Трейси Вульф

Желание

Tracy Wolff

COVET



© Татищева Е., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Посвящаю моему отцу с благодарностью за то, что он поощрял меня развивать воображение и заставил поверить, что я могу достичь всего, чего пожелаю.
Посвящаю моей матери с благодарностью за то, что она продолжала поддерживать и любить меня, несмотря ни на что.


Примечание автора

В этой книге описываются панические атаки, смерть и насилие, психологические пытки и заточение, а также содержится сексуальный контент. Надеюсь, что мне удалось обойтись с этими элементами осторожно, но, если вы считаете подобные темы тяжелыми, пожалуйста, примите это к сведению.

Глава 0. Жизнь после смерти

Это должно было произойти не так.

Как и все вообще. Впрочем, разве в этом году в моей жизнь было хоть что-то, что происходило бы по плану? С той самой минуты, когда я приехала в Кэтмир, столь многое оказалось вне моего контроля. Так почему сегодняшний день и этот момент должны чем-то отличаться от всего прочего?

Я заканчиваю натягивать на себя лосины и поправляю юбку. Затем надеваю любимые черные сапоги и достаю из шкафа любимый черный блейзер.

Руки немного дрожат – честно говоря, немного дрожит все мое тело, – когда я просовываю их в рукава. Но, думаю, это естественно, ведь за последние двенадцать месяцев я уже в третий раз иду на похороны. Легче со временем не становится.

Прошло пять дней с тех пор, как я выиграла состязание.

Прошло пять дней с тех пор, как Коул разорвал узы сопряжения между Джексоном и мной и едва не уничтожил нас обоих.

Пять дней с тех пор, как я едва не погибла… и пять дней с тех пор, как погиб Зевьер.

Меня мутит, к горлу подступает тошнота, и секунду мне кажется, что сейчас меня вырвет.

Я начинаю глубоко дышать – вдыхаю через нос, выдыхаю через рот, – чтобы подавить тошноту и унять панику. На это уходит несколько минут, но в конце концов и тошнота, и паника утихают в достаточной мере, чтобы я избавилась от ощущения, будто на груди у меня припаркована забитая под завязку грузовая фура.

Это не большая победа, но это уже кое-что.

Я делаю еще один глубокий вдох, застегивая латунные пуговицы блейзера, затем смотрю на себя в зеркало, чтобы удостовериться, что у меня пристойный вид. Да, так оно и есть… если вы готовы вольно толковать понятие «пристойный».

Мои карие глаза потускнели, кожа стала бледной. А мои нелепые кудряшки выбиваются из узла, в который я ценой немалых усилий сумела их собрать. Конечно, ведь горе не красит.

Хорошо хотя бы, что синяки, которые я заработала во время участия в Лударес, начали бледнеть и их первоначальный черно-фиолетовый цвет сменился неровным желто-лиловым, который синякам свойственно принимать перед тем, как они окончательно исчезнут. И мне немного легче от того, что Коул наконец-то исчерпал чашу терпения моего дяди и тот его исключил. Было бы неплохо, если бы в Техасской школе для сверхъестественных существ с преступными наклонностями, куда его отправили, ему пришлось столкнуться с еще худшим задирой, чем он сам… чтобы ему отплатили той же монетой.

Открывается дверь ванной, и в комнату входит моя двоюродная сестра Мэйси в халате и с полотенцем на голове. Мне хочется поторопить ее – ведь через двадцать минут нам нужно быть в актовом зале, где состоится прощание с Зевьером, – но я не могу этого сделать. Только не сейчас, когда у нее такой вид, будто ей больно даже дышать.

Я слишком хорошо знаю, каково ей сейчас.

И вместо того чтобы поторопить мою кузину, я жду, чтобы она что-нибудь сказала, но по пути к своей кровати, на которую я положила ее парадную школьную форму, она не издает ни звука. Мне тяжело видеть ее такой, и я знаю – ее синяки болят не меньше моих, только у нее они не на теле, а в душе.

С моего первого дня в Кэтмире Мэйси была весела и неугомонна, ее беззаботный нрав согревал мою душу рядом с мрачностью Джексона, ее энтузиазм был особенно заразителен рядом с сарказмом Хадсона, она была олицетворением радости, она дарила мне утешение в горе. Но теперь… теперь из ее жизни исчезли малейшие отблески света. Как и из моей.

– Тебе помочь? – спрашиваю я наконец, видя, что она продолжает смотреть на свою форму с таким видом, будто никогда не видела ее прежде.

Когда она поворачивается ко мне, ее взгляд кажется затравленным, голубые глаза пусты.

– Не знаю, почему я так… – Она делает паузу и прочищает горло, пытаясь избавиться от хрипоты, вызванной долгим молчанием, и подавить печаль, сдавившую горло. – Я почти не знала…

На этот раз ее голос срывается, руки сжимаются в кулаки, на глазах выступают слезы.

– Не надо, – говорю я, крепко обняв ее, потому что знаю, каково это – изводить себя из-за того, что ты не можешь изменить, из-за того, что ты осталась жить после того, как те, кого ты любишь, погибли. – Не пытайся умалить свои чувства к нему только потому, что ты знала его не так уж долго. Важно не то, насколько долго ты знаешь человека, а то, насколько хорошо ты смогла его узнать.

Она содрогается, из ее груди вырывается судорожный всхлип, и я обнимаю ее еще крепче, пытаясь забрать хотя бы частицу ее боли, хотя бы крупицу ее печали. Я пытаюсь сделать для нее то, что она делала для меня, когда я только приехала в Кэтмир.

Она обнимает меня так же крепко, как и я ее, и слезы текут и текут по ее лицу.

– Мне его не хватает, – наконец выдавливает она из себя. – Ох, как же мне его не хватает.

– Я знаю, – успокаиваю я ее, растирая ее спину. – Я знаю.

Она плачет навзрыд, ее плечи вздрагивают, тело дрожит, дыхание то и дело пресекается, и это продолжается несколько бесконечных, томительных минут. У меня разрывается сердце – из-за Мэйси, из-за Зевьера, из-за всего того, что привело нас к этому моменту, – и я едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать вместе с ней. Но сейчас черед Мэйси… а я должна заботиться о ней.

Наконец она отстраняется. Вытирает свои мокрые щеки. Смотрит на меня с улыбкой, которая не доходит до ее глаз.

– Нам пора идти, – шепчет она, в последний раз проводя ладонями по лицу. – Я не хочу опоздать на прощание с ним.

– Как скажешь. – Я улыбаюсь ей в ответ, затем отхожу в сторону и отворачиваюсь, чтобы она могла спокойно одеться.

Когда несколько минут спустя я поворачиваюсь к ней снова, у меня вырывается потрясенный вздох. Не потому, что Мэйси с помощью чар высушила и уложила свои волосы – к этому я уже привыкла, – а потому, что теперь они не ярко-розовые, а черные, как смоль.

– Это было неправильно, – бормочет она, поправляя их. – Ярко-розовый – это не очень-то траурный цвет.

Я понимаю, что она права, но все равно скорблю о последних крупицах, остававшихся от моей прежней, жизнерадостной и солнечной кузины. В последнее время мы все столько всего потеряли, и я не знаю, сколько еще мы способны вынести.

– Смотрятся они хорошо, – говорю я ей, потому что так оно и есть. Но этому не приходится удивляться – Мэйси смотрелась бы хорошо, даже если бы она сбрила волосы или они бы горели, а ни того ни другого с ними не произошло. Правда, с таким цветом волос она кажется еще более нежной, еще более хрупкой.

– Но чувствую я себя совсем не хорошо, – отвечает моя кузина. Она уже надевает стильные туфли на низком каблуке и продевает сережки в бесчисленные дырочки в своих ушах. И опять пускает в ход волшебные чары – на сей раз чтобы избавить свои глаза от красноты и припухлости, вызванных слезами.

Теперь ее плечи расправлены, зубы сжаты, глаза печальны, но ясны.

– Давай сделаем это. – Даже ее голос тверд, и эта непреклонность заставляет меня сдвинуться с места и направиться к двери.

Я беру свой телефон, чтобы написать остальным, что мы уже выходим, но, открыв дверь, я вижу, что в этом нет нужды. Они все стоят в коридоре, ожидая нас. Флинт, Иден, Мекай, Лука, Джексон… и Хадсон. Одни травмированы больше, другие меньше, но у всех измученный вид – как и у нас с Мэйси, – и у меня теплеет на душе.

Дела обстоят хуже некуда – мне ли этого не знать, – но одно не изменилось. Эти семеро никогда не оставят меня в беде, а я не оставлю их.

Мои глаза встречаются с холодными темными глазами Джексона, и я не могу не признаться себе, что, хотя кое-что не изменилось, все остальное изменилось навсегда.

И я понятия не имею, что мне с этим делать.

Глава 1. Кто твоя пара?

Три недели спустя…

– Умоляю тебя. – Мэйси бросается на свою кровать, накрытую радужным стеганым одеялом, и смотрит на меня с мольбой в глазах. Я так рада видеть, что она наконец-то снова почти улыбается – впервые после прощания с Зевьером, – что невольно и сама улыбаюсь. Не в полную силу, но и это уже кое-что. – Ради всего святого, пожа-а-а-алуйста, избавь этих парней от мучений.

– Это будет нелегко, – отвечаю я, уронив свой рюкзак на пол рядом с письменным столом и тоже плюхаясь на кровать. – Ведь в этих их мучениях виновата не я.

– Это вранье, причем колоссальное. – Моя кузина фыркает, затем приподнимает голову ровно настолько, чтобы я смогла увидеть, как она картинно закатывает глаза. – Именно ты – и притом на все сто пятьдесят процентов – виновата в том, что все последние три недели и Джексон, и Хадсон хандрят, тоскливо слоняясь по школе.

– По-моему, у Джексона и Хадсона есть масса причин хандрить и тоскливо слоняться по школе, и только половина этих причин связана со мной, – говорю я… и тут же начинаю жалеть о своих словах.

Не потому, что это неправда, а потому, что теперь я вынуждена смотреть, как чуть заметный румянец, окрасивший было щеки Мэйси, постепенно исчезает. Сейчас она так не похожа на ту девушку, с которой я встретилась в ноябре, трудно поверить в то, что это на самом деле один и тот же человек. Ее волосы так и не обрели свой прежний веселый цвет, и хотя смоляной оттенок, который она придала им в день прощания с Зевьером, подходит к цвету ее кожи и ее голубым глазам, он совершенно не отражает ее внутренней сути. Он имеет отношение разве что к охватившей ее печали.

Я начинаю извиняться, но Мэйси поворачивается ко мне лицом и прет, как танк:

– Я хорошо знаю, как выглядит несчастный вампир, а сейчас поблизости бродят целых два таких вампира. И, к твоему сведению, их смертоносность и их трагический настрой – это весьма взрывоопасная смесь, я напоминаю тебе об этом на тот случай, если ты еще не заметила этого сама.

– Да заметила я, заметила. – Мне приходится иметь дело с этой смесью уже почти четыре недели, и у меня все время такое чувство, будто я играю в русскую рулетку, и на кон в этой игре поставлено не что иное, как счастье остальных.

К тому же, поскольку вселенной никак не надоест измываться надо мной… похоже, Мэйси ошиблась, когда сказала мне, что Хадсон уже успел закончить школу, когда Джексон убил его. Выходит, что нет, он был близок к этому, но у него оказалось недостаточно баллов, поскольку он обучался у частных учителей вместо того, чтобы учиться в Кэтмире все четыре года. Мэйси была на несколько лет младше него, так что она пропустила эту информацию мимо ушей – да и что она вообще могла знать? Ведь после его смерти никто в школе не произносил его имя. Так или иначе, теперь, куда бы я ни пошла, он был тут как тут. Как и Джексон. Оба они одновременно и составляют часть нашей компании и нет. Оба следят за мной глазами, в которых как будто ничего нет, но в глубине таится множество противоречивых чувств. Оба ожидают, что я скажу или сделаю… что-то.

– Я до сих пор не понимаю, как я оказалась сопряжена с Хадсоном, – бесцветным голосом говорю я. – Я думала, для возникновения уз сопряжения нужно этого хотеть или хотя бы быть не против. Разве это не так?

Мэйси улыбается.

– Очевидно, что ты испытываешь к нему какие-то чувства.

Я закатываю глаза.

– Благодарность. Я испытываю к нему благодарность. И я уверена, что этого совершенно недостаточно, чтобы с кем-то замутить.

– Выходит… – В глазах Мэйси пляшут веселые огоньки. – Выходит, ты все-таки подумывала о том, чтобы замутить с Хадсоном, да?

Я кидаю в свою кузину маленькую декоративную подушку, но она с легкостью уворачивается и смеется:

– Ну я знаю только то, что почти все в нашей школе готовы пойти на убийство, чтобы найти себе хотя бы одну пару. А ты после своего приезда умудрилась отхватить не одного, а двух суженых, две пары, что вообще не лезет ни в какие ворота.

Мэйси поддразнивает меня, стараясь разрядить обстановку, развеселить меня, но из этого ничего не выходит.

Хадсон часто сидит с нами в кафетерии и на уроках. Хотя большая часть Ордена и Флинт продолжают настороженно следить за ним, он каким-то образом сумел завоевать симпатию моей кузины, причем для этого хватило задорной улыбки и одного ванильного латте.

Собственно говоря, она одна из немногих, кто винит Джексона в разрыве наших с ним уз сопряжения, и она не скрывает, что она на стороне Хадсона. Я не могу не гадать, поддерживает ли она его потому, что считает, что он для меня наилучший вариант, или же просто потому, что он не Джексон – тот парень, который настоял на схватке с Неубиваемым Зверем, которая привела к гибели Зевьера.

Как бы то ни было, в одном она права: рано или поздно мне придется что-то со всем этим делать.

Однако до сих пор я тянула, откладывала решение… хотя бы до того момента, когда у меня появится какой-то план. Почти все время после прощания с Зевьером я только и делала, что пыталась придумать, как исправить ситуацию – как наладить отношения между Джексоном и мной, между Джексоном и Хадсоном, между Хадсоном и мной, – но ничего не придумала. Земля подо мной превратилась в зыбучий песок, и от моих крыльев не так много проку, как можно бы было ожидать… ведь мне необходимо время от времени приземляться, а всякий раз, когда я делаю это, почва уходит у меня из-под ног.

Должно быть, Мэйси чувствует мое смятение, потому что она садится на своей кровати и от ее веселья не остается и следа.

– Да, я понимаю, что сейчас тебе приходится несладко, – продолжает она. – Я просто подначивала тебя по поводу этих двоих парней. Ты делаешь все, что можешь.

– А что, если я не знаю, что делать? – Эти слова вырываются у меня сами собой. – Я только-только начала привыкать к тому, что я горгулья, а теперь мне придется что-то делать еще и с тем, что я завоевала себе место в Круге Погибели и Безнадеги и буду коронована, когда закончу школу.

– Круг Погибели и Безнадеги? – повторяет Мэйси, удивленно смеясь.

– После чего меня наверняка заточат в башню, или обезглавят, или устроят мне какую-нибудь еще столь же фатальную развлекуху. – Я говорю это шутливым тоном, но отнюдь не шучу. Я не испытываю оптимизма относительно моего членства в совете сверхъестественных существ, который возглавляют Джексон и Хадсон… или относительно всего того, что с этим связано. Я имею в виду подковерную борьбу, навыки выживания в ней, а также мое сопряжение с Хадсоном вместо моего настоящего бойфренда в этом дивном новом мире, в котором я оказалась.

– Я по-прежнему люблю Джексона. Я не могу изменить свои чувства. – Я тяжело вздыхаю. – Но мне также невыносима мысль о том, чтобы причинить боль Хадсону, – меня убивает взгляд, которым он смотрит за обедом на меня и своего брата.

Все это кошмар, с которым невозможно смириться, к тому же после своей встречи со смертью я почти не могу спать, так что теперь мне совсем паршиво. Но как я могу расслабиться, если всякий раз, закрыв глаза, чувствую, как зубы Сайруса вонзаются в мою шею и как невыносимая боль от его вечного укуса распространяется по моему телу? Или вспоминаю, как Хадсон укладывает меня в неглубокую могилу и хоронит заживо (я все еще не готова спросить у него, откуда он узнал, что надо делать). Или хуже того – и да, это действительно еще хуже, – снова вижу лицо Джексона в тот миг, когда Хадсон сказал ему, что я теперь его пара.

Эти воспоминания так мучительны, что мне хочется одного – убежать и спрятаться.

– Брось, все будет хорошо, – говорит Мэйси. Ее голос звучит неуверенно, в глазах читаются участие и тревога.

– Возможно, «хорошо» – это слишком сильное слово. – Я переворачиваюсь на спину и уставляюсь в потолок, но почти не вижу его. Вместо этого я вижу их глаза.

Две пары глаз, одни темные, другие светлые.

Они оба ждут чего-то, но я не знаю, как им это дать, они оба хотят получить ответ, а я ни малейшего понятия не имею, как его можно найти.

Я знаю, что чувствую. Я люблю Джексона.

А Хадсон, ну тут дело обстоит сложнее. Это не любовь, и боюсь, это не тот ответ, который он хочет услышать. Однако, когда он рядом, мой пульс учащается – правда, это неудивительно, ведь он объективно великолепен. К нему потянуло бы любую девушку в здравом уме. К тому же теперь между нами узы сопряжения, что заставляет меня чувствовать то, чего в действительности нет. Во всяком случае, я хочу, чтобы этого не было.

После всего, что он для меня сделал, после того как между нами, как я теперь понимаю, возникли некие узы, которые мы создали за недели, проведенные вместе, я не хочу его разочаровывать, говоря, что он для меня только друг.

Я опять испускаю тяжелый вздох. С чего я взяла, что Хадсону вообще хочется быть сопряженным со мной? Быть может, он, как и я, зол на вселенную за то, что она поставила нас в это щекотливое положение.

Мэйси тоже вздыхает, слезает со своей кровати и садится в изножье моей.

– Прости. Я вовсе не собиралась на тебя давить.

– Я расстроилась не из-за этого. Просто… – Я замолкаю, не зная, как облечь в слова смятение, мучающее меня.

– Это из-за всего, что произошло, да? – подсказывает она, и я киваю, потому что все это чертовски сложно переварить.

Между нами повисает молчание, долгое и неловкое. Я жду, когда Мэйси сдастся, вернется на свою кровать и забудет этот отстойный разговор, но она не сдвигается с места. Вместо этого она прислоняется к стене и смотрит на меня со спокойным терпением, что совсем на нее не похоже.

Не знаю, что так действует на меня: это молчание, ее взгляд или потребность излить душу, которая нарастала во мне весь день, но в конце концов напряжение доходит до такой точки, что я выпаливаю правду, которую скрывала от всех – даже от самой себя:

– Я правда думаю, что мне не под силу это сделать.

Я точно не знаю, какой именно реакции на мое признание я ожидала от кузины: за долю секунды в моем мозгу проносятся все варианты, от горячего сочувствия до слов «возьми себя в руки», произнесенных резким тоном, связанным не со мной, а с тем, что у нее самой дела тоже идут из рук вон плохо.

Но в конце концов она делает то, чего я от нее никак не ожидала. Она разражается смехом.

– Да ладно тебе. Я бы начала беспокоиться, если бы ты и впрямь возомнила, будто можешь справиться с этим в одиночку.

– Правда? – Я растеряна. И, возможно, немного оскорблена – неужели она в самом деле считает меня такой неумехой? Пусть сама я и знаю, что я не в себе, но это вовсе не значит, что мне хочется, чтобы об этом узнали все. – Почему?

– Потому что ты не одна, и тебе совсем не обязательно выплывать в одиночку. Вот для чего я здесь, рядом с тобой. Вот для чего рядом с тобой все наши – особенно это относится к твоим бойфрендам.

Я щурю глаза, услышав, как она употребляет это слово во множественном числе и притом делает это с нажимом.

– К моему бойфренду, – поправляю я ее. – У меня один бойфренд, а не два. – Я поднимаю указательный палец, чтобы она точно меня поняла. – Один, ясно?

– А, ну да. Один. Само собой. – Мэйси бросает на меня лукавый взгляд. – Тогда давай внесем ясность. Кого из этих двух вампиров ты имеешь в виду?

Глава 2. Мои несчастные узы

– Ты невыносима, – говорю я. – Но ты не будешь против, если мы сосредоточимся на том, что действительно важно? На окончании старшей школы?

После того как я потеряла своих родителей, сменила школу и пропустила три с половиной месяца, пребывая в облике, более всего напоминающем каменную водосточную трубу, я ужасно отстала, и моя перспектива закончить выпускной класс под вопросом. Если я не смогу завершить работу над всеми внеклассными проектами, которые мне накидали учителя, и сдать все выпускные экзамены, в следующем году мне придется опять пойти в двенадцатый класс. А это совершенно неприемлемо, как бы Мэйси ни хотела, чтобы я провела в Кэтмире еще один год. Если уж Хадсон может наверстать часы, которые он пропустил потому, что был мертв, то, черт побери, догнать остальных смогу и я.

– Ты же понимаешь, почему я на самом деле прячу голову в песок? – спрашиваю я. – Потому что мне не по силам одновременно выполнять эту чертову уйму заданий и пытаться придумать, что мне делать с Сайрусом, с Кругом и с…

– С твоей парой? – Мэйси невесело улыбается и вскидывает руку прежде, чем я успеваю запротестовать. – Извини, не удержалась. Но ты права, и, как бы мне ни хотелось, чтобы все сложилось иначе, ты, похоже, намерена закончить школу именно в этом году. – Она подходит к своему письменному столу и берет ноутбук. – А раз так, то, поскольку я взяла на себя роль твоей лучшей подруги, мне надо постараться, чтобы так и произошло. Тебе же скоро надо будет сделать презентацию по магической истории, которую ведет доктор Веракрус, да? Я слышала, как об этом говорили другие двенадцатиклассники.

– Да. – Я киваю. – Все должны были выбрать одну из тем, которые обсуждали на уроках в этом году, и представить по ней десятистраничный доклад. По словам доктора Веракрус, это нужно для того, чтобы мы смогли глубже изучить разные периоды магической истории, но, по-моему, она просто хочет помучить нас.

Мэйси снова забирается на свою кровать и печатает что-то на ноутбуке.

– Я знаю, какой темой тебе надо заняться. Тебе она подойдет!

– В самом деле? – спрашиваю я, садясь.

– Да, – отвечает она. – Вы же обсуждали на ваших уроках узы сопряжения, не так ли? Именно поэтому мне так не терпится начать изучать этот предмет. А ты живой пример того, о чем на уроках вам не говорили.

Я качаю головой.

– К сожалению, как раз эту лекцию я пропустила, но Флинт объяснил мне, что быть сопряженной более чем с одним человеком возможно. Так что я не одна такая.

Мэйси перестает печатать и смотрит на меня, изогнув бровь.

– Да, но ты единственный человек, у которого узы сопряжения разорвала не смерть, а что-то еще.

– Значит, такого больше ни с кем не бывало? – Мое сердце начинает часто биться. – В самом деле? – В это трудно поверить, и как же это ужасно. Если такого никогда не бывало, то как же мы сможем это исправить? Что нам теперь делать? И почему, почему, почему это случилось именно с Джексоном и мной?

– Да, ни с кем, – подтверждает Мэйси. – Узы сопряжения никогда не разрываются, Грейс. Они просто не могут разорваться – это закон природы или что-то вроде того. – Она замолкает и смотрит на свои руки, лежащие на клавиатуре ноутбука. – Вот только твои каким-то образом разорвались.

Как будто мне надо об этом напоминать.

Как будто сама я этого не знаю.

Как будто я не почувствовала, как они разорвались – с такой силой, которая чуть было не расколола меня пополам, которая чуть было не уничтожила меня… и Джексона тоже.

– Никогда? – Наверное, я все-таки чего-то не расслышала. Не может быть, чтобы я была единственной, с кем это произошло.

– Никогда, – повторяет Мэйси, произнося каждый слог и глядя на меня с таким видом, будто у меня вдруг выросло три головы. – Не «вроде бы никогда», Грейс, не «почти никогда», а никогда-никогда. Никогда в истории наших видов. Узы сопряжения нельзя разорвать ничем, кроме смерти. – Она мотает головой. – Никогда-никогда.

– Ладно, ладно, я тебя поняла. – Я примирительно качаю головой. – Узы сопряжения не разрываются. Вот только те узы, которые связывали меня и Джексона, все-таки разорвались, хотя мы оба живы, так что…

– Да, – хмурясь, соглашается она. – Так что это территория, на которую еще никто не ступал и которую еще только предстоит изучить. Поэтому неудивительно, что тебе кажется, что ты не в себе. Тебе действительно крепко досталось.

– Надо же, а я и не знала. – Я делаю вид, будто выдергиваю из своего сердца воображаемый кинжал.

Но Мэйси только строит мне рожи.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Понимаю, – соглашаюсь я. – Но в этой истории есть одна нестыковка. Я думаю о ней уже много дней, и из-за этой нестыковки мне не верится, что такого действительно никогда не бывало. Я…

– Говорю тебе, никогда, – перебивает она меня, для пущей убедительности размахивая руками. – Вообще никогда.

Я поднимаю руку, делая ей знак замолчать.

– Но если это правда, если узы сопряжения и впрямь никогда не рвутся, то откуда же взялось заклинание, которое разорвало мои? И каким образом Кровопускательница смогла узнать его?

Глава 3. Сохраняйте спокойствие и крылго

– Послушай, ты, случайно, не знаешь, что у нас сегодня на ужин? – спрашиваю я Мэйси, когда мы идем в кафетерий, шагая по коридору, освещенному светом канделябров в форме драконов. Мы обе зверски проголодались, потратив последние три часа на изучение темы уз сопряжения – хотя нам так и не удалось найти ни одного упоминания ни о существах, чьи узы оказались разорваны при их жизни, ни о заклинании, способном это сотворить. – Я забыла посмотреть меню.

– Что бы это ни было, это наверняка какая-нибудь гадость. – Мэйси гадливо кривится и вздыхает. – Ведь сейчас та самая среда.

– Та самая среда? – Наверное, мне следовало бы знать, что она имеет в виду, ведь я как-никак завтракаю, обедаю и ужинаю в здешнем кафетерии уже много недель подряд, но дело в том, что я постоянно погружена в раздумья. Неплохо уже, если я хотя бы не забываю надеть школьную форму, что уж говорить о меню… Если не считать четвергов, когда подают вафли. Эти дивные вафли я не забуду никогда.

Мэйси косится на меня, когда мы начинаем спускаться по лестнице.

– В общем, так – я предлагаю тебе взять замороженный йогурт и, возможно, булочку, если ты любишь риск.

– Замороженный йогурт? Ты это серьезно? Неужели все так плохо? Ведь ведьмы, работающие на школьной кухне, готовят так, что пальчики оближешь. – Что могло вызвать у моей кузины такое отвращение? Глаз тритона? Лапка жабы?

– Да, ведьмы готовят что надо, – соглашается она. – Но одну среду в месяц ужин готовят не они, потому что им надо уйти пораньше ради крылго. И сегодня как раз такой день.

– Крылго? Что это? – спрашиваю я, не зная, что и думать. Мое воображение рисует мне ведьм с огромными черными крыльями, летающих над крышей нашего замка. Но разве я могла такое пропустить?

Мэйси явно шокирована моим невежеством.

– Это что-то вроде бинго для ведьм и ведьмаков. Я жду не дождусь, когда стану достаточно взрослой, чтобы тоже играть в эту игру.

– Достаточно взрослой? – Я начинаю ломать голову, пытаясь представить себе, в какую версию бинго могут играть наши кухонные ведьмы, если она годится только для взрослых.

– Да! – Мэйси сияет. – Это похоже на бинго, но всякий раз, когда выкрикивают один из номеров в твоей карточке, нужно выпить одно из тех зелий, которые они подают в этот вечер. Одни зелья могут заставить тебя исполнить танец маленьких утят, другие могут вывернуть твою одежду наизнанку… А в прошлом месяце они сварили напиток, который заставлял людей ходить по комнате, рыча, как тираннозавры.

Она смеется.

– Так что если в конце концов ты заполняешь всю свою карточку и выигрываешь, то ты это заслужила. Наши кухонные ведьмы буквально помешаны на этой игре, хотя победительницей всегда выходит Марджори, ведь она у нас звезда. А потом начинается еще одно представление, потому что Серафина и Фелисити принимаются обвинять ее в том, что она заколдовала шары…

– Заколдовала шары? Интересно, чьи? – спрашивает возникший за нашими спинами Флинт. Как и всегда, на его красивом лице играет широкая улыбка, янтарные глаза лукаво блестят. – Я спрашиваю только потому, что это наверняка против правил.

– Хотя бы ты не начинай, – говорит Мэйси, ухмыляясь и качая головой. – Я говорила о крылго и о том, как наши кухонные ведьмы лезут из кожи вон…

– Крылго? – Он останавливается как вкопанный на нижней ступеньке лестницы, и беззаботная улыбка на его лице сменяется гримасой ужаса. – Скажите мне, что это не сегодня.

Мэйси вздыхает.

– Если бы.

– Знаете что? По-моему, мне не так уж хочется есть. – Флинт начинает отступать. – Думаю, я…

– Ну нет. Так легко тебе не отделаться. – Мэйси берет его под руку и тянет вперед. – Если мы все должны страдать, то изволь и ты.

Флинт недовольно ворчит, но Мэйси тащит его в кафетерий, несмотря на то, что она с ним полностью согласна.

Они оба продолжают ныть, пока я наконец не говорю:

– Да ладно, не может же это и вправду быть так плохо. Я знавала такие школьные кафетерии, где замороженный йогурт было не сыскать днем с огнем даже в лучшие дни – и ничего, жива.

– Еще как может, – отвечает Мэйси.

– Да-а, это такая дрянь, – сообщает мне Флинт.

– Но почему? Кто готовит ужин, когда ведьмы играют в крылго?

Они оба смотрят на меня с ужасом в глазах и хором отвечают:

– Вампиры.

Глава 4. Эта чертова кровавая среда

– Вампиры? – Мне становится немного неуютно, когда я думаю о том, чем питаются Джексон и Хадсон.

– Они родимые, – с гадливой гримасой говорит Флинт. – Я никогда не пойму, почему Фостер поручает приготовление ужина именно вампирам, когда ведьмы отчаливают для своих игр.

– А кому еще? – спрашивает Мекай, подойдя к нам со спины. – Драконам? На поджаренных маршмеллоу долго не протянешь.

– Маршмеллоу – это хотя бы еда, – ответствует Флинт, картинным жестом открывая одну из дверей кафетерия и пропуская меня вперед.

– Кровяной пудинг – это тоже еда, – огрызается Мекай. – По крайней мере, мне так говорили.

– Кровяной пудинг? – Я начинаю нервничать. Я понятия не имею, что это такое, но звучит жутковато.

Флинт бросает на Мекая самодовольный взгляд.

– А что бы ты сейчас сказала о маршмеллоу, поджаренных на драконьем огне, Грейс?

– Я бы сказала, что это неплохой ужин, если добавить к ним пачку вишневых Pop-Tarts. – Я оглядываюсь по сторонам, надеясь увидеть столик с закусками, оставшимися после завтрака и обеда. Но его нигде нет – впрочем, на ужине его и не бывает.

– Честное слово, будет не так уж плохо, – уверяет нас Мекай, подталкивая нашу троицу к очереди.

– Как же получилось, что, проучившись в Кэтмире столько времени, я ничего не слышала о вечерах игры в крылго? – спрашиваю я, пока одна часть моего сознания пытается вспомнить все известные мне блюда, в состав которых входит кровь – и их, если честно, набирается немного. Тем временем другая часть моего сознания заставляет меня искать глазами Джексона… или Хадсона.

Не знаю, что я испытываю – беспокойство или облегчение, – когда мне не удается найти ни того ни другого.

– Это потому, что прежде ты никогда не ходила в кафетерий столько недель подряд, – объясняет Мэйси. – И, по-моему, когда такая среда была в прошлый раз, Джексон угощал тебя такос в библиотеке.

У меня не укладывается в голове, что это происходило всего месяц назад. С тех пор столько всего изменилось, что у меня такое чувство, будто это было несколько месяцев назад. А может, даже не месяцев, а лет.

– Хотелось бы мне сейчас полакомиться такос в библиотеке, – ворчит Флинт и, взяв два подноса, протягивает их Мэйси и мне.

Мэйси берет поднос и вздыхает.

– И мне тоже.

– Не слушай их, – говорит мне Мекай. – Это не так уж и плохо.

– Сам ты не ешь нормальную еду, так что права голоса у тебя нет, – отзывается Флинт.

Мекай только смеется в ответ.

– В этом ты прав. Я схожу, возьму себе попить, а потом подыщу нам стол. – Он подмигивает Мэйси и направляется к большим оранжевым холодильникам, стоящим в глубине зала.

Очередь к фуршетным столам оказывается короче, чем обычно, и движется довольно быстро, так что через пару минут мы уже стоим перед ними. Обычно они ломятся от блюд, но сегодня выбор скуден. И ничего из того, что нам предлагают, не вызывает у меня энтузиазма.

Тут нет даже салатов, на их месте стоит громадный котел с супом, в котором плавают овощи, а также какие-то загадочные темно-коричневые кубики.

– Что это за штуки? – шепчу я Мэйси, когда мы проходим мимо нескольких взрослых вампиров – включая Мэриз, которая улыбается мне и приветливо машет рукой.

Я машу в ответ, но продолжаю продвигаться к столам.

– Это коагулированная кровь, – шепчет Мэйси.

Мы проходим мимо кровяной колбасы – ее я узнаю сразу, поскольку видела немало британских кулинарных шоу. И справедливости ради надо признать, что есть масса людей, которые любят ее. Но что до меня самой… не знаю. От всей этой истории с вампирской стряпней мне как-то не по себе. Откуда нам знать, что они используют только кровь животных, ведь некоторые из здешних учителей-вампиров придерживаются старых взглядов?

От этой мысли меня начинает подташнивать. Но тут я вижу гору оладий и испытываю несказанное облегчение, хотя, по идее, оладьи полагается есть на завтрак, а не на ужин. Однако моя радость длится недолго – подойдя поближе, я вижу, что это не простые оладьи: у них странный красновато-фиолетовый цвет.

– Только не говорите мне, что они добавили кровь и в оладьи, – выдавливаю из себя я.

– Еще как добавили, – отвечает Мэйси.

– Это такой шведский рецепт, – добавляет Флинт. – Называется Blodplättar. И надо сказать, вкус у них довольно неплохой. – Он кладет несколько оладий на свою тарелку.

Вампиры внимательно наблюдают за очередью к столам, и я беру одну оладью. Они наверняка старались, готовя этот ужин, и мне совсем не хочется их обижать. К тому же там дальше есть замороженные йогурты…

Полив оладью сиропом и наполнив миску смесью ванильного и шоколадного йогуртов и всеми сладкими подливками и посыпками, которые мне удается в нее уместить, я иду вслед за Флинтом и Мэйси через забитый народом зал, пробираясь к столу, который Мекай выбрал для нас. К нему уже присоединились Иден и Гвен, и я не могу удержаться от ухмылки, увидев надпись на новом фиолетовом худи Иден: «Копите сокровища».

Она видит мою улыбку и подмигивает, затем протягивает руку и утаскивает вишенку с замороженного йогурта Мэйси.

Моя кузина смеется.

– Я знала, что ты ее утащишь. – Она берет ложкой вторую вишню. – Поэтому я взяла еще одну.

Иден с быстротой молнии выхватывает у нее и вторую ягоду.

– Пора бы тебе уже понять, что нельзя доверять дракону хранение твоих сокровищ.

– Эй, перестань! – Мэйси дуется, а мы, остальные, смеемся. Я перекладываю ложкой пару вишен из моей собственной миски на ее йогурт – у меня их много, штук шесть. Если пребывание в Кэтмире меня чему-то и научило, так это тому, что нужно быть готовой ко всему.

– Ты самая лучшая из кузин. – Мэйси расплывается в улыбке, и до меня доходит, что это первая по-настоящему лучезарная улыбка, которую я вижу на ее лице после того, как погиб Зевьер. Я вздыхаю с облегчением – хотя до того, чтобы она ощутила себя по-настоящему счастливой, еще далеко, есть хотя бы какая-то позитивная динамика.

Вокруг меня течет беседа, говорят о научных проектах, о выпускных экзаменах, перемывают кости одноклассникам, с которыми я не знакома, а я тем временем поглощаю свой замороженный йогурт. Я пытаюсь следить за ходом разговора, но это нелегко, потому что я не перестаю искать глазами Джексона и Хадсона. Я понимаю, что это нелепо – ведь еще полчаса назад в моей комнате я утверждала, что мне некогда беспокоиться о них, а теперь я не могу перестать оглядывать зал в поисках одного из них, а может быть, и их обоих.

Но я ничего не могу с собой поделать. Мне не под силу включать и выключать свои чувства. Я люблю Джексона. Я дружу с Хадсоном. Я беспокоюсь о них обоих, и мне необходимо знать, что с ними все в порядке, особенно учитывая тот факт, что у меня не было возможности поговорить ни с тем ни с другим обо всем, что происходит.

Когда от замороженного йогурта в моей миске остается половина, в зале вдруг воцаряется тишина, и я чувствую, как по затылку бегают мурашки. Я поднимаю глаза, замечаю, что все вокруг смотрят на что-то за моей спиной, и понимаю – даже еще не обернувшись, – кого я увижу там.

Глава 5. Тупик

Мэйси, которая уже повернулась, чтобы выяснить, почему все вдруг умолкли, тыкает меня локтем в бок и, почти не разжимая губ, шепчет:

– Джексон.

Я киваю, чтобы показать ей, что я ее услышала, но не шевелюсь. Дыхание замирает, и я чувствую, как по моей спине бегают мурашки – стало быть, он подходит ко мне все ближе… и все его внимание сосредоточено на мне одной.

Мэйси тихо присвистывает, и это говорит мне все, что мне надо знать о его настроении. В последние недели она ведет себя с Джексоном довольно непринужденно – дружеские чувства способствуют раскованности, – но это не значит, что она забыла, насколько он опасен. Настороженность читается сейчас на лицах всех, кто сидит вокруг, она чувствуется в их позах – каждый замер, словно ожидая, что Джексон вот-вот нанесет удар… и каждый надеется, что этот удар обрушится не на его шею.

Даже Флинт позабыл и про свои оладьи, и про свой разговор с Иден о выпускном экзамене по физике полетов и смотрит сейчас мимо меня. Взгляд его одновременно и насторожен и дерзок, и именно беспокойство за Флинта – за то, что он может учинить, – заставляет меня повернуться, пока все вокруг не полетело в тартарары.

Я нисколько не удивляюсь, увидев Джексона за моей спиной. Но удивляюсь тому, как близко он стоит. Несколько недель назад стоило ему оказаться в такой близости от меня – на расстоянии нескольких дюймов, – как во всем моем теле начиналась свистопляска. А теперь есть только это ощущение мурашек, бегающих по спине, и я бы не сказала, что это приятное чувство.

Вчера после ужина он пригласил меня в свою башню, чтобы позаниматься вместе, но я не смогла пойти, поскольку о том же самом меня попросил и Хадсон. Я испытываю досаду и бессильную злость, думая о произошедшей после этого заварушке – похоже, ни один из братьев Вега не дорос до понимания того, что можно прекрасно заниматься и втроем.

Дело кончилось тем, что я пошла заниматься в свою комнату одна. И так ничего и не выучила, поскольку меня распирало от злости на них обоих.

Сегодня я отправила Джексону два сообщения, а он даже не соизволил ответить. Я знаю, ему не по вкусу моя дружба с Хадсоном – но он должен понимать, что это только дружба, и больше ничего. По-видимому, я не могу выбирать, с кем меня свяжут узы сопряжения, но я много раз показывала Джексону, что люблю только его.

И поэтому меня так злит его сегодняшний игнор.

Похоже, его отношение ко мне и сейчас не изменилось, во всяком случае, в эту минуту его темные глаза холодны, как ночь.

Как вершина Динейли в январе.

Он молчит, я тоже, и это длится целую вечность. Тишина повисает между нами и вокруг нас, пока из-за спины Джексона наконец не выходит Лука и не спрашивает:

– Вы не против, если мы сядем с вами?

И тут до меня доходит, что здесь весь Орден. Я привыкла сидеть в кафетерии в обществе Джексона и Мекая – это происходит несколько раз в неделю, но чтобы к нам присоединялись все друзья – такое случается нечасто. Но теперь они передо мной – Лука, Байрон, Рафаэль, Лайам, они все выстроились за Джексоном, словно готовясь к атаке.

– Само собой. – Я показываю на свободные стулья вокруг нашего стола, но Лука спрашивает не меня. Его взгляд устремлен на Флинта, который отвечает ему таким же пристальным взглядом, причем на его коричневых щеках играет чуть заметный румянец.

Ничего себе, такого я не ожидала.

Я смотрю на Иден и вижу, что она наблюдает за всем этим так же внимательно, как и я сама, и улыбается. Может быть, я ошиблась, когда на игровой арене перед турниром Лударес решила, что Флинт влюблен в Джексона? Может быть, он имел в виду Луку? Или Лука – это тот самый другой парень, о котором он говорил? После того нашего разговора Флинт больше не заговаривал о своих сердечных делах, а самой мне казалось неправильным расспрашивать его.

Но кого бы он ни имел в виду в тот день, сейчас очевидно, что Лука нравится ему. А Луке нравится он.

Флинт кивает, и Лука садится рядом с ним. Прежде чем я успеваю подумать о том, где сядет Джексон, Мэйси придвигает свой стул ближе к Иден, так что рядом со мной образуется пустое пространство. Джексон благодарно кивает ей и сразу же, отодвинув стул от соседнего стола, садится рядом со мной.

Мое сердце подпрыгивает, когда его бедро касается моего, он чуть заметно улыбается и, скосив глаза, бросает на меня пристальный взгляд. Затем очень медленно и очень нарочито делает это опять.

На сей раз мое дыхание пресекается, потому что это Джексон. Мой Джексон. И хотя после того, как я выиграла Лударес, наши отношения так и не стали прежними, хотя я так растеряна, что почти не могу думать, я все так же хочу его. Все так же люблю его.

– Как прошел твой день? – тихо спрашивает он.

Я качаю головой, когда осознаю всю недостаточность моих оценок и то, что перед мной маячит перспектива остаться на второй год.

– Так плохо, что я не хочу об этом говорить.

Я не говорю ему, что из-за того, что он не ответил на мои сообщения, мой день стал еще хуже. Впрочем, по его глазам я вижу, что он и так это знает. И что вся эта каша нравится ему не больше, чем мне.

– А как… – Мой голос срывается, и я, прочистив горло, начинаю опять: – А как насчет тебя? Как прошел твой день?

Он скорчивает гримасу и с такой силой зарывается пальцами в свои шелковистые черные волосы, что становится виден шрам, змеящийся по его левой щеке. Эту рану нанесла ему королева вампиров Далила – его мать – за то, что он убил ее первенца. Который теперь восстал из мертвых. И стал моей парой, хотя я все так же люблю моего прежнего суженого, мою прежнюю пару, чьи узы сопряжения со мной, по идее, ничто и никогда не могло разорвать.

От этой мысли у меня начинает болеть голова.

Куда до всего этого сюжетам мыльных опер. Мне было бы не под силу выдумать такое, как бы я ни старалась.

– Все так же, – отвечает он наконец.

– Так я и думала.

Больше он ничего не говорит, и я тоже. Вокруг звучит оживленная болтовня, но я не могу придумать ничего, чтобы прервать его каменное молчание. Мне странно чувствовать себя с Джексоном так неловко, ведь прежде мы с ним могли часами разговаривать на любые темы.

Мне тошно от этого, особенно когда я вижу, как непринужденно ведут себя остальные. Иден и Мекай, смеясь, болтают, Мэйси и Рафаэль тоже. Байрон и Лайам целиком поглощены беседой, а Флинт и Лука… Флинт и Лука определенно флиртуют, в то время как мы с Джексоном едва можем смотреть друг на друга.

Я начинаю отламывать ложкой еще один кусок своего замороженного йогурта, но, прежде чем поднести его ко рту, понимаю, что у меня пропал аппетит. Я кладу его обратно в миску и решаю: к черту. Если все так стремно, что я не могу есть, можно с тем же успехом отправиться в библиотеку.

Должно быть, Джексон чувствует мою нервозность, потому что, как только я собираюсь встать, он накрывает рукой мою ладонь. Это так знакомо, так хорошо, что я автоматически поворачиваю руку так, чтобы сплести мои пальцы с его пальцами, хотя все еще злюсь на него.

Он целует мои пальцы, затем перемещает наши сцепленные руки под стол, и меня пробирает дрожь. В такие моменты, когда мы касаемся друг друга, мне начинает казаться, что, быть может, у нас все-таки есть шанс. Быть может, все не так страшно, как кажется. Быть может, у нас еще есть надежда.

Я уверена, что он сейчас чувствует то же, что и я – это видно по пожатию его руки. И по тому, что он не спешит нарушить это наше непринужденное молчание – можно подумать, что он, как и я, боится испортить этот момент. Так что мы просто сидим, слушая разговоры вокруг нас. И это срабатывает, во всяком случае на какое-то время.

И тут это происходит – и каждый нерв в моем теле напрягается до предела.

Мне нет нужды оборачиваться, чтобы понять, что в кафетерий только что вошел Хадсон – однако рука Джексона крепко сжимает мою, и это подтверждает то, что я уже поняла.

Глава 6. Повесть о двух вегах

Проходит секунда, и все замечают его, причем одновременно. Каждый из наших застывает, будто затаив дыхание, и переводит взгляд с Джексона на меня и обратно. Это делают все, кроме Мэйси, которая машет рукой так, будто пытается в буран привлечь внимание летчика, пилотирующего самолет. А потом она освобождает место для второго брата Вега, придвинув свой стул так близко к Иден, что почти оказывается у нее на коленях.

Хадсон бормочет «спасибо» и, быстро придвинув стул, со стуком ставит свой поднос рядом с Мэйси. На нем красуются три куска чизкейка, а также его обычный высокий стакан с кровью.

Мэйси улыбается еще шире, беря одну из тарелок.

– О-о-о, тебе не стоило так напрягаться.

– Я слышал, что сегодня кухонные ведьмы ушли играть в крылго, вот и подумал, что чизкейк, оставшийся с обеда, тебе не повредит, – говорит ей Хадсон, но его глаза ни на секунду не отрываются от моих, если не считать того момента, когда он замечает, что и Джексон, и я опустили одну руку под стол. И, хотя я и понимаю, что он не видит, что мы касаемся друг друга, у меня возникает такое чувство, будто он застукал меня за чем-то дурным. Похоже, Джексон чувствует мою внезапную неловкость, поскольку он отпускает мою ладонь и кладет обе руки на стол.

Хадсон ничего не говорит ни мне, ни ему. Вместо этого он поворачивается к моей кузине, будто вообще не обратил внимания на то, что мы с Джексоном держались за руки, и спрашивает:

– Кто-нибудь хочет сыграть в шахматы?

В последнее время он и Мэйси играют в шахматы пару раз в неделю. Думаю, в первый раз он попросил ее сыграть с ним, чтобы отвлечь ее от мыслей о Зевьере, а она согласилась, потому что, по ее мнению, было неправильно, что все сторонились его. Но недавно я заметила, что она гуглит шахматные стратегии, когда думает, что я на нее не смотрю, так что она действительно начала получать удовольствие от их дружбы.

– А как же, – отвечает она, жуя чизкейк. – Вот увидишь, скоро я надеру тебе задницу.

– Сначала тебе придется запомнить, как ходить конем, – парирует он.

– Но это же сложно.

– Да-а, намно-о-го сложней, чем шашки, – поддразнивает ее Иден, утаскивая кусок ее чизкейка.

– Я серьезно, – дуется Мэйси. – Ведь каждая фигура ходит по-своему.

– Я поиграю с тобой, Мэйси, – кричит Мекай, сидящий в конце стола. – Хадсон тут не единственный стратег.

– Да, но я единственный, у кого имеется собственный шахматный столик.