– Так сильно люди не меняются, – вздохнул Эллис. – Уверен, где-то внутри, под этой оболочкой рептилии, в холодном как камень сердце живёт девочка, которая любит вплетать в волосы цветы.

– Хорошие были денёчки, – сказала Джослин без намёка на сарказм. – Тогда я любила остров.

– Я заставил тебя возненавидеть его, да?

– Нет, – она покачала головой. – Я сама заставила себя возненавидеть его. Мне нужно было уехать. Я не могу объяснить этого. У меня было чувство, что, если я не увижу мир, моё сердце взорвётся.

– Ты неприкаянная душа, – сказал он. – Мне всегда нравилось это в тебе.

После этих слов в воздухе повисла тишина.

– Что заставило тебя приехать на остров? – спросил он.

– Уверена, Элиза упоминала моего бывшего из Атланты.

– Розовый Галстук… – кивнул Эллис.

– Я знала, что не хочу ехать с ним в путешествие. Я теряла время рядом с ним. Я просто всегда хотела провести немного времени с Элизой. Это непросто, потому что нам нравятся разные вещи. Мы не совпадаем так, как, мне казалось, должны совпадать в интересах и характерах мамы с дочками, понимаешь? – сказала она. Её голос дрогнул. Эллис заметил это, но не сказал ни слова. – Элиза хочет только на остров, – продолжила Джослин. – Ей нравится быть здесь, с моей матерью. Я всегда думала, что это оттого, что она любит Мору больше, чем меня. Но кажется, здесь она чувствует, что её замечают. Пару ночей назад я села на подоконник, где она обычно сидит. Я никогда не понимала того, насколько печальный вид открывается с этого места. Как одиноко ей должно быть порой! Она всегда смотрит в окно, не становясь частью того, что происходит вокруг.

– Эй, – мягко сказал Эллис. – По-моему, ты отлично справляешься.

– Надеюсь, – сказала Джослин, а затем негромко рассмеялась. – Грустно, что это самый мой спонтанный поступок за много лет. Я была так воодушевлена, что решила приехать без предупреждения, чтобы порадовать Элизу на каникулах. А потом поняла, что дом пуст. Обе исчезли. Тебя тоже не было.

Эллис вскинул брови:

– Ты и меня искала?

Она промолчала. А затем, едва слышно, так, что он подумал, что ему на ухо зашептал ветер, Джослин Грей сказала:

– Я должна была приехать к тебе много лет назад. Я сожалею о том, как поступила с тобой.

Сердце Эллиса заколотилось так, что, казалось, оно бьётся о рёбра, и он задумался, слышит ли Джослин этот стук.

– Чили-дог, – прошептал он.

– Что? – Джослин повернулась к нему. – Ты что, сказал «чили-дог»? Я на серьёзные темы говорю, а ты отвечаешь «чили-дог».

– Я сказал, становится холодно и сгущается туман, – он постарался перекричать ветер и указал на туман, который окутывал землю.

Джослин расслабила плечи.

– А-а.

– Прости и ты меня, – сказал Эллис.

А затем он слышал только звук своего сердца, которое кричало: «Ре-дун-до-ло! Ре-дун-до-ло!»

* * *

Ветер метался по лесу так отчаянно, что Элизе пришлось встать на четвереньки, чтобы рассмотреть карту. Она зажала один угол грязной коленкой, а второй – носком сапога и направила фонарь на то место, что отметила в гостинице.

Скалы Рыжего Коттона.

– Как скалы могут быть такими незаметными? – пробурчала она. Она свернула карту и зажала её в ладони. – Мы продолжим поиски, бабуля! Мы совсем близко. Я чувствую это!

Бабуля Мора вздохнула и упёрлась руками в бёдра.

– Элиза, я чувствую себя такой бесполезной. Я не могу вспомнить, как мы дошли туда. Я не вижу, что у меня под ногами, пока не наступлю. Кажется, тебе придётся найти нужное место самостоятельно.

– Не говори так, – сказала Элиза. Она раскрыла карту и прижала мизинец к пояснениям на карте. Как научил её дедушка.

Один палец… Она передвинула мизинец к скалам… Два пальца…

– До конца острова – меньше двух мизинцев. Думаю, это меньше мили… – сказала Элиза. – Должно быть, мы совсем близко. Как по-твоему, мы уже прошли милю?

– Вполне вероятно, – ответила Мора. – Хотя, если честно, я не уверена. Ночь обманчива. Она заставляет думать, что ты видишь то, чего на самом деле нет. Может заставить подумать, что ты прошёл большое расстояние, а на деле это совсем не так.

Мора перевела взгляд на внучку. В её глазах лицо Элизы немного расплывалось по краям, как чудесная картина. «Настоящий костёр в ночи, – подумала Мора, глядя, как ветер треплет волосы Элизы. – Совсем крошечный и такой яркий».

– Элиза, Феникс мой, – сказала Мора. – Для чего мы делаем это? Ты же слышала мать. Она считает, что я слетела с катушек. Тебе не кажется, что я сошла с ума?

– Только если совсем чуток, – кивнула Элиза. Она подняла глаза. – Но меня это не смущает. Честно, мне никогда не было дела до того, существуют ли русалки на самом деле. Я просила рассказывать истории про них, потому что мне нравилось, как вы с дедушкой их рассказывали. Я пустилась в это приключение, потому что хотела побыть рядом с тобой. Если ты безумна, мне нравится такое безумие.

Мора кивнула:

– Приключение выдалось отличное, да?

Элиза вздохнула:

– Звучит так, словно ты хочешь сдаться.

В голове Элизы запрыгали как мячи для пинг-понга опасные вопросы про отступление. Вопросы вроде «Не вернуться ли нам домой?». Такой подход не понравился зимнему ветру. Когда Элиза встала, он подхватил её карту за уголки и унёс в лес.

– НЕТ! – закричала Элиза и бросилась за картой. – Бабуля, жди здесь.

– Элиза! – бросила ей вслед Мора. – Ты потеряешься! Вернись!

Но Элиза не спускала глаз с карты, которая зигзагами плыла по лесу, подобно воздушному змею. Наконец карта прилипла к дереву, плотно обернув его ствол. Элиза подпрыгнула за ней, пока ветер не опередил её.

– Подлый старый ветер, – ворчала Элиза.

– Элиза Джейн Грей! – кричала Мора.

– Я рядом, я здесь, – кричала Элиза. Она помигала фонарём. – Я вижу тебя отсюда. Ты видишь мой фонарь? Я здесь…

Фонарь осветил что-то странное. У дерева, которое любезно задержало её карту, она увидела необычную тропу. Место было усеяно листьями и тяжёлыми ветками, но Элиза видела, что под ними была вытоптана тропа. Элиза направила фонарь на дорожку, поправила очки и приподняла фонарь. Тропинка уходила вверх. У Элизы перехватило дыхание.

– Бабуля Мора!

Она поднимала фонарь всё выше и выше.

– Кажется, я что-то нашла.

Глава 22

Преодолевая встречный ветер, они поднимались по тропе.

Голые деревья трещали на их пути. Ветки ломались и падали им под ноги. Листья взмывали с земли вверх.

– Феникс, только вперёд, – уверенно сказала Мора. – Шаг за шагом.

Элиза крепко держала фонарь в одной руке, перешагивая через корни причудливых форм и камни, которые торчали из земли. Нащупав дорогу, она протянула руку бабушке.

– Мы почти на месте, – сказала Элиза. Она видела конец дорожки.

Элиза раздвинула нижние ветки старого дуба и вышла из леса. Мора вышла вслед за ней.

Сначала Элиза заметила широкий, закрученный ствол дуба. Казалось, что он закрутился вокруг своей оси и решил остаться в таком положении. Ветки дерева тянулись вдоль земли, как лавочки в парке. Они казались очень крепкими.

– Давай присядем, – предложила Элиза, у которой от волнения перехватило дыхание.

Элиза помогла бабушке устроиться на ветке, а потом осмотрелась вокруг. Она не могла определить, как высоко они забрались. Но звёзды уже не казались такими далёкими, а впереди можно было различить материк. Она смотрела на бухту сверху вниз. Остров обнимал её, будто защищая. Холмы прятали от людских глаз. Скалы самых разных размеров торчали из земли.

– Бабуля Мора, – выдохнула Элиза, – ты это видишь?

– Я вижу достаточно, – ответила Мора. – Место выглядит… иначе, деревья стали выше, но это оно.

Элиза протянула бабуле руку и крепко сжала её.

– Что теперь? – спросила Элиза.

– А теперь мы будем ждать, – ответила Мора. Они прислушались к волнам, которые били о берег.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – загадывала Элиза, переводя взгляд с одной отражавшейся в тёмной воде звезды на другую. – Пусть они покажутся сегодня».

– Может, пока мы ждём, я расскажу тебе последнюю историю про Серебряный Блик? – спросила Мора. – Кажется, это место идеально подходит для того, чтобы её закончить.

– Я уже знаю конец, – нежно произнесла Элиза. – Александр выбрал тебя. Значит, Серебряный Блик выбрала море.

– Тс-с-с, – перебила её Мора. – Слушай внимательно. Я поделюсь с тобой секретом моего океана.



Часть шестая. Серебряный Блик

Глава 23



– Скоро тебе придётся сделать выбор, – сказала Палладия дочери. – Ты не можешь жить в двух мирах. Твоё время почти истекло. Выбери землю. Или море. Только поскорее.

Но Серебряный Блик всё ждала. Плавая в море, она была уверена, что нет в мире места, которое сделает её счастливее. Но когда она была с Александром, когда танцевала с ним, слушала его песни, то не могла представить себе разлуку с ним. Когда она была рядом с Алексом, буря в её душе стихала.

Хотя порой она испытывала ещё более приятные чувства. «Во мне живёт буря, – думала Серебряный Блик. – Она всегда будет со мной. Но когда я рядом с ним, мне не страшна моя буря. Может, я смогу жить в обоих мирах? Ещё ни одна русалка не жила на два мира, но я не похожа на всех остальных. Я достаточно сильная».

Но вскоре превращаться стало сложнее. На земле кости ног болели, пульсировали, жаждали чешуи. С дрожащими коленками она уходила обратно в море.

Когда она плавала, чешуя врезалась в её тело как острые ножи. Она казалась такой неестественной и неудобной. Снова и снова сердце тянуло её на сушу.

Однажды ночью она стояла в лесу, там, где русалки хранили чемодан с одеждой. Её ноги тряслись и требовали воды. Сердце бешено колотилось, ему не хватало воздуха. Она натянула джинсы и схватила мягкий свитер. А затем услышала чьи-то шаги.

– Блик…

– Александр, – она обернулась к нему. – Почему ты последовал за мной? Я же просила не делать этого.

«И почему я не слышала, что ты идёшь за мной?» – подумала она.

В морской глубине она слышала корабли, проплывающие по поверхности, слышала хищников, которые приближались к русалкам. Несмотря на давление воды на уши, она всё слышала. А на суше слух её был уже не таким острым. Зрение тоже подводило. Тело болело.

– Я не хотел напугать тебя, – сказал Александр. – Мне было интересно, куда ты сбегаешь. Я пытался убедить себя, что это не важно, потому что ты всегда возвращаешься. Но прошлой ночью мне пришлось последовать за тобой, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке.

Серебряный Блик дышала с трудом. Александр прислонился к дубу. Солнечный свет падал на него сквозь голые деревья.

– Когда я добрался до этого места, – продолжил он, – ты стояла на скалах. Я видел тебя, – вздохнул он. Он заглянул ей в глаза. – Я видел, как ты спрыгнула со скал.

Серебряный Блик ничего не ответила.

– Я думал, что ты… – Александр не смог закончить мысль. Он погнал эту мысль прочь и провёл рукой по густым волосам, шагая взад-вперёд. Под его ногами трещали ветки.

– Ты подумал, что я – что? – прошептала Серебряный Блик.

– Утонула, – выкрикнул он. Она ещё никогда не видела столько злости в его глазах. – Я думал, что ты спрыгнула со скалы и утонула или что-то в этом роде. Я чуть не прыгнул за тобой.

– Ты же мог погибнуть! – ахнула она. Её затошнило от одной лишь мысли о том, что он мог нырнуть за ней.

– Я видел, как ты всплыла, чтобы набрать воздуха, – быстро сказал он. – Я видел, как ты поплыла, против волн так, словно они не мешали, ты просто расталкивала воду перед собой. Я подумал, что ты сошла с ума, что ты спятила. Я спустился ниже, чтобы прыгнуть за тобой, но ты ушла под воду, и я кое-что увидел. Что-то яркое… Оно блестело как…

Алекс остановился и сделал глубокий вдох.

– Я вспомнил, почему мне казалось, что мы уже встречались, – сказал он.

Серебряный Блик не понимала, что говорит его взгляд. Она никогда ещё не видела его таким. Скорее всего, это страх. Все люди боялись их. Её. Страх якорем упал в её душу.

– Я пойду, – сказала она, отвернувшись от него. – Я всё поняла…

«Глаза на горизонт, не оборачивайся», – думала она.

Но затем его пальцы оказались на её запястье. Он прошептал ей на ухо:

– Что ты поняла?

– Что мы не можем быть вместе, – прошептала она.

– Всё, чего я хочу, – быть с тобой, – сказал он, нежно развернув её к себе. – В этом мире для меня важно только то, как сильно я люблю тебя. Но я хочу знать, кто ты на самом деле и откуда. Я заслуживаю знать это о девушке, которую люблю. Разве не так?

Серебряный Блик упёрлась лбом в его плечо.

– Ты решишь, что я монстр.

– Это просто невозможно.

– Ты не поверишь.

– Вот увидишь, я поверю.

И они сели на берегу. Серебряный Блик начала свой рассказ.

Давным-давно земля была дикой, но море было ещё более диким. Люди царствовали на земле, а сирены – в море.

Давным-давно жила-была русалка, которая была смелее всех сирен в океане. Она носила кинжал на талии и хранила песню в своём сердце. Моряки боялись её. Их оружие оставило на ней шрамы. Они охотились на неё с гарпунами. В ответ она вела охоту на них. Потому что была бесстрашной.

Давным-давно жила-была русалка, волосы которой были подобны чёрному костру, развеваемому ветрами. Моряки звали её монстром. Но русалки звали её своим предводителем.

Давным-давно жила-была русалка, которая потеряла своё сердце. Она потеряла дом, в котором жила, и сад, в котором мечтала. Потеряла брата, самого близкого ей друга. Потеряла отца, которого никогда не было рядом, который всё время сражался и никогда не побеждал. Он так и не вернулся домой. Однажды девочка, которая защищала сирен, совершила нечто ужасное, тёмное. В тот день она поняла, что была не лучше тех моряков с гарпунами. Она поплыла против течения в самые тёмные глубины океана. Но не смогла сделать это достаточно быстро или уплыть достаточно далеко, чтобы избавиться от раздирающего её чувства вины.

А затем…

– А затем? – спросил Александр.

Жила-была девочка, которая любила музыку. Веками она лишь чувствовала музыку, но однажды она услышала её, а потом услышала его пение.

Жил-был мальчик, который делал серебряные звёзды и пел песни про ночные небеса. А когда девочка оказалась рядом с ним, она снова почувствовала себя цельной.

Жила-была девочка, неприкаянная душа, которая поклялась, что никогда не полюбит ничего сильнее, чем она любит море. Но она ошибалась.

– Жила-была девочка, – прошептала Серебряный Блик, – и это была я.

– Так кто же ты сейчас? – спросил Александр.

– Я твоя, – прошептала она.

Александр вздохнул:

– А теперь тебе нужно выбрать между мной и океаном?

Серебряный Блик поймала его губы своими.

– Ты единственный, кого я люблю больше, чем океан.

– Я люблю тебя, – сказал Александр. – Что бы ты ни выбрала, я буду любить тебя.

Ей стало тошно от одной лишь мысли, что она потеряет его или океан. Расстаться с землёй значило попрощаться с Алексом. Расстаться с морем… Значило попрощаться с матерью, друзьями, привычным миром. Серебряный Блик прислонилась к его груди и смотрела на восходящее над островом солнце.

От тёмного к тёмному. Восход ознаменовал начало нового дня. Ветер обдал их холодом. Приближалась зима.

– Два вопроса, сеньорита Дженис Джоплин, – спросил Александр. – Блик – не слишком подходящее русалке имя. Как тебя зовут в другом мире?

Воздух стал прозрачным.

– Серебряный Блик, – сказала она.

Она ждала.

– Серебряный Блик… – Его шёпот казался песней. Его глаза засияли и будто стали больше. Но не от страха, а от любопытства. – Конечно, – сказал он, поцеловав её в макушку. – А теперь второй вопрос, Серебряный Блик. Когда ты примешь решение?

– Сегодня, – выдохнула она. – Решение нужно принять сегодня. Если я приду к тебе сегодня, значит, терпеть тебе меня до конца своих дней.

– Я буду ждать тебя в Данженессе, – сказал он. – Буду ждать до рассвета.

Серебряный Блик кивнула. «Наполовину тут, наполовину там. Половина на земле, вторая – в море. Только половинки, а не целиком».

– Я буду ждать тебя вечность, – прошептал Александр. – Только попроси.

Глава 24

Услышав зов зимнего ветра, сирены не стали медлить. Серебряный Блик и Палладия выплыли из руин вместе.

Скоро сотни сирен собрались вокруг них, все вместе они плыли к острову.

Пришла ночь Зимней Песни.

– Так быстро. – Серебряный Блик коснулась руки матери, пока они плыли. – Почему время ускользает от меня так быстро?

– Оно будет идти ещё быстрее, если ты выберешь сушу, – ответила Палладия.

– Что ещё случится, если я выберу землю? – спросила Серебряный Блик.

– Ты состаришься, – сказала Палладия. – Ты сразу почувствуешь это. Гравитация будет сковывать твои кости. Ты не будешь стареть веками, как все русалки. Ты состаришься за годы и дни.

– Что ещё?

– Твои глаза, – с грустью сказала Палладия. – Твои глаза созданы для океана, а не для суши. Это невозможно изменить. Зрение будет постепенно покидать тебя, пока однажды ты не ослепнешь.

Серебряный Блик закрыла глаза и сказала:

– Однажды меня не станет.

– Всех нас не станет однажды, – ответила Палладия. – Но с людьми это происходит быстрее.

– Что-то ещё? – спросила Серебряный Блик так, словно могло быть что-то хуже. Люди стареют, болеют, исчезают.

– Ты не сможешь вернуться. Ты не сможешь жить в двух мирах. Никто не может. Твоё сердце разобьётся, даже если ты просто придёшь послушать Зимнюю Песню. Как только ты примешь решение, ты не сможешь жить в обоих мирах.

Затем они поплыли в тишине.

Сколько лет Серебряный Блик плавала рядом с матерью по дороге к бухте Зимней Песни? По меньшей мере несколько столетий. Они были свидетелями смены сотен сезонов и плавали против тысяч приливов. А сегодня всё изменится…

«И что бы я ни выбрала, моё сердце сегодня ночью будет наполовину разбито», – думала Серебряный Блик. Она перевернулась на спину, чтобы посмотреть на русалок, которые плыли над ней. Как они были прекрасны! Их хвосты искрились серебром. Сирены… Такие спокойные и такие свободные!

«Как кто-то мог назвать их чудовищами? – думала она. У сирен были блестящие плавники, сильные руки и светящаяся кожа. – Есть ли на земле существо более свободное, чем русалки?»

Серебряный Блик думала о Палладии, которая плыла навстречу акуле. Она вспомнила, как та вела свой народ. Как отправилась на поиски дочери через семь океанов, чтобы вернуть её домой. Она вспомнила отца, вспомнила, как осторожно он носил её на руках, когда она была маленькой. Серебряный Блик вскинула руки к звёздному свету, который проникал через поверхность воды.

«Собери их руками, – сказал ей однажды король. – Собери их и назови своими».

Затем она вспомнила Эйнсли. Перестанет ли когда-нибудь её сердце болеть от воспоминаний о нём? Она так хотела бы обсудить с ним решение, которое предстояло принять. Она жалела, что не поговорила с ним, когда у неё был шанс. «Если Эйнсли ещё жив, теперь он старик», – её сердце сжалось от этой мысли. Напоследок она вспомнила лицо поэта, моряка, мастерившего серебряные звёзды, который вытащил её из пучины. Она вспомнила, как он играл на гитаре на корабле в ночь их первой встречи. Так спокойно и свободно.

Редундоло.

– Почти приплыли. – Палладия коснулась руки дочери.

Сирены заплыли в свою тайную бухту.

Палладия и Серебряный Блик забрались на камень и сели бок о бок, как всегда. Остальные русалки последовали их примеру и скучились на камнях. Их хвосты сияли, отбрасывая на воде блики.

Как только все русалки разместились на камнях, Серебряный Блик услышала, как те, что сидели рядом, начали перешёптываться, обсуждая её. Слухи разносились быстро.

– Должно быть, он настоящий принц, раз она готова отказаться от хвоста ради него! Никто не любит океан больше, чем Серебряный Блик!

«Принц», – улыбнулась Серебряный Блик. Что бы они сказали, если бы узнали, что он был лишь певцом? Или поэтом? «Или моим сердцем», – думала она.

– Я горжусь тобой, какое бы решение ты ни приняла, – сказала Палладия.

– Мама, как же я могу бросить всё это? – спросила Серебряный Блик. Она видела, как сотни русалок выныривали из моря к бухте. Вода расцвела красками их яркой чешуи.

Серебряный Блик пробежала пальцами по своему хвосту, погладив гребни чешуек. Каждая была не похожа на другую, каждая уникальна.

«Я откажусь от них, если пойду к нему. Я стану хрупкой – лишь кожа да кости. И я сломаюсь. Я состарюсь. Я оставлю и море, и сотни лет, которые могла бы провести бок о бок с мамой».

Палладия снова сжала руку дочери.

Серебряный Блик не могла посмотреть ей в глаза, но всё же нежно сказала:

– Как же мне перенести разлуку с тобой?

– Ты не покинешь меня, – ответила Палладия. – Мы носим дом в сердце, любовь моя. Я буду рядом, в твоём сердце.

Зимний ветер наконец добрался до бухты. Воцарилась тишина. Палладия кивнула принцессе. Серебряный Блик ждала, когда Зимняя Песня вырастет у неё в груди. В ту ночь она пела песню ярости. Русалки пели о героях, о тех, кого любили, о тех, кого потеряли. Они пели песни о любви. Серебряный Блик пела о свече и летних ночах. В мире так много любви! Она пела о своей семье, об отце, брате и матери. Она пела о летних днях, когда они всплывали и наблюдали восход.

Вскоре музыка закончилась. Серебряный Блик взглянула на мать. Та улыбнулась. Она знала, каким будет решение дочери. Она знала сердце принцессы так же хорошо, как своё. В конце концов, их сердца были так похожи.

– Ты всегда будешь моим домом, – сказала Серебряный Блик.

Палладия вытерла слёзы с лица дочери. Потом подняла её подбородок и сказала:

– А ты моим. Ты знала, что любовь матери и дочери так сильна, что ничто не может их разлучить? Я здесь. – Королева прижала руку к груди принцессы. – С каждым ударом сердца я думаю о тебе. Я всегда с тобой. Я люблю тебя. Я так горжусь своей дикой девочкой, своей неприкаянной душой. И у меня для тебя кое-что есть.

Запястье королевы обвивали две нити, на каждой висело по звезде. Она вложила одну нить в руку Серебряный Блик, а вторую надела себе на шею.

Серебряный Блик поднесла своё ожерелье к свету. Звезда была сделана из морского стекла.

– Когда ты была маленькой, тебе очень нравилось морское стекло. Помнишь? Ты выложила весь пол в своей комнате стеклом, потому что тебе нравилось, как оно блестело.

– Я помню, – ответила Серебряный Блик, утирая слёзы.

– Когда тебе будет одиноко, поднеси эту звезду к свету и дай ей немного посветить. Я буду делать так же. Я буду светить для тебя. А ты для меня. И может быть, наступит день, через много лет, когда тебе будет не так больно, эта звезда поможет тебе найти дорогу ко мне. Я буду ждать тебя, буду высматривать твою звезду. Так мы будем рядом, даже если не увидим друг друга.

Серебряный Блик упала в объятия матери. Она снова почувствовала себя маленькой девочкой. Её сердце было разбито – разрезано пополам, как та женщина на портрете.

– Ты мой дом, – прошептала Серебряный Блик.

– Ты мой дом. – Палладия поцеловала дочь в лоб. – А теперь иди, принцесса. Беги за ветром.

* * *

Серебряный Блик выбралась на берег и уткнулась лицом в песок. Она закрыла глаза и почувствовала, как тело её в последний раз трансформируется. Чешуя превращалась в кожу. Она не могла заставить себя посмотреть, как её тело меняется навсегда. Мышцы болели, суставы ныли. Её слезы оставили тёмные следы на песке. «Больше никогда, – думала она. – У меня больше никогда не будет чешуи».

Серебряный Блик встала, медленно привыкая к ногам. Гравитация ещё никогда не давила на её плечи так сильно. Она подошла к чемодану и быстро оделась. Джинсы, полосатый свитер. Одежда прикрывала и сковывала её.

Горло горело от солёной воды. Вода больше никогда не будет для неё родной средой. Глаза щипало. Её тело словно напоминало ей о решении, которое она приняла. Отныне пути назад не было. Она окончательно превратилась в человека. Серебряный Блик пробежалась рукой по волосам, проверяя, но серебристая прядь тоже исчезла.

Серебряный Блик побежала вдоль скал. Она направлялась к камням, с которых открывался вид на бухту, сжимая ожерелье в руке так, что побелели пальцы. Девушка поднесла стеклянную звезду к луне.

Блести.

Блести.

Сверкай.

Она прижала звезду к груди и, затаив дыхание, ждала ответа. Два вдоха спустя далеко на горизонте…

Вспышка.

Вспышка.

Сияние.

Серебряный Блик вздохнула. Она подняла подвеску к небу в последний раз. Она поймала лунный свет.

– Я, – прошептала она, утерев слёзы рукавом. – Люблю, – она перевернула звезду. – Тебя.

Далеко в море, в нескольких километрах от острова Камберленд, на её сообщение ответили в последний раз.

Раз.

Два.

Люблю.

Серебряный Блик надела ожерелье, развернулась и побежала в лес. Ноги её дрожали, она раз за разом спотыкалась, но продолжала бежать. Звезда сверкала на её груди.

Как только она вышла на знакомую дорожку, её охватил ужас. Что, если Александр передумал? Что, если у него было время обдумать её слова? Что, если он решил, что вовсе не любит её? Она пыталась убедить сердце, что это не важно. Этот мир захватил её, он был огромен, дик, и в нём были другие места, полные магии. Но любовь к нему тоже была волшебной.

Серебряный Блик бежала под раскидистыми деревьями под колыбельные, которые пели ей ветви и мох. Остров пытался успокоить её. Казалось, Зимняя Песня запуталась в этих ветвях.

«Что, если этот остров – всё, что у меня есть? Что, если Александр выбрал другую? Что, если он не стал дожидаться меня?»

Всхлип вырвался из её груди, как только она вбежала в ворота Данженесса.

Но когда она увидела развалины, ноги её едва не подкосились. Слёзы залили глаза. Она раскрыла рот от удивления. От радости!

Свечи горели в каждом окне обугленных руин Данженесса. Крошечные свечи в разноцветных банках освещали дорожку. Она заметила, что в особняке было ещё больше свеч. Огонь и тени танцевали вместе в пустых комнатах.

Александр не забыл её. Он ждал. Она заметила его тень. Он нервно ходил взад-вперёд. Она прокричала его имя. Но ещё прежде, чем оно сорвалось с губ, она побежала к нему, а он – к ней. Врезавшись в его грудь, она вскрикнула. Александр взял её на руки.

– Серебряный Блик, – прошептал он. – Ты здесь. – Он поцеловал её волосы, которые всё ещё были мокрыми.

А потом закружил её, а она прижалась к нему. Звезда оказалась зажатой между их сердцами.

– Ты вернулась ко мне, – сказал Александр. – Боже, спасибо, что ты вернулась! – Он поставил её на землю. – Мне срочно нужен герой.

– Но я вовсе не герой, – слёзы катились по щекам против её воли. – Теперь я никто. У меня нет семьи, нет дома.

– Ты – мой герой, – он утёр её слезы. – Ты – моя семья, мой дом, моя любовь. – Он прижался лбом к её лбу. – Mi amor.



Часть седьмая. Элиза

Глава 25



Элиза крепко держала Мору за руку.

– Бабуля Мора, – прошептала она. Она хотела задать вопрос, хотела убедиться, что она всё правильно поняла, но боялась ответа. Ответ изменил бы всё. И тогда прошлое перестало бы быть просто прошлым и превратилось бы в вечность. Одни истории пишутся на бумаге, а другие проживаются.

У Элизы пересохло во рту, когда она ещё раз произнесла бабушкино имя.

– Бабуля Мора, что на самом деле случилось с русалкой Серебряный Блик?

Мора посмотрела в море уставшими глазами.

– Она последовала за сердцем. Серебряный Блик познала то, что было лучше, чем вечность. – Её лицо расплылось в улыбке. – Она выбрала его.

– Так ты…

Элиза сделал вдох. Она не могла произнести имя. «Почему я не могу назвать имя?» – думала Элиза. Мора улыбнулась своей загадочной улыбкой.

Элиза с трудом дышала:

– И ты променяла сотни лет жизни на любовь?

Мора кивнула:

– Я поняла, что если жить правильно, то всё, что тебе нужно, – это одна жизнь.

Она снова всмотрелась в море.

– Одни скажут, что в ночь Зимней Песни Серебряный Блик выбрала сушу и медленную смерть. Но это моя история, Элиза. И я знаю наверняка, что в тот день Серебряный Блик только начала жить.

Элиза почувствовала лёгкое покалывание во всём теле. Что она могла сказать? Что здесь можно сказать? Расскажут ли ей когда-нибудь историю, поведает ли она историю, которую можно было бы сравнить с этой?

– Бабуля, – улыбнулась Элиза, – ты прожила лучшую историю из всех, что я слышала, читала или даже видела!

– Думаю, это самый приятный комплимент за всю мою жизнь, Элиза. Спасибо.

– Так Мо, – сказала Элиза, – была…

– Мода Дин Хартли, – кивнула Мора. – Здесь её все стали звать Дини. Уверена, она была влюблена в Алекса. В него были влюблены все. Но она нашла свою любовь, поэтому я никогда не жалела её. Она очень счастлива. Просто она из тех, кто любит дуться на окружающих. Такие уж бывают люди. Так они держатся за прошлое.

– Хм, – задумчиво произнесла Элиза. Ей казалось, что она вот-вот слетит с ветки.

Они сидели и смотрели, как вода блестела под зимней луной.

Они ждали.

И ждали.

Ожидание не казалось Элизе слишком долгим. Ей нужно было время, чтобы переварить эту дикую волшебную историю. Однако Мора, измученная ожиданием и воспоминаниями, вздохнула и сказала:

– А теперь пойдём обратно. Только не пойми меня неправильно. Приключение не было напрасным. Но я знаю, когда лучше отступить.

Она встала спиной к бухте.

– Я не хочу больше тратить время впустую, вспоминая утраченное.

Элиза взяла бабулю за руку. Они пошли обратно к тропинке. И тут деревьев коснулся не по сезону тёплый ветер. Волосы на затылке Элизы приподнялись от того, что тёплый воздух смешался с холодным. Мурашки пробежали от кончиков пальцев к груди.

А затем…

– Бабуля, – прошептала Элиза, – ты слышишь?

Мора сжала руку Элизы. Да, она слышала.

Ветер принёс песню, которая началась гулом моря, а затем переросла в хор. Она заполнила каждый уголок леса. Они услышали слабый звук, который доносился из бухты: скрип металла о камень. Чешуя скользила по скалам.

Элиза с Морой переглянулись. А затем обернулись и бросились обратно.

– Быстрее, – прошептала Мора. – Выключи фонарь!

Одно нажатие на кнопку – и их поглотил мрак. Ноги гудели от холода, когда они поднялись на последние ступеньки на скалах. Мора оперлась рукой о дуб и выпрямилась. Затем она помогла подняться Элизе. Они вернулись к дереву, ветви которого были раскинуты как лавки.

– Здесь так темно! – прошептала Элиза. – Я ничего не вижу.

– Тсс, – ответила Мора. – Жди.

Таинственная тишина нависла над бухтой.

Редундоло. Элиза, широко распахнув глаза, уставилась на бухту.

Редундоло. Полупрозрачное облако отделилось от луны.

Элиза не шевелилась. И не дышала. Вдруг над скалой поднялся могучий ветер. Он принёс песню, не похожую ни на одну из тех, что уже слышала Элиза. Ветер подхватил серебристые волосы Моры, и они облаком окружили её обветренное, изборождённое морщинами лицо. Зимний ветер не забыл её лица.

Элиза задрожала от того, как музыка завибрировала в её костях. Она наклонилась и заглянула в тёмную бухту. Диск луны выглянул из-за полупрозрачного облака. От удивления Элиза раскрыла рот. Лунный свет отражался от тысяч чешуек – в бухте теперь плескались сотни русалок. Элиза видела их силуэты на камнях, ветер трепал их волосы. Они били хвостами по воде. И даже под водой всё сверкало и переливалось, пока сирены водили хороводы, держась за руки. Лунный свет освещал их лица. Яркие блики мерцали далеко в море до самого горизонта. Русалки то всплывали, то снова ныряли, пуская по воде радужную рябь.

Их песня была такой громкой, что Элизе казалось, будто она сама превратилась в музыку. «Если они замолчат, от меня не останется и следа», – думала она.

– Зимняя Песня, – прошептала Элиза. – Она мне как родная, словно я уже знала её.

Она посмотрела на бабушку.

– Так и есть, – сказала бабуля Мора. – Она часть тебя.

Элиза поняла, что бабуля Мора больше никогда не будет для неё прежней. С течением жизни меняются не только места, но и дом. Люди, которых ты любишь, тоже меняются. Они выглядят иначе, они начинают значить для тебя что-то другое, что-то большее. В тот день Мора Рейес перестала быть бабушкой, которая просто продаёт сувениры в домике у моря. Теперь у неё была история жизни, большая часть которой случилась задолго до рождения Элизы. И до неё Мора Рейес прожила ещё десять жизней.

«Да, Мора Рейес печёт карамельные торты, готовит безумное гумбо и танцует босиком на пляже», – думала Элиза.