До первого падения все шло неплохо. Поплыла подошва, понял, что не устоять, извернулся, чтобы упасть не в грязь, а в траву – и в целом справился. Ахнули отбитые ребра, но он все-таки поднялся. Дальше шел осторожно, выверяя шаги.

За пригорком различался гул, Михаил взобрался на косогор. Под горным массивом протекала река. Вода бурлила, огибала валуны, вросшие в речное дно. Ширина – метров десять, глубина – вообще никакая. Но попадешь в такую реку – унесет бог знает куда, отобьет все ребра, места живого не останется.

От красок дня остались лишь серые воспоминания. Но пока все различалось. Мостик через бурные воды казался утлым и опасным. Хорошо, что не подвесной – имелась пара опор. Высота приличная, вода бушевала где-то внизу.

Он пошел по скрипящему настилу гусиным шагом, вцепившись в шершавые перила. Глаза не закрывал – все же не девчонка. Подобного опыта в жизни не было – по крайней мере, в сознательном возрасте, который, по его мнению, начался лет с двадцати. В студенческие годы бывало всякое, но это было так давно.

Местечко, в принципе, красивое. Но оборачиваться не хотелось, глаза смотрели только вперед. Речушка грохотала под ногами, поскрипывал настил. На последних метрах он подавил желание пуститься бегом, продолжал тащиться. Выбрался на твердую поверхность, прислонился к скале, оглядел пройденный путь.

– Вы спятили, товарищ майор, – пробормотал он. – Так давай же, Рубикон пройден, глупо возвращаться…

Тропа втянулась в узкое пространство между монолитами. Он шел, словно по глубокому каньону, под ногами перекатывались камни, над головой осталась лишь узкая полоска неба, по которой плыли облачные завихрения. Раздвинув руки, можно было дотянуться до стен.

В ущелье густела тьма. Земля была сравнительно сухая. Он включил свой фонарь, прибавил ходу, перешагивал через разбросанные камни. На каменистой почве отпечатались следы, валялся окурок. Хороши же поборники здорового образа жизни… Тропа извивалась, повторяя форму скалы. В свете фонаря образовалась расщелина – фактически развилка. Он встал, озадаченный, куда идти? Пошарил по земле дрожащим лучом. Прямо по курсу в нескольких метрах обозначились флажки.

Двадцатисантиметровые стальные стержни вбивали в грунт или в трещины в камне. Ткань, когда-то красная, обветшала, стала практически белой, но все же флажки выделялись на фоне скал. Михаил отправился прямо, уперся в небольшой завал, перелез на другую сторону.

Небо окончательно потемнело, садилась батарейка в фонарике. На счастье, имелся еще один, с дополнительным набором батареек, спасибо доброй женщине.

Майор присел на камень, передохнул. Червячок сомнения поселился в душе. Таяла былая решимость. До темноты группу туристов уже не догнать – темнота уже пришла. Что впереди? Даже представлять не хотелось. Он так же далек от скалолазания, как от молекулярной биологии. Насчет Рубикона он явно погорячился, возможность вернуться пока еще оставалась. Пусть идут специально обученные люди, летят вертолеты… которым в этих горах абсолютно негде сесть. А спрятаться от наблюдателя с воздуха – проще простого.

Преступник дойдет с группой до Камышловского водопада, затем исчезнет, и отыскать его с каждым часом будет труднее…

Майор продолжил путь, удивляясь своей упертости. Аккумулятор разрядился – миниатюрный фонарик не был рассчитан на долгую работу. Второй был мощнее, удобно помещался в руке и в случае необходимости мог сойти за дубинку. Освещенность увеличилась.

По курсу вырос еще один завал, на этот раз неодолимый. Тропа забирала вправо, карабкалась наверх. Каменные глыбы формировали подобие ступеней, в расщелины были вбиты флажки. Справляться одной рукой стало невозможно, фонарь следовало куда-то прикрепить, но куда и чем? Неподготовленность к походу была очевидной.

В голове всплыл образ чумазого шахтера с мощным фонарем на лбу. Пришлось опуститься на корточки, ползти в странной позе – хорошо, что без свидетелей. Цеплялся за выступы, упирался ногами. Наверху угрожающе выл ветер, но внизу было тихо. По мере подъема вой становился угрожающим, усилилась свежесть.

«А ведь ночью эти люди никуда не пойдут, – мелькнула мысль. – Разобьют палатку и будут спать, как суслики. Значит, теоретически их можно догнать».

Он взобрался на вершину скалы. Ветер забирался за воротник. Думать о плохом не хотелось, Михаил принял устойчивую позу, стал осматриваться. Он находился на каком-то промежуточном уровне – внизу земля, наверху седые вершины. Тропа тянулась на восток, обтекала каменные горки. Фонарь пробивал темноту на десять метров. Дальше все было невнятно, размыто.

Идея идти по темноте доказала свою несостоятельность. Но возвращаться было поздно – порой проще подниматься, чем спускаться. И все же он шел. Обстановка под ногами менялась, голые каменистые участки переходили в канавы и трещины. Майор перебирался через препятствия, выискивал флажки, изучал особенности тропы.

За час удалось продвинуться на двести метров – огромное достижение! Холод пока не беспокоил, он был тепло одет. Батарейки в фонаре начинали садиться. Такова уж природа отечественных источников питания – добываешь с трудом, а прок от них минимальный!

Тропа пошла под уклон, свернула за массивную приземистую скалу. Он тоже свернул, стал карабкаться на пологую возвышенность. Скалы вырастали ниоткуда, будто выныривали из воздуха. Запоздало выяснилось, что тропа забирает к обрыву, тянется по краю.

Неверный шаг все же удался. С легким недоумением он констатировал, что ноги плавно скользят, почва под ногами проваливается, что-то сыплется, катится вниз.

Михаил выбросил фонарь, опустился на корточки, но продолжал плыть. Спина обросла мурашками. Доходило медленно. Он начал лихорадочно шарить руками, уцепился за камень, вросший в землю, облегченно перевел дыхание. Но камень вывернулся! Не такие уж глубокие «корни» он пустил. Майор снова сползал, не до конца отдавая себе отчет, что ползет в пропасть. Земля провалилась, под ногами образовалась пустота, он снова вцепился в камень, этот держался, хотя и шатался. Нет, такого не может быть…

Михаил обуздал панику, стал шарить носком по отвесной стене, отыскал небольшой выступ, пристроил ногу. Кажется, вовремя, камень уже готов был вывалиться из своей пазухи. Минуту он сохранял неподвижность, прижавшись грудью к скале. Дышал осторожно, чтобы не вызвать дрожь в ногах. Ума хватило не смотреть вниз. Спустя минуту он начал шевелиться, хотя и не хотелось. Но глупо проводить остаток жизни на этом обрыве. Носком второй ноги отыскал еще один выступ, перенес тяжесть тела. Левой рукой нашарил выемку в теле скалы, погрузил в нее пальцы, как в отверстия кастета. Это было уже что-то. Пот градом хлынул со лба.

Он выползал из обрыва, сантиметр за сантиметром, обнаружил вторую трещину в скале, перебросил туда правую руку. Откатился, недоверчиво уставился в небо. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной!» – хрипело в голове.

Тучи неслись на юг, непрерывно меняли конфигурацию – такое ощущение, что шли на посадку. Только сейчас его по-настоящему затрясло – осознал, что чуть не сверзился в бездну. Почему он отклонился от тропы?

Отыскал фонарь, подполз на корточках к краю – все же любопытно. Скала обрывалась в пропасть – не сказать что под прямым углом, но круто. Фонарь освещал неровности стены, проросший сквозь камень куст. До дна луч света не доставал. Да и не очень хотелось…

Он отполз от опасного участка, задумался. Смерть ласково махнула крылом, не пора ли делать выводы? Дальше тропа, слава богу, отклонялась от обрыва, тянулась в мрачный распадок. Появлялись деревья, они грудились в узких теснинах – скалы не давали лесу разрастись. Этот участок он миновал сравнительно быстро, поднялся на косогор. Снова тьма египетская. Ощущение огромного разомкнутого пространства. Обветшалые флажки обозначали тропу – Кольцов шел верной дорогой.

Он всматривался в темноту, из которой проявлялись очертания горных махин, напряженно слушал. Ни звука – только ветер налетал порывами и выл как волк. Никакого шевеления, отблеска костра – а ведь «туристы», как он их мысленно окрестил, давно должны были стать на ночлег…

Должных выводов он так и не сделал, продолжил покорять тропу. В обычной жизни не замечал за собой такого ослиного упрямства. Ноги обросли тяжестью, дышалось с трудом. Видимо, стоило поберечь силы. Заморосил дождь – для полного удовольствия. Под скалой, мимо которой он тащился, чернела ниша. В седловине между возвышенностями произрастали ели. Пора уже кончать это безобразие…

Он срезал ветки перочинным ножом, набросал их у входа в пещеру. Скопилась приличная гора. Часть поджег – дождь как раз прервался, превратился в изморось. Хвоя горела жадно, с треском. Сверху пристроил сучковатую корягу – жег ветки, пока не занялась древесина. Потом переправил остатки хвои в нишу, постелил себе лежанку в метре от костра.

В принципе, ничего ужасного не происходило. Замерзнуть он не успел, всего лишь бытовые неудобства, смягченные походной романтикой. Он лежал, свернувшись улиткой, рядом с костром, смотрел, как пламя облизывает корягу. Веки сомкнулись, майор куда-то покатился…

Он очнулся перед рассветом от лютого холода. На дворе не май месяц, чему удивляться? Костер давно прогорел, остыл. От коряги осталась обглоданная головешка. Дождя не было – слава горным духам.

Он выбрался из ниши, стал метаться по тропе, пытаясь согреться. Полегчало, даже вспотел. Бросил в кострище несколько лап, поджег. Стало совсем неплохо. Банку с дефицитной сайрой в масле уничтожил полностью – ел с ножа, не опасаясь последствий. Осушил половину запасов воды, которую Вера Васильевна налила в неказистую фляжку. Закурил с наслаждением – закружилась голова, опустил ее на подушку из хвойных лап. Спешить было некуда, еще не рассвело, окружающее пространство было серым и нерезким.

Расследование шпионского дела принимало неожиданный оборот.

«А если в группе Васильченко нет шпиона? – возникла интересная мысль. – Это лишь домыслы, рабочая версия, имеющая определенную степень вероятности. Лезешь в горы, а шпион спокойно спит в своей квартире в Кыжме. Скоро проснется, займется любовными утехами с женой, выйдет покурить на балкон – ведь сегодня суббота, на работу не надо. При условии, конечно, что у него стальные нервы и железобетонное прикрытие»…

Мысль рассмешила. Напевая «А мы едем, а мы едем за деньгами – за туманом едут только дураки», майор выбросил окурок и начал собираться.

Небо медленно серело, его покрывала облачная муть – сравнительно светлая, не предвещающая осадков. Через несколько минут тропа забрала вверх, расступились скалы. Михаил вышел на открытый участок.

Зрелище впечатляло. До обрыва было метров семьдесят. Громоздились глыбы, изъеденные серым налетом, – словно обломки рухнувшего каменного здания. Теоретически можно было подойти к обрыву, но желания не возникло. В пропасти он уже побывал.

На обратной стороне долины вздымались рослые горы. Склоны поросли хвойными лесами, на макушках белел снег. Тропа уходила влево, минуя спуск в долину. О дальнейших ее изгибах задумываться не хотелось. Доносился плеск воды – по ущелью протекала река.

Уже достаточно рассвело. Кольцов двинулся по тропе, с опаской отмечая, что она смещается к обрыву. Воспоминания о «вчерашнем» были еще свежи. Впрочем, за поворотом на краю пропасти вырос гранитный утес, и дорожка ушла влево. Машинально отмечалось: места живописные, для ценителей горных пейзажей – сущая находка. От некоторых видов просто дух захватывало. Распадок с рекой остался справа, открытых пространств больше не было, повсюду возвышались серые скалы. Тропа петляла между ними.

Приблизился массивный каменный козырек, под ним обнаружилась «стоянка человека». Здесь ночевали туристы – валялись еловые лапы, чернело кострище, в земле остались колышки, к которым крепились стяжки палатки. Мусор не валялся – видимо, товарищ Васильченко был строгий. Кострище остыло, определить, как давно ушли люди, было невозможно.

Михаил не стал задерживаться, пошел дальше. Тропа спускалась – пришлось понервничать. Но при свете дня риск свернуть шею был минимальный. Он прошел через небольшую рощу, снова полез в скалы. Тропу прокладывали какие-то изуверы: она петляла зигзагами, постоянно приходилось перебираться через гранитные надолбы. Наверху порыв ветра чуть не сбил его с ног. А потом случилось чудо: на востоке разбежались тучи, и солнце озарило горную местность рассеянным светом!

Это было неожиданно, даже приятно. День ожидался неплохой – синоптики угадали, утверждая, что ненастье продлится только сутки. Солнечные лучики играли в макушках корявых сосен, облепивших обрывы. Путешествовать стало веселее.

Дальше тропа вилась по ровной местности – вплоть до обрывистого косогора – и под крутым углом падала в узкую долину, по дну которой петлял ручей. Перепады высот уже порядком надоели. Михаил начал спускаться, прикидывая на глаз протяженность откоса.

И вдруг встал как вкопанный, екнуло сердце. Долину в северо-восточном направлении покидали люди…

Он присел на корточки, хотя можно было и не садиться. Слишком далеко, к тому же никто не оглядывался. До людей было метров триста. Возможно, у ручья они сделали остановку, уходили, освеженные. Их было пятеро, за плечами рюкзаки. В горле пересохло. Вряд ли на этой безлюдной территории можно столкнуться с другой компанией! Люди по одному пропадали за кустарником. Все ушли.

Михаил облизнул пересохшие губы, машинально потянулся к фляжке, опомнился – ручей же рядом! Стал спускаться, спешил, дважды оступился, взял себя в руки. Выбежал к ручью, рухнул на колени, стал жадно пить из пригоршни, сполоснул лицо. Вылил из фляжки остатки водопроводной воды, залил родниковую, припустил вдоль ручья к далекому кустарнику…

Группа прошла около километра кромкой скал и стала на привал. Кольцов следил за ними из расщелины. Все одеты по-походному с учетом времени года, оживленно переговаривались, доносился смех. Туристы сбрасывали рюкзаки, кто-то падал на землю, кто-то садился на камни. Заструился табачный дымок…

Кольцов выжидал в укрытии, присматривался. Подойти никогда не поздно, лучше составить о них хоть какое-то представление. Васильченко он выявил сразу – плотный коренастый дядя, самый возрастной из этой компании. Снял мятый головной убор, пригладил редкие волосы. У него был самый объемистый рюкзак (видимо, с палаткой) и заплечная спортивная сумка с личными вещами. Инструктор держался особняком, что-то негромко говорил, показывая рукой вдаль. Любители экстремального отдыха слушали, кивали. Михаил всматривался в лица людей, досадуя, что не обладает орлиным зрением. Но подходить ближе было опасно.

Что-то говорила молодая женщина в игривой шляпке, привязанной тесемками к подбородку. У нее было приятное открытое лицо, и с формами, по-видимому, все в порядке, хотя мешковатая одежда их, конечно, не подчеркивала. Гражданка встала с камня, направилась за скалу. Молодой мужчина что-то спросил: очевидно, не нужен ли сопровождающий. Остальные заулыбались. Женщина постучала по голове и скрылась.

Молодому мужчине было не больше тридцати. Жесткие волнистые волосы, добродушное лицо – из тех, что нравятся женщинам. Он и сложен был неплохо, видимо, в свободное от работы время посещал спортзал. Молодой человек покосился вслед ушедшей женщине, достал приемник в кожаном чехле, стал изучать диапазон частот. Васильченко скептично покачал головой, но молодой человек должен был сам убедиться, что здесь ничего не ловит. Убедился, спрятал аппарат.

Что-то вяло жевал рослый нескладный мужчина с вытянутым лицом и выпуклыми глазами. Приложился к фляжке, снова заработал челюстями. Он меланхолично осматривал окрестности. Взгляд застыл – Кольцов напрягся: казалось, субъект смотрит прямо на него. Но нет, показалось. Сосед что-то бросил, субъект вышел из ступора, односложно ответил.

Поднялся четвертый представитель мужеского пола – мужчина лет тридцати пяти, чуть выше Васильченко, серьезный, нахмуренный, с правильным, но каким-то «протокольным» лицом. Он затоптал сигарету под строгим взглядом «наставника», сунул в карман пачку болгарского «Опала», которую мял в руке.

Вернулась женщина, бросила что-то шутливое. Туристы засобирались…

Михаил догнал их за изгибом скалы, напоминающей сгусток застывшей лавы. Поднявшееся солнце красиво золотило идеальные по форме ели. Майор шел уверенной упругой походкой, распрямив спину, с отмашкой, добродушно улыбался. Рюкзак за плечами, пистолет у сердца, привел себя в порядок, насколько мог – отчистился, заправился.

– Эй, товарищи, подождите! Фу, насилу вас догнал…

Все пятеро застыли, обернулись с изумленными лицами. Местечко не из тех, где можно столкнуться со случайным прохожим. Васильченко насупился. Переглянулись мужчины, пожали плечами. На груди субъекта с «протокольной» внешностью висел дорогой фотоаппарат «Зенит» – рука потянулась к нему, словно задумался, а не стоит ли сделать «удачный» снимок?

– Ничего себе, – натянуто хихикнула женщина. – Вы так красиво озарены солнцем, мужчина, просто явление Христа народу. Денис Валерьевич, фотографируйте его скорее, пока не пропал…

– Воду в вино не превращаете? – спросил молодой человек. Подумал и неуверенно улыбнулся.

– Дмитрий Карпович, это нормальное явление? – пробормотал нескладный субъект с выпуклыми глазами. – Подбирать отстающих, все такое?

– Впервые сталкиваюсь с подобным, – неуверенно произнес Васильченко, – Ну, что ж, давайте сделаем привал, разберемся в непростой ситуации. Чьих будете, таинственный гражданин? Давно ли за нами идете?

– Догонял, как мог, – простодушно объяснил Михаил. – Засек вас у ручья, обрадовался, припустил, но, кажется, сбился с дороги. Такой вот, знаете, топографический кретинизм. Потом голоса услышал, поднажал…

– А вас точно не с парашютом выбросили? – спросила женщина.

За ее улыбкой пряталась настороженность. Ситуация складывалась интересная. Шпион должен был бы напрячься, впасть в панику. Женщина была неплоха собой – в районе тридцати, стройная, с приятным лицом. Светло-серые глаза неплохо гармонировали с русыми волнистыми волосами. Последние, к сожалению, были стянуты в узел на затылке.

– Точно, – подхватил Михаил, – вы меня рассекретили. Кольцов. Просто Кольцов, – он улыбнулся всем вместе и каждому в отдельности. – В командировку прибыл из Челябинска. Институт прикладных молекулярных исследований. Не ученый, работаю по линии материального обеспечения. Снабженец, проще говоря. Командировка не задалась, сроки поставок сорваны, вынужден сидеть без дела в гостинице. Простите, Дмитрий Карпович, записаться не успел, секретарша сказала, что группа уходит в пятницу. Люблю пошариться по горам… Вы же на Камышловский водопад идете? Так хочется отвлечься от этой рабочей неразберихи… Когда прибежал, все уже ушли. Еще это ЧП в городе с пожаром. Повсюду машины, суматоха. Расстроился, в общем. Люди сообщили, что группа прошла в горы буквально двадцать минут назад. Припустил за вами, хотел догнать, а уже тьма, завяз, заблудился, чуть в пропасть не упал… Конфуз, в общем. Я же любитель, не профессионал. Возвращаться поздно было. Переночевал в пещере – и за вами… Оформимся задним числом, Дмитрий Карпович?

– Да вы авантюрист, батенька, – пробормотал нескладный субъект. Он смотрел настороженно, но не сказать что с большой неприязнью.

– Отмочили, товарищ, – покачал головой Васильченко, оглядывая «туриста» с ног до головы. Внешний вид вроде соответствовал – благодаря стараниям доброй Веры Васильевны. – Разве так можно, как вас там… товарищ Кольцов? Еще не успели присоединиться к группе, а уже нарушили все пункты техники безопасности.

– Больше не буду, – пообещал Михаил. – Правда, Дмитрий Карпович, так уж вышло. Скука в гостинице смертная, решил развеяться…

– Тогда улыбочку, – оскалился человек с фотоаппаратом и взвел затвор. – Так, вставайте кучненько, к новому члену команды, сейчас, возможно, вылетит птичка…

Присутствующие задвигались, заулыбались. Фотограф сделал снимок – скорее всего, неудачный, но ладно.

– Так и быть, присоединяйтесь, – разрешил Васильченко. – Но никакой отсебятины, запомнили? Выполняете все, что я скажу. Помните, горы не прощают безалаберности и небрежности. А инструкции по технике безопасности писаны кровью тех, кто много о себе мнил.

– Договорились, Дмитрий Карпович, – обрадовался Кольцов. – Я вообще послушный, соблюдаю трудовую дисциплину, но находит иногда…

– И зачем вам это надо, товарищ Кольцов? – прищурившись, спросил молодой человек.

– В смысле? – не понял Михаил.

– Я спросил, зачем идете в горы вы? – под дружный смех собравшихся перефразировал турист.

– А вы?

– Ладно, принимается, – хмыкнул парень. – Снабженец, говорите?

– Только ни слова о работе, – взмолился Кольцов. – Трясет уже, коллеги бесят, хоть пару дней пожить в нормальных человеческих условиях.

Последняя фраза присутствующим понравилась, ее стали мусолить с разных сторон. На вид – нормальные люди, никто не проявлял враждебности, не пытался прогнать чужака. Но кому-то одному из них это давалось с усилием. Кто-то из присутствующих находился на грани – загнанный, напуганный, брошенный на произвол судьбы своими кураторами. Появление чужака – недобрый для него сигнал. Рано или поздно он должен себя выдать. Но пока не выдавал, вел себя естественно.

Кольцов не стал выдумывать липовую фамилию – с этим можно погореть. Если преступник его знает, псевдоним не поможет. Имелось тревожное обстоятельство: преступник мог быть вооружен. Инцидент с Мокрицким прочно врезался в память. Значит, он настороже, готов открыть огонь. Но вряд ли откроет – пока опасность не станет явной. Он знает, что в «Ониксе» работает Комитет – не мог не знать. Видел ли он Кольцова в учреждении? Вопрос интересный. В коллективе чекисты не работали. Мог увидеть в коридоре, на улице, еще где-то. Он стрелял в майора на озере – выслеживал Мокрицкого, но решил уничтожить обоих. Срисовал ли его портрет в ночи? Вопрос был интересный. Но существовала и вероятность, что шпион все принял за чистую монету и сотрудник Комитета остался нераскрытым…

– Субботин Денис Валерьевич, – протянул руку человек с фотоаппаратом. – Давайте знакомиться, а то не по-русски как-то. Работаю в филиале строительного треста «Уралмонтаж». Проездом из Оренбурга, с единственным концертом, так сказать… – Мужчина улыбался, но в глазах поблескивала настороженность. – Обитаю в гостинице «Биолог», вы тоже оттуда? Рискну утверждать, что не видел вас в гостинице.

– И будете правы, никогда там не был, – Михаил пожал протянутую руку. – Обитаю в «Горной сказке» – это та, что на востоке, у горы. Местечко живописное… если окна, конечно, не выходят на задний двор. Любите фотографировать, Денис Валерьевич?

– Есть такая слабость, – признался Субботин. – Полгода копил на эту марку, не ел, не пил, зато теперь – почти король… Разрешение на перевозку фотоаппарата имею, – быстро добавил он. – Город закрытый, но не до такой же степени…

– Троицкий Артем, – представился молодой человек. – Младший научный сотрудник института биохимических исследований – того, что в Глазово, это в семи верстах от Кыжмы, за Мосинском. Специально приехал в пятницу, чтобы в горы уйти. Записался по телефону еще в четверг. Пропуск в наличии, все разрешения есть. Кто же знал, что в Кыжме произойдет ЧП. Удивились еще с Владимиром Михайловичем: странно пропускные пункты работают – всех впускают, но никого не выпускают…

– Это я Владимир Михайлович, – предвосхитил вопрос рослый субъект, – Довгарь моя фамилия. Тоже работаю в Глазово – но в лаборатории приборных устройств. Из возраста младшего научного сотрудника уже вышел, – мужчина усмехнулся. – Пятнадцать лет рабочего стажа.

– Так вы знакомы с Артемом? – удивился Михаил.

– Не понимаю, почему это вас удивляет, – пожал плечами Довгарь. – Знакомы шапочно, так, виделись пару раз.

– У вас имя есть, товарищ «просто Кольцов»? – поинтересовалась женщина.

– Михаил, – встрепенулся майор. – А отчество – не надо, отчество пусть остается на работе.

– Пускай остается, – согласилась дама. – Люба Цесарская. Работаю медсестрой в поликлинике города Кыжма. Что вы так смотрите? – она засмеялась, в принципе – непринужденно. – Не всем же заниматься наукой или, как вы, – околонаучной деятельностью. Кто-то должен и людей лечить.

– Справедливо, – согласился Михаил. Обручального кольца на пальце у девушки не было, хотя специально он не всматривался. – Очень приятно, Люба. Муж отпускает вас в горы с незнакомыми людьми?

Люба засмеялась – хотя ничего смешного он не сказал.

– Я тоже спрашивал об этом, – встрепенулся Артем Троицкий.

– И что она ответила?

– Говорит, что не замужем.

– Остряки, – покачала головой Люба. – Не замужем – даже и не знаю, хорошо это или плохо. Судя по качеству современных мужчин, хорошо. Паспорт показать не могу, как-то не догадалась взять его в горы. Но виды на замужество имею, а также парочку смутных кандидатур, так что особо не обольщайтесь. Уверена, вы все втайне женаты, разве не так? – Она опять засмеялась – вела себя естественно.

– Ладно, отдохнули, познакомились, пора в дорогу. – Васильченко взвалил на плечи тяжелый рюкзак. – А то такими темпами до водопада не дойдем. В течение часа – никаких перекуров. Следующая остановка – Зуб Фараона…

Глава одиннадцатая

Во время перехода почти не разговаривали, берегли силы и дыхание. Тропа змеилась между скалами, погружалась в глубокие канавы, взмывала на простор. Карабкались на кручи, но без тяжелых последствий – тропа вилась отчетливо, избегая опасных участков, уровень сложности был явно для «чайников».

Строй не держали, обгонять товарищей не возбранялось, и Михаил оказывался то впереди, то сзади. Каким-то образом он контролировал всех, а если кто-то пропадал из вида, начинал нервничать.

На подъемах Васильченко обгонял группу, лез первым, сообщая о возможных сюрпризах. На ровных участках держался в арьергарде, чтобы видеть всю группу.

Довгарь только с виду был неповоротливым – на самом деле обладал устойчивостью и выносливостью, а также неплохими хватательными рефлексами, видимо, не раз участвовал в подобных мероприятиях.

Субботин фотографировал на ходу окрестные красоты, делал остановки, догонял группу. Троицкий шумно отдувался, но карабкался, как обезьяна, поглядывал на Любу и не стеснялся напевать: «Альпинистка моя, скалолазка моя…»

Люба смотрела на него с иронией, иногда обращала затуманенный от усталости взгляд к новому члену команды.

Михаил притворялся уставшим (впрочем, притворяться и не приходилось). Мысли путались, анализ не удавался. Никого с фамилией Бердник в группе не было. Но чему удивляться? Все логично. Если участники группы незнакомы между собой, то он может назваться хоть Фиделем Кастро. Паспортов в горах не требуют. Их можно и не брать с собой – и настоящие туристы вряд ли взяли бы. Кому удостоверять свою личность – горным орлам, которые периодически возникали над головой? Не шел ли он по ложному следу?

Но нет, с этим человеческим сообществом что-то было не так, он чувствовал. По крайней мере, с кем-то из них. А что касается встречи незнакомых людей… то Довгарь и Троицкий вроде знакомы, пусть и не близко. Оба из Глазово, работают и живут по соседству, имеют все необходимые документы, чтобы по личным делам приезжать в Кыжму. Врут? Зачем? Исключать их из списка подозреваемых? Очень не хотелось. Преступников двое? Тоже вариант, но подобного он пока не рассматривал…

Михаил украдкой вглядывался в лица спутников. Кого огорчило его появление? И снова он готов был расписаться в собственном бессилии! Никто не подавал вида. Смотрели настороженно – мол, что за фрукт свалился им на головы, но без злости и досады. Как убедиться, что Люба Цесарская работает медсестрой в поликлинике, а не каким-нибудь знатоком микробов из «Оникса»? Две сотни сотрудников, а сталкивался он от силы с десятком, плюс несколько просмотренных личных дел. Данное лицо нигде не мелькало. Где доказательства, что Троицкий и Довгарь работают в Глазово, а не в известной лаборатории? Да, собственно, и Субботин. Всю эту публику можно легко проверить, но не в горах же. И кто-то этим пользуется, врет и не краснеет.

Задача преступника – добраться до водопада, а дальше он свалит, просто растворится в воздухе. Задавать наводящие вопросы? Глупо. Тогда и его версия разобьется вдребезги. У преступника лопнет терпение, он начнет действовать. Работать радикально: обыскать всю компанию под дулом пистолета, предварительно предъявив удостоверение? Не отыщется пистолет с глушителем, помогут вещи: у шпиона скарб в рюкзаках несколько отличный от того, что нужно простому туристу. Дополнительные пачки сигарет, одежда, неуместная в горах, документы… Чем дальше группа уходит в горы, тем труднее возвращаться, да еще с преступником на мушке!

– Дмитрий Карпович, а кто водится в этих горах? – прокричал Артем Троицкий.

– Мы пока водимся, – засмеялась Люба.

– Это понятно. А еще?

– А кто тебе нужен, Артем? – ухмыльнулся Васильченко. – Змеи ползают, козлы встречаются, лоси. Но на встречу даже не рассчитывай, не любят они нашего брата, чуть увидят – сразу деру. Белки, барсуки, бурундуки, реже – лисицы. Если повезет, косулю встретишь, не повезет – волка.

– Ой, мамочки! – испугалась Люба.

– На людей волки нападают только в голодный год, – успокоил инструктор. – Текущий год, насколько знаю, не голодный. И нет среди них дураков нападать на группу. Росомаха может слежку устроить – та еще шпионка. Но близко не подкрадется, осторожные они. С бурым мишкой можно столкнуться – но здесь вряд ли, они далеко в горы уходят. Летом и осенью медведи добродушные, человека не терроризируют, им еды хватает – ягодники обдирают, рыбу в реках ловят. На моей памяти практически никого не порвали…

– Успокоили, Дмитрий Карпович! – как-то натянуто засмеялась девушка. – А что вы там про змей начали говорить?

А что происходило во внешнем мире? Кольцов пропал с радаров незадолго до темноты. Последний из сотрудников, кто его видел, – старший лейтенант Губенко, у которого он попросил машину. Автотранспорт, безусловно, нашли, Губенко опросили. Дозвонилась ли Вера Васильевна до местных чекистов? Видимо, да, женщина ответственная, обязана Кольцову спасением сына. Да и как отказать убедительной просьбе майора КГБ? По идее, наверняка уже отправили группу вдогонку. Проблем никаких – тропа отмечена флажками. И где они? Еще идут? Решили подождать до утра? Сбились с маршрута по причине умственной недалекости? Впору выпить со шпионом: мол, мы с тобой одной крови, брат, нас обоих бросили…

Недоумение росло. Дело первостепенной важности, задействованы неограниченные ресурсы, могли бы обследовать местность хотя бы с вертолетов…

– Маловато туристов в это время года, Дмитрий Карпович? – Михаил дождался замыкающего Васильченко. Тот не спешил, отдувался, усердно делал вид, что не устал. Возраст брал свое, здоровье уже не позволяло прыгать по скалам горным козликом.

– Все в порядке, Дмитрий Карпович? Бледный вы какой-то.

– Не дождетесь, – отшутился мужчина. – А если дождетесь, то не сегодня. Шучу, товарищ Кольцов, есть еще порох в пороховницах. А вообще вы правы – пора на покой. Верно подметили, хотя и не решаетесь сказать. Пусть молодые водят туристов в горы, пора и честь знать. Поработаю еще годик – и шабаш, обустрою себе теплое местечко в спортивной школе, буду выращивать нормальных людей из современных дохляков…

– Эту тропу, поди, как свои пять пальцев знаете?

– Да уж, выучил за восемь лет. Это начальный уровень, всего лишь проверка на выносливость. Захочет человек что-то посложнее – пожалуйста, дважды пройдет со мной этим маршрутом, а там посмотрим, кто он, чем владеет – физическими качествами, морально-волевыми, поможет ли в трудную минуту. Эгоисты в горах не нужны, тут важен дух коллективизма. Есть и другие тропы – но они стартуют от Камышловского водопада, уходят в глубь Илимского кряжа. Там и пропасти преодолеваем, и на скалы с альпинистским снаряжением поднимаемся. Запись осуществляется за месяц. Люди отпуска берут, отгулы – за выходные никак не управиться. Такие походы – нечастые, в основном в летнее время.

– Несчастные случаи бывают?

– Не летальные, слава богу. Под моим руководством их точно не было, иначе не ходил бы этими крутыми маршрутами. Так, пара растяжений, один перелом – слава богу, что на завершающем отрезке пути, донесли человека до города…

– Маловато туристов-то? Или это с пожаром на «Ониксе» связано?

– Да, видать, и это повлияло, – Васильченко посмотрел как-то странно, взгляд не задерживал. – Пункт сбора у нас на спортивной площадке в конце улицы Пархоменко. Четверо не пришли – записались и не пришли. Еще один – кажется, Терехов его фамилия – прибежал без вещей, извинился и был таков. От него и узнали, что в учреждении «Оникс» пожар. Коротнуло вроде в проводке, но ситуация под контролем, пожарные делают свою работу. Когда мы на Пархоменко собрались, там уже больше часа горело…

«Значит, успел устроить пожар, сбегал домой, переоделся – и на сборный пункт», – мысленно отметил Михаил.

– И вы не отказались от похода в горы?

– Не нашел оснований, – пожал плечами Васильченко. – Люди, оставшиеся со мной, не имеют отношения к «Ониксу», это не их проблема. Ликвидировать всем миром последствия несчастного случая – дела давно минувших дней, сейчас такое не практикуется. Работают специалисты. Нам сказали, что ничего страшного, пострадавшие есть, но немного, полыхнуло после окончания рабочего дня. А почему вы интересуетесь, товарищ Кольцов?

– Самому не по себе было, когда зарево увидел, – признался Михаил. – Мысли черные в голову полезли. Ладно, всякое случается, короткое замыкание у людей разрешения не спрашивает… Знаете кого-то из этих людей? – кивнул он подбородком на цепочку туристов, ползущих по тропе. – Ходили с ними в горы?

– У двоих вроде лица знакомые, – допустил Васильченко. – Вон, у Дениса, который с фотоаппаратом, и у того рослого, Владимира, кажется. Возможно, ходили с ними когда-то, почему нет? Давно это было, годы прошли. Но могу и ошибаться, много людей за эти годы перевидал. В горы ведь ходят не только те, кто альпинистом хочет стать. Разные причины. С женой поссорился, от работы отвлечься, лишние кило сбросить…

– Часто отказываете людям?

– Ну, справку от психиатра не требую, – Васильченко усмехнулся. – И без справки все видно. Зазнайки, задиры, чересчур самоуверенные, мнящие из себя невесть что – от них предпочитаю избавляться под разными предлогами. Пусть на рыбалку едут, если обстановку надо сменить. Горы не для них. Алкоголю – решительное «нет». Если пьющий, сразу вижу. Если от случая к случаю, то надо смотреть. С собой в горы – никакого алкоголя. Увижу, что прикладывается человек к фляжке, – пусть топает обратно. С этим поблажек не бывает. А почему спрашиваете, товарищ Кольцов? – Васильченко прищурился, осторожно покосился на идущего рядом человека. – Вы странные вопросы задаете. И сами довольно странный, взялись непонятно откуда, экипировка у вас… скажем так, хромает, на горы смотрите, как на волка – не любите вы горы, верно? Явно не по зову сердца пошли. И то, что вы работаете снабженцем – позвольте усомниться. Не похожи вы на снабженца, товарищ Кольцов, не та у вас манера, порода, если угодно. Вы присматриваетесь к моим людям, словно что-то замышляете…

– Комитет государственной безопасности, – решился Кольцов, убедившись, что никто их не подслушивает. – Не меняйтесь в лице, Дмитрий Карпович, ведите себя естественно. Удостоверение покажу, но только когда останемся одни. Верьте на слово. Один из этих людей опасен. Не знаю, кто… да, такая вот смешная штука – не знаю. Но хочу узнать и отконвоировать его обратно в Кыжму, пока не зашли слишком далеко. Как выявить преступника, пока не знаю. Когда он почувствует себя загнанным, может пойти на все. Не задавайте вопросов, так сложилась ситуация – я один, личность предателя Родины неизвестна, а подкрепление то ли будет, то ли нет. Сможете не выдать себя и меня заодно?

– Ну, артист из меня хреновенький… – Васильченко немного побледнел, как-то съежился.

– Забыл сказать, Дмитрий Карпович, я не сумасшедший, и лечебница по мне не плачет. Преступник может быть вооружен. Он не тот, за кого себя выдает. Есть подозрение, что именно он устроил пожар в «Ониксе».

– Вот же угораздило, мать его… – шепотом выругался Васильченко. – От меня-то вы что хотите?

– У вас есть рация?

– Нет… и не было никогда.

– Вам не кажется это нарушением техники безопасности? В горах всякое случается. Как без связи? А если потребуется эвакуировать пострадавшего?

– Мы ставили этот вопрос перед заместителем председателя горисполкома – получили ответ, что вопрос не актуален. Маршрут считается безопасным, средства связи не требуются… И это действительно так, в последние годы происшествий практически не было.

– И вдруг появилась необходимость… Ладно, не будем толочь воду в ступе. Присматривайтесь. Но не переусердствуйте. Ведите себя натурально. Для этого не требуется большой артистичности, достаточно выдержки.

– Дурдом какой-то… – буркнул Васильченко. – Простите, товарищ, крик души…

– Понимаю, Дмитрий Карпович, ситуация нестандартная. Надеюсь с вашей помощью из нее выпутаться.

Мерно колыхались спины идущих впереди людей. Исподлобья глянула через плечо Люба – хотела выжать улыбку, но передумала. А может, не удалось. Обернулся Субботин, про-кричал:

– Эй, тренер, почему отстаете? Намекаете на привал? Так мы еще не выдохлись, готовы идти! – Он мазнул взглядом идущего рядом с «тренером» майора, отвернулся. В глазах блеснуло что-то недоброе. Или почудилось. Когда натянуты нервы, любое действие расцениваешь как улику!

– Кто же ты, товарищ? – бормотал про себя Кольцов. – Проявись, выдай себя чем-нибудь.

Васильченко побледнел, потом покрылся пунцовыми пятнами – создалось ощущение, будто он что-то знает, но не решается сказать. Стукачество в советском обществе не приветствуется. Половина населения стучит на другую половину, а все равно считается позорным…

– Держу пари, Дмитрий Карпович, это и есть Зуб Фараона! – звонко выкрикнул Артем Троицкий и некультурно ткнул пальцем.

Все дружно ускорились. Васильченко взял себя в руки, пошел на обгон. Когда подтянулись отстающие, он уже стоял на краю обрыва с деловой миной.

– Ух ты, красотища-то какая! – сказала Люба.

– Ага, Любаша, – подтвердил Троицкий. – Это тебе не утки за пациентами выносить. Где еще такое увидишь?

Люба глянула на него как-то странно, покачала головой. Объяснять, чем медсестра отличается от санитарки, не стала.

Природный феномен был весьма любопытен. Над обрывом завис причудливый гранитный утес – словно носовая часть гигантского корабля. Скала выступала за пределы откоса, она состояла из нескольких уложенных друг на друга глыб, что смотрелось весьма затейливо. Скала казалась рукотворной, напоминала часть крепостной стены – словно в древности здесь работал исполинский подъемный кран, поднимал булыжники со дна пропасти и укладывал друг на друга.

– Я что-то не пойму, – проворчал Субботин, – это так природа захотела или мы видим древнюю крепость?

– Крепость в горах? – озадаченно почесал затылок Довгарь. – От кого обороняться – от медведей, что ли?

– Впечатлительно, да? – усмехнулся Васильченко. – Природный феномен, человек здесь ни при чем. Товарищ прав – с крепостями на Урале было не очень. Это не Европа, где старые рыцарские замки на каждом шагу. То, что мы видим, – результат камнепадов и сдвигов земной коры, происходивших в далеком прошлом. Бывает – хотя и редко. Не спрашивайте, товарищи, почему эту скалу назвали Зубом Фараона. Честное слово, не знаю. Назвали – и ладно.

– Пойдемте фотографироваться, – встрепенулась Люба. – Вроде не очень рискованно, заберемся на самый край, а Денис Валерьевич нас щелкнет.

– Что-то не тянет, – засомневался Довгарь и с опаской заглянул в обрыв.

– А я готов, – заулыбался Троицкий, – будет чудный кадр. Остановись, мгновение, ты прекрасно!

– Так, отставить! – грозно рыкнул Васильченко. – На скалу никто не лезет, это запрещено. В 76-м году двое слазили, царствие им небесное. Свадьбу только отыграли и размечтались об острых ощущениях. Фотограф, кстати, снял, как они падали. Потом из области выписывали альпинистов с полной амуницией, чтобы тела достать. Выжившие вернулись в город с самыми яркими впечатлениями, а старший группы поехал дальше – варежки вязать. Ладно, что не в мою смену это произошло…

– Ужас, – покачала головой Люба. – Хорошо, не полезем. Денис Валерьевич, снимите меня на удалении. Не пропадать же такой красоте.

– Ты про какую красоту, Любаша? – засмеялся Троицкий. – Про собственную или природную?

Михаил фотографироваться не пожелал. Субботин щедро щелкал затвором. Вынул из аппарата кассету с отснятой пленкой, вставил новую. Мялся в стороне Васильченко, не участвовал в развлечениях. Остальные увлеклись, позировали.

Михаил украдкой всматривался в их лица – гадал на кофейной гуще. Преступник грамотно маскировался, выдавал себя за своего. Но он и был своим, такой же советский человек! Страх загреметь вынуждал его сливаться с местностью, быть таким, как все.

Смеялась Люба Цесарская, ухмылялся не больно-то расположенный к веселью Денис Субботин. Довгарь, немного стесняясь, приобнял девушку – Субботин их запечатлел на фоне живописной скалы.

«Есть на Волге утес, диким мохом порос», – напевал не имеющий музыкального слуха Троицкий.

Потом заинтересовался фотоаппаратом, стал спрашивать про выдержку, диафрагму, признался, что в юности увлекался фотосъемкой, даже приобрел примитивный фотоаппарат «Смена‐8М». Дальше не пошло, терпения не хватило – такая маета с проявкой пленки, с печатью фотографий – все эти проявители, закрепители, увеличители, бромпортреты, фотобромы, унибромы…

– Значит, так хотел, Артемий, – фыркал Субботин. – Это увлечение требует полной отдачи. Все выходные посвящаешь этому делу, сидишь в ванной комнате в темноте, жена с детьми ломятся, постоянно спрашивают, когда же ты, черт возьми, закончишь?

Следующую остановку сделали через два часа у живописного горного озера. Водоем был небольшой, метров сто в поперечнике, вытянутой овальной формы – располагался на дне удивительно ровной природной чаши. В прозрачной воде отражались островерхие горы, полукругом окружающие озеро. Берега – пологие, заросли травяным ворсом. Зрелище завораживало.

– Не, ребята, мне так пленки не хватит, – жаловался Субботин, выполняя очередные прихоти туристов. – А еще Камышловский водопад впереди, давайте умерим аппетиты.

– Денис Валерьевич, вы же не пожадничаете, сделаете для нас фотокарточки? – вопрошала Люба. – Вы же не уезжаете в понедельник? Ну, давайте сложимся, в фотоателье сдадим пленку – они быстро все проявят и распечатают. А то разнесет всех по стране, нас же ничто не связывает.

– Действительно, что нас связывает, кроме диагноза? – засмеялся Троицкий. – Привал, Дмитрий Карпович?

– Привал, – согласился Васильченко. – Обедаем и до водопада идем без остановки. Так что достаем свои харчи и насыщаемся. До ужина – никаких перекусов.

Сбросили рюкзаки, с удовольствием устроились на траве. На общий «стол» полетели консервные банки, хлеб, овощи. Довгарь развернул хрустящую бумагу, опасливо понюхал дефицитную копченую колбасу, остался доволен. Михаил выложил банку сардин – в рюкзаке осталась еще одна. Довгарь вооружился перочинным ножом, стал вскрывать консервы.

– По капельке, товарищи? – предложил, подмигнув Михаилу, Троицкий.

– Не понял, – нахмурился Васильченко.

– Шутка, Дмитрий Карпович. – Троицкий злорадно засмеялся, открыл термос. – Пошутить уже нельзя? Я и дома-то практически не пью – так, лизнешь чего-нибудь в праздник.

Чокнулись алюминиевыми кружками и телескопическими стаканчиками из пластмассы. Чай давно остыл, принял температуру окружающей среды.

Погода баловала – дул приятный освежающий ветерок, солнце проступало через спешащие на север перистые облачка. Аппетит нагуляли – ели жадно. Потом блуждали, стараясь не отдаляться от вещей, снова собрались вместе.

– Дмитрий Карпович, помрачнели вы чего-то, – подметил Троицкий. – Случилось что или с самочувствием плохо?

– Нормально все, – проворчал Васильченко и быстро глянул на майора. Кольцов уже жалел, что открылся этому человеку. С артистическим дарованием у того действительно было туго: мужик мрачнел, становился неразговорчивым, косился на людей исподлобья. Это было чревато. Пользы от такого «союзника» не было.

– Давно работаете медсестрой, Люба? – спросил он.

– А что? – удивилась девушка. – Сами же сказали – ни слова о работе.

– Так это о чьей-то работе ни слова, – рассмеялся Артем, – а о твоей – можно.

Снова в воздухе витала напряженность. Люди разговаривали, но без охоты, улыбались, но уже с трудом.

Новый член команды так и не стал своим, что-то в нем настораживало людей – даже тех, кто не имел отношения к продаже Родины. Люба пробормотала, что работа у нее – просто блеск, мечтала о такой всю жизнь, просто поле непаханое для реализации своих возможностей. А больше всего восхищает зарплата.

– А на что ты рассчитывала, поступая в медучилище? – подколол ее Субботин. – Что через десять лет станешь кандидатом медицинских наук или важным чиновником в облздраве?

Шутка вышла натянутая. Окружающие замолчали, занялись своими делами. Курящие курили, Люба выжимала из термоса последние капли чая. Троицкий привычно терзал приемник. Вздрогнул, услышав «Подмосковные вечера» – позывные радиостанции «Маяк». И остальные удивились. Но сигнал пропал, голос диктора забили помехи.

Самый подходящий момент – вынуть пистолет, приказать всем не шевелиться. Можно корки показать, и пусть удивляются сколько влезет. Держать их на прицеле, а Васильченко пусть обыскивает вещи и одежду – хоть какая-то польза от человека. Визуальный осмотр ничего не давал – вроде не было при них оружия, но глушитель и не должен быть прикручен. Пистолет можно носить под курткой, в сапогах…

Кольцов напрягся. Но тут вскочил Троицкий и отправился к озеру. Михаил мысленно чертыхнулся. Молодой человек вошел в воду по щиколотки, пощупал ее.

– О, тепленькая… Дмитрий Карпович! – ахнул он. – Да тут же рыбы полно! Вода прозрачная, вон как шныряют! Я возмущен! – патетично воскликнул турист. – Почему в программу мероприятия не включили рыбалку? Известили бы заранее, мы бы взяли телескопические удочки! Почему не сказали, что здесь такое?

– Ну, знаешь ли, мил человек, – закряхтел Васильченко. – Рыбалку тебе еще подавай… А на Камышловский водопад кто пойдет? Программа есть программа. Не резиновые у вас выходные. Рыбу-то куда денешь? Выбрасывать жалко.

– С собой бы взял, – вздохнул Артем. – Своя ноша не тянет. На водопаде бы уху сварили… Да ладно, все правильно, – отмахнулся он, – за всеми искушениями не угонишься. Порыбачить и у нас можно: на Каралыке такой клев – слюнки текут…

Момент был упущен. Васильченко объявил подъем. Народ зашевелился, стал собирать разбросанные вещи. Люба, спохватившись, побежала за камни.

– Точно! – встрепенулся Довгарь. – Мальчики налево, девочки направо, – и припустил в обратную сторону, к кучке камней, подозрительно напоминающих недоделанный Стоунхендж.

Остальные не стали ждать, потянулись на тропу. Удобный момент так и не подвернулся. Группа растянулась.

Тропа углублялась в скалы. Еле ползли, помогали друг дружке.

– Не спешить, – предупредил Васильченко. – Поспешишь, как говорится, людей насмешишь.

Без инцидента все же не обошлось. Тропа обтекала возвышенность, до обрыва оставалось несколько метров, ничто не предвещало несчастья. Устойчивость поверхности оказалась обманчивой. Люба внезапно ойкнула, чуть не подвернула щиколотку. Присела, из-под ноги выстрелил камень, и она неудержимо заскользила к обрыву, успев пробормотать только:

– Ой, батюшки!

Как-то незатейливо все происходило, поначалу даже значения не придали. Ну, оступился человек. Люба не останавливалась, продолжала скользить, как фигуристка. Довгарь, сойдя с тропы, машинально сделал шаг в ее сторону. Пропасть была уже рядом, когда народ заволновался. Тревожно крикнул Васильченко, спохватился Кольцов. Женщина закрыла от страха глаза, как-то вывернулась, упала на живот и, выбросив руку, схватила за штанину Довгаря! Тот не удержался, замахал руками, и теперь уже оба они скользили в бездну!

Кольцов и Субботин бросились с двух сторон – Субботин оттолкнул зазевавшегося Артема, схватили Довгаря – одной рукой за руку, другой за шиворот. В какой-то момент Михаил почувствовал, что тоже может не устоять и отправиться в пропасть вслед за этими растяпами… Блеснула в памяти картина кого-то из великих – слепые один за другим падают в канаву…

С воплем откуда-то сзади подлетел Васильченко, схватил Кольцова за хлястик, уперся пятками в каменистую почву.

– Держу! – прохрипел он. – Эй, не отпускайте Любу, без паники, медленно назад… Медленно, я сказал!

Короткими поступательными движениями, отдуваясь, обливаясь потом, вытащили репку. Ноги дрожали, земля отказывалась держать. Люба стояла на коленях, хлопала глазами. С опаской покосилась вниз через плечо – и стала неудержимо бледнеть. Всех присутствующих била дрожь.

– Да что за напасть… – заикался Васильченко. – Народ, вы что, смерти моей хотите? Испокон веков этот участок проходили, никто не сыграл в пропасть… Люба, ты же сама говорила, что не первый раз замужем…

– Не первый, – закивала девушка. – Еще как не первый… Каждый год вырываюсь в горы, наивно верила, что у меня опыт вот такой… Нет, правда, просто случайность…

– И замужем не в первый раз? – по случаю поинтересовался Артем.

– Что? Нет, замужем не была ни разу… – девушка нервно засмеялась. – Какой тут замуж, больше в эти горы ни ногой…

Несколько минут приходили в чувство, стали посмеиваться.

– Нет алых роз и траурных лент… – фальшиво запел Троицкий.

Довгарь, приходящий в чувство, вспомнил кинокартину «Отель «У погибшего альпиниста».

– Вот так и проходит земная слава, Любовь Викторовна, – нервно вздрагивал Субботин.

– Владимировна, – стонала девушка. – Прекращайте издеваться, а то я никуда с вами не пойду…

– Палаточку здесь разобьете? – встрепенулся Михаил, чем вызвал взрыв нездорового хохота.

Глава двенадцатая

Время летело. К пяти часам вечера группа поднялась на покатую возвышенность, с которой открылся ошеломляющий вид. До водопада оставалось не больше километра. Он был как на ладони. Горы расступались, образуя узкую долину. Водопад обрушивался с мощной скалы напротив. Вода неслась широким потоком, разбивалась о каменные террасы – своеобразные гигантские ступени, красиво струилась по этой «лесенке», а затем опять обрывалась – вторым каскадом. Под массой падающей воды находился водоем, опоясанный камнями, над ним парила дымка. Вода из водоема сливалась куда-то вбок, образуя речку, которая терялась за скалами. Картина была величественной, оторваться от нее было невозможно.

Защелкал фотоаппарат – впечатленный Субботин изводил последние кадры.

– Ничего себе, – пробормотала ошеломленная Люба, – да это сущая Ниагара!

– Всего лишь Камышловский водопад, – снисходительно объяснил Васильченко. – Отсюда начинается речка Камышловка, течет она на северо-запад. Район, увы, недоступный для широкой публики, но, может, когда-нибудь здесь проложат хотя бы вертолетный маршрут. Так, друзья мои. Видите, под нами ровная площадка? Спускаемся на нее и готовим место для ночлега. Натаскаем дров, поставим палатку. Затем налегке спускаемся к водопаду, отдыхаем, фотографируемся. Желающие могут искупаться… я, разумеется, шучу, – Васильченко посмотрел на часы. – Начнет смеркаться – возвращаемся в лагерь. Пока укладываемся в рамки, отстали минут на двадцать, но это не страшно.

– Вы серьезно? – разочарованно протянула Люба. – А я по наивности душевной считала, что ночевать будем у водопада.

– Невозможно, барышня, – возразил Васильченко. – У озера поставить палатку проблематично – много камней и мало растопки. Даже если поставим – вообразите, какой там грохот. Не уснете – и всю ночь будете сыростью дышать. Так что давайте без вредных инициатив – шагом марш, как говорится…

К каменистой площадке, расположенной на среднем уровне, спускались несколько минут – не такая уж коломенская верста. Данный участок тоже был существенно поднят относительно земной поверхности. Ветер свистел, теребил жесткий кустарник и редкую хвою на коротких искривленных соснах. Растительность произрастала островками, деревья жались друг к дружке, словно им было холодно. Водопад приблизился, сделался мощнее, эффектнее. Становился явственнее гул падающей воды. Васильченко был прав – уснуть под этот грохот нереально.

– Зимой он, кстати, замерзает, – просветил инструктор. – Медленно, неохотно, но где-то к середине декабря все это чудо превращается в лед, и наступает гробовая тишина. Зрелище неповторимое – однажды наблюдал. Вроде и мощь невероятная – представьте, какую он развивает кинетическую энергию – а все равно застывает. Бесполезно спорить с тридцатиградусными морозами. Если холода отпускают, то в конце февраля в недрах водопада начинается жизнь – лед ломается, оживают мелкие ручейки – а уже в марте, если морозы не возвращаются, снова все гудит…

– Плотину нужно поставить, – проворчал Субботин, – пусть электростанция энергию вырабатывает для недоразвитых районов – чего добру пропадать? Дмитрий Карпович, снимите нас всех на фоне водопада. – Субботин протянул Васильченко свой «Зенит». – Просто нажмете, и все, выдержку с диафрагмой я уже выставил.

– Давайте я вас всех сниму, – предложил Михаил. – Не люблю фотографироваться, а вот других снимаю с удовольствием. Давайте свою технику, Денис, вставайте кучно, делайте мужественные лица.

Никто не возражал.

– На фоне Пушкина снимается семейство, – хрюкнул Троицкий.

Кольцов выбирал ракурс – то пятился, то подходил ближе. Спутники терпеливо ждали, приклеив к физиономиям улыбки. Троицкий приобнял Любу. Той это не понравилось, она сбросила прилипшую к плечу конечность.

Михаил всматривался в их лица, и у него кипели извилины. Нормальные интеллигентные лица – за исключением разве что Васильченко. Давно пора понять, кто из них готов свалить. Преступнику незачем возвращаться в Кыжму – от водопада он отправится дальше, видимо, знает маршрут. Значит, сбежит, незаметно оторвется от группы, постарается сделать это так, чтобы хватились не сразу. Когда он это сделает? Видимо, ночью. Так удобнее – все спят. Прогуляется со всеми до водопада, вернется, дождется ночи… Народ утром проснется, а он будет уже далеко, доберется до трассы между Чернорецком и Синегорьем, а там – поминай как звали. Значит, до ночи можно не нервничать, просто присматриваться… Кто ты, гражданин хороший? До поры до времени ты такой же, как все, хочешь выглядеть достойно в кадре, хотя на самом деле тебе глубоко на это плевать…

– Вы уснули, Кольцов? – негромко спросил Субботин.

Затвор сработал с протяжным щелчком, туристы выдохнули, зашевелились. Субботин отобрал у Кольцова фотокамеру.

Вещи сбрасывали в центр площадки.

– За дровами, товарищи, – распорядился Васильченко. – Попутно справить нужду, чтобы потом не отвлекаться. Палатку тоже можно сейчас поставить. Нам же лучше будет – вернемся с водопада в сумерках, охота по темноте возиться?

В его словах звучала сермяжная истина. Никто не возражал. На площадку полетели сухие коряги, с хрустом ломались ветки.

Михаил побродил по округе, осмотрелся. В плане безопасности местечко было не очень. Крутые склоны, головокружительные обрывы. Растительность выживала на откосах, запуская корни в расщелины. С северной стороны громоздились бесформенные изваяния. Между ними и обрывами пролегала двухметровая площадка, заваленная обломками. С юга, с востока громоздились булыжники – какое-то царство бездушного камня. Обратно в гору вела тропа, обозначенная флажками. Еще одна петляла к водопаду в лабиринте скал.

Походники возились с дровами, переговаривались, доносился смех Троицкого. На южной стороне было сравнительно безопасно. Кольцов спустился на террасу, наломал веток, выбросил их наверх – чтобы потом собрать и отнести к кострищу.

Невдалеке возился Довгарь – пытался вытащить из расщелины увесистую корягу. Ничего не выходило, он отряхнул руки, как-то неласково покосился на Кольцова и побрел в обход холма.

На площадке колдовал с палаткой Субботин – извлек ее из чехла, развернул. Потом ему надоело работать, и он тоже куда-то испарился.

Кольцов присел покурить на край плиты. Гробить свои легкие туристам в принципе не возбранялось. Солнце завершало свой маршрут, застыло на западе, готовясь к падению. Оно еще не скрылось за горой – мерцало, затянутое пеленой, смотреть на него можно было, не защищая глаза.

Докурив, Михаил поднялся на площадку. Пистолет под курткой согревал, как грелка, успокаивал.

Субботин, отложив фотокамеру, ломал о колено ветки, бросал их в кучу. Люба расчищала площадку для костра. Часть волос выбилась из-под резинки на затылке, растеклась по плечу – она не замечала, закусила от усердия губу. Довгарь забивал в каменистую почву металлический колышек для палатки. Молоток срывался, бил по пальцам. Мужик бормотал под нос вполне литературные ругательства.

Подтянулся Троицкий, в шесть рук установили палатку, закрепили стяжки. Конструкцию перекосило – чего еще ожидать от неумелой интеллигенции?

– Не могу, постоянно зеваю, – пожаловался Артем, присаживаясь на камень. Он так зевнул, что чуть не вывихнул челюсть – Просто болезнь какая-то. Стоит оказаться на свежем воздухе – сразу начинается…

Они мялись в ожидании, ждали команды.

– На водопад-то идем? – неуверенно спросил Довгарь. – День не резиновый, скоро смеркаться начнет. Или ну его в баню, ложимся спать?

– Дмитрий Карпович вернется, и пойдем, – сказал Субботин и как-то озадаченно посмотрел по сторонам. Васильченко не было. Собрались все, кроме него.

– Заседает где-то, – неуверенно предположил Троицкий. – Ну, а что, дело хорошее, нужно все хорошенько обдумать… – он перехватил укоризненный взгляд девушки и смутился.

Теперь уже все заозирались. Васильченко не возвращался. Это было не похоже на него. Торопил народ, чтобы завершить мероприятие до сумерек, и вдруг пропал.

– Дмитрий Карпович, ау! – крикнула Люба. – Вы где?!

Стали кричать и другие. Замолчали, прислушиваясь. Становилось не по себе.

– Уснул, что ли? – досадливо крякнул Довгарь. – Может, пойдем не спеша – догонит? Ему-то, понятно, без интереса, он этот водопад уже вдоль и поперек знает.

– Как в школе, когда училка задерживается, – хмыкнул Субботин. – Двадцать минут ждем и уходим.

– Не, двадцать – это много, – возразила Люба. – Дмитрий Карпович, да где же вы?!

– Эх, пропащая душа, – покачал головой Субботин. – Ладно, пойдем искать. Не провалился же он сквозь землю…

За несколько минут облазили все окрестности, искричались. Беспокойство усиливалось. Не того характера был этот мужик, чтобы пускаться в розыгрыши.

Взвизгнул Субботин:

– Сюда! – у человека от волнения даже голос сорвался на фальцет.

Кинулись на площадку – где кричали? Вопль повторился. Да где же вы, мать вашу за ногу?!

Михаил сообразил – за северной скалой! Все бросились туда, отталкивая друг друга, полезли в узкую расщелину между скал. Открылся головокружительный вид на пропасть. Внизу, на дне ущелья, валялись гигантские булыжники, теснились невысокие скалы. Зеленела чахлая растительность. Наверху, между скалой и обрывом, валялись огрызки камней, но они не препятствовали проходу.

Субботин находился неподалеку, метрах в десяти. Он рискованно перегнулся, навалившись на зависшую над обрывом глыбу, всматривался вниз. Повернул к товарищам побелевшее лицо, пробормотал, заикаясь:

– Он здесь, товарищи… Вернее, там, внизу… Вот же проклятье, как такое могло случиться…

Подошли с опаской, прижались к шершавой скале. Вставать к обрыву решительно не хотелось. Михаил уже все понял, инстинктивно держался подальше от остальных. Высота была внушительной – кружилась голова. Обрыв здесь не был отвесным, состоял из узких террас, теоретически по нему можно было спуститься. Но для сорвавшегося в пропасть человека шансов не было – эти уступы не могли остановить падение.

Васильченко лежал внизу, на животе, одна рука была откинута, другая зажата под туловищем. Он не просто катился по уступам – очевидно, последний сыграл, как трамплин – тело отбросило метров на пять от подножия.

– Господи, не может быть… – прошептала Люба, прикладывая руку к груди. Отступила на шаг, с ужасом посмотрела на Кольцова. Остальные потрясенно молчали. Как-то недоверчиво скалился Троицкий, гримасничал – дескать, он нас разыгрывает.

Что-то подсказывало, что прогулка к водопаду отменяется. Забегали глаза у Довгаря, он отступил, прижался затылком к скале, стал зеленым. Субботин отжался от камня, отступил на полусогнутых. По лбу катилась жирная капля пота.

– Эх, Дмитрий Карпович, как же так… Такой опытный, знал горы, как свои пять пальцев, уверовал в свою неуязвимость – и вот итог, до чего же глупо…

– Думаете, он сам сорвался? – негромко спросил Кольцов.

– Ну, нет – помогли, – всплеснул руками Субботин и с раздражением уставился на майора. – Конечно же, сам, как еще. Забрался сюда, чтобы никто не помешал справлять нужду, возможно, наступил на гладкий камень, поскользнулся…