Я просто стою, не зная, что делать дальше. Но тут парень, перестав ржать, открывает на своем телефоне приложение «Позвонить» и передает аппарат мне.
– Черт… Давно я так не смеялся… Давай, только по-быстрому, – говорит он.
– Спасибо.
Я поворачиваюсь к нему спиной и пытаюсь вспомнить номер Ребекки. Через несколько мгновений вспоминаю – и набираю его. После четырех гудков вызов переходит на голосовую почту. Положительным моментом, однако, является то, что на записи звучит голос Ребекки – значит я запомнил правильно. Звоню ей еще раз. И снова никакого ответа. Я набираю другой номер, оглядываясь на клерка. Тот занят чтением журнала.
– Привет.
Я крепко прижимаю телефон к уху:
– Дэниел, это Адам.
– Адам, мой мальчик… Аукцион все еще идет хорошо. Заканчивается на следующей неделе, и у нас будет много хороших предложений… Подожди! Я слышал, ты снова был в тюрьме. Что-то о побеге из-под залога… Эта книга будет суперпикантной.
– Я сбежал.
– О черт… Ты не можешь просто так звонить мне.
– Мне нужна твоя помощь.
– Адам, я не могу тебе помочь. Я стану соучастником. Просто сделай хороший задел для своей книги.
Он резко заканчивает разговор. Дерьмо! Я набираю другой номер, и она берет трубку после первого гудка.
– Мама, я сбежал.
– О небеса! Где ты? – В ее голосе слышится паника.
– Это не имеет значения. Я собираюсь встретиться с тобой в твоем отеле позже вечером. Мне нужны наличные.
– Конечно, милый. Тебе всё равно не место в этой тюрьме.
– Только не говори Саре.
– У меня нет интереса разговаривать с Сарой. И у меня хватило духу снова дать ей пощечину.
– Снова? Мам, ты же этого не сделала, правда?
– Эй, что так долго, приятель? – спрашивает клерк.
– Мне нужно идти. – Я заканчиваю разговор, удаляю набранные номера из журнала вызовов, выключаю экран и возвращаю ему телефон.
– Извините. Спасибо за помощь.
– Что, девушка не отвечает, мистер Телефон-автомат? – На его лице улыбка.
– Что-то в этом роде.
Выйдя на вечерний воздух, я начинаю свое путешествие, держа шоссе в поле зрения как ориентир. Наконец добираюсь до того, что вроде как является районом Ребекки. Но без телефона я не могу позвонить и спросить адрес. Решаю найти ее машину на подъездной дорожке, скрестив пальцы и надеясь на то, что она не держит ее в гараже.
Похоже, госпожа Удача наконец-то сняла передо мной шляпу. Я замечаю «Шевроле Круз» Ребекки у дома в стиле ранчо – должно быть, полиция уже вернула ей машину после того, как я технично угнал его. Спотыкаясь, добираюсь до ее дома и стучусь, молясь о том, чтобы она быстро подошла к двери, пока меня не заметил сосед. По идее, я должен мелькать в новостях, но, зная шерифа Стивенса, полагаю, что он попытается держать это в секрете, пока не найдет меня. Во время своего адского путешествия я видел множество табличек с надписью: «Голосуйте за шерифа Стивенса». Похоже, он баллотируется на переизбрание, и последнее, чего он хотел бы сейчас, – чтобы округ узнал, что шериф позволил убийце сбежать у него из-под носа и разгуливать по улицам. Я сбежал более двадцати четырех часов назад. Уверен, что он разозлен. А еще уверен, что они меня ищут и что времени у меня практически нет.
Ребекка открывает дверь, по которой я колотил почти минуту. Ее тело обернуто полотенцем, а волосы мокрые. Ее глаза расширяются, когда она видит меня.
– Какого черта вы здесь делаете? – Она оглядывается и тащит меня внутрь.
– Мне нужна ваша помощь.
Ребекка закрывает дверь и смотрит в окно. Она напугана. Я вижу это по ее глазам, по мурашкам на ее веснушчатой коже.
– Вы не можете находиться здесь. – Она отталкивает меня в сторону и идет на кухню; там прислоняется к стойке, плотнее закутываясь в полотенце.
– Я знаю. Но вы – моя последняя надежда.
– Вы кому-нибудь рассказывали обо мне?
– Нет… Да.
Она потирает руку. Ее лицо вспыхивает.
– Какого хрена, Адам?!
– Извините, я запаниковал.
– Кому?
– Мужу Келли, Скотту. – Я опускаю голову.
– Когда?
– Вчера.
Ребекка дергает себя за волосы.
– Кто-то наблюдал за мной. Следил…
– Откуда вы знаете?
– Они были в моем гребаном доме! Я все время получаю телефонные звонки. Они начались вчера.
– Я помогу вам…
Пытаюсь притянуть ее к себе и обнять. Она отмахивается от меня, отталкивает. Из ее глаз текут слезы.
– Вы даже себе помочь не можете!
– Я это исправлю.
– Мне не следовало вмешиваться. Я должна уйти. Должна исчезнуть.
– Всё в порядке…
Я хватаю ее за запястья. Ребекка пытается вывернуться. Я ее не отпускаю. Притягиваю ее к себе и крепко обнимаю. Она перестает сопротивляться.
– Мы пойдем в полицию вместе. Расскажем им всё, что нашли. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. – Я смотрю ей в глаза, пытаясь успокоить ее. Наклоняясь, целую ее. Это поцелуй утешения – по крайней мере, я надеюсь, что она понимает, что это так. Целую ее снова и снова, пока Ребекка не перестает плакать.
Когда она успокаивается, я думаю, что всё закончилось. И тут ее лицо искажается гневом. Она сильно толкает меня. Я отступаю назад и, не в силах удержаться, падаю на пол.
– Убирайся!
– Пожалуйста, Ребекка. Позволь мне помочь тебе.
– Ты не можешь мне помочь. Убирайся к черту из моего дома!
Я поднимаю руки вверх и медленно отступаю назад. Это не гнев. Это страх. Она напугана, и я не знаю, боится ли она меня или кого-то другого. Она права. Я не могу ей помочь. Я даже себе помочь не могу.
Прежде чем я успеваю добраться до входной двери, вижу мигающие красные и синие огни в переднем окне.
– Ты вызвала полицию?!
– Мне жаль. Я не знала, что это ты. – По ее лицу текут слезы.
– А ты думала, кто… – Я замолкаю, потому что в дверь начинают громко стучать.
– Полиция! Все выходят из дома с поднятыми руками!
Я медленно открываю входную дверь – одна рука в воздухе, а другая поворачивает ручку. Прежде чем успеваю открыть ее до конца и поднять другую руку, меня хватают за воротник рубашки и швыряют на землю. Чужое колено упирается мне в поясницу, пара мощных рук хватают меня за запястья и надевают наручники.
Когда меня поднимают на ноги и тащат к патрульной машине, мои глаза ловят слабый проблеск тени, движущейся в кустах за домом Ребекки. Я отвожу взгляд, прежде чем это фиксируется в моем разуме; оглядываюсь, но тень исчезает. В глазах у меня вспыхивают огни. Я сдаюсь без боя и занимаю свое место на заднем сиденье, готовый к поездке обратно в участок. Смотрю в лобовое стекло машины, теряя свои мысли во вращающихся огнях, и начинаю терять сознание. По крайней мере, этого я действительно заслуживаю.
57
Сара Морган
Если Мэтью не постарается ради меня, я пропала. Прошлой ночью я получила от него сообщение со словом: «Получил». Я не просила больше никакой информации. То, что я заставляю его делать, незаконно, поэтому я предпочла бы не оставлять след, ведущий ко мне. Мне придется подождать. Придется набраться терпения. Я надеюсь, что одно из этих чертовых имен совпадет. Сижу на диване в своем кабинете и смотрю на город. Обычно у меня никогда не хватает на это времени. Но прямо сейчас оно есть.
Раздается стук, и прежде чем я успеваю спросить, кто это, входит Боб. В руках у него несколько папок, которые ему приходится перехватить, пока он закрывает за собой дверь. У меня вырывается стон.
– Скажи мне, что всё это почти закончилось, – говорит Боб, садясь рядом со мной без приглашения, но я слишком устала, чтобы спорить с ним.
– Так и должно быть. Суд начинается в понедельник. У меня есть Мэтью, который поможет мне.
Он кивает и кладет папки на кофейный столик.
– Я подумал, что должен сообщить: шериф Стивенс оправдал меня.
– Что ж, полагаю, это хорошие новости. – Я смотрю на него, а затем снова перевожу взгляд на горизонт.
– Я был в Висконсине. Шериф проверил авиарейсы, и у меня есть двадцать с лишним свидетелей, которые могут подтвердить, что я там был.
– Тебе не нужно убеждать меня.
– Я просто подумал, что ты хотела бы знать… в рамках этого дела.
Несколько мгновений мы сидим в тишине.
– А как насчет Энн? – наконец спрашиваю я, зная, что Боб более информирован об этом деле, чем следовало бы. Он не хочет, чтобы что-то плохо отразилось на фирме, и все еще расстроен из-за вспышки гнева Адама и того, как сам он из-за этого выглядел.
– Кажется, она оправдана.
– Кажется?
– Да.
Я больше не расспрашиваю его. Энн никак не могла сделать это. В ней этого нет. Она кроткая и добрая. Она даже не могла сказать мне об измене Адама. Как, черт возьми, она могла совершить убийство?
– Полиция также проверила мои банковские счета, чтобы исключить, что я заплатил кому-то, чтобы убить Келли.
Я киваю.
– Там у меня тоже всё чисто.
– Ладно. Есть ли причина, по которой ты рассказываешь мне всё это?
– Я просто хочу убедиться, что мы на одной волне. В конце концов, мы в одной команде, Сара. Ты же знаешь это, верно? – спрашивает Боб. Выражение его лица смягчается. В офисе оно всегда сурово, всегда осуждающе, всегда под властью гнева или недовольства…
– Да, я знаю.
– И я поговорил с Кентом о вчерашнем инциденте. Он понимает, что ты не виновата в том, что произошло.
– Спасибо. Ты не должен был этого делать.
Боб пытается утешить меня взглядом. Затем встает, наклоняется, кладет свою руку на мою и тихонько сжимает. Я чуть было не отстраняюсь. Это кажется странным, но успокаивающим.
– Скоро всё это закончится.
– Боб… – Мой оклик останавливает его на полпути к выходу.
– Да?
– Мне жаль.
– Чего?
– Шериф Стивенс. Его линия допроса. Я понятия не имела, что именно он собирается сделать, и это было совершенно неуместно.
Мой телефон звонит, прерывая наш разговор.
– Все… хорошо. Ты должна это понять.
Он поворачивается и выходит из моего кабинета. Я беру трубку с кофейного столика.
– Сара Морган.
– Это шериф Стивенс. Я хотел сообщить, что ваш клиент сбежал из участка вчера вечером. Мы нашли его. Нам нужно, чтобы вы приехали.
Связь обрывается – Стивенс дает отбой.
– Ублюдок! – Я бросаю телефон и хватаю со стола кофейную кружку, швыряя ее о стену. Она разлетается на миллион осколков.
58
Адам Морган
В участке передо мной разворачивается знакомая сцена – крики и тычки пальцами; слюна бесчисленных полицейских, отдающих приказы, льется на меня дождем. В их обращении со мной нет никакой мягкости, но именно такого обращения и заслуживает сбежавший и пойманный подозреваемый в убийстве, поэтому я не жалуюсь.
Раньше у меня был своего рода статус: наручниками были скованы только мои руки, и только во время транспортировки. Это в прошлом. Теперь мои руки и ноги скованы наручниками и прикреплены друг к другу. Меня ни на секунду не оставляют без присмотра и едва позволяют говорить.
Из того, что мне кричали, в памяти остались лишь несколько фраз: «перевод на строгий режим», «облажался по полной программе» и «ваш адвокат прибудет незадолго до вашего перевода». Последнее особенно разочаровывает, поскольку мне снова придется разыгрывать перед Сарой дурака.
После того, как мне кажется, что я очень, очень долго терпел оскорбления, хотя и заслуженные, мне сообщают, что приехал адвокат. Меня переводят в комнату для допросов и приковывают наручниками к столу. Вскоре после этого входят Сара и шериф Стивенс.
Первые слова Сары:
– Это действительно необходимо? – Она указывает на мои руки, прикованные наручниками к столу.
– Даже не начинайте, – говорит шериф Стивенс. Его гнев слишком очевиден.
– Отлично, – фыркает Сара.
– Послушайте, единственная причина, по которой вы здесь, – исключение каких-либо проблем в обращении с вашим клиентом и соблюдении его прав. Он будет переведен в изолятор строгого режима, и против него будет выдвинуто дополнительное обвинение в попытке избежать правосудия путем побега.
– Я понимаю. Поведение моего клиента непростительно. И хотя мы настаиваем на его невиновности в связи с убийством Келли Саммерс, нельзя отрицать его неподобающее поведение в течение последних сорока восьми часов.
Они оба говорят так, будто меня нет в комнате. Но, учитывая ситуацию, это, вероятно, к лучшему.
– Прекрасно. Это будет учтено должным образом. Сейчас я оставлю вас наедине. У вас есть десять минут, а затем мы переводим его в государственную тюрьму Сассекс. Вы сможете запланировать все последующие встречи.
Шериф Стивенс уходит, но не раньше, чем бросает на меня взгляд, который говорит: «Ты идешь ко дну, придурок».
Сара поворачивается ко мне, как только закрывается дверь.
– О чем, черт возьми, ты думал?
– Сара, я могу объяснить…
Она поднимает палец, чтобы остановить меня, и начинает тереть виски, закрыв глаза и склонив голову. Я могу только представить, что происходит у нее в мозгу.
– Ты хоть представляешь, как сильно всё испортил? Даже если я каким-то чудом сниму с тебя обвинение в убийстве, ты всё равно отсидишь тюремный срок за побег. Речь идет о годах тюремного заключения.
– Сара, ты не понимаешь…
– Нет, Адам! Это ты не понимаешь! Давай хоть раз рассмотрим факты. Факт: ты сбежал из тюрьмы. Факт: тебя судят за убийство. Факт: ты ходил в дом репортера, которую даже не знаешь…
– Но я знаю ее. Она помогает мне, – возражаю я.
Сара ставит свою сумку на землю, достает из нее папку и двигает ее через стол.
– Нет, не знаешь.
Я смотрю на папку, но с моими руками, прикованными наручниками к столу, моя попытка открыть ее проваливается. Сара делает это за меня. С левой стороны прикреплена фотография Ребекки, а с правой стороны – какой-то отчет.
– Что это?
– Это Ребекка Сэнфорд. Только она не репортер. Она – частный детектив, и ее нанял Скотт Саммерс.
– Что?.. Это просто смешно! Зачем ему это делать? – Я пытаюсь вскинуть руки, забыв, что на мне наручники.
Сара стучит кулаком по столу.
– Послушай меня, Адам. На самом деле она никогда тебе не помогала. Скотт не доверял тебе. Что тут неясного?
– Не знаю… Просто думал, что она на моей стороне… – Я опускаю голову.
– Единственный человек на твоей стороне – это я. – Она складывает руки на груди и постукивает каблуком по полу.
– Я знаю.
– Твои выходки дали обвинению кучу боеприпасов. Ты выставил себя идиотом, диким животным, которое готово на всё – даже на убийство, – чтобы добиться своего. – Сара качает головой.
– Что я могу сделать, чтобы всё исправить? – Мои глаза наполняются слезами. Как я мог быть таким глупым?
– Ты можешь отправляться в тюрьму. Ты можешь, черт возьми, оставаться там, пока не закончится твой суд!
Сара берет сумку и перекидывает ее через плечо. Я ничего не говорю – просто киваю. Она идет к двери и, прежде чем выйти, поворачивается ко мне:
– Адам…
Я смотрю на Сару, надеясь, что ее слова будут добрыми. Надеясь, что она простит меня и поймет, откуда я пришел и что делал, как бы глупо это ни было.
– Я думаю, кто-то другой мог бы посоветовать тебе начать молиться, потому что тебе понадобится чудо, чтобы выбраться из всего этого. Но ты знаешь, что я не верю в Бога, так что пока ты сам по себе.
И она уходит, позволяя двери закрыться за ней.
59
Сара Морган
Не могу больше заниматься этим дерьмом. Всё продолжает складываться против меня. Я закрываю дверцу машины и вхожу в тускло освещенное офисное здание. Уже поздно, но Энн сказала, что Мэтью попросил курьера доставить посылку пораньше: результаты ДНК ждут меня на моем столе.
Слышу жужжание пылесоса. Единственные, кто находится здесь так поздно, – это уборщицы. Уже больше девяти вечера. Судебное разбирательство начинается в понедельник. Я поднимаюсь на лифте на четырнадцатый этаж. Когда я иду, загораются огоньки датчиков движения.
Прежде чем я добираюсь до офиса, звонит телефон. Я откапываю его в сумочке и, не глядя, быстро отвечаю, просто чтобы заставить его замолчать.
– Что это такое? Мать не может навестить своего собственного сына в тюрьме! – Элеонора кипит от возмущения. Я сразу же жалею, что не посмотрела на имя абонента, прежде чем ответить на звонок.
– Его право на посещение аннулировано из-за побега.
– Чушь! Когда я смогу его увидеть?
– Вы можете увидеть его в дни судебного разбирательства, но не сможете с ним поговорить.
– Ты отвратительно занимаешься всем этим, Сара. Я не знаю, как ты вообще заняла свое место! Ты всё время лажаешь. Я обязательно заявлю о тебе в коллегию адвокатов, и они…
Я даю отбой, нахожу в телефонном справочнике ее контакт и нажимаю «заблокировать». Вздохнув с облегчением, бросаю телефон обратно в сумочку.
На моем столе лежит большой запечатанный желтый конверт из плотной бумаги. То, что внутри, может помочь мне – или сломать меня. Я колеблюсь, прежде чем бросить сумку на пол, сбросить туфли и подойти к столу. Беру конверт и верчу его в руке. Все сейчас сводится к нему.
Расстегнув металлическую застежку и откинув клапан, вытаскиваю небольшую стопку бумаги. Быстро переворачиваю страницу за страницей, а потом у меня перехватывает дыхание и вырывается тихий вздох. Мой рот кривится в усмешке.
– Я так и знала… Полное совпадение.
60
Адам Морган
Охранник сопровождает меня в зал суда. На мне хороший костюм, и я чисто выбрит, но наручники портят мой внешний вид. Всё это делается для того, чтобы попытаться произвести хорошее впечатление на присяжных – выглядеть невиновным. Я невиновен, но мне нужно, чтобы они тоже так думали.
Сара стоит у стола и улыбается. Я уже давно не видел, чтобы она улыбалась… Надеюсь, что у нее есть туз в рукаве. Нечто спасительное. Но если она и знает что-то, то не посвятила меня в это. Я не могу винить ее. Я обманывал ее доверие бесчисленное количество раз.
Скотт пропал на выходных – и с тех пор не появлялся. Возможно, Сара использует именно это. Мне не следовало доверять Скотту или Ребекке. О последней я ничего не слышал с той ночи, когда меня арестовали.
Мэтью тоже здесь – сидит в первом ряду, прямо за Сарой. Моя мама во втором ряду; она смотрит на меня с гордостью и любовью. Я улыбаюсь ей. Перед тем как занять свое место, замечаю, что сзади сидит помощник шерифа Маркус Хадсон, выглядящий настоящим франтом в своей синей форме. Почему он здесь? Сара, должно быть, намеревается вызвать его на допрос, или, по крайней мере, он думает, что она так и сделает. Может быть, это и есть тот туз, который она прячет…
Энн и Боб сидят на заднем ряду. Меня захлестывает волна гнева, но я справляюсь с этим, вспоминая, что оба они оправданны. Я все еще уверен, что по крайней мере один из них имел какое-то отношение к убийству. Окружной прокурор Джош Питерс стоит за столом через проход от Сары, выглядя самодовольным, как обычно. Его поведение беспокоит меня, но я верю, что Сара собьет его с ног.
Я улыбаюсь Саре. Она кивает. Охранник снимает с меня наручники. Мы присаживаемся, но только на несколько мгновений.
– Всем встать. Первый отдел Высшего суда начинает заседание. Председательствует судья Дионн. Пожалуйста, садитесь, – говорит судебный пристав.
– Доброе утро, дамы и господа. Объявляю слушание дела «Народ штата Вирджиния против Адама Моргана». Готовы ли обе стороны? – говорит судья Дионн.
– Готов к обвинению, ваша честь, – говорит окружной прокурор Джош Питерс.
– Готова к защите, ваша честь, – говорит Сара.
– Приведите секретаря к присяге перед присяжными.
Вот оно. Вся моя жизнь сводится к этому финалу. Моя жизнь в руках Сары, в руках судьи, в руках присяжных, в чьих угодно руках, только не в моих. Теперь всё зависит от них. Сара, моя милая Сара, покоряющая весь мир, пока я всё еще борюсь за то, чтобы жить в этом мире – точнее говоря, остаться в живых…
Саре пора начинать вступительное слово. Она делала это на протяжении многих лет. Я знаю, насколько она хороша в этом и как это важно – задать тон. Теперь я надеюсь, что она выдаст свое лучшее выступление, потому что мне это понадобится.
– Доброе утро, дамы и господа, присяжные заседатели. Меня зовут Сара Морган, и для меня большая честь представлять Адама Моргана в этом деле перед вами сегодня. Да, вы правильно расслышали. Морган. – Сара открыто поворачивается ко мне и указывает на меня. – Адам не только мой клиент, – она оглядывается на присяжных, – он мой муж.
Половина присяжных в ужасе от ситуации, в которой они оказались. Я пока не могу понять, хорошо это или плохо.
– Вы слышали, как окружной прокурор говорил, что, как он надеется, вина моего подзащитного будет доказана. Но чего он не сообщил вам, так это всех фактов, которые мы знаем. Я с уверенностью могу стоять здесь перед вами сегодня, прося принять вердикт о невиновности. Никакого блефа или показухи. Почему? Потому что я точно знаю: Адам Морган не убивал Келли Саммерс. – Сара ударяет кулаком по перилам перед скамьей присяжных, подчеркивая свое заявление и привлекая их внимание. – Был ли у Адама Моргана роман с Келли Саммерс? Да. Любил ли он ее? Да – он сам так сказал. И обе эти вещи причинили мне невероятную боль. Они до сих пор выводят меня из себя.
Сара поворачивается и смотрит на меня; в ее глазах смесь гнева и горя, и кажется, что сейчас она закричит и заплачет одновременно.
– Замечу: я хочу увидеть, как он пожнет плоды своего прегрешения. Но прегрешения, которое он совершил, а не того, которого не совершал. Был ли у него роман? Да. Любил ли он другую женщину? Да. Но убил ли он ту женщину? Нет, он этого не делал.
Голос Сары понижается почти до шепота. Я видел, как она делала это раньше. Спад перед кульминацией. Убаюкивает присяжных.
– У моего клиента, моего мужа, был роман. Но любовь к кому-то, кроме жены, не делает вас убийцей. Обвинение, – Сара указывает на окружного прокурора Джоша Питерса, – изобразит Адама мошенником… и, как его жена, я точно знаю, что так оно и есть. Мы не будем даже пытаться опровергнуть это утверждение, но, помимо этого, есть и другие факты. Факты, которые обвинение замалчивает. Факты, которые обвинение попытается заставить вас не замечать.
Сара подходит к концу скамьи присяжных. Она поднимает в воздух руку, сжатую в кулак, и начинает по очереди разгибать пальцы, повторяя то, что, как она знает, является правдой.
– Один. Я точно знаю, что Скотт, муж Келли, угрожал лишить ее жизни в ночь убийства. Два. Я точно знаю, что настоящее имя Келли было Дженна Уэй, а Дженна Уэй… Что ж, она действительно довольно интересная персона. Дженну обвинили в убийстве ее первого мужа, Грега Миллера, прежде чем она сбежала из штата Висконсин, а потом волшебным образом оказалась в Вирджинии с новым именем, новым цветом волос и совершенно новой личностью.
Присяжные начинают шептаться. Я смотрю на окружного прокурора Питерса. Тот по-прежнему закатывает глаза, но его поза меняется. Это не та сцена, которую он хотел видеть в рамках своего громкого дела.
– Три. Я точно знаю, что на протяжении всего дела будет представлено множество людей из прошлой жизни Келли – или, лучше сказать, Дженны, – у которых был мотив убить ее, чтобы добиться справедливости для Грега. Четыре. Я точно знаю, что Келли спала по крайней мере с тремя разными мужчинами за очень короткий промежуток времени. Как я могла узнать это, спросите вы? Потому что судебно-медицинский эксперт обнаружил сперму с тремя различными наборами ДНК внутри ее влагалища.
Две женщины-присяжные постарше откидываются назад с выражением отвращения на лице. Мне больно слышать, что Келли превратили в такую неприятную особу: вероломная, лгунья, взбалмошная, жестокая, шлюха и, возможно, даже убийца. Но я знаю, что это должно быть сделано. Я знаю, это то, что Сара должна сделать, чтобы заставить присяжных посочувствовать мне, а не мертвой женщине. Женщине, которую я любил.
– И пять. Я точно знаю, что у Келли был преследователь по имени Джесси Хук, который часто посещал ее рабочее место, просто чтобы взглянуть на нее.
Сара опускает руку и идет ко мне, бросая на меня взгляд, которого я раньше не видел. Взгляд, который говорит: «Ты должен мне за это, потому что ты этого не заслуживаешь». Она права. По правде говоря, я не знаю, почему она мне помогает. Но точно знаю, что без нее я гарантированно отправлюсь прямо на электрический стул.
– Обвинение убеждено, что Адам Морган убил Келли Саммерс. Но убеждения – это не более чем убеждения. То, что мы ищем, то, что нам нужно в суде, – это факты. И я только что представила вам пять вещей, которые, как я знаю, являются фактами. И с радостью добавлю еще одну. Шесть. Адам Морган не убивал Келли Саммерс. Спасибо за внимание.
61
Сара Морган
Я как раз собирала вещи, чтобы вернуться в Вашингтон. Вчера закончился судебный процесс и начались прения присяжных. В таких случаях они могут длиться неделями, особенно когда на кону стоит смертная казнь. Слышу отчаянный стук в дверь моего гостиничного номера. Открываю ее, даже не посмотрев в глазок, и вижу Энн, стоящую передо мной, тяжело дышащую и раскрасневшуюся. Я собираюсь спросить, что она здесь делает и почему в таком состоянии, но она говорит первой.
– Вердикт вынесен.
– Что? Уже?
Энн кивает.
– Это нехорошо, верно?
– Обычно это так…
Я хватаю куртку с сумочкой и выбегаю за дверь. Энн следует за мной до самой машины и запрыгивает на пассажирское сиденье, как только я открываю двери. Она снова пользуется моей благосклонностью. Потребовалось некоторое время, чтобы простить ее, чтобы Энн снова смогла завоевать мое доверие. Но она это сделала. Она остается со мной на протяжении всего этого испытания, вплоть до самого конца, который, похоже, может наступить уже сегодня.
– Ты в порядке? В чем дело?
Я смотрю на нее краем глаза. Мои руки так крепко сжимают руль, что пальцы побелели.
– Я буду в порядке.
– Независимо от того, как это обернется, ты сделала всё, что могла.
– Спасибо, что сказала это, Энн.
Я слегка улыбаюсь ей. Она улыбается в ответ.
* * *
Я не успеваю пройти и десяти футов в здании суда, как натыкаюсь прямо на окружного прокурора Джоша Питерса. Как будто он ожидал моего прихода.
– Вы готовы? – спрашивает он.
По его поведению я могу сказать, что он не так уж уверен в себе. Я же вообще напугана до смерти. Быстрое обсуждение может дать любое решение. Я просто киваю ему и направляюсь в зал суда. Прохожу мимо Боба, и мы обмениваемся сочувственными взглядами. Он не хуже меня знает, что это может означать.
Захожу в переднюю часть зала суда. Мэтью уже ждет в первом ряду за моим стулом; он мягко сжимает мои плечи, когда я сажусь, подается вперед и шепчет:
– Все будет хорошо. Что бы ни случилось.
Я оглядываюсь на него, но мои глаза встречаются с глазами Элеоноры. Она сидит сразу за Мэтью. Мы не разговаривали с того вечера, когда я заблокировала ее номер телефона, но встречались в зале суда. Она никогда не пропускает ни одного заседания и всегда с гордостью смотрит на Адама, словно он играет матч в детской бейсбольной лиге. Элеонора бросает на меня быстрый взгляд, а затем снова сосредотачивает свое внимание на двери, из которой скоро выйдет ее сын.
Адама сопровождают в зал суда и усаживают рядом со мной. Выражение его лица мрачное. Я знаю, он хочет, чтобы я сказала ему, что всё будет хорошо, но я не могу. Я не знаю, всё ли будет хорошо. Но также не буду пугать его без необходимости. Я просто кладу свою руку на его на мгновение, предлагая последнюю каплю утешения, которую когда-либо смогу ему предложить, независимо от того, чем это обернется.
Судья Дионн занимает свое место. Присяжные входят в зал суда.
– Председатель жюри присяжных, пожалуйста, встаньте. Присяжные вынесли единогласный вердикт? – спрашивает судья.
Секретарь встает и говорит:
– Да, ваша честь.
Адам кладет свою руку на мою и сжимает ее. Секретарь забирает вердикт у судебного пристава и передает его судье. Тот молча прочитывает его.
Я чувствую сердцебиение Адама в его руке. Оно быстрое, громкое, паническое.
Судья Дионн возвращает вердикт секретарю.
– Обвиняемый, пожалуйста, встаньте.
Адам встает, отпуская мою руку.
Председатель присяжных откашливается и говорит:
– Мы, жюри присяжных, признаем обвиняемого…
62
Сара Морган
11 лет спустя
Я знаю, о чем ты думаешь. Сделала ли я всё, что было в моих силах, чтобы спасти Адама? Чтобы попытаться спасти человека, который разрушил нашу любовь и наш брак. Иногда я задаю себе тот же вопрос. И единственный ответ, который когда-либо приходил ко мне: я сделала то, что должна была сделать. Чтобы выжить.
Сегодня день казни Адама. Я перестала писать ему и навещать его более десяти лет назад, как раз в то время, когда он сошел с ума. Каждый визит к нему был тяжелее, чем предыдущий, и я больше не могла этого видеть. Он потерял всякую надежду, а человек без надежды – дикое животное. Мне нужно было двигаться дальше, и я это сделала. А вот Адам – нет… Что ж, выбор будет сделан за него сегодня.
Я пришла попрощаться. Пришла, чтобы хоть как-то успокоиться – или, по крайней мере, мне так кажется. Адам, возможно, не убивал Келли Саммерс, но он расплачивается за свои преступления.
Поднимаю взгляд на большое здание из бетона и кирпича. Передо мной тюрьма строгого режима, но для Адама это все равно что гроб. Сегодня ярко светит солнце. Над головой чистое голубое небо, и я слышу щебетание птиц. Поднимаюсь по ступенькам и внимательно осматриваю здание. Я в белой юбке-карандаше и белом блейзере – ангел смерти, спустившийся в это скорбное место. Мои длинные золотистые волосы распущены, я позволяю им быть свободными. Именно так я стараюсь прожить свою жизнь: свободно и мягко. Мне кажется, что некоторые вещи все-таки меняются.
Вхожу в здание и миную охрану. Это занимает почти двадцать минут, потому что это учреждение строгого режима, но я не возражаю, ни в малейшей степени. Я могу поговорить с Адамом до того, как его казнят, так как я была его адвокатом, и я пока что его жена. Да, мы всё еще женаты. Адам отказался подписывать документы о разводе, а я не сопротивлялась – решила, что придать ему немного оптимизма стоит того, чтобы быть замужем за ним дольше, чем мне хотелось бы.
Завтра я снова выйду замуж, так как к концу сегодняшнего дня стану вдовой. Мы устраиваем свадьбу на пляже с близкими друзьями и семьей. Это будет прекрасно. Отныне всё в моей жизни будет прекрасно.
После того как я оставила в указанном месте украшения, сумочку и сотовый телефон, меня сопровождают через главный вестибюль по небольшому коридору в комнату ожидания. Это небольшое бетонное помещение со столом, двумя стульями, часами на стене и камерой видеонаблюдения в верхнем углу. Больше ничего нет, даже одностороннего зеркала. Мне сказали, что у меня будет десять минут. Десять минут – всё, что мне нужно. Я постукиваю длинными красными ногтями по столу, стараясь не обломать их. Я только что накрасила их для свадьбы.
Дверь распахивается. Адам заполняет собой бо́льшую часть дверного проема. У него длинная и растрепанная борода, но выглядит она неплохо. Волосы подстрижены так коротко, что кажутся то видимыми, то невидимыми, в зависимости от освещения. Он стал немного толще… даже не толстым, а скорее коренастым. Но глаза рассказывают его реальную историю. Тюрьма не была к нему добра. Репутация убийцы жены полицейского не повредила ему, но внутри он всё еще остается кем был: мягкотелым писателем. Сломленный человек не в своей тарелке. Кета, вокруг которой медленно кружат, приближаясь, акулы. Я не могу себе представить, через что он здесь прошел.
Когда он видит меня, его лицо начинает сиять. Адам начисто лишился своего мальчишеского обаяния. Это человек, которого избивали в течение десяти лет. Я слегка улыбаюсь в ответ. Не могу сказать, что рада его видеть, но мне и не грустно.
– Ты пришла? – Адам делает несколько шагов по комнате. Его руки и ноги скованы, поэтому шаги получаются довольно маленькими и шаркающими.
– Конечно.
Тюремный охранник направляет его к стулу и снимает бо́льшую часть цепей и наручников, кроме одной, с правого запястья, которую он прикрепляет к столу. Адам садится и улыбается мне.
– Десять минут, и не вздумай дурить, – говорит тюремный охранник.
Я киваю, и Адам благодарит его. Как только дверь закрывается, он проводит свободной рукой по столу, надеясь, что я отвечу взаимностью. Я замираю на мгновение, глядя на его потрескавшуюся, вялую руку и на его еще более помятое лицо; затем моя рука накрывает его руку, и он начинает плакать. Я ничего не могу сделать; я как зритель в зоопарке, наблюдающий за каким-то чудны́м животным.
– Как у тебя дела? – наконец говорит Адам, борясь со всеми эмоциями украденной жизни.
– Я была… хорошо.
– Ты перестала писать мне. И навещать тоже.
Не могу сказать, вопрос это или утверждение, поэтому просто киваю.
– Знаю. Это стало… слишком тяжело.
– Я понимаю, – он опускает голову.
Я слегка сжимаю его руку. Адам улыбается, вероятно, считая это жестом привязанности, но это всего лишь завершение обратного отсчета, который начался давным-давно. Я всегда хорошо ориентировалась во времени. Это то, как вы произносите идеальное вступительное или заключительное заявление в суде; это то, как вы делаете идеальные паузы во время перекрестного допроса. Вот почему я так хороша в своей работе. Всё дело в выборе времени. Он сжимает мою руку в ответ. Я не хочу даже самой обычной романтики в наших отношениях. Но я терпела от него и худшее… гораздо худшее.
– Ты находила что-нибудь еще? – спрашивает он умоляющим тоном, с надеждой.
– Адам, – я вздыхаю, – зачем вообще поднимать этот вопрос? Это не принесет тебе никакой пользы.
– Тебе никогда не хотелось заглянуть в прошлое? Чтобы попытаться спасти меня? – Его голос начинает повышаться.
– Не было никаких новых доказательств. Не было никакой возможности возобновить дело. Ты это знаешь. Мы всё обсудили через шесть месяцев после окончания судебного процесса.
Я сжимаю его руку во второй раз. Адам опускает голову, снова чувствуя себя побежденным. Неужели он действительно думал, что я появлюсь здесь с новыми уликами и он волшебным образом освободится в самый последний момент? Такое случается только в кино. В реальной жизни такого не бывает. После нескольких неловких мгновений он снова поднимает голову и смотрит на меня. Я сжимаю его руку в третий раз. Адам отвечает тем же. Я жду, когда это закончится.
– А как насчет третьего набора ДНК? Что насчет этого? Ты знаешь, кому он принадлежит? – В его голосе слышится легкое волнение.
– Адам, мы это обсуждали. Не было достаточно доказательств, чтобы представить результаты анализа суду, – я вздыхаю.
Его лицо морщится, в глазах появляется гнев – дикий зверь возвращается. Но он делает глубокий вдох и снова успокаивается. Он наконец-то смирился со всем этим. Я сжимаю его руку в четвертый раз. На этот раз он не отвечает. Вместо этого бросает на меня странный взгляд.
– Послушай, я пришла сюда не для того, чтобы пересматривать дело. Я пришла сюда, чтобы попрощаться и сказать тебе, что я люблю тебя.
Когда-то я любила его, так что мне нетрудно притвориться, когда я говорю ему эти слова, даже если они больше не соответствуют действительности. Адам опускает голову и шепчет себе под нос:
– Я тоже люблю тебя, Сара.
По его лицу начинают течь тихие слезы. Я сжимаю его руку в пятый раз.
63
Адам Морган
Я так долго хотел увидеть Сару, что потерял счет тому, сколько лет прошло. И вот она наконец здесь, прямо передо мной, и я чувствую… горько-сладкий привкус. Она, кажется, не в себе. По крайней мере, это не та Сара, которую я помню. Она холодна. А то, как она сжимает мою руку, выражает не любовь или привязанность. Что-то другое. Сначала я подумал, что это в утешение – то ли для нее, то ли для меня. Но я не был уверен. Время пожатий выбрано идеально, вплоть до секунды. По одному в минуту. Почему она это делает? Сегодня нелегкий день, но… похоже, ее это совсем не трогает.
Она прекрасно выглядит. Для меня это почти болезненно, учитывая обстоятельства. Ее волосы свободно спадают на плечи, а губы и ногти выкрашены в ярко-красный цвет. Она одета во всё белое, как ангел, но чем больше я думаю об этом, тем менее уместным оно кажется. Я задыхаюсь, думая о нас и обо всем том времени, которое мы потеряли. Совсем скоро она выйдет за эту дверь, и я больше никогда ее не увижу. Я старался не думать об этом все прошедшие годы. Конечно, я знал, что нынешний день рано или поздно наступит, но это не то, о чем хочется думать. Смертельная инъекция за преступление, которого я не совершал… Последняя часть этой фразы жалит меня больше всего.
Никаких дополнительных доказательств по моему делу так и не было найдено, так что моя судьба осталась неизменной. Это было идеальное преступление и идеальная подстава со стороны того, кто это сделал. Я давным-давно потерял надежду, но по какой-то причине думал, что в этот день, может быть, Сара придет с каким-то чудесным, ошеломляющим открытием, чтобы сорвать завесу с заговора против меня; мой рыцарь-спаситель в сияющих доспехах. Ее наряд определенно соответствует такой роли.
Теперь я знаю, что со мной этого не произойдет. Моя жизнь уже закончена. Я просто ходячий мертвец, шаркающий по этим коридорам. Возможно, в загробной жизни, если она вообще существует, я узнаю правду о том, что случилось с Келли, и наконец-то обрету покой. Или нет…
Сара снова сжимает мою руку. Это уже шестой раз. Я считал.
– Итак, ты движешься вперед? – наконец набираюсь смелости спросить.