Робин Уайт

Тайфун

Хочу выразить признательность российским и американским подводникам, как остающимся на службе, так и вышедшим в отставку, которые знали, что можно говорить, а что нельзя. А также хочу выразить признательность Питу, который знал и музыку, и слова. Робин Уайт, 2002 год
Глава 1

ПЕРЕСЕЧЕНИЕ «ГОЛУБОЙ ЛИНИИ»

В подводной игре в кошки-мышки победа достается более опытному и искусному. Любая ошибка — грохот упавшего гаечного ключа, свист гребного винта, даже хлопок лопнувшей электрической лампочки — может вызвать пуск неприятельской торпеды. На этих полях сражений воины говорят шепотом. Вице-адмирал в отставке ВМФ США Р. И. Кауфман
На борту американской атакующей подводной лодки «Портленд».

Баренцево море.

Оторвавшись от навигационного стола, штурман сказал:

— Капитан, кажется, до «голубой линии» осталось тысяча ярдов.

— Кажется или осталось? — строго переспросил Ванн.

— Похоже, скорее девятьсот восемьдесят ярдов, капитан, — поправился лейтенант-коммандер Уэлли.

— Мистер Уэлли, — заметил Ванн, — штурман этого корабля должен знать свое местонахождение без всяких «кажется» и «похоже». Даю еще одну попытку.

Коммандер Джеймс Ванн поднес к губам бумажный стаканчик и стряхнул в рот несколько кубиков льда. Он принялся грызть их, откинувшись назад на мягкую спинку узкого командирского кресла, установленного на возвышении под перископами. Кресло было неудобное, сидеть в нем — все равно что пристроиться боком на сиденье мотоцикла, но, впрочем, предназначалось оно не для создания уюта. Зато с него открывался вид на весь центральный командный пост подводной лодки.

Ванн мог, лишь повернув голову, с первого взгляда оценить ситуацию. За считаные секунды он имел возможность дойти до любого из постов управления основными системами подлодки. Экран гидроакустического комплекса размещался прямо перед ним на передней переборке; на экране были обозначены все цели, все корабли, находящиеся в радиусе обнаружения «Портленда», с указанием пеленга и расстояния. Посмотрев налево, Ванн мог узнать глубину погружения, скорость и значение дифферента. Эти данные выводились на дисплеи, установленные над постом управления лодкой. Поворот направо — и перед глазами Ванна предстали бы консоли системы управления вооружением — мощной батареей торпед и крылатых ракет, — вытянувшиеся длинным рядом вдоль левой переборки. Оба перископа, маломощный стрельбовой и поисковый, с высоким разрешением, находились всего в нескольких шагах в сторону кормы, а прямо за ними стоял навигационный стол.

Давным-давно, еще во времена дизель-электрических кочегарок, кто-то заметил, что подводники не поднимаются на борт своей лодки, а натягивают ее на себя. Подводная лодка ВМФ США «Портленд», самая последняя из класса «Лос-Анджелес», завершившая серию, размерами втрое превосходила дизельные лодки, однако образное сравнение оставалось верным до сих пор. Все штатские неизменно находили подводные лодки тесными, но коммандер Ванн рассматривал их исключительно с точки зрения эффективности.

Центральный командный пост «Портленда» действительно был тесным, однако в нем имелось все для максимально эффективного управления лодкой. Отсек был залит ярким светом люминесцентных ламп. Выгибающиеся своды переборок не могли передать ощущение движения, чувство глубины. Центральный пост напоминал кабину авиалайнера, увеличенную до размеров гаража на две машины, набитого, начиная от застеленного линолеумом пола и до самой серой стали потолка над головой, электроникой, пучками проводов, шкалами приборов и дисплеями. На каждом квадратном футе обязательно теснилось что-то лишнее — непосвященному взгляду это казалось полным беспорядком, но в действительности, подобно внутренним органам и костям огромного подводного хищника, каждый предмет находился здесь с какой-то целью. Ничего лишнего. Ничего и никого.

В центральном посту круглосуточно работало около десяти человек, разбитых на три вахты. А центром кипучей деятельности был командир «Портленда» Джеймс Ванн.

— Командир, до российских территориальных вод девятьсот десять ярдов.

— Вот так лучше.

Сокрушив зубами еще один кубик льда, Ванн бросил взгляд на многофункциональный дисплей над штурвалом. «Портленд» находился на глубине триста футов в южной части Баренцева моря и шел курсом на юго-восток со скоростью двенадцать узлов. В пятидесяти милях позади осталась Норвегия, а ровно в двенадцати милях впереди находилась береговая линия Российской Федерации. Атомный реактор Эс-6-Джи производства компании «Дженерал электрик», развивая мощность почти в тридцать пять тысяч лошадиных сил, бесшумно двигал семь тысяч тонн стали сквозь толщу воды. Совсем рядом работали могучие силы, но Ванну были слышны лишь шепот свежего воздуха из кондиционеров над головой и тихое тиканье старинного морского хронометра «Гамильтон».

«Прекрасно», — мысленно отметил Ванн. В гражданском мире многие стремятся к совершенству, но мало кому удается его достичь. Но здесь, на борту «Портленда», Ванн неизменно требовал абсолютного совершенства и в большинстве случаев добивался своего. С подчиненными он был строг и требователен до придирчивости, однако в этом имелись свои плюсы: младший офицер, послуживший под его началом и «оставшийся в живых», оказывался после этого готов практически ко всему. Благодаря Ванну «Портленд» превратился из вечного неудачника в лучшую многоцелевую подводную лодку Атлантического флота.

Ванн взглянул на старинный хронометр, захваченный с собой на «Портленд» с предыдущего корабля, которым он командовал. «Гамильтон» крепился болтами к полочке перед штурвалом. Подойдя к хронометру, Ванн открыл стеклянную крышку, снял с крючка позолоченный ключик и начал заводить пружину.

Хотя атомный хронометр обсерватории военно-морского флота посылал сигналы времени с точностью до миллиардной доли секунды, Ванн требовал дважды в день заводить старинный «Гамильтон». Этот ритуал имел не меньшее значение, чем занесение данных о местонахождении «Портленда» в судовой журнал, ибо тем самым Ванн вписывал свое имя в историю. Хронометр уже больше пятидесяти лет достойно нес службу на мостиках полудюжины американских подводных лодок. Для Ванна в этом был урок: священная реликвия служила символом точности, правдивости, надежности и долга.

Ванн тщательно завел хронометр, следя внимательно за движением стрелки, указывающей степень завода пружины. Как только эта стрелка достигла нужной отметки, он закрыл стеклянную крышку и повесил ключ на крючок. Вечером этот ритуал повторит младший офицер из навигационной службы, которой командовал Уэлли.

— До «голубой линии» семьсот ярдов.

В этом походе Ванну должно было стукнуть сорок четыре. По меркам подводного флота, он уже считался стариком, однако его дорога на капитанский мостик «Портленда» получилась далеко не прямой. В черных волосах Ванна на висках проскальзывала седина. От взгляда его карих глаз в центральном посту, залитом холодным светом, не могло укрыться ничто, а на худом, угловатом лице застыло выражение, в котором смешивались хладнокровный расчет инженера-ядерщика и абсолютная уверенность в себе опытного подводника.

Ванн был «суперъядерщиком»; он начинал службу на флоте, обслуживая атомные силовые установки подводных лодок. В военно-морском флоте любого другого государства, где инженеры и капитаны занимаются только своими, четко разграниченными обязанностями, Ванн никогда не стал бы командиром лодки. Однако Военно-морской флот Соединенных Штатов не доверит подводную лодку тому, кто в первую очередь не является опытным специалистом-ядерщиком. И вот среди этих придирчивых людей, вникающих во все мелочи, Ванн считался одним из лучших.

Первый раз ему доверили командовать совершенно новой подводной лодкой, вышедшей в свой первый испытательный поход. Ванн вернул корабль на судостроительную верфь с перечнем критических замечаний на семидесяти пяти страницах.

Корабелы люто ненавидели его, но среди подводников он заслужил репутацию из чистого золота. Однако эта репутация чуть было не пошла прахом, когда следующая подводная лодка, которой командовал Ванн, атомная атакующая субмарина «Батон-Руж» налетела на айсберг и едва не пошла ко дну. Хотя официальное расследование установило, что в случившемся не было никакой вины капитана, прошло несколько лет, прежде чем Ванн снова вышел в море, теперь уже в качестве командира «Портленда».

Получив назначение на новую подлодку, Ванн застал ее в самом плачевном состоянии.

«Портленд» едва не столкнулся ночью с танкером, возвращаясь в надводном положении на базу в Норфолке; затем лодка села на мель на Нантакетской банке, когда штурман в блаженном неведении проложил курс, который вывел корабль с осадкой тридцать два фута в участок моря с глубинами до двадцати семи футов. Все четыре боевые части — навигационная, вооружения, механическая и обслуживания — пребывали в состоянии полной разрухи. Бары и кафе, расположенные на главной улице Норфолка, не пускали моряков с «Портленда», справедливо считая их отъявленными дебоширами. Подводная лодка превратилась в цирк, которым заправляли клоуны.

Перед Ванном была поставлена простая задача: исправить положение дел.

Что он и осуществил. Под его командой «Портленд» побил все рекорды эффективности патрулирования и оперативности выполнения приказов. Ни одна другая подводная лодка Атлантического флота не удостоилась такого количества наград. Ванн показал себя непревзойденным мастером уклонения от противолодочных сил. Однажды он прислал командованию флота целую пачку фотографий атомного авианосца, сделанных через перископ. Авианосец был снят с такого близкого расстояния, что можно было различить лица моряков, куривших вдоль леерного ограждения на палубе. Командир авианосца подал официальную жалобу, которая ни к чему не привела. Незаметно подкрасться к авианосцу, самому оберегаемому кораблю флота, — это заслуживало не наказания, а награды, и в Норфолке за Ванном закрепилось прозвище «Невидимый».

Но сейчас коммандер Ванн в последний раз выводил «Портленд» в море. Когда подводная лодка вернется на базу в Норфолк, он перейдет на штабную работу, возглавит подводную флотилию. Это станет значительным продвижением по службе, которое должно было состояться еще несколько лет назад. И все же Ванн расстанется со своим кораблем с неохотой. Адмиралы занимаются политиканством. Здесь же, на борту «Портленда», коммандер Джеймс Ванн правил безраздельно.

Ванн задумчиво разгрыз последние кубики льда. Те, кто нес вахту в центральном командном посту, уже давно научились распознавать настроение своего командира по тому, как быстро он расправляется с полным стаканчиком. Это являлось своеобразным барометром: ленивая размеренность означала спокойную погоду, стремительное и яростное истребление льда предвещало шторм.

Ванн отметил, как один из двух матросов у штурвала вытер вспотевшую ладонь о штанину темно-синего комбинезона. Хорошо. Рулевой, который не потеет от усилий удержать подводную лодку на заданных глубине и курсе, старается недостаточно усердно; а тот, кто старается недостаточно усердно, на «Портленде» чужой.

— До «голубой линии» осталось шестьсот ярдов, — доложил лейтенант-коммандер Уильям Уэлли.

На столе перед Уэлли была расстелена бумажная копия электронной карты, выведенной на экран над штурвалом. Эта карта изображала участок южного побережья Баренцева моря, расположенный к северу от Мурманска и к западу от порта Владимир. Параллельно берегу проходили две линии, красная и голубая. Красная, отстоявшая далеко в море, отображала чересчур вольное представление русских о своих территориальных водах. Голубую линию провело командование Военно-морского флота Соединенных Штатов. Эта линия прижималась к береговой линии, повторяя с юридической дотошностью все бухты и мыски. Зона между линией и берегом была обозначена как «СПОРНАЯ», а далее следовало примечание: «По кораблям, незаконно проникшим в спорные зоны, может быть открыт огонь без предупреждения».

— Четыреста ярдов. Капитан, предупреждаю: последняя возможность изменить курс.

— Занесите в журнал.

Ванн понимал, что Уэлли обязан сделать предупреждение, хотя старший штурман прекрасно знал, что командир не собирается отворачивать. Его слова означали только то, что еще оставалось время, чтобы удержаться от нарушения международных законов и избежать вторжения в российские территориальные воды, что могло означать смертный приговор, если бы русские поймали нарушителя и решили бы наказать его со всей строгостью. Задача Ванна состояла в том, чтобы они не смогли это сделать. Капитан уже объявил по внутренней громкоговорящей связи, что с этого момента учебных тревог больше не будет. Далее все будет только по-настоящему.

— На мостике! Полный вперед!

«Ну вот мы и пришли».

— Вас понял, полный вперед.

Рулевой повернул ребристое колесо машинного телеграфа. В кормовом отсеке, где размещались турбины, на панели управления также повернулся указатель, и вахтенный механик, следящий за клапанами парогенератора, подтвердил полученный приказ. Затем он отрегулировал положение перепускных клапанов так, чтобы в турбину стало поступать требуемое количество пара, вырабатываемого атомным реактором.

— Машинное отделение отвечает: полный вперед, — доложил рулевой.

Вести субмарину в толще воды значительно сложнее, чем пилотировать реактивный истребитель. Управление подводной лодкой представляет собой сложную симфонию отдельных корректировок, проверок и перепроверок, которую исполняет опытная и слаженная команда. На посту управления кораблем были установлены три кресла с высокими спинками, оборудованные ремнями безопасности. Двое рулевых, один из которых следил за горизонтальным рулем, а другой за вертикальными, сидели за штурвалами, напоминающими штурвалы пассажирских авиалайнеров. Между ними располагался телеграф связи с машинным отделением. На консоль над головой выводились данные о глубине погружения, курсе и дифференте. Рядом находился другой экран, меньше размером, который в настоящий момент был отключен. За спиной рулевых сидел вахтенный офицер, контролировавший каждое их действие.

Капитан протянул пустой стаканчик. Посыльный, свободный от вахты рулевой, тотчас же подал ему полный.

— Российские территориальные воды через двести ярдов, — доложил штурман.

Последним подводником, находившимся в центральном посту, был боцман Браун. Он сидел в кресле за рулевыми, лицом к боковой переборке, на которую была выведена панель управления балластными цистернами. Браун управлял погружением и всплытием лодки, а также следил за ее плавучестью и дифферентом в подводном положении. Кроме того, он присматривал за Уэйном Чоупером, молодым лейтенантом боевой части обеспечения, несущим в данный момент вахту. Брауна не переставало удивлять, как много молодых лейтенантов приходило на подводную лодку с мыслями о смерти. В его обязанность входило следить за тем, чтобы их «мечтам» не суждено было сбыться.

Браун прослужил на подводных лодках дольше, чем кто-либо из экипажа «Портленда», в том числе и сам коммандер Ванн. Его уже назначили преподавателем в школу подводного плавания в Нью-Лондоне, но тут представилась возможность совершить еще один поход в Северную Атлантику на борту «Портленда». Непостижимо, как ему удалось так быстро переправить необходимые бумаги, однако в деятельности боцманов подводных лодок всегда есть что-то таинственное.

Над головой Брауна находились два ярко-красных тумблера — «последняя надежда трусов». На самом деле эти тумблеры управляли клапанами баллонов со сжатым воздухом. Если включить оба тумблера, в главные балластные цистерны подводной лодки устремится под большим давлением воздух, выталкивающий воду, и субмарина, приобретя плавучесть, взлетит к поверхности неуправляемой ракетой.

Браун держался с обманчиво расслабленной настороженностью профессионала, знакомого со своим смертельно опасным ремеслом настолько хорошо, чтобы получать от него наслаждение. Это был маленький, жилистый негр с острыми как бритва усиками и тронутыми сединой висками. На клапане левого нагрудного кармана у него красовался значок, прозванный на флоте «командирским блином». Якорь, буквы ВМФ США и одно слово: «боцман». Этот значок носил только боцман лодки, старший по званию из всех матросов и старшин. Для ста с лишним моряков именно он был тем, кто делал дело. Ванн направлял лодку, но Браун заботился о том, чтобы она добиралась до места назначения и возвращалась обратно.

Эти четверо человек, находящиеся в центральном посту, следили за тем, чтобы погруженная под воду стальная труба в триста шестьдесят футов длиной и тридцать два фута в поперечнике находилась именно там, где должна была находиться: держала заданный курс с точностью до градуса, глубину погружения в пятифутовом коридоре, скорость с точностью до узла, плавучесть и дифферент. При действиях на мелководье вблизи голого арктического побережья России доскональная точность являлась вопросом жизни и смерти. Малейшая оплошность могла привести к тому, что подлодка выскочила бы на поверхность моря или уткнулась бы в дно, и все прекрасно сознавали это.

— Пересекаем «голубую линию», — доложил Уэлли.

— Отлично. — Отставив стаканчик, Ванн скрестил руки на груди. — Где старший помощник?

— Мистер Стэдмен в офицерской кают-компании, командир, — ответил Браун.

Боцман постоянно следил за тем, где находится каждый из членов экипажа «Портленда». Он никогда не расставался с маломощным радиопередатчиком, закрепленным на поясе, к которому были подсоединены крошечный наушник, засунутый в правое ухо, и микрофон у губ.

— Боцман, давайте его сюда.



Лейтенант-коммандер Стэдмен, старший помощник «Портленда», сидел в офицерской кают-компании за большим столом, за которым могли разместиться все четырнадцать офицеров экипажа лодки. Однако сегодня утром Стэдмен находился здесь в полном одиночестве, чему он был рад. Перед ним были разложены веером телеграммы личного характера, адресованные членам экипажа «Портленда». Одна из них была очень неприятная.


«Линда полностью нас обчистила и смылась. Хозяин требует заплатить за квартиру до понедельника, угрожая в противном случае выселить… Мама».


Обычно сообщения из дома подвергались тщательному просмотру.

Телеграммы о разводах, смертях и письма в духе «Дорогой Джон»[1] задерживались. Но в этой, адресованной радисту Ларри Энглеру, был указан четкий срок, поэтому ее пропустили. Нужно было что-то предпринять, и срочно.

«И что дальше? — гадал Стэдмен. — Как отнесется Энглер к тому, что от него ушла жена? К тому, что на противоположном конце земного шара хозяин требует плату за квартиру? И раз уж об этом зашла речь, что он может по этому поводу предпринять?»

Жизнь на борту «Портленда» была чистой, уютной, изолированной. Если не считать непродолжительных подвсплытий на перископную глубину, моряки не видели и не чувствовали моря, находившегося всего в нескольких футах от них. После того как задраивался рубочный люк, все беды и неприятности окружающего мира словно исчезали, но эта обрушилась на субмарину управляемой бомбой, нашедшей свою цель.

Мечтая о службе на подводной лодке, Стэдмен представлял себе жемчужину военно-морского флота, сделанную по последнему слову новейших технологий, полностью независимую от окружающего мира. Он мечтал о том, как ему придется противостоять силам империи зла, проникать в горячие точки земного шара, наносить разящие удары по врагам Америки и снова исчезать в бездонных глубинах. Стэдмен даже представить себе не мог, что ему придется выполнять обязанности юриста, составляющего брачные контракты, адвоката по бракоразводным процессам, корабельного священника и коменданта общежития.

Уильям Стэдмен родился и вырос в рабочем квартале Провиденса, штат Род-Айленд. Он был на семь лет моложе Ванна и на два дюйма выше его ростом. Телосложение его было чем-то средним между тощим и просто долговязым. Светло-русые волосы становились золотистыми под лучами летнего солнца, хотя пребывание под водой в течение долгих месяцев крайне редко предоставляло им такую возможность.

Отцу Стэдмена принадлежала «Серебряная вершина», одна из последних рабочих столовых Провиденса, заведение настолько зловещее и угрюмое, что город не раз предлагал выкупить столовую и устроить на ее месте автостоянку. Стэдмен-старший неизменно отвечал отказом. Он согласился уступить свое заведение только одной из многострадальных официанток, которая много лет проработала у него, да и то лишь с условием, что та пообещала ничего в нем не трогать.

Стэдмен унаследовал отцовское упрямство, но хотя военно-морской флот не переставал повторять, что восторгается этой чертой характера, вознаграждение за нее следовало очень редко. А то, что было верно в отношении ВМФ Соединенных Штатов, было вдвойне верно в отношении «Портленда». Для старшего помощника подлодки этот поход должен был стать последним на борту «Портленда», а может быть, и вообще последним за службу на флоте. Стэдмен собирался получить рекомендации командира и поступить в школу повышения квалификации офицеров подводного плавания; в противном случае ему предстояло просидеть следующие двадцать лет в полудреме за столом в каком-нибудь кабинете. Или выйти в отставку. Один раз Ванн уже не дал ему рекомендации, и хотя это было не так страшно, как характеристика о неполном служебном соответствии, в конечном счете все сводилось к одному и тому же. Лейтенант-коммандеры не получают повышение по службе наперекор своим командирам.

Зазвучал зуммер. Кают-компания была достаточно тесной, чтобы Стэдмен мог снять трубку с одной из переборок, не вставая с места.

— Стэдмен слушает.

— Старший помощник? — Это был боцман Браун. — Капитан просит вас пройти в центральный пост.

— Прямо сейчас?

— Так точно. Прямо сейчас.

Повесив трубку на крючок, Стэдмен встал и направился к выходу. Остановившись, он посмотрел на громкоговоритель внутренней связи.

Что это еще за шум?

Глава 2

ИСПЫТАНИЕ

— Что это за чертовщина?! — воскликнул Ванн.

Это был ритмичный скрип пружин матраса, к которому примешивались тихое размеренное постукивание и учащенное дыхание. Такие звуки можно услышать через тонкие стены дешевого мотеля в субботнюю ночь, но никак не на борту атомной подводной лодки, скрытно движущейся во враждебных водах.

Боцман Браун защелкал тумблерами. Звуки продолжались.

— Это передается по системе внутренней связи, — доложил он. — Судя по всему, беговая дорожка во вспомогательном машинном отделении.

Это отделение находилось в кормовой части подводной лодки на самой нижней из ее трех палуб. Практически все его пространство занимал вспомогательный дизельный двигатель, установленный на «Портленде» на случай чрезвычайного происшествия. А под выхлопным трубопроводом, зажатый между гидравлическим насосом и устройством выработки кислорода, был втиснут «спортивный зал» лодки: пара силовых тренажеров и беговая дорожка.

— Боцман, выясните, в чем дело, — распорядился Ванн.

— Слушаюсь.

Браун снял с крючка на переборке черную телефонную трубку.



Услышав зуммер, лейтенант Роза Скавалло не обратила на него никакого внимания. Дизельное машинное отделение относилось к вспомогательной боевой части. «Пусть на него отвечают эти амбалы». Скавалло начала последний рывок, быстро переступая ногами по убыстряющейся резиновой ленте беговой дорожки. Ее дыхание становилось все чаще и чаще, лицо покрылось блестящей пленкой пота, превратившего серую футболку с эмблемой университета штата Мэн в черную. Стрелка спидометра метнулась вправо, словно безумная. Казалось, молодая женщина убегала от гнавшегося за ней по пятам кровожадного хищника.

С тех самых пор, как специалистка по русскому языку попала на борт «Портленда», она чувствовала себя в ловушке. В конце концов, все жилое пространство подводной лодки по площади приблизительно соответствовало трехкомнатной квартире, но только молодой женщине приходилось делить эту квартиру со ста двадцатью мужчинами, не желавшими ее присутствия здесь и не скрывавшими своих чувств.

Двадцатитрехлетняя лингвистка, унаследовавшая черные как смоль волосы от матери и голубые глаза от отца, окончила отделение языкознания института министерства обороны в Монтерее, штат Калифорния, удостоившись по своей основной специальности, русскому языку, квалификации четвертой степени. Наивысшей степенью считалась пятая, но ни один выпускник института даже близко не подходил к ней. Скавалло получила возможность выбирать распределение: Атлантический флот, Тихоокеанский флот, штаб-квартира НАТО. Даже Пентагон.

Молодой женщине нисколько не хотелось перебирать бумаги и готовить переводы данных, перехваченных разведывательными спутниками. Для подготовленного специалиста по языку, жаждущего работы и мечтающего о росте, не могло быть ничего лучше, чем назначение на подводную лодку. Надводным кораблям приходится обходить стороной территориальные воды. Самолеты могут оказаться сбитыми. Только субмарина способна подойти к самому берегу, невидимая и неслышимая, поднять антенну и начать перехват радиосообщений.

Комиссия по распределению наотрез отвергла просьбу Скавалло. Женщине не место на подводной лодке. Где она будет спать? Куда станет ходить в туалет? Вместо этого отличнице предложили должность офицера по связям с военно-морским флотом в Агентстве национальной безопасности, одно из самых лакомых мест в Вашингтоне.

Скавалло выросла в маленьком фабричном городке штата Мэн и знала, что такое тяжелый труд. Она с детства впитала в себя простую истину: человека судят по его делам, а не по тому, может ли он помочиться стоя.

Запечатав в конверт свой диплом, характеристику и прошение о направлении в подводный флот, Скавалло отправила его сенатору от своего штата, женщине, так кстати являвшейся членом сенатского комитета по вооруженным силам, в обязанности которого входило, в частности, рассмотрение заявок военно-морского флота о финансировании. Молодая женщина ожидала, что это станет концом ее карьеры. Однако две недели спустя специальный флотский посыльный доставил ей новый приказ. Лейтенанту Скавалло предписывалось прибыть на базу подводного флота в Норфолке и войти в состав экипажа подводной лодки «Портленд».

Ровно в полдень жаркого солнечного дня в конце июля молодая женщина подошла к воротам базы, одетая в белый парадный мундир. Воздух был таким, словно всевышний направил свой фен на Землю, в точку с координатами 37 градусов северной широты и 76 градусов западной долготы. До выхода в море оставалось тридцать минут.

Скавалло села в автобус, который подвез членов экипажа к причалу номер 23. Выйдя на испепеляющий зной, она подхватила свою сумку и поспешила к контрольно-пропускному пункту.

Окончив школу, Скавалло не забывала заниматься спортом. Она весила сто двадцать жилистых, мускулистых фунтов, но сумка ее была лишь ненамного легче. В ней имелось все, что только могло понадобиться за несколько месяцев вынужденной изоляции: два комплекта синих форменных комбинезонов, повседневный мундир, пять смен абсолютно бесполого белого белья. «Все дело в книгах», — подумала молодая женщина. Она захватила с собой практический курс русского языка в четырех томах, и каждый фолиант весил не меньше пяти фунтов, черт побери.

Шатаясь под тяжестью сумки, Скавалло остановилась перед дежурным. Ее белый парадный мундир, мокрый от пота, лип к телу. Матрос, находившийся в оборудованной кондиционером будке, не обратил на молодую женщину внимания. Скавалло снова постучала в окошко. Матрос отвернулся.

За будкой виднелся бетонный причал, ослепительно белый в лучах безжалостного солнца. Пришвартованные к нему с двух сторон подводные лодки казались черными и невыразительными, словно вулканическое стекло.

Наконец окошко открылось. Скавалло протянула дежурному конверт из плотной бумаги, в котором лежали ее документы и направление на лодку. Она успела заметить над нагрудным карманом матроса «серебряных дельфинов», значок, свидетельствующий о том, что он является квалифицированным подводником.

— Лейтенант Роза Скавалло прибыла на подводную лодку «Портленд». Где мне ее найти?

Дежурный не спеша ввел информацию с клавиатуры, долго, как показалось Скавалло, не меньше получаса смотрел на экран в ожидании ответа и наконец сказал:

— В конце причала. «Скрэнтон», «Монпелье», «Оклахома-сити» и последним «Портленд». Вам лучше поторопиться, лейтенант. Лодка готова вот-вот отдать швартовы.

— Если бы мне предложили помочь добраться до моего судна, я бы не отказалась. Как вы на это смотрите?

— Не могу, мэм. — Матрос вернул ей документы. — И кстати, подводные лодки — это боевые корабли, а не суда. Всего хорошего.

Окошко захлопнулось.

Подхватив свою тяжелую сумку, молодая женщина прошла через контрольно-пропускной пост. Она буквально почувствовала, как пересекает невидимый водораздел. Позади остался мир обычного военно-морского флота, впереди ее ждал мир подводников. Мир, подчиняющийся законам, которые Роза Скавалло только что нарушила одним своим появлением.

Когда молодая женщина проходила мимо «Скрэнтона», ее обдала волна жаркого воздуха, поднимавшегося над раскаленным бетоном. На подводной лодке были подняты перископы, и два матроса красили их матово-серой краской. Оторвавшись от работы, они уставились на невиданное явление. Мундир Скавалло промок насквозь. Под мышками, на спине, на груди двумя полумесяцами, словно кричавшими: «Смотрите сюда!» Молодая женщина долго чувствовала взгляды матросов, сверлящие ей спину четырьмя жгучими лучами света.

«Скрэнтон», «Монпелье», «Оклахома-сити». Подводные лодки внешне выглядели совершенно одинаковыми за исключением самой последней, «Портленда», вокруг которого кипела бурная деятельность. На палубе стояли матросы в оранжевых спасжилетах, готовые отдавать швартовы. Сходня, на жаргоне военных моряков «бровь», все еще была перекинута через узкую полоску маслянистой воды. Сходня была украшена красными, белыми и синими флажками, среди которых выделялся большой белый щит с надписью «ВМФ США. «Портленд». Внизу красовалось изображение свирепого красного морского рака, сжимающего в одной клешне перекушенную пополам субмарину, другой размахивающего торпедами и крылатыми ракетами «Томагавк», с подписью «Дом невидимок».

Скавалло, уроженка приморского штата Мэн, прекрасно разбиралась в морских раках. Красный цвет означал, что рак вареный. На взгляд молодой женщины, вареный рак был не самым подходящим талисманом для подводной лодки.

Громкий гудок сирены. Матросы начали тянуть тяжелые канаты.

Роза Скавалло не намеревалась оставаться на берегу. Сделав спринтерский рывок, она добежала до сходни и остановилась перед высоким широкоплечим старшиной. Нашивка на кармане гласила, что его фамилия Бэбкок. У него за спиной обливался потом военный фотограф. Люк на палубе был открыт. Скавалло облегченно выдохнула. Она успела. Раз этот здоровяк спустится вниз, она последует за ним. Опустив сумку, молодая женщина повернулась к флагу, безжизненно повисшему на короткой мачте над рубкой, отдала честь и доложила:

— Лейтенант Скавалло прибыла на борт.

Она протянула старшине Бэбкоку конверт.

Фотограф увековечил это событие для истории.

— Вы едва не опоздали, мэм, — заметил Бэбкок, возвращая документы. — Оставьте свои вещи мне.

— Я и сама управлюсь с ними.

— Сначала с вами хочет поговорить капитан. Вон он, на ходовом мостике.

— Приготовиться отдать все швартовы! — послышался зычный голос мужчины в безукоризненной белоснежной форме, стоящего на открытом мостике.

Скавалло подняла взгляд. На тридцать футов над палубой поднималось то, что в недалеком прошлом, когда подводные лодки еще проводили большую часть своей жизни на поверхности, называлось боевой рубкой. Сейчас рубку называли просто «парусом».

— Не беспокойтесь, — заверил ее Бэбкок. — Ваши вещи никуда от вас не денутся. — Подхватив сумку, он подтащил ее к открытому люку. — Эй, внизу у трапа! — крикнул он, бросая сумку вниз.

Скавалло проводила сумку взглядом, радуясь тому, что заперла ее на замок. Она прошла по покатой палубе к боевой рубке «Портленда». Покрытая теплыми, мягкими резиновыми плитками, палуба казалась спиной гигантского морского млекопитающего, а не корпусом боевого корабля.

Бэбкок, матросы в спасжилетах, все, кто стоял на причале, внимательно следили за тем, как молодая женщина поднималась по веревочному трапу, болтающемуся из люка в левой стороне рубки. «Наверное, ждут, что я свалюсь». Когда Скавалло наконец просунула ноги в люк, поднимаясь на мостик, пот катил с нее уже ведрами.

Старшина Бэбкок был прав. На открытом мостике едва хватало места для того, чтобы два человека стояли, не натыкаясь друг на друга локтями. Выпрямившись, Скавалло козырнула. Военный фотограф нацелил вверх телеобъектив. Флаг безжизненно висел на мачте. Зажужжал мотор перемотки пленки фотоаппарата.

— Лейтенант Скавалло прибыла на борт, сэр.

Ванн взял микрофон.

— Приготовиться действовать по сигналу рынды. — Повернувшись, он протянул руку. «Никон» фотографа снова зажужжал. — Вы опаздываете, лейтенант.

— Прошу прощения, сэр. Мой рейс задержался и…

— Взгляните вон туда, — оборвал ее Ванн, указывая на штабную машину. — Это мой начальник вице-адмирал Грейбар и его начальник штаба кэптен Уэлч. Как вы думаете, если я бы повредил гребной винт о волнорез, они бы приняли мои извинения?

— Никак нет, сэр.

— Совершенно верно. Быть может, у вас на лингвистическом факультете было по-другому, но здесь у нас благие намерения в расчет не принимаются. Человека судят только по его делам. На борту «Портленда» вас попрекнут только ошибкой. Помните это.

— Ничего другого мне и не нужно, командир. Я буду стараться изо всех сил.

— Посмотрим. — Ванн снова взял микрофон. Его зычный голос разнесся над открытым мостиком. — Убрать трап!

Лебедка подняла сходню.

Скавалло заметила ждущий рядом буксир, которому предстоит вывести «Портленд» из порта. Чего же он медлит?

Ванн сверился с часами. Когда секундная стрелка пересекла двенадцать часов, Ванн взял микрофон и приказал:

— Отдать швартовы два, три и четыре!

Скавалло радовалась возможности наблюдать за происходящим с высоты птичьего полета, однако что она должна была делать?

— Сэр, что я должна делать?

— Самый малый вперед!

Ванн смотрел сквозь молодую женщину, не отрывая взгляда от узкой полоски черной воды между «Портлендом» и причалом. Изящный гребной винт, установленный в конце вытянутой кормы подлодки, вспенил воду.

— Стоп машина! — Корма «Портленда» отошла от причала. Ванн подал новую команду: — Отдать швартов один! Самый малый назад!

«Портленд» начал медленно отваливать от причала.

— Дать один длинный гудок и три коротких!

Прозвучали сигналы сирены, предупреждающие все суда, которые находились в порту, и «Портленд», лишившись последней связи с сушей, неторопливо двинулся вперед.

«Ого!» — подумала Скавалло, переполненная чувством восторга.

— Сэр, куда мне…

Похоже, Ванн удивился, обнаружив, что она до сих пор на мостике.

— Спуститесь вниз и обратитесь к корабельному писарю, лейтенант.

— Слушаюсь, сэр! — козырнула Скавалло. И тут же робко добавила: — А где это?

Обернувшись, Ванн указал на главный рубочный люк у себя под ногами.

— Сюда.

Скавалло заглянула вниз. Гладкостенный цилиндр уходил вертикально вниз стволом крупнокалиберного орудия. Шагнув за ограждение, молодая женщина начала спускаться по трапу. С каждой скобой воздух становился более прохладным и насыщенным запахами солярки, свежей краски и свежеиспеченного хлеба, к которым примешивался усиливающийся неприятный привкус. Запах пота, мочи, дезинфицирующих средств, мастики.

Трап привел молодую женщину в крошечное помещение, находящееся перед центральным командным постом. Вселенная света, свежего воздуха, пестрых красок исчезла. Ее сменил замкнутый серый мир, своеобразный стальной подвал. Палуба была застелена очень чистым линолеумом. Скавалло огляделась по сторонам. Где же ее сумка?

Посмотрев в сторону кормы, молодая женщина увидела центральный командный пост. Рулевые с выражением абсолютной сосредоточенности, можно даже сказать, с благоговейным почтением смотрели на приборы, которые не могла видеть Скавалло.

Впереди начинался короткий узкий коридор, в который с обеих сторон выходили одинаковые двери. Куда ей идти? Молодая женщина обратилась к идущему навстречу матросу:

— Простите, где мне найти каюту корабельного писаря?

Тот шагнул в сторону, обходя Скавалло, ничем не показав, что он заметил ее присутствие.

«Значит, вот что меня ждет». Молодая женщина направилась по коридору. Пройдя мимо двух дверей, на одной из которых висел в рамке плакат, призывавший экипаж стремиться жить «БЕЗ ОШИБОК», она остановилась перед третьей, также с подписью. На бронзовом крючке болталась табличка с одной буквой. «М». Скавалло перевернула ее. На другой стороне красовалась выведенная розовой краской буква «Ж». Что ж, по крайней мере, она нашла, где ей предстоит оправлять естественные нужды.

В конце коридора начинался массивный стальной трап, ведущий на среднюю палубу. Молодая женщина услышала доносившийся снизу смех.

Вдруг ей пришлось непроизвольно сделать шаг, чтобы удержать равновесие. Палуба под ногами начала покачиваться. Интересно, лодка уже вышла в океан? Здесь, внутри не было никакой возможности определить это.

— Прошу прощения, — произнес у нее за спиной худой, высокий лейтенант.

Скавалло поняла, что он хочет пройти к трапу и спуститься вниз. Она умышленно перегородила ему дорогу.

— Где находится каюта корабельного писаря?

Лейтенант указал на трап.

— Средняя палуба в носу. Рядом с «козлиным рундуком».

— Спасибо.

Молодая женщина отступила в сторону, и лейтенант проворно сбежал вниз по трапу.

«Портленд» состоял из двух основных отсеков: машинного отделения в кормовой части и всего остального в носовой.

Носовая часть была разделена на три уровня. Самая верхняя палуба, на которой сейчас находилась Скавалло, являлась местом для работы: здесь размещались центральный командный пост, гидроакустический комплекс, радиорубка. На этой палубе были каюты только командира подводной лодки и старшего помощника. На средней палубе находились каюты младших офицеров и старшин, камбуз, офицерская кают-компания. Основные жилые помещения корабля. В самом низу располагались матросские кубрики, кладовые, холодильники, торпедный отсек. «Козлиный рундук» предназначался для старшин.

Скавалло спустилась на среднюю палубу. У нее за спиной оказался просторный кубрик, заполненный установленными в два яруса койками. Молодая женщина предположила, что ее каюта должна быть где-то здесь. Справа она увидела две двери, за которыми, судя по их размерам, находились небольшие помещения. На одной была надпись «Канцелярия». Дверь была закрыта. Скавалло подергала ручку. Заперто.

Вторая дверь была обозначена парой начищенных козлиных рогов, прикрепленных к переборке над ней. Молодая женщина начала было открывать дверь, но остановилась, прислушиваясь к голосам внутри.

— …я же говорил, что прекрасно знаю таких, как ты, Энглер. На тебя можно надеть наручники, дать два шара для боулинга и оставить на час в кубрике со стенами, покрытыми мягкой обивкой. Через час один шар обязательно окажется разбитым, а другой куда-нибудь пропадет. У тебя прямо-таки талант портить все, что только можно.

Скавалло просунула голову в дверь. В кубрике находились трое подводников; двое сидели развалившись перед столиком, на котором стояли чашки с дымящимся кофе, а третий, жилистый негр средних лет с тонкими усиками, стоял подбоченившись перед ними.

— Прошу прощения, кажется, мне нужно к кому-то обратиться, чтобы меня разместили?

Негр изумленно уставился на нее.

— Какого черта вы тут стоите?! — опомнившись, рявкнул он. — Вы хотите, чтобы вас разместили? Это что, по-вашему, отель «Хилтон»? А я похож на коридорного?

— Я лейтенант Скавалло, прибыла на борт корабля, старшина, — сказала молодая женщина, делая ударение на звании. Кажется, у подводников лейтенант все-таки тоже выше по званию, чем старшина. — Мне бы не помешала помощь. Капитан Ванн отправил меня к корабельному писарю, но я никак не могу его найти. Мои вещи остались на палубе, и я понятия не имею, где находится моя каюта.

Негр стал серьезным, стремительно, словно кто-то щелкнул невидимым тумблером.

— Рад возможности наконец познакомиться с вами, лейтенант. Я главный корабельный старшина Джером Браун. Вы будете называть меня боцманом.

«О черт!» — мысленно выругалась Скавалло. Она провела на борту подводной лодки меньше пятнадцати минут, но капитан уже обошелся с ней, как с полной идиоткой, а теперь она еще выставила себя на посмешище перед боцманом.

— Каюта корабельного писаря находится рядом, — продолжал Браун. — Он ждал вас сколько мог, но у него имелись и другие дела. Что касается вашей каюты, сейчас вам ее покажет квартирмейстер Уильямс. Ваш багаж уже ждет там. Разместиться вам поможет корабельный писарь, когда сменится с вахты. Это пункт номер один. Пункт номер два: для нас вы пассажир. Пассажиры должны вести себя так, чтобы их видели, но не слышали. Если кто-то идет вам навстречу по коридору, вы должны превратиться для него в бестелесную тень. Вы следите за моей мыслью?

— Так точно, старшина.

— Боцман. Теперь пункт номер три. В моем представлении рай — это когда пассажиры делают все так, как им говорят. Ваша задача будет заключаться в том, чтобы мне казалось, будто я на небесах. Все понятно? Урок окончен.

У Скавалло за спиной появился матрос, словно вызванный невидимой командой.

— Разрешите войти в «козлиный рундук»?

— Разрешаю, — сказал Браун. Он повернулся к Скавалло. — Сходите проверьте, что ваши вещи на месте, после чего возвращайтесь сюда для краткой вводной лекции. И не вздумайте опоздать.

— Благодарю вас, боцман.

Глуповато улыбнувшись, Скавалло развернулась и убежала.

Ее каюта оказалась койкой в старшинском кубрике. Соседний ярус коек был отгорожен простыней, повешенной на веревке. Сумка была на месте, как и обещал боцман Браун. Но, взглянув на замок, Скавалло обнаружила, что его перекусили. Она высыпала содержимое на койку. Четыре лифчика, четыре пары трусиков. Вместо пяти.



Беговая дорожка мелькала у нее под ногами. Снова зазвонил зуммер. Скавалло остановилась. Все равно ей скоро надо будет подняться в радиорубку. Она сняла трубку.

— Говорит лейтенант Скавалло.

Ванн протянул руку, и Браун передал ему телефон.

— Скавалло, чем вы там занимаетесь, черт побери?

— Прошу прошения, сэр. Я занималась на беговой дорожке.

— При этом шумели так, что подняли на ноги все русские системы слежения от Мурманска до Москвы. Живо поднимайтесь в центральный пост.

— Сэр, через пятнадцать минут я должна быть в радиорубке. Мне бы хотелось умыться и привести себя в порядок…

— Я хочу видеть вас на мостике немедленно. — С этими словами Ванн запихнул телефонную трубку в гнездо. — Господи, и это за «голубой линией»!

— Капитан, — окликнул его Браун, — кто-то подключил к беговой дорожке микрофон. Для этого требуются определенные знания. Скавалло этого не делала.

— Найдите того, кто это сделал, — недовольно буркнул Ванн. — Я хочу, чтобы его скальп висел над дверью моей каюты к следующей смене вахт. Боцман, я не потерплю такого на своем корабле.

— Слушаюсь, — сказал Браун, мысленно уже имея ответ: Энглер.

— Го-осподи.

Ванн подошел к навигационному столу. Почувствовав сильный запах лосьона после бритья, исходящий от штурмана, он недовольно поморщился. Определенно, этот человек не годен к службе на подводных лодках.

— Какие у нас глубины?

— Мелководье.

Лейтенант-коммандер Уэлли был двадцатидевятилетним рыхлым коротышкой с преждевременными залысинами. Его сверкающий скальп окружала каемка жидких соломенно-желтых волос. Штурман хвастался своим необычайно чутким обонянием; однако оставался открытым вопрос относительно того, доказывает или опровергает это утверждение одеколон, с помощью которого Уэлли пытался бороться со зловонием скотного двора, называвшимся свежим воздухом.

Уэлли окончил Принстонский университет, и сейчас его бывшие однокурсники зарабатывали горы денег в инвестиционных банках, на Уолл-стрит и в стремительно развивающихся компьютерных фирмах. Сам Уэлли постепенно приходил к выводу, что военно-морским флотом заправляют идиоты, которых больше волнует внешний вид, а не внутренняя сущность; отсюда вытекало, что он совершенно напрасно тратит здесь свое драгоценное время.

— Мы подошли в самый разгар отлива. «Ущелье» закрыто. «Проход» открыт, но на самой грани допустимого.

— Это лишь предположения. Назовите мне цифры.

«С каких это пор отлив является предположением?» Уэлли начал зачитывать показания глубин, водя пальцем по двум скрытым проходам в Кольский залив: «ущельем» назывался узкий желоб, который начинался у берегов Норвегии и, извиваясь среди мелководья, вел в залив с запада. «Проход» начинался в открытых водах Баренцева моря, петлял между подводными горами и отмелями, затем прорезал коварную узкую щель в Мурманской банке, ушедшей под воду горе, перекрывавшей вход в Кольскую бухту. Других путей не было. Остальная часть Кольской бухты была опутана системами наблюдения, словно игровой зал в казино. Одно неверное движение, шум — и сигнал тревоги поднимет на ноги все побережье.

Ванн внимательно посмотрел на электронную карту.

— Сколько у нас будет воды, если мы пойдем через банку?

— Всего тридцать футов над мостиком, и течение будет очень сильным.

— Что значит «очень сильным»?

— Четыре узла, — уточнил Уэлли. — Сэр.

— Хорошо.

С этими словами Ванн отошел от штурмана.

Уэлли проводил взглядом капитана, устроившегося на своем высоком насесте. Хорошо?

Ванн изучил данные, поступавшие на мостик. Курс. Скорость. Глубина.

«На автомате», — мысленно отметил он. Это выражение употреблял боцман, когда хотел сказать, что на корабле все в порядке, и Ванн считал, что оно как нельзя лучше подходит для этого. Он подумал о Стэдмене. Ванн уже совершил с ним один поход и пришел к выводу, что старший помощник пока что не готов к самостоятельному управлению лодкой. Сейчас он приготовил для Стэдмена новое, еще более сложное испытание. Неудача будет означать конец карьеры Стэдмена на подводных лодках.

Возможно, другие командиры устроили бы Стэдмену более простой экзамен. Но только не Ванн. Ванн был звеном в цепочке, уходившей еще во времена становления подводного флота. Его самого учили последние представители вымирающего поколения тех, кто получил «дельфинов», сражаясь с японцами, — воинственных, изобретательных моряков, перенесших свое мастерство в другую, холодную войну с Россией.

Америка одержала в этой войне победу, но после этого ее армия расслабилась, взяла на себя обязанности международных полицейских сил, занялась борьбой с торговлей наркотиками, спасением крокодилов, разрешением конфликтов между шайками живущих в пещерах мусульман. Военно-морской флот Соединенных Штатов превратился в лабораторию исследования модных общественно-политических теорий. В рядовой состав стали брать негодных к службе на море, неграмотных, плохо подготовленных мужчин, а также женщин, превращающих боевые корабли в плавучие бордели. Подводный флот не мог позволить себе проводить социальные эксперименты. В нем не было места лентяям и разгильдяям. Подводники несли трудную службу и гордились своим делом. Ванн считал себя звеном в цепи воинской доблести и мастерства и даже не мыслил о том, чтобы эта цепь оборвалась в его вахту.

В центральный пост поднялся старший помощник.

— В чем дело, командир?

— Мы пересекли «голубую линию», — сказал Ванн, — направляемся к…

— Сэр?

В кормовом проходе по правому борту стояла лейтенант Скавалло в спортивном трико, мокром от пота.

— Подождите там.

— Сэр, мне нужно будет скоро заступать на дежурство, и я еще не приготовилась.

— Лейтенант, — строгим тоном произнес Ванн, — если командование военно-морского флота когда-нибудь назначит вас командовать кораблем, вы будете иметь возможность делать все, что заблагорассудится. Но до тех пор вы будете делать то, что вам скажет командир подводной лодки. В настоящий момент этим командиром являюсь я. Понятно?

— Так точно, сэр.

— Пойдемте со мной.

Ванн жестом пригласил Стэдмена присоединиться к нему у поста управления рулями.

Скавалло, взмокшая от пота, зябко поежилась. Из кондиционеров над головой тянуло арктическим холодом. Вероятно, все только обрадуются, если она подхватит воспаление легких и умрет, вот только чтобы произошло это без лишнего шума.

— Мэм! Я хотел сказать, лейтенант!

Обернувшись, молодая женщина увидела матроса, держащего в руках аккуратно сложенный синий комбинезон.

— Боцман сказал, вам это пригодится.

Комбинезон был чистым, сухим и все еще теплым. Корабельная прачечная находилась рядом с камбузом. Стиральная и сушильная машины показались бы маленькими в обычной квартире, поэтому чистая одежда распределялась очень бережно. Скавалло посмотрела на боцмана, но тот сидел, повернувшись к ней спиной, поглощенный тщательной регулировкой дифферента лодки. Мысленно поблагодарив его, молодая женщина натянула комбинезон прямо поверх мокрого трико.

Глава 3

ПРОХОД

— Вы слышали представление, которое устроила Скавалло? — спросил Ванн, когда они со Стэдменом остановились в тесном проходе у поста управления рулями.

— По-моему, пропустить его было невозможно.

— И что будет дальше? Стриптиз-шоу? Мы находимся в российских территориальных водах, а кто-то выводит такой шум на систему громкоговорящей связи! Подобные действия могут погубить лодку. Если данный случай не доказывает, что девчонок нельзя брать на подводные лодки, тогда я уже просто не знаю, что еще понадобится для этого.

— Считается, что Скавалло прекрасный специалист по русскому языку.

— А вам не приходило в голову, что из-за нее дали от ворот поворот кому-нибудь более достойному, и все ради того, чтобы кому-то что-то доказать. Женщины пытаются проложить дорогу на подводные лодки. Сегодня это пассажирка. Завтра это уже будет радист, точнее, радистка. На взгляд из Вашингтона, какая тут разница? А что если она забеременеет? Что нам в таком случае делать? Оборудовать в торпедном отсеке родильный дом?

— Скавалло понимает, что поставлено на карту. Не думаю, что она переступит черту.

— Это всего лишь ваше предположение. А вот неопровержимый факт: уровень беременности на надводных кораблях с разнополыми экипажами достигает двадцати процентов на один выход в море. Двадцати процентов. Как вы думаете, все эти девчонки собирались залететь? Нет, — решительно заключил Ванн. — Скавалло здесь чужая, и мы сделаем доброе дело, доказав это всем. В том числе и ей самой. Ладно, — он постучал пальцем по карте. — Переходим к следующему вопросу. Мы только что вторглись в российские территориальные воды. Наша задача состоит в том, чтобы занять позицию для наблюдения за крупными маневрами российского флота. Они станут первыми после гибели «Курска». Я хочу, чтобы вы вывели лодку на позицию.

У Стэдмена учащенно забилось сердце.

— В Кольский залив?

— Считается, что вы должны быть готовы в любой момент взять на себя командование кораблем. Если вы не готовы, это уже другой вопрос.

— Я готов.

Стэдмену не пришлось даже задумываться над ответом, и это было к лучшему, поскольку, задумавшись, он понял бы, что твердой уверенности у него нет. Все командиры испытывали своих старших помощников, моделируя чрезвычайные ситуации. Но если «Портленд» обнаружат здесь, это будет означать не просто несданный экзамен.

Стэдмен ощутил пьянящую ответственность возложенной на него власти.

Это было именно то, к чему он стремился. Стэдмен оглядел моряков, несущих вахту на посту управления рулями, специалистов управления системами вооружения, штурмана. Бедный лейтенант Чоупер, вахтенный офицер, терзал зубами жевательную резинку с таким остервенением, что казалось, будто он ведет оживленный диалог, разговаривая за обоих собеседников.

— Итак? — спросил Ванн.

Набрав полную грудь воздуха, Стэдмен изрек:

— Принимаю командование на себя.

Подмигнув, Ванн произнес:

— Командование кораблем принял на себя старший помощник!

Браун с самого начала догадался о том, что будет. Усмехнувшись, он громко объявил:

— Командование кораблем принял на себя старший помощник!

— Желаю удачи, — сказал Ванн.

Поднявшись на мостик, он занял свой насест — придирчивый наблюдатель и беспристрастный судья.

— Сэр? — спросил лейтенант Чоупер.

Он уже встал, готовый уступить место более опытному специалисту. Если честно, Чоупер был готов уступить свое место кому угодно.

Чоупер был молодой и очень зеленый лейтенант из службы обеспечения. Он бродил по отсекам «Портленда» с застывшим на лице выражением постоянного изумления. Какого адмирала он прогневал, заслужив тем самым это назначение? Чоупер пришел на «Портленд» из надводного флота и думал только о том, как поскорее туда вернуться. Предполагалось, что он покинет подводную лодку, зная больше, чем знал до того, как попал на нее, и при мысли об этом Чоупер приходил в ужас.

На «Портленде» Чоупера прозвали «Мазилой» за неумение удерживать подлодку на заданной глубине. Уже неоднократно по его вине гребной винт субмарины кромсал в клочья буксируемую антенну гидролокатора, и Чоупер настолько боялся повторить это еще раз, что не мог думать ни о чем другом.