– Я ее слова подтверждаю, – прорезался парень. – В смысле, что мы вместе были с двадцать восьмого на двадцать девятое.

На лице Аллы отчетливо отразилось: «Идиот», но она промолчала, только кивнула, принужденно улыбаясь.

– Вы знаете, что случилось с Новохватовым? – вступил в разговор Макар.

– Ужасно! – Алла прижала ладони к щекам. – Я давно говорю: в этой стране необходимо разрешить огнестрельное оружие! Если нас не защищает власть, мы будем сами себя защищать!

– Вы виделись с Ярославом после нападения? – спросил Илюшин.

Алла помолчала, что-то обдумывая.

– Кажется, да, – неуверенно сказала она.

– Кажется? – повторил Макар.

– Ой, я с этим альбомом так закрутилась, реально не помню, какое сегодня число… Нет, не виделась! Только созванивались.

– Давно?

– Кажется, два дня назад.

– Не могли бы вы проверить даты в телефоне? – кротко попросил Илюшин.

– Я стираю из списка исходящие и входящие звонки! – Алла встревожилась. – Они меня бесят.

– Вы уверены, что никогда не были в «Примуле»? – спросил Сергей.

Она перевела озадаченный взгляд с него на Илюшина и отрицательно помотала головой.

Макар встал и сказал:

– Извините, мы вас оставим на минуту…

Бабкин вышел за ним и плотно прикрыл дверь.

Они провели в коридоре не минуту, а все пять, и когда вернулись обратно, Алла встретила их широкой улыбкой:

– Вспомнила! Я заходила в «Примулу», но Нины не было. Хотела пригласить ее на ланч в одно очень приличное заведение. Устроить сюрприз!

Их уловка сработала. Напугай свидетеля, заставь его нервничать – и он начнет опровергать обвинения, которые против него и не выдвигали. Этот прием работал далеко не со всеми, но Алла попалась.

– Вы предварительно не позвонили? – удивился Сергей.

– Телефон сел, – соврала она не моргнув глазом.

– Вы перемещаетесь по городу на общественном транспорте?

– Нет, на машине… – Она прикусила язык, поняв, какую глупость ляпнула. – Понимаете, я зарядку от телефона забыла. Когда я работаю над песней, мне не до реала… Меня затягивает творчество, целиком. Я вся поглощена процессом создания…

– Да, я понял. – Бабкин испугался, что она снова запоет. – То есть вы заходили в «Примулу»?

Алла кивнула.

– Давно это произошло?

– Месяц назад, может быть, два, – неуверенно сказала она. – А что? Почему это так важно?

– Вы, кажется, сказали, что Нина – распущенная грязная баба? – напомнил Илюшин. – И вы хотели позвать ее на ланч в приличное заведение?

– Ну… я… Это все ради отца! – нашлась Алла. – Если он любит Нину, я должна тоже постараться относиться к ней теплее. Знаете, как говорят: любишь меня, люби мою собаку.

Она поняла по взглядам сыщиков, что сморозила что-то не то, и поторопилась исправиться:

– Я в хорошем смысле! Люблю собак. У меня самой шпиц, Рошфор… Вот такусенький!



Когда сыщики ушли, Алла схватилась за телефон.

– Алик, они все знают, они все знают, – страдальчески зашептала она в трубку. – Они меня прижали, я не виновата, прости!

– Алка, ты обалдела? – весело спросил брат.

Алла поняла, что он опять под кайфом.

– Ты зачем мне звонишь, дурында? Или тебе непонятно, что в эту минуту нас слушает майор в отставке товарищ Гришковец? Я тебе зачем это все разжевывал, как ребенку?

Алла всхлипнула.

– Аличек, я без тебя не могу, – забормотала она. – Мне страшно, я совсем одна, тут никого нет!..

– Не выдумывай. Твой персидский шах сидит рядом. Ковыряется в зубах.

Тимур ковырялся не в зубах, а в ухе, поэтому Алла выкрикнула:

– Нет! Никого нет! Ты меня бросил одну с этими людоедами!

– Не голоси!

По звуку Алла догадалась, что брат поморщился и отодвинул трубку от уха.

– Алка, ну вот что мы сейчас можем сделать? Что?

Она всхлипнула и вытерла слезы.

– Призна-а-а-аться!

– Тогда папочка нас посадит! – пропел Алик. – Будешь в камере упражнять голосовые связки. Хочешь ты этого?

– Ну что ты меня пугаешь, зачем? – Алла заплакала в голос.

– Ох, ну все, завязывай! Не люблю этого, ты же знаешь. Давай не по телефону это все… Исправить мы ничего не можем. Да и нечего исправлять, товарищ майор в отставке, – чеканным голосом проговорил Алик. – Приезжай, поговорим. Только не бери с собой своего питомца, умоляю!



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



– Со мною нет койота, – пропел Илюшин, едва они сели в машину. – Ах, где найти койота! Могу весь мир я обойти, чтобы найти койота…

– Что это на тебя нашло? – спросил Сергей. – Алла покусалла?

– Ты просто не знаешь хороших песен и завидуешь моему дивному баритону.

– Я знаю песню про верблюда!

– Нет такой песни.

– Пари?

– Ну давай, на щелбан.

– На щелбаны с кем-нибудь другим можешь спорить. На ужин!

– Ладно, черт с тобой, спорим на ужин! – согласился Макар. – Что за песня?

– Не видят люди верблюда! – вполголоса пропел Сергей. – Проходят мимо верблюда! Теряют люди верблюда, а пото-ом! не найдут! никогда-а-а-а!

– Трагедия ленинградского зоопарка в трех действиях, – вздохнул Макар. – Накормлю тебя чебуреками на Даниловском рынке, мой прожорливый друг. Ладно, давай вернемся к койоту. Какие у тебя впечатления от разговора с певичкой?

– Врет как сивая лошадь.

– И не слишком умело, – согласился Макар. – Бросается в глаза, как сильно они с братом ненавидят Нину. Ты обратил внимание – про молодого любовника-альфонса Алла явно пропела с чужого голоса?

– Да, и чья бы корова мычала!

– Тебе тоже приглянулся этот король кокаинового шика? Зря она его привела. Он будет подтверждать ее алиби, для этого его и посадили в углу – чтобы крякнул вовремя… Но слишком топорно все это выглядит.

– Получается, алиби нет ни у брата, ни у сестры, – подытожил Сергей.

– Есть, но условное. Обоим его обеспечивают любовники. И оба младших Ратманских темнят насчет «Примулы». Алла задергалась, когда мы вышли.

– Угу. Решила, что нашли ее отпечатки или маска сползла и лицо попало на камеру… Придумала дурацкое объяснение. Если расспросить сотрудников фонда, они скажут, что не видели ее. Так, куда теперь? Может, пообедаем?

– К Вере Шурыгиной, – сказал Макар. – Я созванивался с ней утром, она ждет нас у себя дома. Подожди, у меня была какая-то мысль… А, про детей Ратманского.

На лобовом стекле расплылись дождевые капли.

– В пробку встанем, – флегматично сказал Бабкин. – Почему-то как только дождь, так Москва сразу наглухо забивается…

– Алик, Алла и Бобр… – вслух подумал Илюшин.

– Извини?

– Новохватов. Слушай, допустим, заместитель отдал ключ этим двоим, они забрались ночью в «Примулу» и устроили разгром в кабинете Ратманской. Зачем?

Бабкин поразмыслил и сказал:

– Ты можешь перенести встречу с Шурыгиной? Хочу заехать в одно место, пробить переговоры певички и ее брата за последнюю неделю.



Пока Сергей занимался незаконной деятельностью, то есть с помощью знакомого сотрудника, такого же бывшего оперативника, как и он сам, получал информацию о телефонных переговорах Аллы, Алика и Новохватова, Илюшин позвонил с отчетом Ратманскому-старшему.

– У нас нет сведений о Нине, – сказал Макар, предупреждая вопросы. – Но по крайней мере ваш внук вернулся домой.

Макар предполагал, что Ратманский скажет: «Плевать мне на внука, найди мою дочь!» Но тот неожиданно ответил:

– Это отличная новость! Хорошо, что с ним все в порядке. Нина переживала за него… Я очень рад.

– Константин Михайлович, как вы считаете, Нина откровенна с вами в том, что касается ее личной жизни? – Илюшин умышленно не использовал прошедшее время даже в тех конструкциях, где оно было бы уместным.

– Полагаю, вполне, – подумав, ответил Ратманский. – Она знакомила со мной своих кавалеров… Не скажу, что их было много… Нина не влюбчива. Ты считаешь, у нее был роман, о котором я не знаю?

– Я пытаюсь это выяснить. Вы не видели с ней молодого человека, возраст – около тридцати, светлые волосы, голубые глаза, бородка? Общий вид – лощеный. Может, она упоминала его имя?

– И не видел, и не упоминала, – твердо сказал Ратманский. – Мне, собственно, трудно вообразить рядом с ней типа, которого ты описал. Откуда он возник? У тебя есть его фотография?

– Ничего, кроме словесного портрета. Спасибо, Константин Михайлович.

– Звони.

Короткие гудки. Ни всхлипов, ни долгих разговоров – все строго по делу. Возможно, Нина не рассказывала о своем романе, чтобы не уронить себя в глазах отца?

Вернулся Сергей. Перед машиной он встряхнулся, как пес, смахнул ладонью с макушки дождевые капли.

– Кофе в меня больше не лезет, – буркнул он, приоткрыв дверь и сунув голову в салон. – Пойдем перекусим, здесь есть одно заведение в подворотне…

Заведение в подворотне оказалось пельменной с пластиковыми столами и стульями. За стойкой раздатчица с кудрявыми синими волосами, похожая на толстый гиацинт, разливала компот половником из кастрюли.

– Не понимаю я твоей ностальгии по таким местам, – сказал Илюшин, заняв место возле окна. – Надоели котлеты из мяса? Хочется нормальных: шестьдесят процентов хлеба, остальное – отруби?

Сергей пожал плечами:

– Пельмени здесь отличные, а интерьер меня мало волнует. Что тебе взять?

– Роллы, – попросил Макар.

Бабкин выразительно посмотрел на него.

– Ладно, возьми еще компот!

Бабкин вернулся с подносом и сгрузил на стол два стакана с красноватым напитком и две тарелки, над которыми поднимался пельменный пар.

– Сначала попробуй, потом можешь брюзжать.

Пельмени оказались вкусными, а когда кудрявая толстуха, покачивая бедрами, принесла на их столик забытые сметану и кетчуп и игриво подмигнула Сергею, Макар развеселился.

– Ты сегодня как-то особенно неотразим, – заметил он, подцепляя вилкой скользкий, как лягушонок, пельмень. – Сначала певичка, теперь эта пышнотелая красавица… Все падают к твоим ногам!

Бабкин немедленно уронил на пол кусок хлеба и выругался.

– Хватит говорить под руку! Так, смотри, что я узнал… – Он выложил на стол распечатки телефонных переговоров. – Правда, данные только за неделю… С твоим, как ты его называешь, Бобром брат и сестра созванивались каждый день, начиная со среды. В пятницу Алла звонила ему дважды: первый разговор – в двенадцать двадцать три, длился четыре минуты. Второй – в восемнадцать сорок шесть, длился всего две минуты. Тогда же ему звонил и Алик: в семнадцать двадцать две они трепались целых пятнадцать минут. Зачем, скажи на милость, младшие Ратманские насели на заместителя Нины?

– Не знаю. Но вранье Новохватова, будто он едва знаком с Аллой, выглядит все глупее.

– В субботу у Новохватова был выходной, – продолжал Сергей. – На работу он не ездил, вечером отправился в ночной клуб, на обратном пути был избит, причем без ограбления. Я позвонил следователю, который занимается этим делом. У него не возникло никаких сомнений в правдивости рассказа Новохватова. Возле метро в тот вечер видели группу подростков, похожих на тех, кого описывал Бобр. Вроде бы даже есть свидетели избиения. Об этом следователь говорил не слишком охотно.

– Еще бы! Сегодня среда, с субботы прошло больше трех суток. Возникает резонный вопрос: чем он занимался все это время?

– Ну да, можно было десять раз опросить всех свидетелей, – согласился Бабкин. – Поехали дальше. В воскресенье переломанный Новохватов сам звонит Алику в одиннадцать сорок.

– Проснулся, позавтракал и решил сообщить о своем состоянии? У меня была версия, что это Ратманский-младший его отделал. У него в квартире висит боксерская груша. Правда, сам он не слишком похож на боксера.

– А на кого похож?

– На бабочку.

– Даже не буду просить тебя объяснить это сравнение, – сказал Сергей. – После утреннего воскресного звонка – перерыв, и в следующий раз телефон взрывается вечером в понедельник. Причем – смотри сюда! – сразу как старый Ратманский позвонил сыну с вопросом, не знает ли тот, где Нина. Это в двадцать два ноль пять. Алла в это время вместе с Аликом, в его квартире – ну, если верить их показаниям. Итак, отец говорит им, что Нина пропала, Алик вешает трубку – и кого набирает в следующую минуту?

– Бобра? – предположил Макар.

– Именно! Он звонит Новохватову. Десять минут переговоров. А тридцать восемь минут спустя – второй звонок. На этот раз Алик и Бобр общались всего двадцать секунд. Знаешь, что я думаю? После первого звонка брат и сестра сразу выехали к Бобру. Я посмотрел маршрут от квартиры Алика до дома Бобра. На машине вечером без пробок это заняло бы полчаса. Ты не помнишь, на въезде во двор Новохватова есть шлагбаум?

– Есть.

– Алик позвонил ему, чтобы тот открыл шлагбаум, – уверенно сказал Сергей. – Они встретились сразу после исчезновения Нины.

– И какое удивительное совпадение – в ту же ночь неизвестные вломились в ее кабинет! Но пока нет никаких догадок, зачем им это понадобилось.

– У меня есть еще кое-что интересное. – Бабкин вытащил ручку и подчеркнул один телефон. – Видишь эту фамилию?

– «Казимир Кулаков», – прочитал Макар. – Он не фигурировал в расследовании. Кто это такой?

– А вот тут занятный момент! Этому Казимиру всю неделю поочередно звонили и брат, и сестра. И ему же звонит Алик из машины, когда они с Аллой после исчезновения Нины едут к Бобру, – ну, если наша версия истинна. Они общаются меньше пяти минут. А второй звонок – двухминутный, в ночь с понедельника на вторник, в двенадцать сорок! Посреди ночи Алик разбудил Казимира Кулакова, чтобы что-то ему сообщить.

– Сразу после того, как двое в масках перерыли кабинет Нины, – усмехнулся Илюшин. – Ты веришь в совпадения?

– Не в такие. Фигура Казимира довольно занимательна. Он – учредитель и генеральный директор фирмы «Акримон-плюс».

Илюшин с удивлением взглянул на напарника:

– Когда ты успел это выяснить?

– Номер телефона вбил в поисковую строку «Яндекса» – и все дела, – отмахнулся Сергей. – Ну давай, напрягись! «Акримон-плюс»!

– Впервые слышу.

– Да брось, их реклама звучала из каждого утюга! «Акримон, Акримон – вот здоровья феромон!» – фальшиво напел он.

Макар чуть не поперхнулся.

– Ну да, очередное исцеляющее средство, – флегматично сказал Сергей. – «Акримон-плюс» производит в том числе препараты, поднимающие иммунитет. Даже беглого гуглежа хватает, чтобы понять: Казимир – тот еще прощелыга. Жулик от медицины. На сайте компании висит баннер, рекламирующий их собственный препарат «Акримония». В составе, как обычно, слюна молодых скунсов, выжимки из мозга игуаны и прочая галиматья… Но самое интересное, что «Акримония» заявлена как средство, поднимающее иммунитет после химии и лучевой терапии. Якобы были проведены испытания на детях, больных раком, и все они почувствовали себя намного бодрее после приема «Акримонии». А кто у нас занимается детьми, которым требуется химиотерапия?

– Нина Ратманская, – кивнул Макар. – Серега, у меня появилась идея…

Задумчиво побарабанив пальцами по столу, он достал телефон.

– Ольга Ивановна? Здравствуйте, это Макар Илюшин, мы с вами вчера… Нет, пока нет. Ольга Ивановна, у меня вот какой вопрос. Вы можете выяснить, какие контракты в последнюю неделю подписывала Ратманская? Да. Чем быстрее, тем лучше. Спасибо, жду!

Он положил телефон и взглянул на Сергея.

– Может, еще по одной порции?



Ладыженская позвонила, когда Сергей относил поднос с грязной посудой на ленту. Раздатчица с улыбкой спросила, не хочет ли он чаю, защебетала, что сегодня отличная выпечка, не отказывайтесь так сразу, молодой человек, такого «Краковского», как у нас, нигде больше не попробуете… Толстуха розовела, мило хихикала, стреляла глазками, и Бабкин завис возле нее, как муха в сладкой паутине. Очнулся он, когда рядом неожиданно материализовался Илюшин:

– Простите, я его уведу…

Сергей спиной ощущал ее разочарованный взгляд.

– Пока ты там томился и млел от неразделенной страсти, я кое-что выяснил. – Илюшин сунул под нос смущенному Бабкину телефон с открытой фотографией документа. – Это договор. Нина подписала его в пятницу утром. Заключен с неким Русланом Николиным, директором предприятия «Конкордия». «Конкордия» – это производитель препаратов, повышающих иммунитет, причем специализируются они на больных, прошедших химию и лучевую терапию. Тебе это ничего не напоминает?

– Ну, Казимира с его «Акримоном»…

– Только в отличие от «Акримона» у «Конкордии» хорошая репутация. Они начали продвигать свое лекарство на рынок три года назад, это новая разработка. Ладыженская утверждает, что Нина давно к ним присматривалась. О том, что договор подписан, Ладыженская не знала и самого Николина в офисе не видела, но по моей просьбе проверила документы Ратманской и нашла ее экземпляр договора.

– Ну, подписать могли где угодно, хоть в «Кофемании», – сказал Сергей. – Эти две медицинские фирмы – как наперстки, под одним из которых прячут шарик. Не соображу, куда смотреть.

– Смотреть надо на Аллу и Алика Ратманских, – ухмыльнулся Илюшин.

Глава 12

Возле голубой панельной девятиэтажки стояла старуха в центре круга из пшена. Голуби толпились у нее под ногами, сидели на проводах и расхаживали по козырьку над подъездом.

– …При обстреле эта сторона улицы наиболее опасна, – пробормотал Сергей и отъехал подальше от проводов.



К Шурыгиной сыщики опоздали на час. Вера встретила их в длинном темном платье, которое Сергей мысленно окрестил монашеским. Лицо у нее было измученное.

– Здравствуйте, проходите, пожалуйста…

– Кто там, Верочка? – раздался из комнаты сиплый старческий голос.

Вера со вздохом подошла к двери.

– Мама, я тебе говорила. Это частные детективы, они ищут Нину Забелину.

– Нину Забелину, Нину Забелину… – забормотала старуха. – Только впустую время тратят. Сгинула – туда ей и дорога! Бесстыжая была женщина, одним местом пробивалась, карьеру делала…

– Ты ведь не помнишь Нину, правда? – с болезненной улыбкой спросила Вера. – Ты даже не понимаешь, о ком идет речь.

– Я все помню! Не смей выставлять меня беспамятной дурой перед посторонними людьми!

Илюшин протиснулся между Бабкиным и стеной.

– Вы не представите меня вашей маме, Вера Андреевна?

Вера удивилась, но кивнула. Пока Илюшин рассыпался в комплиментах возле постели старухи, Бабкин стоял в узком полутемном коридоре и думал: если бы перед Верой завтра возник богатый отец и предложил ей, как Нине, новую жизнь, Шурыгина согласилась бы? Или осталась в своей убогой панельке, жилая площадь – сорок два метра, застекленная лоджия, санузел раздельный… «И кому от этого решения было бы лучше?» – прозвучал у него в голове насмешливый голос Илюшина.

– Пойдемте в кухню, я чай заварила, – глуховато сказала Вера.

Бабкин, задержавшись в прихожей, шепнул Макару:

– Ну что, очаровал лежачую бабку?

– Само собой, – невозмутимо ответил Илюшин. – Заодно убедился, что там реальная старушенция, а не записанный голос.

На кухне Вера поставила перед сыщиками чашки, выставила вазочку с печеньем и села, забыв налить чай. Казалось, она двигается механически, как смертельно уставший человек.

– Вера Андреевна, когда вы с Ниной виделись в последний раз? – спросил Макар.

– Я позвонила ей в субботу, когда пропал Егор. Юрий рассказал мне, что случилось. А мы давно уже с Ниной договорились: если произойдет что-то из ряда вон выходящее, я сразу ей сообщу. И вот я… Позвонила. Сказала. Нина попросила о встрече. Вернее, поставила перед фактом, что приедет ко мне. Господи, не могу отделаться от мысли, что это я… это из-за меня…

Рот у Веры перекосило, и из груди вырвалось странное подвывание. Губы посинели. На щеках вспыхнули багровые пятна, и побелела кайма губ. Бабкин всерьез испугался, что у Шурыгиной эпилептический приступ, но из глаз Веры хлынули слезы, и Сергей понял, что судорог можно не бояться.

Бабкин не знал, что делать с плачущими женщинами. Вера Шурыгина была создана для того, чтобы осушать чужие слезы, а не проливать свои!

Илюшин, подлец, не двинулся с места. Сидел и с отстраненным интересом наблюдал за Верой. Сволочь! Вот кто способен парой слов привести в чувство хоть женщину, хоть ребенка, – так ведь нет, сидит пялится, как в опере!

Злясь на них обоих, Бабкин сгреб со стола ворох бумажных салфеток и сунул Вере.

– Виноваты в чем? – спросил он. Может, проговорится в приступе раскаяния, что убила подругу.

Вера по-прежнему страшновато подвывала, теперь уже без слез. Он испугался, что придется вызывать врача. Замечательно прошел опрос свидетеля!

– Я… ей… завидовала…

Она начала икать. В другое время это показалось бы смешным, но только не сейчас. Вера напоминала кошку, безуспешно пытающуюся отрыгнуть комок шерсти. Бабкин зашипел на Илюшина, и тот снизошел: налил из чайника воды в чашку.

Сергей смочил ей лицо, поднес чашку к губам. Едва сделав два глотка, Вера вскочила и кинулась в туалет. Он слышал, как ее рвет.

Вера долго умывалась. Вернулась красная, но с мертвенно-белыми полукружьями под глазами и таким же пятном на подбородке. Упала на стул.

– И… извините.

Бабкин с Илюшиным выжидательно смотрели на нее.

– Я… не ожидала сама… простите! – Каждое слово давалось ей с трудом.

Макар наклонился к ней и доверительно спросил:

– Вера, что вы сделали?

Она глубоко вздохнула.

– Я ей желала зла! Думала о ней плохо. Представляла… всякое.

– Например?

Вера протестующе выставила перед собой ладонь.

– Пожалуйста, не надо! Это дрянные… постыдные мысли. А я их перебирала, наслаждалась ими! Ох, как стыдно!

Она прижала ладонь к глазам.

– А почему вы думали о Нине плохо?

Вера перевела дыхание. Пятна постепенно исчезали, лицо приобретало нормальный цвет.

– Можно я покурю? – тихо спросила она. – В смысле, нет ли у вас сигарет? Я не держу их дома… И вообще… Просто сейчас… Вы меня простите, пожалуйста…

– Минуточку. – Бабкин поднялся, прервав этот сбивчивый поток извинений, и вышел в прихожую.

В куртке у него всегда лежала пачка. «Не нужно недооценивать общность курильщиков», – назидательно отвечал он Илюшину, когда тот посмеивался над ним.

Он вернулся на кухню, протянул сигареты Вере. Помог прикурить – у нее дрожали руки. Сделав глубокую затяжку, Вера подошла к окну и открыла форточку.

– Сейчас мать начнет кричать, – почти спокойно сказала она. – Когда учует дым. Где-то через четыре минуты. Круче любой сигнализации.

В кухню ворвался холодный ветер, полоснул Бабкина по щеке.

– Так почему вы плохо относитесь к Нине? – повторил Илюшин.

– Понимаете, ей все сошло с рук, – сказала Вера, глядя в сторону. – Все зло, которое она причинила. Я не могла… не желала с этим смириться. Не могла принять как должное. Хотя меня это не касается!

Рука с сигаретой снова начала подрагивать.

– Почему не касается? – удивился Макар. – У вас никогда не было бы той жизни, которая есть сейчас, если бы Нина не сбежала десять лет назад.

Вера непонимающе уставилась на него.

– Вы дружите с семьей Юрия Забелина, – пояснил Илюшин. – Мальчишки считают вас кем-то вроде родной тети. Юрий и его мать уважают и привечают. Если бы Нина осталась с ними, вам никогда не удалось бы занять такое важное место в их жизни. Вы в близких отношениях с этими людьми только потому, что Нина их бросила. От ее побега вы выиграли больше всех.

Вера едва не уронила сигарету.

Бабкин знал по себе, что Илюшин способен взбесить кого угодно буквально парой фраз. Но впервые он наблюдал, как человек переходит от стыда и скорби к гневу за несколько секунд.

– Я выиграла? – недоверчиво повторила Вера. – Вы это так называете? Что вы за чурбан! – Она повысила голос, и Бабкин обрадовался: обычно «чурбан» доставался ему. – Я десять лет вижу перед собой несчастных детей, которые мечтают о маме! Десять лет! И мужчину, которого изломало так, что он сам на себя не похож! Врагу не пожелаешь такого выигрыша!

– Что ж, значит, я ошибся, – без всякого раскаяния заметил Макар.

Серей сообразил, что он всего-навсего переключил ее внимание и погасил в зародыше новый приступ. Действительно: рука у Веры перестала трястись.

– Может быть, Нина снова сбежала? – предположил он.

Вера отчаянно замотала головой.

– Нет, вы не понимаете… С ней что-то случилось! Нина не бросила бы свою новую жизнь, ей все в ней нравилось! Она безумно влюблена в этого… своего… господи, я даже имени его не помню! А вдруг это он убил Нину? – Вера прижала руку к губам. – Когда она пропала? У этого человека есть алиби?

– В понедельник вечером, – ответил Сергей.

Об исчезновении Ратманской он сказал Вере утром по телефону, после того как вернул Егора домой. О том, что произошло между мальчиком и его бабушкой, Бабкин умолчал. Пусть Забелины сами решают, хотят ли посвящать кого-то в обстоятельства последних дней.

– В понедельник вечером, – эхом откликнулась Вера. – А сегодня…

– Сегодня среда, – подсказал внимательно наблюдавший за ней Макар.

Она стала загибать пальцы, беззвучно шевеля губами.

– Третий день, получается… – Вера распахнула окно и раздавила окурок о стальной отлив, перепачканный голубиным пометом.

– Когда вы разговаривали с Ниной в последний раз?

Ответ был известен и Макару, и Сергею, но им важно было услышать, солжет ли Вера.

– В понедельник, днем, – не задумываясь, сказала Шурыгина. – Времени я не запомнила, но можно посмотреть по графику моих выездов, у кого я была… Или нет, постойте… В списке входящих на телефоне указано до секунды… – Она вскочила, но Макар остановил ее:

– Зачем Нина звонила?

Вера медленно опустилась на свой стул.

– Мы проговорили совсем недолго, от силы две-три минуты. Нина сказала, что наняла частных сыщиков для поисков Егора – то есть вас… Я тогда еще не была знакома с Сергеем. Она казалась очень воодушевленной! Упомянула, что эти детективы много лет занимаются поисками пропавших людей, у них высокий процент раскрытых дел… Говорила, что Егор ушел сам, с вещами, значит, у него есть где укрыться, и вся задача состоит лишь в том, чтобы найти это укрытие… Егор прятался на даче, правда? – обратилась она к Сергею.

– Да, у соседа.

– Этот сосед, он… не обижал его? – Голос ее дрогнул.

– Он заботился о Егоре как мог. – Бабкин ничуть не соврал. Старый алкоголик действительно приглядывал за пацаном в меру своих сил. Не его вина, что все едва не закончилось бедой.

– Слава богу! – Вера выдохнула. – О чем я говорила?

– То есть Нина позвонила лишь для того, чтобы известить вас о ходе расследования? – уточнил Макар.

– Да. Вас это удивляет?

– Мне показалось, ваши нынешние отношения с Ниной – сугубо деловые.

– Так и есть. – Вера невесело улыбнулась. – Но дело вот в чем: мы с ней виделись в субботу, как вам известно…

– В котором часу?

– Дайте сообразить… В пять я позвонила ей, сообщила, что Егор пропал, а в семь она уже была у меня.

– Здесь? – удивился Макар.

– Ох нет, что вы! Мы никогда не встречались в квартире. Обычно мой доклад, – по ее губам скользнула ироничная усмешка, – выглядел так: я садилась в ее дорогущую машину или Нина снисходила до того, чтобы сесть в мою, и я кратко отчитывалась, что важного происходит в жизни мальчиков. В хорошую погоду мы могли прогуляться. Десять, редко пятнадцать минут – вот и вся встреча. В конце Нина передавала мне деньги в конверте, из рук в руки. Надеюсь, вы не сдадите меня налоговой.

– Не сдадим, – пообещал Макар. – Субботний разговор чем-то отличался от обычных?

– Еще бы! Нина отчитала меня, как девчонку. «Почему ты раньше не сообщила, что все так далеко зашло!» Она имела в виду конфликт Юры и Егора. Я ответила, что, во-первых, сама была не в курсе. А во-вторых, что бы она предприняла, даже если бы знала о проблеме? Нина не нашлась с ответом. Не в ее положении разбрасываться упреками. Я прекрасно понимаю, отчего она сорвалась на меня. Нина могла успокаивать свою совесть тем, что у детей все в порядке. – Вера слово в слово повторяла рассуждения Бабкина. – И вдруг она лишилась этого оправдания.

– Вы в самом деле не догадывались, что Егору до такой степени плохо рядом с отцом? – спросил Илюшин.

– Нет. Стыдно признаться, но я была уверена, что его жалобы – это обычные подростковые взбрыки. Капризы, нытье, претензии к взрослым… Нет, я понятия не имела, что он задумает побег! Нина со своими упреками поставила себя в глупое положение. Ее звонок в понедельник был способом извиниться. Она не сказала этого прямо, но я поняла…

– Вы не допускаете, что Нина всерьез переживала за Егора?

Вера удивленно взглянула на Макара:

– Откуда ей знать, кто это – Егор? Нина запомнила шумного четырехлетнего малыша. С тех пор прошло десять лет, Егор давно уже другой человек, известный ей только по моим фотографиям.

– Где вы сами были в понедельник вечером?

– Смотря во сколько. Мне пришлось заменять коллегу, я освободилась поздно. С четырех до шести была у пациента по фамилии Жбанов: покупала продукты, делала уборку, потом еще заполняли документы на перерасчет пенсии. В шесть тридцать прибежала к Валентине.

– Это?.. – вопросительно начал Илюшин.

– Валентина Капитоновна Горчакова, наша пациентка. Два часа просидела с ней и ушла.

– Жбанов и Горчакова смогут это подтвердить?

– Ох, вот уж вряд ли! Нет, Жбанов-то запросто… А Валентина Капитоновна не сможет. – Вера обескураженно развела руками. – Она в глубокой деменции. Знаете, в ее квартире стоит на тумбочке телевизор «Горизонт». Он давно сломан. Пока Валентина Капитоновна не впала в беспамятство, она была уверена, что каждый день смотрит культурно-развлекательные передачи. Даже если она придет в себя и подтвердит, что я была у нее, веры ей нет никакой. Но я могу вас к ней отвезти, если хотите. Чудеса иногда случаются. Вдруг она с вами осмысленно поговорит!

Макар не захотел встречаться с Горчаковой и попросил только телефон Вериного начальства.

– Вы ездите к пациентам на машине?

Вера бледно улыбнулась:

– Да, на «Рено». Букашечка моя, старушечка. Купила с рук подержанную, отремонтировала у умельцев. Каждые три месяца в ней что-нибудь сыплется, но пока она ползает. Однажды Нина забыла в салоне перчатки и, когда я пыталась их вернуть, сказала: «Оставь себе». У Нины всю жизнь тонкие аристократические руки, даже когда она была с лишним весом. Я со своими граблями, конечно, не смогла влезть в ее перчатки. Помните сцену, где сестры Золушки примеряют хрустальный башмачок?

– И что вы сделали с перчатками? – полюбопытствовал Макар.

Вера пожала плечами:

– Продала на Авито. Такие гладкие, нежные – жалко было с ними расставаться, а куда их! Кстати, Нина к вещам не привязывается. За одним только исключением, но там семейная реликвия…

– Что за реликвия? – вмешался Сергей. Он не помнил, чтобы кто-то из свидетелей упоминал о ней.

– Кулон, – ответила Вера. – Правильное название – локет. Он состоит из двух половинок, в которые можно вложить фотографии.

Сыщики переглянулись. На снимке, который унес с собой Егор, Нина была с локетом на шее.

– Это реликвия? – недоверчиво уточнил Бабкин.

– Для Нины – да. – Вера удивленно посмотрела на него. – Вы разве не знали? Эта вещь досталась ей от матери. Собственно, это единственная память о ней. Выглядит грубовато, но Нина еще в юности призналась мне, что локет хоть и серебряный, но очень дорогой, антикварный.

– Нина не могла выдумывать?

– Н-ну… может быть, – неуверенно протянула Вера. – Хотя это для нее совсем не характерно. Нина не из тех, кто будет такое сочинять. Да и я видела своими глазами этот локет на ее матери, светлая память Людмиле Ивановне. А что, вы не нашли его в вещах Нины?

Илюшин мотнул головой. Он помнил украшения в квартире Ратманской. Кулона среди них не было.

– Странно, – сказала Шурыгина.



. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



Юрий Забелин выглядел не просто подавленным, а прибитым к земле. Сергею показалось, что со дня их последней встречи Юрий даже ростом стал ниже. Сердитый блеск в глазах потух. Он сидел на табуретке, уставившись в пол, сцепив руки в замок.

Утром ему привезли второго сына и забрали мать. Сейчас Тамара, наверное, дает показания. Бабкин трижды повторил по дороге, что в ее интересах ничего не скрывать и всячески содействовать следствию, но не был уверен, что она прислушается к его совету. Для него было загадкой все, что происходит в голове этой женщины. Настолько любить одного внука, чтобы попытаться убить второго? «Может, и вывернется», – неожиданно подумал он, покосившись на ее добродушное лицо. В машине Егор и Тамара друг с другом не разговаривали. Только раз на ухабах перед переездом она обернулась к мальчику и спросила: