Энди внимательно смотрит на меня, точно пытается навести резкость.

— Вы с Ником?

— Да, — твердо говорю я, решив не заглатывать наживку. — Поначалу я не хотела рассказывать ей, чтобы она не спутала нам карты, прежде чем мы вообще приступим к проекту. А теперь дело пошло и набирает обороты, но подходящего момента пока не представилось. Поэтому мы с Ником считаем…

— Вы с Ником? — снова говорит он, вопросительно глядя на меня с порога.

— Что ты заладил? — вскидываюсь я.

— Так, ничего, — поспешно говорит он. — Просто мне подумалось.

— Что подумалось? Кто такой Ник? Сын Пенни, вы с ним встречались на дне рождения Иззи, ты забыл?

— А, этот Ник, — бесячим тоном произносит он.

Я пристально смотрю на него, прикидывая, к чему он клонит, а затем прохожу мимо него в гостиную с соком для Иззи.

Он тащится за мной, точно я — агент по недвижимости, показывающий дом.

— Значит, вы с ним часто видитесь? С этим Ником, я имею в виду.

Иззи в гостиной нет — судя по шагам, она наверху. Я выключаю телевизор и начинаю собирать валяющиеся на полу фломастеры и раскраски.

— А к чему эти расспросы?

— Да просто так.

Я морщу лоб.

— Вообще-то он много помогает мне с показом. И собирается снимать фильм — документальный — про…

— Фильм? Вау!

— Он этим занимается, — нетерпеливо говорю я. — Это его работа. Да, он здесь часто бывает и, надеюсь, будет также часто приходить и дальше.

Следует короткая пауза.

— Он ведь из Новой Зеландии?

— Да, — киваю я. — По крайней мере, он там живет.

— А когда намерен вернуться домой? — с делано небрежным и потому комическим видом вопрошает он.

Я смотрю на него, а потом двигаюсь обратно на кухню.

— Точно не знаю. Думаю, в декабре. А ты почему интересуешься?

— Я не интересуюсь, — возражает Энди, по-прежнему волочась за мной хвостом, совсем как Бобби, только без его обаяния. Любопытно, если я пойду в туалет, он тоже двинется следом? — Извини, — бормочет он, точно вдруг осознавая, насколько дико выглядит его поведение. — Конечно, это не мое дело, если ты, э-э, с кем-то сблизишься…

— Если я с кем-то сближусь? — почти смеюсь я. — Не понимаю, о чем ты, но если ты предполагаешь, что что-то происходит… — я понижаю голос до шепота, — то уверяю тебя, ничего такого нет.

— Ладно, ладно, — он отступает назад с пристыженным видом. — Прости, пожалуйста. Черт бы меня подрал, вечно я ляпну что-то некстати. Меньше всего я хочу поссориться с тобой или тебя обидеть.

Я выдыхаю.

— А теперь, с твоего позволения, я бы хотела заняться делами.

Я имею в виду подготовку к показу и собственную жизнь. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое и дал мне возможность заняться собственной жизнью.

— Да, конечно. Извини, — снова говорит Энди, после чего кричит наверх Иззи, что уходит, и прощается с ней до завтра. Она говорит «пока» и машет ему с площадки лестницы — я не настаиваю на том, чтобы она спускалась вниз и обнимала его, — и уже в дверях он добавляет:

— Если я могу чем-то помочь — я имею в виду с показом, машиной или еще с чем-либо, — просто дай знать.

— Все в порядке, спасибо, — твердо говорю я, провожая его. Он кивает и направляется к машине. — Разве что тебе удастся найти пончо «Пиппа»! — кричу я ему вслед.

Он оборачивается со счастливым видом — ни дать ни взять ребенок, которому разрешили «помочь», доверив поливку сада из шланга.

— Что за пончо «Пиппа»? — спрашивает он.

— Да так, — улыбаюсь я. — По крайней мере, ты с этим помочь не можешь…

— Точно? Потому что, честно говоря, ты, похоже, столько на себя взвалила, и я просто хочу…

— Все отлично, Энди, — твердо говорю я. — Спасибо за предложение, я действительно ценю твою помощь и все такое, но я действительно в порядке. Так что спокойной ночи.

Глава тридцать пятая

Суббота, 16 ноября

В колледже мне иногда случалось «выходить на сцену», и это без преувеличения. Я была третьей чирлидершей в «Бриолине», проституткой в «Трамвае „Желание“» или просто «Девушкой» в «Суровом испытании», причем только потому, что могла двигаться и говорить, а не в силу каких-то актерских способностей. Старый кухонный шкаф смотрелся бы на сцене интереснее, чем я. И об этом я напоминаю себе сейчас, когда Ник устанавливает камеру в комнате Спенсера. Грядет ужасное испытание. Куда девать руки, что делать с лицом и откуда взялся этот чужой жеманный голос? А вот наконец и он — неминуемый прилив.

— Вы в порядке? — встревоженно спрашивает Ник.

— Я просто… — Я обмахиваю лицо солнцезащитным козырьком «Мисс Пятницы» (почему, хотелось бы знать, Пенни не выпускала веера?) — У меня прилив. Периодически случается. Это из-за…

— Да, я знаю, что это такое, — невозмутимо говорит он. — Могу я чем-то помочь?

— Вообще-то нет, разве что каким-то образом повлияете на мой гормональный фон, — я выдавливаю из себя улыбку.

— Это слегка за рамками моих возможностей. — Ник делает паузу. — Послушайте, я не хочу на вас давить. Может, сейчас не лучший момент для съемки?

Я делаю выдох. Иззи ушла с отцом, так что момент — самый оптимальный. Я и так испытываю неловкость, и уж тем более в ее присутствии, а я знаю, что она на этом настаивала бы.

— Я отсниму большой объем материала, а потом буду монтировать, — говорит он. — Поэтому вы просто говорите как обычно. У нас с вами будет беседа, и постарайтесь забыть про камеру.

— И рада бы, но мозг не обманешь, — смеюсь я.

Тем не менее мы приступаем, и по мере того как Ник задает вопросы, я начинаю чувствовать себя… ну, не то чтобы в своей тарелке, но не настолько мучительно.

— А что за история у этой вещи? — спрашивает он, указывая на брючный костюм, висящий на дверце платяного шкафа. Я объясняю, что, по сути, это была первая модель, которой заинтересовались молодежные журналы — дерзкая и эффектная, она стала очень популярна. Вскоре сериальная актриса выбрала его в качестве второго свадебного наряда, и дело было сделано.

— Тогда она находилась на пике известности, — говорю я, — и в одночасье магазинчик, продающий молодежную одежду по доступным ценам, оказался в тренде.

Разумеется, он это знает, но ободрительно кивает, и я продолжаю рассказ о том, как по мере появления новых вещей я все больше проникалась духом «Мисс Пятницы», выраженным в словах «шкодно, модно и удобно!».

— До меня начал доходить их смысл, — говорю я, беря в руки тунику из жатого хлопка сочного бананового цвета. — Я помню, каким волнующим событием становился поход в магазин, когда я была юной и подрабатывала по субботам. Само собой, это был не бутик «Мисс Пятницы». К той поре их уже не стало, но было что-то подобное, чему десятилетием раньше дала толчок Пенни. И суть сводилась к следующему: наряжайся, будь в тонусе и гуляй с друзьями в выходные.

Я делаю паузу. Я почти физически ощущаю себя не в комнате сына, а в той, где жила подростком и которую мама разрешила мне отделать на свой вкус, хотя, правда, сильно удивилась сиреневым ракушкам на обоях. «Жаль, что она не выбрала что-то более классическое», — сказала она моему отцу. Когда я уехала из дома, обои в комнате снова стали «в цветочек».

— Взрослея, мы обрастаем обязательствами, — продолжаю я. — Разумеется, мы по-прежнему можем радоваться, но это радость иного рода. Того чистого, неподдельного веселья и свободы, которые были в молодости, уже нет. Именно об этом я думаю, глядя на эти вещи.

Я замолкаю и обвожу взглядом комнату, где все осталось так, как было при Спенсере. Но постеры музыкальных групп и приклеенные на Blu Tack случайные фотографии, на которых изображен он и его друзья, совершенно потерялись среди обилия разбросанных повсюду вещей. Даже окно почти не видно из-за висящей на нем замшевой куртки с бахромой. На внутренней стороне двери красуется разноцветный комбинезон в стиле пэчворк, и каждый сантиметр пола занят сапогами и туфлями.

— Это как вернуться в молодость, — с усмешкой добавляю я, не думая о том, насколько безумно это звучит. Я почти забыла о том, что говорю на камеру. — Вот что этот проект значил для меня с самого начала. Он о радости.

Я смотрю на Ника, он встречается со мной глазами и улыбается. И тут это происходит опять — сердце неожиданно ёкает, а я была уверена, что навсегда потеряла способность чувствовать что-то подобное к кому бы то ни было.

Ник останавливает съемку и ерошит себе волосы.

— Отлично, — говорит он, — я и не сомневался. Это именно то, что нужно.

— По-моему, я несла полную чушь, — я снова хватаю соломенную шляпу и принимаюсь обмахиваться.

— Вовсе нет, — твердо произносит он, а я размышляю, откуда вдруг взялась эта уверенность и непосредственность? Можно было бы предположить, что причина в Нике — в конце концов, он профессионал. Ему привычно интервьюировать людей и помогать им расслабиться перед камерой. Раскрывать в них лучшее — это его работа. Но я склонна думать, что дело не в нем. У меня это получилось само по себе.

— Ник, — говорю я, когда он собирается уходить, — мне кажется… нужно сказать Пенни сегодня вечером. Показ на носу, и Ханна хочет запустить рекламу, что совершенно правильно. По-моему, дальше тянуть некуда.

Он кивает. Хотя в целях привлечения как можно большего числа посетителей вход будет свободный — задача состоит именно в том, чтобы привлечь людей, а не в том, чтобы сделать деньги, — билеты тем не менее будут и информация должна получить широкую огласку.

— Я ужасно боюсь, что она узнает прежде, чем я расскажу, — добавляю я.

— Пожалуй, вы правы, — говорит он. — Тогда я скажу ей, чтобы заскочила к вам, когда пойдет на вечернюю прогулку с Бобби?

Хотя Ник живет у нее, она настаивает на том, чтобы вечером гулять самой. «Мне нужен глоток воздуха», — утверждает она.

— Хорошая мысль, — говорю я. — Я просто хочу, чтобы она узнала сейчас.

Я улыбаюсь, стараясь снова ощутить прилив уверенности, которую почувствовала сегодня во время съемок.

— Все будет в порядке, — говорит он, сжимая мне руку. — Я абсолютно уверен, что она будет потрясена тем, что вы сделали.

Позднее, 17:00

Мобильный звонит, когда я нахожусь в хлебном отделе супермаркета.

— Добрый вечер! Это Вив? Вас беспокоит Триша Сполдинг из магазина «Обожаемый винтаж» в Грейндж-овер-Сандс. Вы писали мне в связи с проектом, над которым работаете, — модным показом коллекции «Мисс Пятница».

— А, да, — говорю я.

После того как Ник ушел, а Энди доставил домой Иззи, она упросила меня разрешить ей приготовить ужин, и мы выскочили в супермаркет за необходимыми ингредиентами. Я без особого энтузиазма согласилась на то, чтобы Энди — в качестве добровольного помощника, каковым себя позиционирует, — остался и покосил траву. Из-за моей занятости она действительно разрослась, так что даже Тим предлагал помощь с покосом. Что творится с этими мужчинами — всем вдруг разом взбрело в голову мне помогать.

— Спасибо, что позвонили, — продолжаю я. — Я заглянула к вам на сайт и подумала, какой у вас красивый магазин… — Это блеф. Я обращалась без преувеличения в десятки магазинов и не помню, о каком идет речь — запоминаются лишь те, кто уже выставил цену или обещал это сделать.

— В данный момент у нас только одна вещь от «Мисс Пятницы», — говорит моя собеседница, а Иззи тем временем берет на себя управление тележкой, — и я буду рада предоставить ее напрокат. Это вещь особая, поэтому о пересылке почтой речи не идет. Вы могли бы забрать ее лично?

— А где, вы сказали, находится ваш магазин? — спрашиваю я, быстро кивая Иззи, которая указывает на пышки — в списке их не было. Иззи хватает пачку и кидает ее в тележку.

— В Грейндж-овер-Сандс. Проблема в том, что со следующего понедельника магазин будет закрыт на пару недель. Я улетаю в Штаты за новым товаром. Поэтому вы могли бы подскочить завтра?

Подскочить? Я даже толком не знаю, где это находится, но уверена, что это вряд ли «подскочибельно».

— Это непременно надо сделать завтра? — спрашиваю я. — Может быть, вы оставите ее у кого-нибудь, а я организую доставку?

— Извините, в данный момент у меня слишком много дел, — уже более отрывисто говорит Триша.

— А если отправить заказной почтой? Или курьерской? Расходы, разумеется, за мой счет.

— Нет, на почте вечно все теряют, — говорит она, — а я должна быть уверенной, что вещь до вас дойдет. Видите ли, это пончо…

— Пончо? — выдыхаю я. — У вас есть подлинное пончо «Мисс Пятницы»? Пончо «Пиппа»?

— Да, — говорит она так, точно «а что же еще это может быть?».

— Оранжево-коричнево-желтое с помпонами у ворота?

— Ну да.

— И в хорошем состоянии? — с бешено бьющимся сердцем спрашиваю я и понимаю, что переживаю небывалый восторг по поводу трикотажного изделия. Что со мной происходит?

— У нас все вещи в отличном состоянии, — категорическим тоном заявляет она. — Так вот, если вы хотите взять его напрокат, боюсь, вам придется сделать это завтра. Я была бы рада пойти вам навстречу, но иного варианта нет. — Мне неожиданно приходит в голову, что она проверяет меня, желая выяснить, действительно ли мне нужна эта вещь. — У вас есть наш адрес?

— Да, конечно. И я уверена, что смогу каким-то образом…

И тут я вспоминаю, что машины нет. Может, поехать на поезде и взять с собой Иззи? Именно в воскресенье мне этого не хватало, и вообще я плохо понимаю, насколько это осуществимо. Кроме того, днем у меня назначена встреча в кафе с четырьмя актрисами — все они потрясающие, уверенные в себе женщины, которых я знаю еще со времен работы в театре. Идея пройтись по подиуму их позабавила и вместе с тем заинтересовала. До показа осталось всего две недели, и я решила нажать на все кнопки, иначе у нас будут горы одежды и ни одной модели для ее демонстрации. Виски начинает ломить от боли. Иззи сунула в тележку пачку глазированных пончиков и отправилась на поиски пармезана.

— Тогда я отложу его для вас, — коротко говорит Триша. — Сообщите мне, когда подъедете, и я к тому времени открою магазин.

Еще позднее, 20:20

Ник прислал сообщение, что Пенни «ночует на „Лодке любви“», имея в виду шитик Хэмиша, а это значит, что разговор придется отложить. Возможно, оно и к лучшему, потому что Энди снова у нас — испросил разрешения занести для Иззи пару книжек, которые купил для ее проекта об обитателях водно-болотных угодий.

У меня такое ощущение, что теперь мы видимся чаще, чем когда жили под одной крышей. Хотя причины для визитов всегда уважительные, долго так продолжаться не сможет. Но пока я ради Иззи изображаю радушие.

— Ну, как дела? — интересуется он, когда мы убираем со стола после ужина из запеченных цукини, приготовленных Иззи. У меня кошки скребут на сердце при виде того, как она счастлива, что мы все трое едим вместе. Она ужасно обрадовалась книгам и настояла на том, чтобы он остался на «Готовим с Иззи!» и, само собой, отведал само блюдо. — Я имею в виду модный показ, — уточняет он.

— Отлично, — отвечаю я. — Завтра встречаюсь с женщинами, которые, как я надеюсь, станут нашими моделями. По крайней мере, кто-нибудь из них. Нужны представительницы всех возрастных групп, и труднее всего найти дам постарше.

— А может, тебе самой выйти? — говорит он, и я смеюсь.

— Да нет, что за абсурдная фантазия!

— А почему нет?

Я смотрю на него изучающим взглядом и думаю, уж не заигрывает ли он со мной. Иззи копошится в своей комнате, а Энди, похоже, не торопится уходить.

— Вообще-то я — человек закулисья, — говорю я, — и ты об этом знаешь. Но в любом случае у меня и так будет дел по горло.

— Уже все вещи прибыли? — с неподдельным интересом спрашивает он.

— Почти, но есть еще несколько вещиц, которые мне нужны. Помнишь, я говорила, что очень хотела разыскать пончо?

— Э-э, кажется, да, — уклончиво говорит он.

— Так вот, я его нашла, но оно в Грейндж-овер-Сандс и отправить его почтой хозяйка отказывается. По ее словам, пончо надо забрать лично. Завтра.

— В самом деле? Черт, держу пари, тебе это совсем некстати.

— Я решила, что не поеду, — вздыхаю я. — Перенести встречу с моделями слишком сложно, а время поджимает. Афиши уже готовятся, и приятели Спенсера, Кэлем и Марк, ты их помнишь…

— Э-э, да, — неопределенно говорит он.

— Они уже предложили конструкцию подиума. Так что проект выходит на финишную прямую.

— Звучит впечатляюще, — говорит он, присаживаясь на кухонный стол.

— О пончо придется забыть, — добавляю я. — Ехать туда без машины будет форменным безумием.

— А где находится Грейндж-овер-Сандс? — спрашивает он.

— Где-то на побережье…

— Это само собой…

— В Камбрии, примерно в двухстах шестидесяти километрах от Глазго.

— Я могу съездить, — делано-небрежным тоном произносит он.

Я смотрю на него, и меня разбирает смех.

— Да ну, Энди, не сходи с ума. Вот еще глупости.

— Я не шучу, — с обиженным видом говорит он.

— Хочешь сказать, что проведешь за рулем в общей сложности пять часов, чтобы привезти пончо?

— Если тебе так важно его получить, то да, разумеется.

Я пристально смотрю на него и не могу поверить, что он настроен серьезно. Невольно припоминается случай, когда на день рождения Иззи я обещала сделать моктейли с дробленым льдом, а приготовить его забыла. «Сгоняй, пожалуйста, за льдом», — попросила я его. «А самой приготовить слабо?» — ответствовал он. Я закричала, что времени нет и не могу же я заморозить воду в мгновение ока, просто глядя на нее. В итоге я помчалась в магазин сама и купила лед, а когда стала колоть его при помощи скалки, он буркнул, что я «слишком возбуждена».

— Какой адрес? — спрашивает он сейчас.

— Это безумие, Энди. Просто забудь. Обойдемся без него.

— Но, по твоим словам, это изделие легендарное, которое появлялось в популярной рекламе, — настаивает он. Боже мой, он начал употреблять слово «изделие» применительно к одежде. Неужели он действительно стал меня слушать? — И если в том магазине оно есть, а больше его нигде нет, значит, важно за ним съездить и привезти.

— Честное слово, это не важно. Обойдемся без него. Если бы мне так его хотелось, я попросила бы Ника, но я решила, что это слишком далеко…

— Просто дай адрес, — перебивает он.

— Нет!

— Почему нет? — хмурится Энди, явно выходя из себя.

— Потому что… — выдыхаю я. — Слушай, я знаю, чем ты здесь занимаешься.

— Я ничем здесь не занимаюсь, — возражает он. — То есть я просто пытаюсь помочь.

Я смотрю на него, с трудом удерживаясь от того, чтобы не сказать то, что хочу и о чем мы оба знаем, — что Энди пытается загладить свою вину. Что он хочет — нет, я толком не знаю, что он хочет. Возможно, он просто хочет наладить наши отношения. В конце концов, мы по-прежнему родители Спенсера и Иззи и в каком-то смысле команда. Но не исключено, что речь идет о большем, и он действительно считает, что наш брак можно спасти и каким-то образом переступить через все, что произошло с тех пор, как больше года назад он съездил на конференцию.

Возможно ли это? Несколько месяцев назад я могла бы простить его. Могла бы согласиться с тем, что он совершил ошибку, потерял контроль над собой и своими панталонами, и что отчасти в этом, пожалуй, была и моя вина — в конце концов, в любой ссоре всегда виноваты двое. А может быть, он в самом деле просто хочет помочь — косит траву, лазит на чердак за спальным мешком, а сейчас предлагает отправиться в вояж за пончо.

Как знать, может, с ним не все настолько плохо.

— Я хочу это сделать, — твердо произносит он. — Я хочу поехать в Грейндж-овер-Сандс и привезти тебе пончо.

Я невольно улыбаюсь.

— Держу пари, ты сам от себя не ожидал, что скажешь такое.

Он выдает сухой смешок и пожимает плечами.

— Ты просто пытаешься быть услужливым, — добавляю я. — Хочешь угодить мне, как… пес, который мчится за косточкой.

— Вот это мило! — восклицает он.

— Ты знаешь, о чем я, — говорю я, краснея. Впервые с момента нашего разрыва мне становится почти стыдно за то, что веду себя с ним так низко.

— Ты мстишь мне за то, что называл тебя рептилией? — с легкой усмешкой замечает он.

— Что?

Энди смотрит на меня спокойным взглядом.

— Ты вовсе не рептилия. Никоим образом.

Он поворачивается и наполняет чайник, как будто все еще живет тут. Не хочу сказать, что ему требуется разрешение, чтобы открыть кран или приготовить чай, но тем не менее. Я чувствую, что он пытается потихоньку протоптать дорожку назад ко мне, точно надеясь, что я не замечу, как это произойдет.

Он откашливается, и между нами повисает неловкая пауза, что как-то глупо. Девять месяцев назад мы жили под одной крышей, ходили по дому голышом, почесывали задницы, стригли ногти на ногах, сплевывали в раковину, когда чистили зубы, — словом, занимались всякой неприглядной физиологией.

Мы даже ходили в туалет в присутствии друг друга. Не по-большому, конечно, но по-маленькому — точно. В пору влюбленности мы обещаем себе, что такого никогда не случится и мы не станем одной из тех пар, которые беспечно писают друг перед другом и между делом болтают о том, что мусор теперь вывозят по пятницам, а продуктов на ужин почти нет.

— Вив? — Звук его голоса возвращает меня в настоящее.

— Да?

— Дай мне адрес той женщины из магазина.

— Нет, Энди. Я ценю твое желание помочь, но это дурацкая затея.

— А помнишь, как ты выманивала у меня мой адрес?

— Э-э… и что?

— Я знал, что на самом деле ты не собиралась пересылать мне почту, — заявляет он. — Что могло быть такого важного, что не могло подождать до моего возвращения с Лох-Файн?

— Что-нибудь могло быть… — я пожимаю плечами.

— Это была макулатура из кредитных компаний и буклет с рекламой теплиц. Очень срочная почта, ничего не скажешь. Ты просто хотела выяснить, где я живу, чтобы провернуть операцию с омлетом.

— Вовсе нет. Тогда у меня и в мыслях не было…

— Просто дай адрес, Вив.

Он стоит с ожидающим видом.

— Ладно, — неохотно говорю я. — Если ты так настаиваешь.

Энди наконец уходит, а я, уложив Иззи, отправляю сообщение Трише из «Обожаемого винтажа», что пончо заберет Энди (без лишних подробностей) завтра в полдень.

«Отлично, — пишет в ответ она. — Я буду ждать».

И сейчас в тихом, уснувшем доме я размышляю о том, правильно ли я поступила, позволив себе больше не сердиться на него. Когда это безумие только началось, да, впрочем, и потом тоже, я искренне думала, что никогда не смогу переступить через боль. Что я всегда буду ненавидеть его и никогда не смогу завязать отношения с другим мужчиной. Что он уничтожил часть моей души, отвечающую за любовь. Я была убеждена в том, что он, вкупе с потной гормональной перестройкой, поставил крест на моей способности приблизиться к кому-нибудь и что теперь я обречена быть одной, в липкой пижаме, в мокрой постели.

Сейчас я больше так не считаю. Я вспоминаю о Нике, который снимал меня сегодня, о том, как легко мне было и с какой увлеченностью я рассказывала о проекте — нашем проекте. Я стараюсь не думать о том, что он вернется в Новую Зеландию, ну, потому что мне нравится, что он находится рядом.

Пищит телефон — я хватаю его, ожидая, что это Ник звонит с каким-нибудь предложением или комментарием по поводу фильма или показа. Но, к моему разочарованию, это Энди с предложением купить новую газонокосилку, потому что «старушка уже на последнем издыхании, Вив».

Я решаю, что состояние газонокосилки — не его проблема. Я сама могу купить ее, когда захочу, и сама могу косить лужайку. Я могу это делать не хуже его, он еще увидит. Но в глубине души меня трогает его заботливость, и когда я пишу в ответ: «Ладно, спасибо», мне вдруг приходит в голову, что мужчина, который когда-то назвал меня рептилией и в день рождения дочери отказался сходить за льдом, вообще-то способен быть добрым.

Глава тридцать шестая

Воскресенье, 17 ноября

Утром я звоню Нику узнать, вернулась ли Пенни, но нет, она еще не появлялась. Ощущение такое, точно я контролирую подростка, и я напоминаю себе, что она взрослая женщина, которой, естественно, хочется провести время со своим бойфрендом и чтобы подруги ей не надоедали. И не важно, что мне срочно нужно рассказать ей о проекте. В частности, я надеялась, что она согласится пойти со мной на встречу с предполагаемыми моделями для показа. Но сейчас Пенни вне зоны доступа — хотя мобильный у нее имеется, но включать его она отказывается. Поэтому я отправляюсь в музей одна.

Я встречаюсь с четырьмя актрисами в маленьком многолюдном кафе, умиляюсь их теплому приему и тому, насколько им памятна наша совместная работа на «Стеклянном зверинце». Тогда у нас разыгралась целая драма: выяснилось, что двое актеров, у которых были партнеры, имели интрижку — разыгрался публичный скандал, и мы остались без главного героя. Еще была паника из-за яркого платья, которое идеально сидело на нашей примадонне, а потом за четыре часа до прогона почему-то объявлено «кошмарным», так что пришлось искать замену. Затем, и это уже было из разряда приятных событий, генеральная репетиция переросла в спонтанное празднование дня рождения — я принесла торты и шампанское, и мы гуляли до четырех часов утра. Но стоит ли удивляться, что эти женщины помнят то время? Я ведь помню — тогда, несмотря на постоянный стресс, я обожала свою работу, а с тех пор прошло всего десять лет. Сейчас кажется, что это было в прошлой жизни, и я стала другим человеком, хотя в глубине души, пожалуй, осталась прежней.

— Модный показ — это здорово, — объявляет Шарлотт. Ей под сорок, и у нее копна кудрявых рыжих волос, обрамляющих бледные щеки.

— Я тоже за, — говорит ее подруга Сэммиа. — Только, чур, мне брючный костюмчик, а не мини.

— Жуткого мини в коллекции нет, — улыбаюсь я. — Это же семидесятые, а не шестидесятые…

— А как насчет шорт? — с опаской спрашивает она.

— Ах да, — улыбаюсь я. — Есть парочка, но мы сделаем так, чтобы все демонстрировали комфортную для себя одежду. У нас будет генеральная репетиция, и принципиально важно, чтобы все чувствовали себя удобно в своих нарядах.

— Жду не дождусь, — усмехается Сэммиа. — Моя мама в свое время делала покупки в «Мисс Пятнице». Можно ей прийти?

— Конечно! — восклицаю я. — И все приходите с гостями. Это наименьшее, что мы можем сделать для вас в качестве благодарности.

Теперь у нас есть четыре актрисы, младшей из которых, Эрин, двадцать девять, а самой старшей, Грейс, — за сорок. Однако модель зрелого возраста до сих пор не найдена, а время уже поджимает. Афиши и программки сверстаны, и Ханна хочет запускать рекламу. Как только это случится, Пенни обо всем узнает.

— Подождем еще чуть-чуть, — упрашивала я Ханну, — а вдруг пончо найдется. Я считаю, что оно необходимо для афиши. Всего несколько дней, не больше.

Дел, как прежде, по горло, и ночами я просыпаюсь, но не из-за пота, а от стеснения в груди и сердцебиения. Кажется, это называется панической атакой. Старые страхи никуда не ушли, бурлят под поверхностью, хотя в основном мной движут энтузиазм и упрямая вера в то, что все получится так, как я задумала.

К концу встречи у меня есть четыре позитивно настроенные модели, готовые выступить на показе. Они согласны это сделать не ради денег (их по-прежнему нет), а потому, что любят музей и, как Иззи, обожают наряжаться. И это наводит меня на мысль, что в конце концов все, наверное, будет хорошо.



— Иначе и быть не может, — говорит Энди, объявляясь у меня после десяти вечера и вручая пончо словно приз. Это удивительная вещь — фантастическая, дерзкая и совершенно непрактичная. И оттого еще более привлекательная.

— Огромное тебе спасибо, — от души говорю я. — Э-э, извини, Ник интересовался, может ли он зайти и снять, как ты прибываешь с ним.

— Что, прямо сейчас? — в ужасе спрашивает Энди.

— Да. Он тут рядом, за углом…

— Я знаю, где живет Пенни, — рассеянно говорит он. — Это действительно нужно сделать сегодня? Я ведь уже прибыл, верно? Так что этот драматический момент он пропустил, — на его губах играет улыбка.

— А мы сделаем вид.

— А можно мы сделаем вид в другой раз? — вздыхает он.

Я вглядываюсь ему в лицо. Разумеется, поездка его утомила, и я уступаю, решив, что на сегодня он сделал для меня более чем достаточно. Я завариваю чай, и мы отправляемся с кружками в гостиную и располагаемся рядом на диване.

Мы молчим, но в этом нет неловкости, хотя у меня есть ощущение, что ему хочется поговорить. Пока я всеми силами избегала разговоров, то есть объяснений. Но сейчас меня начинает разбирать любопытство.

Все дело в омлете? У них с его новой пассией вышел скандал из-за него? Я смотрю на этого мужчину, которого безумно любила и который сейчас из кожи вон лезет, желая помочь, точно он по-прежнему часть семьи. С трудом верится, что когда-то мы были парой и с промежутком в пятнадцать лет произвели на свет двоих детей. Благодаря семейному планированию — иначе бы никак не вышло.

— Итак, — начинаю я, в то время как Энди аккуратно дует на чай, — может, расскажешь, что случилось у вас с Эстелл?

00:27, новый день

Он все еще здесь. Это не планировалось. Я и подумать не могла, что мы снова будем вот так разговаривать до глубокой ночи.

Сначала он не хотел говорить, отказывался вдаваться в подробности. Но пару часов назад к нам спустилась Иззи в ночнушке — заспанная, но довольная.

— Папа все еще здесь, — с улыбкой сказала она.

— Я скоро ухожу, — сказал Энди, метнув на меня взгляд, в котором теплилась надежда, точно он ожидал, что я скажу: «Не надо. Оставайся».

Но я не сказала. Я отправила ее назад в кровать, и сейчас он наконец рассказывает о том, что стряслось у них с Леди Совершенство.

— Это было какое-то помешательство, — говорит он. — С самого начала все шло не так. Я жил точно в тумане.

Я хмурюсь, зная, что он старается быть честным.

— Ты думал, что любишь ее?

— Да, — кивает он. — Извини, пожалуйста. — Его глаза наполняются слезами. — Знаешь, прежде чем уйти от тебя, я пытался остановиться. Всегда было одно и то же: «Увижусь с ней еще только один раз, чтобы закончить все правильно, как порядочный человек. Мы выпьем кофе, и все».

Но только кофе дело не ограничивалось.

— Эстелл страшно переживала, — говорит он, — и клялась, что вот-вот расстанется с мужем. Но этого не произошло. Она так и не решилась.

Словом, Энди ждал-ждал и наконец положил всему конец сам — в ночь омлета.

— Нет, разумеется, это было ни при чем, — морщится он. — Но это случилось прямо перед тем, как она увидела тебя. Тогда она ушла с концами.

Жаль, что я об этом не знала, когда бродила там «под мухой» с яичной болтанкой. Да и что бы я сделала — поднялась к нему в квартиру и стала злорадствовать? Или уговаривать его вернуться домой?

Он берет меня за руку.

— Я понял, что совершил ошибку, — говорит Энди, а я пытаюсь высвободить руку. Его прикосновения оставляют такое странное ощущение.

— Значит, у вас все закончилось потому, что она не захотела уйти к тебе от мужа?

Энди не спешит отвечать.

— Я больше не хотел быть с ней. Я хотел быть только с тобой, Вив.

Он неловко ежится, а я, по мере того как разворачивается их история, ощущаю в душе странную безучастность. Единственное, что приходит мне в голову, это «Надо же, какая досада: бросить жену и дочь, расстроить сына и преданно ждать, пока подружка уйдет от мужа… Но так и не дождаться».

По меньшей мере — огорчительно. Уверена, он и сам так считает.

— И… я вот о чем еще хотела тебя спросить, — говорю я.

— Спрашивай что хочешь, — кивает он. — Все, что угодно.

— Ладно. Твоя квартира…

На его физиономии появляется выражение «Ну вот, приехали».

— Да. И что?

— Я просто удивилась, вот и все. Почему ты выбрал ее. Я знаю, что ты платишь за дом и ведешь себя порядочно насчет денег и прочего. Но ты не банкрот, Энди, и мог бы найти что-нибудь менее…

— Менее сырное? — Он вскидывает бровь.

— Ну да. У тебя ведь очень тонкое обоняние. Помнишь, какую шумиху ты поднял из-за холодильника в Париже?

— Я не поднимал шумихи…

— Не важно. Как тебя угораздило туда вселиться? Есть тысячи квартир, которые ты мог бы арендовать…

— Дело в том, — быстро говорит он, — что на длительный срок это не планировалось. Это был в буквальном смысле перевалочный пункт, пока мы… э-э…

— Понятно. Пока Эстелл не уйдет от мужа и вы сможете вести себя открыто и поселиться вместе?

— Ну да, мне представлялось именно так, — бормочет он, краснея.

Я пристально смотрю на него. По-прежнему ничего не вяжется.

— Но ведь ты мог бы найти место получше, разве нет?

На его лице проступает обреченное выражение.

— Я тронут, что ты переживаешь из-за моих жилищных условий, Вив.

— Не переживаю. Скорее мне… любопытно. Как я уже сказала, я помню, как тебя доканывал воображаемый запах в Париже…

— Он не был воображаемым!

— Энди, там ничего не было.

— Как скажешь, — он качает головой. — Ладно, я въехал в эту квартиру, потому что она была свободна, и я искренне думал, что проживу в ней месяц или чуть больше. — Он смотрит на меня. — Это квартира Эстелл, но она уже много лет пустует.

У меня округляются глаза.

— И магазин тоже ее?

— Да, — кивает он и трет себе лицо. — Она им почти не занимается, это был бизнес ее отца. Она унаследовала его и поставила управляющего.

— Магазин ее вообще не интересует?

— Ей не до него, — говорит он. И не до тебя, думаю я, глядя на него и прихлебывая чай. По крайней мере, не настолько, чтобы пожертвовать комфортной жизнью. Мне его не жаль. Все это так по-дурацки, такой идиотизм и не похоже на мужчину, которого, как мне казалось, я знаю. Он всегда производил впечатление человека, чьи решения единственно правильные: где проводить Рождество и куда поехать в отпуск; где мы будем ужинать и какое вино будем пить. Спокойный, уверенный в себе, преуспевающий доктор Флинт, неизменный победитель. Распорядитель на барбекю, чемпион по сбору мусора, любимец женщин. По общему мнению, не мужчина, а мечта! Только на этот раз все пошло наперекосяк. Просто она не настолько его любила — по крайней мере, не настолько сильно, как он считал.

Мы относим кружки на кухню, и я еще раз благодарю его за пончо.

— Почему ты не пускаешь Иззи к себе? — спрашиваю я, когда он уже уходит. — Я имею в виду, в квартиру.

Он с силой выдыхает:

— Знаю, это глупо. Но очевидно же, что она была бы поражена и рассказала обо всем тебе. А ты подняла бы меня на смех, и правильно.

— Не думаю, — говорю я, решая не упоминать про эскападу в компании с Пенни и другими. Как мы завалились в магазин и приставали с вопросами к продавщице.

— А почему тебя волновало, что я подумаю? — спрашиваю я.

— Мне всегда было важно, что ты думаешь. И всегда будет.

Эта фраза ставит меня в тупик — как на нее реагировать, я не знаю.

— Ну, спасибо за разговор, — добавляет он.

— И тебе, — искренне говорю я, потому что в определенном смысле сейчас узнала его лучше, чем за все годы, что мы прожили вместе. Я чувствую себя на равных с ним — по меньшей мере на равных, хотя силовые игры — это не мое. Прямо сейчас я до чертиков устала и хочу только одного — спать.

— Значит, ты будешь переезжать, я так понимаю?

Энди кивает, выходя.

— Пока не знаю, куда именно.

Уверена, я верно истолковала его быстрый взгляд в сторону нашего дома. Взгляд, исполненный надежды. Или, возможно, мне показалось?

— Значит, сыр ей совсем не интересен? Даже хотя это был семейный бизнес? — спрашиваю я.

Энди качает головой и улыбается уголками рта.

— У нее непереносимость лактозы, — говорит он.

Глава тридцать седьмая

Понедельник, 18 ноября

Пенни ушла в загул. По крайней мере, они с Хэмишем отправились на лодочную прогулку, и разыскать ее нет никакой возможности. Как в наши дни можно быть вне зоны доступа — вне моего понимания.

— У них спонтанный отдых — это было последнее, что я услышал, — с ноткой раздражения в голосе говорит Ник, когда я звоню ему с работы в обеденный перерыв. — Думаю, это потому, что я здесь, ведь Бобби, судя по всему, ненавидит лодку. Он нервничает, недомогает и отказывается носить спасательный жилет.

— А силой его надеть нельзя?

Ник хихикает. Я отодвигаю салат с сыром халуми и делаю знак сидящей напротив Белинде, мол, прошу прощения.

— Наверное, мама считает, что это неэстетичное зрелище.

Я давлюсь смехом, несмотря на растущее беспокойство — нам действительно нужно как можно быстрее рассказать ей все. Я делаю глубокий вдох и отпиваю воду из стакана.