Мартин расправил плечи.
— Да что вы? — развеселился Оутс. — Эта малышка танцует в клубе «Фриволитэ», точнее, танцевала, пока их не закрыли на прошлой неделе. А кроме того, дружище, меньше чем через месяц у мистера Артура Марча свадьба с совсем другой женщиной. Хороший полицейский не упускает из виду ничего, даже светской хроники, именно поэтому я и сказал, что вы, любители, не уделяете внимания мелочам. Вы пропускаете все, что не относится к делу напрямую. Вот взять, к примеру, акционерное право…
– Слушай, давай не будем падать духом. Тебя мне сам ангел-хранитель в эту яму доставил.
Яна удивлённо округлила глаза.
Он внезапно замолк, в его печальных карих глазах вспыхнул интерес. От их столика был отлично виден вход, и Кэмпион, проследив за его взглядом, заметил девушку и молодого человека, вошедших в ресторан. Суперинтендант Станислав Оутс широко ухмыльнулся.
– Это как? Тебе ангел-хранитель девушек доставляет даже в выгребные ямы?
– Ну что-то вроде того…
— Неплохо, — сказал он. — Это та самая девушка, с которой обручен Марч, — Дениз Уоррен. Тоже решила повеселиться со своим приятелем. Готов поспорить, они пришли, потому что слышали, что это тихое местечко. Марча они еще не заметили.
– У тебя есть план нашего спасения?
Мартин качнул головой.
Мистер Кэмпион промолчал. Он смотрел на девушку. У нее была необычная внешность: рост выше среднего, очень светлые волосы, широко расставленные серо-голубые глаза и величественная осанка. Ее спутник — широкоплечий, крепкий молодой человек — выглядел старше всего на несколько лет. Его черты были не лишены привлекательности, а в облике чувствовалась уверенность, необычная для такого возраста. Они нашли свободный столик и сели на виду у Кэмпиона и его гостя. Оутс был в восторге.
– Конечно. А ты сама не догадываешься?
– Нет, не догадываюсь. Давай, излагай скорее свой план, а то я замёрзла, как цуцик, и грязь на мне начинает застывать. Скоро превращусь в камень.
— Они вот-вот увидят друг друга. — В его голосе слышалось ребяческое озорство. — Кто это с ней? Вы его знаете?
Мартин махнул рукой.
– План мой чрезвычайно прост. Ты встанешь мне на плечи, зацепишься за край ямы, я тебя подтолкну, и ты вылезешь наружу. Потом найдёшь какое-нибудь подручное средство – ветку или верёвку – и поможешь выбраться мне.
Мистер Кэмпион нахмурился:
– Гениально. Но, по-моему, тут всё-таки очень высоко.
— Знаю. Это Руперт Филдинг, хирург. Он молод, но, говорят, мастер своего дела. Надеюсь, он не ищет приключений. Его профессия — одна из немногих, где все еще требуется соблюдение условностей.
– Надо пробовать. Дорогу осилит идущий. Если мы будем только сидеть и рассуждать «выйдет – невыйдет», то у нас ничего и не выйдет.
Яна жалобно посмотрела на Мартина.
Оутс усмехнулся:
– Я очень замёрзла. У меня руки окоченели.
– Ничего, сейчас согреешься. Физические упражнения – они бодрят, – ответил Мартин.
— Еще один член клуба?
– А если я упаду? Если покалечусь? Кто меня потом замуж возьмёт? – пошутила Яна.
Кэмпион улыбнулся в ответ:
– Да я и возьму.
— Как ни странно, да. Проводит там все свободное время. Думаю, его присутствие успокаивающе действует на пожилых членов клуба.
– Ты принял ислам? Будешь двоеженцем? И когда только успел…
Оутс снова посмотрел на девушку.
– Я развёлся.
Яна ахнула:
— Она далеко ходить не стала, а? Что это за прославленное место, ваш клуб? «Паффинс»?
– Да ты что! Вот это новость! Неожиданно…
— Нет. Столь же респектабельный, но менее известный. «Джуниор Грейз», на Пэлл-Мэлл.
– Я, между прочим, ехал к тебе на дачу с этим известием. Но всё так по-дурацки получилось…
Оутс выпрямился на стуле.
– Да… Не стану отрицать.
– Вот я тебе и сообщил эту новость.
— «Все страньше и страньше», — сказал он. — Не там ли у окна всегда сидит старичок?
Яна хихикнула:
– Только, пожалуйста, не делай мне сейчас предложение. В этой грязи. Хотя… Это было бы самое, наверное, оригинальное предложение в мире – в навозной яме!
— Старик Розмари?
Мартин тоже засмеялся.
– Я теперь свободный мужчина: где хочу, там и делаю девушкам предложение. Или не делаю…
— Он самый. Одна из достопримечательностей Лондона. За последние лет пятьдесят ничуть не изменился. Забавно, я как раз собирался рассказать вам, что слышал о нем сегодня. Он вправду так стар, как говорят?
Яна отмахнулась:
— В этом году исполнится девяносто.
– Ладно, давай закроем прения. Надо выбираться отсюда, а рассуждать будем потом. Ну-ка, становись к стене.
Мартин прислонился к стенке.
— Серьезно? — Суперинтендант заинтересовался. — Конечно, я видел его десятки раз. Трудно его не заметить в этом огромном окне. С улицы он выглядит довольно молодо. Тощие вроде вас хорошо сохраняются. Каков он вблизи?
Яна посмотрела на него с удивлением.
– Ты думаешь, что я птичка и смогу вспорхнуть к тебе на плечи?
Мистер Кэмпион задумался. Он был готов углубиться в любой предмет, который избавил бы его знакомых по клубу и их личную жизнь от неучтивого внимания Оутса.
Мартин наклонился, легко, словно пёрышко, поднял Яну и водрузил к себе на плечи. Даже привстал на цыпочки, чтобы она оказалась повыше.
Яна дотянулась до края ямы и даже смогла зацепиться за ребристый край пальцами с длинными ногтями, но чудовищно грязный подол ее платья накрыл Мартина с головой, и он перестал видеть, что происходит.
— К нему обычно не удается подойти близко, — ответил он наконец. — Этот эркер с окном — святая святых для старика. За спинкой кресла у него стоит ширма, да еще стол отделяет от остальной части комнаты. Я редко бываю в клубе настолько рано, чтобы застать его приход, но часто вижу, как он ковыляет к выходу — всегда в половине седьмого.
– Эй, – попросил он, – убери подол.
— Значит, он не слишком здоров? — не унимался суперинтендант. — Но при этом выглядит молодо? Простите, что так вас допрашиваю, — добавил он. — Не люблю отклонений от нормы. Насколько молодо он выглядит вблизи и при хорошем освещении?
– Я не могу, – ответила Яна. – Если я нагнусь, то свалюсь с тебя головой вниз. Потерпи.
Она предприняла несколько попыток подтянуться на руках, но это ей не удалось. Она глухо застонала:
Мистер Кэмпион колебался.
– Дьявол! Ничего не выходит! Мартин, я не могу!
— Старик очень хорошо сохранился, — сказал он наконец. — Наверняка чего только с собой не делал.
Мартин обхватил ее за ноги и поставил на землю.
– Да, так у нас ничего не выйдет, – сказал он. – Надо что-то другое придумать. Ну-ка, снимай своё страшное платье! Я ничего из-за него не вижу.
— А, вся эта косметическая чепуха — омоложение, парики, зубные протезы, чтобы щеки впалыми не казались, понятно. — В голосе суперинтенданта зазвучало презрение. — В этом все дело. Терпеть не могу подобных трюков. Они и для пожилой женщины непристойны, а если речь о мужчине — это просто отвратительно.
Яна послушно скинула платье, мгновенно превратившееся в грязный комок, и бросила его в страшную жижу.
– Ну, давай… Попытка номер два, – сказала она.
Он помедлил и, очевидно подумав, что его слова могли показаться грубыми, великодушно добавил:
– Я бы сейчас и два, и три… – осмотрел ее Мартин.
– Сначала свобода! – напомнила ему Яна.
— Конечно, если вспомнить, что он был знаменитым актером, может, и не стоит судить его так строго. Он ведь стал одним из первых актеров, кто получил рыцарское звание, не так ли?
Попытка номер два тоже не увенчалась успехом, и хотя Яна без тяжеленного платья стала в два раза легче, подтянуться на руках ей не удавалось. Она даже заскрипела зубами от злости.
– Янка, подпрыгни, – попросил Мартин. – Если сорвёшься – я тебя поймаю.
— Именно так. Сэр Чарльз Розмари, знаменитость восьмидесятых. Говорят, он был великолепен.
Но Яна только злобно фыркнула:
— А теперь целыми днями занят тем, что сидит у окна и пытается выглядеть на шестьдесят, — пробормотал суперинтендант. — Он и вправду сидит там каждый день с утра до вечера?
– Что толку в прыжках? Я подтянуться не могу. Руки у меня слабые. Надо было в качалку ходить… Вот ты сколько раз можешь подтянуться на турнике? Давай, сними меня, а то уже голова кружится.
— Двадцать лет — без единого пропуска. — Мистер Кэмпион начал уставать от допроса. — Это уже стало доброй традицией. Появляется в клубе в одиннадцать и сидит до половины седьмого.
Мартин снял Яну со своих плеч, поставил рядом и обнял ее.
– На турнике я раз сто могу подтянуться. Да ты вся дрожишь…
— Неужели! — выразительно отозвался Оутс, но вдруг резко добавил: — Вот и все, он ее заметил!
Яна подняла на него глаза:
Мистер Кэмпион оставил попытки отвлечь его. Круглые тусклые глаза суперинтенданта вдруг осветились весельем.
– В этой холодной яме, голышом, мне недолго осталось.
Мартин взял ее ледяные руки в свои и подул на них, как в сильный мороз.
— Гляньте на Марча, — сказал он. — Просто вне себя. Обычное дело для людей такой породы. Он, кажется, не понимает, что сам сидит в той же луже. Вам его видно?
– Давай сделаем по-другому, – предложил он.
– Это как? – В голубых глазах Яны стояли слёзы. Ее била крупная дрожь.
— Да, в зеркале позади вас, — нехотя признался Кэмпион. — Его спутница оказалась не в самом приятном положении, верно?
– Ты сколько весишь?
— Уверен, она к такому привыкла, — весело заявил бывший инспектор. — Посмотрите-ка на него.
– Я? – удивилась Яна. – Что за вопрос? Разве женщин об этом спрашивают?
– Женщин не спрашивают про возраст. А про вес спрашивать можно.
Артур Марч был зол и, кажется, не скрывал этого. Он выпрямился на стуле и, побелев от негодования, сверлил взглядом свою невесту и ее спутника.
Яна кивнула.
– Хорошо. Думаю килограммов пятьдесят. Я за весом не слежу, мне ни к чему, я всегда в норме. А зачем тебе это знать?
Девушка в серой шляпке постаралась придать своему лицу безразличное выражение, но во взгляде ее читалась настороженность.
– Я должен встать тебе на плечи. А ты должна выдержать мои сто десять килограммов.
– Сколько?! – от удивления брови Яны взлетели вверх. – Ты что, с ума соскочил? Да ты меня раздавишь, как муху!
Кэмпион посмотрел на мисс Уоррен и поймал тот момент, когда любопытные взгляды посетителей привлекли ее внимание к разгневанному мужчине в другом конце зала. Она встретилась с ним глазами и медленно покраснела. Затем прошептала что-то своему невозмутимому спутнику.
– Может, и не раздавлю. Но это единственный способ покинуть эту зловонною темницу. Сама понимаешь, кричать в лесу бесполезно. Ну что, ты готова?
Оутс был весь внимание.
Яна молча подошла к стене, прислонилась к ней спиной, расставила ноги на ширину плеч и в ужасе закрыла глаза.
– Давай, – сказала она. – Или пан или пропал… Прощай на всякий случай… Жаль, завещания не оставила…
— Марч идет сюда, — сказал он внезапно. — Нет, передумал. Пишет записку.
Мартин, насколько позволяло пространство колодца, разбежался, оттолкнулся от стены ногами и приземлился на плечи Яны, которая в тот же миг, словно подрубленная рухнула на пол в грязь. Но этого момента хватило на то, чтобы Мартин ухватился за край ямы и подтянулся на руках. Через секунду он оказался на свободе.
Он заглянул в яму и увидел Яну, распростёртую в коричневой жиже, без сознания.
Официанту, который нес записку, спешно нацарапанную на странице из записной книжки, казалось, было очень неловко, и он передал ее мисс Уоррен с извинениями. Она бросила на нее взгляд, покраснела еще сильнее и передала листок Филдингу.
– Яна! – закричал он. – Дорогая, любимая, очнись! Яночка!
Правильное, бесстрастное лицо молодого хирурга чуть потемнело, и, потянувшись к девушке, он что-то отрывисто сказал. Она помедлила, но потом посмотрела на него и кивнула.
Словно услышав его мольбы, Яна открыла глаза и посмотрела вверх на не помнившего себя от ужаса Мартина. Он был в таком состоянии, что Яне показалось, что любимый сейчас снова спрыгнет к ней в яму.
Через секунду официант снова пересек комнату с легкой улыбкой на лице. Суперинтендант нахмурился.
Кряхтя и охая, она села, прислонившись к стене.
– Ты цела?! – закричал Мартин.
— Что произошло? — спросил он. — Я не разглядел, а вы? Подождите минутку.
– Это вряд ли… – ответила Яна. – Кажется, я рассыпалась, как пазл, – руки, ноги, голова – всё отдельно.
– Продержись, пару минут, я сейчас что-нибудь найду! – снова крикнул Мартин, и его голова исчезла с глаз Яны.
Прежде чем Кэмпион мог его остановить, Оутс поднялся с места и непринужденно прошел через зал, якобы желая достать трубку из кармана пальто, которое висело рядом со входом. Кружной путь, который он избрал, привел его прямо за спину Марча, когда тот получил записку от официанта.
Через несколько минут он снова заглянул в яму, потрясая какой-то ржавой цепью.
– Янка, держи! – окликнул он. – Обвяжи себя за пояс, я тебя вытащу!
Когда Оутс вернулся, на лице его сияла улыбка.
Конец цепи закачался перед лицом Яны. Она слабо шевельнулась, но тело больше ей не подчинялось.
— Так я и думал, — торжествующе провозгласил он, сев на место. — Она вернула ему кольцо, завернув в его собственную записку. О, это был достойный и сокрушительный ответ, что бы он там ни написал! Посмотрите-ка на него теперь… он что, собирается устроить скандал?
– Я не могу, – простонала она. – Не могу шевельнуться. Руки не действуют. Беги лучше за помощью. Я потерплю…
— Надеюсь, что нет, — выпалил мистер Кэмпион.
– Я быстро! – пообещал в ответ Мартин и послышались быстрые удаляющиеся шаги и хруст веток под ногами.
Через минуту всё стихло. Яна устало закрыла глаза и, кажется, потеряла сознание.
— Нет, передумал и решил уйти. — Суперинтендант, казалось, был слегка разочарован. — Все же он разъярен. Гляньте на его руки. Просто трясется от злости. Слушайте, Кэмпион, не нравится мне это. Он прямо вне себя от ярости.
— А вы не глазейте на него так, — посоветовал тот. — Вы собирались рассказать мне что-то невероятно увлекательное об акционерном праве.
Глава 12
Суперинтендант сдвинул брови, не отрывая взгляда от удаляющихся фигур в другом конце зала.
Легковая машина остановилась возле неприметного здания с табличкой «Морг».
— Правда? Этот небольшой спектакль сбил меня с мысли, — рассеянно отозвался он. — Вот, они ушли, а эти двое остались как ни в чем не бывало. Что ж, конец мелодрамы. Мне понравилось.
Мартин вышел из машины, помог выйти Яне и чуть ли не на руках занёс ее в здание. Удивлённый шофёр, получив деньги за проезд от дурно пахнувших пассажиров, немедленно тронул автомобиль с места и скрылся из виду.
После того как Мартин вызвал спасателей, которые вытащили Яну из жуткого колодца, отмыли их и выдали кое-какую одежду, Цветкова отправилась за помощью к своему другу, патологоанатому Петрову. Мартин, конечно, удивился ее требованию ехать за медицинской помощью в морг, но выполнил просьбу подруги. Он пообещал отблагодарить спасателей, как только у него появятся деньги, ведь негодяй украл у него всю наличность. Ребята с пониманием отнеслись к случившемуся и от награды отказались.
— Я заметил, — горько промолвил мистер Кэмпион. — Это, должно быть, стоило мне двух хороших знакомых, но какая разница, если вы счастливы? Две-три слезинки смоют случившееся без следа, и не пройдет пары дней, как обо всем этом можно будет благопристойно забыть. Зато вам так понравилось…
Надо сказать, что Олег Адольфович Петров был человек не совсем обычный. Профессия «патологоанатом» – это, как правило, призвание. Такую профессию выбирают вдумчивые, с научным складом ума люди, которым медицина интересна с научной стороны. Представители этой профессии владеют обширным багажом знаний и навыков, в их направлении уровень ответственности ничуть не меньше, чем в работе с больными людьми. Они должны иметь аналитическое мышление, устойчивую психику, низкую впечатлительность и интерес к головоломкам и тайнам.
Бывший инспектор тяжело посмотрел на него.
Внешне Олег Адольфович был неказист. Худой, сутулый, вечно рассеянный, русоволосый и с рыбьими вытаращенными глазами, он производил впечатление человека не от мира сего, но имел докторскую степень, с десяток монографий и около двухсот научных статей как в отечественных, так и в иностранных изданиях.
— Вы не правы, — сказал он. — Я не склонен верить в эти… когда предсказывают… как это называется?
Внешность не раз подводила Петрова. Однажды в транспорте одна женщина приняла его за разыскиваемого маньяка, указала на него полицейскому и доктора даже задержали. Конечно, всё скоро прояснилось, ведь Петров был не только известным учёным, но и почётным гражданином Москвы.
Жизнь не баловала Олега Адольфовича. Его папаша Адольф был настоящий зверь, сродни своему немецкому тёзке. Он избивал сына и свою жену – мягкую безвольную женщину, которая не имела сил защитить сына. В ближайшем травмпункте их хорошо знали, можно сказать, они были постоянными клиентами этого заведения. Мальчик был замкнут, немного аутичен. Он не любил общество сверстников, предпочитал читать книжки, а сверстники и одноклассники над ним смеялись, а порой и поколачивали. Так под градом побоев выковывался железный характер профессора Петрова.
— В пророчества? — со смехом предложил Кэмпион.
Мать мальчика, не выдержав пытки такой жизнью, умерла, оставив сына на попечении изверга папаши. Тот пил, дрался и однажды, получив куском арматуры по голове от каких-то гопников, ушел в мир иной, развязав Олегу руки. Ему в ту пору исполнилось шестнадцать лет, он оканчивал школу. Олег стал жить со своей бабушкой со стороны отца, которая в своё время отказалась от непутёвого сына, но приехала к сироте внуку, чтобы поддержать его на жизненном пути.
— В пророчества, — удовлетворенно повторил Оутс. — Но я вас уверяю, Кэмпион, у меня такое впечатление, что сцена, свидетелями которой мы стали, будет иметь далеко идущие последствия.
Олег, как мечтал, поступил в медицинский институт, учился отлично и с большим интересом, ему прочили блестящее будущее хирурга. Получив красный диплом и приступив к практической работе, новоявленный хирург вскоре понял, что не может оперировать больных людей, потому что у него начинают дрожать руки и он не в состоянии сосредоточиться. Поняв, что он профнепригоден, Петров решил уйти из медицины, но положение спас старенький профессор-патологоанатом, который пригласил его работать в своё отделение. Там Петров нашёл свое призвание. Он даже некоторое время работал судмедэспертом. Это довольно редкая профессия. Специалисты такого профиля буквально нарасхват. Петрову пригодились такие замечательные черты его характера, как дотошность, стремление докопаться до истины, интерес к маловажным на первый взгляд деталям, готовность нести ответственность за свои медицинские заключения. На этой работе его уважали и относились с почтением, несмотря на возраст.
Оутс, конечно, покривил душой, но, что удивительно (как он сам отмечал впоследствии), был в то же время совершенно прав.
Петров получил предложение занять место заведующего моргом одной из клинических больниц и уже много лет трудился на этом поприще, получая полное моральное удовлетворение.
Он никогда не был женат, не имел детей. Женщин Олег Адольфович сторонился и старался не иметь с ними дела. Это было еще одной его странностью, на которую обычно не обращают внимания. Но одна женщина всё-таки появилась в его жизни, ворвалась, как тайфун, и поставила жизнь тихони-патологоанатома с ног на голову.
О помолвке между мисс Дениз Уоррен и мистером Рупертом Филдингом, членом Королевской коллегии хирургов, было объявлено в конце августа, по прошествии подобающих шести недель после сообщения, что ее бракосочетание с мистером Артуром Марчем, сыном покойного сэра Джошуа Марча, не состоится, и к тому времени, как одним октябрьским утром мистер Кэмпион шел по Пэлл-Мэлл в сторону «Джуниор Грейз», вся эта история уже отошла в далекое прошлое.
Это была Яна Карловна Цветкова.
Петров оказал ей и ее другу следователю Виталию Николаевичу Лебедеву медицинскую помощь, когда они совершенно случайно, после очередного своего приключения, оказались у дверей морга, где трудился Петров. Через несколько дней, неожиданно, Цветкова явилась к Петрову на перевязку.
Был почти полдень, и солнце сияло в окна клуба — такие большие и прозрачные, что разодетые джентльмены за ними были больше похожи на экспонаты под стеклом, чем на наблюдателей, следящих за оживленным движением на улице.
Патологоанатом опешил:
– На перевязку? Ко мне?
Подойдя к зданию, мистер Кэмпион ясно почувствовал, что чего-то не хватает. Он несколько мгновений простоял на тротуаре, изучая широкий фасад левого крыла здания, и лишь тогда понял, что именно изменилось. Он пришел в изумление. В большом кресле у центрального окна комнаты для отдыха Кэмпион увидел вместо привычного величественного силуэта старика Розмари невысокого, полноватого джентльмена по фамилии Бриггз, который состоял в клубе всего каких-то десять или пятнадцать лет и уже заслужил всеобщую нелюбовь своей бестактностью и вульгарностью.
– Ну, а как же! Вы же накладывали шов! Шовчик ровный, заживает на мне, как на собаке! Да вы просто волшебник! – радовалась Яна.
Она приволокла в морг большой колючий кактус в горшке с желанием скрасить аскетичную обстановку морга. Еще она прихватила коробку шоколадных конфет и дорогой коньяк.
Предчувствуя беду, мистер Кэмпион прошел через портик, выполненный в стиле братьев Адамов
[111], и его опасения тут же подтвердились, когда он увидел Уолтерса, старшего распорядителя, в слезах. Уолтерс был на редкость представительный мужчина шестидесяти пяти лет и славился своей сдержанностью, так что зрелище это вызывало изумление и неловкость. Завидев мистера Кэмпиона, он поспешно высморкался и пробормотал извинения, после которых прямо сказал:
Удивлённый Петров покрутился по помещению, не зная, куда пристроить нежданный колючий подарок, и поставил горшок с растением на шкаф, под сильный свет потолочной лампы. Они разговорились, выпили коньяк и подружились.
— Его больше нет, сэр.
Яна иногда заглядывала к Петрову на работу, а он радовался ее приходу – она удивляла и забавляла странного доктора.
Однажды они даже вдвоём отбили налёт бандитов, которые хотели выкрасть из морга криминальный труп. Как-то незаметно Олег Адольфович стал лечащим врачом Яны. Во всех случаях, требующих медицинских знаний, Яна обращалась к своему другу. Она ему очень доверяла. Да и он за долгие годы наблюдения за ее здоровьем отлично изучил организм Яны и всегда мог оказать квалифицированную помощь.
— Старика… То есть сэра Чарльза Розмари? — Мистер Кэмпион был потрясен.
Мартин вспомнил, что надо позвонить следователю Лебедеву и сообщить о случившемся. Он попросил у Петрова телефон, вышел в коридор и позвонил сначала Асе, так как не знал номер Лебедева.
— Да, сэр. — Уолтерс мрачно шмыгнул носом. — Это случилось сегодня утром, сэр. Как ему бы и хотелось — в том самом кресле, где он всегда сидел. Когда он вошел, мистер Марч и еще один-два джентльмена немного с ним побеседовали. Потом он задремал. Это был очень тревожный сон, но я не подумал ничего плохого, ведь он был так стар. Но когда где-то с час назад пришел мистер Филдинг, он сразу же заметил, что что-то не так, и позвал меня. Мы посадили сэра Чарльза в такси между нами и повезли домой. Он умер прямо на сиденье. Мистер Филдинг только что вернулся и сообщил нам. Еще два дня — и ему исполнилось бы девяносто. Такой удар. Словно конец эпохи, сэр. Я помню, как умерла королева, но даже тогда я такого не почувствовал. Он уже был здесь, когда я только начал работать в клубе — сорок лет назад, понимаете?
Ася мгновенно откликнулась:
– Алло! – закричала она. – Слушаю! Кто это? Яна, это ты?! С какого номера ты звонишь?!
– Добрый день! – сказал Мартин. – Ася, это Мартин.
Мистер Кэмпион с удивлением обнаружил, что и сам несколько расстроен. Уолтерс очень верно сказал: старик Розмари всем казался чем-то неизменным.
– Мартин! – зарыдала Ася. – Мартин, дорогой… Янка пропала! Мы с ума сходим…
– Асенька, послушай… – попытался прервать ее крики Мартин. – Всё нормально, Яна со мной.
Войдя в комнату для отдыха, Кэмпион заметил Филдинга, стоящего у восточного камина в окружении небольшой толпы людей, и присоединился к ней.
– Как с тобой? Где она? Что случилось?!
– Это долгая история. Но сейчас всё хорошо. Мне нужен телефон Виталия Лебедева.
Профессиональное спокойствие Филдинга сослужило ему хорошую службу. Он рассказывал тихо и серьезно, не подчеркивая и даже, казалось, не ощущая, что волей случая оказался в центре внимания. Он кивнул Кэмпиону и продолжил говорить.
– А зачем он тебе нужен?
– Ася, мы встретимся, и я всё-всё тебе расскажу, а сейчас, пожалуйста, дай мне телефон Виталия.
— Мистер Розмари так громко хрипел, что я решил подойти и осмотреть его, — рассказывал Филдинг. — Он был без сознания и не пришел в себя до самого конца. Это случилось, как вы знаете, в такси.
Ася еще пару раз шмыгнула носом и сказала:
– Сейчас, одну минуточку, – и через пару секунд продиктовала Мартину номер Лебедева.
— У него была квартира на Довер-стрит, так ведь? — спросил кто-то.
Виталий Николаевич тоже мгновенно ответил на звонок:
– Лебедев, – сказал он. – Слушаю вас.
Филдинг кивнул:
– Виталий, это Мартин. Не волнуйся, Яна со мной и с ней всё теперь в порядке.
Голос Лебедева дрогнул от волнения:
– Что значит «теперь в порядке»? А что было не в порядке? Что с ней, Мартин?
Мартин попытался успокоить Виталия Николаевича:
— Да, Уолтерс дал мне адрес. Мистер Розмари скончался раньше, чем мы доехали, и я знал, что больше уже ничего не могу сделать, поэтому позвал его камердинера, судя по всему, очень толкового человека. Мы положили его в кровать, и слуга сказал мне, что его личного врача зовут Филипсон, так что я позвонил на Харли-стрит, а потом уехал.
– С Яной, Виталий, приключилась не совсем обычная история…
Не успел он договорить, как Лебедев ахнул и схватился за сердце.
– К-какая история? – чуть заикаясь от волнения, спросил он. – Какая еще история, Мартин?! Что значит «не совсем обычная»? С ней разве могут происходить «обычные» истории? Говори, а то я с ума сойду от волнения!
— Уверен, сэра Эдгара это очень расстроило, — сказал неизвестный Кэмпиону человек. — Они хорошо знали друг друга. Хотя он ведь был очень стар. Не думаю, что сэр Эдгар удивился. Очень старые люди часто умирают вот так, внезапно и мирно.
– Знаешь, у меня сейчас времени нет всё, что случилось, пересказывать. Приезжай в морг, сам всё узнаешь.
В трубке возникла леденящая пауза, и потом послышался убитый голос Лебедева:
– В к-какой м-морг?.. Зачем в м-морг…
Толпа разбилась на небольшие группы, но, по мере того как к обеду подходили все новые члены клуба, каждая группка опять начинала разрастаться в толпу. Поведение мистера Бриггса — оккупация неприкосновенного кресла — вызвало всеобщее негодование, секретарь даже получил несколько жалоб. Мрачное возбуждение, словно при серьезном бедствии, выплескивалось в курительной комнате, и в газеты, уже оповещенные одним из подчиненных Уолтерса, было сделано внушительное количество звонков.
Прямо перед обедом случился неловкий инцидент. Мистер Кэмпион присутствовал при нем и был шокирован, как и девять десятых его соратников по клубу. Заявился Артур Марч и устроил сцену.
Все началось еще в холле, когда он услышал новость от привратника Скрупа. Изумленные восклицания Марча донеслись до комнаты для отдыха раньше, чем он сам появился в дверях, бледный и взволнованный. Марч упал в кресло, рявкнул на официанта и, демонстративно отерев пот со лба, снова поднялся и прошел через всю комнату к Филдингу, стоявшему в обществе Кэмпиона.
— Это ужасно, — начал он без предисловий. — Знаете, я только утром с ним говорил. Он, правда, был не в духе, но на вид казался вполне здоровым. Это ведь вы его нашли? Он… он не мучился?
— Ничуть, — коротко ответил Филдинг. Он явно был смущен, и Кэмпион спросил себя, перемолвились ли эти двое хоть словом после той сцены в ресторане три месяца назад.
— Слава богу, — отозвался Марч с какой-то наигранной пылкостью. — Слава богу!
Он не сдвинулся с места, и хирург, поколебавшись, спросил:
Томми нервно прикусил губу.
— Не стоит разговаривать со мной таким тоном, Тесс. Я гораздо ближе Спайку, чем кто-либо из его семьи. Даже ближе, чем ты.
— Он был вашим родственником?
— Тогда ты должен знать, откуда взялась эта собака. И почему избили Спайка. Как эти события связаны?
Вместо ответа Томми отвернулся и принялся вертеть в руках пробку от бутылки пива. Наступил вечер, в бар то и дело заглядывали постоянные посетители, чтобы купить пива и переброситься с Томми парой слов. Тесс поняла, что таким образом он сможет не один час делать вид, будто вовсе не замечает ее присутствия. Он аккуратно высыпал крекеры в тарелку на стойке, затем начистил до блеска подносы и подстаканники, которыми в «Точке» никто никогда не пользовался. Лицо Томми сияло не хуже начищенного им подноса, и в своей желтой майке и черных брюках он даже показался Тесс немного выше. Она перегнулась через стойку и увидела, что он был в ботинках на толстой подошве и со шнуровкой чуть ли не до колен, по моде семидесятых годов, со времен которых они, видимо, и сохранились.
Марч покраснел.
— Милые ботиночки, — заметила Тесс.
— Практически. Они с моим дедом были как братья.
— Ну да, ты же знаешь, что я не могу носить обычные туфли. У меня слишком худые лодыжки.
— А ноги в них не устают за день?
— Знаешь, как говорят, «у крутых парней день никогда не заканчивается», — Томми смутился, когда все в баре рассмеялись, но Тесс подозревала, что он сказал это специально, играя на толпу, и чтобы Тесс отстала со своими расспросами.
Натянутость этого объяснения, очевидно, бросилась в глаза даже ему самому, и он попытался скрыть ее ничем не оправданной грубостью.
У Эски, по-видимому, день тоже был полон забот, судя по валявшимся по всей квартире изжеванным полотенцам, кускам туалетной бумаги и поцарапанной мебели. Самый главный результат собачьей активности Тесс обнаружила по весьма характерному запаху на своей подушке. На своей подушке, а не на подушке Кроу, которая находилась ближе к двери. Неужели Эски знала, на какой стороне кровати Тесс больше нравится спать? И если да, то что этот «подарок» означает? Выражение преданности или скрытую угрозу?
Она уже успела принять горячий душ и, разделавшись с основным беспорядком, все еще продолжала находить клочки бумаги в самых неожиданных местах, когда зазвонил телефон.
— Вам-то не понять настоящей преданности, — пробормотал он и развернулся на каблуках.
— Тессер! Ты сказала, чтобы я позвонила тебе, и вот она я! Звоню! — Это была Уитни, и ее голос звучал подозрительно бодро и сердечно.
— Да, вот и ты, — ответила Тесс, впрочем, не проявляя особого энтузиазма.
— Как насчет пойти прогуляться?
Филдинг проследил за ним взглядом, подняв брови.
— Прямо сейчас?
— Почему бы и нет? Сейчас всего лишь половина девятого и весна уже на дворе. Ну, почти…
— Что-то он не в себе… — начал он, но тут мистер Кэмпион дотронулся до его рукава.
Тесс посмотрела на обнаруженное только что за диваном полотенце, издававшее весьма неприятный запах.
— Слушай, Уитни, я сейчас стою посреди комнаты в банном халате, и я уже не в состоянии куда-либо идти. Если ты хочешь встретиться, то давай сделаем так: ты купишь бутылку виски и с ней придешь ко мне в гости.
— Обед, — напомнил он.
Она очень надеялась, что Уитни откажется.
— Ладно, хорошо, я согласна, но только с одним условием. Будь готова, когда я приду, накинуть поверх халата пальто, потому что я собираюсь провести вечер на твоей террасе. Ну, или не вечер, а сколько мы сможем выдержать при такой температуре. Жди, буду у тебя минут через двадцать.
После трапезы, ближе к концу того священного часа приятной сонливости, когда воздаются почести богам пищеварения, в «Джуниор Грейз» случилось первое необычайное происшествие со времен достопамятной осады клуба суфражистками
[112], о которой здесь никогда не упоминают. Кэмпион лениво следил за попытками сидящего поблизости епископа сосредоточиться на брошюре, которую тот держал на коленях, как вдруг слуга господень выпрямился в кресле и здоровый румянец сбежал с его полных щек.
Квартира Тесс была по площади в два раза меньше, чем те, что расположены под ней. Оставшееся пространство занимала плоская крыша, на которую можно было выйти через застекленные балконные двери в спальне. Более заботливый хозяин наверняка бы превратил террасу в мини-дворик, заставив ее горшками с геранью и цветами, поставив кофейный столик и садовые стулья, Тесс же ограничилась двумя шезлонгами, доставая и убирая их по мере надобности. Ей казалось, будто вид на гавань сам по себе настолько впечатляет, что любые украшения будут просто мешать.
Но даже когда Уитни приехала, Тесс все еще не спешила выходить на улицу.
В ту же секунду на другом конце комнаты сигара выпала изо рта генерал-майора Стакли Уивенхоу и покатилась по ковру.
— У тебя есть… — Уитни не закончила фразу и осторожно принюхалась. Эски вышла в коридор, в надежде, что с ней поиграют, или — что еще лучше — дадут поесть. Уитни погладила собаку, не спрашивая Тесс, откуда и как у нее появилось такое некрасивое животное. Да, она никогда не отличалась любопытством, ни излишним, ни каким бы то ни было вообще, и именно поэтому Тесс казалось, что ее подруге совершенно не подходит профессия журналиста.
Все как один ахнули, словно вздохнул огромный зверь, а в дальнем углу кто-то опрокинул чашку.
— Что у меня есть, Уитни? — Тесс отлично знала, о чем спрашивает ее подруга, но ей хотелось, чтобы она сама сказала.
— Ну, ты же знаешь, — Уитни перешла на заговорщицкий шепот. — Такая маленькая коробочка, у тебя под кроватью.
— Ты имеешь в виду мои свитера, которые я храню в коробке под кроватью? Или тебя вдруг заинтересовали шарики от моли? — Тесс доставляло удовольствие испытывать терпение подруги, но она совершенно не собиралась облегчать ей задачу и ждала, когда та сама озвучит свое желание.
Мистер Кэмпион обернулся, приподнявшись на локте, и на несколько секунд застыл в этом весьма неудобном положении.
— Да нет же… ну, «травка», косячок, марихуана. Знаешь, такое растение, которое в семидесятых разрешалось курить, потом его запретили, а теперь оно снова «празднует свое победоносное возвращение», как постоянно пишут в «Нью-Йорк таймс». Удовлетворена?
— Ах, ты об этом. Я перестала ее покупать, когда начала работать у Тайнера, потому что это противозаконно. Это было одним из условий при приеме на работу, — но это было полуправдой: Тайнер не одобрял марихуану из-за ее отрицательного воздействия на легкие. Продолжительное курение сказывалось на способности легких поглощать кислород.
Через комнату медленно шел старик Розмари, как всегда безупречно элегантный.
Уитни выглядела такой расстроенной, что Тесс стало жаль ее.
— Хотя, кажется, у меня осталось немного. Куда-то я ее положила…
— Ну, так ищи, и давай закажем пиццу. Не пить же пустое виски.
В петлице у него была красная гвоздика, седая грива блестела, а на удивительно гладком, лишенном морщин лице играла обычная легкая улыбка.
Спустя час Эски изучала содержимое двух коробок, валявшихся в углу террасы, с удовольствием поглощая оставшиеся кусочки острого сыра и хрустящие корочки, которые никогда не ела Уитни. Ночь совершенно не походила на весеннюю, но Тесс и Уитни, согревшись пиццей и продолжая согреваться при помощи внушительных порций виски, сидели на террасе, не чувствуя холода, и курили уже вторую сигарету с марихуаной. У обеих было впечатление, что время вернулось на много лет назад, и они снова в колледже имени Вашингтона.
Сигарета была уже почти докурена, но они все еще сидели, не решаясь заговорить.
Уитни первой нарушила молчание:
За ним внушительно и важно вышагивал сэр Эдгар Филипсон, врач с Харли-стрит.
— Мне нравится этот мальчик, Кроу, но я нисколько не сожалею, что его сегодня здесь нет. Я хотела, чтобы сегодня ты полностью принадлежала мне. Знаешь, я снова вдруг почувствовала себя молоденькой девятнадцатилетней девушкой, когда мы были в колледже и курили марихуану, сидя ночью на берегу реки.
— Знаешь, Уитни, я подумала о том же самом. Только ночи на Восточном побережье были гораздо темнее. А здесь они слишком яркие. Тебе никогда не приходило в голову, что со всеми этими неоновыми вывесками и фонарями город кажется каким-то, — она пыталась подыскать слово, — нереальным, что ли?..
Это было потрясение такой силы, что клубу «Джуниор Грейз» потребовалось все его пресловутое достоинство до последней унции.
— Что мы обсуждали тогда, в колледже? Все те ночи, когда мы только и делали, что курили, пили и разговаривали?
— Наших сокурсников, романтические похождения, наше будущее. Я собиралась стать первоклассным обозревателем, а ты — специальным корреспондентом «Нью-Йорк таймс» в Токио. По крайней мере, ты не отказалась от своей мечты. А еще мы играли в «Боттичелли», помнишь?
— Это ты называла ее «Боттичелли», а в моей семье она всегда называлась «Это ты — хитрый австрийский дипломат?». А ты всегда умудрялась притаскивать на игру каких-то совершенно невразумительных личностей.
На полпути через комнату новоприбывшим преградил дорогу мальчик, принесший свежие газеты. Увидев старика Розмари собственной персоной, он совсем потерял голову. Мальчик ткнул в старика экземпляром «Ивнинг уайр».
— Да ладно тебе, Уитни. — «Травка» оказалась не очень хорошего качества, и у Тесс разболелась голова. Сделав вид, что проявляет гостеприимство, она предоставила подруге докурить сигарету. Уитни сделала глубокую затяжку и с видимым сожалением бросила непотушенную сигарету через перила.
— Значит, вчера вечером ты встречалась с Фини. Он сказал что-нибудь, заслуживающее внимания?
— Тут… тут пишут, что вы умерли, сэр, — выпалил он.
— Ты же знаешь Фини. Из него иногда и слова за весь вечер не вытянешь.