Ишвар тем временем собрал сундук на веранде и зашел к Манеку. Тот сидел на кровати, обхватив себя руками.

— Знаешь, Манек, человеческое лицо имеет границы. Моя мать говорила: если ты смеешься, на лице нет места для плача.

— Хорошо сказано, — с горечью произнес Манек.

— Сейчас на лице Дины-бай, моем и Ома лежит забота — где найти работу, деньги, ночлег. Но это не означает, что мы не грустим. На лице этого не видно, грусть внутри. — Ишвар прижал руку к сердцу. — А вот здесь все помещается — счастье, доброта, печаль, злость, дружба.

— Понимаю, — сказал Манек и стал убирать шахматы. — Вы хотите встретиться с ночным сторожем сегодня?

— Да, хотим договориться с ним и вернуться сюда. Надо помочь Дине-бай упаковать вещи.

— Не забудь оставить нам адрес твоего общежития, — напомнил Ом. — Мы навестим тебя там.

Манек вытащил из шкафа свои вещи и сложил в чемодан. Видя такую перемену, Дина бросила на него благодарный взгляд.

— Могу я попросить тебя об услуге, Манек?

Юноша кивнул.

— На двери висит табличка с моим именем. Пожалуйста, возьми на кухне отвертку и открути табличку. Я хочу забрать ее с собой.

Он снова кивнул.



Ишвар и Ом вернулись с плохими новостями. Ночного сторожа заменили, а новый не захотел иметь с ними дела. Скорее всего, он подумал, что портные хотят воспользоваться его неопытностью.

— Не представляю, что нам теперь делать, — сказал устало Ишвар. — Придется прочесывать улицу за улицей.

— А я еще буду нести сундук, — прибавил Ом.

— Нет, так нельзя, — возразила Дина. — Ты снова повредишь руку. — И она предложила перевезти сундук к Нусвану, притворившись, что сундук из ее вещей. Как только портным понадобятся пожитки, они смогут получить их с черного хода. Дом большой, и Нусван ничего не заметит. На кухню брат никогда не заходит, если только с ним не случается припадка экономии, когда он проверяет все подряд.

— Послушайте, я придумал, где вам ночевать, — сказал Манек.

— Где?

— У меня в общежитии. Проскользнете ко мне в комнату вечером, а рано утром уйдете. И сундук можно там оставить.

Они как раз обсуждали насколько реально это предложение, когда в дверь позвонили. Пришел Хозяин.

— Слава богу, вы здесь! — Ишвар и Дина бросились к нему как к своему спасителю.

Ому это напомнило хныканье Шанкара, подкатившего в лагере на тележке к Хозяину и по-собачьи ластящегося к нему. Его передернуло от этого воспоминания. С какой гордостью тогда Ишвар и Ом заявили Хозяину, что они портные, а не попрошайки.

— Что стряслось? — спросила Дина. — Мы ждали вас вчера вечером.

— Извините, меня задержал непредвиденный случай, — ответил мужчина, наслаждаясь всеобщим вниманием. Он привык к поклонению нищих, но уважение со стороны обычных людей льстило его самолюбию.

— Всему виной чрезвычайное положение — от него одни проблемы.

— Нет, дело не в чрезвычайном положении, — сказал Хозяин. — Моя проблема связана с бизнесом. Когда я ушел от вас вчера утром, мне сообщили, что двое моих нищих — муж и жена — найдены убитыми. Я сразу помчался на место преступления.

— Убитыми! — воскликнула Дина. — У кого поднимется рука на бедных нищих?

— Такое случается. Убивают за собранную милостыню. Но тут случай особый — деньги не тронули. Возможно, замешан маньяк. У них забрали только волосы.

Ишвар и Ом вздрогнули и судорожно сглотнули.

— Волосы? — удивилась Дина. — Срезали с голов?

— Именно так, — сказал Хозяин Нищих. — Обстригли до последнего волоска. У мужа и жены были прекрасные волосы, для нищих это необычно. У многих из них длинные волосы — они не могут позволить себе стричься у парикмахера, но шевелюры у них всегда грязные. Однако эти двое отличались от остальных. Они часами приводили волосы в порядок, помогали в этом друг другу, вычесывали гнид, мыли волосы, где только могли — под дождем или под струей из-под шланга, когда поливали тротуары.

— Как трогательно! — сочувственно произнесла Дина, слушая его почти нежное описание этой любящей пары.

— Вы удивитесь, насколько нищие похожи на обычных людей. В результате такого ухода волосы у них стали просто роскошные. Впрочем, для дела это было плохо. Сколько раз я просил их взлохматить волосы, испачкать наконец, чтобы вызывать у людей жалость. Но супруги отвечали, что волосы единственное, чем они могут гордиться, неужели я лишу их даже этого?

Он помолчал, понимая, что последует следующий вопрос.

— Что мне оставалось? У меня доброе сердце, и я сдался. А теперь за красивые кудри они заплатили жизнями. А я потерял двух хороших работников.

Хозяин повернулся к портным.

— Что случилось? На вас лица нет.

— Да нет, все в порядке, — запинаясь произнес Ишвар. — Просто мы удивлены.

— Полицейские тоже удивлены, — продолжил мужчина. — Им уже поступали жалобы: таинственно пропадали длинные косички и «конские хвосты». Женщины идут на базар, делают покупки, возвращаются домой, смотрят в зеркало и видят, что волосы исчезли. Но убийство? Такого раньше не было; физического вреда не наносили. Поэтому полицейские так заинтересовались этим убийством. Им нравится разнообразие. «Маньяк, помешанный на волосах» — так окрестили они этот случай.

Хозяин открыл закрепленный на запястье кейс и вытащил оттуда пухлую пачку банкнот. Цепочка позвякивала, пока он пересчитывал деньги.

— А теперь перейдем к делу — эта сумма покроет ваши убытки. Можете продолжать работать.

Ишвар не решился принять деньги — у него тряслись руки. Их взяла Дина. Сжимая в руках две тысячи рупий, она все еще не могла поверить, что домовладелец сдался.

— Вы хотите сказать, что мы можем здесь остаться? И это безопасно?

— Конечно, можете. Я сказал, что проблем больше не будет. Эти люди совершили ошибку.

Портные быстро закивали, призывая Дину поверить его словам.

— Только один вопрос, — сказал Ишвар — А что, если домовладелец пришлет новых бандитов?

— Пока вы платите мне, он не найдет никого, кто побеспокоит вас. Уж за этим я прослежу.

— А когда мы выплатим долг?

— Это будет зависеть от вас. Наш контракт всегда можно продлить. Процент небольшой — ведь вы друзья Шанкара. Кстати, он шлет вам привет. Говорит, что давно вас не видел.

— Из-за этих неприятностей мы уже несколько дней не были в «Вишраме», — сказал Ишвар. — Увидимся там завтра. Я еще вот что хотел спросить: как там дела у хозяина обезьян и его двух детишек?

— Хорошо — у детей, я хотел сказать. Они способные, быстро учатся. А с мужчиной я с тех пор не виделся. Больше в лагерь не ездил. Но его сильно избили — может, уж и на свете нет.

— Пророчество старухи почти сбылось, — сказал Ом.

— Какое пророчество? — заинтересовался Хозяин.

Портные рассказали ему, что случилось ночью в поселке, когда обезьян загрызла собственная собака циркача, и старуха произнесла загадочные слова.

— Я точно помню, что она сказала, — продолжил Ом. — «Потеря обезьян — не самое худшее, что с ним случится, а убийство собаки — не самое страшное убийство, какое он совершит». И он действительно убил Тикки, чтобы отомстить за Лайлу и Маджно.

— Какая страшная история! — ужаснулась Дина.

— Просто совпадение, — сказал Хозяин. — Я не верю в пророчества и предрассудки.

Ишвар кивнул:

— А дети счастливы без него?

Мужчина сделал свободной рукой неопределенный жест.

— Они привыкнут. Жизнь не гарантирует счастья. — Той же свободной от цепочки рукой он сделал прощальный жест, но, выходя из дверей, остановился.

— Вы тоже можете помочь. Мне нужны двое новых нищих. Если увидите парочку подходящих на замену, дайте знать.

— Конечно, — сказал Ишвар. — Будем смотреть в оба.

— Но кандидаты должны отвечать определенным условиям. Сейчас покажу. — Мужчина достал из кейса большой альбом с записями и рисунками — что-то вроде драматургии нищенства. Переплет был изрядно потрепан, страницы загнуты.

Он открыл альбом на странице с карандашным рисунком под названием: «Дух сотрудничества»:

— Вот чего я давно пытаюсь достичь.

Все сгрудились вокруг, чтобы рассмотреть рисунок. На нем один человек сидел на плечах другого.

— Для этого мне нужны хромой и слепой. Слепой несет на плечах хромого. Ожившая, захватывающая, древняя история о дружбе и взаимовыручке. Она принесет много денег. В этом я абсолютно уверен, потому что люди подают милостыню не только из жалости и сострадания, а из-за восхищения тоже. Трудность в том, что нелегко найти достаточно сильного слепого и легкого хромого.

— А Шанкар не подойдет? — спросил Манек.

— Без ног и почти без бедер ему не удержаться на плечах другого человека — он сползет вниз. Мне нужен калека с ногами, но с ногами безжизненными и изуродованными, которые болтались бы на груди слепца. В любом случае Шанкар на своей тележке и так преуспевает. От добра — добра не ищут.

Портные обещали, что будут иметь в виду его пожелания.

— Буду рад любым предложениям, — сказал мужчина. — Кстати, о тех двух бандитах, которые приходили со сборщиком ренты…

— Да?

— Они просили принести извинения за то, что не могут прийти и убрать изгаженную ими квартиру.

— Правда?

— Да. Произошел несчастный случай — у них все пальцы переломаны. Кто знает, еще парочка подобных случаев, и им придется присоединиться к моей армии нищих. — Мужчина был явно в восторге от своей шутки. Все заставили себя тоже улыбнуться. — А теперь извините, но мне действительно пора, — сказал он. — Нужно пойти заняться убитыми нищими.

— Их сегодня кремируют?

— Нет. Это слишком дорого. После морга я продам трупы своему агенту. — Видя растерянное недоумение на лицах жильцов, он решил объяснить свои действия. — Учитывая растущие цены и инфляцию, я не могу поступить по-другому. Это все-таки лучше, чем оставлять трупы на улице, где их подбирают муниципальные службы.

— Да, конечно, — согласилась Дина, словно она всю жизнь только и занималась продажей и покупкой трупов. — А что ваш агент делает с… телами?

— Продает их в колледжи, где студентов учат на врачей. Только вообразите, мои нищие послужат науке. — С мечтательным выражением на лице мужчина устремил взор за окно куда-то вдаль. — Кого-то покупают те, кто занимается черной магией. Много костей идет за границу. Думаю, на удобрения. Если вам интересно, я могу еще разузнать.

Дина отрицательно замотала головой.

После его ухода у всех осталось гнетущее чувство.

— С этим человеком надо быть начеку, — сказала Дина. — Ну и тип! Один кейс, прикрепленный к руке, чего стоит! Раб денег. Он продаст наши кости раньше, чем мы умрем.

— Хозяин просто до мозга костей современный бизнесмен, ценящий только прибыль, — заметил Манек. — Я много встречал таких в производстве колы, они приезжали к отцу и уговаривали его продать наш рецепт.

Ишвар печально покачал головой.

— Почему бизнесмены такие бессердечные? И несчастные, несмотря на свое богатство?

— Эта болезнь не лечится. Что-то вроде рака, — сказала Дина. — Но они даже не подозревают, что серьезно больны.

— Впрочем, опасаться Хозяина Нищих стоит только Ому, — сказал Манек, он уже пришел в хорошее настроение. — Его можно принять за ходячий скелет.

— Тебе тоже надо держать ухо востро, — парировал Ом. — Твой здоровый костяк — порождение гор, закаленный чистыми гималайскими снегами, весит гораздо больше моего.

— Хватить нести чушь, — сказала Дина.

Но Манека уже понесло. Дом удалось сохранить, и это наполняло его радостью.

— Только подумайте, тетя, теперь, когда мы чистим зубы угольным порошком, они, наверно, стоят уйму денег. Можно продавать их — по одному или дюжиной. Или делать из них бусы.

— Хватит, сказала. Шутки в сторону, этого типа нужно опасаться, запомните!

— Пока ему платят, с нами ничего не случится, — сказал Ишвар.

— Надеюсь. С этого дня я буду платить половину взноса — он ведь и меня защищает.

— Ну уж нет, — возмутился Ишвар. — Я сказал не поэтому. Вы и так не берете с нас плату за жилье. А взнос — наша забота. — И он отказался продолжать разговор на эту тему.

В рабочей комнате они стали подсчитывать, сколько должны «Оревуар экспорт». Ишвар шепнул, как приятно видеть, что Манек и Ом снова смеются и шутят вместе.

— Да, эти два последних дня тяжело дались всем нам, — согласилась Дина и вскоре попросила молодых людей вернуть табличку с ее именем на дверь.



— Мы никогда больше не увидим Раджарама, — сказал Ом вечером, расстилая постель. — Если он и правда убийца.

— Конечно, убийца, — отозвался дядя. — Глядя из окна веранды на фонарь, он думал об их прежнем друге. — Подумать только — тот, который казался таким хорошим человеком, убивает двух нищих. В то первое утро в поселке мы были не очень осторожны — слушали его грязную болтовню, сидя на корточках и испражняясь на железнодорожных путях. А разве нормальный человек будет зарабатывать на жизнь сбором и продажей волос?

— Да не в этом дело. Люди чего только не собирают — тряпки, бумагу, пластик. Даже кости.

— Теперь рад, наверное, что я не позволил тебе отпустить длинные волосы? Этот убийца зарезал бы тебя не моргнув глазом, пока ты спал по соседству с ним.

Ом пожал плечами.

— Я беспокоюсь о Дине-бай. Вдруг полиция найдет тот набор для парикмахера, который она подарила Раджараму? Там ее отпечатки пальцев, да и наши тоже. Нас всех арестуют и повесят.

— Вы с Манеком насмотрелись в кино всякой ерунды. Только там такое случается. Меня беспокоит одно: вдруг он снова заявится к нам, прося о помощи? Что тогда делать? Вызывать полицию?

Ишвар долго не засыпал, Раджарам не шел у него из головы. Они жили в поселке рядом с убийцей, ели вместе. Его трясло при мысли об этом.

Ом чувствовал, что дядя никак не может заснуть. Приподнявшись на локте, он тихо засмеялся в темноте.

— Представляю, как повару и официанту понравится наша история. Они прямо с ума сойдут от любопытства.

— Даже не думай шутить об этом, — предупредил его Ишвар. — Или у нас будут большие проблемы с полицией.



Тротуар затопил утренний поток — туда-сюда сновали слуги, школьники, служащие, уличные торговцы. Портные ждали, когда поток спадет, и Шанкар подкатит к черному ходу «Вишрама». Нищий постоянно махал им, заставляя тем самым Ишвара нервничать — лучше не привлекать внимания, когда на тележке такой необычный груз.

Через несколько минут Шанкар потерял терпение и, рискнув пересечь тротуар, направил тележку сквозь толпу. «Пожалуйста, осторожней!» — взывал он, лавируя меж бесконечных ног и ступней.

Тележка врезалась в чью-то ногу. На Шанкара посыпались ругательства, которые тот терпеливо сносил, робко посматривая вверх. Мужчина грозился оторвать ему голову: «Этот нищий думает, что ему принадлежит весь тротуар! Стой на одном месте!»

Шанкар вымолил прощение и отъехал. Из-за поспешности мешочек с волосами скатился с тележки. Портные с тревогой следили за этой сценой, не осмеливаясь помочь. Шанкар крутился, тянулся, изворачивался и как-то умудрился втянуть мешочек на тележку.

— Молодец! — похвалил его Ишвар. Он боялся, что подозрительно глядевшему на них постовому может прийти в голову мысль — подойти и потребовать открыть мешочек. — Когда, — спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее, — наш длинноволосый приятель передал тебе это?

— Два дня назад, — ответил Шанкар, и Ишвар чуть не отбросил мешочек. — Нет, я ошибся, — поправился нищий, потирая лоб культей. — Он передал его на следующий день после нашей последней встречи — четыре дня назад.

Ишвар с облегчением кивнул Ому. Значит, здесь другие волосы.

— Наш друг больше не будет к тебе приходить.

— Не будет? — разочарованно переспросил Шанкар. — А мне нравилось играть с его мешочками. В них такие чудесные волосы.

— То есть ты заглядывал внутрь?

— А что, нельзя было? — с волнением произнес нищий. — Клянусь, я ничего не испортил. Просто прикладывал волосы к щеке, это было приятно. Такие мягкие и шелковистые.

— Не сомневаюсь, — сказал Ом. — Наш друг собирает только самые лучшие волосы.

Шанкар не уловил насмешки в его голосе.

— Как бы мне хотелось иметь такой пучок волос, — вздохнул нищий. — Я положил бы его на тележку и спал, прижавшись щекой к волосам. Каким утешением это было бы после дня унижений! Ведь даже те, кто бросает монеты, смотрят на меня как на грабителя. А волосы приносили бы мне покой!

— Так чего ждать! — воскликнул Ом, поддавшись импульсу. — Вот, держи этот сверток, нашему другу он не нужен.

Ишвар хотел было остановить племянника, но передумал. Ом прав — какое теперь это имеет значение?

Благодарность Шанкара слегка подняла им настроение, и они вернулись домой с определенным намерением.

— Давай выбросим эту гадость из нашего сундука, — предложил Ишвар. — Кто знает, откуда эти волосы, сколько еще несчастных он сгубил?

Этой ночью, когда Дина и Манек уснули, Ишвар вытащил из сундука волосы и положил в небольшую картонную коробку, чтобы позже выбросить. Ему стало легче: одежду больше не оскверняла коллекция сумасшедшего.



Звуки, доносившиеся с кухни, разбудили Дину раньше подачи воды — было еще темно. Хозяин Нищих сдержал слово, их уже два месяца никто не беспокоил, и квартира обрела прежний вид. Но сейчас, не проснувшись окончательно, Дина по грохоту горшков и сковородок решила, что это может означать только одно: домовладелец опять наслал бандитов. Сердце ее забилось сильнее, руки налились свинцом, а пальцы теребили простыню.

Потом снова послышался шум — может, это дурной сон, и если лежать тихо… с закрытыми глазами…

Шум утих. Это хорошо, значит, она выбрала нужную тактику — нет никаких бандитов, это всего лишь сон, Хозяин защищает квартиру. Беспокоиться не о чем, внушала она себе, балансируя на грани сна.

Однако настойчивое мяуканье вывело ее из состояния дремоты. Она резко села в кровати. Ох уж эти кошки! Освободившись от простыни, Дина встала с кровати и наткнулась на стулья. Один с грохотом рухнул, разбудив спящего в соседней комнате Манека, которого раньше не смог разбудить шум от горшков и сковородок.

— С вами все в порядке, тетя?

— Да. Проклятая кошка забралась на кухню. Сейчас ей голову оторву. Спи дальше.

Манек нащупал ногами тапочки и пошел за Диной не столько из любопытства, сколько из страха за кошку. Дина включила свет, и они увидели, как в окно метнулась его любимица Виджаянтимала, рыжая с белым кошечка.

— Противное животное, — разгневанно проговорила Дина. — Кто знает, что она лизала своим грязным языком.

Манек осмотрел разорванную сетку на разбитом окне.

— Она, должно быть, сделала это от отчаяния. Надеюсь, не поранилась.

— Вижу, ты больше волнуешься за шелудивую кошку, чем за меня. А она вот что здесь натворила. — Дина стала подбирать разбросанную посуду — ее теперь следовало как следует отчистить.

— Подожди, — вдруг замерла она. — А это что за звуки?

Ничего не услышав, они продолжили убирать кухню. Через минуту Дина снова прервала работу, и на этот раз в тишине послышался слабый писк. Ошибки не было — источник писка находился в кухне.

В углублении, где в прежние времена на горящем угле готовили еду, лежали три рыже-белых котенка. Когда Дина и Манек склонились, чтобы их рассмотреть, все трое хором запищали.

— О боже! — задохнулась от изумления Дина. — Какие миленькие!

— Теперь понятно, почему так растолстела в последнее время Виджаянтимала, — ухмыльнулся Манек.

Котята возились, стараясь встать на ноги, и Дина подумала, что никогда еще не видела созданий беззащитнее.

— Интересно, она что, родила их прямо здесь?

Манек покачал головой.

— Похоже, котятам уже несколько дней. Должно быть, она принесла их ночью.

— Зачем она это сделала? Какие же они славные!

— Ну что, тетя, вы по-прежнему хотите пустить их на струны для скрипки?

Дина посмотрела на юношу укоризненно. Однако когда Манек нежно погладил котят, она оттащила его.

— Не дотрагивайся! Кто знает, может, у них глисты.

— Они же крошки.

— И что? Крошки тоже могут быть переносчиками болезней. — Дина вытащила страницу из старой газеты и скомкала ее.

— Что вы делаете? — спросил Манек в тревоге.

— Предохраняю руки. Сейчас положу всех троих за окно, где их сможет увидеть кошка.

— Вы так не поступите! Если мать оставила котят, они погибнут от голода. А может, станут прежде жертвами ворон и крыс. Те выклюют их маленькие глазки, разорвут крошечные тельца, вытащат внутренности, разгрызут нежные косточки.

— Уволь меня от подробностей! — Этот ужасный сценарий сопровождался жалобным писком котят. — И что мне по-твоему надо сделать?

— Накормить котят.

— Ни в коем случае! — категорически заявила Дина. — Стоит их раз накормить, и они здесь останутся. А мать, если собиралась вернуться, тут же передумает. Я не могу нести ответственность за всех бездомных в мире.

Манеку все же удалось отсрочить окончательный приговор. Дина согласилась оставить котят на некоторое время, чтобы Виджаянтимала услышала их плач. Возможно, он побудил бы ее вернуться.

— Смотрите, — Манек показал на небо за окном. — Зарделся рассвет.

— Как красиво! — Дина замерла, задумчиво глядя вдаль.

Из кранов закапало, и это сбило ее мечтательное настроение. Дина заторопилась в ванную, а Манек тем временем осмотрел двор, выглядывая кошек. Затем перевел взгляд дальше, где переплетались улочки. Нежный свет порождал надежду на изменения к лучшему в этом еще спящем городе. Манек знал, что это чувство недолговечно и через несколько минут улетучится, он испытывал его и раньше, но как только свет усиливался, иллюзия пропадала.

Но он был благодарен и за эти минуты. Проснулись портные. Манек рассказал им новости и отвел на кухню. С приближением людей слабый писк усилился.

Дина выставила всех из кухни.

— Кошка никогда не вернется, если здесь будут толпиться люди. — Сама однако вошла внутрь, сославшись на то, что надо приготовить чай. Остановившись посредине кухни, она с улыбкой смотрела, как котята возятся в бывшем очаге, лезут друг на друга и поочередно сваливаются. «Мать нашла хорошее место, — подумала Дина, — здесь достаточно глубоко, котятам отсюда не выбраться, и они не могут расползтись кто куда».

В то утро ни у кого работа не клеилась. Манек объявил, что до полудня занятий у него нет. «Как удобно», — сказала Дина. А он, и правда, не отходил от кухонной двери, то и дело сообщая свежие новости. Портные часто заглушали швейные машины и прислушивались к писку котят.

Время шло, и скоро котята стали мяукать так громко, что перекрывали шум «зингеров».

— Они все время пищат, — сказал Ом. — Наверное, хотят есть.

— Как и все малыши, — намеренно громко произнес Манек. — Их надо регулярно кормить. — Уголком глаза он посматривал на Дину, видя, что этот концерт начинает ей надоедать. Она как бы между прочим поинтересовалась, переносят ли такие крошки коровье молоко.

— Да, — быстро ответил Манек. — Только надо добавить немного воды, а то оно жирновато. Через несколько дней они уже смогут есть кусочки хлеба, размоченные в молоке. Так мой отец кормил у нас дома котят и щенят.

Дина не сдавалась еще час, стараясь не замечать настойчивых призывов с кухни. Затем со словами «нет, это невыносимо» позвала Манека, назвав того «главным экспертом».

Они подогрели смесь молока и воды и вылили ее в алюминиевую мисочку. Вытащив извивающихся котят из убежища, поставили миску на расстеленную газету. «Дай мне подержать одного», — попросил Ом, и Манек позволил ему взять последнего.

Котята сгрудились на газете и дрожали, как цуцики. Наконец запах молока привлек их внимание, они приблизились к миске и нерешительно лизнули ее край. Вскоре котята уже обступили миску и жадно лакали. Когда миска опустела, они продолжали стоять, не вынимая из нее лапки, и с надеждой смотрели вверх. Манек заново наполнил миску, дал котятам еще поесть, а затем ее убрал.

— Не жадничай, — сказала Дина. — Дай им еще полакать.

— Через два часа. От переедания малыши могут заболеть. — Манек принес из своей комнаты пустую картонную коробку и оклеил края чистой газетой.

— Я не буду держать их на кухне, — запротестовала Дина. — Это негигиенично.

Ом предложил держать коробку на веранде.

— Пусть так, — согласилась Дина, потребовав однако, чтобы к вечеру котят водворяли на прежнее место. Она надеялась, что мать вернется к потомству. Из-за этого даже не приводили в порядок окно.



Семь вечеров подряд Дина отдраивала горшки и сковородки, оберегала посудный шкаф и плотно закрывала дверь на кухню. Все семь дней, проснувшись, она тут же шла на кухню, надеясь, что котят забрали, но те весело ее приветствовали в ожидании завтрака.

Со временем Дина стала ждать этой утренней встречи. К концу недели, ложась в постель, она с беспокойством думала: «А вдруг это случится ночью? Вдруг кошка надумает их забрать?» Утром она первым делом бежала на кухню — и испытывала облегчение. Котята были на месте.

Потом вечерний ритуал переноски котят на кухню закончился. Портные были только рады этому соседству. Быстро подрастая, шустрая троица ознакомилась с верандой, и теперь приходилось держать дверь постоянно закрытой, чтобы они не пролезли в рабочую комнату и не спутали ткани. Довольно скоро котята стали совершать краткие вылазки на улицу через решетку на окне веранды.

— Вот что я скажу вам, Дина-бай, — заговорил Ишвар как-то после ужина. — Кошка принесла вам удачу. Оставив здесь котят, она выразила доверие вашему дому — это большая честь.

— Что за ерунда! — Дина никогда не верила в подобную чепуху. — Естественно, что кошка пришла сюда. Ведь именно из этого окна три мягкосердечных идиота регулярно бросали ей еду.

Но Ишвара переполняла решимость извлечь мораль, какую-то высшую правду из этой истории.

— Что бы вы ни говорили, этот дом благословен. Он приносит удачу. Даже жестокий домовладелец не смог принести нам зла. Котята — добрый знак. Значит, и у Ома будет много здоровых детей.

— Сначала ему нужно жениться, — сухо проговорила Дина.

— Совершенно верно, — серьезно отозвался Ишвар. — Я много об этом думаю и считаю, что затягивать не надо.

— Как можно рассуждать так несерьезно, — сказала Дина с легким раздражением. — Ом только начинает жить, денег нет, жилья нет. А вы говорите о жене!

— Все придет в свое время. Нужно верить. Главное — надо поскорее жениться и обзавестись семьей.

— Ты слышишь, Ом? — крикнула Дина юноше, находившемуся на веранде. — Дядя хочет тебя как можно скорей женить, чтоб ты создал семью. Только постарайся, чтобы детишки не появились на моей кухне.

— Простите его, — произнес Ом с отеческой снисходительностью. — Иногда у моего бедного дяди крыша едет, и он говорит всякие несуразности.

— Во всяком случае, не надейтесь, что я предоставлю вам жилье, — сказал Манек. — Больше картонных коробок у меня нет.

— Ах, как жаль! — посетовал Ом. — А я надеялся, что ты, поставив одну коробку на другую, построишь мне двухэтажный коттедж.

— Нехорошо издеваться над такими важными вещами, — произнес обиженный Ишвар. Он не ожидал, что его слова послужат поводом для насмешек.

Котята возвращались с прогулок точно ко времени кормежек, пролезая сквозь те же решетки на окнах.

— Только взгляните на них! — с нежностью говорила Дина. — Приходят и уходят, словно живут в гостинице.

По мере того, как котята взрослели и учились сами добывать пищу, шныряя по закоулкам с сородичами, они приходили все реже. От помоек и сточных канав до них доходили запахи, которым невозможно было сопротивляться, и котята освоили эти места.

Они возвращались на кухню все реже, и это расстраивало всех. Манек и Ом аккуратно собирали лакомые кусочки в одну тарелку. Каждый день они надеялись, что котята удостоят их посещением, и только поздним вечером избавлялись от объедков, в которых иначе могли завестись черви, и выбрасывали их из окна неизвестным кошкам, чьи глаза жадно светились в темноте.

Когда котята наконец объявлялись, радости не было конца. Если в доме не находилось ничего подходящего, Манек или Ом неслись в «Вишрам» за хлебом и молоком. Иногда насытившись, котята задерживались в квартире, с удовольствием играя с лоскутками у швейных машин.

— Поедят и убегают, — сказала Дина. — Ведут себя как хозяева.

Со временем котята появлялись все реже, а их пребывание в квартире становилось все короче. Пропал их детский интерес ко всякой новой вещи, молоко и хлеб котят также не интересовали. Скитание по помойкам было гораздо интереснее.

Чтобы привлечь их внимание, Ом и Манек вставали на четвереньки у миски. «Мяу! — голосили они хором. — Мяу!» Ом шумно принюхивался к содержимому, а Манек делал вид, будто лакает из миски. Но котята к их стараниям оставались безучастны и, равнодушно взирая на представление, зевали и вылизывали себя языком.

Через три месяца котята исчезли совсем. Минули две недели, и Дина полностью уверовала, что их переехала машина. Манек сказал в ответ, что котят с таким же успехом могли загрызть бродячие собаки.

— Или крупные крысы, — добавил Ом. — Их боятся даже взрослые кошки.

От такой неопределенности и возможных мрачных исходов все впали в депрессию. Только Ишвар верил, что с котятами все благополучно. «Они умные и крепкие, — настаивал он, — просто привыкли жить на улице». Но никто не разделял его оптимизма. Напротив, он всех раздражал, как будто нес несуразицу.

И в это невеселое время к ним пришел за очередным платежом Хозяин Нищих. Фонари еще не зажгли, и сумерки казались темнее обычного.

— Что случилось? — спросил мужчина. — Неужели домовладелец осмелился опять вас беспокоить?

— Не в этом дело! — ответила Дина. — Пропали наши милые котята.

Хозяин разразился хохотом. Все остолбенели — никто из них раньше не слышал, чтобы он смеялся.

— Видели бы вы свои несчастные лица, — сказал мужчина. — Не припомню, чтобы вы так худо выглядели даже после визита к вам бандитов. — И он вновь рассмеялся. — Жаль, не могу вам помочь — кошкам я не указ. Но у меня хорошие новости — может, хоть они поднимут вам настроение.

— Что за новости? — спросил Ишвар.

— Они касаются Шанкара. — И он широко улыбнулся. — Сейчас я еще не могу рассказать ему все — ради его же блага. Но могу поделиться этими чудесными новостями с вами — ведь вы его единственные друзья. Только смотрите — не проговоритесь.

Все обещали молчать.

— Это случилось через несколько недель после того, как я забрал вас и Шанкара из трудового лагеря. Одна из нищенок, очень больная женщина, вдруг стала мне рассказывать о своем детстве и о детстве Шанкара. Каждый раз, когда я приходил за собранной милостыней, она предавалась воспоминаниям. Она была старой, очень старой для нищенки, лет сорока. На прошлой неделе она умерла. Но перед самой смертью призналась мне, что Шанкар ее сын.

Само по себе это не удивительно, сказал Хозяин, он давно это подозревал. Еще маленьким мальчиком, сопровождая отца во время обхода, он часто видел, как она кормит грудью ребенка. Все ее звали Носачихой — хотя у нее вообще не было носа. Тогда она была молодой, лет пятнадцати, с прекрасной фигурой, и владельцы борделей говорили, что хорошо бы за нее заплатили, если б не изуродованное лицо. Было известно, что при рождении пьяный отец в гневе исполосовал дочери нос, разочарованный тем, что жена не родила сына. Мать залечила рану и спасла ребенку жизнь, хотя отец всегда говорил: лучше б она умерла, у нее нет никакого приданого, кроме уродливого лица, лучше б ей умереть. Постоянные издевательства и травля привели к тому, что девочку продали в наш бизнес.

— Не знаю точно, в каком году отец приобрел Носачиху, — сказал Хозяин. — Только помню ее с ребенком на руках. Спустя несколько месяцев младенца, нареченного Шанкаром, отобрали у матери, чтобы сделать несколько операций, готовя к будущей профессии.

Матери не вернули ребенка, решив, что выгоднее сдавать его нищенкам, работавшим в разных районах. Кроме того, чужие женщины, прикладывавшие младенца к груди, легче изображали крайнее отчаяние и нужду, и потому им хорошо подавали. Носачиха же, обнимая сына, не могла полностью скрыть свою радость, и это отражалось бы на подаянии.

— И вот так Шанкар жил сам по себе, получив со временем платформу на колесах и ничего не зная о своей матери, — рассказывал мужчина. — А я тем временем унаследовал бизнес. И забыл свои детские подозрения о том, что Шанкар сын Носачихи. Так продолжалось до последнего времени.

О Шанкаре ему напомнила сама Носачиха, когда умирала на тротуаре. И клялась, что родила сына от его отца. Сначала мужчину потрясла ее наглость — такое даже в уме не укладывалось. Он пригрозил, что вычеркнет ее из числа клиентов, если она не извинится. «Меня это не пугает, — сказала Носачиха, — все равно смерть близка».

По-прежнему не веря ей, мужчина спросил, зачем она клевещет на его отца? Чего добивается? Он гневно смотрел на нее, в то время как прохожие продолжали бросать монеты в кружку женщины. Некоторые, не зная причину происходящей драмы, останавливались, поглядывая на него с подозрением.

— Может, думали, что вы собираетесь ее ограбить? — предположил Манек.

— Ты совершенно прав. Я был страшно зол. Мне хотелось послать их черт знает куда.

Дина вздрогнула от этой грубости и еле удержалась от замечания. В гостиной стало темно, и она включила свет. Все заморгали от неожиданности, прикрывая глаза.

— Но я сдержал себя, — продолжил Хозяин. — В моей профессии существует правило: жертвователь — всегда прав.

Не обращая внимания на любопытных, он задумался о словах Носачихи. Ярость сменилась неуверенностью. Он назвал ее лгуньей, которая шантажирует его, находясь на краю смерти и желая навечно посеять в нем сомнения. «Помолчи и послушай, — сказала женщина. — Я твоя мачеха, хочешь ты того или нет. И у меня есть доказательства. Ты когда-нибудь массировал спину и плечи отца?»

«Конечно, — ответил он. — Я был хорошим сыном. И всегда, когда бы отец ни позвал меня, шел и делал массаж — и так до самой его смерти».

— Тогда ты видел, — удовлетворенно произнесла женщина, — у него на затылке большую шишку — там, где начинается позвоночник».

— Я не понимал, откуда Носачиха могла об этом знать, — сказал Хозяин Нищих. — Но она настаивала, чтобы я ответил, была на этом месте у отца шишка или нет. Она не хотела продолжать, пока я неохотно не признал: да, у отца было то, о чем она говорит. Тогда женщина торопливо заговорила.

Это случилось давно, когда она была совсем юной, и у нее только начались месячные. Его отец как-то вечером забрел туда, где она спала на мостовой. Он был пьян — пьян до такой степени, что его не оттолкнуло ее уродливое лицо, и он полез к ней. Девушке хотелось оттолкнуть мужчину — уж очень отвратительно от него несло перегаром, но она сдержалась, только отвернула лицо и лежала неподвижно, словно мертвая, позволяя делать все со своим телом. Когда он кончил, девушка села, и ее вырвало прямо подле раскатисто храпящего мужчины. Ночью он проснулся, и извергнутая из него рвота смешалась с ее небольшой лужицей. Потом ей послышалось какое-то хлюпанье, и, открыв глаза, она увидела, как крысы, чавкая, поглощают блевотину.

Должно быть, хозяину понравилось ее тело, потому что он приходил к ней не раз, даже когда не был пьян. Теперь мужчина не был ей так противен. Когда он лежал на ней и смотрел на ее лицо без отвращения, ей даже нравилось то, чем они занимались. Девушка чувствовала, как плоть ее оживает, ей было приятно сливаться с другим телом. Обнимая хозяина, она нащупала большую шишку на затылке. Девушка рассмеялась и спросила, откуда у него такое. Он пошутил, что вырастил шишку специально для ее удовольствия — чтобы ей было с чем играть, помимо всего прочего.

Так случилось, что мужчина, который, глядя на ее уродливое лицо, продолжал заниматься с ней любовью, занял место в ее сердце. Он рассказал, что родился с тридцатью четырьмя позвонками вместо обычных тридцати трех, и этот лишний, сросшийся с верхним позвонком, постоянно причинял ему боль.

Разве не о твоем отце я говорю сейчас, спросила его Носачиха, какие еще могут быть сомнения?

Он согласился, что все верно, но пока речь идет только о блуде пьяного отца — и ни о чем другом.

А вот и нет, с гордостью поправила его женщина, он приходил к ней и трезвый. Именно это было самым дорогим в ее жизни, и самым важным, о чем она помнит даже на пороге смерти.

Ему пришлось нехотя признать и это. Но их связь еще не доказывает, заметил он, что Шанкар сын отца и его единокровный брат. Нет, доказывает, сказала Носачиха, у моего сына тоже шишка в начале позвоночника, и в этом легко убедиться. Конечно, он может сказать, что это всего лишь совпадение, но в душе будет знать правду.

— И она была права. В глубине сердца я знал правду. Но все смешалось, я был зол, испуган и смущен. И в то же время испытывал счастье. Ведь я, единственный ребенок, потерявший родителей и не имевший никаких родственников, вдруг обрел брата. И еще мачеху, хотя она была почти моего возраста и умирала.

Когда он поверил женщине, на место ярости и раздражения пришла признательность. Почему она не открылась ему раньше, спросил он. Боялась, что, если известие разозлит или оскорбит его, им с Шанкаром придется плохо, ответила женщина — их могли убить или продать какому-нибудь жестокому хозяину в отдаленные места, где они будут чужаками. Больше всего она боялась расстаться с привычными тротуарами своей юности.

Но теперь она умирает, и все уже не имеет значения. Истину теперь знает только он — пусть и поступает, как хочет. Рассказать или не рассказать Шанкару — зависит от него.

Он убедил женщину, что ее откровенность доставила ему только радость. Теперь надо поскорее доставить ее в хорошую больницу. Оставшееся время она должна провести в нормальных условиях. Он пошел вызывать такси.

Несколько таксистов, увидев больную нищенку, отказались ее везти, опасаясь за чистоту салона. Наконец один остановился, привлеченный толстой пачкой денег, которой помахивал Хозяин. У машины была разбита фара и покорежен бампер. Сидя на заднем сиденье с женщиной на руках, он слушал горестный рассказ водителя о злобном полицейском, разбившем машину за то, что таксист на этой неделе задержал конверт с деньгами.

В больнице было много народа. Носачиху положили на пол в коридоре, где множество бедняков дожидалось своей очереди. Запах карболки смешивался со зловонным запахом человеческих тел. Хозяин делал что мог, чтобы расшевелить дежурных, и даже говорил с доктором, у которого было доброе лицо. На его белом халате был надорван большой карман, в который он затискивал стетоскоп. Хозяин попросил его поторопиться и осмотреть его мать, пообещав хорошо отблагодарить. Доктор мягко попросил его не беспокоиться — всех примут. И тут же убежал, держа руку в разорванном кармане.

Хозяин решил, что медицинские работники так преданы своему высокому призванию, что потная пачка денег ничего для них не значит, в отличие от большинства людей. Но он не смог увидеть достаточное количество врачей и медсестер, чтобы прийти к окончательному выводу. Мачеха так и не дождалась осмотра — умерла. Он утешил себя тем, что устроил ей пышные похороны на деньги, которые пошли бы на оплату больничных счетов.

— После всего этого я пошел к Шанкару, — со вздохом произнес Хозяин Нищих. — Конечно, я ничего не рассказал ему о случившемся — хотел вначале спокойно подумать о том, что узнал от Носачихи.

Он спросил Шанкара, как идет работа. Не подводит ли тележка, не надо ли смазать колеса — вроде обычной проверки. Шанкар пожаловался, что в этом районе живут одни скупердяи — все злые и подают неохотно. Хозяин присел на корточки и положил руку на плечо калеки. «Такое теперь всюду, — сказал он, — человеческая натура переживает кризис, в сердцах пора устроить революцию». А вообще надо подумать, и, возможно, подыскать ему новое место. Похлопав Шанкара по спине, он посоветовал не волноваться, а сам незаметно просунул руку за воротник и ощупал его шею.

— И представляете, я почувствовал под моими пальцами отцовский позвоночник. Тот же большой нарост. Я не смог сдержать дрожь в руке. Мое тело сотрясали эмоции, я еле удерживал равновесие. Передо мной сидел мой брат, а также отец, оставивший часть себя в позвонке. Я с трудом удержался, чтобы не заключить Шанкара в объятья, не прижать к груди и не рассказать ему все.

Потребовалось сверхъестественное усилие, чтобы не выдать себя. Поспешность могла причинить Шанкару острую боль. Сначала нужно хорошо подумать, что будет для него лучше. Конечно, приятно представлять, как он заберет брата домой, будет заботиться о нем всю оставшуюся жизнь, и они будут жить вдвоем счастливо. Обычные человеческие мечты.

А что, если Шанкар не сумеет приспособиться к новой жизни? Вдруг она покажется ему бесцельной или того хуже? Он может увидеть в ней тюрьму, где его неполноценность будет особенно резать глаза, а не приносить пользу, как сбор милостыни на тротуаре. А еще страшнее, если ужасная история его младенчества посеет смуту в душе Шанкара, станет разъедать его, как язва, и превратит всю оставшуюся жизнь в безутешное страданье, горький упрек отцу и брату? Разве возможно прощение после такого страшного открытия?

— Я чувствовал, что лучше самому пережить душевную смуту и научиться жить с тем, что поведала Носачиха. Сделать еще более несчастным моего и так много страдавшего брата было бы слишком эгоистично.

Он рассуждал так: Шанкару сломали жизнь еще в младенчестве, но тот научился с этим жить. Непростительно — повторно разрушить его жизнь.

— Итак, я решил ждать. Ждать и расспрашивать его о детстве. Чему-то сопереживать и наблюдать за его реакцией. Так постепенно я пойму, какой путь будет для нас лучше. И тут пригодится ваша помощь.

— Чем мы можем помочь? — спросил Ишвар.

— Задавайте вопросы, расспрашивайте о детстве. Узнайте, что он помнит. Меня он немного побаивается, а с вами, возможно, будет откровеннее. А вы расскажете мне, что узнаете.

— Конечно.

— Спасибо. А пока я стараюсь сделать его жизнь на улице, по возможности, приятней. Каждый день приношу его любимые сладости — ладду и джалеби. А по воскресеньям — расмалай^[130]. Положил мягкую покрышку на его тележку и устроил ночлег получше.

— Вот это хорошо, — сказал Ишвар. — Он всегда твердит нам, как вы добры к нему.

— Это самое малое, что я могу для него сделать. Еще собираюсь прислать моего личного парикмахера, чтоб тот обслужил его по высшему разряду — постриг, побрил, сделал массаж, маникюр — все что надо. А если ему из-за этого станут меньше подавать — да пошли они к черту.

Дина опять с трудом сдержалась, чтоб не осадить мужчину. Правда, на этот раз грубые слова не так ее шокировали.

— Вы принесли нам чудесные новости, — сказала она. — Представляю, как обрадуется Шанкар, когда все узнает.

— Не «когда», а «если». Хватит ли у меня смелости? И мудрости, чтобы принять правильное решение?

Сложность задачи внезапно вызвала у Хозяина приступ отчаяния. Новость, которая должна была всех обрадовать, вдруг омрачилась, словно солнце закрыли тучи.

— Не сомневаюсь, что со временем вы придете к правильному решению, — сказал Ишвар.

— Ясно одно: между мной и Шанкаром протянута тонкая нить. Она тоньше шелковистых волос несчастных убитых нищих. Не я нарисовал ее — это след судьбы. Но в моей власти ее стереть. — Мужчина вздохнул. — Какая пугающая ответственность! Осмелюсь ли я? Ведь если стереть — новую не нарисуешь. — Он поежился. — Ну и наследство оставила мне мачеха.

Хозяин открыл кейс, вытащил оттуда блокнот и продемонстрировал свой последний рисунок.