ЭПИЗОД ВТОРОЙ: ТЕМП
Воскресенье, 21-е 05.33, по Киевскому времени
Телефонный звонок заставил приподняться с кровати и сонными глазами посмотреть на часы. Твою мать, пробормотал Самойлов, поднимая трубку.
— Кому не спится в ночь глухую?
— Вам ответить в рифму, или как?
— Или как… — Михаил потянулся за сигаретами. — Слушай, Юлия батьковна, у тебя совесть есть? Ты знаешь, который час? Если нет, то позволь сообщить — половина шестого. Утра. У вас что, в Киеве, появилась новая традиция: поднимать гостей города ни свет, ни заря радостными телефонными звонками?
— Да ладно вам. Потом выспитесь. Просто так я бы не звонила. Вставайте. И будите своего оператора. Сделаете одуренный репортаж. Срочно приезжайте к станции метро «Харьковская». Мы там будем держать оцепление.
— Что вы там собираетесь держать? — не разобрал последние слова Самойлов, но телефон уже издавал короткие гудки.
Журналист выполз из нагретой постели и поплёлся на кухню, делать кофе. Пока кофеварка гудела, Михаил пытался сообразить, что делать. Послушать девчонку, или плюнуть на всё и вернуться досматривать сон. Однако, всё решилось само собой.
Видимо и Володю разбудил этот же звонок, потому что в комнате послышался шум и щёлканье замков от чехлов с аппаратурой.
Михаил налил кофе в две чашки. Заспанный Дмитриев прошёл в кухню, поднял свою, отпил и кивнул на ещё тёмное, с редкими отражениями света в соседних домах, окно:
— Хреновые у меня предчувствия.
Самойлов подошёл к нему, тоже посмотрел на улицу. За стеклом сыпал снег. Крупно сыпал, по зимнему. Михаил зевнул и пробормотал:
— Ну, девка… Всыплю ей по первое число, если напрасно нас подняла.
* * *
07. 00, по Киевскому времени
В семь утра Игорь Юрьевич покинул свою квартиру, спустился вниз по лестнице, пешком прошёл два квартала до торгового, круглосуточно работающего центра, задержался у таксофона, набрал телефонный номер по памяти:
— Слушаю. — ответил мужской, довольно бодрый, для такого времени, голос.
— Я в Киеве.
— Замечательно. Сбросьте мне «непринятый» вызов с мобильного телефона и ждите звонка.
Столичный гость повесил трубку, зашёл в супермаркет, купил два стартовых пакета для мобильной связи, и через десять минут вернулся домой.
* * *
07.30, по Киевскому времени
— Семь тридцать утра. Станция метро «Харьковская». Четыре автобуса с так называемыми туристами, собираются в день повторных выборов президента, отправиться за город в сторону Чернигова. — молодой репортёр телеканала «Свобода» рукой указал в сторону «ЛАЗов». Оператор послушно последовал камерой за его жестом.
Автобусы припарковались с краю трассы. Старые. Заиндевевшие. Водители и пассажиры, находящиеся внутри, видя оживление вокруг их транспорта, пытались не реагировать на выкрики молодёжи с жёлтыми повязками на рукавах и отказывались выходить. Лишь некоторые смельчаки, в основном мужчины, становились на ступеньки, чтобы покурить. На них тут же набрасывались журналисты. Как только камера наводила на лица курильщиков объективы, те отворачивались, стыдливо пряча лица. Давать интервью никто не хотел.
Самойлов кивнул Володе:
— Сделаем общую картинку и вид спереди. Потом более детально. Крупным планом возьмёшь первые два автобуса. Особенно молодняк под колёсами.
Дмитриев кивнул головой и принялся фиксировать место происшествия.
Путь автобусам перегородили несколько десятков студентов с плакатами в руках, взывающими к совести избирателей, а под передние колёса транспорта легли молодые люди, не давая автобусам возможности тронуться с места.
— Фальсификациям — нет! Фальсификациям — нет! — раздавались выкрики из рядов пикетирующих.
Михаил подошёл к одному из курящих из заблокированного автобуса:
— Сигареты не будет?
Тот, молча, протянул пачку.
— Спасибо. На природу собрались?
— На пикник. — мужчина смотрел поверх Самойлова, словно слепой.
— Молодцы. — Михаил запахнул ворот куртки, пряча тело от пронизывающего снежного ветра. — Погодка подходящая. Особенно поплавать.
— Под водочку и шашлычок любая погода сойдёт. — мужик сплюнул на ледяной асфальт.
— Это точно. Давно мёрзнем?
— А тебе то что?
— Так, любопытно.
— С семи часов.
— И что, эти, — Самойлов кивнул на передок автобуса, — давно лежат под колёсами?
— Да нет. Легли, как только телекамеры появились.
— Логично.
Самойлов сунул руки в карманы, но теплее не стало.
Володя ещё раз сделал съёмку передка одного из автобусов и, поскользнувшись, чуть не упал.
— Осторожно. — Юлька подхватила оператора под руку. — Здорово, что приехали. Видели, нет, вы видели это? Вот, гады, что делают.
— А что они делают? — разыгрывая непонимание, спросил Михаил.
— Вертушку.
— Что? — теперь действительно не понял Самойлов.
— Карусель. — новое название тоже ничего не подсказало журналисту. — Вывозят избирателей голосовать по открепительным талонам в другие города. — наконец пояснила девушка нормальным языком. — Эти два автобуса едут в Чернигов. — Юлька махнула рукой в сторону транспорта. — А те в Кагарлык.
— А вы их не пускаете? — догадался Самойлов.
— Ну да. А что здесь смешного? — Юлька с недоумением посмотрела на улыбающегося Михаила.
— Зайка моя, оглянись. — Самойлов положил руку на плечо девчонки. — Сколько видишь автобусов?
— Четыре.
— А сколько посадочных мест?
— Откуда я знаю. — вскинулась Юлька.
— Я за тебя отвечу…
— Тридцать. — пояснил вместо товарища Володя, пряча камеру в чехол. — Умножаем на четыре. Сто двадцать. Даже если эти ребята будут кататься целый день, притом, что, как показал первый тур голосований, на одного избирателя нужно уделить, в среднем, час, то есть шестьдесят минут, плюс дорога, то они смогут кинуть максимум тысячу открепительных талонов. Тысяча против двадцати миллионов: как тебе такое сравнение.
— Но ведь они не одни такие. — вскипела девчонка.
— А ты можешь представить себе десять тысяч автобусов разъезжающих по одним и тем же городам? Я, лично, нет. При Сталине, наверное, смог бы. Но не сейчас. Для подобных действий необходима крепкая централизованная власть. Диктатура. А у вас ни то, ни сё. Ни рыба, как говорят, ни мясо.
— На что вы намекаете? — Юлька прищурилась.
— Да какой тут намёк. — Самойлов усмехнулся. — Ты мне звонишь в половину шестого утра с сенсационным сообщением. Откуда ты узнала в половину шестого о том, что здесь будет происходить в семь утра? Молчишь? Тогда отвечу я. От своих друзей. Откуда они узнали? Отвечаю. Либо в стане ваших врагов есть ваши друзья. Либо…
— Что, либо?
— Либо твои друзья сами разыграли всю эту комедию.
— О чём вы говорите? — девушка захлебнулась от негодования. — Как вы можете? Вы…
— Не кричи. И включи свой интеллект. Ты же не глупая девочка.
Юлька затрясла головой.
— Вы не смеете так говорить! Потому, что вы… Мои друзья не могли так поступить.
Самойлов хотел, было, добавить, что в политике друзей нет, есть только временные партнёры, но Юлька отвернулась и побежала прочь. Михаил с горечью плюнул.
Володя толкнул его в бок:
— Зря девочку обидели. Лучше бы промолчали.
— Кому лучше? Ей лучше? Или нам лучше? — не сдержался Самойлов.
— Ты чего кипятишься? — взорвался в свою очередь Володя. — Нас прислали делать репортаж, вот мы и делаем. А со своими сантиментами, вон, иди на девятый этаж, и в стенку сопи.
— Так ты сам начал: девочку обидели… Лучше бы промолчали…
— Да пошёл ты… — Дмитриев подхватил сумку и направился в сторону «жигулей». Михаил выругался и бросился догонять друга.
— Ладно. Хватит ерепениться. Поехали домой. Здесь больше делать нечего. У нас и так сегодня денёк будет, что называется…
* * *
08.34, по Киевскому времени
«Сообщают из Черкасской области. В селе Миргородском, Милославского района, на избирательном участке N 166 ночью было совершено убийство милиционера, охранявшего находящиеся в Доме культуры, где находится избирательный участок, документы по второму туру выборов в президенты Украины. Прокурор Черкасской области отдал приказ о расследовании преступления.
Первый национальный канал Украины,
21 ноября 200…года»
* * *
09.46, по Киевскому времени
Молчуненко смотрел на себя в зеркало. Правая рука сжимала электробритву, но освобождаться от двухдневной растительности не было никакого желания.
В одиннадцать часов начнётся прямой эфир. Сутки он будет «в картинке». Один. Без помощников.
Два дня назад почти весь коллектив телеведущих компании объявил ему бойкот. У каждого имелись свои причины для единодушного молчания, но открыто, в глаза, высказалась только Жанка. Как же она тогда выкрикнула? Рука крепче сжала бритву. Мол, он поддерживает кандидата от ныне действующей власти, и не даёт возможности на реализацию своих планов другому кандидату. Вон как загнула. Интересно, и какими действиями простой телеведущий смог не дать возможности реализоваться кандидату от оппозиции, состоятельному человеку, с миллионным достатком, главе партии, в которой насчитывается сотни тысяч членов.
Четыре года назад, когда Молчуненко придумал, и с трудом вывел в эфир аналитическую информационную программу «Политринг», у него моментально появилась масса завистников. Ещё бы. Передача получилась острой, ко времени. В ней могли выступить все, кто не боялся высказать личную жизненную и политическую позицию. На тот момент Геннадий Сергеевич считался самым бескомпромиссным телеведущим, имеющим собственную, нередко резко отличающуюся от официальной, точку зрения. Через телепередачу прошло множество политиков, начиная с президента и заканчивая представителями неформальных объединений. Несколько раз Молчуненко вызывали «на ковёр» среднего и высшего начальства. Пару раз серьёзно угрожали. И тем не менее, он оставался таким, как есть. Принципиальным, целеустремлённым.
Как вышло, что теперь он остался в одиночестве, Геннадий Сергеевич так и не понял. Все последние годы Молчуненко стремительно поднимался по лестнице журналисткой славы, под час сметая препятствия на своём пути, в виде соперников — всё той же журналисткой братии. Чем и заработал нелестную славу. Одни им восхищались. Другие «по чёрному» завидовали. Но и те и другие соглашались в одном: всё-таки репортёром Молчуненко был от Бога. Мог всегда прочувствовать материал и сделать, даже из банального события, бомбу. Чем и устраивал руководство компании.
И вот, два дня назад, завистники и сторонники в лоб заявили, о своём не желании видеть господина Молчуненко в стенах студии. Генеральный продюсер, самое интересное, на импровизированном собрании так и не появился. Но позже, когда на совещании поставили вопрос, кто будет вести телемарафон вместе с Геннадием Сергеевичем, и все промолчали, тут же подошёл к нему и молча кивнул головой. Мол, сам понимаешь. Рад бы тебе помочь в твоей проблеме, но не могу. И добавил вслух:
— Если не поменяете отношения с коллективом, нам придётся расстаться.
Молчуненко вскипел. Что значит, поменять отношения? Изменить своим убеждениям, и принять чужие? Геннадий Сергеевич много лет анализировал политическую обстановку в стране, и видел, что, по большому счёту, в стране идёт борьба между двумя финансовыми группировками, которые слились с политикой, чтобы со всех сторон защищать свой бизнес. Поддерживал ли Молчуненко премьера? Нет. Но он опасался, что смена лидера приведёт к переделу финансовой карты страны, перераспределению богатства, которое разными путями, чаще всего незаконными, приобрели за годы независимости страны нынешние политические дельцы. А конечным результатом подобных действий могла стать гражданская война. Геннадий Сергеевич, в своё время защитился по данной теме, и прекрасно знал: подобные войны организовывают крупные денежные «мешки», и их основная цель — личное обогащение. И начинаются подобные «разборки», как правило, с подавления проигравшего А судя по всему, пан Козаченко собирался провести в жизнь именно это.
После совещания Геннадий Сергеевич пытался поговорить с Жанной, убедить её встать рядом с ним за стойку политической трибуны. Но та отмахнулась от него. Зло. С ненавистью. За что? За убеждения? Чьи убеждения: свои, или его?
Молчуненко покрутил бритву в руке, и положил назад, в футляр. Он тоже сегодня выразит «детский» протест: выйдет в прямой эфир небритым. И будет говорить то, что считает необходимым. И плевать на бойкот. Пусть сначала научатся работать, как он, а не сплетничать по углам.
* * *
10.32, по Киевскому времени
«В десять часов утра, на избирательном участке N 32 проголосовал президент Украины Даниил Леонидович Кучерук. В интервью, сделанном прессе, президент страны, на вопрос журналиста нашего телеканала по поводу акции протеста, против сфальсифицированных выборов, ответил следующее: «Революцию делают фанатики. А её плодами пользуются проходимцы. Банальная истина, известная всем. Но, в нашей ситуации, революции не будет. По одной простой причине: в тех силах, которые разглагольствуют про революцию одни проходимцы». На наш взгляд высказывание президента достаточно точно выразило, за кого бросил свой бюллетень глава Украинской державы.
Телеканал «Свобода»,
21 ноября 200…года»
* * *
10.57, по Киевскому времени
Володя протянул Самойлову пакет.
— Что здесь? — Михаил с недоумением принялся разворачивать полиэтилен.
— Бутерброды.
Пока друг жевал хлеб с сыром, Дмитриев сделал съёмку Майдана Незалежности, площади, которая расположилась между Хрещатиком и Европейской площадью. По всему периметру Майдана, от здания Почтамта и до памятника Независимой Украине, сотни две человек устанавливали туристические двухместные палатки, в основном жёлтого и оранжевого цветов. Володя подошёл ближе. Парень, лет двадцати, заметив объектив профессиональной видеокамеры, широко улыбнулся и показал большой палец: мол, всё ОК. На правой руке активиста, как и всех остальных находящихся на площади людей, желтела полоска материи, отличительный знак причастности к оппозиции.
Михаил, наблюдая эту сцену, решил взять интервью:
— Представьтесь, пожалуйста.
— Виктор Смешко. Завод «Арсенал».
— Кузница кадров?
— И не только. Вся точная оптика изготовляется на нашем заводе.
— А что здесь делаете?
— Как что? Революцию против ныне действующей власти.
Дмитриев детально зафиксировал экипировку небольшого палаточного городка. Спальники, газовые плитки, теплообогреватели, продукты в ящиках, воду в пластиковых бутылках.
— Классно подготовились, ребята. — негромко произнёс оператор, но молодой человек его услышал.
— А как же? Не всё чиновничьим крысам держать за собой пальму первенства. Когда-то и нам нужно её перехватить.
Майдан напоминал муравейник. Постоянно подъезжали машины. Активисты сгружали вещи, аппаратуру. По центру площади принялись возводить эстрадную площадку с навесом от холодного, пронизывающего ветра со снегом. Всюду сновали операторы с камерами. То тут, то там проявлялись репортёры, выхватывающие «картинку» и передающие информацию с места событий. С каждой минутой людей на Майдане становилось всё больше и больше.
По площади суетливо сновали несколько десятков крепышей с цепким взором, которые расспрашивали вновь прибывших, откуда они, и, получив ответ, разводили людей по разным местам импровизированной площадки для митинга. Их, как услышал Самойлов, почему-то называли «бригадирами».
— А где здесь есть кафе? — поинтересовался Володя, дуя на замёрзшие руки.
— Внизу, в переходе. Но, думаю, сейчас оно вряд ли работает.
— Москвичи. — послышался окрик со стороны Географического знака и, оглянувшись, Дмитриев с Самойловым увидели журналистов с телеканала «Свобода», с которыми познакомились во время работы в парламенте. — С нами проехаться не желаете?
— Далеко? — поинтересовался на всякий случай Володя.
— У нас тут всё рядом. — «свободненский» оператор махнул рукой. — В сторону Пущи — Водицы. Там замечены автобусы с бритоголовыми. Видимо, едут в Коростень с открепительными талонами. Интервью взять не желаете?
— С превеликим удовольствием. — Михаил пошёл в сторону микроавтобуса с надписью «Телеканал «Свобода». Володя поспешил за ним.
* * *
11.03, по Киевскому времени
«На избирательном участке N 186, Сумская область, неизвестные личности бросили в урны с бюллетенями избирателей полиэтиленовые пакеты с чёрной жидкостью. Работа участка временно приостановлена. Милиция приступила к розыску преступников.
Телеканал «Свобода», бегущая строка
21 ноября 200…год».
* * *
11.11, по Киевскому времени
Игорь Юрьевич приготовил яичницу, поставил её прямо в сковородке на поднос, и устроился с холостяцким, импровизированным завтраком возле телевизора. Из всех каналов он решил выбрать оппозиционный. И не потому, что был приверженцем Козаченко. На «Свободе» не показывали всяких кухонь, квартирных вопросов, самых умных детей, придурковатых компьютерных мультиков — только хроника дня с разных городов и сёл. Без комментариев. Даже из такой мелочи умный человек мог высосать информацию. Чем Игорь Юрьевич и занялся, пережёвывая омлет с хлебом и колбасой, и запивая столь калорийную смесь минеральной водой.
* * *
11.27, по Киевскому времени
Микроавтобус притормозил возле будки ГАИ, на перекрёстке дорог, ведущих из Киева на Пущу — Водицу и в сторону Коростеня. Николай Дёмин, журналист «Свободы» выскочил из авто, подбежал к милиционеру, стоявшему на обочине и разговаривающему с водителем «жигулей».
— Добрый день. Николай Демин, телекомпания «Свобода». - быстро представился репортёр, показав удостоверение. — К нам поступила информация, что в сторону Коростеня направляется колонна из пяти автобусов с людьми, которые едут голосовать по открепительным талонам. Вы их не видели?
— Кого, людей, или талоны? — закосил под дурачка гаишник, и захохотал. Из будки тут же выскочил его напарник с погонами лейтенанта.
— В чём дело, сержант?
— Да вот, шукают автобусы с открепительными талонами.
— Покажите документы. — тут же потребовал старший по званию милиционер.
Дёмин вторично вынул удостоверение журналиста.
— Что вы мне показываете? — спросил офицер.
— Удостоверение личности. Вы же это просили?
— Шутить в морге будешь, — лейтенант бросил взгляд на корочку, — товарищ Дёмин.
— Может быть и так. — моментально отреагировал журналист. — А всё-таки, автобусы с бритоголовыми парнями проезжали через ваш КПП?
— А как же, — неожиданно встрял водитель «жигулей». — Минут пять назад проехали. В сторону Ирпеня.
— Так, глазастый, — лейтенант кивнул подчинённому, — проверь его по полной программе. А я этими займусь.
Лейтенант подошёл со стороны водителя:
— Права, техпаспорт, и всё прочее. Как полагается.
— Простите. — Дёмин подошёл к офицеру. — Мы сами остановились. Узнать информацию. На каком основании вы нас проверяете?
— На основании закона. — отрезал милиционер. — Выйдите из машины и начнём осмотр.
Дёмин кивнул в салон. Первым понял его жест Володя. Он тут же включил камеру, выпрыгнул из машины, отошёл на пару шагов и навёл объектив на сотрудника ГАИ.
— Это ещё что за хрень? — лицо лейтенанта моментально пошло пятнами. — Немедленно убрать!
— Офицер, — Дёмин встал между милиционером и оператором, но так, чтобы Володя мог продолжать съёмку. — Вы выполняете свою работу, мы свою.
— Сейчас я тебе выполню твою работу… — лейтенант оттолкнул худого до безобразия Дёмина в сторону и устремился к Дмитриеву. Тот спокойно отвёл голову от резинового ободка глазка камеры и еле слышно, но так, чтобы мог услышать гаишник, произнёс:
— Сделаешь ещё шаг, и будешь в своей ментовке полы драить. А унитазы зубной щёткой полировать.
Лейтенант оторопело остановился. За те несколько секунд, что он смотрел в глаза оператора, для него вся жизнь пронеслась немыслимым галопом. Неожиданно он понял, мужик с камерой не шутит. И если так сказал, то все годы прогибания в академии пойдут к чёртовой матери. И надежда на скорое повышение исчезнет в бутылке с водкой.
Он медленно повернулся к водителю и вернул документы.
— Можете ехать.
Сержант, наблюдая за этой сценой, даже забыл про своего водителя «жигулей». Как только лейтенант направился в сторону КПП, он тут же бросил водительские права на землю и побежал за офицером.
Когда все вернулись в микроавтобус, Дёмин с уважением произнёс:
— Ну, ты мужик, даёшь! Что ты ему сказал? Он с таким видом вернул права, будто ему только что сообщили, будто у него кто-то умер.
— Вот если бы не отдал, то точно, у него бы что-то умерло. — пробормотал Дмитриев, и повернулся в сторону водителя. — Куда едем?
Тот пожал плечами.
— За автобусами смысла ехать нет. Начиная с Ирпеня, они могут повернуть в три стороны. А там ищи ветра в поле. Если бы здесь не проторчали, то ещё бы смогли догнать. А так…
— Тогда возвращаемся на Майдан. — решил за всех Дёмин. — В полевой штаб. Если что, получим информацию из первых рук.
* * *
11.44, по Киевскому времени
Хозяйка квартиры появилась в половине двенадцатого. Игорь Юрьевич услышав, как она возится с замком, встал за дверью в зальную комнату.
Ключи долго скрежетали в замке. После упорных трудов, дверь наконец-то распахнулась, и хозяйка квартиры смогла проникнуть в свои двухкомнатные хоромы. Ксения Ивановна видимо спешила. Ключи из замка вынимать не стала, быстро пробежала в спальную комнату, судя по всему, забрать кое-какие вещи, но, увидев разобранную постель, замерла.
— Доброе утро, хозяюшка. — Игорь Юрьевич вышел из своего укрытия, полностью обнажённый, лишь только узкие плавки скрывали срам квартиросъёмщика. Он неторопливо прошёл к входной двери, вынул ключи хозяйки из замка, и захлопнув дверное полотно, поставил замок на блокиратор. Развернувшись, гость Киева прошёл мимо хозяйки квартиры к своим брюкам и вынул из кармана связку ключей, которую вчера ему вручила Ксения Ивановна. — Так, сравним. Ах, ты ж боже мой, вы мне по ошибке дали не те ключи.
Женщина чувствовала, что с ней играют, над ней насмехаются, но ничего поделать не могла. В тот момент она, скорее всего, проклинала вчерашний день, и то, что ей попался этот самоуверенный, спортивного телосложения мужик, который смог, непонятно как, проникнуть в квартиру, и теперь, кажется, собирается отвезти её в милицию.
— Что с вами, Ксения Ивановна? — в голосе Игоря Юрьевича слышались нотки участия. — Вы расстроены? — подбородок женщины мелко затрясся. — Не стоит. Всё же образумилось? Или нет? Ваш сообщник внизу? На площадке я его не видел.
Ксения Ивановна не заметила, как ноги у неё подкосились, и рухнула на стул.
— А вот соплей и истерик не надо. Так, где сообщник?
— У меня нет никакого сообщника.
Постоялец скептически покачал головой.
— Врёте. Замок кто менял?
— Слесарь. Я сказала, что он сломался. Так наш сосед снизу мне быстро замену и сделал. — женщина вскинулась. — Вы теперь милицию вызовете?
Ну и дура, подумал Игорь Юрьевич, находится в своём собственном доме и боится, что я вызову ментов. Страна напуганных идиотов.
— А сие зависит от вас, дорогуша. Точнее от того, будете вы говорить правду, или будете лгать. У вас есть мужчина? Да? Нет?
— Что вы себе позволяете? — Ксения Ивановна хотела было ещё добавить по поводу хамского поведения нового жильца, но Игорь Юрьевич тут же осадил её:
— Я спрашиваю, вы отвечаете. Иначе звоню ноль два. Есть мужчина?
— Да, есть.
— Где он?
— В больнице.
— Врач? Болеет?
— У него язва желудка.
— Сколько ещё будет лечиться?
— Две недели.
— Дочь: правда или выдумка?
— Правда. Она действительно в Чехии.
— Давно занимаетесь подобного рода деятельностью?
— Вы третий.
— Первые двое в милицию, естественно, не заявляли?
— Пробовали. Только я ведь перед тем, как сдать квартиру, говорю соседям, что уезжаю к дочери. Старика — профессора убедили, будто он, скорее всего, ошибся дверью.
— Так вы и на этот раз сказали соседям, что уезжаете?
— Да, в Россию, к матери.
Игорь Юрьевич быстро оделся, ключи спрятал в карман. Женщина всхлипнула.
— Да успокойтесь вы, Ксения Ивановна. Всякое в нашей жизни случается. — рука мужчины опустилась на плечо испуганной женщины. — Поедем, лучше, прогуляемся.
— Нет. — Ксения Ивановна сжалась в комок, явно боясь покинуть убежище. — Я в милицию не поеду!
— Да бросьте. — рука нежно прошлась вдоль плеча, к шее. — Не собираюсь я вас везти ни в какую милицию. Поедем в ресторан.
— Куда? — недоумению неудачной аферистки не было границ.
— В ресторан. Угощаю. Я ведь давненько в ваших краях не бывал. Но вот одно заведение помню прекрасно. Недалеко от Гостомеля, под Киевом, стоит харчевня. Место, должен вам сказать, преотменное. Лес. Озеро. Воздух — объедение. Если, конечно, не испаскудили за те три года, что я не был. А нашу поездку будем считать, как знак перемирия. Одновременно, у меня к вам имеется любопытное предложение. Возражения имеются?
— Вы не обманываете? — в голосе звучала тревога. Господи, подумала Ксения Ивановна, откуда эта тревога?
— Нет.
— Не знаю почему, но я вам верю. — Но ведь ты не веришь, кричал голос где-то внутри испуганного слабого человечка. Однако, женщина его приглушила.
— Вот и прекрасно. — Игорь Юрьевич удовлетворённо потёр руки. — И поверьте, то, что я собираюсь вам предложить, значительно выгоднее и безопаснее, чем ваши нынешние занятия.
* * *
12.08, по Киевскому времени
Синчук поднял трубку внутреннего телефона.
— Подполковник…
— Что нового, Синчук? — оборвал его голос руководителя областного управления СБУ Новокшенова Артёма Фёдоровича. Опять сейчас начнёт ныть по поводу недостроенной дачи. Синчук мысленно выматерился. И почему именно на него повесили протеже Яценко? Дача в Козине, пригороде Киева, на берегу Днепра, уже поперёк горла стояла у подполковника. Однако, на этот раз руководство смогло удивить Синчука. — Доложи начальству обстановку в Киеве.
— Выборы проходят нормально. По столице эксцессов пока не было.
— Пока нам и не надо. Нам нужно, чтобы их вообще не было. Что на Майдане?
— Оппозиция собрала двадцать семь палаток, как и обещали. Установили площадку для ведущего. Готовятся к параллельному подсчёту голосов.
— К чему они готовятся, мне и без тебя известно. — голос звучал лениво, и, как показалось Синчуку, пьяно. — Людей собрали много?
— По непроверенным данным, порядка десяти тысяч.
— Прилично. Что ещё интересного? Наши люди там есть?
— Естественно. Послали пятьдесят человек.
— Вот это молодцы. Какая ещё есть информация?
— Да всё как обычно.
— А теперь, подполковник, свяжись с Князевым, пусть доставит мне наиболее, на его взгляд, любопытные телефонные разговоры. Надеюсь, анализ сделан?
Капитан Князев работал в аналитическом информационном отделе, «прослушке», и отвечал за анализ телефонных разговоров, которые проходили через руки, или точнее, уши его подразделения.
— Так точно. — Станислав Григорьевич вскинул руку к пустой голове. Чтоб тебя…
— Вот пусть их ко мне и доставят. Передай Князеву, жду от него информацию каждые полчаса. Понял?
— Так точно. — рука продолжала оставаться у виска.
— Молодца!. И ещё. Слушай, Станислав, понимаю, не время, но жизнь, есть жизнь. Ты мне, помнится, обещал прислать толкового столяра. Так, пожалуйста, не забудь. А то мне лестницу, хотелось бы, до Нового года сделать. Всё, бывай.
* * *
12.28, по Киевскому времени
Петренко смотрел на Козаченко, стараясь заглушить в себе всё более растущее раздражение. Все, абсолютно все в команде кандидата были задействованы в предвыборном марафоне. Олег Круглый вплотную занялся Майданом. Тарасюк принимал на втором этаже штаба журналистов, которые в ожидании первых результатов голосования пили чай и кофе, безрезультатно пытаясь «пробить броню» опытного политика, и заставить того ответить на прямые вопросы, связанные с выборами. Литовченко несколько раз закрывался в кабинете кандидата в президенты и минут по двадцать оставался с ним с глазу на глаз. Один Богдан Васильевич неприкаянно слонялся из угла в угол, изредка посматривая на монитор телеэкрана, выставленный в холле штаба.
Нет, не такое место прогнозировал себе бывший комсомольский лидер союзного масштаба, бывший социал-демократ и бывший друг зятя президента. Не ради такой вялотекущей карьеры он порвал с Пупко и его правящей в парламенте партией. Хотя, и другого выхода у Богдана Васильевича не было.
В тот вечер, когда он узнал о том, что его кандидатура, как претендента на пост президента, отвергнута советом старейшин партии, Петренко решил встретиться со старым товарищем. Пожаловавшись на решение политрады, бывший комсомольский лидер думал услышать из уст Пупко хотя бы слова сочувствия, но тот только рассмеялся в лицо неудачнику.
— А ты на что рассчитывал, Богданчик? — произнёс бизнесмен, поглядывая на улицу из окна заднего сиденья машины. — На то, что перед тобой распахнут все двери? Нет, Богдан. Времена, когда тебе всё делали за глаза, канули в лету. — Пупко резко повернулся к собеседнику. — А чем тебе не нравится пост вице — спикера? На мой взгляд, довольно неплохая должность.
— Только временная. — обиженно ответил Петренко.
— А что в нашем мире есть вечного? — зять главы государства закурил, и сам ответил на собственный вопрос. — Ничего. Кстати, должность президента тоже не вечна. Два срока — потолок. А потом пиши мемуары. Моего, к примеру, возьми. — намекнул Пупко на отца жены, — Десять лет у руля, и что?
— Зато успел многое сделать для себя. — Богдан Васильевич не хотел продолжать, но вырвалось, как-то само собой. — И для тебя.
— Вон ты как запел. — протянул бизнесмен. — Правильно, оказывается, говорили о тебе.
— Что говорили? — насторожился вице-спикер.
— А то, что ты не наш человек. — сквозь зубы процедил хозяин автомобиля. — И что напрасно тебе позволили стать во главе парламента.
— То есть, как это, не ваш человек? — в тот момент Богдан Васильевич буквально оторопел.
— А так. — Пупко снова посмотрел на собеседника. — Не сумел ты войти в доверие партии. Не пришёлся, как говорят, ко двору. Отстаивал я тебя, да после того, что ты мне тут нагородил, вижу, напрасно.
Пупко откинулся на спинку сиденья, замолчал.
— И что будет дальше? — голос, как-то сам собой сел, а потому фразу пришлось повторить. — Что будет, а? — Колени вице-спикера задрожали от нервной перегрузки.
— Ничего. — Пупко в тот момент усмехнулся. Гадко так, едко. — Досидишь отведённый срок с левой стороны от спикера ещё год, и гуд бай.
— Ты хочешь сказать, меня выгонят из партии?
— Не выгонят, а выкинут. — уточнил зять президента. — Как ненужную вещь. Да ты, Богдан, не расстраивайся. С таким житейским опытом, как у тебя, не пропадёшь. Словоблуды, вроде тебя, любой начинающей партии нужны. Так что, пристроишься.
На том разговор и закончился.
А через два дня Петренко официально заявил, что не поддерживает политику социал-демократов, как политиков крупного капитала, которые совсем не пекутся о судьбе народа Украины, а только гребут в свой карман, и, с помощью политической власти, обворовывают государство. И привёл с трибуны парламента конкретные примеры. В том числе и на Пупко. Его выступление имело эффект разорвавшейся бомбы. Лагерь Козаченко моментально принял в свои ряды «новорождённого оппозиционера». Теперь старейшины кусали себе локти: рано они открылись перед молокососом. Ох как рано. И их карты предвыборной борьбы он всем раскрыл. И пост вице — спикера в одночасье потеряли.
Петренко, задумавшись, не заметил, как Козаченко вышел из кабинета и подозвал Богдана Васильевича к себе. Вице-спикер встрепенулся и подбежал к лидеру оппозиции.
— Дело есть. Спустись вниз, вместе с охраной. Там должна быть милиция. В то, что будет происходить перед штабом, не вмешивайся. Только проследи за тем, чтобы милиция всё оформила чин по чину. С протоколом, и так далее. И при журналистах, понял? Обязательно при телекамерах!
— Что-то случилось, Андрей Николаевич?
— Пока не знаю, Богдан. Пять минут назад позвонили Круглому и сообщили о том, будто рядом со штабом находятся подозрительные личности. Он вызвал милицию. Конечно, может быть и ошибка, но бережёного, как говорится…
Козаченко не договорил и вернулся к Литовченко, который ждал его в кабинете.
* * *
12.30, по Киевскому времени
«На данный момент проголосовало 32 % избирателей. Особых нарушений, как сообщают наблюдатели, ни со стороны комиссий, ни со стороны голосующих, не замечено.
«Новости Украины», телеканал «Украина»
21 ноября, 200 год»
* * *
12.32, по Киевскому времени
«Х-23.
Началась активная фаза со стороны российских спецслужб. Передаю текст телефонного сообщения переданного из Киева в Москву посредством мобильной связи (звуковая копия прилагается). Установить источник информации, или место его нахождения не удалось. Постарайтесь определить, кому принадлежат голоса.
«— … по моим прогнозам, к вечеру на Майдане соберётся, по меньшей мере, до двадцати тысяч человек. Люди прибывают централизованно. Из них на месте создают «бригады». Организацией и руководством «бригад» занимаются Круглый и Литовченко. Связь со СМИ контролирует Тарасюк. Он находится в штабе оппозиции. Усиленного контроля ситуации со стороны властей не наблюдаю. К вечеру на Майдане ожидается появление Козаченко.
— Сообщай об о всём, что тебе покажется заслуживающим внимания. Как ведёт себя СБУ?
— Пока никак. По их поведению, на данный момент не имею возможности определить, чью сторону они поддерживают. Но, на площади замечены их сотрудники, по крайней мере те, кто был на фото N 16 и N 7.
— В следующий раз выходи на связь по третьему варианту. Жду детального сообщения.
(записано 21.11.200.. год. 10.21 по Киевскому времени. Мобильная связь UMS. После передачи сообщения абонент отключил /уничтожил/ телефон.
Шон».
* * *
12.46, по Киевскому времени