Его обвинения потрясли меня. Я попытался выразить свое возмущение, но силы покинули меня в самый неподходящий момент. Крейзер вовремя подхватил меня и завел внутрь. Через несколько минут, которые показались мне вечностью, я уже сидел напротив него, на том самом месте, где пару дней назад он допрашивал Баэля.

– Ничего я вам не скажу. Разбудите, как только найдете веские доказательства, – пробурчал я и уронил голову на стол.

– Если хотите поскорее попасть домой, то придется ответить на пару вопросов. В тот день вы участвовали в отборочных выступлениях конкурса де Моцерто?

– Да.

– По словам очевидцев, присутствовавших в «Зенон-холле», вы выступали во второй половине дня, одним из последних. Но все равно пришли рано утром, а потом куда-то отлучились, пообещав вернуться после полудня. Вас долго не было, и вы лишь чудом умудрились не опоздать к своему времени.

– Не отрицаю.

– Куда вы ходили?

– На площадь Монд. Хотел привести мысли в порядок.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

Я вспомнил Кисэ, которую пытался догнать, и Тристана с Баэлем, свидетелем чьей ссоры стал. Но никто из них меня не видел.

– Нет.

– Это усложняет дело.

Внутри меня поднялась волна негодования. Я резко вскочил, опрокинув стул.

– Почему вы обвиняете меня, не имея при этом никаких доказательств? Мечтаете увидеть на скамье подсудимых? Все из-за неприязни к моему отцу?

– Господин Морфе, я не скрываю, что недолюбливаю вашего отца. Но он здесь совершенно ни при чем. Поймите, у меня на руках убийство. Впервые за много лет. Вы даже не представляете, насколько все серьезно.

– Почему вы так уверены, что это убийство? Мне кажется, это выглядит как последствие тяжелой и неизвестной болезни.

Крейзер ухмыльнулся и вдруг придвинул ко мне чернильницу с пером и нотный лист.

– Напишите любую ноту.

– Вы сейчас издеваетесь?

– Просто делайте то, что я говорю.

– И не подумаю, пока не объясните зачем.

Крейзер раздраженно вздохнул и проворчал что-то об отсутствии уважения к стражу порядка.

– Вам обязательно нужно со мной препираться? Видите ли, в тот день мы обнаружили рядом с телом еще кое-что: листок с нотами. Теперь понимаете, почему Антонио Баэль был главным подозреваемым? Все указывает на то, что это был музыкант: звуки скрипки, ноты. Мы попросили специалиста проанализировать их и сказать, новое это произведение или уже исполнялось. Если новое, то кто композитор. Выяснилось, что в этих листах кроется послание, записанное с помощью нот. У нас ушло довольно много времени, чтобы его расшифровать. В результате получилось вот такая фраза: «Мотховен совершает великую месть».

– Не может быть…

Меня прошиб холодный пот.

– Пока непонятно, кто автор фразы, но предельно ясно одно: смерть наступила не по причине болезни. Убийство ради мести. Одно из самых отвратительных, на мой взгляд.

Я зажал рот рукой, держась из последних сил, чтобы не упасть в обморок. Неужели кто-то попытался отомстить Коллопсу, убив его невесту?

– Вы теперь один из подозреваемых. Поэтому будьте любезны, напишите любую ноту.

Я постарался успокоиться, но рука дрожала, и на бумаге появилась короткая строчка из нескольких нот. Мне этот эксперимент показался крайне бессмысленным. Стал бы я выдавать свой настоящий почерк, если бы действительно совершил такое жуткое преступление?

Крейзер, внимательно вглядываясь в листок, предупредил, словно прочитав мои мысли:

– Надеюсь, вы не изменили почерк. Не волнуйтесь, я легко об этом узнаю, сверив написанное сейчас с нотным листком, который недавно забрал из вашей комнаты. Думаю, вы понимаете, что вас ждет, если почерк не совпадет?

Он еще тот хитрый лис.

В этот момент дверь резко распахнулась и в комнату вошли военные. Одеты они были не в гвардейскую форму. Пока Крейзер пораженно разглядывал их, к ним присоединился еще один человек, появления которого не ожидал ни я, ни капитан:

– Отец?

Он проигнорировал мой вопрос и направился к Крейзеру.

– Послушай меня внимательно, Крузе. Ты подписал себе смертный приговор. Незаконное проникновение в дом почтенного гражданина, задержание без ордера и несанкционированный допрос – как ты все это объяснишь?

Отец был в ярости, а капитан, наоборот, пребывал в прекрасном расположении духа и даже шутил:

– Как трогательно. Не ожидал увидеть вас так скоро. Как вам удалось столь быстро добраться из Катра?

– К твоему сведению, в этом году я один из судей конкурса, поэтому уже какое-то время нахожусь в Эдене. Видно, твои каналы оповещения совершенно бесполезны.

– Да, похоже на то. Вы имеете полное право подать жалобу. С результатами сможете ознакомиться через пару дней. Но только в том случае, если ваш сын не окажется убийцей.

Крейзер Крузе в каком-то смысле заслуживал уважения. Даже мэр никогда бы не позволил себе разговаривать с моим отцом в таком тоне.

– Слабоумие и отвага еще сыграют с тобой злую шутку, – процедил отец и, направляясь ко мне, будто бы нечаянно задел его плечом.

Сколько мы не виделись? Год, два?

На суровом лице отца появилась мягкая улыбка.

– Ты в порядке, Коя?

– Да. Простите, что заставил волноваться.

– Прекрати извиняться. Ты неважно выглядишь. Он что, тебя истязал?

– Вытащить больного из постели и привести на допрос считается за пытку?

Отец снова рассвирепел. Высказав Крейзеру все, что он думает о его методах, отец взял меня под руку и повел наружу.

– Похоже, допрос и плохое самочувствие помешали тебе как следует подготовиться к конкурсу.

От страха на какое-то мгновение я перестал дышать. Конкурс. Точно. Отец, наверное, многого ждет от меня.

– Осталось всего два дня, но я верю, ты справишься. Конечно, если ты станешь де Моцерто, это будет большой честью для нашей семьи, но я нисколько не давлю на тебя. Выступи так, как сможешь.

– Отец, я…

– Ты слышал, что я в жюри? Не волнуйся, обещаю судить беспристрастно, несмотря на то что я твой отец. Буду честно голосовать за своего сына! И пусть кто-нибудь попробует возразить. Тот, у кого есть деньги, всегда прав! – Отец громко расхохотался и хлопнул меня по спине.

Я даже не пытался возразить.

Пообещав навестить нас перед балом, он отправился подписывать бумаги, по которым всем аристократам причитались драгоценные камни стоимостью пятьдесят миллионов пер. Такой щедрый подарок отец решил сделать по случаю моего участия в состязании.

Вернувшись домой, я все рассказал матушке, стараясь не обращать внимания на боль в голове.

– Твой отец меня просто удивляет. Наконец-то вернулся в город, но так и не зашел домой.

Не тратя времени на разговоры, я стрелой бросился наверх, чтобы как можно скорее оказаться за фортепиано. Клавиши двоились в глазах, а ноты, казалось, парили в воздухе, но я не мог позволить себе расслабиться.

Отец впервые услышит мою игру. Хотя кто знает, возможно, это будет и последний раз. Я не должен упасть в грязь лицом. Пусть не стану де Моцерто, но покажу, на что способен.

Из кучи листков я достал рукопись, которую Тристан шутя называл секретной, и стал быстро дописывать ноты.

«Здесь мордент[2] на ноте фа и левая рука мелодически обыгрывает аккорд… Зачем кому-то оставлять партитуру рядом с телом? Что за страстный поклонник музыки мог такое совершить? Мелодия должна вернуться на ноту до, и на этой ноте играю быстрое и мягкое стаккато, сохраняя при этом динамическую волнообразность… Или правильнее будет сказать “чокнутый фанатик”? Написал, что убил ради Баэля, но тем самым только поставил его под удар. Если все и дальше так будет продолжаться…»

Весь день я размышлял то о преступлении, то о мелодии для финала. Время перевалило за полночь, я был ни жив ни мертв. Когда звуки музыки в голове стали затихать, я смог наконец вернуться в кровать. Такое случалось крайне редко, но в этот раз мое тело само диктовало условия.

Я забылся мертвым сном. Мне ничего не снилось, вокруг была лишь глубокая беспросветная тьма.

Когда я открыл глаза, солнце стояло в зените. Одежда и постель были насквозь пропитаны потом. Но, к счастью, я чувствовал себя куда бодрее, чем вчера.

Смыв с себя переживания предыдущей ночи, я насладился поздним завтраком и вернулся к фортепиано. В голове уже звучала стройная мелодия, и я как безумный принялся заполнять лист нотами. До вчерашнего дня мне никак не удавалось перенести мелодию на нотный стан из страха, что выйдет хуже, чем я представлял. Со мной такое случалось довольно часто.

И вот совсем скоро на крышке фортепиано аккуратно лежали пять листов с завершенным произведением. Оставалось лишь сыграть.

Прошу… Пусть она прозвучит так же прекрасно, как и в моей голове. Пусть эта мелодия навсегда останется в моем репертуаре.

Сделав несколько глубоких вдохов, я опустил пальцы на клавиши. Эмоции хлынули мощным потоком, заполнив меня без остатка, и именно их я попытался воплотить в музыкальной форме.

Я играл словно в трансе, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делаю, чувствуя лишь пляску пальцев. Темп композиции все время менялся – то нарастал, то затихал. Я вдруг ощутил, что с этой мелодией смог бы соревноваться даже с великим Мотховеном, богом музыки.

Но вот комнату наполнила тишина. Дыхание было рваным, руки дрожали. И через мгновение я уже смеялся и плакал одновременно.

Как Тристан и говорил, я слишком строг к своему таланту. Но сейчас во мне появилась уверенность.

Титул де Моцерто может стать моим.

Глава 08

Накануне конкурса

Почему я не понял сразу, что это только начало?


Приближался приуроченный к конкурсу бал. Матушка, казалось, ждала его больше, чем я. По ее просьбе я примерял разные наряды, один нелепее другого. Судя по всему, она хотела, чтобы ее сын выглядел полным дураком.

Еле отговорившись от кружевного жабо, которое закрывало практически пол-лица, я поспешил выскользнуть из дома.

Сказать по правде, меня никогда не прельщало это мероприятие. Как вообще можно веселиться накануне одного из главных событий в твоей жизни, в окружении взвинченных донельзя соперников?

Однако всем участникам конкурса вменялось в обязанность присутствовать на балу. Неявка расценивалась как неуважение к судьям – главным гостям бала. Но мое волнение тем вечером не было связано ни с судьями, ни с соперниками: я нервничал, представляя нашу с Баэлем встречу. Как он отреагирует, когда столкнется со мной лицом к лицу?

Традиционно праздник проводился на малой сцене Канон-холла. Я зашел в здание – камерный оркестр играл приятную мелодию. Среди гостей были не только участники мероприятия, но и спонсоры, известные личности. На секунду мне показалось, что я снова очутился в салоне госпожи Капир.

Я протискивался между людьми, пытаясь найти отца. Вокруг было много знакомых лиц – я с кем-то здоровался, отвечал на приветствия. Вдруг ко мне подошла хорошо знакомая пара.

– Господин Морфе.

– Аллен Хюберт, леди Лиан. – Я пожал обоим руки.

Девушка ответила мне ослепительной улыбкой, а музыкант-пасграно поинтересовался:

– Слышал, вам нездоровилось. Я очень волновался. Надеюсь, вы не отказались от участия в конкурсе?

– Нет. Непременно буду выступать. Как продвигается ваша подготовка?

– Все как обычно. Если честно, победа меня мало интересует. Я рад, что смогу услышать ваше новое произведение, маэстро.

Его восторженный взгляд не оставлял сомнений, что комплимент искренний, и я смутился. Аллен Хюберт нравился мне все больше и больше. Его честность подкупала.

– Коя!

Кто-то еще приближался к нам, пробираясь через толпу.

– Тристан! – Я был безмерно счастлив видеть друга. Казалось, с нашей последней встречи прошла вечность.

– Я волновался за тебя. Как ты, в порядке? Слышал, что Крейзер допрашивал тебя. Интересовался Баэлем?

– Нет, он вызывал меня по другому делу. Но все хорошо, отец мне помог.

Нахмурившись, Тристан собирался что-то сказать, но, увидев Хюберта и Лиан, передумал. Они уже собирались уходить, как вдруг Тристан схватил Аллена за руку.

– Как ваш друг, Коллопс Мюннер?

– Не знаю, мы давно не общались. После смерти невесты он никого не хочет видеть, даже меня.

Тристан помрачнел, выпустив руку Хюберта. Подождав, пока тот отойдет, я поинтересовался:

– Почему ты спросил про Коллопса?

– В последнее время про него ходят странные слухи. Но ты не переживай, это так, пустяки. – Он улыбнулся.

– Ясно. Скажи, а Баэль тоже здесь?

– Разумеется. Разговаривает с отцом.

Убедившись, что Баэля нет поблизости, я наклонился к Тристану и спросил шепотом:

– Как мне себя вести?

– Мне кажется, вам лучше не пересекаться до конца конкурса, – с трудом подбирая слова, ответил друг.

Я не успел ничего ответить: к нам шел граф Киёль, одетый в изысканный белый фрак. На меня накатила волна ужаса, и я попытался скрыться, но уже через мгновение граф стоял рядом, ослепительно улыбаясь.

– А вот и вы. Один из главных претендентов на титул де Моцерто.

Я беспомощно огляделся по сторонам: вокруг нас стала собираться толпа. Граф будто обладал даром притягивать людей.

– Слышал, что вы замешаны в какой-то темной истории. Если требуется моя помощь – не стесняйтесь, постараюсь сделать все, что в моих силах, – мягко пообещал граф.

Я больше не мог делать вид, что не замечаю его. Это было как минимум невежливо, учитывая, что он не желал мне ничего плохого.

– Спасибо за предложение, но, право, не стоит. Моя проблема скоро должна разрешиться.

– Надеюсь на это. – Граф перевел взгляд на моего собеседника. – А вы, должно быть, Тристан Бельче? Наконец-то я встретился с тем, для кого открыты любые двери Эдена.

– Вы преувеличиваете.

Людей, наблюдающих за нами, становилось все больше. Наверное, Тристан не меньше графа привлекал внимание публики.

Иностранец продолжал говорить лестные слова, а мне хотелось лишь одного – скрыться куда-нибудь от потока похвалы. Но моим мечтам не суждено было сбыться: граф решил представить меня другим судьям. Разве я мог отказаться?

Киёлю не составило труда разыскать их в толпе, и уже через мгновение я стоял перед людьми, которые вскоре должны были определить мою судьбу.

Указывая на меня, граф шутливо произнес:

– Печально, что в Эдене так много талантов, но слава одного-единственного человека не дает им засиять в полную силу. Пообещайте мне здесь и сейчас, что вы приложите все усилия, чтобы о таких гениях, как господин Морфе, узнали все.

Судьи засмеялись. Я последовал их примеру, чувствуя себя очень неловко. Внезапно я осознал, что Тристана уже нет рядом: видимо, ускользнул, как только представилась возможность. Чувствуя себя преданным, я повернул голову, рассматривая многочисленных гостей, как вдруг натолкнулся на ледяной взгляд Баэля, который предназначался мне. Шумный зал будто пропал из фокуса, я не слышал и не видел ничего, кроме его глаз.

– …не так ли, господин Морфе?

В себя я пришел, когда вдруг кто-то дотронулся до моего плеча. Граф коснулся меня тростью, чтобы привлечь внимание.

– Прошу прощения, не могли бы вы повторить свой вопрос?

– Я хотел узнать о произведении, с которым вы планируете выступать. Наверняка за то время, что пробыли дома, вы подготовили композицию, достойную всеобщего восхищения.

– Я бы не сказал, что она восхитительная, но у меня и правда есть новое произведение.

Публика вокруг зашепталась в предвкушении. Граф, крайне заинтригованный, хотел было спросить что-то еще, но я решил, что с меня хватит.

– Боюсь, мне пора идти. Приятного вечера! – попрощался я и быстро протиснулся сквозь толпу.

Баэль. Я и сам не понимал, зачем иду к нему. Но, столкнувшись с ним взглядом, не подойти не мог.

«Коя, ты должен спокойно принимать восторженные отклики. А ему следует поделиться своей славой», – твердил я самому себе, пытаясь догнать Антонио, но видел лишь его удаляющуюся спину.

– Эй!

Его отношение ко мне, этот вечный сарказм в его словах меня не волновали.

– Баэль!

Он наконец-то остановился и медленно повернулся. Я ожидал снова увидеть презрение на его лице, но оно не выражало абсолютно ничего. Баэль внимательно разглядывал меня, как будто некую диковинку.

– Я думал, ты будешь меня игнорировать.

Поборов раздражение, к которому примешалось разочарование, я неловко улыбнулся и произнес то, что говорил всегда. Фразу, ставшую неотъемлемой частью меня самого:

– Прости, я был неправ.

Его музыка занимала огромное место в моей душе, и я хотел заслужить право стать его истинным ценителем.

Какое-то время Баэль задумчиво смотрел на меня, а затем к нему вернулось привычное высокомерие.

– Прощать умеют лишь великодушные.

Я попытался улыбнуться, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.

Знаменитое выражение принадлежало одному из королей Анакса. Как-то он застал жену в объятиях рыцаря, которого считал одним из самых преданных ему людей. Молодой любовник пал к ногам короля, моля о пощаде, и владыка Анакса, подарив ему милосердную улыбку, произнес эту фразу о прощении, оставшуюся в веках, после чего заколол мечом стоявшую рядом жену.

– Ты… ты ведь пошутил?

– Думай что хочешь, – ответил Баэль, переводя взгляд в центр зала, туда, где находился граф Киёль.

Мне было больно от его слов, но я не подал виду и даже смог выдавить слабую улыбку.

– Он довольно странный, как думаешь?

– Возможно.

К счастью, Баэль не выглядел разочарованным. Конечно, он был уверен, что завтра именно ему достанутся лавры победителя. Интересно, с чем он будет выступать?

– Как здорово, что вы помирились! Молодцы, что разрешили по-взрослому свою детскую ссору. – Голос Тристана вырвал меня из раздумий.

Друг, закинув руки нам с Баэлем на плечи, широко улыбнулся. Я улыбнулся в ответ, а вот молодой гений никак не отреагировал, продолжая прожигать взглядом фигуру графа. На его лице застыло выражение, которое я никак не мог понять. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.



Вечер был уже в самом разгаре, но отца я до сих пор не видел. Наверное, сегодня ему пришлось срочно заняться составлением важных документов, возможно полулегальных.

В зале стало шумно. Гости, разогретые алкоголем, вели бурные беседы, выдвигая предположения о том, кто станет следующим де Моцерто. Баэль, опьяненный вином, кажется, пребывал в прекрасном расположении духа и относился к этим разговорам без обычного презрения.

Я тоже позволил себе пару бокалов, но вовремя остановился. Завтра важный день – необходимо, чтобы голова оставалась светлой.

Тристан как одержимый опустошал бокал за бокалом, будто пытаясь забыться.

– Тебе уже хватит.

– Отдай, слышишь? Отдай! Сегодня я хочу напиться.

Конечно, ему не нужно участвовать в конкурсе, но я все равно попытался его остановить, выхватив начатую бутылку. Баэль, наблюдавший за нашим противостоянием, сказал, обращаясь ко мне:

– Не спорь с ним. Он так ведет себя, потому что в этот раз Кисэ не пришла.

Я поднял брови в немом вопросе, как вдруг Тристан закричал:

– Не смей произносить ее имя. Я не хочу его слышать. Не могу…

Прижавшись лицом к моему плечу, он громко разрыдался, чем привлек внимание некоторых гостей. Не зная, как лучше поступить, я стал похлопывать его по спине в надежде успокоить.

– Мне кажется, Тристана лучше отвезти домой, – сказал я Баэлю.

Он вздохнул и взял друга под руку.

– Думаю, лучше ко мне. Мой дом ближе.

Подхватив Тристана, мы вышли из зала. Я хотел взять экипаж, но Баэль отказался и предложил дойти пешком. К счастью, Тристан шел сам, мы лишь слегка поддерживали его с двух сторон, поэтому дорога не отнимала у нас много сил.

– Ты сказал, что Кисэ не появилась в этот раз. Получается, раньше она всегда присутствовала на балах перед конкурсом?

– Насколько я понял, да.

– Странно. Неужели она избегает Тристана? – Я замолчал на мгновение, а затем продолжил: – А я ведь видел ее на площади Монд пару дней назад.

– Ты уверен?

Я кивнул, и Баэль задумчиво прищурился.

– Значит, она еще в городе. Я думал, она сбежала.

– Зачем ей сбегать?

– Может, хотела закончить все приготовления перед своей кончиной. Она же предсказала, что скоро умрет.

В его словах был смысл. Вдруг Кисэ намеренно избегала Тристана, не желая причинить ему боль своим скорым уходом? Они ведь сильно любили друг друга. Сердце сжималось от мыслей о том, какой конец им уготован.

Но все-таки почему она избегает его? Ведь лучше быть вместе до последнего вздоха.

– Коя…

– Что?

– Можешь ответить на один вопрос? Мне больше не к кому обратиться, – спросил Баэль, убедившись, что Тристан ничего вокруг не осознает.

Сердце мое забилось быстрее. Я перевел взгляд на Антонио, однако он не спешил продолжать. Лишь когда мы свернули в какой-то безлюдный переулок, он наконец задал свой вопрос:

– Что ты думаешь о графе Киёле?

– Почему ты вдруг спрашиваешь?

Баэль медлил, а потом задумчиво произнес:

– Похоже, он тот самый, кого я ищу… Тот, кто понимает мою музыку. Ты так не считаешь?

Я резко остановился, и Тристан, опиравшийся на мое плечо, чуть не упал. Баэль удивленно посмотрел на меня, вынужденный замедлить шаг.

– Он не тот, кого ты ищешь.

– Почему же?

– Он ведь сказал, что твоя музыка ему непонятна.

– Он лишь заметил, что она сложна для восприятия.

– Именно поэтому он ее и не понимает! Ты не помнишь, что он добавил потом? «Ваше исполнение идеально. Настолько, что в моей душе ничего не отзывается».

– Но он единственный, кто догадался.

Я был потрясен: Баэль говорил с таким восхищением, глаза его лучились уверенностью.

– Мне не для кого играть, мое исполнение идеально, но не трогает человеческие души. Все потому, что моя музыка пуста. И он это понял. Он попал в точку. В моей игре нет души, потому что я ни разу не отдавал всего себя музыке.

Я хотел ответить, но слова будто застряли в горле. Баэль перешел на шепот, голос его срывался.

– Потому что я ждал своего истинного ценителя. Но кажется, я наконец-то нашел его. Мне впервые захотелось вложить всю душу в свою игру. Граф станет тем, кто признает мою музыку, кто действительно услышит ее.

Я молчал и в растерянности смотрел на Баэля.

– Ты не считаешь, что именно он тот человек?

Я постарался совладать с собой, но эмоции взяли верх – я нахмурился.

Только не это! Неужели моей заветной мечте не суждено сбыться? Мечте, которую я так долго лелеял, что она почти превратилась в уверенность: именно во мне Баэль найдет своего истинного ценителя.

– Коя, пожалуйста, подтверди мою догадку. Я так устал от бесцельных поисков.

Его лицо выражало отчаяние. Я никак не мог понять, почему он всегда показывал свои истинные чувства только мне, тому, кого обычно лишь игнорировал и норовил задеть.

Опустив голову, я попытался сказать хоть что-то в ответ, но из дрожащих губ не вырвалось ни слова. Как будто весь мой организм сопротивлялся его просьбе.

Возможно, то странное чувство, которое возникало у меня каждый раз при виде графа Киёля, помогло мне понять его раньше Баэля. Слишком легко иностранец оценил истинные мысли малознакомого юного гения, музыку которого услышал впервые.

– Так, получается… ты не посвящал мне свое выступление…

Видимо, я совсем помешался, раз меня интересовало только это. Мне было страшно поднять на него глаза: опасался возможной реакции, но Баэль молчал, и на его лице, скорее всего, отражалось привычное безразличие. Я окончательно сник и весь сгорбился. Тяжесть Тристана начинала раздражать.

– Знаешь, тогда я не услышал ни звука. Думаю, что к счастью. Если бы твоя музыка тронула меня и сделала счастливым… Я бы никогда не простил тебе этого.

– Забудь. Я сыграю для тебя снова, а сейчас просто ответь на мой вопрос.

– Меня это не касается, – не выдержал я и закричал, спихнув с себя Тристана.

Баэль с трудом удержал его, едва не потеряв равновесие. Я заглянул Антонио в глаза и в ярости высказал все, что накипело.

– Спасибо! Благодаря твоей сегодняшней откровенности я наконец избавился от слепого восхищения тобой! Меня теперь ничего не интересует: ни твой поиск, ни Ледяной лес, ни музыкальная революция. Ни-че-го. И даже ты сам… – Я перевел дыхание. – Это конец. Нашей дружбе и нашему трио. Теперь я выступаю сам по себе. Счастливо оставаться, великий де Моцерто!

Резко развернувшись, я постарался как можно скорее скрыться в подворотне, в которой царила беспросветная тьма. Мне чудилось, что я слышу голос Баэля, зовущий меня, но, скорее всего, это была игра воображения. Вряд ли бы он постарался вернуть того, кто так легко от него отказался.

Забившись в самый темный угол, чтобы Баэль не увидел меня, я рухнул как подкошенный, привалившись спиной к стене. Меня бросало то в жар, то в холод. Я разрыдался, закрыв рот рукой.

Почему… Почему… За что?..

Уставившись в полумрак холодной ночи, я повторял один и тот же вопрос: почему не я?..

Мое самолюбие не тешила мысль, что имя Кои де Морфе будет вписано на страницы истории. Я лишь мечтал получить признание от музыканта, которого так любил, так уважал, от человека, которым безмерно восхищался. Мне не хватило бы слов, чтобы выразить все свои чувства. Неужели я желал слишком многого?

Мысли о разрушенной мечте вскоре сменились самобичеванием. Сидя в темноте с закрытыми глазами, я ругал себя за содеянное. Но вдруг мое внимание привлек звук быстрых шагов. Я приоткрыл распухшие от слез глаза и стал вглядываться в темноту. Наверно, какой-нибудь бродяга ищет место для ночлега или пьяный пасграно возвращается домой. Но когда человек приблизился, мои глаза, привыкшие к мраку, тут же опознали его. Передо мной стоял Коллопс Мюннер. Но вел себя он крайне странно: все время оглядывался, иногда замирал на месте и прислушивался. В руке у него блестел, отражая свет фонарей с главной улицы, огромный нож мясника.

Практически не дыша, я внимательно следил за каждым его шагом. Он прошел совсем рядом, но не заметил меня в темноте. Я встревожился не на шутку. Когда Коллопс Мюннер направился в переулок, откуда я только что прибежал, мне все стало ясно. Волна ужаса прокатилась по телу. Его целью был Баэль.

Быстро поднявшись на ноги, я не раздумывая бросился вслед за Коллопсом. Он шел, широко шагая своими огромными ногами, его силуэт маячил далеко впереди. Меня охватила паника, сердце неистово забилось. Баэль, уходи, Баэль!

Великий Мотховен! Он все еще стоял там, где я бросил их с Тристаном. Не помня себя от страха, я закричал изо всех сил:

– Баэль!

Для Коллопса мой крик стал сигналом ускориться. Я бежал следом, пытаясь не отставать. Глаза Антонио расширились от испуга, когда он заметил приближавшуюся к нему огромную фигуру.

– Беги! – громко завопил я, задыхаясь от быстрого бега.

Баэль, подхватив Тристана, бросился наутек, но у него не было ни единого шанса. Коллопс настиг его, издав яростный вой, и замахнулся ножом, готовый нанести удар.

– Ты убил ее! Мою Елену!

– Стой! – С моих губ сорвался полный ужаса крик.

К счастью, рука Коллопса дрогнула и он промахнулся, лишь разрезав воздух в нескольких сантиметрах от Баэля. Пока Мюннер пытался восстановить равновесие, я наконец добежал до них.

Антонио, бледный от шока, ни на секунду не выпускал Тристана из своей хватки. Увидев, что Коллопс снова заносит руку, я бросился ему наперерез, не раздумывая ни секунды. Обхватив его за пояс двумя руками, я повалил пасграно на землю и придавил всей своей массой. Он истошно вопил и извивался, нож в его руке просвистел совсем рядом с моим лицом.

– Отпусти! Слезь, если хочешь жить!

– Прекратите, – пробормотал я, тяжело дыша. – Понимаю, почему вы так себя ведете, но Баэль не виновен в ее смерти. Кто-то пытается подставить его.

– Замолчи! Это он, он!

Коллопс, рассвирепев, стал отбиваться локтями. Он ударил меня в голову, я покачнулся и рухнул на землю. Боль была такой сильной, что на глазах выступили слезы. Собрав всю волю в кулак, я попытался встать, но тело отказалось даже пошевелиться. Сквозь сгущающуюся темноту перед глазами я видел, как Коллопс приближается к юному де Моцерто.

– Баэль, беги! – из последних сил прошептал я.

Вдруг рядом раздались громкие крики и встревоженные голоса. Кажется, кто-то бежал к нам. Но Коллопс, ни капли не испугавшись толпы свидетелей, снова занес нож. Баэль раздраженно выкрикнул:

– Я не убивал ее, идиот!

– Закрой свой рот, подонок. Только ты мог это сделать!

Приближающийся к горлу Баэля блестящий нож был последним, что я увидел, перед тем как все вокруг поглотила мгла.



– Коя, Коя! Ты меня слышишь?..

Кто-то тряс меня за плечи. Я с трудом разлепил веки и увидел перед собой прекрасное лицо, так хорошо мне знакомое.

– Тристан?

– Слава Мотховену! – с облегчением выдохнул друг, крепко сжимая меня в объятиях.

Я почувствовал, что задыхаюсь, и слегка похлопал его по спине. Он тут же разжал руки, виновато улыбаясь.

– Как ты себя чувствуешь? Был тут один докторишка-шарлатан, осмотрел тебя и сказал, что ты можешь не очнуться… Как же я испугался… – Голос Тристана дрогнул на последней фразе.

Тепло улыбнувшись, я взъерошил ему волосы.

– Со мной все в порядке. А… – Я огляделся и увидел, что лежу в незнакомой кровати, в помещении, похожем на больничную палату. Несколько мгновений я соображал, как здесь оказался, но вдруг перед глазами вспыхнула сцена, которую я видел перед тем, как потерял сознание.

– А где Баэль? – испуганно спросил я, пытаясь отыскать его взглядом, но вместо него заметил человека, которого никак не ожидал увидеть.

– Рад, что с вами все хорошо, – мягко сказал граф Киёль.

Слегка приподняв брови в немом вопросе, я посмотрел на Тристана, и тот, будто прочитав мои мысли, ответил:

– Только благодаря вмешательству графа вы оба живы. Он оказался рядом в нужный момент и успел спасти Баэля.

Наверное, мне сначала стоило поблагодарить Киёля, но с губ сорвался вопрос, который тревожил меня:

– Баэль не пострадал?

– Ну, как тебе сказать…

Ответ Тристана меня насторожил.

– Он ранен, да? Сильно?

– Нет. Пострадали лишь рука и плечо. Повезло, что Коллопс плохо обращается с ножом.

Я с облегчением выдохнул. Баэль чудом избежал смерти. А ведь ему могло и не повезти: противник был в несколько раз крупнее, да к тому же вооружен.

Узнав, что Баэль жив, я успокоился и теперь мог от всей души поблагодарить своего спасителя.

– Даже не знаю, как выразить свою признательность…

– Право, не стоит. Удача вчера была на нашей стороне. Праздник утратил все свое очарование, когда вы трое ушли, поэтому вскоре и я засобирался домой. Решил дойти пешком, но очень скоро услышал ваши крики и бросился на помощь.

– А как же вы остановили Коллопса?

Граф не ответил, но внезапно в его руке появилась трость. Мой глаз даже не уловил, как это произошло. Словно настоящий маг, он призвал ее силой мысли. Поглаживая рукоятку, граф произнес:

– Скажем так: я продемонстрировал несколько трюков. Но повторюсь, это было лишь удачное стечение обстоятельств.

– Высшие силы помогли нам всем. А что теперь с Коллопсом?

– Взят под стражу. Я просил для него самого сурового наказания.

Слегка наклонив голову, я еще раз выразил свою благодарность графу. Голова болела так, будто сотни иголок вонзались в мозг. Я прижал ладонь ко лбу, и пальцы тут же нащупали шишку.

– Ты сможешь завтра выступать? – В голосе Тристана звучала тревога.

– Руки и ладони целы, так что… – начал было я, но вдруг осекся на полуслове: Баэлю пришлось много хуже. – Только не говори…

Я заглянул Тристану в лицо, и уныние, исказившее его черты, было мне ответом.

– Он что…

– Да, Баэль не сможет участвовать в конкурсе.

Почему я не понял этого сразу? Видимо, так счастлив был узнать, что он жив, поэтому даже не подумал, что с поврежденной рукой и плечом он не сможет играть.

– Это конец всему… – горько прошептал я.