сегодня, 31 августа, я установил в школе бомбу.
Детонация произойдет, когда я нажму кнопку на своем мобильном телефоне. Я встроил еще один телефон прямо в бомбу, он примет сигнал. Взрыв можно запустить с любого номера, если позвонить прямо на него. У вас будет каких-то пять секунд, а потом… БАМ!
Я спрятал бомбу под кафедрой на сцене в актовом зале.
Завтра на церемонии окончания учебного года соберется вся школа. Они планируют объявить, что мое сочинение на тему «Жизнь» заняло первое место во всей префектуре. Мой классный руководитель, Тэрада, вчера попросил меня подготовить небольшое выступление.
Меня вызовут на сцену, чтобы директор вручил мне грамоту победителя, а затем попросят встать за кафедру и зачитать свое сочинение. Но вместо этого бессмысленного действия я планирую сказать свои последние слова и взорвать бомбу.
Меня в секунду разорвет на маленькие кусочки, но вместе со мной окончат свое бесполезное существование и все эти идиоты.
Никто из детей не совершал ничего ужаснее, и, я уверен, телевизионщики быстро подхватят эту новость. В прессе поднимется шумиха! Что же они скажут обо мне? Думаю, изобретут очередное клише, вроде «внутренних демонов»; поэтому я надеюсь, что журналисты вскоре обнаружат этот веб-сайт и расскажут мою историю правдиво. Жаль, они не будут упоминать моего настоящего имени – я все-таки несовершеннолетний…
Интересно, что все обычно хотят узнать о преступнике? О его детстве или психологических травмах? Возможно, о его мотивах? Тогда мне стоит написать здесь об этом.
* * *
Я могу понять, почему убийство считается тяжким преступлением. Но не понимаю, почему его непременно считают злом. Человек – всего лишь один из бесчисленных биологических видов, населяющих Землю. Если для получения выгоды одним человеком необходимо, чтобы умер другой, то я не вижу в этом ничего плохого.
Однако эти убеждения не помешали мне написать лучшее сочинение на тему «Жизнь» – лучшее не только в моем классе, но и во всей префектуре!
Я процитировал в нем «Преступление и наказание» Достоевского: «… «необыкновенный» человек имеет право… разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том случае, если исполнение его идеи… того потребует», а затем оспорил эту мысль, отстаивая ценность человеческой жизни и непростительность любого убийства. Я даже постарался упростить все настолько, чтобы это было похоже на сочинение простого школьника. На сочинение на пять страниц мне потребовалось не больше получаса.
Зачем это все? Мораль и общественные устои – не более чем простые истины, что нам вдалбливают в школе.
Полагаю, большинство людей осуждают любые убийства. Даже люди, всерьез не увлеченные религией, обычно ценят человеческую жизнь превыше всего. Но при этом добрая половина из них горячо поддерживает смертную казнь для особо жестоких преступников и не видит в этом никаких противоречий своим убеждениям!
Конечно, найдутся и те, кто будет спорить, отстаивая право любого человека на жизнь, независимо от социального статуса или происхождения. Откуда берутся такие люди? Должно быть, им все детство нашептывали на ночь сказки о ценности человеческой жизни (если такие вообще бывают!). Тогда я готов признать их точку зрения, хотя это и не заставит меня отказаться от своей – абсолютно противоположной.
Моя мать никогда не рассказывала мне сказок. Она сама укладывала меня спать, но каждый вечер перед сном я слушал ее рассказы об электронике и инженерии. Напряжение тока, закон Ома, законы Кирхгофа, теорема Тевенена, теорема Нортона… Я мечтал стать изобретателем – изобрести какой-нибудь невиданный аппарат, например, расщепляющий раковые опухоли или что-то вроде того. Все мамины истории обычно заканчивались рассказом о великих изобретениях.
Мы растем, перенимая ценности и убеждения, принятые в нашем ближайшем окружении. Мы учимся судить о людях, опираясь на те инструменты, что нам дает самый близкий человек, – в большинстве случаев это мать. Например, человек, которого воспитала жестокая мать, может считать кого-то добрым по сравнению с ней, но другие люди будут видеть его иначе.
С самого детства моим значимым взрослым была мать – я абсолютно всех сравнивал с ней. До сих пор мне не удалось встретить другого настолько же талантливого человека! А значит, я не буду жалеть о смерти кого-либо из моего окружения. Включая моего отца. Он – владелец небольшого провинциального магазина электроники, добродушный и веселый человек, но не более. Я не испытываю к нему неприязни, просто мне все равно, выживет он или умрет.
В жизни даже самых выдающихся людей бывают периоды спада. Временами их будущее, к несчастью, оказывается в руках простых обывателей. Мою мать это тоже не обошло стороной – в тот самый момент она и встретила отца.
Молодая девушка, жившая за границей, приехала в Японию, чтобы завершить свое научное исследование в одном из лучших университетов страны и получить степень доктора технических наук. На финальных этапах своего исследования она неожиданно натолкнулась на препятствие. Моя мать попала в ужасную аварию.
Она возвращалась с научной конференции, когда водитель ночного рейсового автобуса уснул за рулем и врезался в ограждение. Десятки погибших и пострадавших. Мою мать выбросило из автобуса – она получила сильное сотрясение мозга. Ее погрузили в первую прибывшую на место аварии машину «скорой помощи» вместе с еще одним пострадавшим – моим отцом. На том самом автобусе он направлялся на свадьбу своего школьного друга.
Вскоре они поженились, и родился я. Или, возможно, было наоборот… Забросив свои исследования и похоронив свой талант, моя мать переехала в этот богом забытый город. Можно подумать, что это была отличная возможность спокойно пройти реабилитацию…
День за днем мама проводила в подсобке маленького магазина электроники в глубине старого торгового квартала, стараясь рассказать мне, совсем еще малышу, хоть малую часть того, что знала о мире. Сегодня она могла разобрать будильник, а завтра – заглянуть внутрь телевизора; и все время повторяла, что в этом мире нет ничего невозможного.
– Ты умный мальчик, Сюя-тян. Ты обязательно сможешь исполнить мамину мечту, – приговаривала она, пытаясь объяснить тему своего неоконченного исследования ребенку, только недавно начавшему ходить в школу. Возможно, постоянные разговоры помогали ей ненадолго вернуть давно потерянное вдохновение.
В какой-то момент мама, не сказав отцу, отправила свою статью в известный американский научный журнал. Мне тогда было девять лет. Вскоре профессор из ее университета предложил ей вернуться в лабораторию. Помню, я подслушал их разговор из соседней комнаты – я не переживал, что мама уедет от меня, скорее радовался, что кто-то наконец смог оценить ее талант по достоинству.
Она отказалась. Мама могла бы вернуться к работе, будь она одинока, но теперь, создав семью, была не готова бросить своего ребенка ради научной карьеры.
Я был шокирован, узнав, что она не может заниматься наукой из-за меня. Я обременял ее. Я сам был просто ребенком, но, более того, не давал развить свой потенциал такому талантливому человеку, как моя мать.
Знаете выражение «глубокое сожаление»? Думаю, именно его испытывала моя мать, когда отказывала профессору. Все тяжелые чувства, что ей удавалось подавлять до этого, она выплеснула на одного человека – меня.
– Если б тебя не было! – говорила она, прежде чем начать бить меня, день за днем. Ей не нужна была особая причина для этого – я мог не доесть овощи, плохо написать тест в школе, слишком громко хлопнуть дверью… В конце концов, сам факт моего существования приводил ее в бешенство. С каждым днем я все больше уходил в себя.
С каждым ударом зияющая внутри меня дыра становилась все больше.
Мне и в голову не приходило рассказать о побоях отцу. Я не испытывал к нему неприязни, но чем дольше я скрывал от него наши отношения с матерью, делая вид, что всё в порядке, тем сильнее отдалялся. Я начал смотреть на него свысока.
Как бы ни распухали от шлепков мои щеки, сколько бы синяков ни появлялось на моих руках и ногах, я не чувствовал к матери ненависти. Если она бывала особенно жестока днем, то вечером непременно приходила ко мне в спальню и ласково гладила меня по волосам, пока я прикидывался спящим. Прося у меня прощения, она плакала. Как я мог ее ненавидеть?
Когда мама уходила, я принимался плакать, пока наконец не засыпал от изнеможения. Прижимался лицом к подушке, чтобы заглушить свой плач. Было невыносимо больно осознавать, что человек, которого я люблю больше всего на свете, страдает из-за моего существования.
Тогда я впервые задумался о смерти.
Если б я умер, моя мать смогла бы реализовать свой потенциал и осуществить свои мечты. Я часами обдумывал различные способы самоубийства. Выскочить перед грузовиком на шоссе? Спрыгнуть с крыши школы? Ударить себя ножом в сердце? Все они казались мне неудачными. Я вспомнил о бабушке, спокойно ушедшей из жизни на больничной койке в прошлом году. Вот бы я тоже заболел чем-то и тихо умер во сне!
Пока я обдумывал, как мне умереть, родители решили развестись. Мне было десять лет. Отец наконец заметил мои синяки – или кто-то из соседей проговорился… Мать даже не пыталась защититься, пообещав, что съедет сразу же, как будут готовы бумаги о разводе. Я прекрасно понимал, что не смогу уехать вместе с ней, но все же не мог перестать плакать, чувствуя, будто мое тело разрывают на куски. Я был опустошен.
С того момента, как они приняли решение развестись, мать ни разу не подняла на меня руку. Она могла ласково потрепать меня по щеке или погладить по голове, проходя мимо. Она готовила мои любимые лакомства. Картофельный гратан, рис с яйцом… Ее блюда ни в чем не уступали ресторанным!
В последний день перед ее отъездом мы отправились на прогулку вдвоем. Она спросила меня, куда бы я хотел пойти, но меня душили слезы. Мы пошли в новенький торговый центр, построенный на другом конце города.
Мама накупила мне два десятка книг и игровую приставку в придачу. Должно быть, надеялась, что это хоть немного скрасит мое одиночество. Игры она позволила выбрать мне, но все книги отбирала сама.
– Книги пока немного сложные для тебя; начинай читать, как перейдешь в среднюю школу, хорошо? Все они сильно повлияли на меня в свое время. В твоих венах течет моя кровь, а значит, они будут полезны и для тебя, Сюя-тян! – сказала мама.
Достоевский, Тургенев, Камю… Книги не показались мне интересными, но мне было все равно. Ведь в моих венах текла ее кровь!
На наш последний совместный ужин мы ели гамбургеры в ресторане быстрого питания. Мама предложила пойти в дорогой ресторан, но я подумал, что более людное и хорошо освещенное место поможет мне держать себя в руках и не плакать.
Покупки мы отправили домой со службой доставки и, несмотря на большое расстояние, решили вернуться пешком. Мама крепко держала мою руку в своей руке – той, что так умело обращалась с инструментами, готовила такие вкусные гамбургеры и так больно била. Но она же нежно гладила меня по голове. Я и представить не мог, как многое можно передать через руки! Но я больше не мог держаться. С каждым шагом я плакал все сильнее, отирая слезы с лица свободной рукой.
– Сюя-тян, мамочке пришлось обещать не встречаться с тобой, не звонить тебе и не писать. Но я всегда буду думать о тебе! Пусть мы больше и не сможем быть вместе, ты навсегда останешься моим единственным ребенком. Если с тобой что-то случится, я забуду о всех обещаниях и сразу приду за тобой! Сюя-тян, пожалуйста, не забывай меня… – И она тоже расплакалась.
– Ты правда придешь за мной?
Вместо ответа мама, остановившись, крепко прижала меня к себе.
Пустой мальчик в последний раз ощутил нечто похожее на счастье.
* * *
На следующий год отец снова женился. Мне было одиннадцать.
Со своей новой женой он был знаком со времен средней школы. Она была симпатичной женщиной, но невероятно глупой. Выходя замуж за владельца магазина электроники, была не состоянии отличить элементы питания друг от друга – вечно путала АА и ААА. Но и к ней я не испытывал ненависти.
Она сама прекрасно осознавала, что глупа. На все вопросы прямо отвечала, что не знает. Услышав сложный вопрос, она не выдумывала витиеватых ответов, а записав его, позже спрашивала у моего отца и только затем перезванивала покупателю. Ее глупость даже восхищала. Я уважительно звал ее «Миюки-сан». Я никогда не обращался с ней, как со злой мачехой из сказки, наоборот – я был образцовым пасынком. Помогал найти дизайнерскую сумочку на аукционе в интернете или нес из магазина тяжелые пакеты с продуктами для ужина.
Я не возражал, когда она пришла на родительский день в школу. Я не приглашал ее – должно быть, проговорился кто-то из соседей. Миюки-сан сидела нарядная в самом первом ряду. Она даже сделала мое фото на телефон, пока я на сцене решал на доске математические задачки, слишком сложные для младшеклассника. Вернувшись домой, она первым делом показала его отцу. Честно говоря, я был рад.
Иногда мы втроем выбирались куда-то вместе – в боулинг или караоке. Постепенно я начал осознавать, что тоже глупею и становлюсь обычным – совсем как они! Меня это не беспокоило, я был бы рад стать полноправным членом их глупой семьи.
Спустя полгода после свадьбы Миюки-сан забеременела. Поскольку и мать, и отец будущего ребенка были глупы, я был абсолютно уверен, что на свет появится полный идиот. Но мне было интересно посмотреть, что получится, ведь мы с ним были наполовину родней. Я был бы счастлив быть одним из них – одним из идиотов.
Но так думал только я. Примерно за месяц до родов, когда привезли детскую кроватку, Миюки-сан сказала мне:
– Мы обсудили это с папой и решили оборудовать тебе комнату для занятий в старом бабушкином доме. Ребеночек будет тебе только мешать… Не переживай, там будет телевизор и кондиционер; здорово, правда?
Решение было окончательным и не обсуждалось. На следующей неделе фургончик доставки из нашего магазина перевез все мои вещи в дом у реки. За день до этого у солнечного окна в моей опустевшей комнате уже красовалась новенькая детская кроватка.
Я отчетливо слышал, как лопаются маленькие мыльные пузырьки.
В маленьком городке, вроде нашего, нет хороших учебных заведений: ты просто ходишь в ту государственную школу, которая находится ближе к дому. Мне даже не пришлось готовиться к вступительным экзаменам. В начальной школе мне было достаточно прочитать учебник хотя бы один раз, чтобы самостоятельно разобраться в любом предмете. Я справлялся с учебой без особых усилий.
Другими словами, мне не нужна была отдельная комната для занятий. Но она появилась. Чтобы воспользоваться предоставленным мне свободным пространством и временем по полной, я решил приступить к чтению книг, которые купила мне мама, пусть пока и не дорос до них.
Не знаю, как именно на нее повлияли «Преступление и наказание» и «Война и мир». Читая их, я верил, что она испытала то же, что и я, – по нашим венам текла одна кровь. Я не мог оторваться от этих книг, перечитывая их снова и снова. За чтением я представлял, что провожу время с матерью, пусть она и находилась далеко от меня. Это были самые счастливые моменты в моей одинокой жизни!
Дом бабушки также использовали для складирования товаров для семейного магазина, поэтому, проводя в нем одинокие часы в мыслях о моей матери, я решил хорошенько осмотреться. Я попал в настоящую сокровищницу! Вокруг лежали поломанные или списанные электротовары, инструменты и приборы для любых целей. Среди них я нашел старые настольные часы с будильником, вроде тех, что когда-то разобрала для меня мать.
Я заменил батарейки, но они не заработали, поэтому я решил их отремонтировать. Открыв заднюю крышку, сразу нашел перегоревший контакт, и тут меня посетила идея. Я придумал свое первое изобретение: «Часы Наоборот». Заново закрепил и изменил движение часовой, минутной и секундной стрелок – создавалось впечатление, что время движется в обратную сторону. Я установил время на часах на полночь. С того дня я стал называть эту комнату своей «Лабораторией».
Я был очень горд своим изобретением, но «Часы Наоборот» не вызвали ажиотажа у моего окружения. Идиотам из класса было куда интереснее посмотреть, смогу ли я убрать размывающие пиксели на видео для взрослых, которые они пачками приносили мне. Они просто пялились на часы, не понимая, что в них особенного, а когда я наконец сообщал им, что они идут наоборот, выдавали что-то вроде: «Ого, и правда». И совсем никому не было интересно, как я этого добился! Они считали, что этот мир ограничен тем, что открыто взору, и не пытались заглянуть вглубь вещей! Именно это и делало их идиотами. Невыносимо скучными идиотами!
Когда я показал часы отцу, тот спросил, не сломаны ли они. Он был поглощен заботами о новорожденном ребенке и, кажется, поглупел еще больше прежнего.
Мое первое изобретение осталось недооцененным. Что бы сказала об этих часах моя мать? Только она одна могла по достоинству оценить мои достижения. Одна мысль об этом приводила меня в восторг.
Но как я мог показать их ей? Я не знал ее адреса или телефонного номера. Мне было известно только название университета, в котором она теперь работала. Поэтому я решил создать свой собственный веб-сайт в интернете и назвать его «Лаборатория гениального изобретателя». Если я представлю на нем свои изобретения, то мама рано или поздно заметит меня и, возможно, оставит комментарий. Шансы были невелики, но я все же отправил ссылку на свой сайт через форму обратной связи на странице университета:
Одаренный ученик младшей школы, увлеченный электротехникой, представляет свои блестящие изобретения! Это стоит увидеть!
Но сколько бы я ни ждал, не было ни одного комментария, похожего на те, что оставила бы моя мать. Единственными посетителями моего сайта были мои идиоты-одноклассники. Стоило им упомянуть взрослые видео, которые мне удалось отредактировать, как количество визитов от извращенцев выросло в разы. Через три месяца мой сайт превратился в пристанище для дураков и садистов. Я даже выложил фотографию трупа собаки, что нашел на берегу реки, чтобы отпугнуть их, но это, кажется, понравилось им еще больше. Однако я и подумать не мог о том, чтобы закрыть сайт и лишиться единственной возможности связаться с матерью.
Я продолжил работать над новыми изобретениями, когда перешел в среднюю школу. В седьмом классе нашим руководителем назначили учительницу естествознания. Она мне даже нравилась своей отстраненностью – никогда не пыталась подружиться со своими учениками, в отличие от других учителей.
Я решил показать ей одно из своих изобретений: «Противокражный кошелек». Как она отреагирует? Мне не терпелось узнать, но результат меня разочаровал. Эта тетка впала в истерику!
– Зачем изобретать что-то настолько опасное? Что ты собираешься с ним делать? Планируешь убивать животных?
Наверное, кто-то из одноклассников рассказал ей о моем сайте. Какое разочарование!
Однако почти сразу же мне представилась отличная возможность. Национальная научная выставка-ярмарка изобретений школьников! Плакат с информацией о ней и именами шести судей просто появился на стене нашего класса в один из дней. Конкурс судили писатель-фантаст, известный политик и другие, но меня привлекло одно конкретное имя: «Сэгути Ёсикадзу». Вернее, меня привлекла должность этого человека. Он был профессором в университете К. Том же, где теперь работала моя мать.
Если я поучаствую в конкурсе и профессор заметит меня, то он наверняка расскажет обо мне матери. Удивится ли она, услышав мое имя? Порадуется ли тому, что я победил благодаря тем знаниям, что она вложила в мою голову? Решится ли сказать мне слова похвалы?
Я был так взволнован! Обычно у меня не было проблем с концентрацией, но на этот раз мысли о скорой встрече полностью поглотили меня. Первым делом я добавил к механизму функцию разблокировки. Работая над презентацией, я осознал, что жюри, вероятно, уделит ей куда больше внимания, чем самому изобретению. Не примут ли они мое изобретение за шутку? Нет, если я постараюсь. Я решил представить все как способ предотвращения краж. Подготовил диаграммы и графики, описал цели и выводы так, как это сделал бы простой школьник. Отказавшись от компьютера, написал всю презентацию от руки. В итоге получилась образцовая работа настоящего зубрилы.
Но оставалась еще одна проблема: для конкурса требовалась подпись учителя, выступившего в качестве научного консультанта, а Моригути уже сказала мне все, что думала о моем кошельке. Она удивилась, когда я пришел к ней за подписью, но я основательно подготовился:
– Я сделал его из чистейших побуждений. Я знаю, вы считаете мое изобретение слишком опасным, но давайте оставим решение за специалистами в жюри.
В конце концов она все подписала.
Все прошло по плану. На летних каникулах «Противокражный кошелек» отправили на научный конкурс изобретений, где он заслужил особую награду, заняв почетное третье место. Сперва я был немного разочарован, но третье место было мне на руку: судьи комментировали изобретения победителей по одному, и мне достался не кто иной, как профессор Сэгути.
– Сюя Ватанабэ, ты – большой молодец! Не думаю, что я смог бы изобрести нечто подобное. Я прочел твою презентацию – ты применил технологии, которым не учат в средней школе. Тебе, наверное, помогал учитель?
– Нет, моя мать, – ответил я.
– Твоя мама?.. Она прекрасно тебя воспитала. Не терпится узнать, чем ты удивишь нас в будущем… Уж постарайся!
Профессор назвал меня по имени и фамилии, а значит, точно понимал, кто моя мать. Я надеялся, что он расскажет ей о сегодняшнем конкурсе или хотя бы оставит брошюру с именами победителей там, где она сможет ее увидеть.
После встречи с жюри у победителей взяли интервью для местной газеты. Мама вряд ли читает местные издания, переехав в Токио, но, возможно, услышав о награждении от профессора Сэгути, она найдет статью в интернете и прочтет ее. Я надеялся на это.
Однако прямо в день выхода моего интервью какая-то девчонка в никому не известном городке совершила преступление. Все в Японии услышали о «деле Лунатички». Ученица седьмого класса добавила разные химикаты в еду членам своей семьи, а потом описала эффекты в своем блоге. Даже я был немного впечатлен – время от времени этим идиотам удается придумать что-то интересное.
До конца летних каникул мама так и не связалась со мной. Она не знала номер моего мобильного, поэтому я целыми днями слонялся по магазину, подбегая к стационарному телефону каждый раз, когда он звонил. Миюки-сан, привыкшая, что я провожу все свободное время в «Лаборатории», была явно недовольна моим постоянным присутствием. Я постоянно проверял электронную почту на компьютере у кассы и при малейшем шуме выбегал наружу к почтовому ящику.
По телевизору который день подряд крутили сюжеты о «деле Лунатички». Обстановка в семье, поведение в школе, оценки и успеваемость, хобби, любимые книги и фильмы… Стоило включить телевизор, как на экране мелькали все новые детали ее дурацкой жизни.
Узнала ли мама о моей победе на конкурсе, несмотря на эти новости? Я часто представлял, как она говорит с профессором Сэгути за кофе в кафетерии университета. «На конкурсе был талантливый мальчик. Кажется, Сюя Ватанабэ. У него было интересное изобретение…»
Как глупо! С чего вдруг им вообще говорить обо мне? Они, наверное, обсуждают «дело Лунатички». Чем больше информации о жизни этой девчонки я узнавал, тем чаще замечал, как внутри меня лопаются хрупкие мыльные пузыри. Я изобрел отличную вещь и попал в газеты, но моя мама не узнает об этом. Возможно, просто возможно, если я совершу преступление, моя мама наконец вернется за мной…
Такими были мое «детство», «психологические травмы» и мой «мотив» – по крайней мере, мотив моего первого преступления.
* * *
Преступления принимают всевозможные формы. Ограбления, поджоги, насилие… Но проделки школьника приведут только к тому, что учителя или полицейские прочитают ему скучные нотации, обвиняя во всем его родителей. В чем смысл приплетать отца или Миюки-сан?
Я больше всего на свете ненавижу бессмысленные вещи. Если и совершать какое-то преступление, то это должен быть серьезный проступок, о котором еще долго будут говорить все вокруг. Остается только убийство. Я могу взять кухонный нож и бегать по улице, размахивая им и крича, как сумасшедший, а потом пырну им продавщицу из овощной лавки… Я точно смогу привлечь к себе внимание, но в конце концов все начнут винить отца и Миюки за плохое воспитание.
Неужели газеты будут писать о влиянии этих идиотов на становление моей личности? Что может быть унизительнее, чем слушать, как мой отец рассказывает на всю страну о том, что был вынужден отселить меня в отдельный дом?
Нет, они должны обвинить во всем мать. Только так я мог быть уверен, что она придет за мной. Совершив свое преступление, я должен сделать так, чтобы все вокруг обратили свое внимание на нее. Что у нас было общего? Конечно же, наша гениальность. Мое преступление должно отражать мой ум и таланты, унаследованные от матери… Выходит, я просто обязан использовать свое собственное изобретение!
Изобрести что-то новое или поискать среди того, что уже есть? «Противокражный кошелек»! Профессор Сэгути уже привлек к нему достаточно внимания.
– Тебе помогал учитель? – спросил он тогда.
– Нет, моя мать.
После того как кого-то убивают, все неизменно интересуются орудием убийства. Ножи и биты – это скучно. Даже цианистый калий, которым пользовалась Лунатичка, можно заказать в интернете или выкрасть из школьной лаборатории. Другими словами, в подобных преступлениях нет ничего, что демонстрировало бы изобретательность убийцы.
Но что они скажут, узнав, что я, ученик средней школы, сам изобрел орудие убийства? К тому же его отметили на конкурсе научных изобретений. Журналисты поднимут шумиху, когда разнюхают об этом. Судьям конкурса придется давать комментарии; Сэгути, наверное, упомянет о том, что мне помогала мать.
Даже если этого не произойдет, мой отец наверняка расскажет о пагубном влиянии матери, чтобы отвлечь внимание от себя и своего дурацкого магазина. В конце концов, я сам укажу на нее. Расскажу о том, что вместо детских сказок о Момотаро
[44] в детстве моя мать рассказывала мне об электронике, технике и великих изобретателях.
Представляю, какую реакцию вызовут мои откровения! Что скажет на это моя мать? Должно быть, заключит меня в объятия и извинится за все, что я пережил…
Определившись с орудием убийства, я начал искать жертву. У школьника в небольшом городишке мало вариантов: моя жизнь ограничивалась домом, школой и моей «Лабораторией». Если убийство произойдет у нас дома, то подозрения падут в первую очередь на отца, даже если кто-то найдет мое изобретение. Рядом со старым домом у реки никто больше не жил. Дети больше не приходили на берег играть, это было небезопасно, и мне не удалось бы провернуть все так аккуратно, как мне бы хотелось. Оставалась школа. Убийства в школах всегда широко освещаются в прессе!
Кого мне убить? По правде говоря, мне было абсолютно все равно. Меня не интересовали идиоты-одноклассники: я не знал имен половины из них. Не думаю, что была большая разница между убийством ученика или учителя.
Ученик средней школы убил учителя!
Ученик средней школы убил одноклассника!
И то и другое звучало неплохо… но как-то скучно.
Я задумался, что может заставить обычного человека совершить убийство? И тут же вспомнил мальчишку, сидевшего за соседней партой, который на уроке писал в тетради «умри». Он выглядел таким жалким, что мне хотелось нагнуться к нему и объяснить, что смерти здесь заслуживает именно такой неудачник, как он. Может, стоит выбрать жертвой его?
Но была еще одна причина, по которой я решил заговорить с ним: я отчаянно нуждался в свидетеле. Что хорошего в убийстве, если никто не сможет подтвердить, что его совершил именно я? Глупо сразу признаваться во всем самому. Мне нужен был человек, которого я посвящу в свой план, чтобы он затем рассказал обо всем полиции и прессе.
Не всякий подошел бы на эту роль. Я не мог выбрать человека с развитыми моральными принципами. Нужно было избежать любых случайных утечек информации, пока план не будет приведен в действие. И, конечно, мне нужен был кто-то, кому не противна сама идея убийства.
К тому же я должен был избегать тех, кто считал себя счастливее меня. Такие очень любят копаться в других и давать советы. «Зачем тебе убивать кого-то? Ты, наверное, несчастен. Расскажи мне, что случилось!» Все эти разговоры – глупая уловка, чтобы самим почувствовать себя лучше на фоне других.
К счастью, я с легкостью отбросил неподходящие кандидатуры. Мне хватило недели, чтобы понаблюдать за одноклассниками и понять, кто есть кто.
Я сразу вычеркнул полных идиотов и тех, кто любит погреться в лучах чужой славы. Были среди них дураки, что просили меня убрать пиксели со взрослых видео, а потом говорили всем, что могут сделать это сами. Или те, кто считали себя настоящими плохишами, хотя худшее, что они делали, это смотрели на фотографии мертвых животных на моем сайте. Я не мог позволить свидетелю заявить, что он был моим сообщником.
Самым подходящим из этих идиотов оказался один, не способный открыто выразить свое недовольство жизнью. Этим идиотом был Наоки Ситамура.
* * *
В начале февраля мне удалось усилить напряжение в «Противокражном кошельке». Пришло время привести мой план в действие.
До этого я ни разу не говорил с Ситамурой, но стоило мне похлопать его по плечу и немного похвалить, как он тут же ко мне проникся. Проще простого. К тому же я упомянул видео для взрослых, и он заинтересовался.
Однако почти сразу же пожалел о том, что выбрал его свидетелем.
Я был разочарован, узнав, что у него нет на примете тех, кому он желал бы смерти. Ситамура просто был недоволен жизнью, а его словарный запас был настолько ограничен, что он не мог выразить свои чувства иначе – поэтому и исписал тетрадь одним словом «умри».
Рядом с ним я сам впадал в депрессию. В школе он вел себя тихо, но не замолкал ни на секунду, стоило нам остаться наедине.
– Попробуй мамино морковное печенье! Наверное, ты, как и я, тоже ненавидишь морковь? Мы в этом похожи! Мама все испробовала, кучу рецептов разных сладостей с морковью, но я ее ненавижу. Однако это печенье ничего… есть можно!
Понятия не имею, о чем он болтал. Я даже не прикоснулся к этому печенью. Какой матери придет в голову отправить своего сына-школьника к другу с домашним морковным печеньем? На месте Ситамуры мне было бы стыдно его брать!
Я задумался, не убить ли его? Но вовремя осознал причину своего раздражения: для любого человека важно личное пространство, и он неизбежно взбунтуется, если его лишить возможности побыть в тишине одному.
Когда я уже был готов искать другого свидетеля, Ситамура предложил идеальную цель – дочь Моригути.
Ученик средней школы убил ребенка своего классного руководителя прямо на школьной территории!
Ничего подобного раньше не было. Пресса будет в восторге! Учитель, высмеявший ученика за его изобретение… Учитель, подписавший заявку ученика на участие в научном конкурсе… Ее малолетний ребенок… Неплохо для идиота вроде Ситамуры. Он рассказал еще кое-что полезное: о сумочке в форме зайчика, которую Моригути не купила дочери. Я решил пока оставить Ситамуру в живых.
Тот был невероятно взволнован, придумывая все новые детали для этой проделки, – он предложил разведать обстановку перед тем, как привести план в действие. И чем больше я ему позволял, тем самоувереннее он становился.
– Думаешь, расплачется? – спросил он, глупо улыбаясь.
– Не думаю, – ответил я.
Девочка умрет. Я сам еле сдерживал смех, глядя на взволнованного Ситамуру, который понятия не имел, чем это все закончится. Пусть веселится, пока может. Ему будет совсем не до смеха, когда девочка погибнет прямо на его глазах. Он сбежит домой в ужасе, чтобы рассказать обо всем своей мамочке! Я слышал, что она любит жаловаться, – это она писала директору из-за любой царапины на теле сына. Я подарю ей действительно серьезный повод для переживаний.
Все было готово.
* * *
Настал тот самый вечер. Я получил сообщение от Ситамуры и направился к бассейну.
Он все никак не умолкал все время, пока мы прятались в раздевалке в ожидании цели. Что-то про свою мамашу и торт, который она испечет, чтобы отпраздновать наш успех. Я не говорил ему, что никогда больше не планирую общаться с ним после этого, и чем больше он болтал, тем сильнее мне хотелось его обидеть. Что может быть проще? Я всего лишь наконец скажу ему правду!
Пока я представлял наш скорый разговор, появилась цель. Маленькая девочка четырех лет выглядела опрятно и очень походила на свою мать. Опасливо озираясь, она быстро прошла мимо бассейна к забору, где ее уже ждала собака, затем достала из курточки кусок хлеба и, поломав его, скормила псу.
Я ожидал увидеть грустного ребенка вечно занятой матери-одиночки, но ошибся. На ее розовой курточке красовался принт с ее любимой Плюшевой зайкой, волосы были аккуратно расчесаны на прямой пробор и заплетены в два хвоста, украшенных помпонами. Светлая кожа, румянец на щеках. Девочка, сама похожая на ожившую Плюшевую зайку, улыбаясь, смотрела на собаку. Перед моим взором предстал счастливый и любимый матерью ребенок.
Стыдно признаться, но я завидовал ей. Искренне завидовал этому ребенку, служившему просто целью – одной из деталей моего хитроумного плана, не более.
Мне удалось на время избавиться от этого неприятного чувства, когда я вышел ей навстречу. Следовавший за мной Ситамура сделал шаг вперед.
– Привет, ты ведь Манами-тян, верно? Мы ученики твоей мамы. Помнишь, мы даже виделись в универмаге?
Ситамура сразу приступил к делу. Он был первым, кто заговорил с девочкой. Решив, что его единственным достоинством является дружелюбие, я позволил ему сказать отрепетированные слова, но тут же пожалел об этом.
Он звучал фальшиво, совсем как тот дешевый ведущий, которого в прошлом году наняли вести летний фестиваль в нашем районе. Лучше б совсем не старался! Казалось, что он изо всех сил прикидывается дружелюбным мальчиком-соседом. Девочка смотрела на него с подозрением. Весь план мог провалиться.
Я вынужден был заговорить с ней. Пусть Ситамура молчит и смотрит.
Я спросил ее о собаке, и девочка улыбнулась. Человек – доверчивое создание. Я дождался подходящего момента и показал ей сумочку.
– Это твой подарок на День святого Валентина. Прости, что немного заранее, – объяснил я, повесив сумочку ребенку на шею.
– Это от мамы? – переспросила девочка. Она выглядела очень счастливой. На ее лице сияла улыбка – улыбка ребенка, которого любят. Улыбка, которую я навсегда утратил.
Я так хотел, чтобы она умерла! Только убийство позволило бы мне избавиться от чувства зависти. Мой план казался идеальным для этого.
– Там внутри шоколад. Откроешь?
Девочка, ни секунды не сомневаясь, взялась за застежку.
Раздался хлопок, ее тело резко дернулось, а затем она упала на спину. Лежала с закрытыми глазами и не шевелилась.
Все произошло так быстро…
Она умерла! Умерла! Мой план удался! Моя мать непременно появится! Она извинится за всю боль, что причинила мне, и заключит меня в объятия. Мы никогда больше не расстанемся!
Я был готов расплакаться от счастья. Но Ситамура вернул меня к реальности. Он вцепился в меня обеими руками, все его тело била дрожь. Отвратительное зрелище!
– Расскажи об этом всем, – бросил я, оттолкнул его и повернулся, чтобы уйти.
Мне нечего было ему сказать. Теперь была его очередь действовать. Я заговорил с ним только ради этого. Привел этого идиота в свою «Лабораторию» и позволил крошить там свое дурацкое печенье…
Я остановился и посмотрел на него. Ситамура застыл на месте с идиотским выражением лица.