Роузи потянулась к телефону на прикроватной тумбочке. Было пять утра, что объясняло пульсацию в висках. Накануне они легли позже обычного. Мейсон перевозбудился, уложили его с трудом. Когда после пяти сказок и дежурства на стуле у его кроватки он наконец задремал, измученная Роузи запила две таблетки бенадрила[7] бокалом вина. Она знала, что иначе проворочается до утра.

Джо ни о чем не спрашивал. Он и так знал. С тех пор, как у них поселилась Лора, Роузи на грани срыва. Она ездила за сестрой в Нью-Йорк в своем фургончике, помогала грузить вещи, как заботливая мать-медведица, спасающая собственное дитя с края утеса. И точно так же не переставала ворчать и суетиться, не выясняя подробностей, дабы не усугубить положения. От этой задачи все нервы ее тела раскалились добела, подготовив к любой катастрофе, какая бы ни разразилась впредь.

Джо поцеловал жену в макушку, когда та, свернувшись калачиком в супружеской постели, уставилась в пустоту. В ожидании убойного действия лекарства, смешанного с алкоголем, мыслями она стремглав неслась вниз по кроличьей норе, прокручивая самые ужасные варианты развития событий.

— У Лоры все прекрасно, — заверил жену Джо, целуя в лоб. — Это просто свидание.

Он вернулся вниз смотреть все спортивные передачи, какие только можно найти, и выпить пива. Джо едва не сиял от радости, уходя из спальни, ведь телевизор и весь первый этаж были в его полном распоряжении, он наконец-то мог там расслабиться. Их дом и без того невелик, а в последние недели после переезда Лоры стал казаться еще меньше.

Джо и Лора постоянно проводили время вместе на кухне или в гостиной: казалось, их общую любовь к сарказму и шуткам подогревает само присутствие собеседника. В том числе и Гейба, который наведывался к ним чаще и, слава богу, без Мелиссы — Роузи ее недолюбливала. В окружении старых друзей Джо становился другим человеком. Он снова был сильным, юным красавцем, Вождем, правящим миром. Или, по меньшей мере, переулком Оленьих холмов. Его голос, улыбка. От них исходила твердая уверенность. Роузи скучала по прежнему нему. Однако время движется лишь в одном направлении. Детство не вернуть.

Джо сказал, что не переживает за Лору, а Роузи уже устала с ним спорить. У него на все находился ответ, на который ей нечем было возразить.

— Ты не знаешь ее так же хорошо, как я.

— Неужели? Я вырос с вами обеими.

— Но…

— Никаких но… Разве есть что-то, что ты знаешь о Лоре, а я нет?

Нет, не было, но все же слышать историю — далеко не то же самое, что прожить ее. Увидеть, почувствовать и впитать нечто неуловимое, не поддающееся описанию, но каким-то образом проникающее до самых глубин души. Джо, по его словам, не переживает за Лору, отправившуюся на свидание с незнакомцем из Интернета всего через несколько недель после бегства от собственной жизни из-за какого-то парня, которому она отдала собственное сердце, что бы это ни значило, а тот грубо отшил ее.

Действительно, Лора до того, как заявиться домой, ни разу не упоминала о своем бойфренде. Насколько серьезным мог быть их роман? Однако он заставил ее взять отпуск без сохранения на работе, завидном месте, где долго ждать не привыкли.

У Лоры, и это трудно отрицать, не складывалось с мужчинами. Странно, почему такая умница — а она, несомненно, ей была — каждый раз наступала на одни и те же грабли. Что Джо не мог понять, уловить и почувствовать неосязаемое, была причина почему. Последний разрыв был лишь симптомом.

Или, возможно, предупреждением.

Роузи прижалась губами к теплой щечке Мейсона и тихонько сползла с кровати. Проскользнула на цыпочках по скрипучему полу спальни, пересекла холл и спустилась в гостиную. На софе приютился муж, пытавшийся укрыть большое крепкое тело под маленьким для него шерстяным одеялом, чтобы не замерзнуть. Она прошла через комнату к эркеру и замерла на мгновение, пристально изучая обе стороны улицы и короткую подъездную аллею, где обычно парковался ее автомобиль. Шестеренки в голове закрутились с новой силой.

Роузи вернулась к дивану и трепала мужа по плечу, пока тот не заворочался.

— В чем дело? — пробормотал Джо. — Который час?

— Пять.

— Что случилось? Мейсон…

— Нет, с ним все в порядке. Спит.

Роузи устроилась на краю дивана, приткнувшись к мужу под бок. Он обнял ее, притянул к себе. От исходящего от мужа тепла, ощущения его физической силы, дыхание Роузи участилось.

— В чем же дело? — прошептал Джо.

— Машины нет на месте.

— Какой машины?

— Моей. Той, на которой уехала Лора.

Джо чмокнул жену в ухо и рассмеялся:

— Рад за нее, — ухмыльнулся он.

Роузи оттолкнула его и села, переводя взгляд с мужа на пустое парковочное место, видное с дивана через эркер.

— Это не смешно! — возмутилась она.

— Она увлеклась. Ну и что с того? — ладонь Джо заскользила по бедру жены. — Может, и нам стоит?

— Прекрати. — Роузи оттолкнула его и встала. Сложив руки на груди и нервно сгорбившись, она зашагала к окну.

— Тебе не кажется странным, как она изменилась, вернувшись домой после стольких лет? Знакомства в Интернете. Загул до утра…

Джо сел рядом, накидывая шерстяное одеяльце на голые плечи:

— Она пытается разобраться, вот и все. Возможно, просто время пришло. А может быть, она устала бежать от себя.

Роузи задумалась над его словами. Лора сбежала из городка, едва получив школьный аттестат. Она никогда не оглядывалась назад. На праздниках бывала у родных лишь проездом. Она посылала подарки Мейсону. Звонила, отправляла эсэмэс, переписывалась по электронной почте. И никогда не приезжала надолго. Когда Роузи хотела встретиться с сестрой, то брала с собой Мейсона в Нью-Йорк, вынуждая Лору участвовать в их семейной жизни.

А сейчас, какая неожиданность, она здесь. Хочет измениться. Ищет правильного мужчину. Красится, носит платья. Внимает советам сестры, хотя прежде изводила ее, обзывая девчонкой, будто не было слова обиднее.

— Ну давай же! Хватит быть такой девчонкой!

Боже правый, на какие авантюры она подбивала их всех своими насмешками. Забираться на деревья выше крыш домов. Ходить по едва замерзшему пруду.

— За мной!

Сразу за домами на их улице начинался оазис дикой природы. Акры лесов, пересеченных тропинками и ручьями, стали местом их игр. Лора была младшей, и все ребята — в том числе Роузи с Джо — защищали ее от самой себя. Она же как изголодавшийся по ласке звереныш пожирала внимание сначала соседской ребятни, затем — монахинь католической школы.

Школы Святого Марка при монастыре Святой Троицы. Это была любимая шутка в их протестантской семье. В Бренстоне можно было учиться в приличной школе до восьмого класса, но после переполненные классы становились неуправляемыми. Частные школы стоили дорого. Как и дома в соседних городках, потому что ученики местных государственных школ гарантированно поступали в лучшие колледжи. Так что приходские школы были лучшим выходом для таких семей, как у Лоры и Роузи, особенно после ухода отца.

Весь преподавательский состав обожал Лору. Поэтому каждый раз, когда, начиная с восьмого класса и вплоть до окончания школы, ее уличали в курении и прочих неблаговидных поступках, воспитанницу увещевали как овечку, рожденную без стадного инстинкта:

Разумнее оставаться с отарой, говорили ей. Только так можно выжить. Если не перестанешь отбиваться от остальных, придут волки.

Лора отвечала одно и то же.

Что ж, мне нравятся волки.

Роузи оглянулась на мужа.

— Пойду проверю Лорину комнату, — решила она.

— Не делай этого, — Джо чуть ли не умолял ее.

— Почему?

— Потому что Лора могла приехать на такси и наконец-то уснуть, а ты ее разбудишь. Она плохо спит с тех пор, как вернулась сюда. Она превращается в зомби.

— А если что-то произошло?

— Это всего лишь свидание.

— С каким-то парнем из Интернета.

— Так уж принято в наши дни. Кроме того, он стар как пень и водит «БМВ».

Роузи вздохнула:

— У меня дурное предчувствие, — пожаловалась она.

— В это время года ты всегда маешься дурью.

Он не ошибался. Едва начался сентябрь, но в воздухе уже ощущалась смена времен года, витал терпкий запах дыма наступающей осени, вытягивая из памяти воспоминания, так и не определившие там своего места. Но едва прокравшись из темных закоулков разума, они всегда разыгрывали до конца один и тот же сюжет.

Прохладный ночной воздух. Дым и жар, разносимые капризным ветром в разные стороны от костра. Треск влажных, не готовых умирать веток…

— А что, если это знак свыше? И касается Лоры? — Роузи вернулась к дивану и уставилась мужу в лицо.

— Пожалуйста, не буди ее. Мне не вынести сестринской ссоры в пять утра.

— Мне надо проверить, иначе не успокоюсь. Я потихоньку.

Джо схватил жену за руку, но вскоре сдался, едва Роузи началась вырываться.

Настоящие причины возвращения Лоры супруги по-прежнему не знали. Она никогда не упоминала имени парня, разбившего ей сердце. Они называли его Ослиной задницей. Если же рядом был Мейсон — то просто Ослом. Это была идея Джо. И никто из них не задавал Лоре вопросов, на которые она была не готова ответить.

Однако многое в ее истории не сходилось.

Я думала, что впервые в жизни поступаю верно.

Она говорила, что ходила к терапевту, пытаясь отучиться от вредных привычек, измениться. Однако если бы она все делала правильно, то ее любовник не испарился бы бесследно.

Монахини из Сент-Марка были правы: она всегда бежала из безопасного стада. И Лора была права. Ей на самом деле нравились волки.

Однако невинной овечкой она не была.

Поднявшись по лестнице, Роузи замерла, отдавшись воспоминаниям.

Дешевое пиво в пластиковых стаканчиках. Сигареты. Ароматизированный блеск для губ. Средство от насекомых.

У них существовала традиция провожать лето в ночь на последнее воскресенье перед началом школьных занятий.

Бренстон был небольшим городком, зажатым между проливом Лонг-Айленд с одной стороны и лесами штата Нью-Йорк с другой. Сразу у северной границы, до лесов и холмистых фермерских угодий, раскинулся заповедник и каньон, подходивший вплотную к переулку Оленьего холма.

Теперь семья Ферроу жила неподалеку от родных мест, но Роузи за одиннадцать лет ни разу не возвращалась туда.

Каждый год одно и то же. Дюжины местных подростков лопались от нетерпения в ожидании перемен. Это витало в воздухе. Новый сезон. Новый учебный год. Взросление. Желание нового и страх перед ним. Надежда боролась со страхом, как лето — с осенью. Роузи до сих пор помнит это чувство.

Они припарковали машины вдоль дороги из гравия и дошли пешком до небольшой полянки. Галдеж пьяных подростков перебивал звучавшую из чьего-то динамика музыку. Она была на втором курсе колледжа. Лора перешла в выпускной класс. Джо тогда не поехал с ними. Его семья захотела провести последний выходной день в их доме в Кейпе. Гейб уже уехал в колледж. Из их четверки только сестры были на вечеринке. И только Роузи помнит, каково это — услышать вопль в лесу.

Наверно, хватит подобных воспоминаний. Возможно, теперь они навсегда покинут ее.

Роузи неслышно ступала по половицам. Их дом в стиле кейп-код построили в тридцатые годы. Полы на втором этаже из глазкового клена были великолепны, но старые, и громко скрипели от каждого шага. Роузи удалось прошмыгнуть мимо спальни, не разбудив сына, и спуститься в холл.

Лора жила в крохотной мансарде, прячущейся под самой крышей в конце коридора сразу за гостевой ванной. Из-под закрытой двери ее комнаты не пробивалось света.

Роузи старалась идти мягко и осторожно, не сразу перенося вес тела на ногу.

Вдруг она застыла, представив, как выглядит со стороны: крадется впотьмах по собственному дому, охваченная паникой, как и после рождения Мейсона. Сколько раз она будила мирно дремавшего малыша, просто потому, что хотела убедиться, дышит ли он? Ее страхи были ненормальны.

Но может быть, она была права. Возможно, что на то были свои причины.

Роузи опекала сестру сразу после ее рождения. Это было у нее в крови. Но этого оказалось недостаточно. В конце концов, она потерпела поражение.

Запах костра. Крик в лесу…

Она не забудет его никогда. Этот крик до сих пор у нее в ушах. Мгновенно затихло все. Никто не двинулся с места. Они словно остолбенели, пытаясь понять, что же это все-таки было. Ждали, повторится ли он вновь. И это случилось. За первым воплем последовал второй. Роузи искала у костра сестру. Даже когда ноги сами понесли ее к дороге, где стояли автомобили и откуда доносились вопли, она продолжала ждать и надеяться, что ошиблась. Что кричит не ее сестра.

Пара шагов — и дверь мансарды уже рядом. Она прижалась ухом к деревянной панели, прислушалась, не доносится ли оттуда каких-то звуков. Лора иногда засыпала под музыку или телевизор. Однако в комнате стояла тишина.

Роузи аккуратно повернула дверную ручку. Старую, скрипучую. От нее заклинит и дверь, когда она повернется на ржавых петлях. В комнату невозможно попасть незамеченным. Роузи зашла слишком далеко, чтобы заботиться о подобных пустяках, а память продолжала раскручивать калейдоскоп событий.

Они побежали к дороге, рассеявшись по лесу в поисках кратчайшего пути. Тропинки там не было. Стояла кромешная мгла. У кого-то нашелся фонарик. Кто-то еще успел забраться в салон и включил фары. Крики сменились рыданиями. На дороге были две фигурки. Одна стояла, другая неподвижно распласталась на дорожке из гравия…

Роузи медленно толкнула дверь, бормоча себе под нос. Они давно не в том лесу. Что она ни увидит в этой комнате, это ничего не будет значить. Лора — взрослая женщина. Может быть, она слишком напилась, чтобы сидеть за рулем, и осталась у того мужчины. Возможно, она осталась специально, чтобы с ним переспать. Она обещала вернуться на машине, но люди часто не держат слов. Особенно Лора. Особенно, когда речь идет о мужиках. Неудовлетворенные страсть и вожделение всегда были сильнее ее благих намерений. Ну и что с того, если даже она переспала с этим типом? Джо прав. Этот мужчина старше Лоры. Ему сорок, он разведен. Безобиден до скуки.

Все эти разумные доводы как появились, так и исчезли, не возымев никакого действия. Их прошлое, тот крик в лесу. Парень, лежащий у ног Лоры. Память продолжала играть с Роузи, возвращая в прошлое.

Она неслась к сестре, задыхаясь, зовя ее по имени. Лора! Роузи рядом с сестрой, смотрит ей в лицо. Страх. Отрешенность. Парень на земле. Лужа крови у головы. Первая любовь Лоры. Парень, который разбил ей сердце. Он мертв.

Воспоминания всегда приводили Роузи к этому концу. Неизменно. Она заморгала, отгоняя от себя последнюю картину, и вернулась к своему расследованию.

Лора на десять лет исчезла из жизни родных, но это ничего не значит. Роузи не переставала ждать новой трагедии.

Наконец дверь открыта, и можно включить свет.

Щелкнув выключателем, Роузи увидела, что постель пуста.

4

Лора. Шестой сеанс.

Три месяца назад. Нью-Йорк

Лора: Роузи думает, что причина во мне. Она говорит, что это я разбиваю сердца.

Доктор Броуди: И что ты скажешь по этому поводу? Что насчет тех, которые действительно тебя любили?

Лора: Они меня не любили. Им просто так казалось.

Доктор Броуди: Потому что они не понимали тебя?

Лора: Может быть. Роузи говорит, я выбираю тех, кто меня не полюбит. И именно поэтому я их и выбираю. Но зачем мне это?

Доктор Броуди: Ты пытаешься доказать.

Лора: Доказать что?

Доктор Броуди: Будет лучше, если ты сама ответишь на этот вопрос.

Лора: Не пойми меня превратно, но сейчас я начинаю тебя тихонько ненавидеть.

5

Лора. Вечер накануне. Четверг, 7.30 вечера.

Бренстон, Коннектикут.

Джонатан. Джон. Джонни. Джек. Я гадаю, как к нему обращаться, пока еду в центр города.

Уже пробки, я опоздала. Строительные работы. Однополосная дорога. Вот дерьмо. Так принято — опаздывать. Пусть он подождет! Это я говорю себе. Я могу быть одной из тех женщин, которые так поступают. Скрывая страсть. Скрывая желание.

Хочу предупредить его эсэмэской, но он говорил, что терпеть не может переписываться. Звонить не хочу — это будет явным перебором. И конечно же, как назло, телефон вот-вот сядет, а зарядку я оставила у себя в комнате. Не дай бог у Роузи есть запасная в машине.

Подождет же он минут десять. Или нет?

Минивэн пропах детским шампунем и яблочным соком. Роузи чистит салон каждую неделю, но это дела не меняет. Думаю, она настолько привыкла к этой вони, что уже не чувствует ее, как и запах застоявшегося кофе на кухне, который держится до тех пор, пока Джо не придет с работы и не опорожнит турку.

До прихода мужа кухня в полном распоряжении сестры, и я частенько вижу, как она там сидит, уставившись в пустоту, пока Мейсон смотрит мультики. Она наливает мне кислый кофе, чтобы избавить от похмелья после ночных посиделок за бурбоном с Джо и Гейбом, и декламирует мантры, заученные во времена, когда она была феминисткой, с тем же выражением, с каким обычно раздает советы, как привлечь мужчин.

Тебе не нужен первый встречный, Лора. Ни в коем случае.

Банально, но все же замечу: легко говорить, что тебе что-то не нужно, когда это уже есть. С тем же успехом она могла бы сказать, что обошлась бы и без кофе, выдувая в это время вторую чашку подряд.

И все же я обдумываю ее совет, потому что начинаю переживать: вдруг он уйдет, не прождав и десяти минут.

Мне не нужен первый встречный.

Трудность в том, что после долгих лет раздумий, почему мне так сложно кого-нибудь найти, не так давно я встретила его — мужчину, который любил меня.

Он был со мной недолго, но за это время смог открыть во мне бездну желаний. А их оказалось так много. Желание, чтобы тебя обнимали и ласкали. Потребность смеяться и плакать, открывать другому душу. Желание быть замеченной. Понятой. Желание, чтобы в тебе видели не бешеную и бесстрашную девчонку, покоряющую мир, а крошку, тянущую за рукав или край пальто, глядящую наверх. Всегда, вечно глядящую наверх с наивной и простодушной надеждой, что кто-то в ответ тоже посмотрит на тебя и будет этому счастлив.

Какая же я жалкая со своими глупыми фантазиями.

Джонатан Филдз… Можно называть тебя Натан? Или Нэт?

Интересно, насколько он привлекателен в реальной жизни. Такие ли у него темные и густые волосы, как на фотографиях, а глаза — голубые. Такое ли безупречное тело, каким оно обрисовывается под рубашкой. Мне интересно, увижу ли я в его взгляде то, что так люблю. Порок. Хотя бы самую малость. Не в такой степени, как нравилось прежней Лоре, но достаточно, чтобы успокоить ее.

Но я не проигнорирую ничего, что увижу в Джонатане Филдзе с первого взгляда. Не буду обманывать себя, уверяя, что это тот, кто мне нужен, если доказательства обратного будут налицо. И не буду выдумывать повода очернить его, если на самом деле он хороший мужчина. Мне недостает природного чутья. Сегодняшняя ночь будет непростой.

Джонатан Филдз. Я почти на месте.

Стройка на Мейн-стрит позади. У местного Гайд-парка поворачиваю налево, и еще раз на Ричмонд-стрит. Втискиваюсь в свободное местечко на парковке. Мы встречаемся в ирландском пабе за квартал отсюда. Он по левой стороне. Паб угнездился между высококлассной закусочной и итальянским ресторанчиком. У него есть летняя терраса. Детьми мы частенько проникали туда с фальшивыми удостоверениями личности. Наверное, теперь это стало сложнее. Хотя, возможно, нынешняя молодежь научилась лучше их подделывать. Наши же бумажонки были еще более жалкими, чем мои глупые фантазии о любви.

У меня так много воспоминаний о детстве и юности в этом городке. Они подстерегают на каждом углу с тех пор, как я сюда вернулась.

Джонатан Филдз сам предложил это место. Он сказал, что живет рядом и поэтому здесь завсегдатай, так что бармены нальют ему бесплатный виски. И дело не в том, что виски ему не по карману. Он сказал это специально, но я пока не делала никаких выводов. Строительные леса я оставила дома. Никаких изобретений сегодня ночью не будет. Никаких реконструкций. И закрытых на очевидное глаз. У меня был великолепный врач, пусть я и была ужасной пациенткой.

Открываю пудреницу и придирчиво осматриваю отражение: тушь не потекла, щеки румяные. Я кусала губы, пока вела машину, поэтому накладываю новый слой помады, стираю ее остатки с зубов пальцем, не заботясь о том, что со стороны это выглядит не слишком привлекательно. Кроваво-красные зубы внушают опасение и, не заметь я оплошности, могли бы стать фатальной ошибкой на первом свидании.

Черт возьми! Неужели я становлюсь похожей на мать? Я захлопываю зеркальце и смотрю через лобовое стекло на улицу. После того, как Дик бросил нас, мать не могла ни спать, ни есть без мужского внимания и готова была дойти до самого дна, лишь бы найти себе парня. После того, как Дик бросил нас, она уходила почти каждую ночь, и я помню, что ненавидела ее за это.

— Как я выгляжу, дочки?

— Нам по фигу. У нас домашние задания, контрольные работы, месячные, прыщи и прочие прелести переходного возраста, с которыми мы должны справляться сами, спасибо тебе за это большое, мамуля.

Я не хочу быть похожей на человека, которого ненавижу. Однако возможно, что это именно то, что нужно.

Во мне зарождается какое-то чувство. Это даже не волнение. Не нервозность. Особенное чувство, типичное в подобных обстоятельствах — для первого свидания после тяжелого разрыва. Это надежда, но настолько хрупкая. Надежда на смертном одре. Вокруг нее собрались люди, молятся. Священник, возвышаясь над ним, служит панихиду. Какая-то часть меня уже ее оплакала. Другая — не смирится, пока та не умрет окончательно, даже если будет покоиться в шести футах под землей.

Мне срочно нужно выпить.

Сжимаю ручку, открываю дверь. Хватаю сумочку, телефон, ключи. Закрываю машину, ставлю на сигнализацию. Семь часов тридцать восемь минут.

Шагаю так, словно мне плевать на все, перехожу улицу, иду к следующему кварталу. Сердцебиение участилось, меня это бесит. Замедляю дыхание, но это лишь усугубляет ситуацию. Щеки покраснели даже под слоем румян.

Перед пабом — небольшая компания людей, они курят, смеются. Они явно здесь не первый час и днем уже успели воспользоваться скидками на алкоголь. Обхожу их стороной, тяну за ручку двери. Захожу внутрь.

Бар мрачный. Еле освещен. Деревянные панели на стенах. Столики в глубине, на входе играет громкая музыка, у стойки люди всех возрастов, кроме среднего. Люди среднего возраста сидят дома с детьми. Сегодня четверг, в конце концов.

Внимательно рассматриваю толпу. Справа от меня — две гадкие девчонки, пьяные и распутные. Болтают с тремя молодыми руководителями. Придурок. Интересно, как они решат эту математическую задачку. Слева от меня — пятеро из медпункта. Они так и не переодели рубашки цвета сахарной ваты и не сняли бейджики. Мертвая зона — бар, вдоль которого расселись мужчины и женщины. И никто из них не скучает в одиночестве. Дерьмо. Он ушел? Он отшил меня? Нет, нет, только не это! Эта мысль пронзает меня насквозь, и я осознаю собственную уязвимость.

Быть уязвимой неуютно. Это заставляет меня чувствовать себя диким животным, пойманным в ловушку. Когда не остается ничего, кроме борьбы. Это возвращает меня к воспоминаниям, которые мне хотелось бы забыть. К ошибкам. К сожалениям. Они проносятся вспышками, сметающими все на своем пути, как зарин, разрушая каждый нерв моего тела. Парализуя меня ненавистью к самой себе.

Теперь понятно, что я поверила в существование Джонатана Филдза, который не что иное, а всего лишь имя, голос, история с сайта. Я позволила этому сложиться в моей голове в образ настоящего человека — так дети выдумывают себе воображаемых друзей. Безумие. Отчаяние. Я снова в это вляпалась. Я не следовала инструкциям. Это не предвещает ничего хорошего.

Рука ложится мне на плечо, я разворачиваюсь.

— Лора? — спрашивает он. Вот он… Джонатан Филдз, который пришел спасти меня от меня самой. Спасти себя от меня, хотя этого пока не знает.

Он прекрасен. У меня перехватывает дыхание от того, насколько он красив. И это я еще даже не выпила.

Голубые глаза. Темные волосы. Все как на фотографиях. Только камере не удалось передать деталей: скул, идеального носа. Слегка косую улыбку, скорее добрую, нежели самодовольную. Тело, стройное и мускулистое, полное мужской грации.

Увиденное сражает меня наповал.

— Да. Джонатан? — Я уже предельно собрана, хотя не понимаю, как мне это удалось. Взрыв эмоций чуть не убил меня на месте. Хочется заползти с головой под одеяло на чердаке у Роузи и на миг исчезнуть с лица земли.

Он изучает меня с головы до ног. Честно говоря, это немного странно, но если он хоть немного чувствует то же, что и я, то ничто не покажется странным. В глазах темнеет от прилива адреналина, и я уже не принадлежу себе.

Наконец он заговорил:

— Извини, просто… что же, ты правда очень красивая.

Его слова запускают скрытый у меня в голове процессор. Я беру себя в руки. Очищаю кровь от зарина. Адреналин уходит, и слова проникают внутрь. Он сказал это искренне. Щелк — проверено. Они объясняют его блуждающий взгляд. Щелк — проверено. Все нормально.

Улыбаюсь. Вынужденно. Издалека доносятся голоса. Сестры. Призраков прошлого. Они велят мне со всех ног бежать из бара.

Возвращайся домой. Забирайся под одеяло.

Он осматривается. Взгляд задерживается на дальнем зале, где есть столики. Его улыбка тает, но лишь на мгновение.

— Послушай, — предлагает он. — Сегодня здесь настоящее столпотворение. Честно говоря, хотелось бы перебраться в местечко потише, где можно побеседовать и лучше узнать друг друга.

Он прав. Здесь шумно и пахнет протухшим пивом. Посетители гогочут, потому что уже успели надраться к семи сорока пяти вечера в четверг. А ему хочется поговорить. Это хороший знак. Я возвращаюсь с обрыва эмоционального ада.

— Конечно, — соглашаюсь я. И снова улыбаюсь.

Он берет меня под руку и ведет перед собой к двери. Когда мы проходим мимо шлюх, мудаков и рубашек цвета сахарной ваты, мне кажется, что кто-то зовет его по имени. Пытаюсь оглянуться на столики, откуда слышался голос, но Джонатан шел сзади и жестом велел не останавливаться. Он открывает передо мной дверь и ведет на улицу. Оттуда — к пересечению Ричмонд-стрит и Мейпл-стрит. Он не останавливается, пока мы не доходим до аптечной парковки.

Я следую за ним, не спрашивая, куда мы идем.

Не знаю, почему.

Впрочем, это не совсем правда.

Джонатан поворачивается ко мне, немного взвинченный. Он смотрит мне за плечо, затем — на меня, улыбается:

— Прости меня. Там было нелегко собраться с мыслями. У меня выдался трудный день.

Я отвечаю как по писанному:

— Все хорошо. У меня тоже такое было. Что ты предлагаешь? — Я такая понимающая. Все для тебя, Джонатан Филдз.

Он указывает на здание ниже по улице:

— Я там живу. Машина в гараже. Давай возьмем ее и поедем к берегу? Там полно разных мест.

— Конечно! — восторженно соглашаюсь я. Все, что пожелаешь, Джонатан Филдз.

Мы пошли.

— Надеюсь, ты не поймешь меня превратно, но я почувствовал такое облегчение, когда тебя увидел.

Теперь понятно. Он прятался где-то в глубине бара, пока не разглядел меня до мельчайших подробностей.

— Ну и что бы ты делал, окажись я старой, жирной и страшной как смерть? — Мой тон становится вызывающим, и я снова себе отвратительна. Слышу голос Роузи. Это несложно — просто, ради бога, будь милой! Милой. Быть милой. Не вызывающей. Не дерзкой.

Вопреки ожиданиям он смеется. Моя дерзость его позабавила. С трудом удерживаю себя от поспешных выводов. От каких-либо предположений. Может быть, он просто нервничает. Люди часто смеются от волнения. Его смех не значит, что он увидел прежнюю меня. Настоящую меня. И она ему нравится. Это вообще ничего не значит. Мы только что познакомились. Не выдумывай его.

К тому же, нервничать стоит мне. Я спускаюсь на подземную парковку. Одна, с мужчиной. Незнакомцем. Кругом — ни души.

Он достает ключи и щелкает кнопкой. Загораются фары седана «Тойоты». Не той машины, какую я ожидала от сорокалетнего банкира без маленьких детей, которых нужно кормить. Это не черный «БМВ», о котором он мне рассказывал.

Проблема не в том, что меня волнуют деньги. Я влюблялась в разных мужчин. В преподавателей. Студентов. Был даже разнорабочий. Просто дело в том, что что-то здесь не сходится. Хотя что я вообще знаю о разводе, алиментах, затратах на содержание дома и квартиры? Ничего. Ну или самую малость. Это же не наука о ракетостроении. Возможно, «БМВ» в ремонте. Я мастер выдумывать истории.

В любом случае уже поздно рассуждать. Он открывает дверь со стороны пассажира, и я сажусь. Срабатывают блокираторы, и у меня сжимается внутри.

Предполагалось, что все будет просто. Что я не буду прежней. Просто девчонкой, нарядившейся в платье, которая спешит на свидание. Голова идет кругом. Я так устала от эмоциональных качелей за эти последние пятнадцать минут. Факты не дают мне покоя. Машина. Его рассказы…

И голос женщины из глубины бара, звавший его, когда мы спешно ретировались.

Прошу тебя, Джонатан Филдз, докажи, что я ошибаюсь.

Умоляю, будь тем мужчиной, каким представлялся. Пожалуйста.

Только бог знает, что я сделаю, если ты лжешь.

6

Роузи. Настоящее время. Пятница, 5.30 утра.

Бренстон, Коннектикут

Роузи стояла перед пустой кроватью. Она зажала рот ладонями, не давая страху воплем вырваться наружу. Она уже развернулась, собираясь бежать вниз и сообщить Джо, что сестра на самом деле не ночевала дома. Но передумала. Он снова повторит версию, что Лора увлеклась. Что какой она была, такой и осталась. Поэтому за поиски сестры Роузи взялась сама.

Это неудобно — копаться в вещах Лоры, так что Роузи медлила, обдумывая свои действия. Это грубое нарушение личного пространства. Однако ничего другого не оставалось. Она знала сущность сестры, но о том, что за эти десять лет в ней изменилось, не ведала ни сном ни духом. Только безобидные факты. Что она изучала в колледже. Основные рабочие задачи в качестве аналитика. Смутные представления об офисе и коллегах. Стервозная Бетти. Горячий Генри. Там у нее появилась лучшая подруга Джилл. Они вдвоем всем дали забавные прозвища. Смешные, но без перехода на личности. Роузи понятия не имела, была ли сестра там счастлива или нет.

Когда Роузи звонила сестре или даже приезжала с сыном, они обсуждали лишь закусочные, говорили о политических скандалах, о Мейсоне, не желавшем спать в своей кроватке, сплетничали о степфордских женах[8] с курсов молодых матерей. И никогда не говорили о том, что за эти десятилетия изменилось в Лоре. И в ней самой. Роузи никогда не видела соседку сестры по квартире: похоже, та вечно уезжала на выходные. В Нью-Джерси у нее был парень с собственным домом.

Возвращение Лоры воспринималось скорее как приезд в гости общего друга, а не члена семьи. Так что находиться в ее комнате и рыться в личных вещах было стыдно вдвойне.

С другой стороны, Лора была ей сестрой, и Роузи переживала так, как могут переживать только члены семьи, имеющие общее прошлое и воспоминания. Секреты, заставляющие ее волноваться еще сильнее. Она как мать-медведица, защищающая своего медвежонка.

Что-то стряслось.

Ей знакомо это чувство. Оно живет в ней с тех самых пор, когда она ходила с косичками и носила клетчатые юбки,[9] и уже тогда только ей одной удавалось находить сестру, сотрясающуюся от рыданий под кроватью в спальне — именно там Лора прятала от всех свои слезы. Или находить ее на том высоком дереве и, преодолевая боязнь высоты, отчаянно лезть за ней наверх.

Никто и не помнит, что Роузи не раз приходилось карабкаться вслед за сестрой, забывая о собственном страхе, чтобы помочь той спуститься на землю. Но так оно и было.

А что же теперь, Лора? Где ты?

Отбросив дурные предчувствия, она внимательнее, чем прежде, оглядела спальню. Так, будто никогда прежде не видела. Неважно, что она приносила сюда сестре еду, приводила Мейсона попрыгать на кровати. Заглядывала, чтобы спросить, не хочет ли Лора прогуляться или прокатиться на машине или улизнуть в бар после возвращения Джо с работы. Она была здесь десятки раз, но никогда не воспринимала комнату вне Лоры. Остальное было лишь фоном, декорацией. Теперь же в отсутствие сестры все видится иначе.

Роузи огляделась. Четыре кофейные кружки: одни пустые, другие — с засохшей гущей. Три грязных блюдца. Четыре стакана. Роузи аккуратно собрала посуду, методично ставя ее на пол прямо в коридоре.

Затем она окинула взглядом неубранную кровать. Черные тени для глаз на подушке. Простыни и одеяла, смятые в тревожных снах. Мечтах. А может, и кошмарах.

Лора, тебе по ночам не дает покоя прошлое? Именно поэтому ты не можешь заснуть?

Она расправила постельное белье и застелила кровать. Вернула на место подушки, валявшиеся на полу. Присутствие Лоры ощущалось повсюду. Ее запах. Разбросанная одежда. На стуле. На прикроватной тумбочке. И даже на полу. В шкафу — вещи свисали с полок, Лору, похоже, не заботило, что они помнутся. Как и не волновал порядок. Роузи расправляла одежду, проверяя карманы, избавляясь от царящего в комнате хаоса, словно это поможет обратить время вспять и вернуть Лору домой живой и здоровой.

Она уселась за Лорин стол не раньше половины шестого. Чернел экран открытого лэптопа. Документы и книги сложены стопками. Планшет. Ручки. Заметки на листах. Роузи принялась просматривать их, поначалу медленно, осторожно, будто опасаясь, что за этим занятием ее вот-вот застукает Лора. Смешно. Разумеется, она пытается найти что-нибудь, хоть малейший намек на то, куда могла уйти сестра. И лишь потому, что Лора забрала ее машину, которую обещала к утру вернуть.

Страница за страницей — и ничего, кроме работы. Сведения о компаниях с комментариями. Она говорила, что всегда на высоте. Роузи не слишком ей верила.

Она перешла к выдвижным ящикам, но большинство из них пустовали. Правда, в одном завалялся старый степлер Джо, еще с тех времен, когда он работал за этим столом. Еще ручки. Скрепки. Ничего личного. Даже чековой книжки.

Задвинув последний ящик, она снова устроилась за столом, уставившись на компьютер. Она медленно водила пальцем по сенсорной панели, пока экран не ожил. Вход был без пароля.

На ожившем экране высветилась фотография.

Женщина вздрогнула: на нее смотрела Роузи, только лет, наверное, десяти, вместе с Лорой, которой было примерно восемь. На заднем плане, на берегу ручья, что был сразу за их домом, два маленьких мальчика. Она их сразу узнала.

Один из них был Джо — сильный, загорелый, с длинными черными волосами, заправленными за уши. Как странно видеть его таким мальчишкой — он напомнил ей о том, что они дружат с самых пеленок, что они были не разлей вода, озорными, свободными и юными.

Второй был, конечно же, Гейб. Он — полная противоположность другу: высокий, тощий, со стрижкой ежиком. Все четверо были настолько разными, будто специально отбирались для телевизионного шоу. И несмотря на это друзья всегда держались вместе — новые ребята приходили в их компанию, исчезали, а они оставались неразлучными до конца средних классов, пока Джо не переехал поближе к центру. Роузи много лет не видела этой фотографии, с отъезда матери в Калифорнию. Без всяких сомнений, Лора сделала копию и отсканировала ее. Но когда? И зачем? Лора ненавидела все, связывающее ее с прошлым в этом городишке.

В тот день они собирали лягушачью икру — скопления серого студня с крохотными черными пятнышками. Ее обычно клали в ведра с водой и ждали вылупления головастиков, но за много лет такое случилось лишь однажды. Они были слишком малы, чтобы знать, что отложенные икринки нуждаются в оплодотворении. Им это было неважно. Они получали радость от охоты и самого ожидания, и, конечно же, их крепкой дружбы.

На Роузи были шорты в леденцовую полоску и розовая блузка с оборочками на воротнике. На Лоре, похожей на мальчишку-сорванца, — грязные джинсы и рваная футболка. Сестры были загорелые, с выцветшими прядями от солнца волосами. Роузи широко улыбалась и смотрела прямо в камеру. Выражение лица Лоры нельзя назвать отсутствующим: наоборот, у нее был пытливый взгляд, устремленный не в камеру, а на человека, державшего ее в руках. Она смотрела на отца, но изображение младшей сестры смазано, потому что фокус был не на ней — как и внимание фотографа. А на Роузи. Не на Лоре, взглядом умолявшей камеру повернуться к ней. Боже милосердный, как же ранит подобное пренебрежение, хоть она и сталкивалась с ним далеко не впервые.

Роузи наклонилась, вглядываясь в лицо сестры.

Когда это все началось?

Гневный ребенок, неконтролируемые вспышки ярости. Роузи пытается вспомнить. Это было всегда. Всю жизнь, сколько она себя помнит. Лора разбивала в кровь кулаки, молотя по стене и снося штукатурку, еще когда не отказывалась носить розовые платьица. Роузи закрыла глаза, возвращаясь в далекое прошлое. Кровоподтеки на белоснежной ручке. Слезы, текущие по щекам с веснушками. Ей было не больше шести.

Разве хоть кто-то удосужился обратить на нее внимание? Взрослые по соседству жили своей насыщенной жизнью. Юные парочки потягивали коктейли у кого-нибудь на патио. Жены пили кофе на кухнях. Мужья надирались пивом по воскресеньям днем, рядом с ними лежали без дела газонокосилки.

От нахлынувшего волной стыда Роузи зажмурилась.

В тот день на кухне мать сказала миссис Уоллис, что Лору, с ее сжатыми в кулаки руками, трудно любить. С яростью внутри нее. Возможно, что взрослые, все вместе взятые, и стали ему причиной. Теперь, став матерью, Роузи знала это. Знала, как легко причинить зло одним лишь словом. Или убить равнодушием.

Впрочем, сейчас это уже не важно. Прошлое не вернуть.

Роузи начала кликать иконки, открывая файлы.

Через два часа заскрипели половицы. Сначала под тяжелой размеренной поступью мужа. И следом запищали быстрым шарканьем сына.

Она услышала, как ее зовут.

Сначала Джо:

— Роузи?

Затем Мейсон:

— Мама?

Утро вступило в свои права, хотя она пыталась отрицать это. Даже когда темное небо посерело и постепенно стало оранжевым. Даже несмотря на неугомонно тикающие часы на прикроватной тумбочке. Минуты сложились в часы, но подъездную аллею так и не осветили фары.

— Роузи? — тихонько постучался муж.

— Я здесь, — ответила она.

Заскрипела дверь. Джо с Мейсоном на руках застыл в проходе. Как всегда, ребенок был в одном подгузнике. Он не любил одеваться.

— И что ты тут делаешь? — поинтересовался Джо.

Роузи посмотрела на него широко раскрытыми безумными глазами. Она чувствовала, что именно так и выглядит — выражение лица мужа было тому подтверждением:

— Она не возвращалась домой.

Джо кивнул. Он отпустил вырывавшегося сына, и Мейсон тут же рванул к кровати Лоры и забрался на покрывала. У нее был мягкое стеганое одеяло, которое очень нравилось малышу, он любил его гладить и трогать.

— Итак, — спокойно отреагировал муж. — И ты все это время здесь? С тех пор, как разбудила меня ни свет ни заря?

Роузи не ответила. Женщина посмотрела на Мейсона и перевела взгляд на Джо. Неожиданно она почувствовала, будто сходит с ума — как и подозревал ее муж.

— Звонила в больницу? — спросил Джо.

— Четыре раза…

— На мобильный?

— Каждые четверть часа. Сразу перенаправляет на голосовую почту. Почему она не отвечает?

— Телефон разрядился. Смотри, — догадался он, показывая на розетку у плинтуса. — Она опять забыла зарядку. Как всегда.

Роузи кивнула:

— Я пыталась найти того парня на сайте, но их там столько! И все скрываются за никами. Я не смогла зайти с ее страницы — нужен пароль, а я не могу изменить его без доступа к почте. Я все перепробовала: дату рождения, инициалы… И без толку, открывается какая-то ерунда — все только по работе. Господи, я даже набрала переулок Оленьих холмов.

— Лора ни за что бы не использовала такого пароля… после того, что там было.

— Без тебя знаю! Я уже с ума схожу…

Супруг подошел к столу, за которым сгорбилась Роузи. Она подняла глаза на него, боясь, как бы он не прочел в них происходящее в ее голове.

— Не знаю, что и думать, чему верить.

— Послушай меня. Твоя сестра лежит в постели, зажатая волосатой подмышкой какого-то старикана. У нее похмелье и ей безумно хочется выбраться из капкана его объятий, не занимаясь с ним любовью, а именно это он потребует, едва проснувшись. Вот увидишь.

Джо вытянул руку и погладил жену по голове, ожидая улыбки. Вопреки ожиданиям, он не удостоился ее, и Роузи не уступала.

— Ты нашла хоть одно доказательство, опровергающее мою теорию?

— Вот что странно, — протянула Роузи. — Смотри… — она набрала «Джонатан Филдз» в поисковике. — Здесь нет записи о разводе, по крайней мере, в Коннектикуте.

Джо сел на край едва не упиравшейся в стол кровати и, развернув экран к себе, пробежал взглядом:

— Он мог развестись в Нью-Йорке или Нью-Джерси или где-то еще. Лора говорила, откуда он?

— Я думала, он из местных…

Джо энергично замотал головой:

— Не обязательно… послушай меня, он может жить где угодно, откуда можно добраться на машине.

— Так нам его в жизни не найти!

Мейсон заполз отцу на колени, перевернулся на спину и свесился головой вниз.

— Передохни. Еще рано, так что прими душ и глотни кофе. Сейчас ты похожа на душевнобольную.

— Премного благодарна. Именно этого комплимента я и добивалась.

Джо пощекотал сыну животик. Мейсон захихикал.

— Иди сюда, малыш. — Ребенок перебрался в материнские объятия. Роузи прижала его к сердцу и постаралась выдавить улыбку.

Вышло неубедительно.

— Я в душ.

Джо, перехвативший у жены сына, встал:

— Пойду сварю кофе и накормлю парня. Сегодня мне можно задержаться.

Часовая стрелка ползла от семи к восьми, от восьми — к девяти.

К половине десятого Роузи была безутешна.

И одержима Джонатаном Филдзом.