– Это же… Это же преступление!

– В чистом виде! Но доказать его довольно трудно. Один младенец похож на другого. Нам еще повезло, что крохотные размеры родившегося у Анечки ребенка послужили своеобразным опознавательным знаком.

– Подожди, что же это получается. Анечка умерла, и ее похоронили под именем Алисы Семеновой?

– Да.

– А вместе с ней похоронили ребенка чужой женщины?

– Да.

– А собственный ребенок Анечки отправился в детский дом, как отказник матери-алкоголички?

– Именно это с мальчиком и произошло.

Какое-то время Саша обдумывала рассказ Юры.

А потом она спросила:

– Это ты точно знаешь или это только твои догадки?

– Как ты понимаешь, чтобы узнать точно, необходимо обнаружить место захоронения и эксгумировать останки Алисы Семеновой, а затем следует провести генетическую экспертизу, чтобы доказать кровное родство похороненной женщины с Никифором или Хеленой. А также отсутствие такого родства у ребенка. Но я почти уверен, что все было именно так, как я тебе сказал. Слишком уж много совпадений, чтобы не насторожиться.

– А куда же отправился выживший ребенок?

– Вот тут начинается еще более интересное. Можешь себе представить, его отправили в город Псков, поместили там в дом малютки, а затем перевели в детский дом номер пять.

– Но ведь там же…

Юра кивнул.

– Вот именно! В этом детском доме рос и воспитывался мальчик Миша, которым некая Елена Шепелева заинтересовалась настолько, что пожелала усыновить. С заведующей детского дома нам пообщаться пока что не удалось, она спешно взяла отпуск и уехала. Но я почему-то уверен, что этот отпуск взят ею неслучайно. И хоть она начнет отрицать свою личную заинтересованность в этой истории, но самое тщательное расследование все равно будет проведено. Ведь по сведениям из налоговой, на другой день после усыновления Миши его новой «мамочкой» нигде не работающий сын заведующей купил себе новенький корейский внедорожник.

– Совпадение?

– Не думаю. Скорее всего, за возможность усыновления данного ребенка заведующей хорошо заплатили. Дали ей на лапу, чтобы она закрыла глаза на многие вещи, касающиеся личности приемной матери.

– Но судьбу ребенка не могла решать одна заведующая. Наверняка были какие-то надзорные органы из опеки или откуда-то еще.

– Были. И к ним у следствия тоже возникли вопросы. Но все это потом, все это не столь важно, потому что дело уже сделано, Миша покинул стены детского дома и оказался в руках у своей новой родительницы.

– Которая зачем-то потащила его в гости к Никифору.

– Ну, зачем она отправилась к Никифору, мы уже хорошо знаем. Елену об этой услуге очень сильно попросила Эва. Попросила, заплатила и соблазнила падкую до денег Шепелеву. А вот что у них там случилось дальше, нам еще предстоит понять.

– Погоди, погоди… Так существует вероятность того, что наш Мишенька – это сын Анечки? Выживший вопреки всему ребеночек?

– Ну да! Только сейчас до тебя дошло?

– Но если он сын Анечки, значит, и внук Хелены?

– Конечно.

– И правнук Никифора?

– Ну да! Здорово, правда?

– Но… но это же невероятно!

– Согласен.

– Это какое-то чудо!

– Вроде того.

– Это сродни фантастике!

– Снова ты угадала.

И тут Сашенька засомневалась.

– А если нет? Может, он никакой не сын Анечки? Но, с другой стороны, ведь похож! Я, когда их рядом с Никифором увидела, подумала, просто удивительное сходство. И к музыке оба неровно дышат. И способности у Мишеньки музыкальные имеются. А главное, они оба словно два эльфа. Один маленький, другой старенький.

– Семейное сходство между ними присутствует.

Саша в ответ могла только покачать головой. На разговоры у них не было времени, потому что в этот момент они как раз входили в кабинет Колпакова, где их уже ждали.

Едва опомнившись от охватившего ее изумления из-за услышанных в пути новостей, девушка вспомнила о своем намерении осчастливить старого музыканта. Она подошла к Никифору и протянула привезенную с собой скрипку ее владельцу.

– Вот! Держите! Это ваша скрипка!

Сашенька ждала в ответ восхищения, благодарностей и восторга. Но реакция старого музыканта оказалась совсем другой, нежели девушка ожидала. Никифор безразлично взглянул на скрипку, взял ее, повертел в руках и кивнул.

– Вроде вы не рады?

– Рад.

– А непохоже.

– Что мне теперь какая-то скрипка, – печально вздохнул Никифор.

– Как? Какая-то? – Саша не верила своим ушам. – Это же ваша скрипка! Ваша Ярослава! Ваше потерянное и вновь обретенное сокровище!

– Я все это понимаю, и я очень рад, что она вернулась ко мне. Но мне кажется, что я сейчас готов отдать все скрипки мира за одну только хорошую новость о Мише. Больше того, я готов даже никогда не выступать, не выходить на сцену и не гастролировать, лишь бы мальчишечка остался цел и невредим.

– Вы так полюбили этого мальчика?

– Сам не понимаю, что со мной происходит. Никогда не был чадолюбив. Дочерью занималась жена, я растворялся в своей музыке и был этим счастлив. Анечку, опять же, растили Марта и Хелена, я лишь видел внучку по выходным и праздникам. Да и тогда не уделял девочке много времени. А вот появился этот чужой мальчик, и что-то у меня вот тут ёкнуло.

И старик приложил руку к сердцу.

– Наверное, старость пришла, стал сентиментален.

– Мишенька очень симпатичный мальчик.

– А какой умница! – с горячностью подхватил Никифор. – И талантливый. А уж какой усердный! Прямо как я в детстве! Смотрю на него и вспоминаю, какой я сам был одержимый. Спать ложился со скрипкой. И Мишенька смычок из рук не выпускал все то время, что провел со мной.

Похоже, сам Никифор еще не понимал, почему Мишенька показался ему столь родным и любимым. И пока что считал мальчика просто своим учеником.

– Стал ему показывать, что и как, вижу, он и сам уже все знает, мне только немного его поправлять остается. Если бы у меня когда-нибудь появился хотя бы вполовину такой же талантливый и старательный ученик, я бы воспитал из него настоящего гения! И вот какая насмешка судьбы! Стоило такому ученику появиться, как у меня его крадут! Нагло, при свете дня! Ума не приложу, что затеяла его похитительница. Зачем было так рисковать и красть ребенка буквально у всех на виду? И ведь приличная женщина, если не знать, что преступница! Зачем она так поступила?

– Видимо, она находится в полном отчаянии, – произнес Юра. – Ее собственный ребенок – сын, он тяжело болен.

– И при чем тут маленький Мишенька?

Юра на вопрос не ответил, а вместо этого сказал:

– Помочь больному в этой ситуации может лишь трансплантация печени. Я специально для такого случая не поленился и навел справки у врачей. Они подтвердили, что новая печень даст пациенту шанс прожить еще некоторое время. А за эти годы врачи, возможно, отыщут окончательное средство спасения для его жизни. Но без новой печени ее сыну кранты!

– Это все очень грустно слышать, – покачал головой Никифор. – Я не ошибаюсь, сын этой женщины учился с Анечкой в одном классе?

– Да.

– Он ее ровесник. Совсем молодой человек и так тяжко болен. Но, опять же, спрошу, при чем тут Мишенька? Как он такой маленький может спасти взрослого мужчину?

И снова Юра ушел от прямого ответа, сказав лишь следующее:

– Боюсь, что ваша дочь права, когда опасается за жизнь мальчика. Ваш Миша сейчас в руках своих похитителей, и он находится в страшной опасности.

Никифор пожал плечами и погладил скрипку. Прикосновение к гладкому полированному дереву, казалось, успокоило его.

– Спасибо, – шепнул он Сашеньке. – Вы помогли мне ее вернуть. Не представляю, как вам это удалось, но сделайте для меня еще одно чудо. Верните мне Мишеньку.

– Вернуть его вам? Значит, вы решили его усыновить?

– Мальчик находился в детском доме, он сирота. Это судьба, что Елена в образе Анечки привела этого ребенка ко мне. Когда Анеч… когда Елены не стало, я много думал о том, что будет теперь с Мишей. И понял, что хочу воспитать мальчика сам. Да, я стар, могут быть проблемы. Не факт, что я протяну достаточно долго, чтобы он стал взрослым на моих глазах. Я умру прежде, чем он достигнет совершеннолетия. Но ведь такая участь может постигнуть и более молодых родителей? У меня есть знакомства, есть связи, я никогда не прибегал к ним, никогда и ни у кого не просил, но ради Мишеньки я готов отступиться от своих принципов. Я уже сделал первые пробные шаги, и мне дали понять, что это вполне возможно. А уж после того, как Хелена показалась мне выздоровевшей, я и вообще был готов признать, что принял правильное решение. И вот теперь, увы, мне снова недоступно счастье быть отцом.

– Вы ему будете не отец, – произнес Юра. – Вы ему…

Но он не договорил, потому что в кабинете появился взволнованный помощник Колпакова.

– Мы их задержали. Обоих! И отца, и мать! Пытались вырваться из города на собственной машине. Их доставят сюда менее чем через полчаса.

– А ребенок? – воскликнул Колпаков. – Миша с ними?

– Увы, ни самого мальчика, ни его тела мы в машине не обнаружили.

Услышав про «тело», Никифор совершенно посерел. Да и все остальные поежились. И даже повидавшая всякого в этой жизни Эва, вообще-то не склонная кому-то сочувствовать, и то нахмурилась и втянула голову в плечи.

– Мальчик жив, – успокоил всех Юра. – Можете не сомневаться, пока что ребенок жив.

– Пока что?

– Пока что Мишенька нужен этим людям живым. Они не станут его убивать. Сейчас он для них обоих живой дороже, чем зеница ока. Сейчас в этом мальчике вся их надежда.

– Но зачем он им?

– Погодите с расспросами. Они приедут и сами многое объяснят. Я ведь могу ошибаться.

И отвернувшись в сторону, Юра произнес:

– Хотелось бы мне ошибиться.

Но сказал он это так тихо, что услышала одна лишь Сашенька, стоящая ближе всех к нему. Она удивленно взглянула на Юру, а тот ответил ей таким долгим и горестным взглядом, что девушку осенило.

И она невольно ахнула:

– Не может быть!

Юра не стал даже отвечать, говорить ему было на эту тему тяжело. Точно так же, как и самой Саше.

– Просто в голове не укладывается, – пробормотала она.

– Подожди. Возможно, мы еще ошибаемся.

Но Саша не разделяла осторожного оптимизма Юры. Все складывалось одно к одному. Но когда доставили родителей Гоши, всем посторонним пришлось покинуть кабинет следователя. Вести допрос остались лишь полицейские, всех гражданских выставили в коридор.

Саша предлагала Никифору поехать домой, но старик твердо заявил, что останется до тех пор, пока не будет полной ясности, где сейчас находится Миша.

Эва тоже была с ними.

– Я что-то не догоняю, – обратилась она к Сашеньке, – ты поняла, зачем этим двоим так экстренно понадобился чужой ребенок?

– Он им не чужой.

– Нет? А кто же он им?

– Подозреваю, что это их внук.

Рот Эвы широко открылся.

– Внук?..

– Да. Ребенок, который родился у Анечки от их сына Гоши.

– Но ведь сказали, что ее младенец умер.

– Обманули. Мать ребенка и впрямь скончалась при родах, а вот судьба ее младенца все эти годы оставалась загадкой.

– Так я и думала, – кивнула Эва. – Вечно эти кобели заставляют нас, женщин, страдать. Гошка – подлец. Заделал Аньке ребенка и в кусты. Вся их мужская сущность в этом его поступке выражается. Да и не он один такой! Анечку с Хеленкой по мужской части сплошные моральные уроды окружали. Никифору до них дела никогда не было, он только своей музыкой дышал. Серега ради денег на Хелене женился, он вообще все только ради денег делает. Он и с меня их тянуть пытался, представляешь? За свое молчание требовал с меня материального вознаграждения. И ладно бы слово сдержал! Так нет же, деньги взял, подарки принял, думала, что не будет болтать, что это я его по голове приложила, а он снова денег просит. Я его прямым текстом послала, а он к следователю побежал. Скотина! Все они такие!

Чувствуя, что Эва взялась за свою любимую тему, принялась клеймить мужчин, и может в таком ключе развивать свою мысль еще очень долго, Сашенька ее поторопилась прервать:

– Судьба младенца до конца была известна лишь той женщине, которая находилась в роддоме на правах матери погибшей роженицы.

– Это кто же такая? – изумилась Эва.

– Некая Марлен Семенова. Она назвала имя погибшей роженицы – Алиса Семенова. Сказала, что это ее дочь. А затем подмахнула документы, в которых говорилось, что тела матери и ребенка выданы для захоронения ближайшей родственнице.

– Этой Марлен?

– Да. Но по факту, похоронены были посторонние друг другу мать и дитя. Уверена, что не было никакой Алисы Семеновой и ее ребенка. А была ваша Анечка и какой-то чужой ребенок. А ребенок самой Анечки отправился в детский дом как отказник матери-алкашки.

– Ничего не понимаю, – помотала головой Эва. – К чему было все это чудовищное нагромождение лжи?

– Полагаю, что кто-то очень не хотел, чтобы младенец был бы найден его настоящими родственниками. И также этот кто-то очень хотел, чтобы судьба Анечки осталась бы для ее родных неизвестной.

Пальцы на руках у Эвы сжались в кулаки. А сама она грозно насупилась.

– И кто? – воинственно произнесла она. – Кто этот человек? А?!

Саша хотела ответить, но в этот момент в коридоре появился Юра. Он кивнул Никифору.

– Пойдемте, я познакомлю вас с вашими родственниками.

Никифор хоть и поднялся, но выглядел растерянным и двигаться не торопился. А вот Эва соображала быстрей.

Она и объяснила Никифору:

– Эти двое, которых допрашивал наш следователь, похоже, являются родителями пацана, который заделал ребенка нашей Аньке! Дед, шевели ластами быстрее, сейчас тебе предстоит познакомиться с нашими сватами!

И видя, что Никифор по-прежнему пребывает в шоке и не шевелится, Эва без всяких церемоний начала подталкивать его к дверям кабинета. А когда Никифор пытался возражать, попросту пихнула его своей сильной рукой так, что дедушка пулей пролетел навстречу к своей новой родне.

Глава 13

Со своей стороны, родители Гоши не проявили никакой радости или энтузиазма от такой встречи.

Тем не менее Колпаков их представил остальным:

– Элеонора и Сигизмунд. Маститый ученый из Наукограда и его уважаемая супруга.

Выглядели оба уважаемых и маститых изрядно помятыми, но вели себя при этом весьма агрессивно.

– Не понимаю, по какой причине нас задержали и доставили в это место! – воскликнула красивая статная женщина – мать Гоши. – Это наглый произвол!

– Я буду жаловаться! – добавил ее супруг.

– Жалуйтесь! – разрешил им Колпаков. – Верните ребенка, которого вы похитили, и жалуйтесь, сколько вам будет угодно. Из СИЗО вам это будет сделать легко, просто и удобно.

Но задержанные почему-то не оценили доброты Колпакова. После его слов про СИЗО они насупились еще сильней и угрюмо застыли на своих стульях.

Воспользовавшись моментом, Саша пристально вгляделась в лицо Гошиного папаши. Сейчас он был без шляпы, но очки были на месте. Хоть и криво, но они все же сидели на его пухлом ухоженном лице. И да, это был тот самый мужчина, которого она видела на кладбище в день похорон Елены Шепелевой.

И еще раньше она тоже встречала его. Теперь она вспомнила, где это было. Их встреча состоялась возле дома Никифора. Поняв это, сыщица могла поклясться, что этот человек уже не один день следил за передвижениями тех, кто так или иначе был связан с Мишенькой. И жена его, надо полагать, тоже была с ним рядом. Во всяком случае, на кладбище она вполне могла быть той самой женской спиной, которая мелькнула перед Сашей и Юрой.

– Где ребенок? – спросил у супругов Колпаков. – Я задаю вам этот вопрос уже не первый раз, но ответа на него до сих пор не получил. Учтите, что мы в курсе ваших планов. И если вы и дальше станете запираться, то вам придется туго. Ведь факт похищения вами этого ребенка уже зафиксирован камерами видеонаблюдения.

С его стороны это был блеф чистой воды, но подозреваемые об этом не знали и попались в уготованную им ловушку.

Отец Гоши переглянулся со своей женой и неохотно, но все же ответил:

– Мы не знаем, где он. Мальчик убежал от нас.

– Никакого похищения не было, – добавила его жена. – Мы взяли ребенка, чтобы немного покатать его на машине. А он сбежал! Куда, мы не знаем. Где он сейчас, тоже не знаем. В чем наша вина? Ни в чем! Ищите ребенка, а нас отпустите!

– Ну, допустим. А зачем вообще было его похищать?

– Мы не похищали, мы взяли покататься.

– И часто вы так катаете чужих детей? Зачем вы забрали мальчика?

Задавший вопрос Колпаков не ждал на него ответа, но неожиданно получил его.

Сигизмунд промолчал, а вот Элеонора ответила:

– Мы сделали это ради нашего сына!

Ее супруг при этих словах вздрогнул. Он тоже поднял голову и теперь смотрел на свою жену со смесью отчаяния и ужаса.

Но та даже не взглянула на мужа и невозмутимо продолжала:

– Все ради нашего тяжело больного мальчика! Наш Георгий… Он умирает. И перед смертью у него одно лишь желание, повидать своего сыночка, свою кровиночку!

– М-м-м… То есть вся ваша семья прекрасно знала о том, что у вашего сына Гоши был ребенок?

– Ну, конечно, я знала! Анечка с животом жила у нас в квартире полгода! Мы с отцом были вынуждены уехать обустраиваться в нашем новом доме, который мужу и всей нашей семье предоставили для проживания в Наукограде. На какое-то время мы оставили своего мальчика фактически одного, вот он и воспользовался нашим отсутствием. Юность! Любовь! Она вскружила Гоше голову. И он пошел на поводу у своих чувств, поселил дома свою любимую с ребенком у нее в животе. Разумеется, знай мы о том, что между детьми происходит, никогда бы не допустили такого. Но что сделано, то сделано. Гоша приехал к нам, все рассказал, я немедленно бросилась к невестке.

– И выгнали ее из своего дома! Беременную и еле живую от той ненависти, которую вы излили на ее голову!

Но Элеонора с таким утверждением не согласилась:

– Что вы такое говорите? – возмутилась она. – Какая ненависть? Только любовь!

– Но вы же не станете отрицать, что между вами был скандал. Вы ужасно оскорбляли Анечку. Называли ее женщиной с пониженной социальной ответственностью. Ваши бывшие соседи слышали, как вы явились после долгого отсутствия и на кого-то громко кричали. Даже проклинали и желали смерти ей и ее выродку.

– Не было такого!

– К своему прискорбию, вынужден констатировать, что следствие по розыску пропавшей Анечки было проведено с грубейшими нарушениями и виновные в халатности будут привлечены к ответственности. Впрочем, их можно оправдать тем, что они никак не ожидали, что восьмиклассница может оказаться глубоко беременной, и полагали, что скандал произошел по другой причине и речь идет о любовнице вашего мужа, которую вы и ругали.

– Я ничего плохого Анечке не желала. Разумеется, пожурила ее слегка. Но это же любя и для ее же пользы! Девочка должна была понять, что она натворила!

– Она натворила? А может, это ваш сын натворил?

– Они оба виноваты, – снизошла мать. – Но Анечка все-таки больше.

– Это почему же она больше? Это к делу не относится, но просто любопытно.

– Она женщина, – важно произнесла в ответ Элеонора, – а именно на женщине лежит ответственность за продолжение рода. Именно она решает, быть или не быть ребенку. Анечка решила, что быть. Ни с кем не посоветовалась, приняла решение самостоятельно. В этом ее вина.

– А мнение вашего сына не учитываете?

– Гоша пошел на поводу у любимой девушки. Она его заставила!

– Что заставила? Заставила захотеть ребенка?

– Да!

– Оставим этот диспут, – покачал головой Колпаков. – Поговорим о самом ребенке. Когда вы узнали, что он жив, относительно благополучен и воспитывается в детском доме?

– Недавно.

– Точнее, пожалуйста?

– Пару месяцев назад.

И Элеонора приложила к глазам платочек.

– Мне стоило большого труда, чтобы понять, что бедный ребеночек остался жив. Мы с мужем провели настоящее расследование и поняли, что мальчик все-таки жив.

– Расследование… Хм… И зачем же этот мальчик вам так экстренно понадобился? Многие годы вы о нем и не вспоминали.

– Я же говорю, таково было пожелание нашего сына. Нашего умирающего сыночка. Гоша хотел взглянуть на ребенка прежде… прежде чем его самого не станет!

И женщина зарыдала.

– Но ведь Гоша даже не знал, что с его ребенком, – произнес Колпаков. – Он вообще не имел связи с семьей Анечки, обидевшись на нее за то, что она его якобы бросила.

Но Элеонору это заявление ни на минуту не смутило.

– Гоша все время повторял нам с отцом, что хочет повидать своего ребенка, – деликатно шмыгнув носиком, ответила она. – Неужели, окажись вы перед таким выбором, вы бы не помогли своему ребенку, не исполнили бы его желание перед тем, как он отправится в вечность? Это же наш сын! Наш ребенок! Кровиночка!

Это было произнесено Элеонорой с таким чувством, что у Сашеньки защипало в глазах. Но следователь что-то не спешил разрыдаться в ответ. Очень черствый человек был этот Колпаков. Или он просто что-то знал?

– Значит, вы решили найти и показать ребенка вашему сыну, чтобы он умирал со спокойной душой?

– Таково было последнее желание Гоши. Неужели мы посмели бы ему отказать?

– И вы с мужем начали действовать, – понимающе кивнул Колпаков. – Для начала установили, что мальчик остался жив. Как и каким образом вам это удалось сделать, об этом потом поговорим отдельно. Но вы с мужем вычислили то место, в котором ребенок находился. И свели знакомство с некоей Еленой Шепелевой, которая работала в детском доме, в котором жил Миша. Договорились с ней, что она усыновит именно этого ребенка. И она за определенную мзду согласилась помочь вам в этом благородном деле?

– Да, так все и было.

– Но почему было просто не пойти к заведующей и не объяснить ей всю ситуацию? Вы оба приличные люди, уверен, что она пошла бы вам навстречу. И за все ту же определенную мзду согласилась бы ненадолго отправить Мишеньку погостить к его папе.

– В том-то и дело, что ненадолго! А мы хотели, чтобы Мишенька остался бы с нами навсегда! Это же наш внучек! Сыночек нашего Гошеньки! Гоша умрет, а Мишенька останется с нами и будет каждый день напоминать нам о нашем мальчике.

– И для этого попросили Шепелеву, чтобы она усыновила ребенка? Дали ей для этого еще денег. Думаю, что понадобилось очень много денег, чтобы ответственные за усыновление инстанции закрыли глаза на прошлое самой Шепелевой.

– Это того стоило. Она бы потом отдала ребенка на воспитание нам с мужем.

– В любом случае дико сложная схема и довольно странный способ, чтобы признать ребенка своим внуком.

– Уж какой есть, – насупилась женщина. – Мы с мужем были в шоке, узнав, что ждет Гошу. Ничего другого мы с ним в тот момент просто не придумали. Почему вы мне не верите? Я говорю вам правду!

– Хорошо, продолжайте. Что случилось потом?

– Сначала все шло хорошо. Лена четко выполняла условия нашей сделки. Заведующая тоже. Лене удалось усыновить Мишеньку. Но потом она вздумала артачиться. Мишеньку из детского дома забрала, но нам его передать отказалась. Стала требовать с нас все больше и больше денег. Заломила поистине нереальную сумму. У нас столько просто не было. Конечно, мы могли бы продать какое-то имущество и раздобыть эти деньги, но где гарантия, что Лена не захотела бы еще и еще? И потом, на это потребовалось бы какое-то время, а его у нас не было. Счет жизни Гоши шел уже не на месяцы, а на дни!

– И тогда вы решили, что легче и проще будет убить Лену?

– Нет! Кто вам это сказал?

– Вы были на месте преступления. Вас зафиксировали камеры наблюдения.

– Я пришла туда, потому что мне назначила встречу сама Лена. Но я ее не убивала. Лена была уже мертва. Кто-то из ее знакомых убил ее. Поройтесь в прошлом Лены, вы сразу поймете, что там было предостаточно людей, кто мог пожелать свести с ней счеты. А мы с мужем к ее смерти не имеем никакого отношения.

– А на кладбище в день похорон Лены зачем вы присутствовали?

– Там же был Мишенька.

– То есть вы еще тогда задумали его похитить!

– Мы должны были показать ребенка нашему сыну. Понимаете, должны! Гоша уже знал, что Мишенька едет к нему. Он ждал! Поймите!

– Я понимаю. И даже куда больше понимаю, чем вы говорите. И возвращаясь к интересующей нас теме, где сейчас находится мальчик?

– Я же говорю, он от нас сбежал.

– Сбежал, значит. Угу. И получается, что вы не сумели передать его господину Лебедеву?

Эта фамилия была совершенно не знакома Сашеньке. И она удивленно взглянула на следователя. Но, видимо, родителям был хорошо знаком человек с такой фамилией, потому что они побледнели и переглянулись в явном шоке и ужасе.

Тем не менее Сигизмунд попытался сделать хорошую мину при плохой игре.

– Кто это такой?

– Впервые слышим это имя, – добавила его жена.

Колпаков фыркнул:

– Ваша ложь, господа, просто абсурдна. Не забывайте, в какое время мы с вами живем. Все ваши разговоры с Дмитрием Сергеевичем зафиксированы. Только за эту неделю вы общались с ним семнадцать раз. Семнадцать! И вы будете утверждать, что незнакомы с ним?

– Ах, Дмитрий Сергеевич! – фальшиво улыбнулся Сигизмунд. – Да, конечно, это друг нашей семьи. Просто он взял фамилию жены, а до этого был Ласточкиным, поэтому мы и не сразу поняли, о ком идет речь. Правда, дорогая?

– Да. Ласточкина мы знаем. И не собирались скрывать от вас факт нашего знакомства с ним.

– Допустим. А вам известно, чем занимается господин Лебедев – Ласточкин?

– Конечно. Он врач.

– Уже нет, – заверил их Колпаков. – По решению суда он лишен врачебной практики.

– Нет, нам об этом ничего не известно. Он давал нам советы по лечению нашего сына.

– Господин Лебедев подвергся уголовной ответственности и провел много лет в колонии строгого режима за то, что возглавлял банду черных трансплантологов. Знаете, кто это такие?

– Какой ужас! – воскликнула Элеонора.

– Мы об этом его прошлом ничего не знали! – заявил ее муж.

– И что же за советы он вам давал? Можете поделиться с нами?

– Возможно, Дмитрий Сергеевич когда-то и оступился, но он отличный врач. И его пациенты выздоравливали. Он назначил Гоше курс лечения, который помог мальчику.

– Думаю, что он назначил ему препараты, которые должны были подготовить организм вашего сына к скорой пересадке внутренних органов.

– Это ошибка!

– Вы ошибаетесь!

Колпаков покачал головой:

– Не думаю. И меня интересует вопрос, от кого вы собирались получить эти органы? Кто должен был выступить донором для вашего сына?

– Вы заблуждаетесь! Повторяю!

– Ничего такого мы не планировали.

– А я думаю, что донором должен был стать маленький мальчик, которого вы обманом забрали из детского дома! Это его вы собирались принести в жертву вашей родительской любви?

– Это возмутительно!

– Что вы такое говорите!

– Правду! – горько и хлестко произнес Колпаков. – Страшную и ужасную правду! Вы в своей слепой родительской любви сознательно пошли на преступление! Когда встал вопрос о трансплантации печени для вашего сына, вы начали искать донора. Вы даже были готовы пожертвовать частью своей собственной печени. Но ни вы, ни ваш муж не подошли. И тогда вы вспомнили про Анечку и ее ребенка. Ее умершего якобы ребенка. Вы отлично знали, что ребенок остался жив. Да, Элеонора, я обращаюсь к вам. Это вы под именем Марлен Семеновой и с чужими фальшивыми документами побывали в роддоме, где скончалась Анечка. И это вы признали ее своей дочерью. И забрали тело Анечки вместе с телом чужого младенца. И захоронили их где-то. Думаю, что дело происходило в области, где на небольших погостах еще можно за некоторую мзду получить место для захоронения и где никто не станет особо присматриваться к тем документам, которые вы могли предоставить. Паспорт Марлен Семеновой был украден у нее и куплен вами. Это сейчас не важно. Вы не хотели светиться в роддоме, для этого вам и понадобились чужие документы. Вас подкупил возраст Марлен, который примерно соответствовал вашему. И пусть сама Марлен лишь очень отдаленно была похожа на вас. Но кто особо присматривается к фотографии на паспорте? Уж точно не тот, кто получит от вас солидный бакшиш.

– И зачем бы мне это проделывать?

– Тогда пять лет назад вам было выгодно, чтобы Анечка и ее ребенок официально бы исчезли. Это позволило бы вашему сыну вести привычный образ жизни, освободило бы его от обузы. Вы прекрасно понимали, как тяжело пришлось бы Гоше, останься Мишенька в живых. Вам этого не хотелось. Вместо чрезмерно раннего отцовства вы прочили для своего сына совсем иное будущее.

– Мой сын болен! Вы забыли!

– Он был болен не всегда. И когда вы проделывали эти грязные трюки в роддоме, он был еще вполне здоров. А ваши амбициозные планы простирались дальше детских пеленок и распашонок. Итак, вы изобразили дело так, что ребенок Анечки погиб. Но этим вы не ограничились. Вы также постарались максимально запутать следствие. Вам было мало того, что бедная Анечка умерла. Вы хотели, чтобы никто не знал о том, что на самом деле случилось с ней и ее ребенком. Никто, кроме вас самой!

– Я ничего такого…

Но Колпаков был в таком гневе, что не стал даже слушать Элеонору и грубо перебил ее:

– Это именно вы, заплатив за подмену двух младенцев, добились того, чтобы новорожденный ребенок Анечки потерял свое имя, свою родную семью и отправился жить в детский дом под чужим именем. Вы обрекли родного внука на сиротскую долю. Это вы заплатили деньги врачу, которая еще в роддоме подменила одного ребенка на другого.

– Это ложь! Вы ничего никогда не докажете!

– Докажем! – заверил ее Колпаков, которого теперь буквально трясло от ярости. – Но это еще не все ваши проделки. В своем стремлении ограничить сына от возможных проблем, вы пошли еще дальше. Понимая, что Анечку будут искать, а если найдут ее тело, то глядишь, установят и тот факт, что ребенок ее остался жив, вы решили помешать этому во что бы то ни стало. Приехали в роддом, заплатили всем, кому можно и нельзя. И все получилось по-вашему. Анечку похоронили где-то в тихой могилке под именем никогда не существовавшей в природе Алисы Семеновой. А маленький Мишенька отправился в детский дом под именем ребенка-отказника чужой непутевой мамаши, чей ребенок умер на самом деле и был похоронен вместе с Алисой Семеновой. Все! Как говорится, концы в воду. Анечка мертва и похоронена под чужим именем. Среди неопознанных тел в морге ни родители, ни полиция ее уже не найдут. Маленький внучек ничего не будет знать о своем происхождении, даже если когда-нибудь и озадачится идеей найти свою мать и свою семью, то придет к той страдающей алкоголизмом женщине, которая подписала отказ от своего ребенка. И значит, тайна вашего сына никогда не увидит света. Бинго!

Колпаков помолчал, все тоже хранили молчание. Люди в кабинете следователя пребывали в шоковом состоянии. Сашенька точно пребывала.

Сам Колпаков выдохнул и произнес уже гораздо спокойней:

– Вы хорошо поработали, Элеонора. Все надежно подчистили. Одного только вы не учли. Судьба повернулась к вашему сыну совсем не той стороной, которой вы рассчитывали. Только что успешный молодой человек, лучший ученик на курсе, сын прекрасных преуспевающих родителей, которого впереди ждала научная карьера и один лишь успех, внезапно тяжело заболел! Этого вы никак не могли предвидеть.

– Этого никто не мог предвидеть.

– Болезнь дается нам за наши грехи или грехи наших предков. За собственные грехи человека – это боль для его личного вразумления и приведения к покаянию, а за проступки предков – это страдания больного во искупление чужих грехов, о которых он может даже и не знать. Но страдать все равно будет за них обязательно.

– При чем тут это? – пробормотала женщина. – Гоша тяжело переживал потерю Анечки и ее ребенка. Я не смогла правильно оценить, насколько сильной была его привязанность к ним. Их исчезновение стало для него настоящим кошмаром. Он почти полгода не выходил из дома, лежал и смотрел в стену.

– Но даже тогда вы не признались ему в своем обмане. Не рассказали правды!

– Я думала, что это у него пройдет. Это и прошло! Мы наняли ему психолога, который с ним хорошо поработал. И постепенно сын стал выходить из этого своего состояния. Взялся за учебу, сдал экзамены, поступил в престижный вуз. Учился он там прекрасно. И, казалось, совершенно забыл и Анечку, и этого ее ребенка.

– А потом ваш сын заболел.

– Звоночки звучали уже давно, но сын не обращал внимания на недомогание и усталость, которые его одолевали все чаще и чаще. Сначала он думал, что это так… просто от переутомления. Но все-таки пошел к врачу и узнал о своей болезни. Мы стали бороться, но что бы мы ни применяли, какие бы схемы ни испытывали, ничего не помогало.

– И тогда встал вопрос о трансплантации?

– Да, это должно было помочь! – горячо заговорила Элеонора. – Почти стопроцентный результат. Но мы не могли найти донора. Какой-то замкнутый круг. Вроде бы и деньги есть, а спасти сына мы не можем.

– И тогда вы вспомнили про ребенка Анечки? Про собственного внука?

– Он мог стать идеальным донором. И стал им. Все анализы, взятые у мальчика еще в детском доме, подтвердили, что он станет идеальным донором для нашего сына.

– Но официальным путем вы никогда бы не смогли добиться трансплантации органов от несовершеннолетнего. И вы пошли на преступление.

И тут Элеонора неожиданно тихо и страшно сказала:

– А вы бы не пошли? Не сделали бы все, чтобы спасти свое собственное дитя?

– Значит, Лена Шепелева забрала Мишеньку из детского дома и должна была сразу же отдать его вам?

– Нет, сначала у Мишеньки требовалось взять анализы, чтобы окончательно удостовериться, что с ним все в порядке и он подходит в качестве донора. Лебедев специально прислал бригаду своих помощников, чтобы те взяли анализы и осмотрели ребенка. Но Лена уже тут вздумала артачиться. Твердила, что ей нужно сначала передать какую-то скрипку, она не может приехать к назначенному нами сроку. Но тут уж я не выдержала и надавила на нее, и она согласилась приехать, куда нужно, и привезти туда Мишу.

Вот куда возила Елена ребенка! Вот о каких врачах говорил Мишенька, утверждая, что они брали у него кровь! У ребенка взяли последние анализы и проверили его пригодность в качестве донора.

– Но хотя Елена и привезла в итоге Мишу в назначенное Лебедевым место, но у меня уже зародились сомнения насчет ее преданности. Я поняла, что Елена может и не отдать нам ребенка. Так оно и получилось. Она еще в детском доме все время повышала ставку. А тут она снова начала требовать с нас еще больше денег. И я… Нет, я не собиралась ее убивать, мне просто было очень страшно за моего Гошу.

– Убивали вы Шепелеву или нет, будет решать экспертиза.

И Элеонора вновь промокнула глаза платочком.

– Я всего лишь хотела спасти своего сына. Это благое дело. Вы должны меня понять!

Колпаков выслушал ее вроде бы внимательно, а потом спросил:

– Мне вот только интересно, вы отдавали себе отчет, что эта операция должна была убить ребенка? Впрочем, что же я спрашиваю. Конечно, вы это знали.

– Нет! Мы ничего не знали!

– Уверен, что доктор Лебедев любезно просветил вас на этот счет. Я немного знаком с методами его работы. Он совершает чудовищные вещи, но одного у него не отнять, он всегда говорит своим клиентам всю правду, от А и до Я, позволяя им самим сделать выбор и снимая груз моральной ответственности с самого себя. Так что вы знали, что собираетесь обречь малыша на смерть. Не нужно обманывать ни самих себя, ни нас. Но даже и при подобном раскладе вы готовы были принести маленького Мишеньку в жертву своим родительским амбициям.

После этой финальной фразы в кабинете повисла тяжелая тишина. Неизвестно, какие мысли блуждали в головах остальных, Сашенька могла сказать лишь за себя. Ей было жутко.

А вот Эва долго не стала размышлять. Вскочив на ноги, она кинулась через всю комнату и вцепилась в волосы Элеоноре.

– Гадина! Убийца!

Действовала Эва так быстро, что полицейские не успели вовремя отреагировать и остановить нападавшую.

– Это из-за тебя Хелена свихнулась! – кричала Эва, самозабвенно нанося удары по лицу матери Гоши. – Это ты виновата!

– Помогите! – вопила в голос Элеонора, пытаясь отбиться от Эвы, но безуспешно. – Она меня убьет! Сигизмунд! Помоги!

Но отец Гоши лишь растерянно поправлял очки на своем породистом профессорском носу, но вмешиваться не решался. Что касается полицейских, то они опомнились и кинулись на выручку Элеоноре лишь после того, как Эва уже основательно попортила той внешность. И Саше показалось, что такая задержка в работе полиции была совсем не случайна. Эва сотворила с Элеонорой то самое, о чем втайне мечтал каждый из присутствующих в этой комнате. Вцепилась в холеное наглое лицо, стерла с него высокомерную усмешку.

Полицейские действовали втроем, но они смогли оторвать взбешенную Эву от ее жертвы только после того, как пышная прическа Элеоноры утратила всю свою пышность, а в сжатых кулаках Эвы оказалась большая часть волос ее противницы. Напоследок Эва еще смачно харкнула прямо в лицо Элеоноре и поклялась, что в камере той придется несладко.

– У моего мужа были разные знакомства. Среди уголовников тоже должников немало. Стоит мне шепнуть, и твоя жизнь за решеткой превратится в ад. Ты уже в аду!

Элеонора ничего не ответила. Скорее всего, просто не могла. Из разбитых губ у нее текла кровь, которую она вытирала все тем же платочком, который давно уже перестал быть безукоризненно белым.