Джейн ловит взгляд сестры. В выражении лица Кассандры появляется напряженность; Джейн знает ее достаточно хорошо и сразу понимает – произошло нечто очень плохое.

Кассандра прикасается к своему кулону в форме солнца – пора идти.

– О нет, – говорит Джейн. – Неужели в «Роллинг Стоун» опубликовали тот кошмарный отзыв?

Кассандра кивает, надеясь, что Шэй не заметит отсутствие телефона у нее в руках.

Шэй передает Джейн стакан холодного чая.

– Какой отзыв?

Кассандра поворачивается к Шэй, придерживаясь спонтанной выдумки Джейн.

– Прости, но нам надо бежать. Такая работа. У нас есть клиент-музыкант, и его разнесли. Но давайте быстренько выпьем!

Обе сестры смотрят на Шэй, поднимающую бокал. Он закрывает часть ее лица, немного искажая левый глаз, что делает ее черты непропорциональными.

– Да, быстрый тост, – говорит Джейн. – За твою новую жизнь!

Глава 47

Шэй

Где используется скальпель: в хирургии, при вскрытии и в рукоделии. Около 1000 человек ежедневно получают травмы во время оказания медицинской помощи, и ранения скальпелем составляют от 7 до 8 процентов от общего числа случайных порезов и колотых ран. Книга Данных, страница 61
За мою новую жизнь.

Казалось, эти слова продолжают эхом отдаваться в моей квартире даже после того, как Кассандра и Джейн поспешно уходят, чтобы разобраться с проблемами на работе.

– Темпераментный музыкант и плохой отзыв – опасная комбинация, – объяснила Джейн, обнимая меня на прощание.

Только после их ухода я замечаю, что они оставили коричневый бумажный пакет возле дивана. Заглядываю внутрь и вижу стопку книг авторства Сиенны Грант. Сестры говорили, что работают над раскруткой ее мемуаров, и в последнее время я вижу их везде – да даже вчера, в большой витрине книжного магазина «Барнс и Нобл».

Быстро пишу Джейн, чтобы сообщить ей о забытых книгах. Ответ приходит почти мгновенно: «Черт, можно они побудут у тебя? Они мне пока не нужны».

«Конечно», – отвечаю я.

Начинаю перекладывать содержимое старой сумки в новую. Воспользуюсь советом и буду носить ее каждый день. Провожу пальцами по мягкой коже и вдыхаю насыщенный аромат, а потом кладу ее на свой маленький столик. Она такая яркая и элегантная, словно сестры оставили мне частичку себя.

Я почти уверена, что видела такую же в бутике у Дафны. Было бы логично, что она ее им продала, если учесть ее дружбу с сестрами Мур. Интересно, рассказала ли им Дафна о моем визите. Я не планирую возвращаться в ее магазин, но, возможно, мы еще увидимся, если Кассандра и Джейн как-нибудь пригласят меня на встречу с их компанией.

Поднимаю забытый Джейн пакет и кладу его на полку книжного шкафа, к накопленным мною за годы книгам и безделушкам – например, там стоит идеальная раковина, найденная мною на пляже с бывшим парнем, и старый глобус, купленный на гаражной распродаже еще в начальной школе.

Потом я убираю в посудомоечную машину стаканы – Кассандра сделала лишь один глоток чая после тоста – и мою кувшин. Вытираю руки об полотенце, висящее на ручке плиты.

Я думала показать сегодня сестрам конверт с синим полотенцем и скальпелем. Но они так быстро убежали, что для этого не представилось возможности. Может, оно и к лучшему. Я и без того привнесла в их жизни слишком много странных ассоциаций, связанных с Амандой.

Можно просто выбросить конверт в мусорное ведро и забыть о нем. Мне не нужен в квартире этот грязный, тревожащий сверток.

Направляюсь в ванную за конвертом, но потом замираю. И разворачиваюсь.

Аманда сохранила его по какой-то причине. И что-то подсказывает мне, что я тоже должна его оставить.



В тот вечер я сижу на диване и в очередной раз пересматриваю «Игру Престолов», когда у меня звонит телефон.

Номер кажется знакомым – он с местным кодом 212, – но мне не удается сразу распознать его.

– Шэй?

Пульс учащается. Я знаю этот голос.

– Это детектив Уильямс из Семнадцатого участка.

– Здравствуйте.

Мой голос звучит приглушенно, и я прочищаю горло. С ужасом думаю: вдруг она звонит, потому что знает, что я украла кулон?

Кража почтовых отправлений карается тюремным заключением до 5 лет и штрафом в размере до 250.000 долларов.

– Просто подумала о вас. Хотела узнать, как дела.

– Ой, все хорошо, – мямлю я.

– Рада слышать. Когда мы говорили в последний раз, вы были в состоянии сильного шока.

Это ведь не может быть просто дружеским звонком?

Между нами повисает молчание. Ладони потеют; я вскакиваю с места и принимаюсь ходить по комнате.

– Мне намного лучше, – бормочу я.

Снова пауза.

– Мне позвонили из Городского Госпиталя.

Я зажмуриваюсь.

– Женщина, очень похожая на вас, приходила туда и спрашивала о матери Аманды. – Голос детектива Уильямс спокоен и тверд, словно она сообщает мне прогноз погоды. – Вы что-нибудь об этом знаете?

Как в больнице могли узнать, кто я такая? Мысли прыгают в голове, и мне сложно сосредоточиться. Я должна сказать детективу Уильямс правду. Или хотя бы ее часть.

– Это была я. Просто хотела отправить матери Аманды письмо с соболезнованиями.

Детектив Уильямс вздыхает. Я представляю, как она сидит за своим аккуратным столом, в одном из рабочих костюмов, и морщит лоб.

– Вы правда думаете, что матери Аманды нужно письмо от женщины, которая видела гибель ее дочери?

Я сглатываю. Если детектив больше ничего не знает, она не сможет меня арестовать.

– Потом я это обдумала. И, хм, решила ничего не отправлять.

Я слышу, как детектив Уильямс снова вздыхает. Сложно сказать, поверила она или нет.

– Вы ведь больше не общаетесь с друзьями Аманды?

Я не могу больше лгать.

– Виделась с ними несколько раз. Они очень хо– рошие.

– Шэй, говорю вам, забудьте об этом. Понятно?

– Да, – шепчу я.

– Надеюсь, нам не придется разговаривать снова.

Она кладет трубку.

Чувствую огромное облегчение. Детектив Уильямс не знает, что я ездила к миссис Эвингер домой. И что я украла посылку с ее крыльца, пока она спала на расстоянии вытянутой руки от меня.

Потом вспоминаю про букет. Если детектив Уильямс будет говорить с миссис Эвингер, расскажет ли та про загадочного посетителя? К горлу подкатывает тошнота, и я прикрываю рот рукой.

Может, мне следует немедленно позвонить детективу Уильямс и во всем признаться. Может, она меня пожалеет. И Джейн может подтвердить, что кулон принадлежит ей.

Я даже могла бы отдать детективу Уильямс эти скальпель и полотенце со следами крови.

Тру пальцами переносицу, пытаясь все продумать. Я просто не могу взять и рассказать ей все это. Она может арестовать меня прямо на месте.

Мне нужна помощь.



В понедельник я просыпаюсь рано и выхожу из дома уже в семь утра. После разговора с детективом Уильямс я провела остаток выходных в поисках юриста, который мог бы дать мне совет. Один из них вчера ответил на мой звонок, и я договорилась с ним о часовой консультации.

У меня на шее – новый шарф с цветочным рисунком, а на плече висит новая сумка с конвертом внутри. Если юрист одобрит, я отнесу его в полицию.

Поворачиваю ключ в замке и тут слышу:

– Доброе утро.

Оборачиваюсь и вижу Мэри, соседку из квартиры напротив, у которой маленький серый кот.

Прежде чем я успеваю ответить, она ахает и прикладывает руку к груди. Словно увидела призрака.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Она смотрит на меня в упор, ее лицо побледнело.

– Шэй, – наконец говорит она. – Я… Просто ты так похожа на…

Она произносит имя, и оно взрывается у меня в мозгу:

– Аманду.

Тем вечером, в чужой квартире, когда я смотрелась в зеркало и пыталась понять, кого я напоминаю себе без очков и с короткими волосами… Ее.

За близнецов нас не примешь, но сходство несомненно. Во всяком случае теперь, когда у меня более короткая стрижка и более светлые волосы и я сменила очки на контактные линзы.

Поверить не могу, что не осознала этого раньше.

Я не знаю, что сказать Мэри. Ей должно быть от всего этого жутковато.

– Извини, – наконец бормочу я. – Не хотела тебя пугать.

Она делает шаг навстречу мне и протягивает руку, словно хочет прикоснуться к моим волосам.

– Цвет волос… Шарф… В прошлый раз ты выглядела иначе. Разве ты не носишь очки?

– Носила… Ношу. В тот раз я только вышла из душа, поэтому была в них.

Я вспоминаю, как выглядела тем вечером: в худи, с убранными в хвост волосами и в очках в черепаховой оправе, скрывающих часть лица.

Мэри слегка вздрагивает. Потом наклоняется, чтобы поднять газету; видимо, для этого она и открыла дверь.

– Я просто удивилась при виде тебя, вот и все, – говорит она, но я замечаю ее настороженный взгляд, когда она заходит обратно в квартиру. Затем я слышу, как щелкает замок.

Быстро открываю свою дверь и забегаю внутрь. Мчусь в ванную, вынимаю линзы и убираю их в маленький пластиковый контейнер, который мне дал окулист. Нахожу в шкафчике очки, надеваю их и беру резинку, чтобы собрать волосы в низкий хвост. Снимаю фитнес-браслет и запихиваю под раковину.

Подношу лицо к зеркалу, тяжело дыша.

Если ты действительно хочешь преобразиться, то позволь нам помочь! Мы с Джейн этим живем, – сказала мне Кассандра.

Мне кажется, это абсолютно твой цвет, – сказала Джейн и протянула мне вырванную из журнала страницу с изображением модели, рекламирующей шампунь, с тем чтобы я отдала ее стилисту, к которому меня привели сестры Мур. Кассандра попросила его, чтобы он поработал и над бровями.

Когда я упомянула, что подумываю о контактных линзах, они завопили: Да! – и подтолкнули меня записаться к окулисту.

Они так хорошо знали Аманду.

Может ли быть простым совпадением, что все их предложения сделали меня похожей на их умершую подругу?

Даже если это было ненамеренно, они должны это замечать.

Стиль Аманды мне идет; я знаю, что стала выглядеть лучше. И ее квартира мне идеально подходит.

Так почему у меня дрожат руки?

Я отменяю встречу с юристом, потеряв на этом двести шестьдесят долларов.

Как детектив Уильямс может расценить все мои странные поступки? Я подружилась с подругами Аманды. Проникла на крыльцо к ее матери и украла почту. Я живу в квартире Аманды. И даже выгляжу как она.

Безопаснее будет оставить все как есть.

Глава 48

Валери

Два года назад

– Мисс?

Валери повернулась, подумав, что седой джентльмен, который заказал ланч, хочет что-то уточнить. Но вместо этого он щелкнул пальцами и показал на нее.

– Я только что понял, кто вы!

Она стояла перед ним в черных слаксах и белоснежной рубашке, с подносом на ладони, на котором она принесла ему холодный чай.

– «Закон и порядок: специальный корпус». Я прав? У меня безошибочная память на лица!

Валери улыбнулась и изобразила свой лучший бруклинский акцент.

– Верни «Доритос», детка. Я видела, ты спрятал их под пальто.

Клиент рассмеялся, но потом выражение его лица изменилось. Валери знала, о чем он подумал: очередная неудавшаяся актриса подает сэндвичи на Сансет-стрип.

– Сейчас принесу ваш сэндвич, сэр.

Она поспешила прочь.

Ее узнали не впервые, но в последний раз это произошло несколько лет назад. Когда ей было ближе к тридцати, она получила второстепенную роль в дневной мыльной опере, которую потом сняли с эфира из-за низких рейтингов, и даже наслаждалась, раздавая автографы – однажды – парочке туристок средних лет, приехавших на студию.

Как ни тяжело было это признавать, эта роль на один сезон стала зенитом ее карьеры.

Слишком молодая, слишком старая, слишком низкая, слишком высокая, слишком красивая, недостаточно красивая, не совсем тот тип…

Ее история была не слишком оригинальна: в семнадцать лет она вышла из автобуса с двумя чемоданами в руках и несколькими сотнями долларов в кармане, нацеленная покорить Голливуд. Но Валери не только следовала за мечтой; еще отчаяннее она убегала от прошлого.

Гав-гав!

Неважно, сколько миль пролетело под колесами тесного автобуса, в котором воняло сэндвичем с фрикадельками – его ел парень в нескольких рядах от нее. Она все равно слышала эхо насмешек, преследовавших ее, когда она шла по длинному школьному коридору, по обеим сторонам которого тянулись шкафчики.

Слышал, ты предпочитаешь по-собачьи! – крикнул один из футболистов, а парень, который ее предал – подонок, который был веселым и популярным и казался вполне нормальным, – ухмыльнулся и дал пять этому идиоту-футболисту.

Но тогда это не закончилось. Ни в тот день, ни даже на следующей неделе. Насмешки и сплетни распространились по школе, как вирус.

Кто-то – она даже не знала кто – за обедом бросил ей в голову собачье печенье. Она должна была играть роль Риццо в школьной постановке «Бриолина», но резко отказалась от участия. Она знала, что как только выйдет на сцену, начнется лай – так было, когда ее вызывали в классе.

Она никому не могла рассказать правду: что все было совсем иначе, что их друг – лжец и ублюдок, что она по-прежнему девственница.

Кто ей поверит?

Никто. Даже собственная мать, которой она попыталась рассказать.

Она не могла больше оставаться в школе.

Итак, Калифорния. Другой конец страны. Там ее никто не знал. Это был шанс на новую жизнь, шанс показать всем, кем она может стать. Она работала няней, личным тренером, барменом и подавала еду на съемках, пока пыталась получить членскую карточку Гильдии киноактеров. Она жила в маленьких квартирках с двумя или тремя другими девушками, чтобы разделить арендную плату – за исключением того года, когда ей исполнилось двадцать один и она ненадолго вышла замуж.

В целом, ее брак складывался неплохо: теперь Валери не приходилось платить за аренду и она жила в спальне Тони, а он спал на диване. Тони был родом из маленького городка в предместье Мадрида, и он заплатил Валери пять тысяч долларов – в основном десятками и двадцатками, скопленными с чаевых, – и получил грин-карту. Она сохранила несколько приятных воспоминаний и его фамилию, Риччи, что помогло ей убежать от прошлого еще дальше.

Валери мастерски изображала различные акценты и феноменально хорошо запоминала реплики, что помогло ей обзавестись агентом. Но после тридцати ей стало предоставляться все меньше возможностей. Ее последней работой стала роль молодой мамы, испытывающей проблемы со стиркой, в местной рекламе, и гонорар за нее не покрыл даже месячную аренду.

Вот уже несколько недель агент даже не приглашал ее на кастинги.

Валери забрала на кухне сэндвич и взяла в свободную руку кувшин с холодным чаем. Ресторан брал деньги за долив – глупое правило, – но она снова наполнила бокал седого мужчины и сказала: «За счет заведения».

– Спасибо, милая.

Позднее, когда она протирала его столик, она обнаружила двадцать долларов чаевых и записку на чеке: «Держись, все будет».

Возможно, он почувствовал, что она собирается сдаться.

Проблема заключалась в том, что у Валери не было запасного плана. У нее на счету лежало меньше тысячи долларов. Она никогда не училась в колледже. Жила в маленькой квартирке с двумя другими девушками, которые тоже пытались чего-то добиться на том же поприще, – прямо как когда только переехала в Лос-Анджелес. Но разница заключалась в том, что теперь соседки были примерно на десять лет моложе ее.

Тем же вечером, сидя на краю ванны и опустив уставшие ноги в горячую воду, Валери установила себе крайний срок: через три месяца был ее тридцать четвертый день рождения. Если к тому времени ничего не появится, она найдет нормальную работу. Может, останется в том же бизнесе в качестве личного ассистента того, кому удалось добиться в Голливуде реальных успехов. Она вытерла ноги, залезла в шкафчик, чтобы стащить у соседки Эшли немного дорогого крема для лица, и повалилась на кровать, совершенно без сил после двойной смены.

Через шесть недель Валери позвонил агент. Ее пригласили на пробы на второстепенную роль женщины с психологической травмой в независимом фильме одного перспективного режиссера.

Валери прочитала 116-страничный сценарий в один присест, потом сразу вернулась на первую страницу и начала выделять маркером свои реплики.

Их будет немного. Большую часть эмоций придется изображать молча.

Она репетировала при каждом удобном случае: сочиняла для персонажа подробную предысторию, пока ездила на автобусе на работу в ресторан и обратно, и в мельчайших подробностях представляла свои сцены, лежа в кровати перед сном. Она продумала, что наденет на пробы, остановившись на черных джинсах и черной футболке без принта; простой наряд, который не будет отвлекать от ее игры. Она повсюду носила с собой сценарий, как талисман.

За три минуты, отведенные на представление персонажа директору по кастингу и продюсеру, она выразила все. Словно эмоции, которые она сдерживала столько лет – гнев, и боль, и горечь, поглотившие ее в те несколько недель перед уходом из школы, – вырвались наконец на свободу в маленьком зале для прослушиваний.

«Эта роль не была создана для нее», – думала Валери. Это Валери словно была создана для этой роли.

Уже уходя, Валери заметила, как продюсер посмотрел на директора по кастингу и слегка кивнул, и поняла, что ей перезвонят. Она вышла на улицу, под яркое солнце Калифорнии, и по ее лицу текли слезы.

Ее соседка Эшли занималась йогой в гостиной, когда агент сообщил Валери, что она прошла на следующий этап, и Эшли слышала ее восторженный крик. Длинноногой блондинке Эшли было двадцать шесть – на роль требовалась женщина за тридцать, – к тому же Эшли напоминала скорее серфингистку, чем мать-одиночку, терзаемую психологическими проблемами. Они с Валери почти никогда не соперничали за роли. Но Валери все равно не стала раскрывать детали, опасаясь скорее сглаза, нежели конкуренции.

На втором этапе, который был назначен на следующий вторник на девять утра, должен был присутствовать режиссер. Валери предстояло отыграть целую сцену с одним из уже утвержденных актеров. В те несколько дней, что предшествовали вторым пробам, она превратилась в своего персонажа – одевалась как она, ходила как она и думала как она. Ей даже приснился кошмар, в котором нашла отражение травма ее персонажа.

Но в тот вторник Валери так и не доехала до студии. Не успев воспользоваться представившимся шансом, она узнала, что ее роль похитила другая актриса: Эшли.



Неделю спустя Валери разорвала договор аренды и улетела на другой конец страны, повторив, но в обратную сторону, путь, проделанный в семнадцать лет. И она не просто хотела оказаться как можно дальше от Лос-Анджелеса. Она снова спешила к чему-то.

Инстинкты подсказывали ей, что нужно найти Кассандру и Джейн. Хотя она и видела их всего несколько раз с тех пор, как сбежала из их родного города, они были центральными фигурами ее детства. Воспоминания о них казались единственными светлыми кусочками прошлого: как они лежали втроем у Валери на кровати, листая журнал для подростков «Тайгер Бит». Как замешивали тесто для печенья с шоколадной крошкой – но съедали большую его часть сырым, прямо из миски. Как заменяли расческами микрофоны и, склонившись друг к другу, пели песню Мадонны «Холидей».

К тому же ей больше некуда было идти.

Она постучалась в дверь квартиры Кассандры и увидела шок в ее глазах. Валери знала, что выглядит ужасно, словно пережитая ментальная травма разрушила ее тело, стерев цвет и живость с лица, заострив черты и состарив. Она двигалась медленно и устало. «Жертва автокатастрофы, – мог подумать директор по кастингу, глядя на нее. – Или кто-то, кто едва спасся после ужасного природного катаклизма».

Она села на диван между Кассандрой и Джейн, и водка с содовой, стоявшая перед ней, так и осталась нетронутой, когда слова хлынули из нее рекой: она рассказала про клиентов, которые кричали на нее, когда на кухне ошибались с заказом; про ассистента режиссера, запустившего руку ей под юбку; про директоров по кастингу, которые оглядывали Валери с головы до ног и произносили единственное слово – «Нет». А некоторые вообще не утруждали себя ни единой репликой.

Потом Валери сделала глубокий вдох и принялась рассказывать о своей великолепной, бойкой соседке Эшли, которая пожелала Валери удачи, когда ту позвали на повторные пробы, а потом похитила ее роль.

– В день проб я проснулась такой уставшей и разбитой, что почти не могла пошевелиться, – сказала Валери. – Я увидела, что сквозь шторы ярко светит солнце. Слишком ярко для раннего утра. Я потянулась к тумбочке, где всегда лежал мой телефон. Но его там не было.

Валери рассказала оставшуюся часть истории. Она проигрывала ее у себя в голове столько раз, что уже почти видела себя, вбегающую на кухню, чтобы проверить время на микроволновке. Было 9:07, ее пробы должны были начаться семь минут назад, сказала она Кассандре и Джейн.

На пропавшем телефоне было все необходимое: будильник должен был разбудить ее, а в календаре были записаны адрес студии и указания, как добраться в зал для прослушивания. Она не могла вызвать «Убер», как планировала, или хотя бы позвонить и предупредить, что опоздает.

– В голове было так тяжело и мутно, – сказала Валери Кассандре и Джейн. – Словно вечером перед этим я сильно напилась. Но я выпила только бокал вина.

К тому моменту, как Валери одолжила у соседки телефон и дозвонилась агенту, она едва дышала. «Успокойся, я попробую договориться на попозже», – сказал он.

– Но я упустила шанс, – всхлипывая, поведала Валери сестрам.

Ближе к вечеру, продолжила Валери, домой вернулась ее соседка Эшли. А через несколько часов Валери наконец нашла свой телефон – зажатый между матрасом и пружиной, с отключенным звуком.

– Я была такой наивной, – хриплым голосом сокрушалась Валери. – Я думала, Эшли хороший человек. Но она обманула меня. В конце концов, она же актриса.

– Она украла твой телефон? – спросила Джейн. – Она могла добавить что-то в вино, например снотворное?

Валери пожала плечами.

– Мне бы просто хотелось, чтобы кто-то заставил ее заплатить за содеянное.

– Мне тоже, – сказала Кассандра и посмотрела на Джейн.

План у сестер родился тем же вечером. Кассандра и Джейн сделали карьеру на контактах в медиа и знали немало знаменитостей.

Тайная кампания, устроенная против Эшли, оказалась одной из самых безжалостных и эффективных, что когда-либо проводили сестры Мур: шепот на ухо некоторым клиентам, частные звонки журналистам, распространение крайне нелестных фотографий, сделанных специально нанятым фотографом – в том числе серии снимков, на которых Эшли якобы крадется в трейлер к женатому режиссеру. Карьера Эшли оказалась вдребезги разбита еще до выхода фильма.

Невероятное удовлетворение от сотворенного собственными руками возмездия открыло сестрам глаза на сладкую силу мести.

Вскоре они начали повсюду замечать злодеяния. В мире было столько ужасной несправедливости. Почему невинные люди должны страдать, пока преступники разгуливают на свободе, продолжая причинять другим зло?

Их способ куда эффективнее непредсказуемой и во многих случаях несовершенной судебной системы.

Он гораздо быстрее – и дешевле – терапии.

И опьяняет куда сильнее эйфории бегуна.

Они не хотят останавливаться. Впрочем, они не уверены, что смогут остановиться.

Их успех вызывает привыкание.

Глава 49

Шэй

Временная потеря памяти – эпизоды амнезии, которые могут быть спровоцированы чрезмерным употреблением алкоголя. Потеря памяти бывает полной и фрагментарной. Некоторые люди, испытавшие фрагментарную потерю памяти – а это самая распространенная форма, – могут понять, что утратили фрагменты событий, если позднее им об этих событиях напомнить. Книга Данных, страница 64
Около половины шестого вечера я начинаю готовиться встречать гостей. Скоро придут сестры Мур.

Сегодня вечером им по работе еще нужно ехать на одно мероприятие, но они предложили немного посидеть у меня, когда они заедут за книгами, которые забыли в прошлый раз.

– Мы принесем вино, – пообещала Кассандра. – Бокал перед свиданием поможет тебе расслабиться.

Свиданием.

Я подпеваю Пинк и расставляю еду. Тед заедет за мной в семь тридцать, и мы поедем ужинать.

На этот раз мне ничто не помешает, – пообещал он в последнем сообщении, когда я согласилась на новую встречу.

После целой череды вечеров, проведенных в одиночестве, вечер пятницы наконец-то обещает быть восхитительным.

Я полностью оправилась от глупой тревоги по поводу своего сходства с Амандой. С нашей первой встречи сестры Мур только и делают, что пытаются мне помочь. Да, немного странно, что они не сказали о моем сходстве с Амандой, когда я вышла от окулиста. Возможно, это немного смутило их, но они не хотели смущать меня.

Они не могли пытаться сделать из меня Аманду, разве только неосознанно. Скорее, они просто помогали мне стать лучшей версией себя.

И это я нашла в Интернете квартиру Аманды, они не имеют к этому никакого отношения. Возможно, сестрам даже было немного не по себе, что я сюда переехала, но они не подали виду, зная, как сильно мне нужно новое жилье.

Разве может быть какой-нибудь умысел во всем, что они для меня сделали? После знакомства с ними я чувствую себя куда менее одиноко.

Я купила букет цветов, чтобы немного оживить кухню. Я пошла в тот же магазинчик на углу, где покупала цветы два предыдущих раза – желтую циннию, которую я положила к двери Аманды, и букет, оставленный у ее спящей матери.

На этот раз я выбираю оранжевые альстромерии.

Зажигаю новую толстую свечу, подаренную сестрами, приглушаю верхний свет и осматриваю комнату. Мое новое уютное жилище выглядит идеально, а от свечи исходят ароматы ванили, бурбона и карамели – создается впечатление, будто я испекла что-то очень вкусное.

Меня переполняет счастье, в теле ощущается легкость и приятное покалывание.

Я не планирую приглашать Теда наверх, когда он позвонит в домофон – просто сразу спущусь к нему. И даже если вечер пройдет так хорошо, как я надеюсь, я не собираюсь приглашать его после ужина – так что все мои старания исключительно для сестер Мур.

Когда раздается звонок, я нажимаю на кнопку, чтобы впустить их, и открываю дверь. Наблюдая, как они идут по коридору, я в очередной раз поражаюсь, насколько сногсшибательно они выглядят. Кассандра – в обтягивающем бордовом платье и ботильонах, а на Джейн черный комбинезон с золотой цепочкой на талии.

Интересно, привыкли ли они к своим отражениям в зеркале или все еще восхищаются собственной безупречностью. Но я тоже чувствую себя хорошо, словно их привлекательность заразна. Я уложила волосы и надела блузку, купленную у Дафны. И планирую надеть сегодня вечером с кожаной курткой подаренный ими шарф.

– Заходите! – говорю я и показываю на сумку с книгами возле двери. – Чтобы вы снова их не забыли.

– Ой, спасибо, – говорит Джейн, когда я закрываю за ними дверь. – Ух ты, идеальный наряд для первого свидания.

– Выглядишь просто шикарно, – добавляет Кассандра.

– Спасибо. Честно говоря, я немного нервничаю. Последний парень, который проявлял ко мне интерес, пытался продать мне поддельный «Ролекс».

Они смеются, а потом Кассандра говорит:

– Ну, у меня есть кое-что от нервов, – и поднимает бутылку шампанского. – Нам только что подарила его клиентка, и поверь, после работы с ней оно нам необходимо. Настоящая дива. Можно я открою?

– Разумеется. Хотя у меня нет бокалов для шампанского…

Смотрю на столешницу, где стоят три новых бокала для вина из набора, купленного на этой неделе. Красивые и женственные, с разноцветными стеклянными шариками на ножках – янтарным, кобальтовым и изумрудным. Они хорошо смотрятся рядом с цветами и тарелкой с закусками.

– Ох, Шэй. – Джейн подходит и обнимает меня. Я вдыхаю уже знакомый цветочный аромат и чувствую на щеке прикосновение ее мягких волос. – Не нужно было…

Мне чудятся в ее приятном голосе нотки меланхолии, но точно сказать сложно, потому что тут вмешивается Кассандра:

– Но меня это очень радует!

Она подходит к столешнице и снимает фольгу с горлышка бутылки «Дом Периньон», потом убирает проволоку. Откручивает крышку, и я рефлективно съеживаюсь, когда в комнате раздается громкий хлопок. Из горлышка сразу начинает течь пена, и Кассандра мастерски ловит ее одним из бокалов, а потом наполняет еще два.

Делаю глоток из протянутого мне бокала. Раньше я ни разу не пробовала шампанское «Дом Периньон», и оно оказалось очень вкусным.

Наблюдаю, как Кассандра делает большой глоток – она выбрала бокал с шариком янтарного цвета, подходящего к ее глазам, – и вздыхает.

– Как бы мне хотелось провести сегодняшний вечер у тебя, а не на работе, – говорит она и берет ломтик сыра. – Хочется завалиться на диван, пить, есть и смотреть кино.

Сложно поверить, что сестры Мур могут предпочесть это место шикарной вечеринке, которая у них в планах, но, возможно, когда проводишь в обществе столько времени, начинаешь тосковать по очарованию спокойных вечеров.

Джейн берет Кассандру за руку.

– С Амандой мы тоже весело проводили время в этой квартире.

Я не знаю, как реагировать на упоминание имени Аманды, и просто опускаю глаза.

Кассандра добавляет:

– Мы счастливы, что сейчас мы здесь с тобой, Шэй. – Она мягко прочищает горло и продолжает: – Как ни тяжело далась нам смерть Аманды, ты стала лучиком света в этой истории.

Ее теплые слова трогают меня до глубины души. Смаргиваю подступившие слезы.

– Я знаю, как вы обе ее любили.

– Мы думаем о ней каждый день, – говорит Кассандра. И я вижу слезы в ее глазах.

– Я все еще представляю, как она в последний раз шла к метро в том зеленом платье в горошек, – с тоской признается Джейн. – В то утро я думала ей позвонить, узнать, как она. Но меня отвлекли дела – даже не помню, какие именно. До сих пор думаю, могла ли я изменить ход событий…

Джейн вздыхает и делает еще один глоток шампанского. Я делаю то же самое. Теперь тишину наполняет лишь музыка из маленькой колонки, подключенной к айфону, но к этому моменту Пинк уже сменила Алиша Киз.

– Хотите присесть? – спрашиваю я и жестом показываю на диван и кресло.

– Сейчас, только долью нам. – Кассандра берет у меня бокал, поворачивается спиной и тянется за шампанским.

– А как прошла твоя неделя, Шэй? – Джейн берет тарелку и несет ее к журнальному столику. – Надеюсь, поспокойнее, чем наша.

Прежде чем я успеваю ответить, ко мне поворачивается Кассандра:

– Держи.

Протягивает мне бокал, и я машинально беру его.

Я сразу понимаю, что она перепутала. У этого бокала на ножке янтарный шарик; у меня был зеленый.

– Ой, я пила из этого, – говорю я, показывая на бокал в руке у Кассандры.

Я ожидаю, что она со мной поменяется. Но она просто улыбается.

– Какая разница?

Джейн предлагает тост:

– Ваше здоровье!

Обе сестры делают глоток. Я тоже.

– Ммм, «Дом» лучший, правда? – говорит Кассандра.

– Очень вкусно, – соглашаюсь я. Пузырьки занимают половину бокала и щекочут нос. Интересно, все дорогое шампанское такое пенистое?

Джейн опускается на дальний конец дивана, а Кассандра занимает кресло. Остается место между ними. Я сажусь и словно утопаю в подушках. Когда я только купила этот диван на сайте «Крейгслист», он показался мне слишком мягким. Но сегодня он кажется божественным.

Поджимаю под себя ноги и делаю еще глоток, размышляя о том, что я потеряла связь с некоторыми друзьями, но теперь у меня есть Кассандра и Джейн. Звучит слишком банально, чтобы говорить это вслух, но я думаю: сестры Мур спасли меня.

Мы немного болтаем о моем предстоящем свидании с Тедом, потом я спрашиваю их о планах на вечер. Пока Джейн рассказывает, что они идут на благотворительный вечер в поддержку приюта для женщин, подвергшихся домашнему насилию, Кассандра снова наполняет бокалы.

Откидываю голову на диван и слушаю рассказ Джейн о благотворительном аукционе – такой расслабленной я не чувствовала себя уже несколько месяцев.

– Наша подруга Бет – ты могла видеть ее на поминках – адвокат и иногда безвозмездно помогает приюту. Так мы о нем и узнали.

Бет. Я точно уверена, что видела одну из их подруг на занятии по кроссфиту. Может, ее? Но чтобы сформулировать вопрос, требуется слишком много усилий.

Веки так отяжелели, что я с трудом открываю глаза после моргания. Ноги и руки едва слушаются, словно после долгой пробежки.

– Ты в порядке? – голос Кассандры звучит словно издалека.

– Немного хочется спать, – бормочу я.

Джейн широко зевает, и это заразно: я делаю то же самое.

– У тебя была долгая неделя. Может, приляжешь и немного вздремнешь перед свиданием? Нам все равно пора идти.

Джейн встает, и я вытягиваю ноги, положив голову на ручку дивна.

Я в таком изнеможении, что мне даже не стыдно. Да, немного вздремну, – думаю я. – Это то, что нужно.

Джейн накрывает меня пледом, который я держу на спинке дивана.

– Здесь довольно прохладно. Так будет уютнее.

«Спасибо», – пытаюсь ответить я. Но мне удается выдать лишь медленный кивок.

Сознание снова начинает уплывать. Я слышу, как по моей квартире ходят Кассандра и Джейн и шепотом переговариваются. Они убирают тарелку и бокалы и включают на кухне воду.

Я блаженствую, укутавшись в плед. Одна из сестер – не знаю точно которая – опускает мне на лоб теплую, мягкую руку. Приятное, почти материнское прикосновение.

Они любили Аманду. Может, скоро полюбят и меня.

– Хочешь, я выключу свет и закрою жалюзи? – предлагает Кассандра.

Нет, – думаю я. – Скоро приедет Тед. Но я сомневаюсь, что произнесла это вслух. Судя по всему, нет, потому что комната погружается во мрак. Единственный источник света – сладко пахнущая свеча, мерцающая на журнальном столике.

Дверь тихонько открывается и закрывается. Становится тихо.

Я резко просыпаюсь из того странного полусна, когда кажется, что ты падаешь.

Надо мной стоит какая-то женщина.

Я не вижу ее лица; она сливается с темнотой, почти как призрак.

Аманда? Я пытаюсь закричать, но выходит лишь хрип. Моргаю несколько раз, и она пропадает.

У меня снова галлюцинации, как в тот день возле метро?

Джейн сказала, что до сих пор представляет, как Аманда в последний раз шла к метро в том зеленом платье в горошек.

Но Джейн там не было. Только мы с Амандой прислушивались к гулу приближающегося поезда, думаю я в полусне.

В голове засела какая-то мысль. Она вновь и вновь возвращает меня к сознанию. Это как-то связано с Амандой в день ее смерти.

Адреналин борется с тяжелой усталостью, пока я пытаюсь вспомнить тот кусочек информации, что ускользает от меня. Но мысли движутся слишком медленно и неуклюже.

Я слышу шепот:

– Отдыхай, пока можешь, Шэй.