– Да, – Оля тяжело сглотнула и взглянула в глаза старику. – Только… Понимаешь, я раньше всегда присутствовала как третий лишний. А в этот раз сама была убийцей. Видела его глазами, убивала его руками. Даже, кажется, чувствовала то, что чувствует он. А еще, – Оля замолчала, раздумывая, стоит ли говорить про последний сон. Но все же сказала: – Вчера мне приснилось, как я перерезаю горло лежащей на алтаре девушке. И та девушка – тоже я. А следователь из Москвы лежал рядом мертвый.
Оля заметила, как и без того бледная кожа Николая Петровича побелела еще сильнее.
– А раньше ты никогда не видела свою смерть?
– Нет, – она покачала головой. – Это и странно. Будто бы я сама себя убиваю.
– Плохой знак, Олюшка. Очень плохой.
В комнате повисла тишина. Девушка и сама прекрасно понимала, что ничего хорошего не стоит ждать после сна о своей смерти, ведь люди всегда умирали в точности, как ей и приснилось. Только Роман Русланович выбивался из общей массы. Оля уже с десяток снов видела про его смерть, и каждый раз та была другой. Почему? Что этого мужчину отличало от остальных, кто ей снился? Ответа она не знала, но в душе начинало расти какое-то предчувствие, заставлявшее все чаще оборачиваться и прислушиваться к посторонним звукам.
***
Майское солнце с каждым днем светило все ярче, приближая лето. Скоблев стоял позади толпы людей и смотрел, как гроб медленно опускают в яму.
– Роман Русланович, так зачем мы сюда пришли? – спросил Леонид Морозов.
Он сейчас думал о том, что мог бы нормально сидеть в своем кабинете перед вентилятором и заполнять нужные бумажки, а не стоять под жарким солнцем, с каждой минутой палящим все сильнее. Леня планировал сегодня пораньше закончить рабочий день и пригласить друзей посидеть в баре, отметить его двадцатишестилетие. Но из-за прихоти московского коллеги стоял сейчас среди скорбящих и считал минуты до того, как сможет отсюда уехать.
На похороны Вероники пришло не много народа. Не считая Скоблева и Морозова, только директор детского дома, бывший классный руководитель и пять подруг погибшей, которые и устроили похороны.
– По статистике, большинство преступников приходят посмотреть на содеянное. Возможно, и наш сегодня здесь, – ответил Роман.
Он внимательно всматривался в незнакомые лица, пытаясь отыскать того, кто мог бы сойти за подозреваемого. Правда, плохо верилось, что среди присутствующих шести женщин есть настоящий преступник. У директора же на тот вечер имелось алиби.
Но чутье подсказывало – прийти стоило. А Рома всегда доверял своему предчувствию. Хотя, с другой стороны, это звучало не сильным-то аргументом.
– И кто, по-вашему, из этих, – Леня указал взглядом на толпу скорбящих, – нужный нам?
– Да. Ральф Валльнер возвращается через сорок лет. Сильно, не так ли?
– Может быть, никто, – произнес Скоблев, останавливая проницательный и задумчивый взгляд на Юрии Никифоровиче.
Нет, все-таки не зря он сюда приехал. Есть одно дело, а точнее, разговор.
Манфред слегка покачал головой. Кто-то подумал бы, что это дрожь Паркинсона. Но Валльнер умел различить. Его дед был в шоке. Сын Манфреда Ральф, отец Валльнера, сорок лет назад отправился в Венесуэлу в качестве инженера. Это должно было занять полгода. Ральф так и не вернулся. Сначала написал письмо, что задержится на более продолжительное время, а затем и вовсе ничего не сообщил. Из отеля в Каракасе, где компания поселила его, он отправился в неизвестном направлении. Он ушел с работы. В течение многих лет Валльнер не терял надежды, что его отец однажды вернется. После окончания университета он отправился в Венесуэлу и искал его на Ориноко, потому что вроде бы его кто-то там видел. Но отец исчез. В какой-то момент Валльнер успокоился и редко думал о Ральфе. Пока два года тому назад Стефани и ее приемная дочь Оливия не появились в его жизни. Биологическая мать Оливии проводила отпуск в Венесуэле и встретила Ральфа, тогда, по-видимому, бодрого мужчину в возрасте пятидесяти лет, который управлял пляжным рестораном. Только дома женщина поняла, что беременна от него. Сразу после рождения Оливия отправилась к своей приемной маме Стефани, живущей около Хольцкирхена. Когда Валльнер встретил Стефани в рамках расследования убийства и выяснил, что у него имеется единокровная сестра, его охватил соблазн сесть в самолет и отправиться побеседовать с отцом. Но это, по его мнению, не стоило унижения бегать за ним, как изгнанная собака.
– Вы что-то знаете, но не хотите со мной делиться? – снова заговорил Морозов.
– Да… тогда он придет и к нам, правда? – К Манфреду вернулась речь.
Лене не нравилась скрытность коллеги. Столичный следователь был странным: постоянно о чем-то думал, скрывал и кажется, подозревал каждого, попавшегося на глаза. Так никто из других коллег себя никогда не вел. И с каждым днем Леонид все сильнее убеждался – тот совсем не командный игрок.
– Он ничего не сказал об этом.
– Нет, я пока ничего не знаю. Но есть одна мысль. Я тебе позже расскажу. А пока иди в машину, хорошо? – попросил Скоблев, взглядом указав на скорбящих, уже направившихся по своим делам. Поминок не планировалось. У тех, кто хоронил Веронику, денег хватило только на погребение. – Я скоро подойду.
– Но… если он появился после столь долгого отсутствия, тогда он не уедет без того, чтобы… это не сработает. – Отчаяние отразилось на лице Манфреда.
– Нет. Это невообразимо. – Валльнер задумчиво отхлебнул пива из бутылки. – Он не сказал Стефани, что хотел бы навестить и нас. Он даже не сказал, что у него есть родственники здесь.
Морозов, кивнув Роману, кажется, даже с облегчением выдохнул и пошел за всеми остальными на выход с кладбища. А Скоблев быстрым шагом подошел к Масленикову, стоящему возле свежей могилы, на которую недавно положил большой букет кроваво-алых роз.
– Ему не нужно говорить об этом со Стефани. Он объявится. – Манфред прильнул к своему стакану.
Столичному следователю все никак не давал покоя этот мужчина, как и его пропавший брат. А еще Рома постоянно думал о том, кто же все-таки приходил в кабинет и как потом оттуда исчез.
– Конечно. Он просто должен заглянуть в телефонную книгу. – Валльнер посмотрел на этикетку бутылки с пивом, поэтому ему не пришлось смотреть на дедушку.
– Итак, он возвращается после стольких лет.
– Добрый день, Юрий Никифорович.
Это должно было звучать непринужденно, с фаталистическим легким смешком в конце. Голос Манфреда был ослабевшим. Валльнер больше не мог отводить взгляд. Когда он поднял глаза, увидел то, чего боялся увидеть. Впервые он увидел, как его дед плакал, когда бабушка оставила его. И это было четверть века назад.
Следователь подошел со спины и встал сбоку, напротив креста с цветной фотографией улыбающейся красивой девушки. Быть может, Вероника уже всю свою жизнь расписала и радовалась каждому дню, даже не подозревая, что стоит выйти из дома и ее не станет.
Глава 12
Директор детского дома обернулся. Он показался Роману не таким уверенным, как в день первого визита. Сейчас Маслеников выглядел подавленным, угрюмым и уставшим. И вообще, создавалось впечатление, будто с их последней встречи постарел на десяток лет: на бледном лице отчетливо выделялись черные мешки под глазами, а волосы наполовину поседели. Надо же, а Роман в прошлый раз седины не заметил.
Берлин, лето 1996 года
– А, это вы. Все разнюхиваете? Никак не можете остановиться?
– Мне нравится, – сказал Грегор Нольте. Его взгляд бродил по офисной стене с новыми полками, заполненными дорогостоящими юридическими трудами. Часть стены была оставлена свободной, чтобы был виден темно-зеленый цвет, в который она была покрашена. Там висел офорт Хорста Янссена
[5] в филигранной рамке. Он стоил недешево. Но Зиттингу картина понравилась по многим критериям, и он, несмотря на некоторые опасения, купил ее за счет фирмы. – Бизнес идет хорошо?
– Я делаю свою работу. Нужно же кому-то поймать преступника.
– Да, у нас есть новые клиенты.
– Надеюсь, у вас еще есть время для меня. – Нольте улыбнулся, его голубые глаза глядели прямо на Сильвию.
– Знаете, не в обиду будет сказано, но вы мне не нравитесь, Роман Русланович. Даже не даете нормально похоронить человека, все высматриваете, ищете. Суете нос куда не положено, – устало и с раздражением произнес Маслеников, смотря не на Скоблева, а на фотографию Вероники, и смахнул слезу с пухлой бледной щеки.
– Не беспокойтесь. У нас всегда есть для вас время.
– Это моя работа, – повторил следователь. – И я бы хотел задать вам пару вопросов.
Нольте, вероятно, знал, что теперешнее благосостояние было связано с ним одним. Зиттинг проделал хорошую работу по делу об автомобильной аварии со смертельным исходом и обнаружил двух свидетелей, которых не нашла полиция. Они видели, что жертва, тридцатипятилетний мужчина по имени Бласич, выбежал с тротуара на дорогу без предупреждения. У Нольте не было возможности уклониться от столкновения. Прокуратура наконец-то это поняла. Следствие было прекращено. После этого Нольте дал фирме еще больше заказов. Они в основном касались его компании, которая занималась самыми разнообразными делами, в частности такими, как импорт российского чая или управление недвижимостью. Юридические задачи были, соответственно, разнообразными: договорные споры, правоприменительные вопросы, учредительные компании и многое другое. Зиттингу нужно было разобраться в этом всем, потому что он был адвокатом защиты и не имел ничего общего с принудительными взысканиями или договорными контрактами компании со времен университетских экзаменов. Но дополнительные усилия того стоили. Нольте платил почасовую ставку в двести пятьдесят марок.
– Сейчас?
Открылась дверь кабинета Зиттинга. Вышла Мириам Кордес, которую он защищал в суде, Зиттинг последовал за ней.
– Да, сейчас.
– Ну не знаю я, почему забыла позвонить ему. Я всегда осторожна и…
Кордес шла напролом и выглядела соответственно. То, что было аккуратной короткой стрижкой в суде, теперь торчало клочьями на голове, и круги возле глаз больше не скрывались под макияжем.
Юрий Никифорович снова обернулся, и Роман заметил что-то в его взгляде такое… К сожалению, мысль тут же испарилась.
– Не стоит понапрасну беспокоиться. – Зиттинг коснулся руки молодой женщины. – Я позвоню и поговорю с ним, хорошо?
– Мне некогда. К жене нужно. Она не может долго без меня обходиться.
– Было бы здорово, если бы вы это сделали. Потому что у меня всегда возникает неприятное чувство, когда приходится с ним говорить.
– Всего пару минут, не больше, обещаю, – настоял Скоблев.
Зиттинг поймал взгляд Нольте, дал понять, что он позаботится о нем немедленно, и сопроводил продолжающую болтать Мириам Кордес к двери.
– Черт с вами, задавайте. Только быстрее, прошу, – директор детского дома тяжело вздохнул.
– Вам не следует тратить время на таких людей, – сказал Нольте, когда они вошли в кабинет Зиттинга.
– Это моя работа.
– Расскажите мне о том дне, когда пропал ваш брат.
– Это расточительно. – Нольте сел на стул для посетителей. – Я говорю не о деньгах. Я говорю о том, чтобы не тратить зря свою энергию. Вы не сможете помочь всем таким людям.
– Я должен, по меньшей мере, попробовать.
Юрий Никифорович вздрогнул и испуганно посмотрел на Скоблева.
– Эта женщина использует вас. Вы защищаете ее в суде, и в благодарность она не приносит вам ничего, кроме неприятностей. Вместо того чтобы искать работу и завязать с наркотиками, она снова трындит не по делу и не звонит своему инспектору по условно-досрочному освобождению. Или что это было?
– Вам и это уже известно? – спросил сдавленно.
Зиттинг молчал.
– Да. Узнал буквально случайно.
– Платит ли она вам, если вы звоните ее инспектору?
Зиттинг перегнулся к нему через стол:
– И какое отношение исчезновение Семена имеет к убийствам девушек?
– Послушайте, господин Нольте, я ведь не говорю вам, как следует выполнять свою работу. И мне хотелось бы ожидать подобного отношения.
– Вы ответите? – Рома пропустил вопрос собеседника мимо ушей, смотря строго и взглядом обещая, что не отступит, пока тот не заговорит.
– Как хотите. Больше никаких бесплатных советов. – Нольте добродушно усмехнулся. Казалось, ему понравилась реакция Зиттинга. – Давайте поговорим о моих проблемах.
Зиттинг откинулся назад и взял блокнот, на который положил шариковую ручку. Нольте закинул ногу на ногу.
– Мы каждое лето ходили за грибами и ягодами, а потом продавали их приезжим и имели небольшой доход. Отец с детства приучал к труду, – вздохнув, начал рассказ Маслеников. – В то утро мы с братом, как всегда, отправились на нашу укромную поляну. Там ягод море, да и об этом месте никто, кроме нас, не знал. Собирали ягоды по разные стороны, и я не заметил, как брат отдалился, а потом и вовсе ушел. Принялся его искать, всю округу обежал, но так и не нашел. Домой вернулся только к вечеру. Родители сразу же милицию вызвали, добровольцев, и мы снова пошли в лес. Но брата так и не нашли.
– Один из моих сотрудников вынужден был принять участие в драке и находится в тюрьме. Я хочу, чтобы вы представляли его интересы в суде.
– А какие у вас были отношения?
– Как зовут этого человека?
– Александр Шухин. Он сидит в окружной тюрьме Моабит. Был арестован вчера вечером. Я смог позвонить ему. Он знает, что вы придете.
– Нормальные отношения. Как и у всех, – пожал плечами Юрий Никифорович.
Зиттинг сделал пометки в своем блокноте.
– Но вы ведь не родные.
– Что вы знаете об этом деле?
– И? Что это меняет? Пусть у нас отцы и разные, но я любил его.
– Немного. Шухин поссорился с кем-то и избил его, что вовсе ему не свойственно. Гражданский патруль, вероятно, обратил внимание на драку и арестовал Шухина. Он говорит, что это была самооборона. Другой участник драки начал первым.
– Вероятно, тот говорит то же самое.
Скоблев внимательно посмотрел на мужчину, дергаными движениями то и дело поправляющего и без того идеально сидящий пиджак. Скорее всего, он так разволновался из-за переживаний и воспоминаний.
– Я не знаю. Но думаю, что другой участник еще не в состоянии говорить.
– Юрий Никифорович, я сейчас задам вам очень странный вопрос, но ответьте, хорошо? – директор кивнул, еще больше напрягаясь. – Скажите, а вы потом не видели брата?
Зиттинг в изумлении поднял брови, но ничего не сказал.
– Хорошо. Я займусь этим делом.
Маслеников непонимающе уставился на Романа.
– Большое спасибо. Конечно, я заплачу за это. – Нольте достал из пиджака белый конверт и положил его на стол.
– Что вы имеете в виду? Семен же пропал. Как бы я его мог видеть?
– Спасибо, – сказал Зиттинг, не касаясь конверта. – В следующий раз, пожалуйста, переведите на счет. У меня возникают проблемы, когда я получаю так много наличных платежей.
– Ну, вы были ребенком. Всем известно – дети порой видят недоступное взрослому человеку.
Зиттинг привык к повышенной бдительности в вопросах отмывания денег, которая законодательно предписывалась банками в течение последних нескольких лет.
– Я вас не понимаю, Роман Русланович.
– Я немного старомоден. Только наличные. – Нольте усмехнулся. – Возьмите на этот раз. Вам не нужно вносить деньги на свой счет. Это может плохо сказаться на имидже фирмы.
У Зиттинга мелькнула мысль, что и впрямь не стоит регистрировать полученный гонорар. Но он не знал, проверяет ли налоговая инспекция, был ли перечислен гонорар за каждую процедуру. Если налоговики это делают, то с него потребуют объяснений.
– Ладно, – сдался Скоблев. Он уже и сам устал от этого разговора. – Не берите в голову.
– Спасибо в любом случае. – Он взял конверт. Сколько внутри, он не представлял, но наверняка более чем достаточно, насколько он знал Нольте. – Могу я что-нибудь еще сделать для вас?
– Вы все-таки очень странный. Ладно, мне пора, – не прощаясь, Юрий Никифорович развернулся, бросил взгляд на деревянный крест и зашагал по направлению к выходу с кладбища.
– Да, небольшая услуга, если вы поедете к Шухину. – Нольте снова полез в карман пиджака, на этот раз с другой стороны, и вытащил сотовый телефон. – Будьте так добры, отдайте это Шухину. – Он положил телефон на стол.
– Извините, но я не могу этого сделать. Заключенным запрещено пользоваться телефонами.
Рома, проводив собеседника глазами, поднял лицо к солнцу и прикрыл веки. Ему сейчас хотелось в свою квартиру, в уюте которой можно расслабиться, оставляя все проблемы и работу за порогом. А еще… Он уже давно не был на могиле жены и начинал винить себя. Но если придет туда и посмотрит на ее фотографию, то безумная душевная боль вгрызется с новой силой. И получится ли тогда не сорваться, не приникнуть к бутылке, как сразу после смерти Марины?
– Это плохо. Я должен как-то связаться с этим человеком. У него есть оперативная информация, которая мне от него нужна.
– Как же я скучаю… – прошептал мужчина одними губами и почувствовал, как его щеки будто коснулось что-то теплое. Словно кто-то погладил, еле-еле касаясь кожи.
– Я могу подать заявление об освобождении. Но уверен, что они откажут.
– Вы могли бы просто взять с собой телефон. Или вас досматривают?
Скоблев вздрогнул, открывая глаза и осматриваясь. Устало потер ладонью лицо и пошел к машине, где ждал Леонид.
– Обычно нет. Но если на сей раз такое произойдет, это может стоить мне лицензии.
Веронику похоронили практически в самом конце кладбища, и Рома мог поклясться, что запомнил дорогу. Да и идти-то по прямой. Но заблудился. Ходил между могил, всматриваясь в фотографии, и понимал – движется по кругу. Несколько раз доставал телефон, хотел набрать Морозова, попросить помочь выбраться. Но связи не было.
– Если вас досмотрят, скажите, что это ваш телефон.
– Послушайте… – Зиттинг придвинул телефон к Нольте. – Есть правила, которые я должен соблюдать в качестве адвоката. И этими правилами запрещено доставлять незаконные вещи в тюрьму. Это просто не сработает.
– Твою мать, ну сколько можно-то?
– Ага, – произнес Нольте, беря со стола телефон. – Конечно, все в порядке, как я только что сказал. Вы… не хотите этого делать.
– Верно. Я не хочу этого делать.
Он снова остановился и огляделся. Никого. Лишь на редких деревьях, растущих между могил, сидели вороны. И Роману казалось, что с каждой минутой их становится все больше и больше. А главное – они наблюдают. От этих мыслей становилось не по себе.
Нольте посмотрел на телефон в руке, кивнул и скривился:
– Это весьма досадно. Я думал, что у нас доверительные отношения.
Рома обернулся, осматривая очередной памятник в попытке найти выход. За могилой явно ухаживают. Но его привлекла фотография на старом темно-коричневом деревянном кресте. Следователь подошел ближе и замер, всматриваясь в знакомое женское лицо.
– Так и есть. Только, как юрист, я не буду делать ничего запрещенного. Если я потеряю лицензию, вы не сможете быть моим клиентом.
– Зурина Ольга Аркадьевна, тысяча девятьсот восьмой, тысяча девятьсот тридцать первый, – вслух прочитал мужчина и снова посмотрел на фотографию. Девушка казалась точной копией той Оли, с которой он познакомился недавно. И имя с отчеством совпадали.
– Как я только что сказал, это было очень важно для меня. – Он встал и положил в карман телефон. – Хорошо. – Нольте, казалось, был глубоко разочарован Зиттингом. – Может быть, вы еще передумаете. Тогда позвоните мне сегодня до двух часов дня. Всего доброго.
Нольте вышел из кабинета, не пожав руки, и попрощался с Сильвией, не переходя границы элементарной любезности. Когда дверь за ним закрылась, Зиттинг появился в приемной.
– Разве такое возможно? – одними губами прошептал Скоблев. Бросил взгляд на соседнюю могилу. Здесь тоже была захоронена девушка и тоже очень похожая, только фамилия другая.
Сильвия посмотрела на него так, словно мгновение назад взорвалась бомба:
– Тысяча девятьсот тридцать первый, тысяча девятьсот пятьдесят третий.
– Что происходит?
Он прошел чуть дальше. Опять девушка, похожая на первых двух.
Зиттинг прихватил у азиата за углом рисовую лапшу с курицей в арахисовом соусе. Огромной порции хватило на двоих, а у Зиттинга все равно не было аппетита.
– Тысяча девятьсот пятьдесят третий, тысяча девятьсот семьдесят шестой, – проговорил Роман и перешел к следующей могиле, не настолько осевшей, как другие. Да и не такой старой.
– Как думаешь, что он сделает, если ты не протащишь телефон в тюрьму?
– Понятия не имею. Надеюсь, он понимает, что это невозможно.
– Тысяча девятьсот семьдесят шестой, тысяча девятьсот девяносто седьмой. Гусева Надежда Андреевна. Это что, получается, мать Оли?
– У меня не сложилось такого впечатления. А почему он сам этого не сделает?
Рома вспомнил эту фамилию и девушку с фотографии на памятнике. Видел, когда изучал присланную Дианой информацию на Ольгу.
– Не так просто добиться посещения. Он же не родственник.
Некоторое время оба предавались размышлениям. Зиттинг ковырялся палочками в бело-голубой миске, в которую положил свою порцию, но не ел.
Окинул взглядом могилы, мимо которых прошел, и фотографии очень похожих друг на друга девушек. А потом посмотрел на пустое место, где стояла лавочка и табличка «куплено». У него появилась очень нехорошая догадка.
– Ты беспокоишься, – сказала Сильвия, – что он уйдет.
Все женщины из семьи Ольги – а они именно ее родственницы, Роман не сомневался – очень похожи. И все умерли после рождения детей. Совпадение? Вряд ли. Ему захотелось поговорить с Олей еще раз.
Зиттинг пожал плечами:
– Конечно. Я надеялся, что мы вылезем из долгов. И теперь все рушится снова.
Странным показалось и отсутствие захоронений других родственников – могил мужей, сыновей или отцов поблизости не было. Все девушки лежали в ряд, словно так изначально и задумано.
Он опустил палочки. Сильвия положила ладонь на его руку, и он ей позволил.
Громкий звук телефонного звонка заставил Скоблева вздрогнуть. Вороны заполошно взлетели, громко каркая. Рома даже не сразу понял, что звонит именно его телефон. Несколько минут назад связи не было, а теперь вдруг появилась.
– Мы переживем и это. – Она сжала его руку, он ответил на рукопожатие, не поднимая глаз на нее. – Ты отличный адвокат. С течением времени в этом убедится еще больше людей.
– Да, – ответил, увидев на экране имя Лени Морозова.
– За исключением некоторых мошенников, которые не могут заплатить. Семь лет дают себя знать. – Теперь он взглянул на нее. – Я так устал от ежедневной борьбы.
– Значит, ты хочешь это сделать? – В ее глазах читалось беспокойство. – Если они поймают тебя, это конец.
– Роман Русланович, вы где? Прошло уже больше часа, как все разъехались. Я жду вас в машине.
Зиттинг встал и подошел к окну.
– Лень, я кажется заблудился. Брожу здесь и выйти не могу.
– Тогда мне придется делать что-то другое. Может быть, это и правильно. Поехать к Рюдигеру в Уккермарк и выращивать там овец. – Рюдигер Отт был младшим единоутробным братом Зиттинга.
– Так связь же работает. Откройте карту и посмотрите маршрут. Или мне вас поискать?
– Нет. Ты должен быть адвокатом – это твоя жизнь. Ты всегда был счастлив в прошлом, даже когда дела шли плохо.
– Это правда? Я был счастлив?
– Нет, не нужно. Дай мне еще несколько минут.
Зиттинг подумал об этом и улыбнулся. Да, он не мог представить себе работу, которая делала бы его настолько счастливым. Он родился адвокатом. Только не мог выгодно продать себя. Он не был Рольфом Босси
[6]. Он просто умел защищать наркоманов и мелких воришек и иногда помогал оступившемуся молодому парню подняться на ноги. Он был хорош в этом, и одновременно здесь крылась ошибка. Он слишком много времени тратил на свои дела. Строго говоря, за деньги, которые государство платило ему за обязательную защиту, у него даже не было времени пролистать дело. Он никогда не ставил свои гонорары во главу угла. Но он, вероятно, получал бы лучшую почасовую плату в Макдональдсе. Если говорить честно, дела шли хорошо только в том случае, когда у юридической фирмы был спонсор. И это точно был Нольте. Он по какой-то причине закачивал щедрые деньги в кассу Зиттинга. Если поток денег прекратится, все пойдет прахом. В частности, существование Сильвии зависело от этой юридической фирмы.
Рома сбросил вызов, открыл карту и с удивлением понял, что стоит практически в нескольких метрах от главных ворот. Он быстро прошел с десяток шагов, миновал полосу тонких деревьев и оказался на дороге, где и стояла машина Морозова.
Должен ли Зиттинг предать принципы, которые всегда были для него священными?
– С этим местом явно что-то не так, – пробормотал озадаченно и поспешил покинуть кладбище.
– Я полагаю, что господин Шухин просто важен для Нольте, – сказал он наконец. – Во многих компаниях есть люди, которые все знают. Там, где другие тратят часы на поиски, они сразу же узнают, в чем проблема и как с ней справиться.
– Ну да. Глупо, если такой незаменимый сотрудник оказывается в тюрьме. – Сильвия, похоже, была не слишком убеждена в теории Зиттинга.
Он сел за стол и пожевал палочку.
– Полагаю, я не тот, кто позволяет себе такое. Я… рыцарь принципов.
Глава 10
– Думаю, хорошо, что такие люди есть.
Молодой опер Илья, предварительно постучав, вошел в кабинет.
– Спасибо. – Зиттинг горько улыбнулся. Вероятно, ему следует закрутить роман с Сильвией. Почему бы и нет? – Но я никогда не понимал, почему люди, которые не признаны виновными, рассматриваются как осужденные преступники. Например, ты не можешь использовать телефон, если тебя прикрыли.
– Таков закон.
– Роман Русланович, вот то, что вы просили.
Зиттинг откинулся на спинку стула и огляделся. Посмотрел на новую офисную мебель, офорт Янссена на зеленой стене, новый компьютер Сильвии, кресло в соседнем кабинете, чья кожа пахла благородно, и книжные полки с решениями государственного суда и юридическими обзорами.
– Спасибо, давай сюда, посмотрим.
Он был человеком принципов. Да, но существовали люди, которые в нем нуждались. Люди, которых в противном случае защищал бы кто-то, кого их судьба не волновала. Почему он протестовал против сотового телефона в кармане рубашки? Ему пора повзрослеть. Мир – не пансион для благородных девиц.
Скоблев забрал потертую флэшку и вставил ее в USB-порт. На экране ноутбука появилось окно с видеозаписью.
– Я могу добыть билеты на Бон Джови. Хочешь пойти?
Сильвия была удивлена сменой темы и довольна предложением.
– Это тот день, когда Вероника вышла из клуба. Я просмотрел запись с камер наблюдения: девушка час просидела у барной стойки, выпила несколько коктейлей и, расплатившись, ушла. На улице села в автомобиль с шашечками. Вот он, видите? – Илья ткнул пальцем в экран ноутбука.
– Очень хочу!
Заинтересованный Леонид подошел ближе и тоже наклонился, внимательно смотря видеозапись.
Его глаза упали на настенные часы. Два без четверти.
– Машину удалось вычислить? – спросил Роман, всматриваясь в лобовое стекло. К сожалению, в салоне автомобиля свет не горел, да и лицо водителя скрывал козырек черной кепки. А еще мужчина словно знал, где находятся дорожные камеры, и умело отворачивался, ни разу не попав в фокус объектива.
– Нет. Номера заляпаны. Но мы связались со всеми службами такси города. В указанное время на адрес клуба вызова не поступало. Все диспетчеры утверждают, что их машин даже поблизости не было.
Глава 13
Мисбах, 1 февраля 2016 года
– То есть у нас опять голяк, – констатировал Скоблев, откидываясь на спинку стула и продолжая пристально следить за видеозаписью.
Следующее утро было еще более ледяным, чем ночь, которую оно сменило. Валльнер отправился в офис пешком, чтобы согреться. Когда он двигался, его тело разогревалось, когда же сидел неподвижно, обмен веществ, казалось, полностью прекращался, и Валльнеру становилось холодно. Манфред был необычайно спокойным за завтраком. Возвращение сына занимало его. Оно занимало и Валльнера. На самом деле он был рад, что сегодня расследование убийства отвлечет его от размышлений.
Он выискивал любую, хотя бы крошечную зацепку. Но нет, все сделано очень чисто и профессионально. Неизвестный убил уже троих и ни одного следа не оставил.
Валльнер вошел в полицейский участок примерно в половине девятого, что было для него поздновато. Но после всего четырех часов сна, однако, это было бы рано. Валльнеру не хотелось работать уставшим. Он начал немного позже, зато пришел со свежей головой.
– Стоп! – внезапно громко сказал Рома, и Морозов тут же нажал на кнопку. Видео остановилось. – Леонид, давай немного назад. Буквально на пару секунд, где видно руки на руле.
Сразу же после проверки электронной почты Валльнер позвонил в больницу в Агатариде. Лара Эверс находилась теперь в закрытом психиатрическом отделении и могла быть опрошена.
Морозов перемотал до нужного места и нажал кнопку «пуск».
Затем Валльнер поговорил с Оливером, чтобы узнать, что обнаружили в лаборатории. Тина уже была в Мюнхене, где должна была присутствовать на вскрытии. Прокурор Йобст Тишлер, который появится только в 11:30, хотел тут же услышать все о деле. Валльнер решил пока заняться Ларой Эверс вместе с главным инспектором Майком Ханке, своим старшим коллегой. Но ему пришлось отложить допрос. Секретарша с коммутатора сказала, что Норберт Петценбергер хочет поговорить с Валльнером из-за убийства, произошедшего прошлой ночью. Должна ли она соединить. Валльнер ответил положительно.
– А можно увеличить область, где пальцы?
– Я вспомнил кое-что еще, – сказал Петценбергер, также известный как Чувак, голосом, как подумалось Валльнеру, злобным. – Я вчера забыл в суете.
– Да, секунду, – кивнул Илья, потянулся к ноутбуку, нажал на несколько кнопок, и картинка увеличилась раз в десять.
– Очень хорошо, что вы сразу позвонили, – подбодрил Валльнер, раздумывая, что же сейчас услышит.
– Вы не поверите, но вчера я сделал фотографию машины. Ну, той машины, о которой я вам рассказывал.
– Кольцо! – воскликнул Морозов, понимая, почему коллега попросил остановить этот кадр.
– Это замечательно. Вы можете отправить нам фото?
– Именно. А символ видишь?
– К сожалению, есть проблема.
– Да. Тот самый, что изображен на монете. Триксель.
Валльнер подумал, что это уловка. Предположительно, Петценбергер приберег эту деталь, чтобы продать ее полиции как можно дороже.
– Какая проблема?
– Угу. Мы срочно должны найти убийцу. Прошло уже четыре дня, а значит… – Рома замолчал, а за него продолжил Леонид:
– Я отправил фотографию на свою электронную почту, а затем удалил ее. Но, к сожалению, не могу больше войти в свою почту.
– …он скоро снова выйдет на охоту.
– Почему вы не можете зайти в свою электронную почту?
– Это всего лишь один из многих моих адресов. Конечно, каждый со своим собственным паролем, и я их регулярно меняю, как следует делать любому добропорядочному пользователю. Одним словом, я не помню пароль.
В кабинете повисла тишина. Все присутствующие прекрасно понимали – действовать нужно немедленно. Но как именно? Не было ни одной зацепки, ни единой улики.
– Я думал, что вы хакер. А вы не можете зайти в собственный аккаунт?
– Кстати, сегодня идем в бар? – разбил тишину Илья. Парень смотрел на Морозова, всем своим видом показывая, что не примет отрицательный ответ.
– Непрофессионалы представляют это слишком легким делом. Но в реальности все не так, как в кино.
– И как это происходит?
– Да. Роман Русланович, вы тоже с нами. Заканчивайте свои дела, уже скоро выходить.
Чувак поколебался мгновение, потом прочистил горло и сказал:
– А какой праздник?
– В компьютере, который конфисковала полиция, находится пароль. Если бы я смог вернуть его…
– Так у Ленчика сегодня день рождения! – радостно сообщил опер.
– Вы не можете. Он, как вы правильно заметили, конфискован.
– Хорошо, тогда…
– Ого! Поздравляю! Но у меня подарка нет.
– Речь же идет не о компьютере, которому уже несколько лет, не так ли?
– Нет. Я обеспокоен тем, что хранится на жестком диске. Я не смог сделать резервную копию.
Рома не особо любил бары и шумные компании, тем более незнакомые. Он очень редко посещал такие заведения даже с друзьями, предпочитая проводить свободное время с пользой. Например, поработать. За что Марина всегда его ругала.
Валльнер задумался.
– Приходите и попросите госпожу Боде. Она будет в курсе. Вы можете сделать копию диска под наблюдением. А потом дайте нам фото.
– Ничего страшного. Главное – веселая компания, – ответил Леня, и подождав, пока столичный коллега выключит ноутбук, вышли из кабинета.
На другом конце линии было тихо, пока не раздалось облегченное:
– Круто.
Бар оказался небольшим, но уютным. И хотя считался не самым дорогим, тут не пахло дешевым пивом и сухариками с чесноком, как в большинстве баров в столице, где когда-то не посчастливилось побывать Скоблеву. Наоборот, в воздухе витали ароматы вкусной еды и свежеструганного дерева. По крайней мере, Роме так показалось.
Их собралось немного: пара следователей, несколько оперов. И чем дольше Скоблев общался с ними, тем больше те ему нравились. Вообще, оказалось, в этом городе очень отзывчивые люди. В них нет беспринципности, злобы и зависти, которая часто встречается в больших городах. Они видят и замечают все вокруг и всегда придут на помощь. Нет, конечно, есть и те, кому наплевать на окружающих, но таких очень мало.
Когда оба комиссара вышли из машины на больничной автостоянке, позвонил Кройтнер, который узнал, что Валльнер собирается заняться Ларой Эверс.
– Почему ты не сказал? С ней должен был работать я.
Рома уже даже и не помнил, когда в последний раз так напивался. В хорошей компании быстро летело не только время, но и алкоголь. И когда Скоблев встал из-за стола, его тут же повело.
– Потому что…
– О-о-о, кому-то больше не наливать! – хлопнул по плечу столичного коллегу Леонид.
– Потому что я ее знаю. Это сложно. Если вы не выберете правильный тон, то ничего от нее не добьетесь.
– Так ты с ней встречаешься?
– Ты прав, мне уже пора. А то завтра еще работать.
– Как тебе сказать – мы знаем друг друга. Она доверяет мне.
***
– Ах да. Потому-то она и застрелила тебя.
Темный лес пугал своей мертвой, оглушающей тишиной. Оля прекрасно понимала, что спит и видит очередной кошмар. Она бы с радостью ушла, прервала его, но это, к сожалению, не в ее силах. Оставалось только молча наблюдать.
– По недомыслию. Это не нужно переоценивать.
– Держись подальше от больницы. Я дам тебе знать, когда ты мне понадобишься. – Валльнер отключился.
Снова красивая девушка голой лежала на траве. Ее ноги и руки широко расставлены и привязаны к кольям, врытым в землю, а глаза открыты и устремлены в черное ночное небо, усыпанное миллиардами звезд. Незнакомка была еще жива, судя по тому, как тяжело вздымалась грудь.
– Сердечко мое, Лео. – Майк перелистнул отчет. – У Эверс вчера во время преступления было два и три десятых промилле.
Оля опять видела глазами убийцы. Тот почему-то сегодня медлил, просто стоял и смотрел.
Окно было зарешечено и без ручки. Заключенные из закрытых отделений с радостью использовали оконные ручки, чтобы повеситься.
Внезапно, словно наяву, прохладный ветерок прошелся по коже. Тут же выступили мурашки. Сегодня Оля в первый раз что-то ощущала, и от этого сделалось еще страшнее. Каждый раз сны становились все реалистичнее.
Валльнер посмотрел на молодую женщину, которая сидела напротив него. Она выглядела иначе, чем вчера вечером, когда он увидел ее в машине скорой помощи. Не так испуганно, но устало. По-видимому, седативные средства еще не закончили свою работу. Лара Эверс сидела на кровати, комиссары – на двух раскладных стульях, которые после их ухода будут вынесены из комнаты.
Убийца подошел к девушке и та медленно перевела взгляд на него. Мужчину снова скрывал балахон: в поле зрения попали длинные черные полы. Незнакомец нагнулся, протянул короткие, пухлые пальцы к бедняжке и погладил ее по лицу. Девушка даже не шевельнулась. Словно кукла.
– Вас зовут Лара Эверс, и вы живете в Гмунде, Макс-Обермайер-штрассе, 17, родились 22 августа 1997 года в Берлине? – Валльнер начал допрос.
– Вы это уже знаете.
В руке мужчины появился острый нож. Убийца опустился на колени и гортанно запел, выводя лезвием странные рисунки на животе девушки, едва касаясь кожи. Где-то позади, глубоко в лесу завыли волки, придавая картине еще более ужасающий вид.
– Я понимаю это как «да». – Валльнер вытащил из пуховика сотовый телефон. – Я хотел бы записать наш разговор. Тогда не будет никаких сомнений относительно того, что было сказано. Вы можете получить копию аудиофайла.
Оля чувствовала сильное биение своего сердца, словно это она лежала на земле и именно ее сейчас убьют. Но в то же время продолжала оставаться в теле убийцы.
Эверс задумалась.
– А если я этого не хочу?
Мужчина прошелся кончиком ножа от горла жертвы до впадины между грудей. На мгновение остановился, а затем спустился ниже, к пупку, очертил его, и лезвие ножа зависло внизу живота. Мгновение – и он распорол кожу. Брызнула кровь. Оля отчетливо почувствовала сладковатый аромат, от которого моментально замутило. Горячая жидкость попала на руки убийцы, и это она тоже ощутила.
– Тогда мы составим протокол, – сказал Майк. – Это будет не буквально то, что было сказано. Мы запишем все так, как поняли.