Сью Линн Тань

Сердце Солнечного воина

Original title:

Heart of the Sun Warrior

by Sue Lynn Tan



Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.



Copyright © 2022 by Sue Lynn Tan.

Designed by Alison Bloomer

Published by arrangement with Harper Voyager, an imprint of HarperCollins Publishers

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *



Тем, кто хранит в сердце свои мечты


Часть I

Глава 1

Ночь укутала небо темным покрывалом, набросив на землю невесомый полог теней. Для смертных настало время отдыха, а вот мы на луне только-только приступили к работе. Белоснежный язычок пламени облизывал щепку в моей руке. Присев, я смахнула листок с фонаря, сделанного из пластин прозрачной слюды и перекрученных серебряных полос. Когда же поднесла щепку к фитилю, тот зашипел и вспыхнул. Я встала и отряхнула подол. Передо мной тянулись ряды незажженных сфер, молочно-белых, как распустившиеся цветы османтуса. То были лунные фонари, целая тысяча, чтобы хватило озарить простирающиеся внизу земли. Пламя не боялось ни дождя, ни ветра и затухало лишь с первым дуновением зари.

Всякий раз мама убеждала меня выполнять эту задачу вручную, но я не обладала ее терпением, да и отвыкла от столь мирной и неспешной работы. Сосредоточившись, я обратилась к источнику своей энергии: сияющему потоку магии, что проистекал от ядра моей жизненной силы. Яркие всполохи сорвались с ладоней и разлетелись к фонарям, оставляя за собой мерцающий след. Лучше всех мне покорялась стихия воздуха, но огонь тоже порой оказывался очень кстати. Земля переливалась, точно кто-то посыпал ее звездной пылью. Смертные, наверное, сейчас любовались ночным светилом, которое отчасти скрыло от них свой лик.

Впрочем, мало кто посвящал стихотворения или пытался запечатлеть на картине первую или последнюю четверть: она не могла похвастать изяществом серпа или совершенством круга. Соединяя в себе свет и тьму, такая Луна будто бы терялась между ними. Я ощущала с ней некое родство – дитя смертного и богини, выросшее в тени своих знаменитых родителей.

Иногда я уносилась мыслями в прошлое и ощущала укол сожалений. Интересно, как сложилась бы моя жизнь, останься я в Небесной империи? Я бы снискала славу, собирая подвиги, точно жемчужины для ожерелья? Стала бы героиней легенд сама, как мой отважный отец Хоу И или обожаемая мама, богиня Луны?

Смертные чтили ее во время ежегодного праздника Середины осени, дня воссоединения, хотя это был день, когда моя мать вознеслась на Небеса. Одни молились ей о счастье, другие – о любви. Увы, они понятия не имели, что силы моей матери ограничены, возможно из-за отсутствия тренировок или отголосков ее человечности – последней мама лишилась, когда выпила эликсир бессмертия, подаренный моему отцу за убийство солнечных птиц. Когда она улетела на Небеса, родители разлучились, будто клинок смерти разрубил их судьбы. По сути, так и произошло, ибо тело моего отца покоилось теперь в могиле. Боль пронзила мою грудь. Я никогда не знала папу, просто представляла его как некую абстрактную фигуру, а вот мама оплакивала его каждый день своего бессмертного существования. Может, поэтому ее не смущала монотонность работы: рутина убаюкивала терзаемый сожалениями разум, утешала израненное горем сердце.

Нет, я не мечтала о славе и почестях, как не просили о них и мои родители. Известность часто ходит рука об руку со страданием, упоение от побед сплетается с тяготами их достижения, и порой ради цели приходится обагрить себя кровью. Я присоединилась к Небесной армии не затем, чтобы преследовать мечты, столь же мимолетные, как вспышки фейерверков, после которых тьма кажется еще непрогляднее. Я бы умерила столь несущественные порывы, стряхнула подобные желания. А вот вернуться домой, к маме и Пин’эр, обрести истинную любовь… именно это стремление сделало меня цельной. Вот какую мечту я лелеяла, за что боролась и чего достигла.

Пусть многие сочли бы мой дом чем-то незначительным по сравнению с величием и роскошью Нефритового дворца, но для меня не было места прекраснее. Здесь земля мерцала, точно волны, в которых отражаются звезды, цветы османтуса на ветках походили на снежные шапки. Порой я просыпалась в своей кровати из коричного дерева и гадала: уж не снится ли мне все это? Но напоенный сладостью воздух и мягкий свет фонарей убеждали: нет, я дома, и никто больше его у меня не отнимет.

Подул легкий ветерок, и наверху что-то звякнуло – гроздья семян лавра, они сверкали точно льдинки. В детстве я мечтала сделать из них браслет для мамы, но так и не смогла сорвать. Вот и теперь по привычке ухватила полупрозрачное холодное зернышко, с силой потянула – но, как бы ни качалась ветка, оно упрямо сидело на месте.

Внезапно я ощутила появление другого бессмертного, хотя защитные чары никак не отреагировали, и на всякий случай потянулась за луком. Год на луне прошел тихо, мои жизненные силы восстанавливались куда быстрее всяческих ожиданий. Теперь я уже без труда натягивала тетиву лука Нефритового дракона и более не боялась незваных гостей. Впрочем, я почти сразу опустила оружие. Эту ауру – яркую, сияющую – я знала не хуже собственной.

– А ты умеешь встречать гостей, Синъинь, – раздался насмешливый голос Ливея. – Или просто снова хочешь посоревноваться?

Я обернулась. Принц стоял, прислонившись к дереву и сложив руки на груди. Сердце забилось чаще, но голос мой не дрогнул:

– Если помнишь, наш последний спор я выиграла. Да и с тех пор только и делала, что тренировалась, пока вы, Ваше Высочество, прохлаждались при дворе.

Да, он не заглядывал уже несколько недель. Хотя разве имела я право ожидать большего? Пусть в последнее время мы и сблизились, но все же не давали друг другу никаких обещаний. Вроде как вышли за рамки дружбы, но и к прежним отношениям не вернулись. А уж если семена сомнений пустили корни в душе, то избавиться от них непросто.

Уголки губ принца приподнялись в улыбке.

– Вообще-то счет равный. Я еще могу победить.

– Попробуй, – вздернула я подбородок.

Ливей рассмеялся и покачал головой.

– Предпочту не рисковать своей гордостью.

Он подошел ко мне и остановился, а край его лазурно-синего одеяния с тихим шелестом задел мое. Талию принца перехватывал серый шелковый пояс, с которого свисали продолговатая нефритовая табличка и хрустальная сфера, отливающая серебром моей энергии. Кисть Небесной капли. Ее близнец качался на моем поясе.

Мне захотелось отступить – и в то же время шагнуть навстречу.

– Я не почувствовала твоего прихода. Ты как-то подправил чары?

Ливей запросто смог бы изменить защиту на моем доме, раз уж сам помогал мне ее возводить. Конечно, она не могла сравниться с чарами, окружающими Небесную империю, но стоило кому-то пересечь границу – и это сразу становилось известно. Друзей я не боялась, а вот чужаков вполне стоило опасаться.

Принц кивнул.

– Теперь, если они сработают, я тоже это почувствую. Но есть и побочный эффект: чары больше не реагируют на меня.

– Какая разница? Ты ведь сюда и не заглядываешь, – выпалила я, не в силах сдержаться.

Улыбка Ливея стала шире.

– Ты скучала по мне?

– Нет.

На самом деле – да, но нечего ему льстить. Я даже под угрозой смерти не сознаюсь, какую зияющую дыру в моей душе вызвало его отсутствие и что лишь теперь она начала затягиваться.

– Так мне уйти? – уточнил Ливей.

Ах, как же хотелось гордо отвернуться, но с тем же успехом я могла ударить себя под дых.

– Почему ты не пришел раньше? – задала я вместо ответа самый важный для себя вопрос.

Принц мгновенно растерял все веселье.

– При дворе неспокойно: назначили нового генерала, который разделит командование армией с генералом Цзяньюнем. В последнее время мой отец ему не благоволит.

Я ощутила угрызения совести. Неужели Их Небесные Величества затаили обиду на генерала Цзяньюня? Именно он заступился за меня год назад, когда я боролась за свободу матери. Да, правители щедро награждали слуг за усердие, но и мстили изощренно.

– И кто же этот новый генерал?

– Министр У, – мрачно ответил принц.

Я содрогнулась, стоило вспомнить придворного, который так яростно выступал против нас. Добейся он своего, император в тот же день заковал бы маму в кандалы, а меня приговорил бы к смерти. Но откуда такая ненависть? Неужто я невольно чем-то оскорбила вельможу? Или он всерьез верил, что мы несем угрозу правителю, которому У так беззаветно предан?

Как бы там ни было, мне стало не по себе, что этот человек теперь обладает таким весом в Небесной Армии.

– Даже и не знала, что министр лелеет подобные амбиции. А он вообще подходит на эту должность?

– Мало кто откажется от столь высокого назначения, неважно, обладает он нужными знаниями или нет, – ответил Ливей. – Я остался, чтобы оказать поддержку генералу Цзяньюню и постараться переубедить отца, но он непреклонен. Хотя министр У – верный слуга императора, я всегда чувствовал себя рядом с ним неловко, еще даже до того, как он выступил против тебя.

– Не затуманенный чувствами взор иной раз способен проникнуть в сердца людей, – заметила я, но тут же вспомнила предательство Вэньчжи. Как могла я выдавать подобные нравоучения, если сама глушила голос разума и видела лишь то, что хотела видеть?

Что-то забилось на грани сознания, точно беззвучный рокот барабана: кто-то прошел сквозь зачарованную границу. Я ощутила вспышки незнакомой энергии и напряглась. Ливей сощурился: он тоже почувствовал чужаков, заявившихся ко мне домой.

С тех пор как мамину ссылку отменили, к нам зачастили разные бессмертные. Мы получили помилование императора, но, увы, заодно стали мишенью для любопытных взглядов и едких замечаний. Гости воспринимали меня как диковинку, выставленную напоказ ради их забавы.

– И каково это было, когда тебя поразило Небесным огнем? – с придыханием спросил один придворный.

– Чудо, что ты выжила, – заметил другой, буквально сияя от предвкушения.

– Как твои шрамы? Всё еще болят? Поговаривают, такие остаются навсегда, – сообщил третий излишне громким голосом.

Наигранная забота. Злорадное сочувствие. Фальшивое сострадание. Такие же пустые, как марионетки уличных артистов в мире смертных. Заметь я хоть крупицу искренних переживаний, не стала бы так обижаться. Но интерес гостей к моей персоне был продиктован лишь жаждой получить новую пищу для сплетен. Ах как зудели пальцы – вот бы натянуть лук, призвать молнию да прогнать досужих зевак прочь из нашего дома! Конечно, я не стала бы стрелять взаправду, там бы и одной угрозы хватило. Но строгий мамин взгляд и привитые с детства манеры вынуждали прилежно сидеть в кресле и соблюдать правила приличий.

Уж лучше терпеть их праздное любопытство, чем нажить кучу врагов.

Раздался треск, будто что-то разбилось о камень. Подхватив подол, я побежала к дворцу Чистого света. Каждый раз, как моя нога касалась земли, взметая клубы пыли, лук Нефритового дракона бил меня по спине. Ливей следовал за мной по пятам.

Впереди возникли сияющие стены, затем перламутровые колонны. Я остановилась у входа, разглядывая разлетевшиеся по полу осколки фарфора, залитые лужицей бледно-золотой жидкости. В воздухе витал сладкий и мягкий аромат, успокаивающий и томный. То было вино, хотя мы его здесь не держали.

Мы с Ливеем прошли по коридору, ведущему в зал Серебряной гармонии, где принимали посетителей. Нефритовые лампы отбрасывали свой мягкий свет на незнакомцев, что расположились на деревянных стульях вокруг моей матери. Когда я вошла, гости повернулись в мою сторону и поднялись.

Мама направилась к нам, и нефритовые кисточки на ее ярко-красном поясе звякнули.

– Ливей, мы давно тебя не видели, – тепло сказала она, опустив его титул, как сам принц давно ее уговаривал.

– Простите за долгое отсутствие. – Он вежливо склонил голову.

Приветствуя наших гостей, я по очереди их изучала. Ауры несильные – значит, любую проблему можно будет легко разрешить. Вроде бы никаких зловещих вспышек металла или отголосков сокрытой магии. Рядом с моей матерью стоял худощавый бессмертный. Глаза у него были цвета воробьиных перьев, а волосы и борода отливали серебром. Бамбуковая флейта с зеленой кисточкой свисала с его талии. Рядом с ним стояли две женщины в сиреневых одеждах и с бирюзовыми заколками в волосах. Руки, которые они подняли в приветствии, были гладкими и безупречными, они никогда не держали оружия и не работали ни дня в своей жизни. Я вздохнула с облегчением, пока не увидела последнего гостя: жесткие черты лица казались высеченными из дерева, а шея была перевита мускулами. Под красивой парчовой мантией скрывались широкие плечи, но пальцы беспокойно дергались.

Я ощутила смутное беспокойство, но спрятала его за улыбкой.

– Мама, кто наши гости?

– Мейна и Мейнинг – сестры из Золотой пустыни. Они хотят остаться на несколько недель, чтобы понаблюдать за звездами. – Она указала на пожилого бессмертного. – Мастер Ганг – опытный музыкант, пришел в поисках вдохновения для своей последней композиции. А это… – Мама замолчала, наморщив лоб и глядя на молодого человека. – Боюсь, нас прервали прежде, чем я успела узнать ваше имя.

Он поклонился нам, протягивая сложенные руки.

– Для меня большая честь оказаться в вашем обществе. Меня зовут Хаоран, я винодел из империи Феникс. Моя покровительница, императрица Фэнцзинь, заказала новое вино, для которого мне нужен лучший османтус. Говорят, в вашем лесу растут самые красивые цветы, и я смиренно прошу вашего разрешения собрать несколько штук. Я был бы бесконечно благодарен за вашу безграничную щедрость, которая славится во всем королевстве.

Меня внутренне передернуло от настолько подобострастной лести и от того, как его глаза метались по комнате. Что-то в госте заставило меня нервничать, словно сбившийся с ритма мотив, и не только потому, что он пришел из империи Феникс, ближайшего союзника Небесной империи и дома бывшей невесты Ливея. Отказ уже готов был сорваться с кончика языка, ужасно хотелось отослать гостя прочь. Не только Хаорана, всех их. Мы здесь жили в безопасности, после того как с таким трудом отвоевали наш мир.

Словно почуяв мое недовольство, Хаоран повернулся к маме:

– Я задержусь лишь на пару дней. И принес скромный дар, несколько сосудов своего лучшего вина, хоть и, к несчастью, уронил один снаружи, – признался он с фальшивым раскаянием.

– Мастер Хаоран, вы очень любезны, но никаких даров не надо, – благосклонно ответила мать. – Мы рады всем вам. Надеюсь, вы простите нас за безыскусное жилье: мы не привыкли к роскоши.

Винодел снова поклонился:

– Благодарю вас.

Остальные тоже выразили признательность и последовали за мамой. В зале остались лишь мы с Ливеем. Я опустилась в кресло и прижала кулак к губам, принц устроился рядом.

– Что думаешь о мастере Хаоране? – спросила я.

– Что не прочь лично оценить его дары.

Сейчас мне было не до шуток.

– Возможно, я ищу черную кошку в темной комнате. Слишком привыкла остерегаться.

Посерьезневший Ливей подался ко мне:

– Верь своим инстинктам. Я им верю. Приглядывай за вашими гостями. Если что-то пойдет не так – сразу шли весточку.

Он выразительно глянул на мою кисть Небесной капли. Тут же нахлынули воспоминания: темная пещера, издевательский смех, кончик меча принца, впивающийся в горло… Тогда мы едва не потеряли друг друга.

Я смотрела ему вслед, пока не стих звук удаляющихся шагов. Впервые под крышей моего дома будут жить посторонние. Я постаралась прогнать воспоминание, когда именно чувствовала себя так последний раз: еще будучи ребенком, пряталась от Небесной императрицы и жалась к колонне, оцепенев от страха.

Глава 2

Не доиграв мелодию на цине, я уставилась в окно. Мастер Хаоран, закинув на спину бамбуковую корзину, шел в лес, как делал каждый вечер всю последнюю неделю. Пронзительный свист гостя разрезал воздух и действовал мне на нервы. Серебряные ножницы в ловких руках поблескивали в вечернем свете. Интересно, а с оружием он так же умело обращается?

– Ну, так и я бы сыграла, – ворвался в мысли голос матери.

Я слабо улыбнулась и отложила цинь. Мама не обладала ни талантом, ни склонностью к музыке, поэтому Пин’эр и пришлось стать моей наставницей.

Мать села и сложила руки на столе.

– Похоже, тебе не по душе наши гости.

– Только один, – кивнула я на окно.

– Почему тебе не нравится мастер Хаоран? Он такой вежливый и предупредительный.

По правде говоря, причины для неприязни действительно не было. Скорее, какое-то смутное ощущение, словно колебание воздуха от ауры бессмертного или покалывание кожи, когда за тобой наблюдают. Как сказал Ливей, мне следовало полагаться на инстинкты… ну или хотя бы не глушить их в угоду своим предубеждениям.

На самом деле я хотела ошибиться. Не желала, чтобы под крышу дома пришла беда.

– Он какой-то напряженный. Держится настороже, будто что-то скрывает, – сбивчиво пояснила я. – Стоит мне спросить его о чем-то, как он тут же переводит тему, лишь бы не говорить о себе.

Такие уловки были мне хорошо знакомы – в конце концов, я сама несколько лет прятала свое происхождение.

– Может, ему просто неуютно с тобой. Не всем нравится говорить о себе, некоторые предпочитают слушать других. Мастер Хаоран тебя боится, – прибавила мама. – Не замечала, как смотришь на него? Сверлишь взглядом, кривишь губы. – Она мягко коснулась моей руки. – Синъинь, знаю, тебя сильно обидели. Если подозреваешь всех вокруг, где-то да окажешься права, но все равно испытаешь разочарование. Порой, относясь к людям с недоверием, ты и сама его вызываешь. А отказываясь увидеть в них добро, можешь проглядеть нечто ценное, то, что не позволяла себе обрести.

Мама была права. Последнее время я ловила себя на том, что ищу оскал в улыбке, угрозу в хмуром взгляде. Высматриваю врага в каждой тени.

Она встала и разгладила складки одеяния. Там, где ладони коснулись ткани, кончики вышитых серебряных лотосов засветились ярче. Может, игра света? Вряд ли так проявилась мамина сила, она вообще никогда не показывалась.

– Я пришла сказать, что к нам наведалась Шусяо.

Настроение мгновенно улучшилось. Помимо Ливея чаще других меня навещала подруга, и я неизменно была ей рада.

– Где она?

– В столовой, выпрашивает у Пин’эр еду.

Я тут же направилась к ним. Пол там был вымощен серой каменной плиткой, укрытой шелковым ковром фиолетовых оттенков. В центре комнаты стоял круглый стол с изогнутыми ножками, окруженный бочкообразными табуретами. Инкрустации из переливающегося перламутра на розовом дереве изображали цветы и птиц. За столом могли свободно разместиться восемь человек, и в детстве я и подумать не могла, что настанет день, когда за ним станет тесно.

Теплый пряный аромат исходил от уже расставленной еды: густого супа с кусочками мяса и нарезанным корнем лотоса, тушенных в травах яиц, нежных побегов гороха, рыбы, обжаренной до золотистой корочки, и миски с пропаренным рисом. Угощение попроще, чем подают в Небесной империи, но не менее вкусное. Мастер Ганг занял место рядом с моей матерью, а сестры из Золотой пустыни устроились по другую сторону от нее. Мастер Хаоран отсутствовал, как и всю прошлую неделю, хотя его кувшины с вином стояли на столе, а кубки уже были наполнены. Он привез превосходный напиток с приятными нотками сливы. И пусть я все еще сомневалась касаемо цели его визита, мастерство винодела не вызывало нареканий. Последние несколько ночей я без колебаний опорожняла свою чашку и погружалась в глубокий и безмятежный сон, хотя по утрам просыпалась с раскалывающейся от боли головой.

Наполнив две миски лотосовым супом, я направилась к Шусяо. Та улыбнулась, но взгляд ее остался серьезным.

– Что тебя тревожит? – спросила я, не тратя времени на пустые любезности, и поставила суп рядом с подругой.

– Нынче в Нефритовом дворце неспокойно, – признала Шусяо. – Новый генерал нам спуску не дает.

– Генерал У? – до сих пор язык не поворачивался произносить его новую должность.

Подруга кивнула.

– Потеснив генерала Цзяньюня, он встал во главе армии. Министр – жесткий и негибкий человек. Вынуждает соблюдать правила буквально, назначает наказания за малейшую провинность. Разговаривать с кем-то даже во время еды считается нарушением обязанностей. Теперь мы просто сидим в тишине, не смея смотреть друг на друга, будто дети под надзором самого строгого наставника.

«Разделенной армией легче управлять», – мелькнула неприятная мысль. Боялся ли Небесный император, что солдаты вновь объединятся против его воли? Поддержав меня, они не понимали, что император расценит их действия как вызов, – просто возмутились, чем же я заслужила его гнев? О моем намеренном неповиновении, умышленном обходе приказа принести жемчуг знали только мы вдвоем, правитель и я. И, вероятно, только что назначенный генерал, его самый доверенный советник.

– И это все ваши страдания? Приходится есть молча? – попыталась отшутиться я, невзирая на собственные тревожные мысли.

Шусяо сморщила нос.

– Сложновато выполнять правила, когда каждый день тебе присылают новые. Скоро нам и дворец без разрешения запретят покидать. И я не смогу к тебе приходить.

Мне стало не по себе. Как же все изменилось с тех пор, как я покинула Небесную империю! А как я сама выдерживала бы столь безжалостные ограничения? Строгий выговор – худшее наказание, которое можно было получить от генерала Цзяньюня или Вэньчжи. Я тряхнула головой, отгоняя непрошеные воспоминания.

– А если попытаешься обойти правила?

– Тебя вынудят стоять на коленях, бросят в тюрьму, выпорют. – На последнем слове ее голос дрогнул.

Я невольно стиснула миску:

– Будь осторожна.

– О, поверь, я осторожна. Никогда еще так не береглась, – с чувством ответила Шусяо. – Но, похоже, за мной постоянно приглядывают, особенно после повышения генерала У.

– Почему? – Когда она не ответила, я предположила сама: – Из-за нашей дружбы?

Шусяо опустила глаза и помешала суп ложкой.

– Они ищут угрозу там, где ее нет. Это все равно ничего не меняет: я не пойду у них на поводу.

Сердце сковали угрызения совести. Вот чего я боялась все это время – что Шусяо попадет под удар только из-за наших отношений.

– Если все так плохо и они только и ждут повода, чтобы наказать тебя, зачем там оставаться?

– Я не могу уйти. Пока служу императору, мою семью никто не тронет. У нас нет влиятельных друзей, никто не заступится, если вновь возникнут неприятности. Мой младший брат надеется вступить в армию, когда вырастет, а если я уйду со службы, то ему тоже откажут. – Взгляд Шусяо стал отстраненным. – Иногда бегство от неприятностей не помогает. Мы лишь камешки на обочине, что легко отшвыриваются праздными прохожими, а пустые сплетни имеют слишком большой вес, если их шепчут не в те уши.

– Здесь всегда найдется место для тебя и твоей семьи, – тут же предложила я. – Подальше от глаз Небесной империи.

Впрочем, за нами все равно продолжали присматривать.

– Хотела бы я ответить согласием, – задумчиво сказала она, – но моя семья не решится переехать. Мы пустили корни на своей земле, и их не так-то легко вырвать.

Знакомая тоска охватила меня. За годы, проведенные вдали от дома, я часто чувствовала себя брошенной на произвол судьбы, сорняком, проросшим на чужой и враждебной почве. Я оглядела зал: знакомую мебель, потертый ковер, табурет, на котором сидела в детстве. Бесчисленные воспоминания наполняли это место, и каждое из них драгоценно и незаменимо. Но важнее всего были люди, что жили в этих стенах. Кровные родственники или просто друзья, они вдыхали жизнь в наш дом. И это дороже любой плитки или кирпича, будь то золото, серебро или нефрит.

В воздухе раздались певучие звуки флейты. Мастер Ганг играл, и кисточка на его инструменте раскачивалась в такт каждому вдоху. Разговоры в комнате стихли, все повернулись к нему. Он обладал исключительным мастерством, его мелодия лилась чисто и свободно.

– Спасибо, мастер Ганг. Ваша музыка – настоящий подарок, – поблагодарила мама, когда стихла последняя нота.

– Вы очень добры, Богиня Луны.

– Вы часто играете для своей семьи? – спросила она.

– Для жены – да. Она любила музыку. – Он улыбнулся и повернулся ко мне: – Я слышал, что ваша дочь – искусный музыкант. Когда нам выпадет удовольствие послушать песню в ее исполнении? Я был бы рад поделиться с вами некоторыми из своих композиций.

– Благодарю, мастер Ганг, но мне будет трудно соперничать с вашим выступлением. – Я отказалась не из скромности, а потому что предпочитала играть для тех зрителей, кого выбрала сама.

Когда воцарилась неловкая тишина, Шусяо спросила:

– Мастер Ганг, вы нашли здесь вдохновение для своей музыки?

Он энергично закивал.

– Ах, лейтенант, это место и вправду чудесное: ветер шелестит листьями, дождь стучит по крыше, даже земля под ногами какая-то по-особенному мягкая. Я хотел бы остаться еще, если хозяйка разрешит.

– Оставайтесь сколько пожелаете, – ответила моя мать с безупречной вежливостью, хотя я уловила заминку. Возможно, она тоже скучала по тишине и уединению.

После еды я вместе с Шусяо вышла на улицу. Завеса ночи закрыла небо, хотя фонари еще не зажгли.

Когда подруга ступила на свое облако, я коснулась ее руки.

– Держись начеку. Не делай того, чего не должно.

– И часто ты сама следовала правилам? – она глухо рассмеялась и покачала головой: – Не волнуйся, ко мне не придраться. Теперь я – образец послушания.

Я передала ей обернутый шелком сверток.

– Цветы османтуса для Миньи. – Когда я училась с Ливеем, служанка готовила нам еду и стала моим другом.

Шусяо сунула его под мышку.

– Ваши деревья скоро опустеют, если каждый винодел и повар будут стучать к вам в дверь. Откуда они вообще знают о цветах?

Я не ответила, подняв руку на прощание, и ее облако унеслось прочь. С ней все будет хорошо, заверила я себя, направляясь в комнату. Шусяо проницательна, у нее много друзей во дворце, и за ней присматривает принц. Хотя, уже лежа в постели, перед самым сном, я невольно вспомнила ее вопрос: и правда, откуда мастер Хаоран узнал о нашем османтусе? Большинство гостей не утруждали себя прогулкой по лесу, и я не предлагала им его показать.



Тук. Тук. Тук. Серебристый звон, будто от ветряного колокольчика. Затем снова стук, ритмичный, но какой-то приглушенный, будто издалека.

Я открыла глаза и заморгала в темноте. Судя по тишине, сейчас либо глубокая ночь, либо самое раннее утро. Может, мне почудилось? Может, стоило выпить вина мастера Хаорана, тогда спала бы до утра без тревог?

Тук. Тук. Тук.

Я рывком села в постели, прислушиваясь. Нет, не показалось, будто кто-то действительно стучал чем-то твердым. И что это за звон следовал за настойчивой дробью? Отбросив одеяло, я подошла к открытому окну, вдыхая прохладный воздух с легкой сладостью. Небо было темным, землю заливал лунный свет. Вдалеке возвышался лавр, его ветви качались, словно под натиском ветра, но деревья османтуса стояли неподвижно.

Страх пронзил меня, холодный и жесткий. Дрожащими пальцами я накинула халат поверх нижней одежды и завязала пояс. Сунула ноги в туфли, схватила лук и вылезла в окно. Мой взгляд был прикован к трепещущему лавру, ноги летели по земле, спотыкаясь, едва не падая. Снова раздались эти странные стуки, от которых дерево содрогнулось в агонии. Прямо перед поляной я остановилась, сжав лук сильнее.

Рядом с лавром спиной ко мне стоял мужчина. Аура, исходившая от него, была густой и непрозрачной, точно застывший жир. В этом было что-то странное, знакомое, мои чувства предостерегающе всколыхнулись. Вспышка привлекла мое внимание: лунный свет сверкнул на серебряном изгибе лезвия, зеленая кисточка свисала с бамбуковой рукоятки. Топор устремился вниз, вонзился в лавр, металл расколол кору. Что-то темное стекало с ладони дровосека на дерево – кровь? Он поранился? Но затем дерево сильно вздрогнуло, бледные листья зашелестели, и семя упало на землю, сверкая, точно звезда.

Я вытащила пылающую стрелу и вышла из тени, мое сердце бешено колотилось. Когда человек развернулся, я резко выдохнула и быстро направила стрелу ему в голову.

Мастер Ганг.

Куда только подевались его кротость и сутулость – карие глаза блестели, как у хищного ястреба. Искусная маскировка, гневно подумала я, ведь он вдобавок скрывал свою мощную ауру. И как только я обманулась этим простым заклинанием, тем же самым, которое мы с Ливеем использовали, чтобы ускользнуть из Нефритового дворца. Почувствуй я обман раньше, пригрозила бы лживому гостю мечом, вместо того чтобы предлагать чай. Мои подозрения в отношении мастера Хаорана отвлекли меня от истинной угрозы. Я проклинала себя за то, что поверила в слабость мастера Ганга, решила, будто он не представляет угрозы, хотя уже должна была запомнить: не всё есть то, чем кажется.

– Ты пришла обменяться сочинениями? – с издевкой поинтересовался он, припоминая свое недавнее предложение.

– Меня не интересует твоя музыка, – ответила я, не сводя глаз с его топора.

Вдоль тонкой ручки виднелись маленькие круглые отверстия – то была его флейта. Я вздрогнула. Все внутри сжалось от мысли, что он пронес оружие в наш дом; пальцы зудели от желания выпустить стрелу, но сначала я хотела получить интересующие меня ответы.

– Не двигайся, не обращайся к своей магии. Скажи мне, кто ты и зачем пришел сюда.

– С какой стати? – Он явно забавлялся, даже когда обратил внимание на мою стрелу. – Ты не имеешь права ни о чем меня спрашивать. То, что мне нужно, тебе не принадлежит. – Одна из его рук ненадолго разжалась, обнажая толстые шрамы, тянущиеся по всей ладони. Темные гребни вспоротой кожи блестели от крови.

На секунду я отвлеклась, а когда повернулась к нему, было уже слишком поздно – он ринулся ко мне, замахнувшись топором. Я развернулась, выпустив стрелу. Ганг нырнул назад, и древко просвистело над ним. Когда его топор снова мелькнул передо мной, я метнулась прочь, чтобы оказаться вне досягаемости. Лезвие срезало выбившуюся прядь моих волос, разбросав их, точно скошенную траву. Опоздай я на секунду, и меня могли бы разрубить на части.

Дрожь пробежала по моему позвоночнику, тетива впилась в пальцы. Я вытащила еще одну стрелу и тут же выпустила ее. Молния зашипела и, прожигая путь в воздухе, устремилась к врагу. Что-то замерцало на его теле – щит – как раз в тот момент, когда стрела попала в цель. Прожилки белого света затрещали по барьеру. Тот раскололся, но энергия Ганга вырвалась наружу и залатала щели. Он метнул в меня свой топор, и тот полетел, кружась в воздухе серебристым пятном. Я упала на землю, прижавшись щекой и ладонями к рыхлой почве. Топор просвистел мимо, врезавшись в ствол османтуса, и лепестки дождем посыпались вниз. Я откатилась и вскочила на ноги, а оружие дернулось, высвободилось и нырнуло обратно в ладонь мастера Ганга. Свет зловещей вспышкой вырвался из его руки. Между моими пальцами образовалась еще одна стрела и понеслась к нему, но он ловко увернулся, и молния исчезла в ночи.

– Сколько раз ты еще сможешь ее призвать? – почти буднично спросил Ганг.

– Столько, сколько потребуется, чтобы убить тебя.

Пот выступил на моей коже. Я вновь обратилась к своей энергии. Ганг опять замахнулся, но на сей раз я не стала бегать. Магия вырвалась из моих ладоней сверкающими завитками воздуха, быстро связывая врага. Одно движение – и его швырнуло на землю, он ударился затылком о камень. Стон вырвался из горла мастера Ганга, его веки закрылись, а топор выпал из рук. Я осторожно подошла, держа стрелу на изготовку. Он казался слишком сильным, чтобы его можно было так легко победить, и я однажды попадалась на удочку его притворства…

Вдруг кто-то ахнул.

– Мастер Ганг! Вы ранены? – закричала Пин’эр у меня за спиной, бросаясь к его неподвижному телу.

– Пин’эр, стой!

Я хотела преградить ей путь, но опоздала. Глаза мастера Ганга распахнулись. Он вскочил, схватив служанку за руку. Топор вернулся в его ладонь, и лжец приставил чудовищное лезвие к шее бедняжки.

– Что вы делаете? – Пин’эр попыталась вырваться, но он усилил хватку, и острие порезало ее кожу. Служанка тут же замерла, ее грудь вздымалась.

– Отпусти ее. – Я глубоко вздохнула, подавляя лишние эмоции.

– Брось свой лук и отойди назад, – велел он. – Дай мне уйти – и никто не пострадает.

– С чего мне верить, что ты не убьешь нас? – спросила я.

– Даю тебе слово. – Ганг говорил так, будто его обещание чего-то стоило и он не пробрался в наш дом путем обмана.

Пока я колебалась, его оружие вонзилось в плоть Пин’эр, темная струйка крови потекла по светлому одеянию. Сдавленный звук вырвался из ее горла, хотя она оставалась неподвижной.

– Причинишь ей боль еще раз – и сильно пожалеешь об этом, – сказала я самым грозным тоном. – Мне не нужно оружие, чтобы поквитаться с тобой.

Его губы приоткрылись, зубы сверкнули.

– Конечно. Я бы не осмелился сразиться с таким прославленным воином, – насмешливо заверил Ганг.

Я подавила свой гнев и уронила лук на землю. Ганг тут же толкнул Пин’эр ко мне и бросился прочь. Когда я поймала ее, облако уже унесло его на небо.

Я бы бросилась в погоню, но Пин’эр всхлипнула, схватившись за шею. Ее ладонь стала мокрой от крови. Мне стало не по себе, я присела рядом, сжав ледяные руки служанки. Затем высвободила свою энергию, чтобы залечить ее рану, и разорванная плоть сомкнулась, от шрама осталась лишь тонкая белая полоска. Небрежная работа, но рядом не было никого, кто мог бы сделать лучше.

Пин’эр застонала, потирая виски.

– Синъинь, что случилось? Почему… почему мастер Ганг так поступил?

Я нахмурилась.

– Не знаю. Он лжец и вор.

Когда она приподнялась, из складок ее желтого платья что-то выпало – продолговатая жемчужина, свисавшая с тонкой золотой цепочки. Камень сиял внутренним огнем, почти как жемчуг драконов, но без их огромной силы. Пин’эр всегда его носила? Неужели украшение все это время скрывалось под ее одеждой?

– Пин’эр, что это? – Я провела пальцем по блестящей поверхности жемчужины, теплой на ощупь.

Ее лицо погрустнело.

– Она образовалась в тот день, когда я покинула свой дом. У бессмертных Южного моря только слезы, вытекающие в момент самых глубоких эмоций, превращаются в жемчуг.

– Скучаешь по своей семье?

Пустой вопрос, глупый. Конечно, скучала, хотя Пин’эр никогда не возвращалась домой, ни разу за все эти десятилетия.

В ее глазах вспыхнул огонек, но быстро угас. Я отвернулась, давая ей возможность прийти в себя. Среди травинок что-то блеснуло – лавровое семя. Я подняла его, покатала между пальцами. Прохладная твердая поверхность была мне знакома, но впервые я держала его не на ветке. Импульс энергии пронзил мою кожу. Зачем оно понадобилось мастеру Гангу? Почему он зашел так далеко? Мой взгляд метнулся к лавру, ствол которого был испещрен глубокими бороздами, как будто его подрал какой-то зверь, и вымазан темной жидкостью. То была кровь? Ганг поранился, пока терзал дерево?

Воздух наполнился характерным ароматом, блестящий золотой сок вытек из щелей и разлился по коре. Края расщепленного дерева удлинились, сплетаясь вместе, пока снова не слились воедино. Мой взгляд скользнул вверх, к семенам лавра, которые выглядывали из-под листьев и блестели, точно серебристый иней. Я всегда считала их красивыми, чем-то драгоценным и редким. И все же холод окутал меня, когда я задалась вопросом, какие секреты они скрывают в своих мерцающих глубинах.

Глава 3

В вечернем свете лавр сверкал точно ледяной столб. Я провела пальцами по гладкой, как мрамор, коре – нетронутая, словно и не была изуродована топором, будто все это мне привиделось.

– Здесь ты проводишь все свое время? – спросил Ливей, подойдя.

Я поморщилась.

– Здесь я провела прошлую ночь, хотя не собиралась.

Я тут же поведала ему о нападении мастера Ганга.

Лицо принца потемнело.

– Он причинил тебе боль?

Я покачала головой, протягивая ему семя: размером меньше ногтя моего большого пальца, непрозрачное, с чем-то клубящимся внутри, как облачко.

– Оно упало с лавра. В нем есть какая-то магия, которую я не могу определить.

Ливей взял его и внимательно рассмотрел.

– Холодное. Энергия сильная, но незнакомая. Давай проверим.

Он поднял свободную ладонь, и семя взлетело в воздух. Багровое пламя с треском охватило его, высоко взметнулось, а затем резко угасло. Обугленное семя теперь походило на кусочек угля. Меня охватило облегчение, оттого что это все же не великое сокровище, не таинственная сила. Уж точно не стоило тех усилий, которые приложил мастер Ганг.

– Синъинь, посмотри.

Я вздрогнула от тона Ливея. Семя снова засияло, будто сбросив внешнюю оболочку, только стало чуть тусклее, чем прежде. Оно уцелело в огне принца, а значит, его сила и правда велика.

Моя магия потекла мерцающим потоком, стискивая семя слоями воздуха, сжимая, пока поверхность не покрыли тонкие трещинки. Я напряглась, направляя больше своей энергии, намереваясь раздавить его, доказать, что оно – пустышка, но из глубины семени вспыхнуло сияние и заделало трещины.

Принц прищурился, вновь поднял руку и направил огонь густыми волнами. Когда они охватили серебристые листья и кору, я невольно отшатнулась, ведь с детства любила лавр, играла в его тени, очарованная красотой дерева. Когда пальцы Ливея сжались в кулак, пламя вспыхнуло сильнее, кора местами потемнела… но пламя вздрогнуло, замерло и с шипением угасло, оставив после себя лишь дым. Снова брызнул блестящий сок, стекая по коре ручейками. Сияние наполнило лавр, следы ожогов исчезли, древесина вновь стала нетронутой.

– Регенерация. Вот только я никогда не сталкивался с чем-то настолько мощным, – заметил Ливей, глядя на дерево.

На ум пришло, с какой легкостью восстановилась моя магия после того, как я пожертвовала своей жизненной силой, чтобы освободить драконов. Я выздоровела здесь быстрее, чем кто-либо считал возможным. И теперь знала почему.

– Дерево исцелило и меня. Когда только вернулась, я едва плела чары, а теперь… почти так же сильна, как и прежде.

Однако к облегчению примешивался страх.

– Я рад. – Ливей наклонил голову. – Но почему ты выглядишь такой взволнованной?

– Для чего еще можно использовать семя? Что мастер Ганг хотел с ним сделать? Кто он? Явно не безобидный музыкант и не мелкий вор.

– Мы узнаем, – заверил меня принц. – Удалось собрать еще семян?

– Нет. Оружие не помогло: ни мечи, ни кинжалы. Лезвия не оставили ни царапины, следы исчезли, едва появившись, – точно так же, как и с твоим огнем. Не представляю, как мастер Ганг добыл семя.

– Может, у него заколдованный топор? Ты помнишь что-нибудь еще о прошлой ночи? – спросил Ливей.

Я помолчала, перебирая спутавшиеся мысли.

– Он был невероятно сильным и быстрым. Его оружие, в отличие от нашего, смогло разрезать кору лавра, но я не чувствовала вокруг топора никакой магии.

Тут что-то привлекло мое внимание. С неба к гостевому крылу спускалось облако. Кто его вызвал? Следуя за ним, мы быстро добрались до обиталища мастера Хаорана. Деревья магнолии затеняли землю, их корни ползли по траве, а ветви сплетались над круглым каменным столом.

Когда я постучала в решетчатую дверь, до меня донеслись приглушенные ругательства и топот ног. Ливей распахнул панели. Внутри было темно, окна занавешивала ткань. Свет проникал только через вход. В воздухе висела пьянящая сладость от раздавленных цветов, сложенных в шелковые мешочки, – одни были завязаны, а другие широко раскрыты. Лепестки валялись на полу. Мастер Хаоран вскочил с того места, где сидел, и поставил запечатанные красной тканью кувшины с вином в деревянный ящик. Затем моргнул, подняв руку, чтобы прикрыть лицо от яркого солнца.

– Осторожнее, свет повредит лепесткам!

Я призвала силу, и шторы сорвало с окон.

– Прекрати притворяться. Ты здесь не за цветами.

– О чем вы? – Он смотрел на меня непонимающим взглядом. – Зачем вы пришли?

– Мы могли бы задать тот же вопрос, – холодно ответил Ливей. – Почему ты так спешишь уехать, даже не простившись с хозяйкой?

– Возникло неотложное дело. В семье, – запинаясь, пробормотал он.

Застигнутый врасплох, мастер Хаоран лгал не лучше меня – конечно, до того, как я научилась обманывать. Мой разум заработал, фрагменты картины вставали на свои места: Хаоран прибыл с мастером Гангом, возжелал угостить нас вином, а теперь вдруг решил уйти.

– Почему ты пришел сюда? Зачем солгал нам? – спросила я.

Мастер Хаоран напрягся, а затем бросился к двери. Огненные кольца вырвались из руки Ливея, обвивая гостя, как змея.

– Стойте! Пощадите! Я расскажу вам все, что знаю.

Хаоран боролся с языками извивающегося пламени. И все же в воздухе не витала вонь горящей плоти; огонь не обжигал, а просто удерживал беглеца на месте. Я продолжила мягче:

– Скажешь правду – уйдешь отсюда целым и невредимым.

Однако если он замышлял причинить нам вред, то не получит пощады. Хаоран отрывисто кивнул.

– Императрица Фэнцзинь мне не покровитель. Мои вина лучшие в царстве, но эти высокомерные дворцовые управляющие отказываются дать мне шанс. Ее Величество любит вина из османтуса, а я… я хотел добиться ее благосклонности. Мастер Ганг как-то зашел в мою лавку и рассказал мне об османтусовых деревьях на Луне, где каждый цветок идеален. Взамен он просил лишь о небольшой услуге. Она казалась достаточно безобидной, да и все равно принято приносить хозяйке подарок.

– Вино.

Ну зачем я его пила? Мастер Ганг, видимо, что-то в него подмешивал, чтобы усыпить всех нас. Выпей я и прошлой ночью, все бы проспала, даже не подозревая об обмане. Я взглянула на мастера Хаорана. Его кожа была болезненно бледной, и мой гнев рассеялся. Его использовали как ширму: мелкая ложь отвлекала меня, позволяя настоящему злодею беспрепятственно бродить по дому. Уставившись на одно деревце, я не заметила за ним леса.

– Что еще он тебе сказал? – настаивал Ливей.

– Только что ему нужно вернуть нечто свое. Я и не заподозрил какого-то злого умысла.

Во время нашей стычки мастер Ганг сказал то же самое. Тогда я приняла его слова за бахвальство, ложь, призванную оправдать бесчестные действия.

– Кто он? – спросила я.

– Он не говорил, а я не осмелился допытываться. – Мастер Хаоран прикусил нижнюю губу. – В первый раз, когда мы встретились, на нем было нефритовое украшение с изображением солнца. С тех пор я его не видел.

Символ Небесной империи. Ливей медленно вдохнул, а у меня сдавило грудь.

– Больше я ничего не знаю. Клянусь. – Голос мастера Хаорана дрожал.

– Отпусти. Его тоже обманули, – сказала я Ливею.

Когда путы исчезли, мастер Хаоран, дрожа, рухнул на землю, но его взгляд задержался на шелковых свертках, разбросанных по комнате.

– Возьми османтус и уходи, – сказала я ему.

– Спасибо.

Он поклонился нам, затем схватил столько сумок, сколько смог, и без оглядки выбежал из комнаты. Снаружи зашелестел ветер, облако взметнулось в небо. В комнате повисла тишина.

– Многие люди носят такое украшение, – сказал Ливей. – Даже если Ганг был из Небесной империи, это не значит, что он пришел по приказу императора. Моему отцу не нужны такие уловки. Луна подпадает под его власть. Если бы он пожелал, мог бы приказать твоей матери принять мастера Ганга.

Нет, если император хотел, чтобы его интерес оставался в секрете. Но я кивнула, принимая версию принца. У меня не было желания снова выступать против императора.

– Мы должны выяснить побольше, – сказала я. – Может, наставница Даомин знает что-нибудь о лавровом семени?

Наставница Даомин была одной из немногих, кому я доверяла в Нефритовом дворце, кто присматривал за мной, хотя в начале моего обучения этого не чувствовалось. Лишь позже я поняла, что она помогала мне преодолеть сопротивление моей силы. Когда я прониклась к ней уважением, Даомин ответила мне тем же.

– Я спрошу ее, – заверил меня Ливей.