Макгрей фыркнул:

– Я ожидал от тебя большего.

– У нас будет предостаточно времени, чтобы разобраться, – сказал я. – Сейчас декабрь, значит, библиотека закрывается в три.

– В три?!

– Да. Там запрещено любое освещение. И свечи, и масляные лампы, и…

– В сраной библиотеке запрещено освещение?

– Там тысячи легковоспламеняющихся книг, деревянные балки и полы, которые рассохлись за сотни лет. Кто-то подсчитал, что в случае пожара это место выгорит дотла меньше чем за полчаса.

– Погоди, Перси, но мы-то возьмем с собой свечи, правда?

– О, разумеется.

Макгрей медленно подался вперед, взял стакан и с сомнением посмотрел на меня.

– В таком случае держать их буду я, – сказал он. – На твои руки-крюки нет надежды, даже когда обе здоровы.

Я не успел возмутиться, ибо со стороны входа донесся гвалт. Пятеро юных студентов Оксфорда, все лощеного вида и заметно навеселе от бренди, ввалились внутрь, а за ними вошли их утомленные слуги, которые волокли гору чемоданов и дорожных сундуков. Дикий гогот юнцов прервал историю о привидениях, которую рассказывал у камина какой-то старик, грязь с их ботинок разлетелась по полу, а их внушительных размеров грейхаунд, столь же надменного вида, как и его владельцы, прямым ходом отправился к лучшему месту возле огня.

Хозяин гостиницы засуетился вокруг них – те уже расселись за столом и принялись кидаться друг в друга булочками.

– Ты был таким же, как эти черти? – спросил Макгрей, сморщив нос так, будто кто-то окунул его лицом в выгребную яму.

Я покачал головой, отказываясь верить, что когда-то и сам был столь же ребячлив. И тут меня осенило.

– Нам нужна другая одежда, – пробормотал я.

– Что? – удивился Макгрей.

– Для Оксфорда у нас слишком экстравагантный вид, – сказал я, бросив взгляд на татуированную голову Харриса. – Даже если мы всего одну ночь там пробудем. Нам стоит подумать о…

Слова мои потонули в оглушительном взрыве смеха. Обернувшись, мы увидели, что юный слуга растянулся на полу, рухнув прямо на груду чемоданов. Один из студентов подставил ему подножку, и теперь этот надменный говнюк в белом костюмчике кидался в бедолагу хлебными крошками.

Макгрей неприязненно сощурился.

– Угу, – сказал он. – Нам нужно слиться с пейзажем.



Подкупить хозяина гостиницы и рассерженного парнишку-слугу (который приходился тому сыном) оказалось нетрудно. Они позволили нам порыться в сундуках тех студентов, и мы с Макгреем обзавелись достаточным количеством чистой одежды. Хозяин также продал нам огромные кусачки для металла, которые его сын притащил с конюшни (интересно, для чего они их использовали?..).

Следующим утром – я наконец-то выспался и побрился – мы были готовы отправляться на дело.

Макгрей в темно-сером костюме, который почти чудом пришелся ему впору, выглядел почти как приличный человек. Почти.

Он заметил мой оценивающий взгляд, когда мы шли к коляске.

– Ну чего? – спросил он.

– Даже без отросшей щетины и тартана ты выглядишь недостаточно степенно для Оксфорда. Если кто-то спросит, скажем, что ты мой лакей.

– Ну уж нетушки!

– А твой говор – боже! Лучше вообще помалкивай. Мы всегда можем сослаться на то, что ты немой или умственно отсталый.

Макгрей открыл рот, чтобы возмутиться, но…

– Дерьмо, терпеть не могу, когда ты прав. – Тут он заметил Харриса, который подтягивал упряжь. Макгрей остановил меня: – А что будем делать с этим голиафом?

Я уставился на того – он как раз взобрался на козлы: высокий здоровяк, невежественный и действительно немой. В сказку об одном немом слуге еще могли поверить, но о двух…

– Такое не замаскируешь, – сказал я. – Он может высадить нас примерно за милю от библиотеки и подойти к нам своим ходом с другой стороны.

– Мне не хотелось бы упускать его из виду, – шепнул Макгрей с гримасой недоверия на лице. – После того как он обратился против нас в Йорке…

– Знаю, – пробормотал я, – но сейчас нам придется ему довериться. Другого выбора нет.

Сказав это, я понял, до чего же безвыходным было наше положение: впереди ждала очередная навязанная нам безумная вылазка. Я покачал головой и залез в коляску, сердце мое сжалось в комок. Сорока, метавшаяся в клетке, похоже, разделяла мою тревогу.

В Оксфорд нам предстояло прибыть к вечеру, уже после заката. Один из самых коротких дней в году совпал с новолунием и пасмурной погодой.

Я решил не заводить об этом речь, дабы Макгрей не заявил, что все это дурные знаки.

ДНЕВНИК – 184622 января. Я соглашаюсь на Лечение у доктора Сеймура из дома № 13 на углу Чарльз-стрит и Беркли-сквер – Он навещает меня, читает эту книгу – Он выражает Мнение, что у меня нет Болезней органов – что он не видит причины, по которой я не мог бы поправиться, – далее, он говорит, что видел Случаи и похуже…
13 июня. Доктор Сеймур принимает решение наложить Компресс на всю длину Позвоночника и поясничную Область. Он прописывает следующую Примочку:
R Iodidi Hydrageri 3i
Adipis preparatae 3i[21].
Я применяю ее, и спустя несколько нанесений она вызывает весьма неприятное ощущение Зуда и Раздражения Кожи там, где ее втерли.
3 июля. Девять дней с тех пор, как мазь начали втирать мне в спину – и появились ОЧЕНЬ НЕПРИЯТНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ, – симптомы ничуть не ослабли.
Рамсгит – 22 сентября. Вскоре после завтрака я испытал величайшую Боль в Мочевом пузыре – Вчера я был вынужден принять один из Успокаивающих Отваров доктора Сеймура, дабы снять Эффект Шпанской мушки…


39

Город казался горсткой золотых огоньков на черном фоне, ветер доносил до нас отзвук церковных колоколов.

Харрис забрал на юго-запад, огибая город со стороны реки Темзы. Как я и велел, он остановился на границе с Крайст-Черч-Медоу – огромным лугом, который в тот момент был темным, словно вход в пещеру. Идеальное место для того, чтобы проникнуть в город незамеченными.

Девятипалый подобрал с пола кусачки и заткнул их себе за пояс сзади.

– Я думал, что действовать ими будет Харрис, – прошептал я.

– Лучше сами возьмем, – сказал он. – Мало ли какая у него случится… заминка.

Он проверил, полностью ли заряжены наши револьверы, один вручил мне, а затем ощупал свой нагрудный карман, в котором хранил запасные пули. Я спрятал оружие в кобуру, надеясь, что нужды воспользоваться им не возникнет.

Сорока успела уснуть и не забеспокоилась, даже когда Макгрей поднял клетку, чтобы достать из-под нее книгу.

– Вряд ли мы кого-то встретим, – сказал я, сунув в карман три свечи и коробок спичек, который мы прихватили в гостинице, – но если такое случится, просто помни…

– Да-да, я слабоумный и немой.

Я глубоко вдохнул, собрался с силами и открыл дверь.

Мы вышли из коляски, и я направился к Харрису.

– Поезжай на север и сверни на Пемброк-стрит. Правь вперед, пока не увидишь церковь. За ней есть маленькое кладбище – весьма укромное место; никто не заметит коляску, если ты оставишь ее у южной ограды. На то, чтобы доехать туда, а потом добраться до места встречи пешком, у тебя уйдет примерно столько же времени, сколько у нас – чтобы добраться до библиотеки этим путем. Если нас к тому моменту не будет, сверни в темный переулок – Брейзноуз-лейн. Подожди нас там.

Он коротко кивнул, но взгляд у него блуждал, поэтому я не был уверен, хорошо ли он понял мои указания. Я снова подошел к Макгрею. Тот кивнул Харрису, и мы, развернувшись, тихо зашагали в глубину темного парка.

И так все началось.

Я плотнее завернулся в пальто, чувствуя, как холод проникает под одежду. Самого снега мы не видели, но шли, утопая в нем футов на пять, и через некоторое время пальцы у меня на ногах онемели.

Вдалеке, сотнях в двух ярдов, показался ряд фонарей – я узнал за ними серые стены Мертон-колледжа. Эти старые, изъеденные временем камни напомнили мне городские стены Йорка, только уменьшенную их версию. За ними вздымались старинные здания колледжей – свет горел лишь в десятке узких окон, но этого оказалось достаточно, чтобы мы различили покатые крыши и высокие дымовые трубы.

– Этот променад называется «Дорога мертвеца», – шепнул я, когда мы были уже близко. – Весьма подходящее название.

– Там есть маленькие ворота, – сказал Макгрей и показал в угол стены слева от нас. Я проследил за его жестом – это оказались хлипкие кованые ворота с тяжелой цепью. Позади них виднелись затемненные сады колледжа. Там не было ни души.

– Нам лучше избегать открытых мест, – прошептал я, но Макгрей уже потянулся за кусачками. – Макгрей, нет, давай лучше…

Тут мы что-то услышали. Звук походил на тихие шаги, заглушаемые снегом. И на шуршание одежды. Мы повертели головами, пытаясь разобрать хоть что-то, но луга заливала непроглядная тьма – казалось, что мы стоим на краю черной бездны.

– К черту, – сказал Макгрей. Он сунул мне увесистую книгу, а затем одним быстрым, ловким движением рассек цепь.

Я успел поймать звенья, прежде чем они загремели. Макгрей забрал у меня цепь и осторожно положил ее на землю, а затем открыл ворота.

Стремительным шагом мы пересекли сады. По обе стороны дорожки высились голые деревья – их ветви смыкались в густую паутину над нашими головами, а сверху лился свет из пары зажженных окон. У меня участился пульс, у Макгрея, видимо, тоже, ибо мы не отважились переброситься и словечком, пока не достигли другого конца тропы. Там нас ждали еще одни железные ворота.

Макгрей без промедления рассек и эту цепь – кусачки он так и не спрятал обратно. Ворота громко скрипнули, когда он толкнул их, – в мертвой тишине этот звук был оглушительным.

Я невольно обернулся, вгляделся в нагие сады, и мне показалось, что я заметил чью-то бесформенную тень. Макгрей потянул меня за локоть, и мы торопливо вышли на улицу.

Мы свернули в первый же проулок, чтобы как можно скорее укрыться от чужих глаз. Я понял, что мы – какое совпадение! – оказались в Сорочьем переулке. С обеих сторон местные улочки освещали газовые фонари, отчего мы были видны как на ладони. Я поглубже надвинул шляпу, надеясь, что она скрывает большую часть моего лица, если не поднимать головы.

– Что это было? – прошептал я, прижимая книгу к груди. Сказав это, я оглянулся и с облегчением выдохнул, увидев, что нас никто не преследует.

– Понятия не имею. Я думал, ты что-то увидел.

– Нет, мне только… убери это!

Лишь тогда Макгрей осознал, что все еще держит кусачки в руках. Он немедленно спрятал их.

– Этот путь оказался гораздо короче, чем я думал, – сказал я. – Мы доберемся до библиотеки намного раньше Харриса.

– Давай просто подождем его там, где ты сказал. Не хочу шататься у всех на виду по этому проклятому местечку.

Через пару минут мы достигли конца переулка и вышли прямо на широкую Хай-стрит.

Несмотря на то что я не был здесь много лет, я тотчас узнал каждое здание. Книжные лавки, здания Олд-Банка и вытянутые готические окна церкви Святой Девы Марии. Из витражей лился свет, а со стороны нефа доносилось пение хора мальчиков, репетировавших рождественские гимны.

Больше в округе не было слышно ни звука. Главная улица, обычно заполненная толпами людей, походила на город призраков: ни колясок, ни пешеходов, ни открытых заведений.

– Нам вперед? – спросил Макгрей, и, как только я кивнул, он ускорил шаг. Я последовал его примеру. Пусть и безлюдная, эта улица была самой открытой частью нашего маршрута.

Пока мы ее пересекали, я не дышал, словно газель, которая переплывает реку, кишащую крокодилами. Я считал шаги и вертел головой во все стороны, высматривая воронов в темном небе и ведьм, таившихся в тени каждого фонаря. Мне пришлось напомнить себе, что библиотека была всего в нескольких ярдах от нас – на площади сразу за церковью Святой Девы Марии.

Я шагнул на бордюр – витражное окно было уже так близко, что я мог разглядеть лица святых. И в этот самый миг, как только я выдохнул было с облегчением, карканье ворона прервало нежное детское пение.

Мы застыли. Я затаил дыхание и увидел облачко пара перед лицом Макгрея. Птица издала еще один крик, и я принялся высматривать ее, но Макгрей дернул меня за плечо – да так резко, что я чуть не выронил книгу.

– Как они нас нашли? – проворчал он, когда мы вышли на площадь. Круглый купол ротонды Радклиффа, ее сливочные каменные стены, подсвеченные фонарями, расставленными вдоль двора, напоминали склеп как никогда прежде.

– Может, это просто случайный ворон? – с надеждой пробормотал я.

– Не будем на это рассчитывать. Где тот переулок?

– Вот он, – сказал я и, свернув налево, а затем направо, быстро обошел ротонду. Перед нами возникли высокие крепкие стены Бодлианской библиотеки, увенчанные остроконечными каменными пинаклями, которые выглядели как резные копья, указующие в небо. Боковые ворота, врезанные в массивную стену, выходили на эту сторону площади – их железные стержни отделяли нас от густой тьмы, что ждала в глубине. Средневековые окна, разумеется, не светились – их каменные переплеты напоминали тюремные решетки.

Мы метнулись в переулок и затаились под древними стенами сада с южной стороны библиотеки. К моему ужасу, стены высившегося напротив готического колледжа Кингс-Холл были увешаны газовыми лампами. И подсвеченные ими шапки снега, облепившие углы здания, казались насмешкой над нами.

– Ты же говорил, что тут темно будет! – злобно процедил Макгрей.

– Я здесь почти десять лет не был!

Макгрей разочарованно потер лицо.

– Тоже мне – знаток.

Я не придал значения его словам и огляделся по сторонам. Как и предполагалось, Харриса еще видно не было.

– Нам остается только ждать, – раздраженно бросил я.

Макгрей зажег сигарету, но я отнял ее у него – нервы у меня так разыгрались, что я едва удерживал книгу под мышкой. Сделав пару затяжек, я понял, как подозрительно мы, должно быть, выглядим: двое мужчин в шляпах и длинных пальто, стоящие в пустынном переулке в один из самых тихих вечеров в году.

Мы услышали, как кто-то негромко переговаривается, и сердце у меня ушло в пятки. Я не решился высунуться и взглянуть на площадь, откуда доносился звук, но вскоре две длинные тени, очерченные светом фонарей колледжа, легли на каменные плиты перед нами. Двое людей, которые шли бок о бок.

Я вздрогнул, когда они вывернули из-за угла, – но обнаружилось, что мой испуг был не самым сильным.

Мужчина, явно пожилой профессор, был слегка навеселе и шел под руку с весьма юной особой в очках – вероятно, новенькой библиотекаршей.

Они замерли – и стали белее снега, лежавшего вокруг. Они не двигались с места, пока Макгрей не отшвырнул сигарету и не огрызнулся:

– Ох, валите прочь!

Так они и сделали – развернулись и трусливо засеменили туда, откуда пришли.

– Ты же должен был молчать! – прошипел я.

Макгрей лукаво улыбнулся:

– Эти двое болтать не будут.

Наше ожидание продолжилось – каждая секунда его была пыткой. Мысли мои блуждали – в голове роились картинки всяких ужасов. Харрис мертв, Харрис заблудился… Харрис уже близко, а вместе с ним – свора ведьм…

– Слишком долго его нет, – пробормотал Макгрей, зажигая еще одну сигарету.

– Да уж, – через некоторое время отозвался я.

Не могу точно сказать, сколько мы там прождали. Вряд ли больше пяти минут, но казалось, что прошло несколько часов. Сердце мое бешено колотилось в груди.

– К черту, – сказал Макгрей. – Сам перекушу.

– Что, если Харрис придет, а нас тут…

– Жди здесь. Если он не явится к тому моменту, как я подам сигнал, просто иди за мной. Мы не можем тут больше торчать.

Я нехотя уступил ему – он быстро зашагал к библиотеке. Его темное пальто превратилось в тень, мелькающую у решетчатых ворот, а позвякивание цепи, пусть и тихое, резало мне слух – так я был взволнован.

Я поглядывал то на Макгрея, то в переулок. Старые стены последнего сужались вдали, и чем меньше впереди было фонарей, тем там было темнее. Мне почудилось какое-то движение…

Лязгнул металл, и Макгрей выругался. Я оглянулся на него и увидел, как он, выставив локоть, пытается одолеть цепь. Он закряхтел от натуги. Я испытал желание подойти к нему и попросить вести себя потише, но тут надо мною захлопали крылья.

Я задрал голову – на ближайшем фонаре сидел крупный ворон. Подлая птица смотрела вниз, перья ее блестели в газовом свете, а глаза-бусины наблюдали за мной.

Я выглянул в переулок – вдали что-то появилось. Поначалу это была точка, чернее уличных теней, и она быстро двигалась в мою сторону. Я узнал те узкие плечи. Фигура в черном плаще, высокая, но стройная. Женщина.

Я сорвался с места и помчался к библиотеке, за спиной у меня закаркал ворон. По спине пробежал холодок, словно пальцы той темной фигуры в капюшоне уже дотянулись до меня.

Макгрей чуть не отпихнул меня – он налегал на кусачки всем телом.

– Быстрее, быстрее, – поторопил его я.

– Они уже здесь?

Ответ мой ему не потребовался, поскольку раздался вороний грай. Макгрей сосредоточил все свое внимание на воротах, от усилия на висках у него выступил пот. Я бросил взгляд на цепь и понял, в чем заключалась причина его неудач – звенья были толщиной с его большие пальцы, висячий замок – шире, чем его кулак.

Он снова и снова сжимал кусачки изо всех своих сил – вены набухли у него и на руках, и на лбу. Я даже не пытался вмешиваться – даже будь обе мои руки целы, толку от меня было бы не больше. Мне оставалось лишь стоять там и ждать, наблюдая за тем, как кусачки до ужаса медленно вгрызаются в сталь.

– Далеко они еще? – процедил он.

– Я… я не знаю. В последний раз, когда я смотрел, были ярдах в пятидесяти. Может, меньше.

Я обернулся и вперил взгляд в начало переулка – ворон по-прежнему гордо восседал на фонаре.

Тут раздался металлический щелчок, и Макгрей облегченно выдохнул.

Я даже не заметил перекушенное звено. Макгрей успел оттянуть цепь, приоткрыв ворота ровно настолько, чтобы можно было пролезть внутрь. Я просочился следом за ним, толкнул ворота обратно и, обернувшись, увидел, как из-за переулка появилась тень. Черные полы плаща развевались на ветру.

Не мешкая, я потащил Макгрея прочь от ворот, мы нырнули в тоннель и очутились во внутреннем дворе библиотеки. Концы цепи болтались, как маятники, цепь была грубо перекушена, но нам уже было не до этого. Мы схоронились сразу за углом тоннеля, вжавшись в холодную стену. Перед нами был двор, погруженный в абсолютную темноту – сюда не добирался свет уличных фонарей, а луны и звезд сегодня не было. Я видел только контуры готических пинаклей, венчавших весь периметр библиотеки, – с внешней стороны здания их освещали фонари. Над ними нависало лишь густо-черное небо.

Мы ждали, напрягая слух. С улицы донеслись тихие шаги, затем – едва слышное хлопанье крыльев. Мог ли ворон разглядеть нас даже в такой кромешной тьме? Вполне вероятно.

Я услышал шорох одежды Макгрея – он достал револьвер. Я положил книгу наземь и сделал то же самое, сердце громко стучало в груди. Если та, кого я видел, – ведьма, она точно знает, что мы здесь.

Мы ждали, но ничего не происходило. Мы больше не слышали ни шагов, ни карканья, ни звяканья свисающей цепи.

Но тут раздался звук, от которого мы вскинулись. Над городом раскатился бой колоколов, отмечающий середину часа.

Макгрей, воспользовавшись моментом, шепнул:

– Что дальше-то?

Я не ответил и просто пошел вдоль стены, ощупывая известняк в поисках двери. Первая обнаружилась всего через пару шагов: дубовая и на засове, заперта. Я потрогал широкую задвижку – ледяная на ощупь сталь, замочная скважина величиной с мой палец – и вспомнил связку увесистых ключей, которую библиотекарь везде носил с собой. Я пошел дальше – Макгрей тихо двигался следом – и добрался до башни в углу двора. Там нашлась еще одна дверь – тоже запертая.

Я осмотрелся, пытаясь представить схему двора. В каждом углу должно быть по паре дверей, но было бы глупо надеяться, что какую-то из них оставили незапертой. Я чуть не застонал от досады.

Вдруг нечто – поначалу медленно – поползло по моей ноге вверх. Едва ощутимое, неожиданное тепло – словно нерешительное прикосновение руки, возникшей из-под земли.

Я отскочил, едва сдержав вопль ужаса. Я услышал, как Макгрей бросился ко мне, наступил на что-то металлическое, а я снова ощутил тепло – на сей раз обеими ногами.

И тут я понял: это теплый сквозняк, который вылетал наружу сквозь железную решетку в земле. Под этим люком проходили трубы бодлианской смехотворно бесполезной системы обогрева пола.

Я присел и поднес руку к земле. Вот он, теплый воздух, тихонько дует вверх. Я нащупал края решетки. Сталь была влажная – снег вокруг люка тоже подтаял. Это был воздухоотвод, созданный для того, чтобы вода остужалась и легковоспламеняющиеся полы не перегревались, когда библиотека не работает.

Макгрей тоже дотронулся до решетки, и мы оба нащупали толстые болты, которыми люк крепился к земле.

– Сможем? – шепнул он.

Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить свои студенческие годы, когда все, от студентов до профессоров, жаловались на нещадный холод. Я вспомнил, что в полу всюду были широкие решетки и как мы сражались за возможность занять место рядом с ними. Трубы пролегали в каменных желобах и потому не соприкасались с деревянными половицами. Возможно, их ширины как раз хватит для того, чтобы мы смогли протиснуться внутрь. И паровой котел никогда не топили по ночам – то, что мы почувствовали, было остатками дневного тепла, – так что ошпариться об трубы нам не грозило.

– Возможно, – ответил я.

Макгрей в ту же секунду принялся за болты. Он отсек первый, и звук головки, отскочившей на брусчатку, вышел чудовищно громким. С оставшимися тремя он проявил большую осторожность, а я тем временем приглядывал за выходом из тоннеля, опасаясь, что фигуры в плащах появятся оттуда в любой момент. Пока что все было тихо.

Я был уверен, что видел тех женщин. Не сомневался ни на секунду. А они наверняка увидели меня и перекушенную цепь. Почему они не преследовали нас?

Времени задаваться вопросами больше не было. Макгрей оттолкнул меня, поскольку я стоял на решетке, и оттащил ее в сторону. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я разобрал стенки коллектора шириною в два фута, вдоль которого пролегала пара свинцовых труб.

Макгрей свесил вниз ногу.

– Черт, тут немного…

– Сможешь проле… – начал было я, но Девятипалый к тому моменту успел нырнуть вниз – лицом вперед – и, дергаясь и кряхтя, едва протиснул внутрь свои широкие плечи. После долгой возни его ботинки наконец пропали из виду – он уполз в сторону ближайшего крыла библиотеки.

Я сунул книгу под пальто – так, чтобы она была плотно прижата к груди. И, сделав последний обреченный вздох, полез вниз.

Воистину это был позорнейший, самый унизительный момент в моей жизни.

Я передвигался самым неуклюжим и нелепейшим манером, зажатый промеж все еще теплых труб и ледяного влажного камня, по каналу, покрытому грязью смутного происхождения, скопившейся тут за бесчисленные годы. Я абсолютно ничего не видел и слышал только сердитое кряхтенье Макгрея, которому пришлось куда туже, чем мне. Он протискивался вперед, одежда его шумно терлась о желоб. Это звучало так, словно кто-то пытался протолкнуть винную пробку внутрь бутылки. Ему же на ум пришла куда менее изящная аллегория:

– Вот, видимо, на что похож запор изнутри…

Я все продирался вперед, радуясь, что на сей раз я хотя бы не в своей одежде, – но тут же вспомнил, что все мои любимые костюмы сгорели дотла в Эдинбурге, и меня захлестнуло волной отчаяния. На пару секунд я замер – сломанная рука заныла от сырости и холода. Я попробовал медленно подышать, чтобы успокоиться, но это лишь вызвало боль – вдохнуть полной грудью в этом крошечном пространстве не получалось никак. Я уперся лбом в теплую трубу, чтобы ощутить хотя бы толику физического комфорта в мире, ополчившемся против меня по всем фронтам.

– Тут решетка, – вдруг сказал Макгрей с тенью надежды в голосе. Он был гораздо дальше, чем я думал. – Кусачки у тебя?

Я застонал:

– Нет. Я сам еле…

– Ох, твою же мать! – не выдержал он, дергаясь, как живая сардина, запечатанная в жестянке. – Я даже рукой тут пошевелить не могу! – И со всей мочи ударил в железную решетку. Он прополз еще немного вперед, чтобы пинать ее ногами – коему занятию и предался с неистовой яростью. Трубы вздрагивали, и оглушительный лязг разносился по всему каналу.

– Макгрей! – возмущенно окликнул я, но тут решетка поддалась – я услышал, как она сдвинулась, а потом снова упала. Грохот был ужасный – слышно его было, вероятно, даже в самых дальних углах здания.

Не успело эхо утихнуть, как Макгрей выскочил наружу и громко, с облегчением выдохнул. Я пополз вперед – в желоб пролился слабый золотистый свет. Передо мной возникла четырехпалая ладонь Макгрея – он вытянул меня наверх, и я очутился на краю люка.

Внезапно я снова мог дышать, а глаза мои – видеть тусклое сияние уличных фонарей, проникавшее внутрь сквозь широкие окна библиотеки.

Я вытащил книгу из-за пазухи и позволил себе протяжно, утомленно выдохнуть.

Наконец-то мы были внутри.

40

– Теперь весь Оксфорд знает, что мы здесь! – простонал я, доставая из кармана спички и свечи.

– Ох, простите, пожалуйста! – воскликнул Макгрей, потирая ладони и локти – все в ссадинах. Плечи на его пальто и брючины на коленях протерлись до дыр. – Это я испортил твою чертовски гениальную идею, как проникнуть внутрь? – Он повертел головой. – Ты хоть знаешь, где мы, черт возьми, находимся?

Я как раз зажег первую свечу – воск вскоре закапал на старинные половицы. По обе стороны этого крыла были витражные окна, а изящные резные арки камня сливочного оттенка соединялись у нас над головами в готический сводчатый потолок. Ни книг, ни полок здесь не было. Продолговатое широкое помещение скорее напоминало богато убранную церковь. Я сразу же понял, где мы.

– Это просколиум, – сказал я.

– А книги-то где?

– На втором этаже. Лестница, видимо, там.

Я показал на северную часть крыла, где сквозь витражное окно с улицы попадало немного света от фонарей. Макгрей взял еще одну свечу и зажег ее от моей. Он помог мне подняться, подобрал книгу с пола, и мы направились в ту сторону – пламя свечей плясало, поскольку шли мы быстро.

Слева мы увидели тяжелую дубовую дверь.

– А эта куда ведет? – спросил Макгрей.

– Прямо на улицу, – сказал я, и Макгрей недовольно крякнул. Это был один из множества запертых входов, которыми мы не смогли воспользоваться.

Напротив этой двери высилась темная арка, которая вела к лестнице. Мы свернули туда, и в тот же самый миг, смешавшись со звуком моих шагов, раздался приглушенный лязг металла.

Мы с Макгреем замерли на месте. Звук повторялся с неравномерными промежутками – где-то у нас за спиной. Из-под пола. Мой пульс ускорился.

Мы молча ждали – дыхание Макгрея собиралось облачками над его свечой.

– Это они? – пробормотал я.

Мы прислушались – Макгрей с хмурым видом. Лязг постепенно утих, но наступившая тишина тревожила не меньше.

– Давай-ка поспешим, – процедил Девятипалый, и мы двинулись дальше.

Ступени были низкими, лестница широкой – ничего общего с удушливыми коридорами Йоркского собора, – и мы быстро поднялись на второй этаж.

Мы вышли с лестничного пролета, и я очень осторожно поднял свечу повыше, опасаясь, что совершу одно неловкое движение – и либо она выпадет у меня из рук, либо выбросит искру, и вокруг сразу же вспыхнет пожар. Масштабы библиотеки медленно проступили во тьме.

Мы увидели набитые книгами двухъярусные стеллажи высотой в пятнадцать футов, которые занимали все крыло, от края до края. Ряды тонких дубовых колонн поддерживали балконы, на которых находились самые высокие полки, – каждый из них был снабжен лестницей на колесиках. В воздухе, пусть и прохладном, стоял терпкий, чем-то схожий с коричным аромат кожи и старой бумаги. Над нами в сиянии свечи тускло поблескивал средневековый кессонный потолок, богато украшенный орнаментами и позолоченной резьбой.

– Это Отдел искусств, – сказал я. – Мы приходили сюда поглумиться над парнями из Школы богословия.

Я посветил в сторону остроконечной каменной арки в самом центре крыла. От нее начинался просторный темный коридор.

– А вон библиотека Хамфри, – пояснил я, указав на арку. – Каталог должен быть там.

Он обнаружился именно там, где я и ожидал его найти, – прямо за аркой, напротив стола библиотекаря. Каталог представлял собой лишь аккуратный книжный шкаф, уставленный томами, которые были явно новее, чем все остальные издания вокруг. Я бросился к нему и посветил на корешки книг. Макгрей тоже подошел – сразу стало светлее.

– Хергест, говоришь? – спросил я его.

– Ага, «Красная книга Хергеста».

Вскоре я нашел соответствующий том каталога. Единственной здоровой рукой я держал свечу, так что снять его с полки пришлось Макгрею. Он отнес его на стол библиотекаря (а заодно и нашу книгу-фальшивку) и раскрыл.

– Ищи, – велел он и забрал у меня свечу.

– Будем надеяться, что запись все еще соответствует действительности, – вздохнул я, спешно перелистывая книгу. – Эти штуки имеют обыкновение быстро устаревать.

– А картотекой тут не пользуются, что ли? – удивился Макгрей.

– Она только для печатных книг. Перечень древних манускриптов – в этих каталогах. Старая традиция.

Я вел пальцем по бесконечному алфавитному указателю, краем глаза видя, что Девятипалый с тревогой поглядывает в сторону лестницы.

– Есть, – сказал я – сердце мое совершило кульбит, когда я увидел нужный титул. – «Красная книга Хергеста», MS III. Господи, ну и древний же шифр.

С этими словами я шагнул в арку и очутился в крыле Хамфри. Мы шли вперед, выставив свечи перед собой – их свет выхватывал из глубокой тьмы нескончаемые ряды старинных книг с выцветшими, а в некоторых случаях – и раскрошившимися корешками. Здешние стеллажи были ниже, к каждому крепился стол, два ряда их тянулись по обе стороны продолговатого зала. Над ними между расписными балками висели мрачные портреты маслом. Те землистые, растрескавшиеся лица елизаветинцев, казалось, с возмущением следили за открытым огнем в наших руках.

Шифры манускриптов были записаны на бумажных карточках, закрепленных на торцах стеллажей. Как я и ожидал, наша книга, похоже, была в самом конце зала. Я ускорил шаг.

Вновь до нас донесся металлический лязг, и вновь мы застыли.

Казалось, что звук этот исходит из самих стен, и когда я понял это, сердце у меня заколотилось как бешеное.

– Они что, по чертовым трубам ползут? – пробормотал Макгрей.

– Я… я не понимаю, как это возможно, – сказал я. – Им пришлось бы взбираться по идущему вверх трубопроводу, а он…

– Я найду эту проклятую книгу, – перебил меня Макгрей и бросил взгляд на мое запястье. – Ты иди за выходом присмотри.

Он зашагал в другой конец зала, подсвечивая по пути карточки с шифрами. Я пошел в обратную сторону и встал под аркой, ведущей в крыло. Света из окон, походивших на церковные, и от моей свечи вполне хватало для сносного обзора лестницы. В полу чернели желоба, по которым проходили трубы отопления. Я не сводил с них глаз, чувствуя, как револьвер оттягивает мне нагрудный карман – впрочем, толку от него было бы немного, покуда единственная моя годная рука держит тоненькую свечку.

Я попытался достать оружие, не выронив при этом свечу. Когда мне это почти удалось, дважды звякнул металл – сначала раз, потом другой.

Первый донесся из-под пола, где пролегали трубы. Второй, к моему изумлению, раздался с той стороны, куда ушел Макгрей.

– Ох, дерьмо! – воскликнул он.

Я вперил взгляд в темноту, но увидел лишь контуры стеллажей, на которые падал свет его свечи.

– Что такое? – спросил я и оглянулся на решетку над желобом.

– Она прикована!

– Чего?

– Эта сраная книга прикована!

Меня бросило в холодный пот. Оставлять свою позицию я не хотел, опасаясь, что кто-то может пробраться сюда по лестнице или из-под пола, но тут громкий лязг цепи в том конце, где был Макгрей, стал просто оглушительным.

Я выругался и помчался к нему. Он уже успел достать книгу с полки – толстый древний фолиант лежал на читательском столе. Я увидел красный кожаный переплет, благодаря которому книга получила название, и крепкую черную цепь, каковую Макгрей пытался содрать с книги.

– О да, – прошептал я. – Я совсем об этом забыл. Это защита от кражи.

Девятипалый ощерился и почти сорвался на визг:

– Ох, правда? Какой уголок твоего сраного оксфордского умишки считает, что я этого все еще не понял?

Он накрыл лицо ладонями и осел на ближайший стул, со скрежетом выдвинув его из-за стола. Когда этот звук стих, установилась абсолютная тишина – в обоих концах зала. Я изо всех сил напрягал слух, упершись взглядом в арочный проход. Никого. Пока что.

Я нагнулся осмотреть книгу. В заднюю часть переплета был продет толстый железный карабин – он соединял книгу с цепью. К другому концу цепи было приделано громоздкое железное кольцо – сквозь него шел железный стержень, тянувшийся вдоль всего стеллажа. Я провел пальцем по холодному металлу – к нему были прикованы все книги на полке, а сам стержень крепился к шкафу четырьмя тяжелыми амбарными замками.

Я фыркнул:

– Нам следовало бы отомкнуть все четыре замка, открепить стержень от шкафа, спустить с него все ненужные цепи – а потом вернуть все на место.

Я посмотрел на Макгрея – он поглядывал в сторону лестницы, тоже опасаясь, что кто-то вот-вот за нами явится.

– Как думаешь, стоит попробовать проползти по тому желобу обратно и притащить сюда кусачки?

Я сглотнул.

– Вернуться к тому люку? Сильно сомневаюсь. Мы понятия не имеем, кто – или что успело там затаиться. Застрять в желобе и наткнуться там на ведьму, вооруженную склянкой с кислотой, – так себе идея.

Почти готовый поддаться панике, Макгрей нервно потер лицо, но вдруг задумчиво прищурился.

– У библиотекаря должны быть ключи от этой штуки, – сказал он.

Я усмехнулся:

– Верно, но я сомневаюсь, что он оставляет их здесь на ночь.

– Давай все равно посмотрим. Сходи поищи на столе у старого хрыча. – Голос его прозвучал непривычно высоко. – Пока ты там копаешься, я попробую тут как-нибудь выкрутиться.

Я был уверен, что ничего не найду, но все-таки зашагал обратно в Отдел искусств.

Воздух там, казалось, остыл и даже загустел. Я шел к столу, вглядываясь в темноту и старательно прислушиваясь.

На столе обнаружилась оловянная карандашница, куда я и воткнул свечу, отодвинув подальше от нее легковоспламеняющийся журнал учета выданных книг, а затем принялся открывать ящики стола. В каждом было отверстие для ключа, но большинство из них были не заперты – и понятно почему: внутри валялся лишь всякий мусор – погнутые перья, пустые чернильницы, квитанции десятилетней давности… Я даже укололся о ржавые иглы из дешевого набора для штопки. Два верхних ящика стола оказались заперты. У меня забрезжила надежда.

– Макгрей, – шепотом позвал я, – сможешь взломать маленький замок?

Тишина.

– Макгрей? – Я окликнул его чуть громче. Схватив свечу, я посветил в ту сторону коридора, но не увидел ни его, ни отблеска его свечи.

Следующие несколько секунд тянулись немыслимо долго. Я нерешительно шагнул вперед – и вдруг раздался глухой удар, а затем, кажется, опрокинулся стул.

Я в тот же миг схватил импровизированный подсвечник и бросился к Макгрею, роняя капли расплавленного воска прямо на пол. Я посветил на стол и сначала увидел Макгрееву свечу – от затушенного фитиля все еще поднимался дымок, – а затем опрокинутый стул. Перед ним стоял сам Макгрей, а в руках у него был красный кожаный прямоугольник.

Я задохнулся.

– Да что же ты на…

Я лишился дара речи. Макгрей просто выдрал всю книгу из переплета, и стопка желтоватых листов пергамента теперь лежала на читательском столе, как обнаженный труп, а нити торчали из нее, словно обрывки сухожилий.

Он посмотрел на меня виноватым взглядом маленького сорванца, который только что съел целый яблочный пирог.

– Я решил уберечь тебя от зрелища изуверств.

Макгрей выхватил у меня свечу и, пока я, разинув рот, смотрел на это непотребство, успел сходить к столу библиотекаря и принести поддельную книгу, которую выдали нам ведьмы. Он поставил карандашницу со свечой на читательский стол и принялся выдирать из обложки и эту книгу.

– Так даже лучше будет, – заявил он, не прекращая свою разрушительную деятельность. – Вложим страницы этой в старый переплет. Чванливые оксфордские говнюки еще нескоро заметят, что…

– Да как ты мог так поступить? Эта книга – реликвия! Она была предметом старины еще в те дни, когда Генрих VIII возлег со своей первой потаскухой!

– Либо книга, либо наши жизни, – отрезал он. – Все сразу не спасти.

Он раскрыл старый переплет – цепь все еще была на своем месте – и вставил в него подложные страницы. Размеры сошлись идеально.

– Надо их как-то скрепить, – сказал он.

– Серьезно? – воскликнул я, но Девятипалый даже не заметил сарказма.

– Ага. Гуммиарабиком, иголкой с ниткой – чем угодно.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь убедить себя, что пути назад уже нет.

– В столе библиотекаря есть швейный набор, – сообщил я. – В нижнем левом ящике.

На сей раз он все-таки зажег свою свечу, а мне оставил мою.

– Хорошо. Прикинь пока, как шить одной рукой.

– Этим будешь заниматься ты, – огрызнулся я, но его уже рядом не было.

Я неловко поднял старинный переплет, который оказался куда тяжелее, чем я ожидал.

Я принялся рассматривать место, где передняя обложка соединялась с корешком. Толстую дубовую дощечку прикрывала кожа – теперь с оборванным краем. Древесина лет пятьсот не видела солнечного света – до той роковой ночи, когда пустоголовый шотландец проник в…

Что-то отразило свет. Нечто почти белое в сравнении с темной древесиной и кожей. Между ними был всунут лист бумаги. Я поднес свечу поближе и присмотрелся к разодранному шву. Этим стежкам, пусть и не новым с виду, явно было меньше пятисот лет.

Я приподнял обложку, оттянув дощечку от кожи, как раскрыл бы конверт. Не чувствуя боли в сломанной руке, я вытащил оттуда несколько аккуратно сложенных листов хлопковой бумаги.

Прежде чем развернуть их, прежде чем сосредоточить внимание на чернильных письменах, я подумал о Кэролайн Ардгласс. Я вспомнил, как бедняжка призналась йоркской шайке, что вынула из старой немецкой книги миниатюру с мальчиком, спрятанную под обложкой. Похоже, древние книги были у ведьм излюбленным тайником.

Макгрей уже возвращался – моток ниток в его руке выглядел до нелепого крошечным.

– Так, ладненько, я в жизни и носка не заштопал, но посмотрим, что тут… А это еще что, черт подери, такое?

– Думаю… это и есть причина, по которой Белене понадобилась эта книга, – сказал я и поднял бумаги. На вид они были довольно старыми, но все же не до такой степени, как книга, в которой они были спрятаны.

Макгрей отложил моток, пододвинул стул и потянулся к бумагам.

– Р-руки! – рявкнул я. – Видел я, на что они способны.

С величайшей осторожностью я разгладил листы на столе, и мы склонились над ними. Первая страница была заполнена аккуратным, мелким почерком – затейливыми, выведенными на старомодный манер буквами.

Ничто, абсолютно ничто не могло подготовить меня к тому, что мне предстояло прочесть.

Лондон, 9 июля, 1818