Поэтому он не произнес вслух те вопросы, ответы на которые хотел услышать, — о ее сыне, о мужчинах в ее прошлой жизни. Он уважал ее личную жизнь. И одновременно хотел знать о ней все.

До самых сокровенных, личных подробностей.

— Мы можем выследить его, Гейб. — Ее пронзительные голубые глаза внезапно вспыхнули. Глядя на языки пламени, она думала о Стайгере. — Мы можем выследить его, выманить из того места, где он прячется.

— А потом? — спросил он, слегка озадаченный ее словами.

Ее глаза зажглись холодным, жестоким огнем, как у ее волкособак. При виде этой внезапной свирепости у Гейба екнуло сердце.

— В убийстве человека нет никакой славы, Сильвер. Ее нет и никогда не должно быть.

Она посмотрела на него с необузданной животной яростью, от которой у него по спине пробежали мурашки.

— Ты хочешь сказать, что не стал бы в него стрелять? Если там, в глуши, где никто, ни один свидетель не увидит, что произошло, ты загонишь этого зверя в ловушку и пощадишь его?

Он выдержал ее взгляд, но ничего не сказал. Помня о своем полицейском значке, о верховенстве закона. Помня о своей клятве охранять жизнь граждан. Помня, что оружие выдано ему для того, чтобы сохранять жизнь, а не отнимать ее, что его можно извлечь лишь при столкновении со смертельной опасностью.

Но он также осознавал, что застрелит Стайгера, даже если это не будет явной самообороной.

Его мучил вопрос, когда именно он пересек в своем сознании эту черту. И в его душу закрался зловещий холод.

— Это было бы противозаконно, — тихо произнес он, уклоняясь от ответа.

Она резко отвернулась, как будто получила пощечину.

Он протянул руку и коснулся ее. Она напряглась еще сильнее.

— Сильвер, — тихо сказал он, чувствуя, что она на каком-то уровне испытывает его. Его тревожило то, что может скрываться за ее вопросами. Ему было не по себе от того, что он вынужден говорить об этом открытым текстом, что ему приходится заглянуть в себя.

— Разве ты не видишь? Именно этого и хочет Стайгер. Чтобы ты… чтобы я… отреагировали именно так. Он обнажает в людях первобытную суть, стремление выжить, будит животные инстинкты в каждом из нас. Вот почему я не хочу, чтобы ты стала частью этого. Чтобы он вынудил тебя… захотеть переступить черту. Я не дам тебе охотиться на него. — Он на миг умолк. — Без соображений безопасности, без законности и полицейского протокола этого не произойдет.

Она как-то странно посмотрела на него.

— Как ты думаешь, что он намерен делать дальше?

Причинить мне боль через тебя. Снова сделать меня беспомощным, заставив смотреть, как он забирает у меня мою женщину.

Он медленно выдохнул.

— Он пришел за мной, Сильвер. Я должен выманить его из поселка, подальше от тебя. И я должен сделать это в одиночку.

— Нет. Я нужна тебе, Гейб. Одному тебе с этим не справиться.

Да, она действительно была ему нужна, и он был потрясен, как сильно.

— Мне нужно одно… — сказал он, понизив голос до шепота и наклоняясь вперед, — …чтобы ты была здесь, когда я вернусь, Сильвер.

Она пытливо посмотрела ему в глаза. Ее собственные потемнели до чувственного цвета индиго.

— Ты не вернешься, сержант, — тихо сказала она. — Если только я не пойду с тобой и не помогу тебе выследить его.

Притяжение между ними кипело — неизбежное, неумолимое, электрическое. Она слегка подалась вперед. Он помешкал мгновение, но затем сократил дистанцию и крепко обнял ее за шею. Его губы коснулись ее губ.

Жар пронзил его, в ушах загудела кровь.

Она прижалась губами к его губам, одновременно неуверенно и жадно, ее рука медленно скользнула вверх по его руке, ее дыхание стало легким и учащенным.

Похоть достигла пика, горячая, острая, нетерпеливая. Гейб испугался — как бы его спешка не отпугнула ее снова. Сильвер была такой противоречивой. Но ее рука переместилась к его груди, ее пальцы крепко прижались к ткани его рубашки. Гейб почувствовал, как откуда-то из глубины его нутра поднимается стон. Рука Сильвер опустилась ниже, ее пальцы проскользнули между пуговицами его рубашки и встретились с его кожей.

Он помнил, что его пистолет находится в пределах досягаемости, слышал, как по оконным ставням стучат ледышки. Он прекрасно осознавал все это и в то же время был ослеплен абсолютным блаженством.

Он осторожно приоткрыл языком ее рот, пробуя ее на вкус, притягивая ее в свои объятия, зная в глубине души, что теперь для него не может быть пути к отступлению.

Ее скользкий язык переплелся с его языком, и он быстро расстегнул на ней рубашку. Лифчика не было. Его пульс забился чаще. Он оттянул мягкую фланель на ее плечах назад, обнажая ее груди. От ощущения теплой, гладкой кожи под его ладонями он застонал от удовольствия.

Он слегка откинулся назад, желая полюбоваться в свете камина ее обнаженным торсом. Увы, то, что он увидел, заставило его застыть на месте.

На миг его охватил непреодолимый ужас. Ее левое плечо рассекал глубокий уродливый шрам: розовый бугристый след тянулся через гладкую выпуклость левой груди почти до самой грудины и заканчивался чуть выше темного соска.

Гейб вопрошающе посмотрел ей в глаза.

Сильвер начала бить дрожь. В огромных глазах застыл плохо скрытый страх.

— Кто сделал это с тобой?

Ее взгляд метнулся к каминной полке. Она запахнула рубашку.

— Я… это был несчастный случай, — прошептала она еле слышно.

— Сильвер…

Она сглотнула и, сжав в кулаке ткань рубашки, плотно прижала ее к груди.

— Это ужасно. Уродливо. Я… извини. — Слезы блестящими каплями катились по ее лицу, отражая свет камина.

— Нет, о боже, нет, Сильвер. Я не это имел в виду… — он потянулся к ней, но она отстранилась. — Скажи мне, что случилось, что за несчастный случай?

Она отвернулась.

— Какая разница.

— Сильвер?..

— Я сказала, какая разница.

Она упорно отказывалась встречаться с ним взглядом.

Она лгала. Но зачем ей понадобилось ему лгать? Что она скрывала?

И все же она позволила ему это увидеть. Как будто ей это было нужно. Почему? Чтобы испытать его?

— Сильвер, это не пустяк. — В свое время рана не была аккуратно зашита, это было свидетельством того, что, когда это произошло, она не получила надлежащей медицинской помощи.

— Когда это произошло? Кто тебя лечил?

Что-то резко и окончательно закрылось в ее глазах.

По-прежнему сжимая рубашку, да так, что ее пальцы побелели, она поднялась на ноги.

— Ты можешь занять диван…

— Погоди! — Он схватил ее за руку. Сомнений не было: эта рана — дело чьих-то рук.

Ее собаки мгновенно напряглись: подняли головы и, навострив уши, наблюдали за Гейбом. Валкойнен тихонько зарычал. Она еле слышно приказала им умолкнуть.

— Скажи мне, кто это сделал с тобой, Сильвер, — решительно потребовал Гейб.

Она застыла на месте, не в силах ответить ему. Взгляд ее был устремлен на его руку, удерживающую ее запястье.

— Сильвер, пожалуйста, выслушай меня. Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо встречал. Это… — Он заглянул ей в глаза. — Это не уродливо. Но только конченый подонок мог сделать такое. Вот что меня возмущает. Меня бесит, что кто-то мог так поступить с тобой.

На ее шее запульсировала жилка.

— Я должен знать, кто сделал это с тобой, Сильвер.

Паника, страх или что там еще, что преследовало ее, придавало жесткость чертам лица. Ее глаза горели.

— Я же сказала тебе, — тихо произнесла она, — это был несчастный случай.

— Это был мужчина, верно я говорю? И он ранил тебя глубже, чем этот шрам, не так ли?

Ее начало трясти.

— Пожалуйста, Гейб, отпусти меня.

Он разжал ее запястье.

Она повернулась, направилась к двери своей спальни и с тихим щелчком закрыла ее за собой.



Гейб набрал полную грудь воздуха — внутри него в опасном гремучем коктейле клокотали ярость, сожаление, сострадание, физическое желание.

Чутье опытного полицейского подсказывало ему — тот, кто вспорол ей грудь, оставив этот жуткий шрам, причинил ей боль самым интимным из возможных способов.

Судя по реакции Сильвер на его вопросы, на физическую близость, ее, скорее всего, изнасиловали.

Внутри Гейба кипело неукротимое, страстное желание защитить эту женщину. Весь его гнев сосредоточился на одной цели — Стайгере.

Он не подпустит этого монстра к Сильвер.

Ведь если тот доберется до нее, он причинит ей боль самыми извращенными способами, заставит заново пережить то, что спустя годы все еще преследовало ее.

Гейб потянулся за своим ружьем, прижал его к груди, откинул голову на спинку дивана и прислушался к завыванию снежной бури за окном. Его палец мягко нащупал спусковой крючок. Он пристрелит любого, кто посмеет хотя бы прикоснуться к ней.

Он шел по следу Стайгера, и он поклялся прикончить этого ублюдка. Это, конечно, неправильно. Но теперь Гейб был вне этого. Он был в новом месте, где старые правила были неприменимы.

И когда он вернется, он узнает от жителей поселка, что случилось с Сильвер. Он проверит старые полицейские файлы Блэк-Эрроу-Фоллз на предмет записи о нападении, а затем займется тем, кто это с ней сделал.

Он не станет давить, не будет требовать, чтобы она рассказала ему все сама. Что бы ни случилось, она явно уже настрадалась.

И это многое объясняло в ней.

Это объясняло, почему она отстранилась от его поцелуя в тот момент, когда он сел за руль.

Если он хочет любить Сильвер, ему придется уступить ей.

И в этот момент он понял — Стайгер уже выиграл этот раунд.

Он только что дал Гейбу что-то, что он может потерять.

В очередной раз.



Он присел на корточки под раскачивающимися ветвями и стал наблюдать за хижиной. В ночной темноте ветер гнал падавшие с неба снежные хлопья. Они неприятно облепляли лицо, но он приветствовал этот дискомфорт.

Как и непрекращающуюся пульсирующую боль в ноге: его рана покраснела и распухла.

Боль — мой друг. Терпение — это искусство хищника.

Сквозь щели в деревянных ставнях слабо просачивался свет.

Из трубы вился дым. Было поздно, и они, наверное, оба там. Вместе. Скорее всего, сидят у камина.

Его губы тронула улыбка. Да, полицейский, похоже, у него на крючке, но он не был уверен насчет женщины-следопыта. Пока не уверен. Возможно, ей нужен другой стимул.

Что-то такое, что сломало бы ее, полностью лишило контроля. Пробудить внутри нее животное — животное, которому он хотел бросить вызов.

И он наблюдал за ней достаточно долго, чтобы знать, как это сделать.

Он нащупал охотничий нож…

Глава 12

Упершись руками о раковину в ванной, Сильвер посмотрела в зеркало на свое заплаканное лицо.

Какая же она идиотка!

Она хотела его. Она так отчаянно хотела почувствовать его теплое тело рядом со своим, почувствовать его внутри себя.

В ее животе разлилось тепло, на глаза вновь навернулись слезы. Ее начало трясти. Стиснув зубы, она вцепилась в края раковины и попыталась взять себя в руки.

Гейб подарил ей свободу. Он вырвал ее из эмоциональной тюрьмы, вернул способность снова чувствовать. Плакать. Хотеть. Тосковать. Это был невероятный катарсис, но вместо того чтобы позволить ему прикоснуться к ней, вместо того чтобы отдаться ему, она убежала.

Чертова трусиха!

Она сорвала с плеч рубашку. Та упала на пол, и Сильвер посмотрела на свой обнаженный торс — на уродливый шрам через всю грудь, на ниспадающие на плечи волосы.

Потрясение, ужас в его глазах — это было самое худшее. Из-за этого она почувствовала себя непривлекательной, нежеланной, нелепо сломленной.

Она осторожно потрогала кончиками пальцев сморщенный участок кожи. Он был уродлив, этот след насилия.

Как и ее жизнь.

Она провела пальцем по неровным краям шрама. Дэвид оставил этот жуткий след на ее теле зазубренным куском ржавой жести.

Он грубо толкнул ее. Она упала навзничь, ударилась головой о камень и чуть не потеряла сознание. Он набросился на нее, удовлетворяя свою животную похоть, и все это время маленькое, истерзанное, мертвое тельце ее мальчика лежало на расстоянии вытянутой руки.

Ее желудок скрутило. Слезы стали обильнее. Из ее груди вырвалось душераздирающее рыдание, звук которого она даже не узнала. Оно исходило изнутри нее, откуда-то из самой глубины, как будто внезапно ожило и всплыло на поверхность некое окаменевшее ископаемое, разрывая ее изнутри.

Ее сердце бешено застучало. На лбу выступили бисеринки пота. Она крепче сжала раковину и на мгновение закрыла глаза, но от этого ей стало только хуже.

Воспоминания сделались лишь еще ярче.

Дэвид был пьян и быстро отключился, полагая, что уже убил ее. Он пришел в себя, когда она пыталась отползти. Его ружье валялось в стороне, но она видела, как он потянулся за ним.

Ее инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Она начала действовать первой.

Она убила его прежде, чем он смог бы убить ее.

Присяжные могли взглянуть на это иначе. Адвокат защиты вряд ли убедил бы их в том, что Дэвид убил бы ее, не сделай она это первой.

Сильвер была убеждена, что Дэвид — психопат. Сначала он очаровал ее, закружил голову, после чего использовал в своих целях.

Он был бутлегером, и ему требовалась база в городе. И Сильвер стала такой базой. Его торговля спиртным, в конечном счете, принесла горе и страдания людям, которых она любила. Жители поселка, даже если и подозревали, что она сделала с Дэвидом, предпочитали молчать. По их мнению, восторжествовала справедливость. Дэвид заплатил за свои грехи.

Она поместила окровавленную приманку среди ветвей, чтобы привлечь диких животных, в надежде уничтожить его тело. Это сработало. Доказательств, достаточных для того, чтобы предъявить ей обвинение, не было, хотя полиция допускала, что она вполне могла это сделать.

Но чувство вины никуда не делось. Как и ее шрам, оно навсегда останется с ней.

И убийца Старого Ворона неким образом это знал. Он как будто разбередил этот шрам, вынудив ее заново пережить тот ужас. Вынудив ее взять с собой на охоту полицейского.

Она стиснула зубы. Ее взгляд посуровел. Она сердито посмотрела на свое отражение. С Гейбом она совершила ужасную ошибку.

Как офицер КККП, Гейб Карузо был одним из немногих людей в этой стране, кому было предоставлено право отнять у нее то единственное, чем она дорожила больше всего на свете, — ее свободу. И хотя он, возможно, и раскрепостил ее эмоционально, у него все еще имелась власть физически посадить ее за решетку.

Признайся она ему, у него было бы только два варианта действий. Передать ее правосудию. Или же стать ее соучастником — то есть, по сути, преступником.

Она никогда не поставила бы его в такое положение.

Сильвер не была уверена, когда именно это случилось, — возможно, с того первого момента, когда она посмотрела в эти карие глаза и увидела в них отголосок своей собственной одинокой боли, — но теперь Габриэль Карузо был ей небезразличен. Если она признается ему, то поставит его перед выбором: любовник он или полицейский. Он просто не мог быть и тем, и другим.

И не было никакого способа ни для того, ни для другого выйти из этой ситуации, не получив душевных ран.

Внезапно в дверь ванной настойчиво постучали.

— Сильвер!

Она застыла на месте.

Гейб постучал снова, на этот раз громче.

— С тобой все в порядке? — Она уловила в его голосе тревожную нотку. Но не смогла найти в себе силы ответить ему.

— Сильвер!

Ее сердце бешено заколотилось. Господи, что ей делать? Она поспешно вытерла лицо, не уверенная в том, что сможет сейчас посмотреть ему в глаза.

— Сильвер!

Он навалился плечом на дверь. Та с треском распахнулась и стукнулась о стену.

С оружием в руках он влетел в ванную. Она ахнула и схватилась за раковину у себя за спиной. Увидев ее обнаженной до пояса, он оторопел.

— Черт возьми, Сильвер! Почему ты мне не отвечала! Ты так долго молчала, что я… подумал… — Его взгляд скользнул по ее груди, по обнаженному животу. Он провел рукой себя по волосам, не зная, куда смотреть. — Ты в порядке? Почему ты не ответила?

Она же по-прежнему не могла обрести дар речи.

Его взгляд был прикован к ее груди, к ее шраму.

Она сглотнула, отказываясь прятаться, не желая прикрываться.

Он в упор посмотрел на нее. Его глаза горели почти животным желанием. Сильвер вздрогнула, в животе защекотало. Значит, она ему не отвратительна? Он все еще хочет ее. Сильно и страстно. Это было видно по его лицу, по тому, как дрожала его рука, когда он клал ружье на раковину.

— Сильвер, — прохрипел он и шагнул ближе.

Он протянул руку и кончиками пальцев осторожно коснулся ее шрама.

— Никогда не думай, что это делает тебя некрасивой. — Он медленно провел пальцем по гребню шрама вниз, к ее соску. — Никогда так не делай, — прошептал он, большим и указательным пальцами сжав ее сосок. Тот напрягся так сильно, что ей стало больно. — Тебе нечего скрывать, по крайней мере, от меня.

Ты не знаешь и половины того, что я вынуждена скрывать.

Она выдержала его взгляд, ее дыхание сделалось частым и поверхностным.

Внезапно она подалась вперед, и ее губы встретились с его губами. Она крепко поцеловала его. Приоткрыв ему рот, она языком нащупала его язык и переплелась с ним. Ее рука скользнула вверх по его торсу. Она тотчас почувствовала под пальцами пульсацию его мышц.

Он застонал. Взяв ее голову в ладони, он зарылся пальцами в ее волосы, однако позволил ей взять инициативу в свои руки.

Это придало ей уверенности. И разожгло желание.

Она хотела его. Она захотела попробовать… снова быть с мужчиной… с этим мужчиной. Она потянулась к пуговицам его рубашки и стала неловко расстегивать их. Желание поглощало ее, ослепляло, испепеляло любую тревогу о будущем. Для нее больше не существовало ничего, кроме этого момента. Она больше не хотела ни о чем думать. Стоит ей задуматься, как она снова впустит в сердце страх.

Гейб провел рукой по всей длине ее талии. Его шероховатая ладонь слегка щекотала ее обнаженную кожу.

Между бедер у нее тотчас сделалось жарко. Ноги стали как будто ватными. Она безвольно откинулась на раковину. Гейб поцеловал основание ее шеи, провел языком по ложбинке под горлом. Она блаженно откинула голову назад. Затем он поцеловал кожу на ее груди. Его губы были мягкими, теплыми и влажными. Взяв в рот ее сосок, он принялся ласкать его языком. Сильвер задрожала.

Она положила ладони ему на грудь, ощущая жесткость его волос, твердость мышц под эластичной кожей. Затем ее рука скользнула вниз, к твердому, как камень, прессу. Ее пальцы прошлись по завиткам темных, густых волос, убегавших под брюки, пока не наткнулись на жесткую кожу его оружейного ремня.

Он внезапно отстранился, и ее сердце едва не выпрыгнуло из груди.

— Пойдем, — хрипло прошептал он, хватая ее запястье. — Пойдем назад, к камину.



Гейб осторожно положил ремень с оружием на кофейный столик и расстегнул молнию на брюках. Сильвер беззастенчиво наблюдала за ним с коврика перед камином. Она чувствовала, что ее дерзкий, пристальный взгляд делал его еще тверже. Ей нравилось то, что она делала с его телом, — это придавало ей сил.

До Дэвида у Сильвер не было с этим проблем. Она не ведала, что такое страх, что такое неуверенность в себе.

Дэвид, хотя и был поначалу обаятелен, оставил в ее душе и на ее теле рану. Он заставил ее почувствовать себя уродиной. Отверженной. Парией.

Гейб возвращал ей частичку ее былой сущности, и ее сердце в эти мгновения разрывалось от нежности. Она знала, что он делал сейчас — полностью раздевался перед ней. Ничего не скрывая от нее.

Чтобы она видела каждое его движение.

В глубине души она знала, что, если почувствует себя неуверенно, если испугается его, он остановится. И он вряд ли станет давить на нее вопросами по поводу ее шрама. Или ее сына. Он не собирался загонять ее в угол.

Сильвер никогда не встречала такого мужчину, как Гейб. Желание накрыло ее с головой. Целиком и полностью.

Знала она также, что это не может продолжаться долго.

Но ей не хотелось думать об этом сейчас. То, что он давал ей, было слишком ценно. Он вернул ей полноту жизни. А еще он был прекрасен в своей наготе. Мускулистый. Сильные бедра и грудь. Свет камина мерцал на его оливкового оттенка коже, обрисовывая мускулы, отбрасывая тень на густые, чувственные завитки волос, что темной стрелой спускались к паху.

Он опустился перед ней на колени, его член был твердым, как камень. Сильвер заметила, что у него тоже есть шрамы на внутренней стороне икры и бедра.

Их оставил Стайгер.

Она посмотрела ему в глаза, и в ее сердце шевельнулось ответное чувство.

Снаружи, стуча ставнями, завывал ветер, в заиндевевшие окна сбилась обледенелая снежная крупа. Ее собаки мирно спали, как будто знали, что она в безопасности.

Гейб протянул руку и, откинув с ее обнаженных плеч волосы, улыбнулся, любуясь ею.

Ее глаза затуманились. С ним она вновь почувствовала себя красивой. С ним она вновь почувствовала себя желанной.

Она притянула его к себе. Он жадно припал губами к ее губам, а она тем временем расстегнула молнию, спустила джинсы и трусы.

Нежно скользя языком по его языку, она раздвинула ноги и тотчас почувствовала, как у него перехватило дыхание.

— Ты уверена, Сильвер? — пробормотал он, не отрывая губ.

— Да, — прошептала она, приподнимая бедра, чувствуя, как внизу живота разливается невыносимый жар.

Его ладонь скользнула вниз по ее животу, медленно, очень медленно, продвигаясь к внутренней стороне бедер.

— Скажи мне, — прошептал он, — если захочешь, чтобы я остановился.

Вместо ответа она взяла его руку и направила ее ниже. Она уже дрожала от желания, трепетно предвкушая, что впервые за пять лет ее вновь коснется мужчина.

Его пальцы скользнули ей между ног и нежно, тепло обхватили ее. Она ахнула.

Он мгновенно замер.

Но она раздвинула ноги шире, приподнимая бедра ему навстречу, снедаемая почти животным желанием поскорее ощутить его внутри себя.

Он начал медленно ласкать ее, с каждым разом все больше раздвигая ее складочки. Его движения становились все более упругими, а жар внутри нее — все нестерпимее. Затем один его палец медленно проскользнул внутрь нее.

Она вскрикнула.

Он замер.

Она покачала головой.

— Нет, — прошептала она. — Еще… прошу тебя. Я… хочу тебя, Гейб.

Он скользнул пальцем глубже, лаская ту часть ее тела, от прикосновения к которой ей вновь захотелось кричать. Выгнув спину и широко раздвинув ноги, она впилась пальцами в его спину.

Он скользнул губами вниз по ее животу и, держа ее бедра раздвинутыми, поцеловал ее между ног, скользнув языком внутрь ее.

По ее лицу потекли слезы. Она была на грани оргазма.

Ее сотрясала дрожь. Она выгнулась навстречу ему. Она хотела его… хотела его всего.

Устроившись между ее ног, он мягко опустил на нее свой вес, и она ощутила горячий, гладкий кончик его возбужденного члена.

На мгновение страх усилился, но он вошел в нее, заполнил ее до краев. И ее голова пошла кругом.

Он осторожно продвигался глубже, давая ее телу приспособиться, а затем начал двигаться в мучительно изысканном темпе, постепенно доводя ее до сладкого исступления.

Она воспаряла все выше и выше. Она забыла обо всем. Забыла о своем страхе, о том, что Гейб полицейский, целиком и полностью отдавшись наслаждению. Она приподняла бедра, открываясь шире. В такт его движениям она двигалась под его телом, чувствуя между своих ног щекотку его волос.

Поняв ее, он накрыл ее всем телом и ускорил напор и темп, каждый раз полностью входя в нее, сводя ее с ума. По ее телу струился пот, волосы на его груди восхитительно щекотали ее обнаженную грудь, его вес тяжело давил на нее.

Внезапно она застыла. Все ее мышцы напряглись, и она с резким криком достигла пика. По ее лицу ручьем текли слезы.

Он содрогнулся и кончил в нее, прижимая ее тело к себе так крепко, что она поняла — ничто в этом мире не может причинить ей боль.

Она смеялась и плакала, эмоции переполняли ее. Все, что она сдерживала в течение пяти долгих, тяжелых лет, в его объятиях вырвалось на свободу.

Он убрал волосы с ее лица и поцеловал. Нежность в его глазах разбила ей сердце. Все, что определяло его как человека, — причина, по которой он стал полицейским, его яростное сострадание, — все это было в тот единственный неосторожный момент в его взгляде, и в этот момент Сильвер полюбила его.

Этот мужчина защитит ее ценой своей жизни, но ей придется разбить ему сердце.

Потому что она не могла просить его изменить то, кем он был. Она не могла просить его выбирать между ней и карьерой полицейского.

Глава 13

Наступил серый, холодный рассвет. Но пройдет еще несколько часов, и из-за горизонта выглянет северное солнце.

В форме и бронежилете Гейб стоял у окна, держа в руках кружку с кофе и наблюдая за тем, как собаки Сильвер, словно дети, резвятся на свежем воздухе. В его сердце прокралась радость: он вновь подумал о будущем, о желании обзавестись семьей.

Например, он мог бы попробовать создать ее с Сильвер, но для этого ему нужно пережить следующие пять дней… и остаться живым. Он поправил ремень с оружием. Он был готов.

Он выступит перед поселком на общем собрании. Затем соберет снаряжение и покинет Блэк-Эрроу-Фоллз.

— Гейб?

Сильвер, только что принявшая душ, стояла в дверях спальни — невероятно, ослепительно красивая.

Его сердце сжалось. Он как будто родился заново.

Ночь с ней была равносильна возвращению домой. Сильвер дала ему то, что он потерял, — желание будущего. Благодаря ей ему захотелось воссоединиться со своей семьей.

Благодаря ей он вспомнил все те вещи, которые после Уильямс-Лейка казались ему такими нелепыми. Все то, что он когда-то желал.

— Я не отпущу тебя одного, — заявила она. Ее синие глаза будто молнией пронзили его с другого конца комнаты. — И ты это прекрасно знаешь.

Гейб промолчал.

Он ни за что на свете не возьмет ее с собой.

Он ни за что на свете не подпустит к ней Стайгера.

С этической точки зрения он не мог позволить ни одному гражданскому лицу пойти вместе с ним. Будь у него выбор, он бы запер Сильвер, оставив перед дверью фалангу вооруженных охранников.

Он поговорит с вождем Питерсом, спросит его, кому лучше поручить охрану Сильвер. Вместе с тем он прекрасно знал, что убедить ее остаться дома будет непросто.

Черты ее лица ужесточились. Она прошла на кухню, налила кофе, со стуком поставила кофейник на стол и сердито посмотрела на него.

— Он знает больше, чем ты, Гейб. Он заманит тебя в ловушку и убьет.

Он отпил кофе и посмотрел на нее.

— Черт возьми! — Ее глаза сверкнули. — Ты ведь не планируешь возвращаться, верно?

Его сердце билось тихо и ровно. Он не хотел выказывать никаких эмоций. Он должен быть тем полицейским, каким его учили.

— Мне просто нужно выманить его, Сильвер, — спокойно ответил он, — и вести с ним игру до тех пор, пока в пятницу не прилетит один из самолетов и вождь сможет передать сообщение в Уайтхорс. Если я смогу до этого времени отвлечь Стайгера, мы получим военные вертолеты с инфракрасным тепловым зондированием, вооруженное подкрепление. Со мной все будет в порядке.

Она сердито посмотрела на него.

— Я знаю, что ты делаешь. Ты жертвуешь собой, верно? Ради этого поселка, ради меня. — Ее глаза вспыхнули от волнения. — Это, черт возьми, нечестно! Так не поступают!

Он поставил свой кофе на стол. Несколько дней назад он был бы полностью готов пожертвовать собой, но не сейчас. Теперь ему хотелось победить… хотелось так сильно, что он был почти ослеплен этим желанием. Стайгер понятия не имел, что он сделал, столкнув его и Сильвер вместе. Он понятия не имел, какую свирепость он пробудил в Гейбе, вновь дав ему то, что ему было бы больно потерять.

Кто знает, вдруг на этот раз Стайгер действительно организовал свою собственную смерть?

Он подошел к ней, взял крепко за плечи и заглянул ей в глаза.

— У меня есть все причины для того, чтобы вернуться, Сильвер.

По ее щекам беззвучно катились слезы.

— Черт бы тебя побрал, Гейб Карузо! — тихо сказала она. — Посмотри, что ты делаешь со мной! — Она развернулась, потянулась за курткой, просунула руки в рукава. — Если бы ты действительно думал обо мне, ты бы взял меня с собой. Ты позволил бы мне делать то, что я умею делать лучше всего. Ты бы уважал меня как партнера. Ты бы не пытался заставить меня сидеть дома, как… как… какой-то жалкий обеспокоенный супруг!

Он растерянно заморгал.

Она нахлобучила шапку и сунула ноги в ботинки.

— Тебе лучше пойти и поискать себе лошадей, потому что я не дам тебе моих для твоего самоубийственного похода.

Она схватила с подставки у двери свои ружья.

— Сильвер, ты должна пойти со мной на встречу с племенем.

— Ты хочешь начать охоту на Стайгера один? Тогда разбирайся сам с этой чертовой встречей.

Он потянулся к ней.

— Не надо. — Она подняла ладонь. — Не прикасайся ко мне. Я тебе не принадлежу. Ты мне не указчик. Ты не можешь заставить меня что-то делать. И не думай, что я не пристрелю тебя, если ты попытаешься.

Она захлопнула за собой дверь и свистнула собакам.

Схватив свое снаряжение, Гейб пошел следом за ней.

— Сильвер!

Не обращая на него внимания, она зашагала по снегу к конюшне.

Гейба как будто раздирало на части. Он не мог оставить ее одну, но также он знал, что она права. Ему не заставить ее делать то, что хотелось ему.

Он должен нанять несколько мужчин, чтобы те присматривали за ней. И сделать это немедленно. А самому убраться к чертовой матери из поселка и как можно скорее выманить Стайгера.

Гейб сердито выругивался, прокладывая путь по свежим сугробам к своему снегоходу и заводя двигатель. В ледяной воздух вырвались облачка синего дыма. Широко открыв дроссельную заслонку, он помчался вдоль берега озера в поселок.

— Вам нужно защитить себя, — обратился Гейб к собравшимся. — Не забывайте, что этот тип вооружен и крайне опасен, ни при каких обстоятельствах не приближайтесь к нему. Он в свое время прошел курс бойца спецподразделения и обучен нетрадиционным приемам и методам ведения войны, партизанской тактике. Передвигайтесь группами по несколько человек, и я хочу, чтобы вы постоянно держали всех детей в помещении и под присмотром.

Гейб на мгновение умолк.

— Прежде всего, постарайтесь не паниковать. Он пришел за мной. Я уведу его из этого поселка, и никто здесь не будет в опасности.

— Тогда почему мы должны вооружаться? — крикнул кто-то сзади. — Вы нам что-то недоговариваете, сержант?

— Это мера предосторожности. Просто на всякий случай, пока не прилетит один из самолетов, а это произойдет лишь через пять дней, если нам не повезет и кто-нибудь не прилетит раньше.

Сильвер прислонилась к дверному косяку в задней части битком набитого зала и, скрестив руки на груди, наблюдала за происходящим.

— Как только прилетит самолет, вождь Питерс попросит пилота передать сообщение в отряд КККП Уайтхорса, и в течение двух-трех часов в Блэк-Эрроу-Фоллз прибудут полицейские и военные вертолеты. Тогда вы будете в безопасности. Вы все.

По толпе, с каждым мгновением становясь все громче, пробежал ропот.

— Это все он! Он принес с собой это зло в Блэк-Эрроу-Фоллз! Он — проклятие! — выкрикнул кто-то на гвитчинском, указывая на Гейба. Одобрительное бормотание сделалось еще громче.

— Да, — сказал крупный юноша, стоявший сзади. — Сначала умер Старый Ворон, потом отравили констебля. Кто следующий?

— Почему мы должны ему доверять? — выкрикнула какая-то женщина.

Пытаясь утихомирить своих соплеменников, вождь Питерс примиряюще поднял руки.

Но толпа шумела все громче, все больше возбуждалась. Заплакал ребенок. Сильвер увидела Рози: та со слезами на глазах и страхом на лице сидела в углу. Двое ее маленьких детей вцепились в материнскую юбку.

Сильвер знала свой народ. Она знала, насколько жива у них вера в духов и магию. В их умах Лесовик обладал сверхчеловеческими способностями. Их страх перед ним подпитывался массовой истерией наряду с врожденным недоверием к чужакам. Таким, как КККП.

Таким, как Гейб.

И теперь они были настроены против него.

Оттолкнувшись от дверного косяка, она спокойно, держа спину прямо, зашагала по центральному проходу зала. Коса свисала ровно посередине спины.

Она вышла на маленькую сцену и встала рядом с Гейбом и вождем Питерсом. Разговоры в зале прекратились, и воцарилась мертвенная тишина. Для местных жителей Сильвер была такой же загадкой, как и для посторонних. И все же они ее приняли. Ее мать была всеобщей любимицей. Ее отец полностью принял их.

Как и она.

Это был ее родной край, и она считала этих людей своей семьей. Они защитили ее после нападения Дэвида. Бутлегерство ее бывшего мужа принесло в город зло и коррупцию. То, что случилось с Дэвидом, было в их глазах правосудием — правосудием в северном стиле. Она понятия не имела, сколько старейшин подозревали ее в случившемся с Дэвидом или знали о том, какие травмы он нанес ей. Но некоторые точно знали это. Например, вождь Питерс. Они знали, что из всех у Сильвер было больше всего причин не доверять полиции. «Маунти» отказались помочь ей в поисках сына, когда она попросила их о помощи. И у нее было больше всего причин опасаться полиции. В глазах полицейских тогда она стала подозреваемой, и они попытались привлечь ее к ответственности за смерть Дэвида.

Они также знали, как Старый Ворон был ей дорог.

Поэтому, когда она встала рядом с Гейбом, смысл ее слов был ясен. Она доверяет ему.