Грег Бьюкенен

16 лошадей

Роман

Шарлотте
Чей это лес – я угадалТотчас, лишь только увидалНад озером заросший склон,Где снег на ветви оседал.Мой конь, заминкой удивлен,Как будто стряхивая сон,Глядит – ни дома, ни огня,Тьма да метель со всех сторон.В дорогу он зовет меня.Торопит, бубенцом звеня.В ответ – лишь ветра шепотокДа мягких хлопьев толкотня.Лес чуден, темен и глубок.Но должен я вернуться в срок;И до ночлега путь далек,И до ночлега путь далек.Роберт Фрост «Остановившись на опушке в снежных сумерках» (1922 г.)[1]
Greg Buchanan

Sixteen Horses

* * *

Исключительные права на публикацию книги на русском языке принадлежат издательству AST Publishers. Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.



© Greg Buchanan, 2021

© Школа перевода В. Баканова, 2021

© Издание на русском языке AST Publishers, 2023

1

Перед рассветом рваные тучи в небе почернели, горизонт был усеян обломками старых ржавых силуэтов. Вокруг ни души.

– Химиотрассы, – бросил фермер Алеку, как только они встретились, и остаток пути молчал.

Свет фонариков выхватил край берега и пенистую воду – через осушенные болота фермы протекал мелкий ручей. В камышах звенела жизнь: тут были и мухи, и сверчки, и овсянки.

– Ну и где они? – вздрогнув, спросил Алек.

Время без пяти семь. Куртку он оставил в патрульной машине.

– Овец не было, – сказал фермер, не обращая внимания на вопрос собеседника. Он перепрыгнул через ручей, сапоги заскользили по наклонному бережку. – А вообще они любят сюда приходить.

Алек нерешительно осматривал илистую землю, и фермер ухмыльнулся, отчего его щеки запылали под грязно-белой бородой. В прорезиненной куртке, с огромным животом и низким голосом он смахивал на безумного Санта-Клауса.

– Смелее, сержант Николс. Неужто боитесь замараться?

– Нет. Вообще-то да… Надеюсь, вы не зря тратите мое время. Здесь столько мух… – Алек отогнал с закатанного рукава пугающих размеров насекомое.

– В следующий раз одевайтесь подобающе, – посоветовал фермер.

Скривившись, Алек отошел назад, перепрыгнул через ручей и с глухим звуком приземлился прямиком в густую студенистую грязь, забрызгав и свои черные брюки, и джинсы старика.

Тот недовольно цокнул, затем улыбнулся.

– Что ж такое, а?

Алек попытался отряхнуть брюки, но лишь сильнее размазал грязь и испачкал руки.

Фермер пошел дальше и указал на громадный полупустой бак, стоящий в паре сотен футов. Полупрозрачный пластик от времени покрылся пятнами, а след от воды, которая когда-то там была, походил на смазанную улыбку.

– Там мы их и нашли, – мрачно сообщил фермер.

Алек посмотрел на часы: 7:06. Скоро взойдет солнце.

Они двинулись дальше. Тишину нарушало только жужжание мух и отдаленное блеяние овец в полумраке.

– Джин уезжает, вы в курсе?

– Кто-кто? – переспросил Алек.

– Джин, соседка. Продает ферму.

– А, Джин… – Его голос затих. – Да, видел табличку.

По дороге сюда Алек проезжал мимо той фермы: земли там в два раза больше, чем у этого старика, а животные и угодья очень ухоженные, не то что здесь. Имени хозяйки он не знал, да и вообще почти ни с кем из местных не общался. Еще одно доказательство, что он до сих пор тут чужой.

– Сказала, переезжают к родным.

– Кажется, пару раз я видел ее с мужем в городе, – отозвался Алек, подходя к «улыбающемуся» баку с водой. – Они ведь раньше пекли такие вкусные мясные рулеты. Пробовали?

Алек отогнал от лица еще одну муху.

– Нет, – ответил фермер. – Я вегетарианец.

– Серьезно? Моя жена как-то пыталась отказаться от мяса, но…

– Нет, – повторил фермер, явно не желая обсуждать эту тему.

Мир еще какое-то время будет погружен в темноту, но скоро солнце выйдет на свободу. День почти начался.

•

Футов через пятьдесят поле сменилось свежераспаханной бурой почвой. Повсюду комья земли и белесые камни. Под ногами по-прежнему грязно и сыро.

Край угодий был обозначен тонкой металлической сеткой; там, где сквозь проволоку пытались выбраться наружу овцы, торчали клочки шерсти. Впрочем, никаких животных вокруг не было.

– И где же…

– Вон там, – перебил фермер. – В земле.

Алек посмотрел под ноги, но не увидел ничего, кроме грязи.

– Я не…

Что-то у самой поверхности почвы пошевелилось на ветру, и Алек замолчал на полуслове.

Он сделал шаг вперед и посветил фонариком. Прямо перед ним, почти сливаясь с грязью, лежала грива черных волос, густых шелковистых завитков.

Алек подошел ближе, опустился на колени, вытер руки о штаны и достал из кармана латексные перчатки. Хотел надеть их одним легким движением, но влажные пальцы сразу прилипли к материалу. Медленно натягивая перчатки, он не сводил глаз с темных спиралей волос.

Приподнял один локон – на удивление тяжелый и жесткий. Провел рукой вдоль прядей, осторожно их ощупывая. У основания завитка, рядом с остальной массой волос, Алек почувствовал твердую плоть.

Солнце поднималось все выше. Он аккуратно опустил волосы и заметил кое-что еще.

Что-то черное, блестящее, как пластик, с полумесяцем тускло-белого цвета по краю.

Из земли торчал глаз, большой грустный глаз, смотрящий ввысь.

Алек отшатнулся.

– Их нашла моя дочь, – сказал фермер. – И зачем она вообще сюда забрела…

Алек посветил фонариком: таких было много. Некоторые совсем близко, другие подальше. Он обошел все кругом, оставив сотни следов и насчитал шестнадцать закопанных на один и тот же манер голов – почти у каждой из земли торчал только глаз и крошечная полоска кожи. Лишь одну зарыли не так глубоко, и у нее проступала шея. Пока было непонятно, какая часть туловища скрывалась под поверхностью.

Повсюду куча следов: и Алека, и фермера, и его дочери. О таком его никто не предупреждал. Он и представить не мог…

– Кто мог такое сотворить? – прохрипел старик. – Кто мог взять и…

Алек резко посмотрел вверх, к горлу подступила желчь. Солнце светило все ярче, окрашивая небо огненно-красным цветом. В камышах по-прежнему гудели мухи и сверчки, однако мертвых глаз, казалось, сторонилось все живое.

Примерно в полумиле на горизонте виднелся каменный дом.

– Кто там живет? – спросил Алек.

– Никто.

Дом и правда казался заброшенным.

– Вы раньше сталкивались с чем-то подобным? – снова обратился он к фермеру. – С чем-то настолько…

Ужасающим.

И прекрасным.

– Нет, а вы?

Алек покачал головой, отступил на шаг, снова посмотрел на волосы. Теперь было понятно, что это конские хвосты.

– Это ведь убийство, – тихо произнес старик. – Вы только гляньте, сразу видно – убийство.

Вообще-то всего лишь порча имущества. Преступление против собственности.

Если убиваешь не человека, то считай, можно делать что угодно.

Алек снова взглянул на мрачный и холодный дом вдалеке.

– Может, кто-то затаил на вас обиду и решил вот так поквитаться?

Фермер выдавил улыбку.

– Кто-то, кроме моей жены? Нет-нет. Я всегда ладил с людьми. – Он замолчал и после паузы спросил: – И что мне теперь делать?

– Нужно вызвать ветеринара. – Алек выпрямился. – Если получится, проведем вскрытие, а пока их лучше не трогать.

– У меня на все это денег нет.

– Вам и не нужно…

– Кто-то ведь специально их так закопал, да? – перебил фермер. – Лошади сами в землю не зарываются.

– Ну, тут же раньше были болота. Возможно, они… Не знаю, может, просто…

– Нет, – уверенно возразил старик.

Алек опять посмотрел на глаза лошадей: они казались полными жизни, и только их неподвижность говорила о том, что животные мертвы.

Он достал телефон и сделал несколько фотографий. Сойдет, пока не приедет подмога.

– Держите остальной скот подальше от этого места. Заприте их или…

– А что насчет хозяина?

– Какого хозяина?

– Ну, их… этих… – поморщившись, фермер махнул рукой.

– В смысле? – Алек перевел взгляд на головы, затем снова на мужчину. – А, так они были у вас на постое? Тогда надо связаться…

– Нет! – рявкнул фермер. – Нет, нет, нет.

– Тише, не волнуйтесь. – Алек подошел ближе, но старик отвернулся. – Страховка наверняка все покроет.

– Да поймите же вы, наконец, я вообще не держу лошадей – и никогда не держал. Это я и пытался растолковать по телефону той девушке…

На край глаза села муха.

– Я этих лошадей первый раз вижу.

2

В комнате сидит мертвец. Руки завязаны сзади, поэтому он не падает. В воздухе витает пыль и запах газа. В его животе что-то шевелится. Правого глаза нет.

Голод трупа пережил его самого. Желудок кишит бактериями и симбиотическими соками, они продолжают дышать и поглощать организм. Он переваривает сам себя.

Пахнет кошмарной смесью протухшей свинины и сахара. Хуже запаха в мире нет.

В комнате сидит мертвец, но он там не один.

За тем, как с тела берут образец, наблюдают два детектива. Образец – это не ткани жертвы, а три белых кошачьих волоска, найденных в крови.

Купер прижимает маску к лицу – вонь стоит невообразимая. Броситься к окну и блевануть – не вариант. Нельзя дать этим надменным ублюдкам повод сомневаться в ее профессионализме.

Купер впервые видит труп, хотя по ней и не скажешь.

Нужно сосредоточиться только на кошачьей шерсти и ни на чем другом. Сейчас не время проявлять эмоции.

Волоски-то и помогут раскрыть дело. Они позволят найти человека, которого не смог найти никто другой. Они…

•

– Почему мы здесь? – спросила психотерапевт.

В маленькой залитой светом дневных ламп комнате не оказалось часов. Купер взглянула на свои наручные – черные, массивные, с красной окантовкой. Она носила их на левой руке, и от них было больше проблем, чем пользы.

Стоит ей посмотреть на часы, как врач обвинит ее в излишней суетливости. Она каждую мелочь готова использовать против своей пациентки. Ну ни капли жалости.

– Зачем мы здесь, Купер? Давайте вернемся к этому вопросу.

Купер прищурилась.

– Хотите, чтобы я поделилась своими чувствами? – Она выпрямила спину. – Я и так ими делюсь.

– Я хочу обсудить один момент из вашего рассказа. О том, что «не время проявлять эмоции».

– Я тогда впервые оказалась на месте преступления, – со злостью ответила Купер. – Что, надо было взять и расплакаться?

Психотерапевт лишь внимательно посмотрела на нее. Как же она не похожа на предыдущую, милую полную женщину, которая носила мешковатые зеленые свитера, все время улыбалась и с сочувствием реагировала на каждую фразу Купер. А эта…

Какой ледяной взгляд.

– Мне было двадцать пять. Я тщательно изучила место происшествия, забрала кошачью шерсть на экспертизу, вышла из здания, и меня вывернуло прямо на газон. – Купер слегка подалась вперед. – По-моему, неплохо справилась.

– Как думаете, вы были готовы к такой работе?

– Конечно, иначе бы меня туда не отправили.

– Вы же не полицейский и не эксперт-криминалист, вы…

– Я была готова, – перебила ее Купер. – И вообще-то я профессионал своего дела.

– Вы ветеринар.

Купер отвела взгляд. Возникла пауза, поэтому она повернула левую руку и вновь взглянула на часы.

14:18.

14:19.

– Кошачьи волоски, обнаруженные на ноге жертвы, привели нас к другу его зятя. Такую же шерсть мы нашли в доме сестры погибшего, выследили приятелей ее мужа и вышли на этого человека. Найденные улики помогли обвинить его в убийстве.

Психотерапевт опять замолчала, и Купер напряглась.

– Кажется, вы до сих пор не понимаете, чем именно я…

– Почему вы так отчетливо помните запах?

– А вы знаете, как пахнет от мертвеца?

Врач покачала головой.

– Этот «аромат» затмевает все остальное. – Купер взяла с пола бутылку воды и сделала глоток. – Некоторые части тела продолжают функционировать и после смерти – я имею в виду не душу и все такое, а кишечник.

– Вы сказали, что мы сами себя перевариваем.

– Именно так. Бактерии внутри нас начинают все уничтожать.

– Значит, это все-таки не мы сами.

– Человек на шестьдесят процентов состоит из воды. В нашем теле много всего помещается.

Купер выпрямилась и еще раз посмотрела на часы: 14:23. Психотерапевт изучала свои записи.

– Почему вы стали ветеринаром? – спросила она, и Купер перевела взгляд на врача. – Почему выбрали такую профессию?

– Хотела помогать животным.

– Серьезно?

– Да.

– Просто помогать – и все?

Купер не ответила.

– Когда хотят помогать животным, то лечат их. А вы, если я правильно понимаю, занимаетесь немного другим.

Купер кивнула.

– Так почему вы сделали выбор в пользу этого занятия?

– Потому что не хотела зарабатывать на жизнь любезностью.

– И к кому вы не желали быть любезной?

– Не к кому, а с кем.

– Купер… – Психотерапевт вздохнула.

– Ни с кем.

– Что вы имеете в виду?

– Многие люди совсем не задумываются о том, что однажды они умрут.

– И откуда вам это известно?

– Так же, как и вам, – по работе, – фыркнула Купер. – Большинство вообще не понимают природу смерти. Это сразу видно по лицам, стоит только завести такой разговор. «Ой, я совершенно не боюсь умереть, лишь бы не было больно. Ведь если ты мертв, тебе уже все равно, так зачем волноваться?»

– Ну и зачем волноваться?

– Как раз из-за того, что будет «все равно». Никто из нас не сможет осознать, что он умер, поэтому все то, что мы испытываем в данный момент, что мы ощущаем каждую секунду, – все это исчезнет, как будто ничего и не было. В конце нас ждет пустота.

– Другие ведь продолжат жить, – возразила психотерапевт.

– А какая разница?

Снова тишина. Купер уже не смотрела на часы.

– Я пошла учиться на ветеринара, так как не знала, чем еще заняться.

– А теперь…

– Теперь мне тридцать один, и я уже много лет не сталкивалась с живыми пациентами.

– И что вы чувствуете по этому поводу?

– Да ничего.

– Может, сожалеете?

– Нет, я…

Врач сделала какие-то пометки.

– Продолжайте.

– Я люблю свою работу.

Психотерапевт положила блокнот на стол.

– Нелегко далась вам эта фраза. Это видно и по вашей позе, и по интонации. Любопытно.

– Рада, что для вас все это так увлекательно.

– Купер…

За окном темнело.

– Я не смогу помочь вам, если вы не поможете мне, – заявила врач.

– А я и не хочу вам помогать. Меня просто заставили сюда прийти.

– Вы уже об этом говорили.

– Говорила.

– Купер, мне казалось, вас волнует мысль о том, что вы тратите жизнь впустую. Но вы, похоже, ничего не хотите менять.

– Да, похоже на то.

Врач напряглась и неуверенно продолжила:

– Расскажите мне про…

– Вы в курсе, что ветеринары кончают жизнь самоубийством в четыре раза чаще всех остальных? – После паузы Купер добавила: – Эта статистика ведется на протяжении многих лет, мы постоянно умираем.

– И как вы думаете, почему?

– Просто мы знаем, как прервать страдания.

Долгое время обе молчали и просто смотрели друг на друга – не сказать что злобно, но и не по-доброму. Дыхание Купер участилось.

Психотерапевт все-таки нарушила тишину:

– Почему мы здесь, Купер? Я задавала этот вопрос двадцать минут назад, но вы так и не ответили.

– Я же сказала.

– Нет, истинную причину вы не назвали.

Купер не сводила с нее взгляда.

– Вы должны произнести это вслух.

– Потому что мои сослуживцы думают, что я не справляюсь со стрессом. Потому что они решили, что так будет лучше. Только они меня совсем не знают.

Врач вздохнула.

– Я спрошу опять, и на этот раз давайте честно.

Купер молчала.

– Почему мы здесь, Купер? На самом деле?

В коридоре послышались шаги. Она глянула на часы: 14:38. Осталось совсем чуть-чуть.

Купер никак не могла расслабиться, глаза устали.

– Из-за лошадей, – сказала она. – Мы здесь из-за лошадей…

Часть 1

Илмарш

Фургон ехал по ночной дороге. – Это опять случилось. И на той дороге им никто не встретился. – И случится снова, так ведь? Водитель ничего не ответил. – Скажи мне. Небо озарилось вспышками фейерверка. – Что хуже – неосторожность или жестокость?
День 1

Глава 1

– Одиннадцать, барабанные палочки! У кого-нибудь есть номер одиннадцать?

Никто не отозвался.

На облупившихся фасадах и черных фонарных столбах теснились чайки. Повсюду крикливые вывески: «МЯСО НА ГРИЛЕ», «ТРОПИЧЕСКОЕ КАФЕ», «ДВОРЕЦ ЦЕЗАРЯ». Безлюдные залы игровых автоматов попусту сверкали огнями и заливались однотипными мелодиями – вокруг никого не было, совсем никого.

Под серым небом на берег накатывали волны.

Через двадцать четыре дня на песке найдут два тела.

•

Спустя пару часов после того, как были найдены лошадиные головы, мужчина в грязной майке, липнувшей к худому веснушчатому телу, стоял у своего трейлера с сигаретой в правой руке.

Как это теперь частенько бывало – порой через день – Майкла разбудили выкрики ведущего игры в бинго. Одни и те же реплики и вопросы, все тот же нудный голос, от которого хоть в петлю лезь. Этот гул, проникающий прямиком в мозг, куда действенней любого будильника. День стоял холодный, пахло пеплом.

Он бросил сигарету, растер ее ногой, глубоко вдохнул и закашлялся.

– Сорок четыре – стульчики.

Майкл ненадолго вернулся в трейлер и накинул выцветшую рубашку в черно-синюю клетку поверх майки. Пора на работу. Он запер дверь и пошел по улице, подальше от любителей бинго.

Энни он оставлял в «Шинах Джо» и каждый день платил этому самому Джо, чтобы тот за ней присматривал.

Конечно, Джо это не в тягость, но услуга есть услуга.

У друга перед автомастерской, среди возвышающихся башен, имелся свой клочок земли – все лучше, чем привязывать Энни к трейлеру, как раньше. Честно говоря, клиентам это даже нравилось. Да и Джо тоже. Людям нечем было заняться в ожидании своих машин, так что они частенько глазели на Энни, а та подходила к забору и выпрашивала у них угощение.

Да, есть в лошадях что-то особенное.

Все ее обожали, а еще обожали Майкла за то, что он разрешал на ней кататься. В это время года дела шли не очень, но время от времени какому-нибудь парнишке хотелось проехаться вдоль пляжа на небольшой повозке. Подростки тоже прибегали к услугам Энни, иногда даже заказывали ночную поездку на свидания, и этот момент надолго оставался самым запоминающимся в их полных разочарования жизнях.

Зато летом бизнес процветал. Майкл с Энни были настоящей командой.

Каждое утро он выводил Энни на прогулку, даже если работы особо не предвиделось. Сидел на берегу моря, пока лошадь щипала травку. Иногда читал газету или даже книгу, а она грелась на солнышке. Почему он приходил туда? По той же причине, по которой открывали пустые залы игровых автоматов, а игру в бинго проводили всего для шести человек.

Он добрался до «Шин Джо» и вошел через заднюю калитку.

– Энни, – тихо прохрипел Майкл. Горло еще саднило после вчерашнего. – Энни! – позвал он уже громче и веселее.

Майкл потер усталые глаза. Никто не откликался.

Даже на этом небольшом участке она вполне могла где-нибудь спрятаться, за деревом или у выцветших стен давно закрытых отелей, переоборудованных под новые нужды. В некоторых теперь селились бедняки из других городов. Жилье здесь предлагали по дешевке.

На траву падала тень от здания. До моря – всего несколько минут ходьбы. Возможно, когда-то здесь, за вычурной чугунной оградой, пышно цвел чей-то сад.

Он обошел весь участок. Вдалеке с шумом промчалась машина, за ней другая.

– Энни?

Лошади нигде не было.

•

Все знакомые места.

«МОРОЖЕНОЕ – 1 °CОРТОВ».

«ПАПИН ЧАЙ».

«СРОЧНЫЙ РЕМОНТ ОБУВИ И КЛЮЧЕЙ».

«АМЕРИКАНСКИЙ САЛОН» (повесили букву О вместо У, и название так и прижилось).

«СПИСАННОЕ АРМЕЙСКОЕ СНАРЯЖЕНИЕ», где у двери сидел сердитый хозяин и читал газету, бросая гневные взгляды на каждого, кто осмеливался пройти мимо.

С прошлой ночи все было усеяно мусором: окурками, чеками, жвачкой, тонкими деревянными шпажками в жирных пятнах и использованными бенгальскими огнями.

Через площадь не спеша катили инвалидные скутеры, то приближаясь друг к другу, то отдаляясь; взоры водителей с изможденными и опухшими лицами были устремлены к земле. Когда-то эти мужчины смотрели на бушующие темные воды моря с высоты нефтевышек или добывали тысячи тонн рыбы в год. Их дела процветали, руки были крепкими, а сердца – мощными и полными радости. Они с улыбкой махали девчонкам и мальчишкам, стоявшим на берегу.

Теперь же они повесили головы и почти не разговаривали. Многие уже и сами не помнили, кто они такие.

С крыши на крышу перелетали чайки. На скамейках сидели парочки средних лет, в основном молча. В воздухе стоял запах пыли, соли, кожи и табака.

Из дребезжащих динамиков за безымянными облезлыми зданиями, окружавшими Рыночную площадь, доносилась песня. Когда музыка звучит так далеко, из нутра какого-то мерзкого паба, слов не разобрать.

– Czy Alexey wciąż leży w łóżku? – произнесла в телефон стоящая неподалеку женщина. У ее ног лежали сумки с покупками. – Powiedz mu, żeby wstał z łóżka. Musi iść do szkoły[2].

Говорила она тихо, но ее все равно услышали. Многие отводили глаза, а одна старушка взглянула на нее с недовольством.

– OK, ja ciebie też kocham. Zrobię później klopsiki, dobrze?[3]

Полька убрала телефон в карман и на мгновение поймала взгляд незнакомки. Подняла с земли сумки и подошла к палатке с вывеской «ЧАЙ, КОФЕ, БУТЕРБРОДЫ».

– С молоком и сахаром, – попросила полька на английском с едва заметным акцентом. Забрала чай, улыбнулась и кивнула продавцу, взяла свои пакеты и ушла.

Когда она скрылась из виду, старушка с болью в голосе пробормотала что-то сидевшему рядом мужчине. Они обсуждали выборы.

День продолжался, народ приходил и уходил.

В 12:02 площадь пересекла полицейская машина и остановилась на углу у парковки. Типичное зрелище, а вот ночью их обычно не увидишь. В темное время суток город предоставлен сам себе.

Один из полицейских – тот, что постарше и посимпатичнее, если старушке не изменяет память, его зовут Джордж – направился к рыночным палаткам. Тусклые металлические буквы над аркой, складывающиеся в надпись «РЫНОК ИЛМАРША», переливались только на ярком солнце.

Через несколько минут Джордж вернулся, сел в машину и уехал.

В течение следующего часа начались пересуды.

Старушка поняла: что-то не так. Люди активно жестикулировали, и даже мужчины на скутерах остановились и завели серьезную беседу.

Что-то стряслось.

Она так и сказала своему другу:

– Что-то стряслось, Деррик.

Он просто кивнул. Трудно было понять, о чем он думает.

Старушка повернула голову, неловко вывернувшись всем телом – с возрастом двигаться она стала именно так. Вид у нее был слегка напуганный, но при этом оживленный.

– Что-то стряслось, – повторила она.

•

Дождь обещали вчера, но пошел он только сегодня.

Над головами лошадей закрепили навесы, местность разделили на три отдельных участка, подъехав на этот раз ближе.

Шестнадцать лошадей, как и сказал Алек. А хвосты… отрезанные хвосты, мокрые от ливня, лежали все в одной куче, прилипая друг к другу. За ними по-прежнему наблюдали безжизненные глаза, которые, несмотря на сильный ветер, не занесло землей. Размещены они были какими-то не совсем ровными кругами, и оттого все это смахивало не на место преступления, а на чью-то больную фантазию.

Хотя свободных патрульных в то утро не нашлось, эта работа была явно не для Алека. Он ведь сержант следственного управления и способен на большее.

В последнее время он плохо спал.

Проводив главного ветеринарного врача, Алек взялся за телефон.