Оскар де Мюриэл

Танец змей

© Ключарева Д.Э., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Шестая книга – в память о дорогой тете Хильде


Примечание автора

Несмотря на то, что история эта по большей части представляет собой выдумку, ключевые элементы этого романа – экстраполяция хорошо задокументированных исторических фактов.

Все цитаты из «дневника» приводятся дословно и взяты из реально существующего источника. Личность автора будет раскрыта в ходе повествования.

* * *

Пустилась в дикий пляс толпаТеней, кружась в руке рука,Как бурная река;Вдруг тучу темноты чернейПророк увидел средь тенейИ черепа оскал.Тот жуткий танец предвещал,Что страшной битвы час насталИ смерть уже близка.Сэр Вальтер СкоттТанец смерти


1818

23 августа, без четверти полночь

Девочка цеплялась за длинные юбки старой карги, несмотря на то что старуха наводила на нее не меньший ужас, чем окружающая темнота.

Они стояли посреди лесной дороги, пламя свечи трепетало от холодного бриза. Этот огонек, что скрывала от ветра костлявая рука, был единственным источником света. Его хватало на пару ярдов, а за пределами этого круга весь мир являл собой кромешную черноту.

– Уже скоро, дитя, – сказала старуха, несомненно чувствуя, как дрожит ребенок. – Стой смирно. И не вырони то, что я тебе дала.

Она перевела свои желтоватые глаза в прожилках сосудов на корзинку, висевшую на руке у девочки. Заскулив от страха, дитя еще крепче прижало к себе ношу. Внутри звякнули бутылки.

Девочка смотрела вперед и не сводила глаз с густой тьмы, пока не услышала слабый звук. Ее передернуло.

– Это они? – требовательно спросила старуха, и девочка кивнула. Время пришло.

Звук постепенно становился все громче и четче. Топот копыт. Теперь его слышала даже карга, чей слух изрядно испортился с годами. Ее тонкие губы изогнулись в недоброй улыбке, обнажив ряд щербатых коричневых зубов.

Вдалеке появился свет одинокого факела, и, едва они его завидели, улыбка старухи угасла. Ее лицо приняло самый несчастный вид, и она воздела руки.

– Стой! – хрипло взвыла она – сама скорбь. – Стой! Во имя милости Божьей!

Перед ними остановился высокий крепкий дилижанс, глянцевый и черный, как сама ночь. Мускулистые лошади, чье дыхание в ночном воздухе собиралось в облачка пара, выглядели изнуренными.

Сухопарый краснолицый возница, изо всех сил натянувший поводья, в замешательстве смотрел на каргу. Он открыл было рот, но не успел произнести ни слова, ибо из экипажа раздался крик мужчины:

– Какого черта?

– Тут леди на дороге, сэр, – ответил возница.

– Что? Дерьмо! Трогай!

– Прошу вас! Во имя милости Божьей! – настаивала карга и, рухнув на колени, воздела трясущиеся руки. Свеча упала на землю, и огонек погас. – Помогите. Со мной дитя!

Стенания старухи разносились по необитаемым лесам, и девочка тряслась всем телом, глаза ее блестели в слабом свете факела экипажа. Она едва не рыдала от страха.

Губы возницы дрогнули.

– Простите, сэр, – сказал он, – думаю, вам стоит самому взглянуть.

Они услышали кряхтенье и весьма неохотное: «Ну раз уж так надо…»

Возница спустился с козел в тот самый момент, когда внутри дилижанса вспыхнул свет. Дверь открылась, и на землю спрыгнул юноша с небольшой масляной лампой в руке.

Он был невысок, и гладкое пухлое лицо его сообщало, что это аристократ с хорошим достатком. Его одежда – двубортный фрак дорогого зеленого бархата и белоснежная рубашка с галстуком – также говорила о богатстве. Взгляд светло-голубых глаз его был осоловелым – до неожиданной остановки этот человек явно крепко спал.

Он посветил на старуху с девочкой и с брезгливостью их оглядел.

– Это ваша внучка? – потребовал он объяснений.

– Да, сэр.

– Что вы здесь делаете?

– У нас все скрали, сэр! – пролепетала карга. – Забрали телегу, забрали вино, моего сына, нашу…

– Погодите, погодите! – сказал джентльмен. – Дуглас, дай им воды.

Возница вернулся к своему сиденью, достал кожаную флягу и передал старухе. Та протянула ее девочке, которая, казалось, удивилась, но после незаметного тычка карги все же сделала пару глотков. Старуха пила долго, кашляя и отфыркиваясь, а затем вылила немного воды себе в ладонь и обтерла грязное лицо. Потом вернула флягу вознице.

– А теперь, – сказал джентльмен, – расскажите нам, что случилось.

Старуха шумно дышала, прижав руку к груди.

– Мы… мы с сыном ехали в Кентербери. Он работает на виноторговца, и завтра рыночный день. Деточка моя устала, и мы пересели назад, вздремнуть промеж бочек. Мы дрыхли и вдруг услыхали крики. Сын остановил телегу, и мы услышали этих лиходеев…

Она передернулась, и девочка, не сдержавшись, всхлипнула.

– Они колотили сына, пока не выбились из сил, – продолжала старуха, притянув к себе напуганное дитя и заключив ее в крепкие объятия. – Мы такого наслушались! Но… – она сглотнула, взволнованно погладив девочку по золотистым волосам, – но ничего не могли сделать. Только схоронились и сидели тихонько.

Ее взгляд метался из стороны в сторону, словно в ней пробуждалось безумие.

– Потом мы услышали, как что-то упало. Видимо, тело сына. Телега поехала… И мы…

Джентльмен нахмурился, и масляная лампа задрожала в его толстых пальцах.

– Вы остались в телеге?

Сморщенное лицо карги приняло еще более горестный вид. Она поднесла руку ко рту и приглушенно сказала:

– Мы ничего не могли поделать!

Возница снова протянул ей воду, но старуха уже была не в состоянии принять ее.

– Как вы сбежали? – спросил джентльмен.

Карга набрала в грудь воздуха.

– Тот, кто захватил телегу, остановился, чтобы справить нужду. Где-то тут, неподалеку. Я улучила момент: подхватила деточку мою, спрыгнула вниз и схоронилась в кустах. Мы часами там прятались, сэры. Часами.

Лицо джентльмена немного смягчилось. Достаточно, чтобы возница осмелился сказать:

– Простите, сэр, – мы ведь недалеко от гостиницы. Можем их подвезти. Кто-нибудь там уж точно их приютит.

– Да, да, пожалуйста! – взмолилась старуха, все еще на коленях. Она протянула руки с намерением ухватить джентльмена за полы одежды.

Тот резко отшагнул назад.

– Хорошо, хорошо! Но вы поедете с Дугласом.

Он развернулся и пошел к дилижансу, а возница помог старухе подняться на ноги.

– Спасибо вам, сэры. Спасибо!

Джентльмен уже занес ногу, чтобы забраться внутрь, но тут карга просительно вытянула руку.

– Э-э, сэр?

– Ну что еще? – огрызнулся он.

– Прошу вас, возьмите мою деточку к себе. Она не станет вам докучать, клянусь.

Джентльмен закряхтел.

– Прошу вас, – настаивала карга. – Она пережила такое, чего не должен знать ребенок. И поглядите на нее, бедняжка совсем озябла.

Джентльмен не мог толком разглядеть лица девочки – та зарылась им в юбки старухи.

– Мы даже не знаем, как ее отец… – Старуха прикрыла рот и, тихонько всхлипнув, отвела взгляд.

Джентльмен снова крякнул, открыл дверь и показал внутрь.

– Быстро, – коротко приказал он девочке.

Старуха похлопала ее по спине:

– Полезай, Маргарита. Веди себя хорошо с добрым сэром. Не серди его.

Девочка колебалась, пока старуха с силой не пихнула ее в спину. В тусклом свете этот жест остался не замеченным ни возницей, ни джентльменом.

Маргарита быстро шагнула к двери, корзинка покачивалась у нее на локте. Она шустро поднялась по лесенке и тут же устроилась внутри на мягком сиденье. Ей прежде не доводилось сидеть на красном бархате; на таком фоне ее выцветшее платье выглядело как засаленная кухонная тряпка.

Джентльмен тоже залез внутрь и вставил масляную лампу в держатель. Они услышали, как старуха с трудом взобралась на переднее сиденье, и вскоре дилижанс тронулся с места.

Вытянувшись в струну, с корзинкой на коленях, Маргарита не сводила больших зеленых глаз с джентльмена.

Ему было немногим больше двадцати, но промеж бровей уже залегла глубокая складка. И руки, и лицо его были гладкими и белыми, а круглые щеки говорили о крепком здоровье – и, возможно, чрезмерной любви к еде.

Однако в присутствии ребенка ему, похоже, было не по себе: он барабанил пальцами, ерзал на сиденье и не знал, куда девать глаза.

На протяжении пары неловких минут он переглядывался с молчаливой девочкой, но дилижанс вдруг подпрыгнул на кочке. Бутылки в корзинке звякнули, и это привлекло внимание джентльмена. Не случись этого, не мчись дилижанс так быстро, не коснись бутылки друг друга, все в мире, возможно, сложилось бы совсем иначе.

– Что у тебя там? – спросил мужчина.

Девочка кашлянула.

– Вино, сэр.

– Вино?

Маргарита опустила глаза – она так разволновалась, что указания старухи перепутались у нее в голове.

– Это… – начала она, чувствуя, как заледенели пальцы. Вся ее жизнь зависела от того, насколько убедительно она произнесет следующие слова. – Это вино, которое папа отложил… чтобы угощать покупателей на рынке. Единственное, что я успела прихватить из телеги.

Джентльмен закатил глаза и притворился, что смотрит в окно, хотя ночь была все так же темна.

Маргарита задрожала. Ее единственный шанс таял на глазах.

– Хотите попробовать, сэр? – выдавила она из себя.

Мужчина презрительно усмехнулся:

– Я не пью дешевое спиртное, девочка.

Снова дрожь. Маргарита достала одну из бутылок.

– Это хорошее вино, сэр. Для дворян. Папин хозяин привозит его из места под названием Франция.

Как и предрекала карга, после этих слов он заинтересовался, но все же недостаточно. Маргарите казалось, что она идет по канату, удерживая равновесие исключительно благодаря везению, но вот-вот свалится в глубокую пропасть, откуда уже не выбраться.

Она протянула бутылку мужчине – расстояние между ними внезапно превратилось в бездну. Она так и слышала визгливые вопли карги: «Ты всего-то должна была заставить его выпить!»

– Попробуйте, – пробормотала она, обмирая от ужаса и сжимая бутылку с такой силой, что та вполне могла бы лопнуть у нее в руках. И тут, как по волшебству, она вспомнила слова старухи и произнесла их с идеальным выражением: – Нам больше нечем отблагодарить вас за доброту.

Мужчина уставился на нее. Маргарита решила было, что страх в ее голосе все испортил, но карга хорошо все продумала. Она знала, что девочка будет напугана до смерти; знала, с какой надеждой прозвучат ее слова, что глаза ее наполнятся слезами. Ни одна живая душа хоть с каплей человечности в сердце не откажется от такого предложения.

Джентльмен выхватил у нее бутылку и вынул пробку. Он поднес бутылку к носу и принюхался.

Маргарита безмолвно ждала, следя за каждым движением и переменой в его лице.

Ни улыбки. Ни намека на одобрение.

Девочка заломила руки. Она больше не могла сносить напряжения. Ей хотелось кричать. Ей хотелось…

И тут джентльмен сделал глоток.

Не робкий, но долгий, большой глоток – он поднял бутылку и запрокинул голову. Он глотнул несколько раз, не отнимая бутылку от губ.

Дело сделано.

Маргарита улыбнулась – возбуждение от первой собственной победы мурашками разбежалось по всему телу. Этой ночью порки не будет. Возможно, не будет больше никогда.

Жадно глотая превосходное французское вино, сэр Август предрешил свою печальную судьбу.

ДНЕВНИК – 1822Смерть Строуана.
Беда с моими глазами.
В декабре года 1822 я отправился из Рамсгита в Шотландское нагорье с целью провести несколько дней с Родственником, к которому испытывал Сыновнюю любовь. По прибытии туда я обнаружил, что он мертв. Я посетил его похороны: людей там было много, и я прикладывал все силы, чтобы не рыдать, но так и не сумел совладать с собою. Вскоре после похорон мне пришлось просить, чтобы письма мои читали мне вслух, а ответы на них писали вместо меня, ибо глаза мои недомогали – так, что вследствие попытки с минуту удерживать взгляд на одном предмете зрение становилось расплывчатым. Я не подозревал, что глаза мои поразил недуг, пока не попытался почитать или подрезать перо. Вскоре после этого я поехал в Ирландию, и без всяких манипуляций с глазами к ним снова вернулась мочь, а к зрению – четкость…


1889

3 декабря

Виндзор, около полуночи

Кэролайн Ардгласс склонилась над книгой по ведовству, испытывая легкое отвращение при виде примитивных рисунков и с трудом разбирая чужой почерк без свечи под рукой.

Глаза зудели от усталости, спина затекла, а кости ныли, потому что на чердаке было сыро и гулял сквозняк, но она не обращала внимания на эти неудобства. Она не на рождественских каникулах. А на охоте.

Она позавидовала сороке, которая, спрятав клюв под крыло, безмятежно спала в своей маленькой медной клетке. Распушив черно-белое оперение, птица, похоже, совсем не страдала от холода. А вот Кэролайн, несмотря на толстое одеяло, накинутое на плечи, не могла похвастаться тем же.

Чердак был омерзительно грязный, там воняло, и шум, доносившийся из соседней таверны, отнюдь не услаждал слух. Однако ей пришлось заплатить кругленькую сумму за это место – каморку под крышей трехэтажного дома-развалюхи.

Она перевела взгляд на узкое окно за изъеденным жучком письменным столом – на вид, который так дорого ей обошелся.

Снаружи мягкие поля были укрыты снегом, серебрившимся в свете полумесяца. Ночь была ясной, а деревья, росшие вдоль Королевских конюшен, – голыми, поэтому Кэролайн открывался прекрасный обзор на восточное крыло замка. Личные покои королевы.

Она видела, как одно за другим загораются окна – вероятно, слуги совершали вечерний обход. Обычно в том мрачном крыле свет зажигали всего в паре комнат, но сегодня все было иначе. Свечи горели как минимум в дюжине окон, сообщая о прибытии королевы Виктории.

Кэролайн взяла маленький, но сильный бинокль, что лежал рядом с книгой, – тот, с помощью которого леди Энн Ардгласс шпионила в опере за своими деловыми конкурентами.

Кэролайн терпеливо осматривала окно за окном. Ей удавалось разглядеть лишь рамы и иногда – изгибы тяжелых штор. Ее собственное окно находилось слишком далеко, и различить лица было невозможно, но такой цели у нее и не было. Она навела бинокль на громоздкую башню, расположенную чуть правее, в юго-восточном углу двора, – та носила имя самовлюбленной Виктории.

Если те ведьмы не солгали, то именно там…

Деревянные половицы скрипнули. Кэролайн вздрогнула, обернулась и замахнулась было рукой с биноклем, готовая метнуть его в…

– Тише, тише, дитя! – воскликнула Берта. – Это же я!

В темноте стояла ее пухлая низкорослая няня. Различима была лишь половина ее сморщенного лица, а серебряный чайный сервиз, принесенный ею, тускло поблескивал в сиянии луны.

– Господи боже, – выдохнула Кэролайн, прижав ладонь к груди. – Ты меня напугала!

Сорока в клетке захлопала крыльями. Она бросила на Кэролайн взгляд – недовольный, как показалось девушке, – прежде чем снова спрятать голову и углубиться в сон.

– Я подумала, что вы будете не против чаю, дитя мое. – Женщина опустила поднос на стол и захлопнула раскрытую книгу. – Отдохните минуточку. Вы же просто клубок нервов в последнее время.

Берте не требовалось ее согласие. Она принялась разливать чай, а Кэролайн откинулась в кресле. Впрочем, с замка глаз она все равно не сводила.

– Сколько еще нам придется торчать в этом блошином логове? – недовольно поинтересовалась Берта, передавая ей чашку.

Кэролайн пригубила чай и не удостоила ее ответом. Берта слышала его уже не раз.

– Если бы у вас хоть камин горел…

– Мы не можем разжечь камин, Берта, – прошипела Кэролайн, развернувшись к женщине, но вмиг пожалела об этой грубости. Берта заботилась о ней, сколько Кэролайн себя помнила. Берта вместе с ней пустилась в эту безумную гонку, несмотря на то что Кэролайн предложила ей баснословную сумму денег, что позволила бы ей уйти на покой. Никто в этом мире не любил ее так, как эта стареющая служанка. Не считая, конечно, ее покойного отца, но опять-таки именно по его вине они и оказались в Виндзоре и вынуждены были таиться на ветхом чердаке.

Кэролайн с силой втянула воздух.

– Нельзя, чтобы нас заметили, – сказала она уже более сдержанным тоном. – Это место – самая высокая точка на этой богом забытой улице. Даже одна-единственная свеча, горящая здесь всю ночь – каждую ночь, вызовет подозрения.

Берта поняла. Темные лукавые глаза мисс Ардгласс рассказали ей все. Задание было поручено, и девушка не могла – и не решилась бы – отказаться от его выполнения.

И это ведь то же самое дитя, которое Берта когда-то укачивала в собственных руках, та девочка, которая выросла у нее на глазах… Видеть, что она совсем не щадит себя, было мучительно.

– Хотела бы я, чтобы вам не приходилось этим заниматься, – прошептала Берта. Она больше не могла смотреть Кэролайн в глаза. – Хотела бы я, чтобы вы…

Она умолкла – взгляд ее блестящих глаз застыл на чем-то за окном.

– Что там такое? – спросила Кэролайн.

– Смотрите!

На башне Виктории зажегся новый огонек – Кэролайн так долго рассматривала это здание, что заметила его сразу же. Свет исходил не из окна – похоже, пламя вспыхнуло на самой вершине башни.

Она принялась нащупывать бинокль – Берта тут же подобрала его и вручила ей. При виде увеличенной картинки происходящего Кэролайн ошарашенно распахнула глаза.

На крыше пылал шар огня, языки пламени изгибались и вздымались, словно руки молящегося. И тут, резко вспыхнув, огненный шар окрасился в ярко-зеленый цвет. Сигнал ведьм.

Кэролайн ахнула, выронив бинокль. Даже без него она явственно видела изумрудное пламя. Пару секунд женщины завороженно смотрели в окно – в комнате было слышно только их дыхание, – пока Кэролайн не опомнилась.

– Пора, Берта, – сказала она. – Доставай соро…

Но настороже была не только она. Птица сидела у себя на жердочке и тревожно вертела головой. Внезапно запаниковав, она захлопала крыльями, задевая ими решетку клетки.

Кэролайн взглянула на нее, губы у нее задрожали.

– Что… что ее напугало?

С лестницы донеслись тяжелые шаги – долговязого Джеда невозможно было с кем-либо спутать.

Широкоплечий мужчина, чье обветренное лицо все детство наводило ужас на Кэролайн, ворвался на чердак. Из-за покатого потолка ему пришлось нагнуться, и, утерев пот со лба, он сбивчиво произнес:

– Мисс, за вами погоня!

Прикрыв рот дрожащими ладонями, Берта ахнула.

Кэролайн двумя размашистыми шагами пересекла чердак и прижала ладони к стеклу мансардного окна.

Ее сердце замерло.

К ним приближались два экипажа, которые тянули мускулистые першероны, темные, как сама ночь. Экипажи мчали во весь опор, факелы в руках у возничих полыхали желтым пламенем. Внезапно оно окрасилось в насыщенно-синий.

Кэролайн отскочила назад, будто ее ударило электричеством.

– Нам надо уходить! – вскричала она, инстинктивно метнувшись к старому шкафу. Она схватила отцовский саквояж и принялась закидывать в него книги, приспособления и кошельки.

– Скорее, скорее! – бурчал Джед, проверяя, заряжен ли его револьвер. – Вспомните, что бывает, когда они загоняют свою добычу в угол!

– Брось это! – крикнула Кэролайн, когда Берта подскочила к ней с ворохом одежды. – Только книги и деньги.

С улицы донеслось ржание лошадей, за которым последовали крики из паба.

На Кэролайн нахлынул шквал леденящих кровь мыслей – о людях, с которых содрали кожу, сожгли живьем, которым вырезали языки, влили в глотку яды, вызывавшие такие судороги, что трещал позвоночник…

– Бежим сейчас же! – прошипел Джед и схватил Кэролайн за локоть.

Она не стала сопротивляться – он потащил ее к двери со все еще раскрытым саквояжем, в который Берта на ходу закинула бинокль и мешочек с монетами. Женщина на что-то показывала.

– Птица!

Кэролайн метнулась обратно и схватила клетку – сорока верещала и хлопала крыльями, пока они со всех ног бежали к лестнице.

Узкие ступени, едва не лопаясь, громко заскрипели под их весом, и Кэролайн представила, как проваливается сквозь них и падает на землю. Задумавшись, она оступилась, но Джеду удалось вернуть ее на ноги. В этот момент они услышали первый выстрел.

– Господи! – выдохнула Берта.

Они достигли нижнего этажа, но вместо темноты их там ждал тусклый огонек свечи. Держал ее хозяин дома в одной ночной рубашке – его колотило от страха.

– Что за беду вы навлекли на нас? – взвыл он. Со взъерошенными седыми волосами и глазами, полными ужаса, он и сам походил на привидение.

Гвалт на улице стал громче, и раздался второй выстрел.

Кэролайн стянула с пальца золотое кольцо и вложила его в ладонь мужчины:

– Это за ваши неудобства.

Они поспешили к черному ходу. Джед пинком распахнул дверь, и лошади всхрапнули от этого грохота.

Ледяной ветер, метавшийся в темном дворе, ударил им в лица, словно чей-то кулак. Три остроконечных зубца – остатки древних замковых стен – отбрасывали тени на небольшой экипаж и двойку лошадей. Джед всегда держал их в упряжи и наготове.

Он подбежал к двери и открыл ее перед Кэролайн. Она забросила внутрь увесистый кожаный саквояж, куда осторожнее поставила птичью клетку, но в этот момент раздалось сразу несколько разных звуков: что-то с глухим ударом приземлилось в снег, Берта заскулила, и – в тот самый миг, когда Кэролайн обернулась, – громко затрещало дерево.

Оказалось, что Берта споткнулась и упала, и, пока Кэролайн с Джедом пытались ее поднять, треск усилился. Крики доносились уже из дома – ведьмы и их головорезы проникли внутрь.

– Оставьте меня, дитя! – кричала Берта, которую почти волоком тащили в карету.

– Полноте, – процедила Кэролайн, с большим трудом усаживая пожилую женщину на сиденье.

Крики стали громче, сдавленно голосил домовладелец.

Джед пренебрег хорошими манерами и с силой втолкнул обеих в коляску. Затем захлопнул дверь и запрыгнул на козлы. Он щелкнул хлыстом, экипаж скрипнул, задняя дверь дома открылась – все это произошло в один момент.

– Время убивать! – завопил мерзкий женский голос, отчего по телу Кэролайн побежали мурашки. Она выглянула в заднее оконце и увидела полдюжины головорезов, двое из них были с факелами. Они вытащили во двор домовладельца, который отчаянно извивался у них в руках. Следом за ними вышла женщина в иссиня-черном плаще, капюшон которого был расшит золотыми узорами.

Экипаж тронулся с места, и Кэролайн увидела, как трое высоких мужчин бросили хозяина дома наземь. Тот, вопя, рухнул на колени. Женщина в плаще схватила его за волосы, оттянула голову назад и молниеносным движением перерезала ему горло. Кровь залила всю его белую ночную рубашку – в свете факелов брызги легли почти ровным алым полукругом, и Кэролайн не сумела сдержать возглас ужаса.

Она скрючилась на заднем сиденье, экипаж нещадно шатало, пока Джед поворачивал в сторону выезда со двора. Сквозь тронутое инеем окно она мельком увидела, что те мужчины бегут за ними вслед, скребутся и дубасят в дверь коляски. В какой-то момент они оказались так близко, что Кэролайн даже были видны их желтые зубы и искаженные яростью лица.

Экипаж резко повернул, но тут Кэролайн увидела, как головорезы поднимают револьверы. Она тотчас пригнулась, дернула вниз Берту, и в этот самый миг экипаж окатило градом пуль.

Экипаж наконец перестал закладывать повороты, и Кэролайн поняла, что они почти выехали из двора на большой тракт. Она слышала громкие пьяные голоса – коляска проехала мимо паба, – а затем лишь стрекотание колес и топот копыт. Выстрелы все еще были слышны, но уже откуда-то издалека.

Кэролайн сидела пригнувшись еще некоторое время, слушая тяжелое дыхание Берты и чувствуя, как колотится сердце в ее собственной груди. Выстрелы стали реже, и лишь тогда Кэролайн осмелилась выпрямиться.

Сквозь оконце, выходившее вперед, ей была видна спина Джеда и скачущие галопом лошади. Однако стекло было разбито.

– Господи, да они в Джеда попали! – вскричала Кэролайн. Она отпустила Берту и перескочила на переднее сиденье. Схватившись за ручку окна, она уже хотела опустить его вниз, как вдруг раздался еще один выстрел, и на стекле расплылось огромное красное пятно.

Кэролайн и Берта завизжали, не способные отвести глаз от массивного туловища Джеда, которое повалилось вбок, смазав кровь на окне.

Глаза Кэролайн застили слезы паники, мир вокруг нее превратился в размытую круговерть. Она видела, что лошади мчатся во весь опор, зигзагом преодолевая дорогу, – видела изъеденное молью пальто Джеда, на котором проступили кроваво-красные пятна, – видела его лицо, мотавшееся из стороны в сторону, – глаза его были распахнуты, – слышала неразборчивое бормотание Берты…

И вслед им неслись выстрелы.

Экипаж подскочил, налетев на выбоину, отчего Кэролайн подлетела вверх. Она врезалась головой в потолок, и этот удар привел ее в чувство.

Помощи ждать неоткуда. Никто не придет и не спасет их. Ей придется действовать самой.

Кэролайн опустила вниз стекло, измазавшись в теплой крови Джеда. Она попыталась выбраться на козлы, но тело Джеда перегораживало ей путь – никакой возможности вылезти не было.

Сильный попутный ветер доносил до нее крики приспешников ведьм. Она заметила, что лошади сбились с шага и ход экипажа замедлился. Сейчас было не до брезгливости.

Толчками, кряхтя и сопя, она сдвинула тело Джеда со своего пути. Перепачкав в крови руки, платье и лицо, вся дрожа, она все-таки сумела протиснуться мимо убитого.

Последний рывок – и она вывалилась вперед, лицом и руками ударившись о подножку козел. Неуклюже развернувшись, Кэролайн нащупала вожжи, стиснула их в руках и полезла к сиденью возницы.

Поперек того лежало тело Джеда. Пыхтя от натуги, Кэролайн потянула покойника за плечи, пытаясь привести его в вертикальное положение. Мутные глаза Джеда оказались в каком-то дюйме от ее собственных, и Кэролайн испытала одновременно горечь и отвращение.

Тут грянул еще один выстрел – так близко, что в ушах у Кэролайн зазвенело. Она вытянула шею – рядом с экипажем уже показалась голова лошади ее преследователя.

Она взвизгнула, увидев свирепое лицо мужчины, целившего револьвером прямо ей в лоб.

Не задумавшись и не усомнившись ни на секунду, Кэролайн издала животный рев и изо всех сил толкнула тело Джеда вниз, в сторону нагонявшего ее наездника.

Зрелище было жуткое: истекающее кровью тело Джеда рухнуло на головореза, сбив тому прицел, а затем упало прямо под ноги першерона. Животное споткнулось и кувыркнулось через труп; Кэролайн услышала, как ломаются кости, а затем лошадь завалилась набок, и все они пропали из вида.

– Простите-простите, – все стонала и стонала она. Кэролайн села на козлы и наконец-то как следует взялась за вожжи. Она направила лошадей обратно на середину дороги, безжалостно нахлестывая их, – сзади все время неслись выстрелы.

Она пригнулась. Только на это ее и хватило – она не осмеливалась даже обернуться. Все ее внимание, все ее органы чувств были сосредоточены на лошадях и на дороге.

В какой-то момент, вероятно с сильным опозданием, Кэролайн поняла, что стрельба прекратилась. Однако сердце ее колотилось как никогда в жизни. Она сбавила скорость, лишь когда изнуренные лошади начали спотыкаться друг о друга, и после этого еще несколько миль гнала их трусцой.

Они проехали сквозь густой Виндзорский лес, где ветви деревьев, словно грозные клешни, нависали над дорогой. Затем лес уступил место широкому белоснежному лугу.

Тут Кэролайн и натянула поводья, выбрав для остановки открытую местность, где приближение врагов не осталось бы незамеченным. Она спрыгнула с козел, чуть не разбив колени, и сделала несколько неверных шагов к обочине дороги. Там она согнулась пополам и извергла мощную струю рвоты.

Она кашляла и давилась еще пару минут – слышно было лишь тяжелое дыхание лошадей – и только после этого почувствовала, что морозный воздух проник под ее тонкую одежду. Она даже не успела накинуть пальто.

И все же она была рада, что жива.

Кэролайн сделала несколько глубоких вдохов, выпрямилась и осмотрелась. Решай проблемы по очереди, сказала она себе, – теперь это было ее кредо в моменты, когда она чувствовала, что не справляется. Им нужно найти убежище – вот чем ей следует озаботиться в первую очередь.

Она подошла к лошадям и погладила их по головам. Та, что покрупнее, великолепная вороная лошадь картезианской породы, била копытами.

– Тише, тише, – сказала Кэролайн, прижавшись лбом к шее животного. – Я тоже устала, но нам нужно двигаться дальше.

Она собралась было влезть на козлы, но тут услышала, как стонет знакомый голос.

– Берта… – пробормотала она и бросилась к двери экипажа. Вся коляска была изрешечена пулями.

Кэролайн распахнула дверь и заскочила внутрь. Она обнаружила, что Берта все еще сидит – очень прямо, – но голова ее слегка поникла. Увидев ее, можно было бы подумать, что она мирно дремлет, не будь ее руки крепко прижаты к животу. Не будь они залиты кровью.

– Берта! – вскричала Кэролайн и заключила старушку в объятия.

Она попыталась отнять руки той от живота и осмотреть рану, но Берта крепко стиснула ладони. Даже в сумраке Кэролайн различала темное пятно, расплывавшееся по юбкам женщины.

– Почему ты не закричала? – всхлипнула Кэролайн, из глаз ее неудержимо катились слезы. Как же давно Берта, должно быть, истекала кровью! Однако старушка нашла в себе силы поднять лицо и улыбнуться, невзирая на боль. – Я бы остановилась!

– Я была обречена с самого начала… – еле слышно прошептала Берта.

Кэролайн рыдала как дитя; ярость, вина и отчаяние душили ее, как невидимые клещи. Как же глупо с ее стороны было успокаивать лошадей, прежде чем проверить, как дела у ее любимой няни.

– Мы найдем доктора, – сказала она. – Мы найдем доктора, а потом…

Берта покачала головой, умоляюще глядя на Кэролайн:

– Я хочу, чтобы вы были рядом со мною, дитя. Не где-то там – когда… когда это случится.

Кэролайн бережно заключила лицо Берты в ладони. Она даже не могла предложить ей воды.

– Мне так жаль! – тонко всхлипнула Кэролайн. – Зря я взяла тебя с…

Она болезненно сглотнула и больше не смогла произнести ни слова.

– Я была там, где во мне нуждались, – пробормотала Берта – голос ее становился все тише. Она печально вздохнула, лицо ее внезапно расслабилось. Должно быть, тело ее начало неметь.

– Я должна многое рассказать вам, дитя мое, – сказала она, опустив голову на плечо Кэролайн, будто снова стала юной девушкой. – Но времени так мало…

1

13 декабря

Эдинбург

Небо переливалось серым и белым, вечерний ветер медленно волок тяжелые тучи на восток.

Странное было зрелище: последние лучи солнечного света, пробив дыру в густых облаках, которой я из своего окна не видел, отражались от зданий через дорогу. Фасады тех – гладкие плиты шотландского гранита – отливали золотом, являя собой яркое пятно между тьмой внизу и серостью вверху.

На крыше георгианского особняка напротив моего дома, чуть ли не с вызовом глядя мне в лицо, восседал довольно крупный ворон.

Черная птица провела там не один день: она сидела там утром, когда я выходил из дома, она сидела там вечером, когда я возвращался, и ночью, когда зажигали фонари, она все так же сидела на месте. Я не мог отделаться от мысли, что проклятое создание следит за каждым моим движением.

– Чаю, господин Фрей?

То был не вопрос, ибо Лейтон, мой весьма чопорный камердинер, уже протягивал мне чашку с блюдцем, которые я рассеянно принял из его рук.

– Что делал дядя, когда хотел прогнать птиц? – спросил я у него и с наслаждением втянул аромат моего любимого «Дарджилинга».

Лейтон сдвинул брови и повел своим тонким орлиным носом, будто вынюхивая воспоминания.

– Стрелял по ним, сэр.

Я ухмыльнулся, представив, как покойный дядя Морис палит из ружья всякий раз, когда какой-нибудь голубь отважится опорожнить клоаку на мраморные барельефы его поместья.

– Это гадкое создание до сих пор там? – осведомился Лейтон, выглянув в окно.

– Да, поэтому пристрелить ее не получится. Не хочу повредить бюст Паллады.

Лейтон наградил меня озадаченным взглядом, но уже через секунду вернулся к решению практических вопросов.

– Я могу поговорить с семейством Макки завтра утром, сэр. Возможно, у них получится спугнуть…

– Нет, – отрезал я. – Они решат, что я ненормальный.

Они и так уже в этом уверены, думал я, попивая чай. Как и большинство жителей Эдинбурга.

Защитник гадалок-убийц, любитель поколдовать перед виселицей, лакей самого вздорного и скандально известного инспектора сыскной полиции Шотландии. Вот какая у меня нынче была репутация. И мне не оставалось ничего иного, кроме как торчать в этом сером городе, наблюдая за тем, как наступает зима, и никого из моего начальства в Отделе криминальных расследований не заботило, появляюсь ли я вообще на работе. Даже Девятипалый Макгрей на протяжении последних трех недель пребывал в апатии, вымотавшись за время работы над делом мадам Катерины, его знакомой цыганки-провидицы.

Мы оба жили с чувством, что волею невидимого духа закованы в невидимые кандалы и не можем покинуть Эдинбург.

Некое утешение я находил в своем маленьком кабинете, где стояли удобные кожаные кресла, камин источал тепло, а вокруг было все то, что олицетворяло для меня уют: книги, виски, одеяла, табак и Лейтон, который приносил подносы с едой раньше, чем я сам осознавал, что голоден. Там я мог игнорировать соседей, газеты и нескончаемый поток писем от моих лондонских родственников. Я просто обожал коротать вечера, предаваясь неге в этой уютной комнатке.

Жаль, что я не провел больше времени, наслаждаясь теми прелестями цивилизованной жизни, ибо ад разверзся еще до того, как я успел допить ту самую чашку чая.

Я еще смаковал свой напиток, когда с обоих концов улицы послышались бешеное ржание и грохот копыт. Я сначала решил, что это всего лишь эхо, но ошибся. В поле зрения возник не один, а два экипажа – по одному с каждой стороны дороги, – и они с безумной скоростью неслись навстречу друг другу. Стоило мне подумать, что они вот-вот столкнутся, как возницы натянули вожжи, останавливая своих внушительного вида коней, и обе коляски замерли точно у моего крыльца.

Из каждого экипажа выскочило по двое широкоплечих громил. Они устремились вперед и забарабанили в дверь.

Я немедленно отставил чашку на ближайший столик, но не рассчитал с жестом, и посуда полетела на пол. Я направился вниз, на ходу застегивая домашний костюм. Лейтон передвигался со скоростью ветра, и когда я только спустился в холл, он уже был возле входной двери. Хотел бы я остановить его, но, увы, опоздал. Стоило ему провернуть ключ в замке, как громилы рывком распахнули дверь, с мясом выдрав цепочку из стены.

Лейтон оступился и едва не опрокинулся навзничь, когда здоровяки ворвались внутрь. Все они были одеты в дорогие костюмы и куртки, у одного в зубах торчал огрызок сигары – судя по запаху, весьма приличной кубинской. Однако лица у них были суровые и расчетливые. И от них несло потом.

– Иэн Фрей? – спросил тот, что вошел первым. Акцент у него был южный – английский.

– Инспектор Иэн Фрей, – поправил я.

Все четверо недобро ухмыльнулись.

– Вы едете с нами… инспектор.

Я вздернул нос.

– И кто вы, черт возьми, такие?

Четверка гоготнула, здоровяк с сигарой вынул ее изо рта – лишь для того, чтобы сплюнуть на ковер моей домовладелицы.

– Друзья, – ответил он еще более недобрым тоном.

Слово повисло в воздухе, будто зловоние, и я понял, что сопротивляться нет смысла. Я прекрасно знал, что происходит. Меня наконец-то призвали – я с опасением ждал этого последние несколько месяцев. Стоило бы радоваться, что все затянулось и мне досталась пара недель отдыха.

– Могу я хотя бы переодеться? – спросил я, и Лейтон немедля бросился в гардеробную.

– Нет, – ответил главарь – его черные усы были по-идиотски подкручены на концах.

Я набрал в грудь воздух и шагнул вперед. В этот самый момент Лейтон набросил мне на плечи тяжелое пальто. В душе я поблагодарил его, ибо ветер снаружи был просто ледяным.