Он опять качает головой.

Я думаю о том, как иногда жестока жизнь. Как из-за простого предложения: «У нее на бедре татуировка в виде синей ящерицы», и дракона, по ошибке принятого за ящерицу, я резко перешла от скептицизма к уверенности. В тот момент в бистро жизнь, которую я вела, подошла к концу всего лишь на основании моей собственной ложной надежды на то, что я наконец получу ответы на вопросы о сестре. Все из-за одного дурацкого слова.



Рано утром Олсен уходит. Возможно, как и я, он чувствует, что в деле Дилана появилась срочность. Что эту нить необходимо ухватить и крепко держать, пока не исчез очередной шанс получить ответы. И все же перед уходом он задерживается, чтобы поцеловать меня. Из-за этого долгого поцелуя я едва ли не бросаюсь снова расстегивать пуговицы его формы. Возможно, таким образом он извиняется за то, что рано уходит. Или пытается сделать так, чтобы я по нему скучала.

Неважно, что он уходит, не сказав ни слова. Так проще. Я снова одна в постели, рядом остывают простыни, сквозь жалюзи падают все более длинные лучи утреннего света. Я не скучаю по нему. Я никогда не скучаю по тем, кто покидает меня добровольно.

Глава 14

Остаток дня я жду новостей о деле. Жду звонка Олсена. Со мной точно что-то не так: посреди расследования потенциального убийства я жду звонка от парня. Чувствую себя подростком, как будто жду, что мальчик, который мне нравится, пригласит меня на школьные танцы. Позволяю себе слишком этим увлечься.

Гуляю в парке с Андреа и Олив, чтобы отвлечься, но не рассказываю ей, что Олсен был на благотворительном ужине, и о том, что произошло потом у меня в квартире. Стараюсь не слишком часто проверять телефон и напоминаю себе, что весь год спала с половиной населения города, но никогда не ожидала, что кто-то из тех мужчин позвонит на следующий день. А ночью у себя в квартире в одиночестве напиваюсь до чертиков. Телефон с темным экраном лежит на кофейном столике и не издает ни звука.

В понедельник утром просыпаюсь от резкого стука во входную дверь. Достаточно резкого, чтобы вызвать в организме всплеск адреналина. Мой не до конца проснувшийся мозг пытается понять, в чем дело. Это чрезвычайная ситуация? Кто-то пытается попасть в квартиру? Вылезаю из постели и заставляю себя пойти на звук, вставляю дверную цепочку в фиксатор и открываю дверь.

— Марта Риз? — В щели между приоткрытой дверью и косяком раздается мужской голос. Коп в форме — это все, что я вижу.

— Да?

— Детектив Харди хочет, чтобы вы поехали с нами в участок. Ответили на кое-какие вопросы.

Судя по тону, это, скорее, требование, чем просьба.

— Детектив Харди? — Может, это какая-то ошибка. Кажется, я не знакома с этим детективом. — Я… арестована? — запинаясь, спрашиваю я. Пытаюсь вспомнить, что копы имеют право делать в подобных обстоятельствах.

— Нет, — отвечает коп, положив руку на пояс. Приглядываюсь к пистолету в кобуре у него на боку. Я почти никогда не сталкивалась с огнестрельным оружием, и вид его прямо на пороге моей квартиры нервирует меня. Вся его разрушительная мощь прямо здесь, передо мной. — Но нам нужно, чтобы вы ответили на кое-какие вопросы по поводу одного расследования.

— Какого расследования? — Больше всего мне сейчас хочется закрыть дверь и позвонить Андреа, чтобы она посоветовала мне, что делать в этой ситуации.

— Исчезновение Дилана Джейкобса, — отвечает коп.

И этого достаточно. Чувствую покалывание на коже, как будто коснулась чего-то электрического. Его нашли. Олсен нашел его.

— Подождите, я переоденусь, — торопливо отвечаю я и удаляюсь вглубь квартиры, чтобы натянуть джинсы.

Полицейские сопровождают меня по главному коридору двадцать четвертого участка в комнату для допросов в самом конце. Именно здесь двадцать лет назад я сидела с детективом Ричардсом, просматривая фотопортреты.

Как только вхожу, сразу же рефлекторно встречаюсь взглядом с Олсеном. Рядом с ним стоит женщина постарше в сером брючном костюме. Она жестом приглашает меня сесть за стол и занимает место напротив. Я сразу думаю, что, возможно, зря пришла сюда, зря не предупредила Андреа, что меня вызвали в полицию. Это похоже на допрос, как будто меня привели сюда, чтобы выбить из меня какое-то признание.

Может, Андреа была права и Олсен проявлял ко мне интерес лишь потому, что хотел получить информацию и ничего больше. Я считала, что в субботу ночью опровергла ее версию, ведь он был так пылок на заднем сиденье машины и когда я вела его в квартиру. Но теперь мне снова приходит в голову, что этот человек, привыкший притворяться кем-то другим, возможно, еще более безжалостен, чем я ожидала. Возможно, подробности нашей совместной ночи легли в основу какого-нибудь рапорта. Возможно, они прикрыты каким-нибудь эвфемизмом, скажем, «Субъект проявил личное участие». Или: «Субъект оказался легкой мишенью».

— С детективом Олсеном вы уже знакомы, — говорит второй следователь, на носу у которой россыпь темных веснушек, а волосы забраны в тугой, гладкий пучок на затылке. Пытаюсь определить, сказано ли слово «знакомы» каким-то определенным тоном, намекающим на нечто большее, чем обычное знакомство. Но она словно осколок стекла. Настолько невозмутима, что я не вижу ничего, кроме отражения собственной паранойи. — Я — детектив Дана Харди. Благодарим вас за то, что пришли.

— Вы из отдела поиска пропавших? — спрашиваю я, не давая ей возможности приступить к расспросам.

Помолчав, она поджимает губы.

— Из отдела убийств.

— Дилан Джейкобс мертв? — Я обращаюсь скорее к Олсену, нежели к ней. Но он не смотрит на меня, во всяком случае прямо в глаза. Может, чувствует себя виноватым. — Вы нашли его тело?

Детектив Харди двигается на стуле и поворачивается, чтобы посмотреть на Олсена. Замечаю, как он едва заметно качает головой.

— Почему вы думаете, что Дилан Джейкобс мертв? — спрашивает детектив Харди.

Как будто эта элементарная информация вообще важна, как будто Олсен еще не рассказал ей, чем я занимаюсь. О моем маленьком расследовании. Может, они собираются арестовать меня за вмешательство в их работу?

— Это дело не передали бы в отдел убийств, если бы его труп не нашли, — отвечаю я.

— А что конкретно связывает вас с Диланом Джейкобсом?

— В ходе своего исследования дела об убийстве Сары Кетчум я выяснила, что несколько месяцев назад в Милуоки пропал ее бывший сосед по квартире, Дилан Джейкобс.

Пытаюсь вести себя профессионально. Как будто я настоящий журналист, наделенный какой-то благородной силой. Способный дать отпор, когда ему угрожают.

— Исследования для вашего подкаста?

— Да, — отвечаю я.

— Почему вы изучали убийство Сары Кетчум, если ее убийца уже за решеткой? — с деланым удивлением спрашивает Харди.

Мы играем в игру. Ходим вокруг да около известной нам обеим правды.

— Потому что я считаю, что за ее убийство осудили невиновного, — отвечаю я. — Так что после исчезновения Дилана мне показалось логичным, что на него мог напасть тот, кто на самом деле убил Сару. Чтобы помешать Дилану выдать какую-либо новую информацию по делу.

— И вы думаете, его труп бросили в ЛаБаг-Вудс?

Я подаюсь вперед, положив обе внезапно вспотевшие ладони на металлический стол.

— Вы нашли его в лесу?

«Господи, — думаю я, — неужели бабушка правда вытащила ответ из воздуха?»

— Это ваш электронный адрес, Марти? — спрашивает Олсен, наклоняясь вперед и подталкивая ко мне лист бумаги. Это распечатка электронного письма, адрес наверху выделен маркером: MReese90@gmail.com.

— Нет, — отвечаю я. — У меня «Марти-точка-Риз-собака-джи-мейл».

Просматриваю письмо. Адресовано Дилану Джейкобсу, отправлено двадцать восьмого апреля этого года. Автор письма спрашивает, не может ли Дилан встретиться с ним, чтобы обсудить второй сезон «Неизвестной». Подписано моим именем. По всему телу от основания черепа до кончиков пальцев пробегают мурашки. Во рту появляется какой-то резкий, металлический привкус.

Ведь я написала Дилану не раньше середины июля…

— Что это? — спрашиваю я.

Думаю о звонках. Кто-то пытается напугать меня. Хочет, чтобы я знала: он думает обо мне. Пытаюсь вспомнить, когда начались эти звонки. Кажется, в апреле. А может, даже раньше.

— Судя по всему, кто-то дал наводку полиции Милуоки. Якобы исчезновение Дилана может иметь отношение к его показаниям в деле Кетчум. Полиция Милуоки любезно связалась с нами, и мы получили разрешение на доступ к электронной почте Дилана, — отвечает Харди. — И угадайте, что мы нашли? Это, по-видимому, письмо от вас, Марти. С просьбой о встрече. Отправленное всего за несколько дней до того, как было заявлено о его пропаже.

— Я этого не посылала, — говорю я. — Я даже не знала о его существовании до… — Восстанавливаю в памяти хронологию своего расследования. — Узнала после церемонии наград АПА.

Наконец встречаюсь взглядом с Олсеном. В его выражении есть что-то въедливое, как будто он пытается понять, не ошибся ли он во мне. Возможно ли, что я на самом деле опасна.

Думаю о кошмаре, о том, как проснулась в темноте и едва не расцарапала ему лицо. Что он обо мне думает? Наверное, что я ненормальная. Девушка, выросшая с болью, способная на что угодно.

— Если у вас есть доступ к его рабочей почте, тогда вы знаете, что я пыталась связаться с ним всего пару недель назад, — говорю я. — Кроме того, с той наводкой звонила мой продюсер. Мы хотели уведомить полицию Милуоки о том, что эти два дела могут быть связаны.

— Почему вы не позвонили в полицию Чикаго? — спрашивает Харди.

— Потому что он пропал в Милуоки, — отвечаю я с таким же деланым удивлением.

К черту профессионализм. Если она хочет изображать дуру, я тоже так могу.

— Когда вы начали расследовать убийство Сары Кетчум? — спрашивает она.

— Вы же не думаете, что я имею к этому отношение? — отвечаю я, пропустив ее вопрос мимо ушей.

Пытаюсь заставить их увидеть, насколько все это глупо, потому что только так они поймут, насколько это опасно.

— В каком году вы родились, Марти? — тихо, с ноткой сожаления в голосе спрашивает Олсен.

— В девяностом.

— Значит, в этом адресе, «MReese90», — медленно зачитывает Харди, — по крайней мере правильный год.

— Ну да. Дата моего рождения указана прямо на моей странице в Википедии, — отвечаю я. — В любом случае вы ведь можете отследить электронное письмо, так? Выяснить, что я его не отправляла?

— Понимаете, вот что забавно. Почта была создана на компьютере в Публичной библиотеке Чикаго, Мерло-Бранч, и оттуда же отправили письмо, — отвечает Харди. — Поэтому невозможно выяснить, кто его отправил, а кто не отправлял. Забавно, не правда ли?

— Обхохочешься. — Вижу, мой тон ее слегка раздражает.

— Знаете, — говорит она, — самый лучший способ помочь самой себе сейчас — это сказать нам правду. Потому что вы влипли по уши, и если будете юлить, это нас ни к чему не приведет. Помогите нам помочь вам, Марти.

На мгновение ее забота выглядит искренней. Но я слишком хорошо знаю копов, чтобы поверить, что она говорит правду. Я знаю, как это работает. В случае с Колином и с множеством других людей, которым во время допроса полицейские навязывали выгодные им ответы. Копов не интересует поиск правды. Это доказывает сокрытие улик в деле Колина. Их интересует арест. Закрытие дела.

Интересно, не потому ли здесь Олсен, что они думают, будто в его присутствии у меня появится желание сотрудничать? Если так, то они просчитались. Оттого что он здесь, я лишь сильнее злюсь, ощущая жар в груди, словно вдохнула дым от костра.

— Похоже, мне нужен адвокат, — отвечаю я.

Харди отталкивает стул от стола, и его ножки скрипят по кафельному полу. Она скрещивает руки на узкой груди.

— Вы действительно предпочитаете такую манеру поведения, Марти?

— Позвольте разобраться. — Во мне зреет ярость, которую трудно снова подавить. — Вы действительно настолько убеждены, что Сару Кетчум убил Колин Маккарти, что, вместо того, чтобы воспринимать эти два дела как связанные и признать, что человек, повинный в убийстве двух жертв, еще на свободе, готовы поверить, будто я ездила в Милуоки и каким-то образом умудрилась убить Дилана Джейкобса?

— С чего вы взяли, что он в ЛаБаг-Вудс? — спрашивает Харди.

Расставляет мне ловушки, понятно. Стиснув зубы, смотрю на Олсена. Предатель.

— Там нашли Сару, — отвечаю я.

— Но, как вы и сказали, Дилан пропал в Милуоки, — замечает она. — С натяжкой можно представить, что мужчина, пропавший в другом городе семь лет спустя, обнаружится там же, где нашли труп Сары Кетчум.

— Мне это странным не показалось, — отвечаю я, хотя знаю, что без адвоката не стоит что-либо объяснять.

— Но, по словам бывшего коллеги Дилана, Грега Орлофф, об исчезновении Дилана вы узнали более недели назад. Почему же вы вдруг подумали о ЛаБаг-Вудс?

— Наверное, женская интуиция, — подражаю я ее серьезной манере.

— Ваша?

— Бабушкина.

— Значит, бабушка помогает вам с расследованием? — Харди наш разговор явно доставляет удовольствие.

— Нет.

— Тогда как именно она предположила, что Дилан в лесу? — спрашивает Харди.

— Вам придется спросить об этом у нее.

Харди улыбается. Видно, что она очень собой довольна.

— Может, и спрошу. Возможно, она сумеет мне это объяснить.

— Я могу идти? — Одариваю ее фальшивой ответной улыбкой, от которой у меня сводит челюсть.

— Конечно, Марти, — отвечает Харди таким тоном, будто объясняет простейшее понятие ребенку. — Вы свободны. Вы имеете право уйти в любой момент.

Я встаю. Гнев сдавливает каждую косточку в моем теле, отчего мне трудно даже выйти из комнаты для допросов и пройти по коридору. Прохожу мимо стула, на котором в детстве ждала новостей о сестре. Двадцать лет назад я грызла металлическую обойму для ластика на конце карандаша номер два и нацарапала ею на гладкой пластиковой поверхности имя Мэгги. Сейчас, проходя мимо этого стула, вижу, что со временем царапины сгладились и побледнели.

«Как они смеют, — думаю я. — Как они смеют».



Как только выхожу из участка, сразу звоню Андреа.

— Полиция Чикаго считает, что я замешана в исчезновении Дилана Джейкобса.

— Ты о чем? — спрашивает она.

Услышав детский щебет на заднем плане, догадываюсь, что она сейчас, наверное, на площадке на углу Эшленд и Фостер, куда по утрам в солнечную погоду обычно водит Олив. Представляю себе, как Олив копается в песочнице, а на голове у нее косо надета кепка с символикой «Кабс», которую я для нее купила. Обыденность этой картины совершенно не сочетается с тем, как я провела последний час.

— Наводка, которую ты дала по телефону полиции Милуоки, помогла полицейскому управлению Чикаго получить ордер на доступ к электронной почте Дилана.

— Ясно.

— Кто-то от моего имени прислал ему письмо и попросил о встрече. Всего за несколько дней до его исчезновения.

На том конце провода не слышно ничего, кроме гудения ветра и отдаленного детского плача.

— Думаю, он мертв, — продолжаю я. — Думаю, полиция Чикаго нашла его здесь и теперь считает, что в этом замешана я.

По-прежнему лишь тишина. Тишина и стук сердца у меня в ушах. Быстрый.

— Андреа?

— Я здесь, — говорит она. — Как думаешь, где его нашли?

— ЛаБаг-Вудс. Готова спорить на что угодно, его нашли там же, где и Сару.

— Господи, — шипит Андреа. — Погоди, посмотрю новости. — Это занимает всего секунду. — Блин! — говорит она. — Сегодня рано утром в лесу обнаружили тело пока что неопознанного мужчины. Возможная передозировка наркотиков.

— О господи! — Земля будто накреняется у меня под ногами. Чтобы не грохнуться, хватаюсь за дерево во дворе полицейского участка. Вокруг ствола повязана синяя ленточка, гладкая на ощупь под моей влажной ладонью. — Адвокат из его фирмы, с которым я общалась, сказал, что у него в квартире нашли таблетки.

— Когда ты якобы отправила ему тот имейл?

— В апреле, — говорю я. — Кажется, в конце апреля.

— Мы тогда не занимались Диланом, — отвечает она. — Мы тогда даже Сарой еще не занимались.

— И что это значит? — спрашиваю я.

— Это значит, кто-то услышал подкаст и понял, что мы, возможно, начнем расследовать связь между Сарой и Мэгги, — говорит Андреа, едва поддерживая спокойный тон. — И использовал тебя, чтобы довести до конца дело Сары.

— Убрав Дилана.

— Верно, — говорит Андреа.

— Но зачем выдавать это за передозировку, если все равно оставляешь тело в ЛаБаг-Вудс?

— Понятия не имею, — отвечает Андреа. — Может, убийца пытался замаскировать свой образ действий? Это убийство так или иначе должно было отличаться, да? На сей раз он убил парня. У него не было бы силового преимущества. Зато было больше времени, чтобы все распланировать.

— И он распланировал, — уныло говорю я. — Послал имейл, чтобы связать меня с убийством. Может, он прибегнул к наркотикам, поскольку счел правдоподобным, что с их помощью я вполне могла бы убить Дилана.

Наваливаюсь на дерево. Меня мутит, земля качается и танцует у меня под ногами. Снова уходит из-под ног, как бывает всегда, стоит мне подумать, что я твердо стою на земле.

— Он с нами играет, черт возьми, — говорит Андреа.

На улице жара, но меня бьет озноб. Понимаю, чего всегда опасалась моя мать. Именно того, что публичный поиск человека, забравшего Мэгги, нацелит его на меня. Сделает меня мишенью.

— Ты сейчас где? — спрашивает Андреа.

— Возле… полицейского участка в Роджерс-парке…

У меня перехватывает дыхание. Как будто я бежала. Или как будто за мной кто-то гонится. Делаю глубокий вдох.

— Хорошо, — деловым тоном произносит Андреа. — Давай ты пойдешь домой, соберешь вещи и придешь ко мне. Полагаю, будет лучше, если ты пару дней поживешь у нас.

— Думаешь, я в опасности? — спрашиваю я.

Потому что хочу услышать от нее подтверждение того, что охвативший меня страх не напрасен. Хочу убедиться, что не схожу с ума.

— Мне было бы спокойнее, если бы ты пока не оставалась одна, — отвечает Андреа.



Как только нахожу в себе силы снова передвигаться, еду на метро из Роджерс-парка домой, потому что хочу оказаться в гуще толпы, находиться среди людей, поглощенных обычными делами в обычный день, независимо от того, преследует меня убийца или нет. Хотя, если меня порежут на части, пока полиция Чикаго относится ко мне как к чертову подозреваемому, они все получат по заслугам. Олсен получит по заслугам.

Пока поезд двигается на юг между каменными и кирпичными постройками Нортсайда, а по улицам внизу мчатся машины, я проверяю почту. В ящике сообщение от ARMY8070. К нему прикреплено фото с подписью: «С дверного видеозвонка соседа».

На зернистой черно-белой фотографии изображен почтальон «ФедЭкс», который стоит на крыльце. На улице у него за спиной — обведенный красным четырехдверный седан темного цвета. Из-за плохого качества фотографии трудно что-либо разглядеть в машине, но внизу ARMY8070 приписала: «Сосед заметил эту припаркованную на улице “Теслу”, говорит, запомнил, что у нее иллинойсские номера. 1 мая. Перезапускаю рекламу, чтобы получить информацию о машине».

По словам Грега Орлофф, Дилан не пришел на опрос свидетеля второго мая. Всего за три дня до этого он, вероятно, получил письмо от человека, прикидывавшегося мной.

Благодарю ARMY8070 за помощь и спрашиваю:

«Как думаешь, каковы шансы, что кто-то еще ее заметил?»

Она отвечает практически сразу.

«Это заметная машина, особенно для такого района. Не лучший выбор, если собираешься кого-то похищать. Вполне возможно, на нее еще кто-то обратил внимание».

«Думаешь, мы идем по ложному следу?» — спрашиваю я.

«Может быть. Но давай все равно найдем ее».

«Хорошая мысль», — отвечаю я, хотя отчасти сомневаюсь, что нам аж настолько повезет.

Конечно, никто не выбрал бы столь легко узнаваемую машину, если бы собирался кого-то похитить. А если письмо Дилану от MReese90 что-либо доказывает, так это то, что похитивший его человек достаточно осторожно планировал свои ходы заранее. При мысли об этом на меня накатывает тот же страх, который я испытывала весь прошедший час, и я непроизвольно окидываю взглядом вагон. Чтобы проверить, не следят ли за мной.

Когда я иду от метро к квартире, у меня снова звонит телефон. Заблокированный номер. Думаю не отвечать, пускай включится голосовая почта, но потом все же беру трубку.

— Да?

И, разумеется, на линии лишь тишина. Теперь меня охватывает гнев. Даже не паника, как будто я уже не в состоянии испытывать страх.

— Я знаю, что ты делаешь, — говорю я в трубку натянутым, дрожащим голосом.

А затем связь обрывается. Больше всего мне сейчас хочется швырнуть телефон на покрытый асфальтом тротуар и смотреть, как он разлетается на кусочки.

Глава 15

Собираю кое-какие вещи — только самое необходимое, потому что не хочу оставаться у Андреа каждый раз, как меня напугает расследование, и превращать это в привычку — и еду к ней на велосипеде. Они с Триш занимают верхний этаж трехквартирного дома, который сильно напоминает мне тот, в котором я жила с Эриком до развода. Тот же блеск новой мебели, в гостиной диван в стиле модерн середины века, в коридоре — яркая модная люстра, а в столовой — бронзовая барная тележка с хорошим ассортиментом. Тяжелые портьеры на больших передних окнах всегда открыты, потому что на подоконнике собралось такое количество растений в горшках, что шторы невозможно задернуть. В этой квартире любовь Триш к эклектике сочетается с сознательной необходимостью демонстрировать серьезность. Взрослость. Влияние Андреа. Думаю о своей бедной однокомнатной квартирке с ободранными полами, пыльными окнами и осыпающейся краской. Наверное, люди вроде Андреа и Триш, живущие в такой квартире, жалеют меня.

Как обычно, открываю дверь своим ключом и уже собираюсь объявить о своем присутствии, но тут слышу громкие голоса в кухне.

— Значит, тот парень, который убил соседа по квартире, для этого притворился Марти?

Узнаю голос Триш с легкой ноткой британского акцента, оставшегося от детства в семье экспатов в Соединенном Королевстве. Десять лет на американском Среднем Западе его почти сгладили.

— Возможно, — отвечает Андреа.

— Возможно? — повторяет Триш. — И ты считаешь, ей лучше жить здесь, чем с семьей?

— Ты ведь знаешь, она не ладит с матерью, — говорит Андреа, но Триш перебивает ее:

— Дорогая, это не наша проблема. Наша проблема заключается в том, что ты пригласила величайший магнит для неприятностей, который я когда-либо встречала, пожить у нас дома. Ты не умеешь ей отказывать. Никогда не умела.

— Я ее подруга. Я ее поддерживаю, это не одно и то же.

— Ага, ну, теперь ее втянули в расследование убийства. Как здорово, что она будет жить у нас в комнате для гостей.

У меня в животе разливается холодное чувство вины. Такое ощущение, будто я проглотила кусок льда и чувствую, как он оцарапал мне горло. Когда мы вместе, мы стараемся не обращать внимания на то, что в процессе развода я как бы оставила Андреа и Триш себе, потому что мы с Андреа так близки. Но легко забыть, что Триш знала Эрика еще до меня. Возможно, она сохраняет верность старому другу, чего не испытывает по отношению ко мне. И все-таки другого шанса прервать разговор у меня, наверное, не будет, поэтому я с грохотом закрываю за собой дверь.

— Привет, — говорю я по пути в кухню, стараясь держаться невозмутимо. Как будто не слышала только что, как они спорят из-за меня. Как будто не могу даже представить, что кто-то может быть не рад меня видеть.

— Привет, Марти! — Триш быстро обнимает меня. От нее пахнет лавандой, и это напоминает мне о матери. Запах запутанных женских отношений. — Нелегко тебе пришлось, да?

— Странное выдалось лето, — отвечаю я, покосившись на Андреа. Та рассматривает молнию на своей толстовке.

— Андреа мне все рассказала, — продолжает Триш. — Неужели полиция всерьез считает, что ты как-то с этим связана?

— Наверное, они просто пытаются вывести меня из себя, — говорю я. — Они не очень любят, когда следователи-любители лезут на их территорию.

— Скорее уж раскрывают преступления, которые они оставили нераскрытыми, — говорит Андреа.

— Ну что ж, оставлю вас наедине. — Триш указывает в сторону детской. — Кое-кому пора на прогулку.

— Спасибо, дорогая, — говорит Андреа и улыбается Триш, когда та идет забрать Олив из кроватки.

Благодарность. Примирение. Возможно, также легкое сожаление. Как только Триш уходит, Андреа поворачивается ко мне.

— Сколько из этого ты услышала?

— Достаточно, — отвечаю я.

— У нее просто склонность все драматизировать, — говорит Андреа.

— Да не особенно, — отвечаю я. — Она права, это настоящее безумие. И она права, называя меня магнитом для неприятностей.

Андреа кривится.

— Ох, жаль, что ты это услышала…

— Но это правда, — говорю я. — Ты только посмотри, что за год у меня выдался. Еще даже до того, как убийца использовал мое имя в своем электронном адресе.

— Тем не менее, — возражает Андреа, — глупо думать, что тебе нельзя здесь оставаться. У нее просто паранойя.

— У нее есть на это право.

— Нет, — безапелляционно заявляет Андреа. — Это я тебя во все это втянула, помнишь? Подкаст. Все это. Я в этом виновата не меньше тебя.

— Так что будем делать?

Я думаю об Олив, о том, как отчаянно хочу защитить ее от хаоса, охватившего мою жизнь. Не могу даже представить, как бы я себя чувствовала на месте одной из ее матерей. Но Андреа настроена решительно.

— Найдем его, — отвечает она. — Если полиция ищет не в том месте, мы сами найдем его. И закопаем.



Ритм жизни Триш и Андреа почти полностью подчинен расписанию Олив, а для меня это несколько непривычно. Начнем с того, что спать до полудня уже не получается. Комната для гостей, в которой меня разместили, расположена рядом с ванной, поэтому вода, бегущая по трубам, когда кто-то из них утром принимает душ, сразу меня будит. Все бы ничего, но после ночных смен в клубе «Раш» я по большей части возвращаюсь в три часа ночи, тихо закрываю входную дверь и на цыпочках прокрадываюсь по квартире к себе в комнату. Стараюсь даже воду из крана пускать тоненькой струйкой, пока чищу зубы. Олив встает в шесть, и если я разбужу ее раньше, меня здесь окончательно возненавидят.

Я так мало сплю, что большую часть времени чувствую себя наполовину пьяной. Это даже полезно, потому что когда я на самом деле пью, это приходится делать втайне от Андреа и Триш. Как-то за обедом я налила себе «Отвертку» и заметила, как они обменялись обеспокоенными взглядами. Легко забыть, как я вела себя, когда пыталась быть нормальной.

Андреа работает из дома, а Триш уходит в офис, поэтому у нас с Андреа полно времени, чтобы гулять по Андерсонвиллю с коляской, шокируя прохожих, которые слышат куски нашего разговора. В основном о том, как похитить человека и перевезти его в другой штат, чтобы там избавиться от трупа. О том, был ли Дилан убит в Милуоки или же похититель сначала привез его в Чикаго. О том, подключатся ли к делу федералы, как только коронер точно установит, что причиной его смерти стала не только передозировка. Сколько героина нужно ввести мужчине его веса, чтобы наверняка убить его. Как далеко от леса нужно припарковаться и на какое расстояние можно протащить тело мужчины, прежде чем тебя одолеет усталость и ты начнешь останавливаться. Меня беспокоит, что Олив каким-то образом впитывает всю эту информацию, но каждый раз, когда я наклоняюсь посмотреть на ее реакцию, она выглядит такой же счастливой, как и всегда. У нее на лице болтаются маленькие солнечные очки, за которыми блестят пытливые глазки. Однако ясно одно: она слушает.

Вообще Андреа счастлива, что в доме появился помощник, пока Триш на работе, поэтому днем я сижу на полу у них в гостиной и приглядываю за Олив, которая играет в куклы, а Андреа тем временем стирает, убирает в кухне или готовит что-нибудь замысловатое на ужин. В основном я просматриваю аккаунты Сары в социальных сетях, или читаю форум о преступлениях, или мечтаю о коктейле.

Именно этим я и занимаюсь, когда на второй неделе моего пребывания у Андреа мне приходит письмо от ARMY8070.

«Фото “Теслы” получше», — пишет она. К письму действительно прикреплено более четкое фото машины, снятое камерой наблюдения местного супермаркета. В заднем стекле машины отражается неоновый логотип пивоварни «Шлиц» с витрины магазина. Но что самое важное в этом фото — на нем можно разглядеть номерной знак. Иллинойсский номер.

«У тебя, случайно, нет лицензии частного детектива или доступа к архивам Департамента автотранспорта?» — спрашиваю я.

ARMY8070 снова отвечает без промедления.

«К сожалению, нет. Возможно, придется действовать через официальные каналы».

— Официальные каналы, — поморщившись, обращаюсь я к Олив. Та смотрит на меня снизу вверх.

Это значит только одно.

Набираю номер. Он отвечает со второго звонка.

— Детектив Олсен, — вместо приветствия говорит он.

— Это Марти.

— Марти, — отвечает он. И прибавляет: — Рад, что ты позвонила.

— Рано радуешься, — отвечаю я и на мгновение замолкаю, пытаясь решить, стоит ли делать этот ход.

Возможно, «Тесла» никак не связана с исчезновением Дилана. Кроме того, Олсен может передать любую полученную от меня информацию своей суровой напарнице. Снова морщу нос, глядя на Олив, а та громко хихикает.

— Где ты? — спрашивает Олсен.

— Сижу с ребенком подруги, — отвечаю я.

— Ты там живешь?

— Почему ты спрашиваешь?

Перед тем как ответить, он запинается.

— Я пару раз заходил к тебе. Тебя явно не было дома.

— Не беспокойтесь, детектив, — не скрывая горечи, отвечаю я, несмотря на то, что звоню просить Олсена о помощи. — В этом городе полно мест, где я могу спрятаться, когда меня преследует убийца.

Думаю о номерах, которые сохранила в телефоне, мужчинах, чьи звонки я игнорировала после того, как прошло первоначальное возбуждение. Некоторые, может быть, еще возьмут трубку, если я позвоню, хотя прошло так много месяцев, но я говорю это больше затем, чтобы убедить Олсена — и себя заодно — в том, насколько бессмысленна была та ночь.

— Слушай, я понимаю, то письмо тебя напугало, — отвечает Олсен. — Но у нас нет причин считать, что этот тип в тебе как-то заинтересован. Он просто использовал твое имя в качестве приманки.

— Он мне звонил, — отвечаю я, бросив взгляд в сторону кухни, надеясь, что Андреа не подслушивает.

Эту подробность я скрыла от всех, в том числе и от нее.

— Что? — спрашивает Олсен.

— Мне уже несколько месяцев приходят звонки с заблокированного номера. В трубке тишина, кто-то просто дышит на том конце провода.

— Сколько раз? — спрашивает Олсен.

Подсчитываю про себя.

— Где-то двадцать пять…

— Тебе поступило двадцать пять подозрительных звонков, и ты только сейчас об этом говоришь?

Его голос становится громче, резче. Не такой по-военному спокойный, как на работе. Скорее, как в тот момент в постели, когда я проснулась от кошмара.

— Ой, а я должна была что-то сказать, когда твоя напарница обращалась со мной, как с подозреваемым в убийстве? — с упреком отвечаю я. — Забавно. Наверное, мне показалось, что вам обоим будет на это наплевать.

— Она не моя напарница, — говорит Олсен. — И если бы я вел это дело, я бы так не поступал. Но она старомодна, она просто пыталась тебя взбесить. Напугать, чтобы ты бросила свое расследование. На самом деле она не верит, что ты отправила то письмо.

— Но она считает, что я виновата в том, что произошло, — говорю я, потому что мне трудно не представлять себя в гуще событий.

Расследуя дело сестры, запустив «Неизвестную», я положила начало цепочке событий, которые привели к смерти Дилана Джейкобса.

— Никто так не считает, — отвечает Олсен.

Ясное дело, врет, но, честно говоря, меня это даже успокаивает. Иногда приятно, когда от тебя пытаются укрыть правду, у которой такие острые зубы.

— Что ж, детектив, — говорю я, — насколько сильно ваше желание загладить передо мной вину?



Через час демонстративно захожу в здание Двадцать четвертого полицейского участка, на сей раз без сопровождения. Как всегда, держусь вызывающе. Сильвия слабо улыбается мне. Очевидно, подробности моего допроса две недели назад ей хорошо известны.

— Меня ожидает детектив Олсен, — деловым тоном заявляю я.

Она кивает и указывает в сторону общего офиса.

При моем приближении он поднимает голову, но я ничем себя не выдаю. Такое чувство, будто за мной наблюдает весь участок, — когда я прохожу, воздух вокруг дрожит от их внимания. Бросаю на стол Олсена обе распечатанные фотографии «Теслы».

— Это из Милуоки. В ночь исчезновения Дилана Джейкобса.

Рассмотрев их, он поднимает на меня глаза. Возможно, он удивлен. Или впечатлен.

— Откуда ты это взяла? — спрашивает он.

— Таргетированная реклама в социальных сетях. Подруга занимается сбором информации по нераскрытым делам.

— Интересные у тебя друзья, — замечает он, откладывая фотографии обратно на стол. — Так что именно ты просишь меня сделать?

— Ничего особенного, — говорю я. — Просто проверь номерные знаки. Выясни, кто из жителей Иллинойса парковался на улице Дилана за ночь до того, как поступило заявление о его пропаже.

— Еще не хватало, — говорит Олсен. — Я не могу проверить достоверность этих снимков. Их нельзя использовать в качестве улик.

— Ты делаешь мне одолжение, забыл? — спрашиваю я. — Я не прошу тебя использовать их в качестве улик. Я прошу проверить номерные знаки. Вот и все.

— Боюсь, что не могу сделать тебе одолжение такого рода, — скрестив руки на груди, говорит он.

— Вот не надо гнать тут партийную чушь, — тихо говорю я. Впрочем, мой горячий тон наверняка привлекает внимание окружающих. — Это мы уже давно прошли. Ты мне должен за всю эту свистопляску с допросом. За то, что после той ночи бросил меня на съедение волкам.

Олсен проводит ладонью по губам. Интересно, какую именно часть той ночи он прокручивает в памяти.

— Если ты заявишь в подкасте, что я тебе помог, я арестую тебя за вмешательство в расследование, — говорит он.

— Если вы хотели надеть на меня наручники, детектив, могли бы просто попросить, — тихо предупреждаю я, чтобы нас не могли подслушать.

Он устало качает головой, но поворачивается к компьютеру, открывает новое окно и вводит какие-то цифры. Копирует номерной знак с фотографии и нажимает «Ввод». Вижу, как он замирает, не сводя глаз с экрана.

— В чем дело? — спрашиваю я, но он молчит. — Кайл…

— Мне нужно знать, откуда у тебя этот снимок, — говорит он.

— Я тебе уже сказала.

Встаю со стула и обхожу стол, чтобы посмотреть на экран. Вижу бланк Департамента автотранспорта на регистрацию автомобиля — «Тесла модель S» с соответствующим номерным знаком и именем владельца.

Машина зарегистрирована на имя Теодора Нельсона Вриланда.

Глава 16

Три дня спустя Тед арестован. В утренних новостях показывают, как его выводят из квартиры в Викер-парке, того самого шикарного дома, где я ужинала с ним и Авой. Это роскошное место казалось пуленепробиваемым. Крепость богатства, ставшая бесполезной. Чудовище уже пробралось внутрь.

Теперь по обе стороны от него идут мужчины в костюмах — скорее всего, федеральные агенты, — а вокруг толпа журналистов. Руки, которые он держит впереди, прикрыты пиджаком, под которым наверняка спрятаны наручники у него на запястьях.

Андреа ставит на стол передо мной тарелку овсянки и накладывает Олив порцию хлопьев в миску на подносе детского стульчика. Заботится об обеих подопечных, не отрывая глаз от телевизора в гостиной.

— Поверить не могу, — говорит она.

— Знаю.

От Олсена ни слова с тех пор, как он проверил для меня номерные знаки «Теслы», но я догадываюсь, что с этим делом не все так просто, раз федералы так быстро произвели арест. Интересно, была ли «Тесла» первой уликой против Теда или последней в длинной череде связей, звеньев цепи, которая начинается с Дилана Джейкобса и заканчивается мужем Авы. А может быть, все началось задолго до Дилана. Может, все началось даже до Сары.

— Как думаешь, сколько ему лет? — спрашиваю я, указывая на телевизор.

Тед наклоняется, чтобы сесть в полицейскую машину. Коп держит руку у него на голове, чтобы не дать ему поцарапаться о косяк.

— Не знаю. Тридцать пять? Тридцать восемь? — отвечает Андреа. — Ты общалась с ним намного больше, чем я. Сама-то как думаешь?

— Примерно столько, наверное, — говорю я. — То есть он может быть одного возраста с Мэгги. Плюс-минус год или два.

— Он местный? — спрашивает Андреа, размешивая замороженную чернику в своей овсянке.

— По-моему, из Эванстона, — отвечаю я, пытаясь вспомнить, что рассказывала про мужа Ава.

— Из Эванстона? Правда? — Она замирает.

— Знаю, — говорю я, качая головой. — Это ведь невозможно, да?

— Ну, а… — Андреа на мгновение замолкает. — Человек в машине мог быть подростком?

Мои воспоминания снова меня подводят. Закрываю глаза, вызывая в памяти картины, словно заклинанием, как делала много раз. Это был мужчина. Мужчина — возможно, того же возраста, что наш отец, или чуть моложе. Мужчина, которого я так и не смогла узнать. В тех снах, где он заставляет меня убивать сестру, у него нет лица.

— Может быть, — говорю я. Потому что больше не доверяю себе. — Может, это и мог быть Тед.

— Эванстон так близко, — отвечает Андреа.

— Даже не знаю…

Вспоминаю, что говорила Ава, когда Колин рассказывал про розовое платье Сары. Она назвала это ложными воспоминаниями. Мозг создает их сам по себе, и они такие же яркие, как если бы вы все видели собственными глазами. Мозг лжет. И человек на переднем сиденье того седана вдруг превращается в юношу с квадратной челюстью и песочного цвета волосами, с золотистой кожей спортсмена, который каждый день бегает по лужайкам с ухоженной травой. Когда-то давным-давно такой юноша запросто очаровал бы мою сестру. Точно так же, как искушал меня той ночью в переулке.

Тру глаза, пытаясь избавиться от этого образа в сознании. Потому что, если я ошибаюсь насчет этого — мужчины в машине, Теда, сестры, — значит, я ничему не могу доверять. Ни себе, ни кому бы то ни было еще.

— Ты говорила с Авой? — спрашивает Андреа.