Одернулось по пути.
Возвращаться за ним уже некогда. Побегу голая. Как исступленно они кричат — жаждут меня. Вниз! Вниз! Быстрее, как только возможно, со склона этой горы. Эта здешняя гнилая земля. Ноги липнут. Вязнут.
О Господи! Они бегут за мной.
Не за тем, чтобы поклоняться.
Ну почему я не могу проснуться?
В моих легких словно сотня ножей.
Они уже близко. Слышу их топот. Все ближе и ближе!
НУ ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ ПРОСНУТЬСЯ?
И тогда Маарт громко вскричал: «Предложите этого зверя Господу нашему Иалдабаофу в жертву!»
По этому зову люди воспрянули духом и препоясали свои чресла. С палками и камнями в руках они преследовали зверя по склону горы Синар, и многие из числа их боялись, но все они выкликали Имя Господа.
Уже на равнине ловко брошенный кем-то камень заставил зверя упасть на колени, и вскричал он голосом ужасным для слуха. А затем отважные воины ударяли его крепкими палками, и в конце концов крики его утихли, и он остался лежать без движения. Из мерзкого его тела выступила ядовитая красная вода, от которой тошнило всех, ее видевших.
Когда же принесли зверя в верховный храм Иалдабаофа и заключили в поставленную пред жертвенником клетку, крики его зазвучали вновь, оскверняя священный храм. И верховные жрецы преисполнились тревогой, говоря: «Подобает ли предлагать столь мерзостную жертву Иалдабаофу, Господу богов?»
Книга Маарта, XIII: 44-47
Боль.
Нестерпимая жгучая боль.
Не могу пошевелиться.
Не бывает снов настолько длинных… настолько реальных. Так что ж, все это реально? Реально. А я? Тоже реальная. Посторонняя в некой реальности мерзости и терзаний. Но почему? Почему? Почему?
В моей голове все перепугалось, смешалось в какую-то кашу.
Это терзание… где-то… в каком-то месте… я уже слышала это слово. Терзание. Приятно звучит. Муки? Нет, терзание лучше. Звучит как нечто из мадригала. Название корабля. Княжеский титул. Принц Терзание. Красавица и принц.
Все перемешалось в голове. Мощный свет и ослепительные звуки накатываются и пропадают и не имеют значения.
Жила была красавица, терзавшая одного человека. Вот так говорят. Говорили.
Как его звали?
Принц Терзание? Нет. Финчли. Да. Дигби Финчли.
Говорят — говорили, — Дигби Финчли любил ледяную богиню, которую звали Фиона Дюбеда. Розовая ледяная богиня. Где-то она сейчас?
И пока этот зверь изрыгая с жертвенника угрозы и богохульства, собрался верховный синедрион, и пришел на него Маарт и сказал: «О вы, жрецы Иаядабаофа, возвысьте свой голос во славу Господа, ибо был Он во гневе, и отвернул Он лицо Свое от нас. И вот дана была нам жертва, дабы принял Он и заключили с Ним мир».
Но тут заговорил верховный жрец и сказал: «Что мы слышим, Маарт? Говоришь ли ты, что это жертва Господу нашему?»
И сказал Маарт: «Да. Ибо это есть зверь из огня, и священным огнем Иалдабаофа он будет возвращен, откуда он вышел».
И спросил тогда верховный жрец: «Но достойна ли эта жертва глаз нашего Господа?»
И ответил Маарт: «Все вещи от Господа, а потому любая вещь достойна глаз Его. Возможно, через эту жертву Иалдабаоф ниспошлет нам знамение, чтобы народ Его не погиб с лица земли. Так принесем зверя в жертву».
И тогда синедрион согласился, потому что жрецы боялись, что детей Господа больше не будет.
Книга Маарта, ХШ: 48-54
Как танцуют эти глупые обезьяны.
Вокруг, и вокруг, и вокруг.
И рычат при этом.
Словно говорят.
Словно…
Нужно прекратить этот звон в голове. Этот «диги-дон, диги-дон». Словно в те дни, когда Диг напряженно работал и я принимала эти хребтоломательные позы и стояла так час за часом, лишь изредка делая пятиминутные перерывы, и у меня закружилась голова, и я потеряла сознание и упала с помоста, а Диг уронил палитру и бросился ко мне, и его большие серьезные глаза были готовы заплакать.
Мужчины не должны плакать, но это, я знаю, потому, что он любил меня, и я тоже хотела любить или его, или кого-нибудь другого, но он мне был не нужен. Мне ничего не было нужно, только найти самое себя. Все равно что поиск сокровища. И теперь я найдена. Вот это — я. Теперь у меня нужда, и боль, и одиночество, и тоска по Дигу с его большими серьезными глазами. Видеть эти глаза, и страх перед моими обмороками, и как он танцует около меня с чашкой чая.
Танцуют. Танцуют. Танцуют.
И гулко стучат себя в грудь, и хрюкают, и стучат.
И когда они злобно рычат, с их желтых клыков стекает слюна. И эти шестеро, чьи груди завернуты в гнилые обрывки какой-то ткани, шествуют вокруг почти как царственные особы, почти как люди.
Как танцуют эти глупые обезьяны.
Они танцуют вокруг, и вокруг, и вокруг, и…
И было так, что приближался великий праздник Иалдабаофа. И когда этот день наступил, синедрион распахнул двери храма и вошли в храм великие толпы детей Иалдабаофа. И вытащили жрецы зверя из клетки, и возложили его на жертвенник. Каждый из четырех жрецов держал зверя за одну из лап, и раскинули они его на жертвенном камне, и зверь издавал богомерзкие звуки.
И вскричал тогда пророк Маарт: «Разорвите зверя на куски, дабы вонь его смерти вознеслась к небесам и стала для Иалдабаофа знаком, что принесли мы Ему жертву».
И четыре жреца, сильных и непорочных, держали зверя за лапы, и чудно было видеть его мерзкие корчи, и греховный свет его кошмарной шкуры повергал всех, кто видел, в ужас.
И когда Маарт возжег жертвенные огни, твердь с грохотом содрогнулась.
Книга Маарта, XIII: 55-59
Дигби, приди ко мне!
Дигби, где бы ты ни был, приди ко мне!
Это Фиона.
Фиона.
Твоя ледяная богиня.
Уже не ледяная, Дигби.
Еще чуть-чуть, и я сойду с ума.
Колеса крутятся быстрее, и быстрее, и быстрее.
У меня в голове, все быстрее, и быстрее, и быстрее.
Дигби, приди ко мне.
Ты мне нужен.
Принц Терзание.
Терзание.
— Я вас понял. Я согласен.
А затем своды храма с грохотом раскололись, и все, кто там был, содрогнулись от страха, и внутренности их стали подобны воде. И все они узрели, как Господь Иалдабаоф нисходит с черного как уголь неба прямо на жертвенник.
И словно бы целую вечность взирал Господь наш Иалдабаоф на пришедшего из огня зверя, приносимого Ему в жертву, зверь же корчился, извергая богохульства, и греховная мерзость его была бессильна в руках непорочных жрецов.
Книга Маарта, XIII: 59—60
— Значит, башка еще варит. А баба твоя так посидит. Пошли.
Это уже запредельный ужас, запредельная мука.
Бандит поднялся в полный рост и указал стволом пистолета на дверь.
Это чудовище, которое спускается с неба.
— Вперед, сыскарь!
Человек-обезьяна-зверь-ужас.
«Семерка» с надписью «Милиция» подкатила к вокзалу около девяти вечера. Уже темнело. Здоровяк остался сидеть на заднем сиденье, а капитан отправился в здание. У него и в мыслях не было устраивать на бандита облаву. Эти «специалисты» все испортят, а в итоге он лишится сына и жены. Раз его засветили, то уже не отлипнут. Эти люди непредсказуемы. А такого бычару все равно откупят, но потом жди беды. Тут от своих не знаешь, куда бежать, еще московских не хватало.
И запредельная шутка, что он слетает как нечто сделанное из пуха, тончайшего шелка и перьев, как нечто радостное и почти невесомое. Чудовище на крыльях света. Чудовище с перекрученными ногами и руками, с тошнотворным телом. Голова человека-обезьяны… разбитая, распоротая, расквашенная, и в ней большие, блестящие пристальные глаза.
Дежурный по отделению немало удивился, завидев капитана на пороге. По два раза на дню такие лодыри из городского управления не появляются, а тут на тебе — сюрприз.
Глаза? Где это я?..
— Приведи мне задержанного с поезда. Я его забираю.
ЭТИ ГЛАЗА!
Такое заявление можно считать удачей. Перестанет нос совать в чужой огород.
Антон лежал на деревянной скамье и смотрел в потолок. Забитая битком камера сотрясалась от галдежа разноперой публики. На каких языках здесь только не кудахтали. Лязгнул засов, и все замолкли. Скрипнула дверь. В камеру влился яркий свет. Обитатели каземата с испугом ждали приговора. Если здесь и освобождался кто–то, то только по утрам. С добром в вечернее время никого не ждали.
Нет, это не сумасшествие. Нет. Не «дин-дон-звон». Нет. Мне знакомы эти глаза, эти большие серьезные глаза. Я видела их прежде. Годы назад. Минуты назад. В клетке зоопарка? Нет. За стеклом аквариума? Нет. Большие серьезные глаза, полные обожания и безнадежной любви.
— Ты, патлатик, выходи.
Нет… Пусть будет, что я ошибаюсь.
Антон поднялся на ноги и взял в руки рюкзак. Конвоир промолчал. Значит, все правильно, его переводят в тюрьму. Бить второй раз на дню они не станут, в это время инквизиторы отдыхают, набираясь сил для следующего дня.
Эти большие серьезные глаза совсем уже готовы расплакаться.
Антон вышел в коридор и встал носом к стене.
Расплакаться, но ведь мужчины не плачут.
— Обученный, — пробурчал дежурный. — Вперед.
Новая встреча с капитаном удивила юношу. Что–то у них не так. У парня тут же заныли ребра и засосало под ложечкой.
Нет, не Дигби. Этого не может быть, не должно быть. Ну пожалуйста!
Капитан не разговаривал. Он только сопел, как морж, вынырнувший из воды.
Так вот где я видела это место, этих людей-животных и этот адский пейзаж — на рисунках Дигби. На этих жутких картинах, которые он рисовал. Для забавы, говорил он, для развлечения.
На улице стемнело. Антон не знал, который теперь час, его это и не очень–то беспокоило, его удивило, что возле вокзала не оказалось «перевозки», а его закинули на заднее сиденье легковушки, где сидел еще один мужик. Но даже в полумраке он сумел догадаться, что рядом находится гражданское лицо.
Капитан сел за руль и спросил:
Развлечение!
— Ну? Куда теперь ехать?
Но он-то почему так выглядит? Почему он такой же ужасный и мерзкий, как и все остальные… Такой, как его картины?
— Выезжай к южным воротам города. Дальше я скажу.
Так что же, Дигби, это твоя реальность? Ты меня призвал? Ты нуждаешься во мне, хочешь меня?
Взошла луна. Громадный красноватый блин повис над шоссе прямо перед ветровым стеклом. Машина мчалась на юг, а луна убегала вперед, будто дразнила преследователей.
Дигби!
— Останови у того столба, — приказал мужик, сидевший рядом с Антоном.
Диг.
Слева лес, справа поля. Темно и пусто. Небольшой столбик с цифрой «3» мог служить ориентиром. Но для чего? Антон напрягся. Он ждал худшего, он шел на привязи у судьбы и не желал сопротивляться. За свои грехи нужно платить.
Диги-диг-круть-и-верть-диги-дон-звон-звон-звон…
Здоровяк и капитан вышли из машины и остановились у обочины. Зычный голос штатского грохотал канонадой, и его нельзя было не слышать.
— От этого столба пройдешь в лес. Метров сто. Тропинка выведет тебя на поляну. Твой щенок привязан к сосне собачьей цепью. Для золотой умом не вышел, как тот кот ученый.
Почему ты меня не слушаешь? Не слышишь? Почему ты на меня так смотришь, как сумасшедший, ведь минуту назад ты расхаживал по убежищу, пытаясь принять решение, и первым прошел сквозь эту огненную завесу, и я тобой восхищалась, потому что мужчины всегда должны быть смелыми, но не мужчины-обезьяны-звери-чудовища…
Капитан собрался спрыгнуть в кювет, но парень его окликнул.
И тогда Господь Иалдабаоф заговорил со своим народом, и от голоса Его содрогнулись горы, и сказал Он: «Восславьте Господа, чада мои, ибо этот зверь был послан вам быть вашей королевой и супругой Господа вашего».
И вскричал тогда весь народ одним голосам: «Слава Господу нашему Иалдабаофу».
И склонился Маарт перед Господом и вознес мольбу: «Даруй, о Господи, чадам Своим знамение, что будут они плодиться и размножаться».
И протянул Господь к зверю длань Свою, и принял его из жертвенных огней и рук непорочных жрецов, и свершилось новое чудо. Греховность возопила в последний раз и покинула тело зверя, оставив после себя одно лишь благолепие. И сказал Господь, обращаясь к Маарту: «Се есть вам знамение».
Книга Маарта, XIII: 60-63
— Погоди–ка. Не спеши. Тут еще одно дельце есть.
Пусть я умру.
Капитан оглянулся и тут же получил мощный удар в челюсть. Неуклюжая туша тяжелого человека в милицейской форме рухнула на землю. Здоровяк толкнул тело ногой, и оно скатилось под откос.
Пусть я умру навсегда.
Они проехали еще пару километров к югу и свернули на указателе «кемпинг». Все это время в салоне машины стояла тишина. Милицейскую машину загнали в тупик, а с открытой стоянки взяли серебристый «фольксваген–пассат».
Чтобы не видеть и не слышать…
Новый конвоир, новый автомобиль, новая дорога, только бы новых побоев не было, молил Бога путешественник. Ему так хотелось увидеть море.
6
Что?
В кабинет следователя постучали, и вошел Рогов.
Прелестные обезьяны танцуют кругом и кругом и кругом такие хорошие и красивые и все вокруг такое хорошее и красивое и большие серьезные глаза смотрят прямо мне в душу и милый Диг-а-Диг касается меня руками которые так странно изменились стали хорошими и красивыми от скипидара или охры или жженой умбры или сепии или желтого хрома которые были у него на пальцах каждый раз когда он ронял палитру и кисти и бросался ко мне когда я…
— Ты что такой возбужденный? — взглянув на помощника, спросил Мамонов.
Любовь все изменяет. Да. Как хорошо быть любимой милым Дигби. Как тепло и уютно быть любимой и нужной и хотеть быть единственной изо всех миллионов и видеть как он странно прекрасно торжественно идет слетает снисходит в реальность вроде реальности Саттоновского замка где то убежище и я точно знаю что эти обрывы… с прелестными обезьянами которые смеются и прыгают и поклоняются такие забавные такие забавные такие милые такие хорошие такие забавные такие…
— Обычное состояние человека, которому не надоела его профессия. К тому же появились некоторые подвижки в деле Бодровой.
— Значит, не отстаешь?
Тогда приняли дети Иалдабаофа знамение Божье сердцами своими и стали с той поры плодиться и размножаться по примеру Господа нашего Бога и Его супруги иже суть на небесех.
Здесь кончается КНИГА МААРТА.
— От кого?
VI
— От бригады, которая разрабатывает версию заказного убийства. У них также есть сдвиги.
— Но вряд ли они имеют улики.
Войдя в пылающую завесу, Пил неуверенно остановился. Ведь он не сделал еще выбор. Для него, человека логики и разума, это было до крайности необычно. Впервые за всю свою жизнь он не смог принять мгновенное решение, что лишний раз показывает, насколько глубоко потрясла его эта штука в убежище.
— Выкладывай.
Он стоял, окутанный огненной дымкой, переливавшейся как опал и бывшей куда плотнее, чем могло показаться раньше. Она его окружала и полностью изолировала, чтобы другие, шедшие следом, не могли на него натолкнуться, но никого вокруг как не было, так и не было. Пилу дымка представлялась не то чтобы красивой, но довольно интересной. Хроматическая дисперсия была необычно широкой и раскинулась на сотни тончайших оттенков видимого спектра.
— Выкладываю.
Пил прикинул обстановку. Данных под рукой было мало, но, скорее всего, он находился вне пространства и времени или между измерениями. По-видимому. Это помешало их en rapport
[7] с матрицей существования, так что уже само намерение, с которым они входили в завесу, определяло координаты точки выхода. Завеса была в некотором смысле шарниром, на котором они могли развернуться к любому желаемому существованию в любом пространстве и времени — что возвращало Пила к вопросу его собственного выбора.
Рогов подошел к столу и достал руку из–за спины. В ней он держал целлофановый пакет, в котором покоился никелированный пистолет.
Он тщательно взвесил то, что уже имеет, против того, что мог бы получить. До данного момента он был вполне удовлетворен своей жизнью. У него было много денег, серьезная профессия инженера-консультанта, прекрасный дом на Челси-сквер и привлекательная жена. Отдавать все это в обмен на неопределенные обещания лица, чьи полномочия никому неизвестны, было бы непростительной глупостью. Пил давно уже научился никогда ничего не изменять без достаточных к тому оснований.
— Красавец! А? Глаз не оторвешь. Уникальная вещь, такие на деревьях не растут. Я уже был у экспертов и вооружен необходимой информацией. Пистолет «лепаж» производства Бельгии, семизарядный, карманная модель с открытым курком, калибр 7,65. В отличие от знаменитого собрата «браунинга» на вооружении не состоял, выпускался до 1916 года, затем, после продолжительной паузы, его выпускали с сорокового по сорок пятый. Есть еще одна уникальность. Никелированных образцов никто никогда в глаза не видел. На оружии имеется серийный номер, и его нетрудно проследить.
Во мне отсутствует авантюризм, холодно размышлял Пил. Отсутствует и совсем мне не нужен. Меня ничуть не привлекает романтика, я с подозрением отношусь к неизвестному. Мне нравится сохранять то, что я имею. Не буду скрывать, во мне силен инстинкт приобретательства, но не менее силен и собственнический инстинкт. Теперь же я хочу сохранить то, что уже имею. Без всяких изменений. Д ля меня не может быть иного решения. Пусть остальные дурят с этой самой романтикой сколько угодно, я же сохраню свой мир точно таким, какой он есть. Повторяю: никаких изменений.
— Тебе его Дед Мороз принес?
Это решение заняло у Пила не меньше минуты, промежуток времени необычно длинный, но ведь и ситуация была не совсем обычной. Он уверенно шагнул вперед и оказался в подземном коридоре Саттоновского замка.
— Побойтесь Бога, лето на дворе. Однако я закончу свою мысль, а потом отвечу на ваш вопрос. Мы ошибались, предполагая, что Бодрову убили из «ТТ». Найденная в машине гильза сбила нас с толку. У «ТТ» нет той убойной силы, чтобы пробить голову насквозь и выбить при вылете часть лобовой кости. А у этой машины сил хватит. Патроны от «ТТ» ложатся в ствол, как родные. Баллистики уже сделали контрольный выстрел и готовят отчет. Но и так понятно: мы нашли оружие, из которого убили Бодрову. Остался пустяк. Найти хозяина. Но должен добавить к бочке меда ложку дегтя. Отпечатков нет. Точнее, они есть, но не те.
Навстречу ему уже в каких-то футах поспешала молоденькая служанка с подносом в руках. На подносе стояла бутылка эля и лежал исполинский сэндвич. Услышав появившегося Пила, она вскинула глаза и резко остановилась. Поднос с грохотом упал на пол.
— Где взял? Черт тебя подери!
— Какого черта?.. — начал Пил, ошарашенный ее поведением.
— Банальная история. Мои лавры увядают. Пистолет принесла одна дамочка. Сынишка в доме тир устроил. Пару раз шандарахнул по люстре, и весь дом на дыбы встал. Страшно. Коммерсантов много в этом подъезде живет. Мальчишке девять лет, что с него взять. Ну мамаша игрушку в ближайшее отделение отнесла. Вот и все.
— М-мистер Пил, — взвизгнула служанка и тут же заорала во весь голос: — Помогите! Убивают! Помогите!
— А где он его нашел?
Чтобы утихомирить истерическую девицу, Пил ударил ее по щеке.
— В пруду, возле того места, где найден труп. В десяти шагах.
— Не будешь ли ты добра заткнуться и разумно объяснить, какого черта ты здесь делаешь в первом часу ночи?
— Интересная находка. Что думаешь?
Девица жалобно вскрикнула и что-то залопотала; прежде чем Пил отвесил ей следующую пощечину, он почувствовал на плече чью-то тяжелую руку. Резко обернувшись, он был еще больше ошарашен, увидев перед собой красную мясистую физиономию полисмена. И эта физиономия горела праведным гневом. Пил едва не разинул от изумления рот и опустил уже поднимавшуюся руку. Он попал в водоворот непонятных событий, и не было смысла барахтаться, пока не станут ясны все подводные течения.
— Думаю отыскать хозяина. Конечно, их было много. Но если пойти по цепочке, то можно до нужного добраться.
— Бог в помощь. Только не думай, что у тебя уйма времени. Дней пять–шесть.
— Нет, сэр, — сказал полицейский. — Не надо, сэр, бить эту девушку.
— Постараюсь. Я уже составил запрос на завод–изготовитель, и сейчас над ним колдует переводчик. Модель уникальная, и в этом есть свои плюсы. Такую штуку на черном рынке не купишь.
Пил не ответил, нужно было накопить побольше фактов. Служанка и полисмен. Что они здесь делают? Полисмен подошел к нему сзади. Так он что, тоже прошел сквозь завесу? Впрочем, никакой завесы уже не было, была только тяжелая дверь бомбоубежища.
— Идея правильная, — Мамонов провел ладонью по короткому ежику и вопросительно посмотрел на Рогова. — Мне кажется, что где–то я уже видел нечто похожее.
— Если я слышал правильно, эта девушка назвала вас по имени, сэр. Вы не могли бы, сэр, сообщить его мне?
— В собственном воображении. Вспомните допрос друзей Бодровой. Сергей и Татьяна Любимовы. Соседи по даче. Татьяна рассказывала, будто видела блестящий пистолет у Олега Коптева, и вроде бы ее муж с Олегом устраивали стрельбище в лесу. По описанию, «лепаж» очень похож на пистолет Олега. Сергей не подтвердил рассказ жены, и это понятно. Прикрывает приятеля.
— Я Роберт Пил, гость леди Саттон. А что тут, собственно, происходит?
— Надо вызвать Любимовых и устроить официальное опознание по всей форме. Выложить три ствола и пригласить понятых. Такие вещи нужно фиксировать на бумаге и заверять подписями, чтобы потом не отпирались.
— Мистер Пил, — возликовал полицейский. — Ну надо же какая удача! Я получу за это повышение. Я должен забрать вас в участок. Мистер Пил, вы арестованы.
— Конечно, но Олег Коптев не признает оружие, и ничего не поделаешь. Не будем делать из него простачка. Если он убил свою жену, то… Впрочем, я не могу найти причин для убийства.
— Арестован? Да вы с ума сошли, милейший.
— Понаблюдать за ним надо, — тихо сказал Мамонов.
Пил сделал шаг назад и заглянул через плечо полицейского. Дверь убежища была приоткрыта, и можно было рассмотреть, что там делается. Все помещение было вверх тормашками, словно после большой уборки. И по всей видимости, там не было ни души.
— После похорон он не выходит из дома. Сидит и пьет. На лестничной клетке возле мусоропровода выросла стена из бутылок.
— Я предупреждаю вас, мистер Пил, чтобы вы не оказывали сопротивления.
— Коптев не похож на убийцу. Зацепка есть, но очень слабая. По утверждению той же Тани Любимовой, все свое состояние Вера Бодрова завещала мужу. Большие деньги. Пока что это лишь домыслы. Марк Левин огласит завещание на девятый день. И почему Коптев должен убивать жену, когда ему и так все принадлежит? — постукивая пальцами по столу, следователь задумался.
Девица снова завыла.
— Тут есть определенные варианты, — покачал головой Рогов и скорчил брезгливую гримасу. — С натяжкой. Ну если Вера заподозрила мужа в неверности и пригрозила разойтись с ним. В одно мгновение он лишается всех благ. Олег предотвратил такую возможность.
— Послушайте, — вконец разозлился Пил, — какое вы имеете право вламываться в частное жилище и напропалую развлекаться, производя аресты? Кто вы такой?
— Скорее наоборот. Она нашла себе другого и решила дать отставку нынешнему. В этом случае у Олега будет больше злости и обиды. Измена— повод, а не деньги.
— Моя фамилия Дженкинс, сэр, полиция графства Саттон. Я совсем не развлекаюсь, сэр.
— Состояние аффекта. Ревность. Нет. Убийство выполнено по законам профессионалов. Продумано и четко спланировано.
— Так вы что, всерьез?
— Сегодня киллера можно нанять по объявлению в газете. У Олега хватит денег оплатить такую работу.
— Идемте, сэр — Полисмен величественно показал вперед, в сторону девицы и коридора. — И ведите себя лучше спокойно.
— Но Вера не пустила бы киллера в свою машину.
— Да ответьте же, идиот! Это что, настоящий арест?
— А кто, собственно, утверждал, что в машине сидело двое?
— Вам следовало бы знать, — ответил полицейский со зловещими нотками в голосе. — Идите первым, сэр.
— Никто.
Пил нехотя подчинился. Он давно уже научился тому, что, встречаясь с непонятной, непредвиденной ситуацией, нельзя предпринимать решительных действий, пока не наберется достаточное количество исходных данных. Он шел по коридору и винтовым лестницам, а сзади следовали полисмен и все еще хныкавшая девица. Пока что он твердо знал только две вещи. Первая: где-то что-то случилось. Вторая: вмешалась полиция. Все это было по меньшей мере сумбурно, но он будет хранить ясную голову. Он привык гордиться тем, что не терялся ни при каких обстоятельствах.
— Олег сидел рядом, киллер на заднем сиденье. Тут еще один вопрос. Мы не можем утверждать, что Олег знал о завещании в свою пользу. На эти вопросы нам должен ответить Левин. Второе. Знал ли Коптев о смертельной болезни своей жены? Врачи подтвердили: Вера страдала неизлечимым недугом. Рак лимфатических желез. Год–полгода, и естественная смерть. Знал ли об этом убийца? Почему торопился? Любая версия должна быть проработана до мелочей. Ну а для начала займемся оружием и срочно вызовем Любимовых.
— Срочно не получится. Тут осечка. Татьяна с мужем выехали в подмосковный кемпинг. У них свое горе. Убит сын, Егор. Двадцати лет от роду. Поехал с друзьями на юг и погиб. Убили.
На выходе из подземелья Пила ждал новый сюрприз. На улице был ясный, солнечный день. Он взглянул на часы, они показывали без двадцати час. Пил опустил руку и зажмурился от резанувшего по глазам солнечного света. Полицейский тронул его за локоть и направил в сторону библиотеки. Пил без раздумий подошел к двери и распахнул ее.
Мамонов нахмурил брови. Такая цепочка событий показалось ему странной. Увязать сорокалетнюю женщину и двадцатилетнего юнца он не мог. Но верить в случайность ему также не хотелось.
Библиотека была длинная, высокая и мрачноватая, с узкой галереей, огибавшей ее со всех сторон почти под самым готическим потолком. Посередине помещения стоял длинный тяжелый стол; в снопах солнечного света, проникавших сквозь высокие окна, рисовались силуэты трех сидящих за столом фигур. Пил шагнул через порог, мельком заметил второго полисмена, сторожившего у двери, и узко прищурился, пытаясь рассмотреть лица. Одновременно он пытался извлечь максимальную информацию из гула удивленных восклицаний, которым был встречен его приход. Судя по всему: первое, эти люди его искали. Второе, он какое-то время отсутствовал. Третье, никто не ожидал найти его здесь, в Саттоновском замке. Примечание: как вообще он сюда попал? Все это вытекало из удивленных восклицаний. А затем его глаза попривыкли.
Одним из трех был угловатый мужчина с узкой седеющей толовой и морщинистым лицом. Пил его вроде бы где-то видел. Второй был маленький, плотный, с до смешного тоненькими очочками, воздетыми на обширный, картошкою нос. Третьей была женщина, в которой Пил с удивлением узнал свою жену. На Сидре был костюм из шотландки и красная фетровая шляпка.
Рогов поднялся со стула. Озабоченный вид руководителя говорил о том, что пора оставить его наедине с собственными мыслями. Даже профессионалы попадают в тупики, а что говорить о людях случайных? Сегодня многие занимаются следственной работой. Чаще всего не по своей воле. Иногда стоит сделать некоторый обзор и посмотреть, у кого что получается. Останемся в Москве. Сводки о поимке преступников не придавали особого оптимизма, но работа есть работа. После крепких зуботычин от полковника Колесников превратился в активного сыскаря. В случае провала ему грозила отставка, а остаться без работы значило потерять все на свете, главное — Зойку. Без денег хана! Тут ничего не поделаешь, когда заводишь себе бабу на семнадцать лет моложе. Крутиться юлой он еще мог, но искать преступников, тут уж извините. В молодости другое дело. После школы милиции он попал в МУР, но проработал там два года, и его определили в завхозы, затем восемь лет насиживал себе геморрой в вытрезвителе, потом вокзал. Все, на что он был способен, так это стать гончим псом, и то, если ему дадут верный след. Этот след дал ему полковник, швырнув подчиненному в физиономию крахмальную сорочку в упаковке с ярлыком прачечной. А дальше думай сам. Колесников разыскал прачечную, а персонал нашел квитанцию и определил имя заказчика, в бумажке даже номер телефона имелся. Первая удача. Милиционер воспрял духом. Звонить он не стал, а по ЦАБу выяснил адресок. Общение с глазу на глаз всегда результативней, чем телефонная трубка. Утром следующего дня он накрыл хозяев дома, еще тепленьких, прямо в постели. Молодая парочка без детей. Колесников представился, но его удостоверение читать не стали. Есть категория людей, у которых профессия отпечатывается на лице, штатский костюм не имел особого значения.
Угловатый мужчина жестом призвал остальных к тишине и сказал:
— Извините за ранний визит, — басил милиционер, стоя в дверях и чеканя отрепетированный текст, — но у меня к вам есть несколько вопросов.
— Мистер Пил?
— Какое счастье! — протянул, потягиваясь, хозяин.
— Да?
Заурчала вода в туалете, и в обратном направлении прошмыгнула хозяйка. Квартирка выглядела шикарно, после хорошего евроремонта, и гость понимал, что жильцы по вокзалам не побираются и попадают на его вотчину по необходимости.
— Я инспектор Росс.
— Так что случилось? — спросил молодой человек.
— Мне так и показалось, что я узнал вас, инспектор. Ведь мы встречались?
— Скажите, пожалуйста, у вас никаких ве— шей не пропадало? Я имею в виду чемоданы, дорожные сумки. Такое случается. Поставил, зевнул, а чемоданчик сделал ноги.
— Да, встречались, — кивнул инспектор Росс, а затем указал на соседа в очках. — Доктор Ричардс.
Следующий зевок хозяина оборвался на середине фразы, словно его кольнули иголкой в ягодицу.
— Рад познакомиться, доктор. — Пил повернулся к своей жене, и губы его изогнулись в улыбке. — Сидра? Ну как дела, дорогая?
Из дальней комнаты вновь появилась девушка и, ступая босыми ногами по китайскому шелковому ковру, мягко подплыла к мужу.
— Прекрасно, Роберт, — ответила Сидра сухим, без выражения голосом.
— Какие вещи? — тихо и настороженно спросила она.
— Должен признаться, что у меня все несколько перепуталось, — продолжил Пил, словно не заметив ее тона. — Произошло очень много всякого, и продолжает происходить.
«Изумительный слух», — подумал Колесников и сказал:
Достаточно. Сейчас нельзя ничего лишнего. Осторожность. Никакой определенности, пока не удастся во всем разобраться.
— Это вопрос к вам.
— Произошло и происходит, — кивнул инспектор Росс.
— А ну–ка поподробней! — напрягся хозяин.
— Прежде чем переходить к дальнейшему, могу я спросить, сколько сейчас времени?
Колесников решил добить ребят одним ударом и вытащил из–под пиджака завернутую в целлофан сорочку.
Росс был явно удивлен.
— Я так и знал! — с выдохом пробормотал юноша. Черт бы его подрал. Скажите, он жив или…
— Два часа пополудни.
— Кто он? — Колесников боялся упустить момент и впился глазами в растерянного парня.
— Благодарю вас. — Пил послушал свои часы, а затем переставил стрелки. — Мои часы как шли, так и идут, но они почему-то сильно отстали.
— Антон. Это его рубашка. То есть она моя, но его.
— А точнее?
В то же время он скрытно наблюдал за выражениями их лиц. Предстояло плавание в очень опасных водах, и эти лица были единственным маяком. А затем Пил заметил перед Россом настольный календарь, и это было как удар под ребра.
Тут в разговор вступила хозяйка.
— Скажите, инспектор, это правильная дата? — спросил он, судорожно сглотнув.
— Аркаша подарил Антону летние вещи, и мы его посадили на поезд. Он уехал на юг.
— Естественно, мистер Пил. Двадцать третье число, воскресенье.
— Понятно. Значит, вашего Антона ограбили. Эта рубашка найдена в бандитском логове, где обнаружен труп сотрудника милиции.
Целых три дня! Это никак не возможно! — кричало что-то в его голове. Однако Пил усилием воли сдержал волнение. Спокойнее… спокойнее… все идет как надо. Эти три дня куда-то потерялись, ведь когда он шагнул в завесу, был четверг, тридцать восемь минут пополуночи. Да. Главное, не волноваться. На кону стоит гораздо больше, чем пропавшие три дня. Конечно же так, а иначе — откуда полиция? Тянуть время, пока не наберется побольше информации.
— Ну началось! — воскликнул Аркадий. — Стоило его встретить, и мы тут же по уши завязли в дерьме. Теперь он будет преследовать нас всю оставшуюся жизнь. От него невозможно скрыться. Это рок! Судьба! Хрен отмахнешься.
— Мистер Пил, — сказал инспектор Росс, — все эти три дня мы вас искази. Вы исчезли совершенно неожиданно, мы несколько удивлены, найдя вас в замке.
— Минуточку, — глотая слюну, обронила девушка. — Но у Антона целый рюкзак твоих вещей. И каждая из них будет возвращаться к нам с милиционером?
— Да? Почему?
— А ты, часом, веревку, нож или пистолет в рюкзачок не упаковала? — со злорадной ухмылкой спросил супруг у растерянной хозяйки. — А то как бы нас удавкой не придушили. Хорошо, если все барахло милиция вернет, а то и по— другому сложиться может.
Действительно — почему? Что тут такое случилось? И почему это Сидра сверкает глазами, словно фурия, обуянная жаждою мести?
— Положила. Точно, положила. Твое любимое кашне. Синее в золотую мелкую клетку.
— Коротковато, но удавить можно.
— Потому, мистер Пил, что вы обвиняетесь в предумышленном убийстве леди Саттон.
Колесников переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять суть разговора, но у него ничего не получалось. Когда крик усилился, он не выдержал:
Потрясение и опять потрясение! Они наваливались одно за другим, но Пил все так же держал себя в руках. Вот теперь информация хлынула широким потоком. Он задержался в завесе на какую-то пару минут, но эти минуты, проведенные в чистилище, превратились при переходе к нормальному времени в целых три дня. Тело леди Саттон было обнаружено, и его обвинили в убийстве.
— Хорош! Мать–перемать! Успокойтесь. Я сюда не в бирюльки пришел играть. Кто такой этот Антон и почему вы собирали для него веши?
Он знал, что никому не уступит в силе и ясности мысли, способности выходить из любых, самых трудных положений, но знал и то, что следует действовать с предельной осторожностью…
Все разом замолкли, и в квартире повисла тишина. Спустя некоторое время молодые переглянулись, и девушка открыла дверь гостиной.
— Я не понимаю, инспектор. Вы бы объяснили все это поподробнее.
— Пройдите в комнату. Так будет удобней.
В хоромах Колесников чувствовал себя не
— Хорошо. В пятницу утром поступило сообщение о смерти леди Саттон. Медицинское обследование показало, что она умерла от инфаркта, наступившего в результате внезапного потрясения. У нас есть свидетельские показания, что вы намеренно напугали леди Саттон с целью вызвать сердечный приступ, будучи полностью осведомлены о слабости ее сердца. Если все это так, мистер Пил, то мы имеем дело с предумышленным убийством.
очень уютно, обстановка сковывала язык. Гостя усадили на кушетку, а хозяева устроились в креслах.
— Конечно, — согласился Пил, — но вот именно «если*. Если это действительно так и если вы сможете это доказать. Могу я попросить вас назвать имена ваших свидетелей?
— Тут вот в чем дело, — тихо начала женщина, сложив тонкие пальчики вместе, как периферийная певица перед выступлением. Антон — наш однокашник. Мы учились в одной школе. Добрый, хороший парень, но невезучий. Рано остался без родителей, они погибли. Потом у него отняли квартиру. Точнее, он ее продал. Ну и так далее. Короче говоря, мой супруг купил ему путевку на юг. В хороший престижный пансионат. Поначалу он хотел ехать сам, но потом уступил путевку Антону и решил остаться дома.
— Дигби Финчли, Христиан Бро, Фиона Дюбеда и… — Росс закашлялся и оборвал фразу.
— Это ты решила, — втиснулась реплика хозяина.
— И Сидра Пил, — сухо докончил Пил и бьи вознагражден за догадливость злобным взглядом жены.
— Помолчи минутку, — рявкнула супруга, и ее голосок вновь стал медово–соловьиным. — Что говорить, Аркадий не жалеет об этом. Мы люди открытые и нескупые. Усадив Антона в поезд, мы простились с ним, и он уехал.
Вот теперь все стало понятно, все встало на места. Они ударились в панику и выбрали его козлом отпущения. Тем более что Сидра с радостью готова от него освободиться. Прежде чем Росс или Ричардс успели вмешаться, он схватил Сидру за руку и потянул ее в угол библиотеки.
— Какой поезд?
— Не беспокойтесь, инспектор, я просто хочу поговорить с ней с глазу на глаз. И могу вас заверить, что не будет никакого насилия.
— Ночной, симферопольский. Третий вагон. Десятого числа.
Сидра с ненавистью вырвала руку и пронзила Пила испепеляющим взглядом, ее губы чуть-чуть раздвинулись, показав острые белые зубки.
— С рюкзаком и вещами, где стоят метки химчистки?
— Конечно. Перед отправкой в отпуск я все вещи выстирала и вычистила.
— Это ты все устроила, — негромко сказал ей Пил.
— А почему вы отдали ему вещи? — Колесников адресовал вопрос молодому человеку.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— А зачем мне нужны шорты в Москве? А потом, вряд ли у вокзального бомжа имеется смена белья.
— Ведь это ты придумала, Сидра.
Колесников нахмурился.
— Ты убил ее, Роберт.
— Как вы сказали?