Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Кьяра поддерживает Валентину, подливая масла в огонь:

– Ты хотел сказать, по-идиотски?!

Эльпиди пытается восстановить мир, но безуспешно. Андреа встает, и взлетающие за его спиной языки пламени делают его похожим на инфернальное чудовище.

– Кто бы сомневался, что вы, две лицемерки, меня первые обвинять начнете.

У Валентины лопается терпение:

– Ты ведешь себя как самоуверенное хамло, и не только сегодня. Ты всегда таким был!

Кьяра поворачивается к Педро:

– Ты слышал? Он сравнил меня с Валентиной, с этой дурой…

И тут Филиппо, осмелев после слов Валентины, решается выплеснуть всю накопившуюся злость и недовольство по отношению к Андреа:

– Это правда, Беррино, ты та еще сволочь!

Бросив на него презрительный взгляд, Андреа разворачивается и уходит. Эльпиди в изумлении замечает, что тот направляется в сторону леса. Учитель кидается следом за ним.

– Подожди! – несколько раз зовет он, пока наконец Андреа не останавливается. Вдали от костра страшно холодно и совсем темно.

– Профессоре, вы же сами попросили быть искренними, вот я искренне и…

– Твое поведение беспардонно и, я бы даже сказал, неуместно, – прерывает его Эльпиди. – В лицемерии и притворстве хорошего мало, но бестактность еще хуже. Быть искренним – не значит непременно быть бессердечным.

Андреа недовольно фыркает:

– Я думал, искренность – штука непроизвольная.

– Да, так и есть, но она не отменяет хороших манер. Я бы на твоем месте лучше задумался, из-за чего ты сбежал.

– Я не сбегал.

– Сбежал! Вопрос только – от чего?

Андреа выходит из себя:

– Да ни от чего я не сбегал!

– И все же!

– Ну, тогда сами скажите.

– Хорошо, скажу. От себя самого.

– Чего?

– Ты сбежал от наглого и самоуверенного хама Беррино.

– Да не сбегал я, а просто отошел, чтобы не усугублять ситуацию!

– Нет, сбежал. Потому что понял: тебе и самому не нравится та маска, которую ты нацепил на себя.

– Какая еще маска?

– Злобы.

– Не цеплял я никакой маски.

– Как хочешь, – вздыхает Эльпиди и, развернувшись, направляется к дому. – Вдали от костра холодно.

– Ну хорошо, – окликает его Андреа, – если тогда на мне была маска, то каково мое настоящее лицо?

Эльпиди оборачивается к нему и разводит руками:

– Ты здесь как раз для того, чтобы это узнать.





Сильвия врывается в спальню для девочек, закрывается и остается одна в темноте. Анита, прибежав следом, настойчиво стучится в запертую дверь.

– Сильвия, открой!

Проходят добрые полминуты, прежде чем та, вся в слезах, впускает ее.

– Можно я войду?

Сильвия оставляет дверь открытой и садится на ближайшую ко входу кровать. Анита нерешительно заходит, закрывает дверь, зажигает свечу и, подсев к подруге, берет ее руки в свои. Некоторое время они сидят молча.

– Как ты?

– А как, по-твоему, я должна быть?

– Не обращай внимания на то, что наговорил Андреа. Ты же знаешь, он такой. Считает себя лучше всех. Но посмотри на него: никто с ним не дружит, никто его не любит. Жалкий засранец!

Сильвия вздыхает и молча смотрит в пол.

– Ну, вот уж из-за кого точно не стоит плакать.

– Ты права, не стоит, – соглашается Сильвия. – Андреа – кретин, и тут уж ничего не поделаешь. Но меня расстроило даже не то, что он сказал…

– А, нет?

Сильвия качает головой.

– Я расстроилась, потому что никто и не попытался встать на мою сторону. – Сильвия подняла голову и посмотрела Аните в глаза. – Даже ты. Тоже думаешь, что я ошибаюсь?

У Аниты будто ком в горле застрял, она не знает, что ответить.

– Даже моя лучшая подруга не одобряет моего решения! – горько усмехается Сильвия.

– Что ты! Я рада за тебя, если ты счастлива…

– Но ты не уверена, что я поступаю правильно.

– Я не могу решать, что для тебя правильно. Это можешь сделать только ты.

– Да, но каждой подруге хочется, чтобы ее поддержала та, кто ее действительно любит.

– Но я тебя поддерживаю!

– Раз так, почему ты не сказала этого только что перед всеми?

– Мне не пришло в голову! Я не сообразила! Никто не ожидал, что Андреа так на тебя накинется. Он нас всех ввел в ступор…

– А по-моему, только у него одного и хватило смелости сказать то, что он думает.

– Сильвия, ты не права…

– Нет, это ты не права.

– Зачем ты так?

– Если я ошибаюсь, тогда скажи, глядя мне прямо в глаза, что рада за меня.

Анита смотрит на подругу в упор и сжимает ее руки:

– Сильвия, я очень рада за тебя, правда. Поверь мне.

Сильвия какое-то время медлит, затем высвобождает свои руки и обнимает Аниту, крепко прижимая ее к себе:

– Спасибо. Для меня это очень важно.

Анита обнимает ее в ответ и, улыбнувшись, чмокает в щеку:

– Вот коза! Почему сразу не рассказала мне?

– Энрико сделал мне предложение вечером накануне нашего отъезда. А я только ждала подходящего случая, чтобы с тобой поделиться. Ты же знаешь, у меня от тебя нет секретов.

Анита улыбается, но по ее лицу пробегает какая-то тень.

– Что такое? – спрашивает Сильвия.

– Ничего, прости. Это из-за того, о чем ты сейчас говорила.

– Но мы же всегда все рассказываем друг другу?

– Да, конечно!

– Энрико и правда умом не блещет, но он добрый и знает, чего хочет. После смерти папы я все время чувствовала себя одинокой. Энрико заботливый, с ним я спокойна. Ты же понимаешь, как для меня важно, чтобы рядом был такой человек, как он? Я хотела сделать тебе сюрприз сегодня и решила прочитать бумажку…

– Вот так сюрприз, еще и с Беррино на закуску! Подходящий случай выбрала.

Щеки у Сильвии еще мокрые от слез, но слова Аниты вызывают у нее смех облегчения.

Глава 9



Несколько дней назад Эльпиди стал звонить на подъем в большой колокольчик для скота. Он грохочет под окнами всегда в одно и то же время, в тот самый момент, когда по-гомеровски розовоперстая заря поднимается над долиной, освещая верхушки деревьев и горные хребты. Динь! Динь! Динь!

– Подъем! Подъем! Просыпайтесь!

Поначалу от такого нововведения ученики в панике вскакивали с постелей и выбегали из комнат, как при пожарной тревоге. Но вскоре ритуал вошел в привычку, и все, обленившись, перестали обращать внимание на этот утренний перезвон. Поэтому Эльпиди нередко приходится подниматься на второй этаж и звенеть самым нерасторопным прямо над ухом.

Пока он издевается над барабанными перепонками Валентины, не изъявляющей ни малейшего желания вылезать из спального мешка, полусонная Паола макает печенье в горячее молоко. Рядом с ней Педро играет кусочками печенья в чашке, как корабликами.

– Знаешь, откуда у нас это молоко?

– Не-а. Понятия не имею, если честно.

– Каждый день Эльпиди встает в три утра, спускается в долину к пастушьей хижине, берет там бидон только что надоенного молока, закидывает себе на плечи и возвращается сюда греть его для нас. То же самое с яйцами, сыром и печеньем. Все это он приносит оттуда.

– А ты откуда знаешь?

– Проследил за ним втихаря сегодня.

– Ты вообще когда-нибудь спишь?

– Днем, пока вы работаете. Ну и на уроках, естественно!

– А, вот оно что. И правильно.

– У меня табак кончается. Нет ли у тебя сигарет?

– Для тебя – нет.

– Черт, меня без них ломать начнет!

– А ты попробуй поработать. Меньше будет времени, чтобы курить.

Педро откусывает печенье.

– Эх, а помнишь, как мы всем классом ездили в прошлом году в Лондон?

Паола помнит бесконечную зигзагообразную очередь перед входом в Британский музей; монументальный фасад; их учительницу английского синьору Крискуоло, выпытывающую у экскурсовода, где туалет; потрясенного фризами Парфенона Эльпиди. И Педро, который под шумок куда-то смылся. Ему попытались дозвониться после музея, но телефон был «выключен или вне зоны действия сети», и учителя решили поехать искать его в город, перепоручив остальных отцу Паолы. Тот как раз оказался по работе в Лондоне и воспользовался случаем побыть с дочерью.

Пока Эльпиди и Крискуоло прочесывали лондонские окраины, пытаясь отыскать злополучного Педро, отец Паолы с готовностью показал ребятам город, а вечером вернул их в гостиницу.

– Пожалуйста, Паолина, пока учителя не вернутся, не уходите никуда, ладно? А я пошел, нужно закончить кое-какие дела по работе. Вечером созвонимся.

Само собой, уже через полчаса в номере Ренцо вовсю шла бурная вечеринка с травой и персиковой водкой. В какой-то момент Паоле надоело смотреть, как Кьяра, перебрав, блюет над ванной, а пьяный Ренцо танцует на кровати. Увидев, что звонит отец, она воспользовалась случаем и вышла, надеясь сбежать к себе в номер.

– Учителя вернулись? Нашли сына Де Марко?

– По-моему, еще нет, папа.

– Но уже поздно!

– Попробуй позвонить им. У тебя же остались их телефоны?

– Сейчас позвоню. Ты как? Все хорошо?

– Да.

– Ты ведь не пила?

– Нет.

– А то смотри, в воскресенье у тебя дерби.

– Знаю.

– Никакого алкоголя и ложись пораньше. Ты у себя в номере?

– Да.

– А что там за шум?

Паола оглянулась на дверь, ведущую к пожарной лестнице: снаружи в стекло стучал Педро.

– Голубь в окно врезался.

– Судя по звукам, там целый индюк!

Положив трубку, Паола впустила одноклассника.

– Эльпиди и Крискуоло тебя по всей Англии обыскались! Ты куда делся?

– Гулял.

– Да ты пьяный!

– И что?

– Мы из-за тебя тут все на ушах стояли.

– Да мне плевать. Где все?

– Бухают у Ренцо. Хочешь присоединиться?

– В душ хочу.

– Никто тебя не держит. Спокойной ночи.

– Пусти меня к себе.

– Зачем?

– Я потерял карточку от номера.

– Молодец, хорошая попытка. Но я на это не куплюсь.

– Честно! Я только душ приму и исчезну. Обещаю.

После долгих уговоров Паола хоть и неохотно, но согласилась. Как только они оказались в номере, Педро тут же заперся в ванной и спустя почти час вышел оттуда в розовом халате, окутанный облаком пара.

Паола расхохоталась:

– Ты что на себя напялил?

– А что?

– Дебил! Это халат Валентины!

– Ну, я в нем тоже неплохо смотрюсь.

От Педро пахло гелем для душа. Он присел на кровать рядом с Паолой. Из номера Ренцо доносилась музыка.

– Где ты был сегодня?

– Познакомился с каким-то бродягой. С ним и был.

– С бродягой?

– Ага. Он дал мне сигарет, а я купил выпивку. Нажрались как свиньи. Его зовут… Черт, забыл… В общем, еще пять лет назад он жил нормальной жизнью. А потом потерял работу, жена его бросила и выгнала из дома. Вот бедняга и остался на улице.

– Да уж, насыщенный денек…

– Зато по-английски я говорил больше, чем ты.

– Это хорошо, только из-за тебя мы не посмотрели Моне в Национальной галерее.

– В Национальной галерее, – передразнил ее Педро. – Да у бродяги с улицы больше достоинства, чем у толпы придурков, которые толкутся в музеях, ничего не соображая в искусстве.

– Ах, я и забыла! – усмехнулась Паола. – Ты же у нас всегда на стороне униженных и оскорбленных.

Парень промолчал и, развалившись на кровати, положил голову Паоле на колени.

– Спать хочу…

Она не успела выпроводить Педро из номера: тот отключился. Паола потянулась, потушила свет и, стянув с парня в темноте влажный халат, уложила голого под одеяло и укутала. Потом зажгла на тумбочке тусклую лампу, разделась, надела ночную рубашку и легла рядом.

Поначалу Паола лежала на своей половине кровати, но, замерзнув, подвинулась и коснулась его спины. Тело у Педро было гладкое, словно женское, только худое и угловатое; каждый мускул был напряжен, как у вечно настороженного лесного кота. Паола невольно обняла его за плечи и, прижавшись к теплому, приятно пахнущему и загадочному телу, наконец заснула.





– Паола, скажи… Той ночью, у тебя в номере… мы с тобой случайно не…

– Нет конечно!

– А, вот как… Не, просто я пьяный был и ничего не помню, вот и хотел узнать, не изнасиловала ли ты меня случайно.

– Я? Тебя? Да я лучше протухшие роллы съем! Успокойся, ничего у нас не было. Этого еще не хватало. Зачем тебе это сейчас понадобилось?

Педро встает из-за стола.

– Да так, давно интересно было… В общем, если захочешь, наверстаем.

Паола поднимается, чтобы пойти помыть чашку.

– Если захочу? Да никогда в жизни!





Набежавшие тучи затягивают небо. Лес темнеет и мрачнеет. Уже несколько дней ребята не выходят из дома из-за ледяного ветра, яростно хлопающего дверями балконов.

Учитель с учениками сидят у камина. Некоторые зачитывают, что написали. Когда очередь доходит до Педро, учитель замечает, что у него нет даже бумажки.

– Где же твой текст?

– Он не совсем обычный.

– И где же он?

Педро встает, скидывает с себя одежду и остается перед всеми в одних трусах. Он вечно под разными предлогами прогуливает физкультуру, поэтому в раздевалке его еще никто никогда не видел.

Тело, сплошь покрытое татуировками, ошеломляет одноклассников.

– Мои татуировки скажут за меня все. На правой руке изображена тщета человеческой жизни. Сверху – привлекательная обнаженная женщина, Красота, а под ней, на предплечье, – еще одна красивая женщина, опершаяся на косу, то есть Смерть. Потому что красота недолговечна и все в нашей жизни временно. Как бессмысленно наше стремление к величию! Теперь посмотрите на левую руку. Здесь у меня набито кладбище с надгробиями в лунном свете. Первая плита – моя. Вот: имя, фамилия, дата и место рождения. Место и дату смерти закрывает ветка дерева. Почему? Возможно, потому, что я не знаю, когда умру. А может, уже умер и не заметил. Зато те, кто вокруг, точно мертвы. О да, мертвы, мертвее некуда! Особенно это касается взрослых. Они не живут, а существуют. На тыльной стороне руки изображены три скелетика. Первые два, с портфелями, – мои отец и дед; мне интересно, прожили ли они хоть один день в своей жизни по-настоящему, ведь всегда так заняты, что и о ближних подумать некогда. А теперь взгляните на третий скелет, с пылесосом. Это мама: потакая прихотям отца, она, может, жила еще меньше, чем он. Разве они еще живы, эти взрослые с их рутиной, подъемами в семь утра, талончиками на обед, телепередачами, мигренями, очередями в супермаркете, сезоном скидок и аперитивами с друзьями? Неужели то, что они называют жизнью, и есть жизнь? Нет уж, спасибо, меня от нее тошнит, такую жизнь я не признаю. Пускай оставят себе. На груди у меня картина «Большая волна в Канагаве», символ неукротимой силы природы. Почему волна? Потому что, друзья мои, ни один человек не способен ее обуздать. Так же никому не удастся подмять меня под себя, потому что я – эта самая волна. Видели бы вы лицо моей мамы, когда я показал свои татуировки. Ее чуть удар не хватил. Она запричитала: «Но… зайчик… зайчик…» Это она еще не знает, что я себе язык разрезал. Смотрите, нравится? Или мерзко? Похож на змеиный. Кто-нибудь хочет потрогать? Ладно, забудьте. Если покажу это деду, его кардиостимулятор устроит фейерверк. Каким я себя вижу лет через десять? Хочу забиться целиком, вместе с деснами. Что потом? Честно говоря, мне положить с прибором. Одно знаю точно: смерти я не боюсь. Для меня куда страшнее та жизнь, которую мне навязывают.

Глава 10



Дрова почти закончились. Погода не улучшается, но выбора у Эльпиди нет: придется взять нескольких учеников и пойти собрать хвороста про запас. В последний момент к добровольцам присоединяется Роберта, несмотря на то что Марта тоже собирается в лес.

Валентина не может поверить своим ушам:

– Ты с ума сошла выходить в такую погоду?

– Если пробуду здесь еще хоть секунду, точно свихнусь! Мне нужно немного размяться. Пойдем вместе. Полегчает.

– Ни за что. Видела, что снаружи творится?

Когда добровольцы выходят на улицу, их захлестывает такой сильный порыв ледяного ветра, что у них перехватывает дыхание. Эльпиди натягивает балаклаву и смотрит на тучи, которые зловеще сгущаются над домом, заволакивая близлежащие горы.

– Надо торопиться. Пусть каждый соберет столько хвороста, сколько сможет, и поскорее возвращается обратно. Будем действовать поодиночке, быстрее управимся. Пожалуйста, не уходите слишком далеко. Скоро начнется дождь.

Ребята расходятся. Роберта пробирается вглубь леса, чтобы хоть ненадолго остаться в одиночестве. Два дня взаперти, проведенных в четырех стенах бок о бок с Мартой, сделали ее нервной и раздражительной. Ей нужно побыть одной и проветриться. Фотоаппарат она взяла с собой. Пара снимков поможет отвлечься. О хворосте пускай думают те, кому это надо.

Она ищет, что можно запечатлеть. Вокруг ощутимо качаются деревья. Ветер протяжно воет в ветвях. Кроны бьются друг о друга, обломившиеся ветки с шумом падают на землю. Роберта делает несколько снимков, но вскоре понимает, что оставаться дальше на улице небезопасно. Эльпиди ясно сказал не уходить далеко от дома. Она уже поворачивает обратно, как вдруг сквозь оглушительный свист ветра слышит незнакомый звук. Роберта направляет объектив вглубь чащи, приближает, настраивает фокус и не верит своим глазам.

Метрах в двухстах от нее какое-то животное, скорее всего олененок, попало в западню. Роберта регулирует камеру, пытаясь лучше его рассмотреть. Малыша придавило стволом дерева, и теперь он испуганно ревет, широко раскрыв рот. Рядом его мама, красавица олениха, тычется в него своей мордочкой, будто показывая, что не оставит его одного. А в это время другой большой величественный олень, отец, пытается своими роскошными рогами поднять ствол. Но его усилия не приносят успеха: дерево оказывается слишком тяжелым даже для его могучей шеи.

Роберта не может уйти, бросив олененка на произвол судьбы. Надо спешить. Если ему не помочь, он погибнет. Возвращаться за помощью бессмысленно, остается только попробовать справиться своими силами. Спрятав фотоаппарат в чехол, девушка бежит к оленьему семейству. Олень и олениха оборачиваются. Малыш все еще ревет. Взрослый олень опускает голову, уже готовый к нападению. Роберта останавливается и, испугавшись оленя, зовет на помощь.

Вдруг мощный порыв ветра обрушивается на чащу. Повисший на ветвях дерева сухой ствол срывается и падает на землю в метре от большого оленя. Тот в страхе бросается прочь. Олениха тоже пугается и убегает, оставив олененка без присмотра. Набравшись смелости, Роберта подходит к малышу, который при виде неизвестного существа начинает кричать еще отчаянней.

– Ну, погоди немножко! Сейчас освобожу тебя!

У олененка застряла задняя нога. Роберта хватает огромную ветку, вставляет ее между стволом и торчащим из земли валуном и, навалившись всем телом, пытается поднять самодельный рычаг. Невероятным усилием ей удается лишь чуть-чуть сдвинуть ствол, но этого хватает, чтобы олененок дернулся и высвободил заднюю ногу. Еще секунда, и малыш несется в ту сторону, куда убежали его родители.

Роберта на седьмом небе от счастья. Она надеялась, что олененок в знак благодарности хотя бы даст себя погладить, но потом поняла, что такое случается только в мультфильмах.

Внезапно с вершины сосны падает огромный сук и на Роберту обрушивается лавина плотного свежего снега, который засыпает ее с ног до головы.





Марта замечает, что Роберта, сойдя с тропинки, побрела в чащу.

«Что за черт! Куда это она чешет? Эльпиди же четко сказал – не уходить далеко от дома! Решила проблем нам прибавить?»

Остальные с вязанками хвороста возвращаются в дом. То же собиралась сделать и Марта. «Зачем эта идиотка так далеко полезла?» Она двигается следом, но на расстоянии, чтобы не выдать себя. Наконец Роберта останавливается, и Марта прячется в кусты. Оттуда она незаметно наблюдает, как Роберта достает из-под куртки фотоаппарат и что-то снимает.

«Нет чтобы хворост собирать! Ушла своими делами заниматься! А потом еще у общего огня греться будет. Как бы не так! Я выведу ее на чистую воду. Вот увидишь, дорогуша, как я опозорю тебя перед всеми!»

Непогода усиливается.

«Да что она задумала? Еще дальше? Куда это она?» Ветер взметает целую охапку веток. Оставаться на улице теперь слишком опасно. Стволы деревьев угрожающе раскачиваются. Вот-вот разразится страшная гроза. Надо возвращаться.

«И как теперь быть? Позвать эту тупицу или бросить ее тут? С другой стороны, нянька я ей, что ли? Да куда она делась? Испарилась вдруг посреди леса…»

Вопль. Грохот. Где-то в чаще падает огромное дерево. «Вот она где! Но что она там делает? Да она же оленя из-под ствола достает! Ой, как он поскакал!»

Вдруг налетает новый порыв ветра – такой свирепый, что больно глазам. Марта жмурится, защищаясь от вихря мелких камней. Снова что-то грохочет, и она, потеряв равновесие, падает на землю, а поднявшись, видит, что Роберта исчезла. На месте, где та стояла пару секунд назад, теперь гигантский сугроб. Над белоснежной громадой навис обломок ствола. Ледяной ветер все сильнее хлещет по лицу. Вихрь швыряет во все стороны листья и мелкие ветки, страшно завывает вьюга.

Охваченная страхом, Марта со всех ног бежит к дому. В гостиной все сидят на взводе. К ней бросается встревоженный Эльпиди:

– Все в порядке?

– Да, все хорошо.

– Что-то случилось? Ты чем-то взволнована?

Марта молча таращится на учителя.

В голосе Эльпиди слышен упрек:

– Где ты пропадала? Мы беспокоились!

За окном внезапно разражается свирепая снежная буря. Учитель в волнении ходит взад и вперед по комнате.

– Все на месте?

Ребята переглядываются, ищут глазами друг друга и пересчитывают… В возникшем переполохе нарастает нехорошее предчувствие.

– Профессоре, Роберты нет! – первой замечает Валентина.

– Наверное, укрылась на втором этаже или спряталась в сарае…

Эльпиди выходит проверить догадку, но сразу возвращается и, стряхивая с плеч снег, качает головой. Вид у него взволнованный.

Среди учеников повисает тревожное молчание. Метель на улице усиливается. Вскоре пейзаж за окном пропадает за снежными вихрями.

Эльпиди по очереди расспрашивает каждого из недавно вернувшихся, выясняя, не видел ли кто случайно Роберту и с кем она разговаривала.

Но никто не видел ее, и, куда она ушла, неизвестно.

Эльпиди подходит к Марте:

– Ты тоже не видела?





Роберта увела у нее Луку. Марта прекрасно помнит ту самую секунду, когда они впервые посмотрели друг на друга и поняли, что между ними что-то есть.

Это случилось в январе прошлого года в школе, около автомата с кофе, во вторник между вторым и третьим уроком. Лука был в кабинете напротив. Они одновременно подошли к этому проклятому автомату. У Роберты не хватало мелочи, и Лука предложил ее угостить. Она состроила ему свои чудесные глазищи, довольно улыбнулась и согласилась. В этот момент перед автоматом должна была оказаться не Роберта, а Марта, но она задержалась в кабинете, чтобы разменять у кого-нибудь купюру в пять евро. А все из-за своих заскоков и нелюбви к лишней сдаче! Она дорого заплатила за свою мелочность, пропустив Роберту тогда, когда у автомата вертелся парень, в которого она давно была по уши влюблена. Из-за своей стеснительности Марта никак не решалась сделать первый шаг и, конечно, не рассказывала никому о своей безграничной любви. Она упустила уникальный шанс, а Роберта, сама того не осознавая, им воспользовалась.

Лука переглянулся с Робертой, а не с Мартой и влюбился не в нее, как это должно было произойти, а в ту, кого Марта всегда считала красивее, талантливее, обаятельнее и умнее себя. В тот январский вторник Лука не устоял перед симпатичным личиком Роберты. И когда эти двое влюбились друг в друга, сердце Марты разбилось вдребезги, как сырое яйцо об асфальт.





Марта смотрит Эльпиди в глаза и качает головой:

– Без понятия, куда она могла деться.

Эльпиди застегивает куртку до самого подбородка и натягивает балаклаву:

– Пойду искать. Оставайтесь здесь и ни в коем случае не выходите.

Прежде чем учитель успевает захлопнуть за собой дверь, в гостиную врывается ледяной вихрь, запорошив пол снегом. Кто-то из учеников подбегает к окну. Через несколько мгновений Эльпиди исчезает из поля зрения, поглощенный метелью.

В комнате снова нависает тягостная тишина.

Валентина, не выдержав, начинает рыдать:

– Я же просила его не ходить!

Кьяра подходит и опускает руку ей на плечо:

– Вот увидишь, он найдет ее.

Валентина на грани нервного срыва.

– На хрена он пошел искать ее в такую погоду? Почему она до сих пор не вернулась? Что с ней случилось?

Кто-то пытается вспомнить, как все было. Ребята расспрашивают друг друга, восстанавливая вслух ход событий и сопоставляя сведения, чтобы проследить последние шаги Роберты, но все впустую. Одной детали все время не хватает. Пока другие ломают голову, Марта – та самая недостающая деталь – держится особняком. Ей кажется, будто все смотрят на нее, хотя на самом деле никто ее даже не заподозрил. Раз сказала, что не в курсе, то и остальные вопросы отпали. Марта уверена, что теперь слишком поздно что-то предпринимать. Если признаться, ее спросят, почему раньше она говорила, будто не видела Роберту и ничего про нее не знает. Сказать сейчас значило бы сознаться в обмане. Роберты, может, и в живых уже нет, покоится себе в сугробе. Она могла погибнуть, еще когда на нее свалилась эта куча снега. Может, ударом ей шею свернуло. А если она умерла, зачем рассказывать о том, что Марта не стала ее спасать?

Марта всячески пытается заглушить чувство вины, грызущее ее, словно свора бешеных псов. Она твердит себе, что ничего не вышло бы, даже если бы она сама догадалась прийти на помощь Роберте. За окном бушует снегопад, Эльпиди ни за что ее не найдет. А Роберта, даже если осталась в живых, наверняка скоро умрет. И тогда никто, кроме самой Марты, ничего не узнает.

Глава 11



В гостиной Педро вслух размышляет о том, чем отличается городская вьюга от горной метели:

– В городе думаешь, куда спрятаться, чтобы не промокнуть; в худшем случае – куда поставить машину, если пойдет град. А в горах взбешенное небо прячется за тучами, тяжелыми, как скалы, и тогда лес бледнеет от ужаса, становится враждебным и будто говорит тебе: проваливай, пока цел! В горах метель порой вопрос жизни и смерти. От нее темнеет в глазах и перехватывает дыхание. Когда она свирепствует, понимаешь, как ты ничтожен. Лучше бы тебе сидеть сейчас в городе со своими жалкими убеждениями и считать себя господом богом только потому, что живешь в захолустье.

Анита (наверное, единственная, кто слушал его рассуждения) раздраженно смотрит на Педро:

– Заткнись, придурок.

Филиппо слышит какой-то странный шум с улицы, прижимается носом к оконному стеклу и, сложив козырьком ладони, выглядывает наружу. Посреди метели, вдалеке на опушке леса вырисовывается неподвижный силуэт. Филиппо надевает куртку, нахлобучивает капюшон, берет перчатки и идет к двери.

Андреа хватает его за локоть:

– Куда поперся, Лохуссо? Ведь Эльпиди велел ни в коем случае не выходить.

– Там что-то есть. Пойду проверю. Сейчас вернусь.

– Что ты придумал, засранец?

Филиппо выдергивает локоть, освобождаясь от хватки Андреа.

– Сказал же, сейчас вернусь!

Едва он выходит на улицу, как у него перехватывает дыхание от резкого ледяного ветра. Снег больно хлещет по лицу, но Филиппо продолжает идти.

За короткий срок снега так намело, что пейзаж, насколько можно его разглядеть, совершенно изменился. Повсюду воет вьюга, все побелело, кроме далекого силуэта на опушке леса. Опять этот звук! Он доносится как раз оттуда. Филиппо бредет вперед, сражаясь с метелью, которая роем металлических иголок вонзается в стекла очков.

По мере приближения Филиппо все отчетливей различает странный звук. Теперь он похож не на шум, а скорее на рычание или даже рев животного. Протерев очки, Филиппо видит вдали взрослого оленя с великолепными рогами. Неподвижное грациозное животное вырисовывается перед ним, точно какое-то лесное божество, которому не страшна снежная буря. Оно пристально смотрит на Филиппо своими темными, как ночь, глазами. Густая шерсть защищает его от вьюги, а снег накрывает, словно королевской мантией.

Увидев, что Филиппо идет к нему, олень разворачивается и огромными скачками убегает в сторону леса. Филиппо поправляет очки на переносице. Он уже думает вернуться в дом, но вдруг сквозь завывания метели снова слышит вдалеке олений рев.

Он зовет меня! Прикрыв глаза рукой, Филиппо идет дальше, навстречу ветру по еще не заметенным следам божественного создания.

Шагать сквозь метель очень тяжело. Качающиеся под шквалами ветра деревья стонут, как грешники в аду, но Филиппо непреклонен: на душе у него хорошо и он решает двигаться вперед. По свежим оленьим следам он добирается до нескольких поваленных деревьев посреди леса. Все вокруг занесено снегом, а он все валит и валит, не переставая, словно хочет накрыть собой весь мир с его уродствами и ужасами, чтобы начать все заново.

С вершины большого сугроба скатывается снежный ком.

– Кто здесь?! – подскочив, вопит Филиппо.

Вдруг из сугроба выпрастывается посиневшая от холода ладонь. Филиппо снова вскрикивает от ужаса. Затем почти бессознательно начинает раскапывать сугроб и, раскидав снег, насколько хватает сил, зовет на помощь. Филиппо просовывает руку в выкопанное отверстие и что-то нащупывает. Рука! Туловище! Он пробует тянуть, но у него не получается. Видимо, тело прочно застряло там, под снегом. Снега слишком много, он засасывает тело, как воронка.

– На помощь! На помощь!

Очки Филиппо снова залепило мокрым снегом, он кричит изо всех сил, но его голос теряется в оглушительном вое вьюги. Филиппо еще раз пытается вытащить тело, однако оно не поддается. Эта рука вцепилась в него с отчаянной силой, но что может сделать он – хилый, тщедушный, болезненный ботаник? Филиппо снова вопит во все горло. И тут, несколько секунд спустя, неожиданно появляется учитель.

– Она тут! Она еще жива! – восклицает Филиппо сквозь слезы.

Эльпиди бросается в сугроб, и они, как сумасшедшие, принимаются раскапывать его вдвоем. С помощью учителя Филиппо высвобождает Роберту. Он хватает девушку за руки, тянет и вытаскивает, живую и невредимую, из этой смертельной западни.

Взвалив Роберту на плечи, Эльпиди направляется в сторону дома, полагаясь только на собственное чутье, потому что снегопад не оставил ни одного ориентира.