Татьяна Луганцева

В джазе только чижик-пыжик



Глава первая



— Парню обязательно надо помочь! Куда он без матери с таким-то диагнозом? — уговаривала Валентина Петровна свою дочь Яну Карловну Цветкову.

— Ну, а я-то тут при чем? Это же сын твоей подруги, ты ему и помогай! — отвечала Яна, нервно затягивая длинные светлые волосы в хвост.

— Ты же знала тетю Клаву! Как ты так можешь? Яна, на тебя же всегда можно положиться!.. — продолжала уговаривать дочку Валентина Петровна.

Яна, конечно, знала тетю Клаву с детства. Они с матерью были не то чтобы подругами, но очень хорошими знакомыми. Тетя Клава пришла к ним в театр на должность актрисы и проработала так полгода, а потом с ней начались странности. Она периодически задумывалась, впадала в странный ступор минут на пять, а также прямо на сцене стала терять память и забывать текст. А это уж совсем никуда не годилось… Сначала коллеги простили, потом напряглись, а после никто уже не хотел выходить с Клавдией на сцену и позориться там с ней или выкручиваться, проявлять смекалку. Особенно если учесть, что артисты в труппе были все возрастные и блистать смекалкой не сильно рвались, — учить там в довесок к своим и чужие роли, чтобы подсказывать по ходу пьесы. Клаву, конечно, было жалко, произошло это с ней, когда ее беременную бросил сожитель и исчез в неизвестном направлении. Какая женщина не расстроилась бы.

«Но не до такой же степени! Не до сумасшествия! — возмущалась тогда мама Яны. — Мужики этого не стоят!»

Яна знала, что мама у нее — та еще железная леди. Когда-то влюбилась в своего коллегу Ивана Демидовича и, забеременев от него собственной Яной, поняла, что для семейной жизни этот бабник, красавчик и балагур совсем не предназначен. Это ж кем надо быть, чтобы понять такое в состоянии влюбленности? А тут под боком тихий и спокойный плотник, подсобный рабочий сцены с интересным именем Карл. Особенно если учитывать, что работал он с деревом и, к тому же, давно смотрел на приму сцены влюбленными глазами… Валентина и решила, что это будет идеальным вариантом мужа для нее. Главное ведь, чтобы любили ее, а не она. Яну Карл удочерил, воспитывал как свою. Мало того, Яна узнала, что она биологическая дочь другого человека, с кем провела всю закулисную жизнь в играх и забавах, когда ей было уже за сорок. Видимо, это был тот самый возраст, когда от подобных новостей даже легкого шока не испытывают.

Однако вернемся к Клавдии. Из театра ее не уволили, оставили работницей на подхвате. Она рассаживала зрителей в зале, продавала билеты, помогала в буфете… И как-то так втихую лет под сорок Клава родила сына, ну вот совсем не известно от кого. Как ее только ни пытались вывести на откровенный разговор, Клава молчала как партизан на допросе и лишь загадочно улыбалась, отдаленно напоминая Мону Лизу. Маму Яны такое поведение Клавы раздражало, но даже она, проявляя весь свой артистический дар, не смогла докопаться до правды о рождении сына Клавы, которого та еще и назвала Валериан.

Клавдия частенько приводила его в театр, так как дома не с кем было оставить. Яна знала его плохо, так как был он совсем маленький, а она к тому времени уже окончила институт в своем Волжске и уехала в Москву, где и обосновалась. Но периодически слышала про этого Валериана от мамы, дескать парень растет несколько странноватым. Впрочем, оно и понятно — от яблони апельсины не рождаются. Странная мама, странный сын…

— А что за диагноз? — спросила Яна.

— Хотели шизофрению поставить, но обошлось расстройством аутичного спектра, — понизила голос Валентина Петровна, словно разглашала государственную тайну.

— Прекрасно! Пусть как-то лечится. Я-то тут при чем?! — все еще не понимала Цветкова.

— По доброй воле в больницу он не ложится, как, впрочем, многие люди с расстройствами. А состояние обострилось.

— Мне его очень жалко, но я не психиатр. У меня, конечно, есть связи, могу узнать, как положить его в очень хорошую клинику.

— Яна, ты не думай, что он сумасшедший! Он школьную программу в двенадцать лет освоил и до двадцати пяти лет имеет три высших образования. Клава не могла оторвать его от учебы, чтения книг, компьютера… Не гулял, никуда не ходил, со сверстниками особо не общался. Люди ведь не любят тех, кто так отличается от них, да и Валериану с ними было неинтересно.

— Понятно, почему он того… — хмыкнула Яна.

— Тебя он знает, помнит, а значит, доверится, будет общаться. Ты — яркая, красивая, сможешь увлечь его, повести за собой! — с каким-то прямо пафосом заговорила Валентина Петровна.

А у Яны сложилась картинка: она в кожанке, в красной косынке и с маузером в руке лезет на баррикады, а за ней маячит какой-то псих. Она даже потрясла головой, чтобы отбросить эти мысли.

— Куда я поведу? Потом не факт, что я произведу на него именно такое положительное впечатление. И где его мама? Почему обеспокоена именно ты? — спросила Яна.

— Так в больнице Клавдия. Очень волнуется за сына, меня просит…

— Ну, а ты что? Тебя-то он больше знает, чем меня.

— Яночка, ты же знаешь! У меня сейчас начинаются гастроли, наши любимые гастроли в Санкт-Петербурге. Я в нескольких постановках в главных ролях…

— А театр для тебя — жизнь? — добавила Яна вопросом.

— Ты же сама все понимаешь!

— А у меня нет работы?

— Ты частенько с нее уезжаешь, и ничего… Ради благого-то дела…

— Мой сын у своего отца, — сказала Яна, имея в виду старшего сына Вову от своего третьего и, заодно, четвертого и последнего брака.

Их отношения с Ричардом, занимающимся бизнесом, в свое время напоминали агонию, когда каждый давал другому много шансов, но это ни к чему не приводило. Потом у нее закрутился серьезный роман с князем из Чехии Карлом Штольбергом, а Ричард смог найти свое тихое, семейное счастье с женщиной Людмилой, которая родила ему дочь. Но своего сына Вову Ричард никогда не бросал. Отцом он был безупречным, впрочем, как и Люда, очень хорошо относившаяся к детям. Вова полгода жил с матерью, полгода — с отцом. Учился он за границей.

— Вот! Вова пристроен, — с преувеличенной радостью закивала Валентина Петровна.

— Вова у меня, матери-ехидны, всегда пристроен. Хорошего отца я ему выбрала. А Настю с Евой куда? — спросила Яна у матери, имея в виду своих младших детей.

Страстные отношения с князем Карлом закончились разрывом из-за того, что Яна не видела себя его женой, не хотела рожать наследника для старого и почитаемого чешского рода и никогда не хотела покинуть Россию. После длительной депрессии из-за расставания с Яной он женился на какой-то девушке, которая родила ему дочь Настю. Поняв, что жить с ней не будет, не сможет, Карл заплатил ей очень много денег и оставил дочь себе. Единственной женщиной его жизни была Яна, и он снова принялся ее добиваться. Яна даже на какое-то время вернулась к нему, жила с ним и маленькой Настей в его роскошном замке, но не простила и, конечно, окончательно никогда бы к нему не вернулась. И потом этот его поступок по отношению к той мимолетной жене, Настиной маме, которую князь цинично использовал практически как суррогатную мать!.. Это вообще было за гранью добра и зла. Так что вскоре они расстались навсегда.

А в скором времени Яна впервые в жизни по-настоящему влюбилась в потрясающего мужчину по имени Мартин и родила Еву.

Карл Штольберг неожиданно погиб, мама Насти на очень длительный срок попала в тюрьму, и Настя, их маленькая дочка, осталась совершенно одна. Из всех взрослых Настя знала только Яну, которая прошла все круги ада, чтобы удочерить ее. Яну, естественно, обвиняли в корысти, в том, что она желает удочерить на просто девочку Настю, а наследницу огромного состояния, титула и всевозможных привилегий, с ним связанных. Яну как раз все это никак не интересовало. Она согласилась подписать все бумаги, по которым ни на что материальное не претендовала, а просто становилась матерью для Насти, которая во все свои права и владения вступит лишь с наступлением совершеннолетия и станет чешской принцессой, княжной, продолжательницей старинного рода Штольбергов. А ее приемная мать, то есть Яна, может пользоваться всеми этими вкусняшками, жить в замке, тратить содержание Карла Штольберга, выделенное в большом количестве на дочь и Яну. Он ведь успел и завещание составить. А вот продавать что-либо из доставшегося наследства и передавать третьим лицам она, по настоянию чешских властей, не может. Яна с радостью подписала бы что угодно, лишь бы Настя уже осталась с ней. Так и получилось. Насте семь лет. Еве годик с небольшим.

— Ты же знаешь, что Агриппина Павловна и няня вполне справятся, посидят с девочками, приглядят, — сказала Валентина Петровна.

Иногда Яна просто поражалась наивности своей матери.

— Понятно, что моя Агриппина Павловна, моя любимая и единственная домоправительница, сделает для меня все. Она помогла… Да что там! Вырастила Вову! Давай теперь навалю на нее еще и моих девочек!

— Яночка, ну, это пару недель, ну, месяц!..

— Месяц? — округлила свои большие голубые глаза Яна. — Ты серьезно? Ты со мной не сидела! Многие так делают, и родителей не винят. Они дорастают до ума и истинного материнства только на внуках и отдают тот долг, что до конца не смогли отдать на детях. А ты? Бабушка! Нет, ты не хочешь посидеть с внуками, ты у меня звезда и актриса до конца! До гробовой доски! — пафосно закончила она.

Валентина Петровна правой рукой изобразила какой-то нервный тик и молча вышла из комнаты. Яна закатила глаза, понимая, чем все это грозит.

— Мама! Ну, постой! Куда ты?

Она поволоклась за матерью в кухню, где и нашла ее, тихую, сгорбленную, маленькую, протирающую марлей, смоченной водой и, явно, своими горькими слезами, жирные колючие листья алоэ. Периодически она морщилась от уколов растения, но продолжала мучиться.

— Мама, прекрати!

— Ты не любишь меня.

— Люблю.

— Я многого тебе недодала.

— Ты дала даже больше, чем мне надо было.

— Издеваешься? — хмыкнула Валентина Петровна.

— Немного… Я понимаю, что это такое — уйти с роли в театре, уйти совсем. Извини, я понимаю.

— Правда? — обрадовалась Валентина Петровна. — У меня есть шанс стать хорошей бабушкой?

— Скорее, бабушкой-праздником! Девочки тебя обожают. Всегда рады, — успокоила ее Яна.

— Яна, ну, у них, у Евы, есть и другая бабушка… И отец! Мотается в Москву каждые выходные, туда-сюда, словно маятник. Долго ты над мужиком издеваться будешь?

— Не знаю, мама… Перегорела как-то… Я так полюбила его, впервые захотела выйти замуж сама, по доброй воле. И, получив это предложение после рождения дочери, восприняла как то, что он делает это исключительно из-за нее, — пояснила Яна.

— Дурочка ты. Он что, до Евы тебе предложения не делал? — спросила мама, прищурив глаза.

— Делал. И не раз, вроде… — отвернулась Яна.

— Ну, так?!

— Не знаю, все время что-то мешало. Что ты, не помнишь, что ли? Наши с ним отношения кого хочешь сломают. А я тебе что? Железная?

— Ты разлюбила Мартина? — Валентина Петровна мгновенно поменяла образ сломленной и обиженной женщины на женщину непонимающую и возмущающуюся совершенно искренне.

— Нет, конечно! Я — счастливый человек, я нашла свою половинку. Я всегда буду любить его, — ответила Яна.

— Ну, так… Мартин только рад будет Еве.

— Мама! Он рад будет и Насте! Он не разделяет девочек. Сестры — значит, сестры. Это человек широкой души и большого сердца. Он никогда даже мне не говорил о том, что против удочерения или еще чего-то. Это было мое решение и его полное принятие.

— А ведь девочки даже не сестры, — задумалась Валентина Петровна. — Родители Насти — твой бывший любовник Карл и не очень хорошая женщина, а Евы — ты и Мартин…

— Только им не надо об этом говорить. Когда я жила с Карлом, Настя так сильно привязалась ко мне, что иначе как мама меня и не называла. И когда Карл погиб, я что должна была сделать? Бросить ее? Да я относилась к ней как к дочери. Она единственной моей отдушиной была в том замке, — ответила Яна, опуская тот момент, который Валентина Петровна и так знала.

Карл Штольберг в борьбе за Яну применил не очень честный прием, и она была вынуждена находиться с ним рядом.

— Я-то не против. Настя — очень милый ребенок, и я вижу, что ты любишь ее…

— И семья Мартина, а это он и его мама, подруга твоя Стефания Сергеевна, тоже это понимают и очень любят Настю. Хорошо, я попрошу Мартина и Стефанию посидеть с девочками пару недель. А что я им скажу? Где я буду это время?

— Стефания так рада будет общению с внучкой, что никаких лишних вопросов тебе не задаст. Чем на дольше ей оставишь, тем лучше.

— Она-то да, а вот Мартин, с его ревностью, вполне может поинтересоваться.

— Скажешь, что легла на пластическую операцию, — предложила Валентина Петровна.

— Не поверит, он знает, как я к этому отношусь. Или отговаривать начнет.

— Скажи, что летишь на какой-нибудь стоматологический симпозиум.

— Тоже особо не летала. У меня врачи все опытные, все с сертификатами, заботятся о повышении своей квалификации, а я давно не стою, если так можно выразиться, у станка. Чего мне вдруг куда-то лететь?

— Не знаю, Яна! Придумай что-нибудь! Ну, не говорить же ему правду, что ты полежишь немного в психушке?

— Что?! — переспросила Яна.



Глава вторая



Не любила Яна вспоминать тот разговор с матерью, потому что дальнейшие события развивались не совсем так, как ей хотелось. Сама она предпочла бы, чтобы Валентина Петровна обошла ее с этой просьбой стороной или просто каким-то волшебным образом отстала бы. Но мама прямо клещом в нее вцепилась. Она это умела! И все ведь вышло так, как мама и хотела.

Яна осмотрелась. Светлые обои в легкую голубую и салатовую полоски, дешевый, лаконичный светильник на потолке, одиночное бра на стене. Односпальная, строго застеленная кровать, тумбочка возле нее, узкий шкаф для одежды, маленькая раковина с небольшим круглым зеркалом над ней и стол со стулом, — вот вся скудная обстановка, окружающая ее на данный момент. Яна — женщина за сорок, высокая и очень худая, такая, что ремень, опоясывающий ее талию в сорок пять сантиметров, норовил сползти по узким бедрам к ее длинным ногам с очень красивыми икрами и тонкими щиколотками, — смотрела в окно. В ее больших голубых глазах отражались замысловатые узоры. Это были скудного дизайна решетки на окнах.

Нет, ее не пронесло. Она находилась в психушке, частной, дорогой, анонимной, но психушке.

«Как я так могла опять попасться? — не понимала Яна. — Ну, с возрастом должна же появиться мудрость? Какой-то жизненный опыт… Хотя, что это я! Жизненный опыт орал во все горло! Чтобы я всех послала и продолжила жить. Нет! Этап первый. Знакомство с Валерианом».



Яна, наспех накинув белый халат, выскочила из своей клиники «Белоснежка» и добежала до ближайшего кафе. Там ее ждала уже мама в компании молодого человека.

— А вот и Яна! Спасибо, что не опоздала надолго! Познакомься, это — Валериан. Это — Яна. Некоторое время вы проведете вместе, отдыхая в одном из лучших санаториев и избавляясь от своих проблем, — произнесла Валентина Петровна, подавая Яне тайные знаки, чтобы она начала ей подыгрывать. — Поэтому вам надо подружиться…

Яна слегка искривила свой милый рот в улыбке и покосилась на Валериана. Это был, ну, очень молодой человек — выше нее, худощавого телосложения, с подвижным лицом и очень выразительными большими карими глазами. Светлые волосы топорщились коротким ежиком.

— Привет! Я тебя помню! Мы с тобой вместе прятались за кулисами и подкладывали жвачки в туфли артистам. Помнишь? — весело спросила Яна.

Парень осмотрел ее с ног до головы.

— Извините… Выглядите вы, конечно, хорошо, молодо. Но у нас какая разница в возрасте? Лет двадцать? Что-то не припомню я, чтобы мы вместе кому-то что-то подкладывали…

— Приятное начало, — ответила Яна бесцветным голосом. — Конечно! Я могла бы быть твоей матерью и сейчас совсем старая.

— Успокойтесь, ребята! Вы что? Никто не говорит, что вы дружили, но несколько раз вы виделись, — встала между ними Валентина Петровна, поняв, что Валериан с первых минут знакомства допустил грубейшую ошибку — указал женщине на ее возраст.

— Не помню я, — надулся Валериан.

— Я тоже не особо, — ответила Яна, обращаясь к матери: — А я тебе говорила! Какой контакт? Он меня не помнит, я — его!

— Яна, успокойся! Валерьянчик, — обратилась она к парню, — Яна — моя дочка, понимаешь? Твоя мама — моя подруга. Мы не хотим тебе зла. Ты должен с Яной нормально общаться, без негатива и агрессии. Впрочем, как и она…

— Я как-то вырос с понятием, что никому ничего не должен… — хмуро ответил парень.

— Даже если это тебе не нравится, — добавила Валентина Петровна с нажимом, — ты едешь в санаторий! Тебе надо немного подлечиться, успокоиться.

— А Яна будет моим надсмотрщиком? — чересчур прямолинейно уточнил Валериан.

— Почему? Напарницей! Она тоже ляжет подлечиться, и заодно вот вы вместе… Все не один! — уговаривала парня Валентина Петровна.



Следующий разговор состоялся уже в вагоне СВ поезда Москва — Санкт-Петербург.

— Дорогие места, — отметил Валериан.

— Любишь экономить? Нас двое, купе на двоих. Чего непонятного? Зачем нам чужие люди в купе? Мы же с тобой знакомые, должны держаться вместе, — захрустела яблоком Яна. — Выпить хочешь? За дорогу.

— Не пью, — ответил парень.

— Это вот плохо. Мне что теперь, и выпить будет не с кем?

— А это для вас проблема? — спросил Валериан.

— Еще какая! Я вообще пьющая! — подмигнула ему Яна. — Может, я и лечиться от этого буду! — Она выложила на столик запасы еды, выставила бутылку шампанского и пластиковые стаканчики. — Налетай!

Парень взял бутылку и открыл ее достаточно быстро и легко.

— Ого! А говоришь, не пьющий. Откуда навык?

— Чего тут уметь? Навык чисто в открытии, для девушек открывал на свиданиях, — как бы оправдался Валериан.

— И много их было?

— Средне…

— И свидания доходили до логического завершения? Извини, очень личный вопрос. Можешь не отвечать.

— Спасибо и на этом.

— Нет, просто если девушка сидит, пьет шампанское, а молодой человек напротив трезвый сидит, как стекло… Так ведь они неизбежно начинают существовать в параллельных реальностях. Да и много мне — целая бутылка.

— Ладно, немного выпью за знакомство, — сдался Валериан, не захотевший существовать с Яной в параллельных реальностях, потому что и без этого смотрел на нее с подозрением.

— Видишь! Уже исправляешься! И хватит говорить мне «вы». Давай на «ты». Так комфортнее.

— Попробую.

Яна сбросила сабо и уселась на своей полке напротив Валериана в позе лотоса, с легкостью скрестив ноги.

— Так люблю путешествовать по железной дороге!.. Стук колес, укачивание, виды в окне… И самое главное — ты на земле. Если честно, боюсь летать.

— А плавать?

— Издеваешься? Плавать не боюсь, хотя сама плавать не умею. Но от Москвы до Питера как мы поплывем? Только любимая железная дорога. А ты? Ты чего-то боишься? Или не так спрошу. От чего собрался лечиться?

Валериан посмотрел на нее большими карими глазами.

— Ты мне тоже не ответила на этот вопрос.

— Мужчины вперед!

— Есть у меня одна особенность… — Валериан огляделся по сторонам, словно в купе мог быть кто-то еще, кроме них. — Налей еще шампанского.

— Ты скрытый алкоголик? — догадалась Яна, но шампанское налила. — Вообще-то наливает мужчина.

— Учту. Извини! Иногда на меня нападает такой приступ немотивированной агрессии, которую я в себе гашу, и она переходит в сильную тревогу, почти в панику.

— Знаешь, ты вот прямо рассказал мне про мое утро. Я почти до обеда все эти эмоции испытываю…

Яна оторвала от копченого цыпленка крылышко и захрустела.

— И еще, — добавил Валериан почти шепотом, — бывает, мне кажется, что за мной следят. Это всё.

Яна закатила глаза.

— Нервы… Да, нервы. Ну ничего, подлечишься, и все будет хорошо.

— Теперь твоя очередь.

— Моя? — словно невинный ребенок, округлила свои огромные голубые глаза Яна.

— С чем ты ложишься лечиться?

— Извини… Ну, я это… Я, ну, как… — искала Яна подходящую причину. — Вот — от боязни летать! — радостно нашла она.

— И это все?! — удивился Валериан.

— Мало? Говорят, это очень плохо лечится.

— У меня и немотивированность, и страхи, и паника, и мания преследования… А у тебя — боязнь летать самолетами? Это несправедливо! — не согласился парень.

— Считаешь, маловато? — обеспокоилась Яна. — Надо что-то еще накинуть? Что же, что же… Сексуальное расстройство!.. — внезапно даже для себя предположила Яна.

Валериан округлил глаза.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, но на сексуальную маньячку ты не похожа. И я бы с таким признанием не рисковал. Еще не известно, какие методы лечения там практикуют при таком диагнозе.

— Точно! Ты — гений! Что же еще? Может, что вот я старею и схожу с ума. Хочу выглядеть пятнадцатилетней! Это же у многих женщин наблюдается?! — предположила Яна. — Я и заплакать могу вполне правдоподобно.

— Такие женщины обычно все время что-то делают с собой, что-то колют в лицо, в губы, увеличивают части тела, превращая себя в трансформеров, и ходят потом с мертвыми, анемичными лицами. Нет в тебе этого.

— Много ты понимаешь! Я тоже колола себе ботокс. Один раз. От морщин. Правда, деньги мне потом вернули — эффекта не было. Сказали, что меня даже ботокс не берет, — засмеялась Яна. — Хорошо, это не подойдет…

— Предлагаю анорексию, — сказал Валериан. — Ты очень худая. Гни эту линию. Мол, переживаю. У тебя, кстати, муж есть?

— Нет, — ответила Цветкова.

— Вот! Жми на это, мол, нет счастья в личной жизни. Нервничаю, плохо сплю, есть не могу, худею.

Яна внимательно слушала его.

— Ты серьезно? Я всегда такая была. Думаешь, реально это тянет на заболевание? — забеспокоилась она.

— У тебя сколько родов за плечами? — вопросом на вопрос ответил Валериан. — В смысле, детей?

— Рожала дважды, детей трое. А что? — не поняла Яна, куда он клонит.

— Интересен уже ответ, но не суть. Двое родов, и ты не располнела?

— Как видишь.

— Ну, это же ненормально! Ладно, после первых, но уже со вторыми родами точно должна была, — заверил ее Валериан.

— Думаешь? Нет, ты говоришь, как моя подруга Ася! Но люди-то все разные. Беременности у меня были тяжелые, я всегда худела. Какой там набор веса! — отмахнулась Яна.

— Но ты выглядишь так, что можно работать в этом направлении. Еще бы белой пудры на лицо, темные тени под глазами…

— Да ты еще и стилист!.. — хмыкнула Цветкова. — Сам-то как будешь закладываться? Доказывать свое расстройство? Отстреливаться от предполагаемой слежки невидимым пистолетом? — спросила Яна.

— Обиделась? — встрепенулся Валериан. — Я не хотел. Ты спросила, что бы я посоветовал, ну, я и посоветовал.

Яна отвернулась к окну, хмуро сдвинув брови, и только сейчас заметила, что на улице стемнело.

— Спать надо ложиться.

— Мы не допили и не доели, — отметил Валериан.

— Это, конечно, меняет дело, — вздохнула Яна и начала нервно чистить мандарин. — С тобой не поспоришь. Давай доедим и допьем.

Валериан схватил бутылку и разлил остатки шампанского в пластиковые стаканчики, но похвалы от Яны, мол, исправляется, не дождался, потому что в их купе постучали. Парень дернулся, словно его ударили током, сжался и тихо прошептал:

— Не открывай!

— Ты что? — растерялась она. — Мы же не у себя дома.

— Билеты у нас на входе проверяли. Не открывай! — снова попросил Валериан, заметно бледнея.

— Извини, — ответила Яна, отодвигая дверь купе в сторону.

А парень действительно страдает манией преследования.

Перед ними возникла высокая и полноватая женщина в форме проводника с пергидрольными волосами и несколько кривовато накрашенными ярко-малиновыми губами.

— Извините, что помешала, — несколько смущенно сказала она, — у меня очень такая информация… Туалет у нас био, туалетную бумагу туда не бросать.

— Мы в курсе, — ответила Яна.

— Титан горячий, у проводников можно взять чай, кофе, печенье, шоколадки… Всё включено в стоимость билетов. Чай в фирменных подстаканниках, — продолжила женщина, цепким взглядом ощупывая купе.

— Хорошо, мы учтем, — снова совершенно спокойно ответила Яна.

— И последний вопрос. Вы до конечной? В смысле, будить где-нибудь в Бологом вас не надо? — спросила проводница.

— До Питера мы, сами встанем, — заверила ее Яна, и проводница отступила, дав закрыть дверь.

— Странная она какая-то!.. — тут же подал голос Валериан.

— Чем? По-моему, обычная, — вернулась на свое место Яна.

— Высматривала тут все. Ты заметила?

— Работа у нее такая. Может, пыталась понять, кто мы друг другу? Мать и сын или любовники?

— Зачем? — не понял парень. — И так понятно, что… никто.

— Во-первых, ничего не понятно, во-вторых, плохо ты знаешь женщин. Их именно такие вещи и возбуждают, и интересуют. А уж когда такая разница в возрасте, то и подавно. Прекрати паниковать! Это — нормальная практика. Продолжаем вкушать яства, — предложила Яна.

— Любишь поесть? — уточнил Валериан.

— Да, несмотря на анорексию, — хохотнула Яна. — Я и мучное, и сладкое тоннами могу поглощать — и ничего. Обмен веществ у нас такой, то есть у меня.

— Подруги, наверное, ненавидят, — прищурился парень.

— Не знаю, не спрашивала. Может, где-то в глубине души и завидуют, и ненавидят. Тебе легче?

— Мне-то что, — хмыкнул Валериан.

— У тебя щеки порозовели, наверное, шампанское подействовало, — отметила Яна. — Ой! А это остановка. Неужели Тверь? Потом спать ляжем. Выйдем на перрон? — предложила она.

— Зачем? Мне и здесь хорошо.

— Да ты что! Подышать воздухом. Да и минералку я хочу купить, на платформе всегда продают.

— В купе останусь.

— Тебе что купить? — спросила Яна, засовывая ноги в сабо.

— Нет, по-моему, у нас все есть, — ответил Валериан.

Яна вышла из купе, закрыв за собой дверь. На перроне суетились люди. Многие были в шортах, в смешных, вытянутых на коленках трениках. Яна смешалась с толпой. Люди покупали чипсы, орешки, воду. Яна встала в небольшую очередь в одну из палаток и посмотрела вдоль перрона. Одна колоритная фигура ее весьма заинтересовала.

Минуты через две, уже с бутылкой минеральной воды, она подошла к проводнице, стоящей у их вагона и уже тревожно посматривающей по сторонам, выискивая глазами своих пассажиров, словно утка своих утят. Взгляд проводницы остановился на высокой, стройной женщине в вишневой футболке и узких джинсах. На ногах красовались красные сабо на каблуках, а на привлекательных губах алела яркая помада Длинные светлые волосы были скручены в небрежный хвост.

— Вы у нас билеты проверяли, вы наша проводница? — спросила Яна.

— Я помню, — улыбнулась проводница. — Вы едете с молодым человеком в третьем купе.

— Даже купе помните? — удивилась Яна.

— Это профессиональное, — засмеялась проводница.

— И в людях разбираетесь? — спросила Яна.

— Ну, так, видите… — несколько смутилась проводница.

— А вот та женщина, высокая такая большая блондинка, ваша коллега, — указала Яна в направлении хвоста состава. — Она что, бригадир поезда?

Проводница прищурила глаза, как делают несколько близорукие люди.

— Это Люська. Какой она бригадир? В вагоне-ресторане работает, — ответила проводница.

— Да вы что? — удивилась Яна очень искренне. — А…

— Извините, девушка, пора подниматься в вагон! Отправляемся, — поторопила проводница, пропуская ее в вагон.



Валериан вздрогнул, когда она резко открыла дверь купе.

— А, это ты…

Яна поставила бутылку с водой на столик и села. Взгляд у нее был отсутствующий, вид весьма растерянный.

— Что случилось, Яна? На тебе лица нет! — забеспокоился парень.

— А? Да нет… Все хорошо.

— Точно никто не обидел? — спросил Валериан.

— Меня? Да что ты!.. От тебя заразилась, наверное.

— Чем?!

— Манией преследования, — вздохнула Яна, свернулась калачиком и уставилась в темное небо в окне. — Ложись спать.

— А ты?

— Я тоже… скоро.

— Нет, что-то явно случилось… — Валериан присел с ней рядом и взял ее руку в свои горячие ладони. — Чем тебя развеселить? Хочешь, сходим в вагон-ресторан?

Глаза Яны загорелись.

— Правда? А ты пойдешь со мной?! Я, когда нервничаю, сладкого хочу!

— Конечно, пойду. Куда я тебя одну брошу?

— Тогда пошли! — встрепенулась Яна. — Это даже очень хорошо!

Она посмотрела на себя в зеркало, быстро причесалась.

— Деньги не бери, я заплачу, — встал Валериан, приглаживая свои темные волосы растопыренной пятерней.

— Да ладно?! Богатый, что ли? Тетя Клава получает немного.

— А при чем тут мать? Мне двадцать пять лет, я сам зарабатываю. И не мало!..

Они вышли из купе и дошли до купе проводницы, которая сидела чем-то очень расстроенная.

— Извините, — обратилась к ней Яна, — это вот снова я. Мы решили сходить в вагон-ресторан, закройте своим ключом наше купе, — попросила она. — Постараемся вернуться не поздно.

Проводница вздрогнула.

— Что? Куда? Вагон-ресторан? Ой, не получится. Мне вот только что сообщили, — нервно передернула плечами проводница. — Умерла одна сотрудница. Именно в вагоне-ресторане. Он закрыт. Там уже полицейские работают. Вот так вот… Кстати, это та женщина, про которую вы спрашивали, — с подступающим подозрением взглянула она на Яну. — Люся.

— Какой кошмар! — ахнула Яна. — А что с ней?

— Пока не ясно. Упала. Свернула шею. Бегала все на своих каблуках. Но это всегда так и бывает… Надо же, а вы недавно про нее спрашивали, и вот… — приложила руку к груди проводница, словно ей не хватало воздуха, и отвернулась к темному окну.

Яна стояла ошарашенная и побледневшая. Валериан развернул ее за плечи и увел в купе.

— Что такое? Почему ты про нее спрашивала? И про кого ты спрашивала? Кто такая Люся? Что вообще происходит? Вот что ты зависла?… — засыпал он ее вопросами.

— Видно, что ты не следователь. Столько вопросов и сразу! Следователь задает один вопрос и, пока не дождется на него ответа, к другому не переходит. И не частит, и без истерики!.. — со странным спокойствием проговорила Яна.

— О\'кей, следователем не работал, — согласился с ней Валериан, нервно передергивая плечами. — Но что все-таки происходит? На тебе лица нет! Уже давно…

— Да не знаю я… Ерунда какая-то!

И Яна рассказала, что на перроне заметила женщину, которая заходила к ним в купе, случайно расспросила про нее проводницу и была удивлена, что работает она в вагоне-ресторане, к проводникам не имеет никакого отношения.

— Почему тогда заходила она к нам с такими вопросами? Я и удивилась. Ты называешь это «зависла». А в вагоне-ресторане, когда ты предложил туда пойти, я думала, что смогу ее об этом спросить. А тут такое! Именно эта Люся и умерла, — договорила Яна и посмотрела на него выжидательно.

Красивое, с правильными чертами и внимательными темными глазами лицо Валериана как бы вытянулось.

— Что? И ты удивился? Вот именно!.. Теперь не узнаем, что ей надо было, — вздохнула Яна. — Что-то и есть я перехотела. Давай спать? Утром уже в Питере будем.

Яна свернулась калачиком на полке и отвернулась от своего попутчика. Длинные волосы развязались и плавной волной скатились по спине вниз, свесились почти до пола.

Валериан встал, накрыл ее пледом и выключил свет, потом молча сел на свою полку и, подперев голову рукой, уставился в темное окно с мелькающими на скорости редкими огоньками.



Глава третья



Снился Яне Карловне Цветковой очень хороший сон Ей снился мужчина, которого она нашла через много лет своих метаний, через четыре брака и через стойкое ощущение, что ей лучше быть одной, что она никого не может сделать счастливым. Утолялась она мимолетными романами, пока не встретила его. Да, снился ей Мартин Романович Вейкин, бывший военный, бизнесмен из Санкт-Петербурга. Она впервые испугалась, что заболела, потому что без него ей даже просто дышать стало тяжело. Высокий, атлетичный, с прямой спиной и гордо посаженной головой. Открытое русское лицо с высокими скулами, прямым носом, ямочкой на подбородке и идеальной формой губ, которые Мартин иногда прятал под очаровательными усами. У него были густые темные, слегка вьющиеся волосы с легким медным отливом. Кожа была белая с едва заметными милыми веснушками, каждую из которых Яна, кажется, помнила наизусть. Так тщательно она не знала географическую карту своей родины. Но самыми красивыми и притягательными были его потрясающие глаза. Темные, словно цвет крепко заваренного кофе, очень выразительные, с густыми и загнутыми вверх ресницами, напоминающими лучики солнца. Человек он был добрый, улыбчивый и отзывчивый на чужую беду. Еще Мартин был очень общительным и с феноменальной легкостью располагал к себе женщин. Казалось, они теряли голову от одного только взгляда на него, а уж пообщавшись, непременно влюблялись. Яна видела, как он подъехал на своем мотоцикле к светофору и остановился на красный свет. Она поспешила к нему.

— Мартин, подожди! Эй! Обернись! Это я — Яна!

Но ноги почему-то не слушались, а высокие каблуки вязли в какой-то жиже. Она кричала и кричала ему, но Мартин не слышал. Он уже несся вдаль на своем железном коне.

— Мартин!.. — кричала ему вдогонку Яна, с ужасом понимая, что завязла посередине проезжей части.

А на нее неотвратимо надвигался большой и мощный грузовик. Она зажмурилась, вскрикнула и…

— Яна! Яна, вставай.

Кто-то тряс ее за плечо, горячо дыша в лицо.

Она вздрогнула и открыла глаза.

— Валериан?

— Вроде больше никого не было в нашем купе, — ответил парень.

— Ты меня спас, — выдохнула она.

— Еще нет.

— В моем страшном сне. Я что, кричала? — обрадовалась Яна, что ее разбудили и вытащили из кошмара.

Так было всегда. Она пыталась догнать, достучаться до Мартина, обратить на себя его внимание, а он ускользал и оставлял ее одну. Для Яны это и был ее самый большой страх.

— Я разбудил тебя, чтобы бежать, — сказал Валериан.

Сон окончательно отпустил ее.

— Куда? Мы в поезде. Да и зачем? У тебя обострение?…

— Ты, я смотрю, тоже следователем не работала… Яна, просто поверь. Я не поеду до Питера. Мы сказали это той умершей женщине. Она интересовалась, едем ли мы до конечного пункта, и мы подтвердили. Мы не знаем, сообщила она это кому или нет. На всякий случай надо сойти прямо сейчас. Тут, я узнал, в районе Колпина, будет техническая остановка. До Питера рукой подать, доберемся сами. Я не могу настаивать, если ты не пойдешь со мной, я один, — очень твердо заявил Валериан.

— Господи! Ты что? Бросить меня хочешь? Нет уж! Я с тобой!

— Собирайся прямо сейчас!

— Я не в армии, за две минуты не соберусь, — засуетилась Яна, быстро сбрасывая все видимые вещи в свой среднего размера чемодан на колесиках.