Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Лиза Марклунд

Полярный круг

© Liza Marklund, 2021

© Ю. Колесова, перевод на русский язык, 2022

© ИД «Городец», издание на русском языке, оформление, 2022





20 декабря 2019, пятница

Труп обнаружили в один из самых коротких дней года, тех призрачных дней, когда солнце покинуло людей, живущих у полярного круга, и едва заботится о том, чтобы дать им хоть немного света. Тело лежало в фундаменте моста, ведущего через Питеэльвен в сторону ракетной базы, – обнаженное и обезглавленное.

Это была девочка или, возможно, девушка – кто может определенно сказать, где проходит граница? В момент наступления совершеннолетия? Как бы то ни было, все сразу поняли, кому, вне всяких сомнений, однажды принадлежало это тело.

Ее звали София Хельстен, и ей не исполнилось восемнадцати. Стало быть, девочка.

Дочь тогдашнего главы муниципалитета Хильдинга Хельстена пропала, возвращаясь из библиотеки во второй половине летнего грозового дня 1980 года, почти сорока годами ранее. Ее холщовый школьный мешок с книгами обнаружили в канаве неподалеку от Гранселя через несколько дней, но сама она бесследно исчезла. Вплоть до этого декабрьского дня с его свинцовым небом, когда мир стал непрозрачным и начисто лишенным красок. Ее школьная сумка, одежда и бумажник лежали там, где должна была бы находиться голова.

Все могли бы испытать чувство коллективного облегчения, разом перевести дух. Пустота, возникшая после исчезновения Софии Хельстен почти на четыре десятилетия, оставалась в поселке зияющей раной, которая могла затянуться только в одном случае – если девочку найдут и выяснится правда. По этому поводу все были единодушны. Но теперь все вышло не так, и это объяснялось тем, в каком состоянии ее обнаружили. Безграничное горе и неприкрытая ярость сквозили между строк в сообщениях СМИ об этом событии. Даже Шведское телевидение прислало из Стокгольма свою съемочную группу, чтобы обеспечить качество съемки и звука.

Находка в фундаменте моста глубоко потрясла тех четырех женщин, которые когда-то вместе с Софией Хельстен входили в читательский клуб «Полярный круг». Это событие привело в движение силы, которые десятилетиями старательно сдерживались, взорвало повседневную жизнь, которая, вероятно, никогда и не была по-настоящему гармоничной.

Некоторые сказали бы, что все началось с Викинга Стормберга – одноклассника, в которого некоторые из девочек были влюблены.

Другие указали бы на классовые различия, на то, что девочки происходили из очень разных семей.

Хотя вопрос в том, не началось ли все на самом деле с «Лолиты».

Владимир Набоков «Лолита». Выбор Карины Бюрстранд. 18 апреля 1980 года, пятница

Апрель, самый капризный из всех месяцев.

Ниже по течению реки погоду можно было бы охарактеризовать как неустойчивую, словно корова на трех ногах: эйфорические солнечные и теплые дни, сулящие вечность, ледяные штормовые ночи, приносящие с собой град и уныние.

Утро той пятницы выдалось серое, с горьким привкусом сырости в воздухе.

Время расставания, время тревоги.

* * *

Ступеньки крыльца были покрыты сантиметровым слоем прозрачной наледи – такой, какую и не заметишь, пока не бахнешься об нее копчиком. Прищурившись, Карина отметила, что и тротуар в таком же состоянии, но на улице чуть подальше ей почудилась неровная светло-коричневая полоса песка. Она сделала шаг назад, чтобы взять разбег, и прыгнула. Школьная сумка больно ударила ее по спине, Карина поскользнулась и растянулась во весь рост. Один из муниципальных мусоровозов, зло гудя, проехал совсем близко. Карина показала средний палец его открытому заднему люку. Поднялась, потирая ягодицу – недооценила рикошетный удар сумки. В ней полно библиотечных книг: сегодня последний срок возврата. Два паренька из средних классов прошли мимо по другой стороне улицы, смеясь и показывая на нее пальцами – как смешно, ха-ха. Она послала им воздушный поцелуй. Идиоты.

Карина осторожно двинулась в сторону улицы Кварндаммсвеген. При каждом шаге левой ногой ремень сумки врезался в шею. Это неприятное чувство смешивалось с другими телесными ощущениями: тяжесть в паху от предстоящих месячных, боль в ушибленной ягодице, посасывание под ложечкой. В кладовке лежали лепешки, а в холодильнике стоял кефир, но ей дико не хотелось есть вместе с Ульрикой.

– Черт, ну и синяк у тебя будет!

Сердце заколотилось, застучало в горле, когда Викинг Стормберг прокатился мимо нее по льду тротуара, раскинув руки, словно на скейте, чтобы удержать равновесие, и широко улыбаясь. У нее перехватило дыхание, она мотанула волосами и почувствовала, что у нее замерзли уши – они покраснели? Не забыла ли она накраситься?

– Как мило с твоей стороны заботиться о моей заднице.

– Послушай, Бенни сегодня не ночевал дома, да?

Она сглотнула и пожала плечами.

– Думаешь, мы с ним спим в одной постели? Инцест – хорошее развлечение в кругу семьи.

Она ускорила шаг, стараясь успевать за Викингом, но от этого боль стала еще нестерпимее.

– Папа и Ларс-Ивар забрали его вчера у Swampen, мы с Кристером видели.

В очередной раз оттолкнувшись, Викинг укатил вперед по обледеневшей улице. С ярко-красной шапочкой на голове он напоминал семафорный столб. Очертания его фигуры удалялись, и вот он почти исчез из виду, превратившись в мутный четырехугольник на сером фоне.

Ну что ж. Значит, ее бестолковый старший братец, по крайней мере, жив. Папаша Викинга – шеф полиции в Стентрэске, он и раньше не раз запирал Бенни в камере в полицейском участке, чтобы тот проспался.

Расплывчатая фигура Викинга остановилась возле автобусной остановки и заговорила с другими такими же неясными очертаниями, до Карины долетал их смех. Она знала, что ей пора заказать себе очки – теперь она может прочесть на освещенной таблице в кабинете медсестры только три верхние строчки. Таблица висит на том же месте с одними и теми же буквами еще с тех пор, как Карина пошла в первый класс и могла прочесть самую нижнюю строчку:

Б К Ш Н И К Ы В И К

Уже во втором классе она помнила их наизусть, а в третьем, когда она уже не могла их разглядеть, они отчеканились в памяти, словно высеченные на камне. Но книги она по-прежнему может читать, вблизи она все прекрасно видит, никаких проблем. А видеть, что там на доске, ей и не нужно, она и так прекрасно запоминает то, что говорят учителя.

– У тебя прекрасные оценки, – с казала консультант по профориентации на обязательном собеседовании в девятом классе. – Если ты закончишь трехгодичный курс гимназии[1], то сможешь потом учиться дальше. Мне кажется, общественные науки тебе бы подошли.

Словно какая-то старая тетка в синтетическом шарфике, страдающая недержанием мочи, может знать, что ей подходит, а что нет!

– Меня вполне устроят «продажи и офисная работа», – ответила Карина, поднялась и вышла вон.

Стоять за прилавком или работать в офисе можно в любой точке мира. Она уедет отсюда и будет сама себя содержать, как только это станет возможно практически и физически. Первое, что ей следует завести себе, – это контактные линзы, а еще дверь, которую можно закрыть за собой, вернее, которую можно закрыть перед носом у Ульрики, и тогда можно начать жить.

Автобус Norrbottens trafik загудел на вершине холма у нее за спиной, она замедлила шаг, чтобы компания, обступившая Викинга Стормберга, успела залезть в автобус, прежде чем она пройдет мимо автобусной остановки. Все учащиеся практических направлений, где требовались особые помещения (автодело, водопровод и канализация, уход за больными), ездили на автобусе в Эльвсбюн – ближе к побережью, к будущему. Гимназия в Стентрэске располагалась в том же здании, что и общеобразовательная школа, и предлагала лишь самые распространенные из теоретических направлений.

Весной Карина сдаст выпускные экзамены в гимназии. Осталось меньше двух месяцев.

Подумать только, многие отсиживают по три года в гимназии только ради того, чтобы надеть на себя белую студенческую фуражку. Ее это нисколько не волнует. Она все равно ни за что на свете не напялила бы на себя эту дурацкую кепку – ни за что на свете.

– Привет, Карина! Сегодня читательский клуб!

Это Сусанна окликнула ее из толпы протискивающихся в автобус. Она выбрала гуманитарную специализацию, полуклассический вариант, латынь и прочую ерунду, чего нет в Стентрэске. Карина не могла разглядеть ее в толпе, но подняла руку в знак приветствия: ясное дело, она не забыла. Ведь сегодня будут обсуждать ее книгу – ту, которую она выбрала.



Она пришла рано. Как обычно. Библиотека находилась в том же здании, что и Кварндаммская школа, помещения администрации муниципалитета и полицейский участок – строго говоря, она еще не открылась, но Астрид, библиотекарша, впустила Карину.

– Мне удалось обнаружить экземпляр «Прозрачных вещей»[2] – он тебя по-прежнему интересует?

Предпоследний завершенный роман Набокова? Интересует ли он ее?!

– Да, спасибо, – ответила Карина и со стуком поставила сумку с книгами на фанерный прилавок для возврата книг. – Могу я оставить себе «Лолиту» до вечера, пока мы не закончим? Я поставлю ее на место до того, как мы разойдемся.

Читательский клуб, со временем получивший название «Полярный круг», хотя и не по предложению Карины, собирался по пятницам раз в месяц в дальней комнате за детским отделом. Обычно эта комната служила для чтения вслух сказок и занятий по аппликации. Обставлена она была крошечной мебелью и украшена глянцевыми детскими плакатами, но девочки обычно притаскивали несколько мешков-кресел из отдела подростковой литературы.

– Хорошо. Но поставь ее потом, пожалуйста, на полку, где она должна быть. Я отмечу, что ты ее сдала.

Привычными и четкими движениями Астрид вычеркнула из списка сданные книги. Карина бросила взгляд на свои наручные часы. Руки Микки Мауса – или, может быть, лапки? – показывали на восьмерку и девятку. До начала уроков оставалось сорок пять минут. Карина положила «Лолиту» обратно в сумку.

На самом деле ей больше нравилась «Ада, или Эротиада», но ей не удалось найти эту книгу в переводе на шведский, и потому она выбрала самое известное произведение Набокова, когда настала ее очередь предлагать книгу для обсуждения в книжном клубе. Если уж говорить совсем честно, «Ада» может оказаться слишком сложной для некоторых членов клуба, не называя имен. Ах, какое магическое, почти головокружительное чувство – следить за жизнью Ады и Ван Вина и историей их любви в альтернативном мире под названием Демония или Антитерра. Карине очень хотелось с кем-нибудь обсудить эту книгу, но ее, пожалуй, больше никто во всем Норрботтене не прочел. Во всяком случае, никто, кроме нее, не брал ее ни в одной библиотеке региона, это Астрид проверила. Но «Лолита», само собой, удачный выбор, даже несмотря на убогость перевода – прежде всего потому, что ее можно было достать в пяти экземплярах. Текучая проза Набокова и витиеватая игра слов оказались выше всяких похвал, оригинальные французские отсылки, масса безумных ассоциаций: ведь роман в романе был написан в дурдоме. Ясное дело, он вышел немного crazy.

Она уселась за письменный стол в уголке за стеллажом со словарями и справочниками, достала пенал и свои записи. Осталось не так много контрольных, сегодняшняя по машинному счету – одна из последних, и работа на лето уже найдена, однако Карина стремилась заполучить пятерки по всем предметам. Двухлетнюю программу по продажам и офисной работе она выбрала из-за длительной практики в разгар учебы, хладнокровно рассчитав, что таким образом обеспечит себе работу сразу по окончании, и это сработало. Все лето ей предстоит работать на коммутаторе муниципалитета практически самостоятельно.

На ее специализации изучали офисную работу с упором на расчеты, где много места уделялось использованию вычислительных машин, как электрических, так и ручных, а также калькуляторов и бухгалтерских машин: пришлось научиться скоростной печати на клавиатуре, высчитывать скидки и надбавки, освоить расчет заработной платы, процентов, ренты, обмена валюты, сумм по накладным и инвентаризации. И все это оказалось легче легкого.

Пробежав глазами свои записи, она отметила, что все прекрасно знает наизусть. Тогда она достала из сумки роман, закрыла глаза и стала представлять себе все те места, которые Лолита и Гумберт посетили в своей поездке по США: Новый Орлеан, Поплар Коув, Малое Айсберговое Озеро, Коулмонт, Теннесси… Она разыскала их все в своем красном атласе – или, по крайней мере, попыталась, некоторые поселки оказались настолько крошечные, что их там не указали.

Однажды она съездит туда. Скоро, совсем скоро она вырвется из тюрьмы и отправится куда захочет, в любую точку мира.

Карина открыла роман наугад. Положила палец на середине правой страницы и широко раскрыла глаза, чтобы прочесть отрывок, который для нее выбрали случай вместе с подсознанием.

«Но не скажется ли это впоследствии, не напортил ли я ей как-нибудь в ее дальнейшей судьбе тем, что вовлек ее образ в свое тайное сладострастие? О, это было и будет предметом великих и ужасных сомнений!»[3]

Может ли сладострастие управлять судьбами?

Если бы она знала.



Девочки, входившие в читательский клуб, с первого класса учились в одном классе. Трое из них – Биргитта, Сусанна и Агнета – до школы посещали ту разновидность детского сада, которая была доступна в материковой части Норрботтена в 1960-х годах: частную няню по имени Сигрид Киннунен. Им разрешалось играть в гостиной, но не подниматься на второй этаж.

Читательский клуб возник тогда, когда девочки пошли в седьмой класс, где у них появился предмет под названием «работа по выбору». В рамках этого предмета предлагалось выбрать область для «изучения» из весьма широкого спектра занятий, начиная от рыбной ловли и народных танцев до быстрого приготовления оригинальных блюд. Самый престижный – с большим отрывом – вариант проходил под рубрикой «литературоведение», и среди всех старших классов Кварндаммской школы данный предмет выбрали только пять человек. Символическая ценность этого выбора оказалась велика. Добровольно подвергнуться литературным дискуссиям на последней паре во вторую половину дня в пятницу – это заставляло других учеников, но особенно учителей, останавливать взгляды на головах пяти девушек, приписывая им особую старательность, даже, возможно, интеллектуальность. Само собой, в их сторону полетело несколько нахальных комментариев с упоминанием слова «зубрилка», но в целом их не стали дразнить. Вероятно, из-за того положения, которое занимали их родители, или же, возможно, из-за их привлекательной внешности. По тем временам они все как на подбор были красавицы.

Карина питала самую большую страсть к чтению. Проглатывала книги, как другие поедают лепешки.

Биргитта, мама которой работала врачом в Питео, а папа возглавлял ракетную базу, была самой амбициозной из всех.

Сусанна записалась в клуб, потому что там были Биргитта и Карина.

Агнета мечтала стать писательницей, так что во всех четырех случаях выбор «литературоведения» выглядел логичным и понятным.

Что же касается Софии, то здесь все казалось довольно туманным. Почему она выбрала именно «литературоведение», а не «цвет и форму», например, так и осталось для остальных загадкой. Их общее мнение, никогда не произносимое вслух, сводилось к тому, что за нее решили родители. Ее папа был, как уже сказано, главой муниципалитета Стентрэска и к тому же заместителем председателя в исполнительном комитете социал-демократической партии – ее могучем внутреннем органе.

Таким образом, ходить в читательский клуб «Полярный круг» оказалось занятием вполне престижным, и когда это дошло до остальных учеников школы и они осознали, что тоже могли бы улучшить успеваемость, записавшись в клуб, члены клуба решительно отвергли все заявки. Если другие хотят изучать «литературоведение», то пусть создают свой читательский клуб, а не примазываются к чужому.

Так все началось, в таком же духе и продолжилось.

Девочки читали по книге в неделю и обсуждали ее на основании нескольких заданных критериев на последнем уроке недели, по очереди ведя протокол. С самого начала выбирали высокохудожественные произведения, за некоторым исключением. Иными словами, когда произведения предлагали Сусанна или София, то это чаще оказывались книги Кэролайн Кин и Джеки Коллинз.

Тот из членов кружка, кто предложил обсуждаемую книгу, и вел заседание, начинал с краткой презентации книги и своих впечатлений в целом, а затем все по кругу высказывали свои соображения. Затем приступали к обсуждению различных деталей и позиции автора – часто это бывали романы, но не только они.

Таким образом, девочки из читательского клуба «Полярный круг» прошли все старшие классы общеобразовательной школы с очень высокими оценками, за исключением Агнеты, у которой была пятерка по шведскому, но средний балл всего 2,9. Когда библиотекарь Астрид предложила им продолжать свои встречи и после того, как все они поступили в разные гимназии, девочки без колебаний дружно согласились, однако решили встречаться реже – раз в месяц, учитывая возросшую учебную нагрузку. Насколько она в действительности возросла, можно еще обсуждать, но это совершенно отдельный вопрос.

Однако со временем блеск и сияние читательского клуба «Полярный круг» померкли. Другие ученики больше не просились в клуб. Теперь у них появились новые учителя, а у их старых учителей появились новые талантливые ученики. Да и различия между самими девочками стали отчетливее. Компания, сложившаяся еще с детства, начала распадаться.

В начале нового десятилетия, 1980-х, список книг, как обычно, составили на год вперед. Однако двое из членов клуба, Карина и Агнета, должны были уже к лету закончить учебу и, вероятно, покинуть Стентрэск, в связи с чем будущее книжного клуба становилось туманным.

Словом, в их жизни наступил период, когда изменения неизбежны.

* * *

– Значит, ты все запрешь, Карина, а потом оставишь ключи на охране…

Астрид вложила большую бронзовую лошадь с висящим на ней ключом в протянутую руку Карины, закрыла за собой дверь и помахала девочкам рукой из-за стеклянной стены. Карина помахала в ответ. Глухо гудела вентиляция. Воздух казался прохладным и колким – и не только из-за мороза на улице. Все собрались, к тому же почти вовремя. Биргитта, как всегда, появилась последняя, потряхивая гривой блестящих черных волос. Карина повесила верхнюю одежду на вешалке у отделения подростковой литературы, но остальные принесли все свои вещи в крошечную комнату сказок: сумки, сапоги, шарфы, гетры, толстые вязаные рукавицы. Карине показалось, что эти кучи одежды вдоль стен – словно линия обороны – и в позах девчонок на мягких креслах ей почудилось то же самое настроение. Рядом с Биргиттой стояла ее большая сумка Adidas – наверное, там все грязное белье за всю неделю. Вид у нее усталый, волосы не расчесаны. На неделе она живет у мамы в Питео, где учится на отделении общественных наук в Стрёмбаккской школе, а на выходные приезжает домой к папе, директору ракетной базы.

Сусанна жевала «шейк», так что по комнате распространился запах лакрицы – вытаскивала коричневую жвачку изо рта и накручивала на палец, довольно-таки отталкивающее зрелище. София достала изо рта леденец на палочке, завернула в бумажку и положила обратно в сумку – кстати, о мерзости. Затем раздала всем копии протокола прошлой встречи – по пять страниц формата А4, соединенные скрепкой, где, как обычно, отражено все до мельчайших нелепых подробностей. Все взяли у нее листки, но никто не стал читать. Она стянула волосы в хвостик на затылке, подвинула очки на переносицу и уселась, достав свой неизменный блокнот. Агнета смотрела в окошко под потолком – казалось, ее мысли витают где-то в другом месте.

– Хорошо, поговорим о «Лолите», – начала Карина и уселась на детский диванчик. Кресел-мешков было всего четыре.

Она отложила в сторону излишне подробный протокол Софии – ее резюме дискуссии на мартовской встрече: «Крупинки» Джудит Кранц, господи боже.

– Не знаю, насколько хорошо вам известен Владимир Набоков, – проговорила она. – То, что он родился в России и написал свои первые девять романов по-русски, а потом эмигрировал в США и начал писать на другом языке, вы наверняка знаете, а вот известно ли вам, что он был специалистом по шахматам и бабочкам?

Она оглядела подруг. Биргитта раздраженно заерзала, а Агнета с отсутствующим видом стала чесать руку.

– Он родился в дворянской семье, потомок принца Набока Мурзы, его дедушка владел золотыми приисками. В том, что он начал писать по-английски, возможно, нет ничего исключительного, как могло бы показаться. Ведь он с детства свободно говорил на трех языках – русском, французском и английском…

Остальные не проявляли особого интереса. Карина откашлялась.

– Раз за разом ему приходилось бежать: сперва из России – от коммунистов, потом из Германии – от нацистов. В Берлине он женился на русской еврейского происхождения по имени Вера, они прожили вместе всю жизнь. Долгое время он жил в США, но умер в Швейцарии всего пару лет назад. Что же касается его позднего творчества…

Казалось, никто из девчонок ее не слушает, горло сдавило. Вероятно, продолжать презентацию бессмысленно.

– Давайте все по кругу изложат свое мнение, – проговорила она. – София, ты записываешь?

София кивнула. Раньше они вели протокол по очереди, но потом перестали чередоваться. Теперь протокол всегда вела София, однако каждый раз ей приходилось об этом напоминать. Она со свойственной ей основательностью открыла в блокноте новую страницу и взялась за ручку. Никто не высказывал желания начать. Повисла напряженная пауза.

– Гитте? – обратилась Карина к Биргитте.

Голос прозвучал хрипло.

Биргитта откинула свою роскошную копну волос, вздохнула и порылась в сумке Adidas, вытащила экземпляр книги – следом потянулись носок и трусики с пятном выделений на ластовице.

– Я должна… – начала Биргитта и засунула обратно свое грязное белье.

Застыла, сжав в руках книгу. Смотрела на нее, так и не закончив фразы.

– Что? – спросила наконец Карина.

Биргитта сделала глубокий вдох. Когда она заговорила, голос ее зазвучал низко и глубоко, с интонациями, которых в нем раньше не было. Так может говорить только человек, взгляды которого непоколебимы, словно отлиты в бетоне.

– Короче, почему мы должны читать эту книгу? Как ты могла ее выбрать? Это же полное дерьмо!

Сусанна перестала жевать, Агнета выпрямилась, так что зашуршали пластиковые шарики в кресле-мешке. Карина почувствовала, как пульс снова застучал в горле – как утром, когда Викинг Стрёмберг пронесся мимо нее по обледенелой улице.

Хотя атмосфера в читательском клубе в последний год сильно изменилась, однако за все эти годы у них никогда не случалось кардинальных разногласий. Она попыталась рассердиться, за что-нибудь ухватиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Подожди-ка, – выпалила Сусанна и подалась вперед так, что чуть не ударилась коленями о миниатюрный журнальный столик. – Гитте, поясни свою мысль. Почему ты считаешь, что эта книга – дерьмо?

Карина почувствовала, что краснеет, уставилась на Биргитту, пытаясь разозлиться, но вместо этого ощутила состояние, близкое к невесомости – словно детский диванчик под ней вдруг исчез.

– Этот самый Гумберт Гумберт, главный герой, – заявила Биргитта, – мерзкий тип, который женится на женщине, потому что его возбуждает ее маленькая дочь. Это так отвратительно, что просто хочется блевать на протяжении всей книги. Такое может понравиться только тем, кто совсем с головой не дружит.

В ушах у Карины зашумело, ответ Сусанны она услышала словно через фильтр адреналина.

– Мне тоже показалось, что книга отвратительная, но зачем же так говорить? Такие книги тоже нужны.

– Но ведь это порнография! – сказала Биргитта. – Вы что, считаете, что порнуха – это хорошо?

«Это не порнуха!» – хотелось крикнуть Карине, но она не смогла выдавить из себя ни звука.

– Могла бы и не читать, раз тебе она показалась такой ужасной, – ответила Сусанна.

Биргитта повернулась к Карине и ткнула в нее книгой, которую по-прежнему держала в руке.

– Да нет, – возразила она, – мне пришлось это прочитать, потому что она выбрала эту дрянь. Эту чертову похабщину.

Она швырнула книгу на пол. Карине показалось, что книга горит – трещит и корчится от боли. Она не понимала, что книга пытается сказать, но явно много всего. Биргитта побагровела, отчего сделалась некрасивой. Агнета наклонилась вперед и заботливо подняла книгу, погладила по обложке, словно стряхивая пыль.

– А мне п-п-понравилось, – ответила она в своей обычной негромкой манере. – Хотя читать ее нелегко, и все так трагично. Интересно было почитать об Америке 50-х годов, но все герои такие г-г-грустные, и все умерли…

В комнате стало тихо, Карина снова смогла дышать. Вернулось гудение вентиляции.

– А что касается любви, – продолжала Агнета, доставая из сумки свои комментарии, отпечатанные на машинке, всегда через красную ленту, – кто имеет право судить другого за то, что тот ч-ч-чувствует? Если это никому не приносит вреда, человек ведь имеет право любить кого угодно?

– Тут речь вовсе не о любви, – отрезала Биргитта. – Этот мерзкий дядька одурманивает и насилует свою падчерицу, просто псих какой-то. А потом он убивает другого человека – и это называется «не приносит вреда»?

– А я все равно считаю, что человек имеет право сам выбирать, какие книги читать, – настаивала Сусанна.

– Гумберт Гумберт, конечно, противный, – согласилась Агнета. – И с-с-сумасшедший. Но ведь не все герои в книге должны быть симпатичными…

– Очень даже можно навредить другим своей любовью, – заявила Биргитта, – любя чересчур или же не любя вовсе.

На мгновение по комнате проскользнул дух Викинга Стормберга, но все опустили глаза, делая вид, что его нет. Все знали: Биргитта резала себе руки, когда Викинг с ней расстался.

– София! – проговорила Карина, и ей удалось произнести это почти обычным голосом. – А ты что думаешь?

София положила ручку на блокнот и подняла глаза.

– Главный герой всю жизнь то скует из-за того, что в детстве потерял подругу. Мне кажется, это очень странно. Почему он не завел себе новую?

Она снова взяла ручку и склонилась над блокнотом.

Биргитта выбралась из своего мешка-кресла, так что черные волосы заплясали вокруг лица, закинула за плечо сумку Adidas, а куртку перекинула через левую руку.

– Мне очень жаль, – произнесла она. – Я прямо с автобуса, даже не заходила домой, а нам на выходные задали кучу уроков. Так что я ухожу.

Все заморгали, явно с недоверием. Биргитта стояла, перетаптывалась на месте. Сусанна поднялась первой, затем остальные, все обнимали ее, вздыхали преувеличенно громко и сочувственно – бедняжка, как тяжело ездить туда-сюда, как у тебя хватает сил, мы ведь встретимся завтра, ведь в три часа матч, ты придешь посмотреть? Нет, ясное дело, она не сможет, этакая святая мученица. Звезда местной хоккейной команды – Викинг Стормберг, он практически единолично вывел «Полярный круг» – да-да, именно так называлась команда, если кого-то интересовало происхождение названия читательского клуба – в третий дивизион. В те дни, когда на промерзшем катке Кварндаммской школы игрались матчи, вся жизнь в Стентрэске замирала.

Карина устремила взгляд на Биргитту.

– Ты действительно собиралась покончить с собой, когда резала себя? Или просто хотела привлечь к себе внимание?

Биргитта охнула и побледнела. Казалось, даже воздух в комнате замер. Карина почувствовала, как гнев хлынул наружу, словно лава – поток ярости, разрушающий все на своем пути.

– Тяжело тебе, наверное, все время сидеть на Олимпе, – продолжала она. – Ясное дело, приходится тебе, бедняжке, иногда спускаться вниз, чтобы попинать ногами нас, простых смертных. Обзывать нас мерзкими и тупыми, хотя на самом деле ты даже не понимаешь, о чем речь.

Она перевела дух – звук в тишине отдался эхом.

Биргитта повернулась и ретировалась к выходу. Все смотрели ей вслед. Входная дверь с грохотом захлопнулась. Агнета и Сусанна так и застыли с полуоткрытыми ртами. У Карины пылали щеки.

До этой минуты никто из них ни разу не решался раскачивать лодку, ставить под сомнение хрупкое единство, построенное на общих воспоминаниях детства и отсутствии других вариантов. Так они и стояли, балансируя на краю пропасти, пока Сусанна не решила тоже прыгнуть. Взглянув на свои часы – пластмассовые швейцарские, предмет ее безмерной гордости, она покосилась на Карину. Карина отвела глаза. Сусанна вернулась в комнату сказок, чтобы собрать свои гетры пастельных цветов. София захлопнула блокнот и засунула его во внутреннее отделение кожаной сумки с логотипом дубильни в Бёлебю, снова достала леденец на палочке. Бумажка приклеилась, зашуршала, нехотя отрываясь. Сусанна не сколько раз обмотала вокруг шеи вязаный шарф. Агнета засунула свой листок с комментариями обратно в сумку. Гудела вентиляция.

Сусанна подошла и встала вплотную к Карине, шарф закрывал половину лица. Сдвинув его вниз, она понизила голос до театрального шепота.

– Гитте видела вас, – прошипела она, достаточно громко, чтобы и другие услышали. – Она видела вас, как вы разговаривали. Ты что, влюбилась в Викинга?

Карина открыла было рот, но тут же снова закрыла, ничего не понимая. Гнев замер, словно наткнувшись на невидимое препятствие.

– Давай, изображай невинность, – буркнула Сусанна и направилась к выходу.

Агнета поспешила за ней, не попрощавшись, Карину обдало запахом мыла, когда та пронеслась мимо. София устремилась следом, как послушный щенок.

Во всей библиотеке, кроме детского отдела, царил мрак, и, хотя Карина не видела дальше своего носа, ей стало ясно: что-то рухнуло. Она так и осталась стоять в дверях – ноги застыли, словно отнялись. Неуклюжими движениями она надела сумку и погасила свет. Густые тени поглотили ее. От звука машин, проезжающих мимо по Фёренингсгатан, в окнах дрожали стекла, из прочих звуков был слышен только гул вентиляции.

Закрыв дверь в комнату сказок, она вдруг кинулась в приступе внезапного страха к вешалке и выходу. Едва успев засунуть одну руку в рукав куртки, она захлопнула за собой входную дверь, повернула ключ с дурацкой неуклюжей побрякушкой и бросила его на столик дежурного полицейского участка, не проронив ни слова.



По улице Фёренингсгатан гулял ледяной ветер. Он шипел за углами домов, неся острые кусочки льда из Арктики, застревавшие на фасадах домов и обжигавшие щеки Карины. Она застегнула молнию на куртке до самого верха и пожалела, что на ней нет шапки – ну и пусть шапка придавила бы волосы, кому какое дело? Карина подняла плечи, пытаясь хотя бы немного спрятать уши в воротник – с переменным успехом. Эту куртку она носит с девятого класса, она ей уже давно мала. Мама обещала ей новую на Рождество, но муниципалитет объявил о сокращениях социального обслуживания на дому – рабочих часов оказалось меньше, чем хотелось бы. Начальник отдела ссылался на новый закон о Социальной службе, который вот-вот должны принять, но в это никто не верил – по крайней мере, в семье Карины.

За тучами по-прежнему угадывался серый сумеречный свет. Он ложился поверх крыш, загоняя людей в дома и машины.

При мысли о том, чтобы идти домой, у Карины засосало под ложечкой – трижды проклятая тесная квартирка без балкона. Мама и папа перед телевизором, Ульрика с телефонной трубкой, словно намертво приклеенной к уху, ее монотонная болтовня о парнях и самогонке. В сознании промелькнул образ Биргитты, ее черные глаза и бледные щеки – небось сидит и жалеет сама себя на вилле, где комнат не меньше, чем у семьи Бюрстранд квадратных метров жилья.

И еще она знала, что Сусанна солгала. Биргитта не могла стать свидетелем их с Викингом краткой беседы утром, ведь на неделе она живет в Питео и не ездит на автобусе в Эльвсбюн. Наверняка сама Сусанна видела их и разболтала Биргитте.

Или – может быть, она беседовала с Викингом в другой раз в последние несколько недель?

Карина сделала глубокий вдох, ледяной воздух обжег горло.

Случись такое, она бы не забыла.

Интересно, у Викинга теперь новая девушка? Может быть, спросить Софию – вдруг она знает. Они ведь в одном классе, на естественно-научном отделении.

Ноги в грубых ботинках казались тяжелыми как свинец, она вяло шаркала ими о гравий, но вдруг они остановились, словно жили какой-то своей жизнью.

Тут она вспомнила, что забыла сдать свой экземпляр «Лолиты». Она должна была вернуть ее на место на нужную полку – иностранная литература в переводе на шведский язык.

Плевать.

Мимо, хрустя по гравию, проехал микроавтобус с обледеневшими стеклами, замедлил ход и остановился впереди на Стургатан. Двигатель заглох, открылись двери, раздались голоса мужчин, говоривших по-английски. Она тихо охнула, прищурилась, чтобы рассмотреть их. Наверное, американцы, возвращающиеся в пансионат Stone Swamp Inn – пансионат с самым идиотским названием на свете[4]. Карина услышала, как открылась и закрылась дверь, американцы исчезли. Черт подери, самая первая вещь, которую она купит со своей первой зарплаты, – это контактные линзы. Очки она ни за что не наденет, даже под страхом смерти. Стряхнув с волос снег, она двинулась вверх по горбатой Стургатан.



В окнах паба пансионата Stone Swamp Inn горел теплый желтый свет – как единственный цветной островок посреди черно-белого фильма. Стекла запотели изнутри и покрылись ледяными узорами снаружи, из паба доносилась музыка.

Хочу жить сейчас, не потом, а сейчас…

С этой песней Томас Леди́н только что выиграл отборочный тур и попал на конкурс Евровидения – она до боли прекрасна.

Уехать, уехать —Скорее в Париж,Ну что ты в кафешкеУнылой сидишь?

Поднявшись на четыре ступеньки вверх, Карина открыла дверь.

В лицо ей ударили запахи: сырость, сигаретный дым, пивная отрыжка. Мокрая шерсть и арахис. Отпустив дверь, так что та с резким скрипом захлопнулась за ней, Карина прищурилась, вглядываясь в туман. Гул голосов напоминал грязный коврик – мерзкий и все же уютный. Томас Леди́н смолк, его сменил Эдди Медуза, который заорал, что ни одна сволочь не смеет прийти к нему и заводить разговоры о панк-роке. Вдохновляюще.

– В баре есть место, – сообщила ей незнакомая задерганная официантка и указала пальцем куда-то, где дым смешивался с тенями.

Карина сняла варежки. Кто-то засвистел в два пальца, она не видела, кто, да и не собиралась принимать это на свой счет. Глаза сфокусировались на стойке бара и бармене – высоком блондине, имени которого она не могла вспомнить. В дальнем конце стойки оказалось два свободных стула. Усевшись на один из них, Карина положила школьную сумку на другой, потянула вниз молнию на куртке.

– Кока-колу, – сказала она блондину. – Со льдом, пожалуйста.

– Гляди, какие жернова, – проговорил старикан за столом позади нее.

Карина не знала, к кому он обращается, но на всякий случай отвернулась. Появилась запыхавшаяся официантка с двумя пиццами, покрытыми свиным филе и бернским соусом, поставила их перед стариком и его приятелем.

– Два больших крепких и две по шестьдесят водочки Renat[5], – буркнул старикан.

Официантка выудила из кармана блокнотик, повторила заказ и исчезла.

Карине подали ее бокал с напитком. Эдди Медуза продолжал ругаться – все панки свиньи и пусть катятся к чертям. Прищурившись, Карина осторожно огляделась, но не обнаружила ни одного знакомого лица. Отчасти это объяснялось тем, что она ничего не видит, отчасти темнотой и дымом, но в первую очередь тем, что в такой ранний час многие еще не добрались до бара. Бенни и его приятели наверняка сидят где-то, похрустывая чипсами и запивая их лимонной фантой. Мама больше не разрешает им сидеть у них дома, так что они наверняка тусуются у Анте или Боба. Ей придется ретироваться до того, как кто-то из них появится здесь.

– This seat taken?[6]

Она подняла глаза и встретилась взглядом с бородатым американцем.

Бинго!

– What?[7] Нет.

Она поспешила убрать сумку с барного стула, опустила ее на пол рядом с собой. Только тут заметила, как в помещении жарко и душно.

У американца была широкая задница и некрасивые джинсы, такие ненатуральные, как из супермаркета. Он заказал арахис и пиво, которое стал пить прямо из горлышка. Протянул ей пачку сигарет, она взяла одну, он поднес ей зажигалку. Потом закурил сам, выпустил струйку дыма.

– So you live here or…?[8]

– In this pub? No[9].

Он громко рассмеялся.

– You’re funny[10].

Американца звали Брюс, он оказался родом из Аризоны. Карина не стала спрашивать, чем он занимается в Стентрэске, – сама знала. Ее папаша работал охранником на ракетной базе, однако не он разболтал. В этом не было нужды. Все иноземные державы, испытывавшие свое оружие массового поражения на просторах вокруг Стентрэска, всегда останавливались в Stone Swamp Inn. Достаточно пройти мимо ресторана, где завтракают проживающие, или мимо паба, или просто посмотреть, какие микроавтобусы останавливаются снаружи, чтобы понять, кто приехал на этот раз.

Когда она допила свою колу, он спросил, не хочет ли она еще, и она ответила, что хочет. Тогда он заказал ей еще одну колу, но на этот раз с ромом. Напиток оказался таким крепким, что у Карины перехватило дыхание. Она взяла горсть арахиса – ей хотелось дать ему почувствовать, что они едят их вместе.

Бармен поменял кассету в магнитоле, и зазвучал диск группы Boppers «Number 1»[11]. Такая пластинка была у Карины дома. Первая песня называлась «At the Hop»[12], там говорилось о том, как круто танцевать свинг и рок в одном месте, которое, судя по всему, называлось The Hop. Американец стал подпевать, Карина лишь напевала тихонько, зная, что не умеет петь.

Он спросил, что может делать красивая девушка в Стентрэске в пятницу вечером, и она ответила как есть: что она была с подругами на собрании читательского клуба. О Набокове Брюс никогда не слышал. О группе Boppers тоже, что, пожалуй, не так и удивительно, однако с уверенностью заявил, что они американцы. И Pippi Longstockings[13] тоже придумали в Америке, а вот АBBA – шведы. Он хотя бы не конченый дурак, повезло. Он сказал, что живет в Тусоне, рядом с полем для гольфа. Она не играет в гольф? Она поперхнулась от одного вопроса.

Он хотел потанцевать, хотя было очень тесно. Она рассмеялась и стала отмахиваться, хотя и не всерьез. Он положил руки ей на талию и поднял ее со стула, они стали двигаться в такт музыке. Вокруг них толпились и толкались, Карина споткнулась и наступила на свою сумку. Под подошвами грубых ботинок оказалась библиотечная книга – так тебе и надо, проклятая «Лолита». Почувствовала, как на глаза навернулись слезы, потянулась за своим бокалом, залпом допила все, что в нем оставалось. Кивнула, когда американец спросил, не хочет ли она еще.

В пабе было почти невыносимо жарко. Boppers допели пластинку до конца и теперь говорили «спокойной ночи» – очень в тему. «Goodnight, sweetheart»[14], жаль покидать тебя, но что делать? Можно остаться! Она рассмеялась, ей снова захотелось выпить!

Американец притянул ее к себе, прижавшись к ней всем своим мощным телом, от него пахло дымом и туалетной водой. Одна ладонь скользнула по ее спине и оказалась за поясом брюк – как раз там, где остался синяк от утренней встречи с тротуаром. Она допила остатки очередного напитка.

Не хочет ли она заглянуть к нему в номер? Там у него есть еще выпивка. Она закрыла глаза и кивнула. Наклонившись, чтобы взять куртку и сумку, она заметила, что нетвердо стоит на ногах. Он хотел держать ее за руку, пока они шли через паб, но она стряхнула с себя его руку, нет необходимости сообщать всему городу, ха-ха-ха.

Брюс жил на втором этаже. Ковровое покрытие в коридоре было темно-зеленое, потертое посредине. Она поцеловала нового знакомого, пока он возился с ключом, борода кололась, во рту у него остался острый вкус пива и арахиса. Ключ упал на пол, Брюс прижал ее к стене – его таран к ее лобку. Со стороны лестницы донеслись смех и шаги, Карина вывернулась и схватила ключ. Ей удалось вставить его в скважину, повернуть, распахнуть дверь… Она ввалилась в номер в тот момент, когда коллеги американца заметили их и помахали им. Плевать. С ними тоже девушка – видать, затеяли групповуху. Бросив куртку и сумку возле двери, она стала расстегивать на американце рубашку. Он стянул с Карины джемпер и громко охнул – она не носила лифчика. Едва она легла на кровать, он навалился сверху, прежде чем она успела стащить с себя вторую брючину. Стянув с нее трусики, он сразу вошел в нее. Боль была дикая, Карина громко застонала от боли, но он воспринял это как комплимент. Он дергался на ней – быстрые ритмичные движения без всякого чувства, она смотрела в потолок и заметила, как все слегка покачивается перед глазами. Черт, она слишком быстро напилась. Его острые колени упирались ей в бедра, при каждом толчке синяк на копчике отзывался болью. Временами мужик вспоминал, что она лежит под ним и останавливался, чтобы повертеть ее левый сосок – не грубо, но и не особо приятно. Кончая, он застонал и так тяжело навалился на нее, что ей было не вздохнуть. Он что-то пробормотал ей на ухо, наверное, спрашивал, хорошо ли ей было, но она не знала, что ответить. Он скатился с нее, и она наконец смогла сделать глубокий вдох. Из нее на покрывало вытекала семенная жидкость. Карина от души надеялась, что месячные еще не начались. Он ушел в ванную и включил душ. Несколько секунд Карина лежала неподвижно, размышляя, как вести себя дальше. Покусала губы, чтобы сделать их большими и красными, села и взбила подушки. Стащила с себя джинсы и трусики, застрявшие где-то на полпути, откинулась на изголовье кровати и постаралась придать себе безмятежный вид. Душ выключился. Американец кашлял и плевался. Вышел с висящим между ног членом и полотенцем в руке, удивленно замер, увидев ее, сидящую голой в постели. Она попыталась улыбнуться, но в голове шумело.

– Are you hungry?[15] – спросила она.

– We’ve had dinner[16], – ответил он.

– How about that drink you talked about?[17] – спросила она, раздвигая ноги.

Он опустил глаза и отвернулся.

– I’m sorry, – проговорил он, – but we have some work to do tonight…[18]

Она сглотнула, пока до нее доходил смысл сказанного. Он поимел ее и теперь мечтает как можно скорее от нее отделаться. Она стала нащупывать рукой трусики. Он снова зашел в ванную, закрыв за собой дверь.

Джемпер оказался под кроватью, где было полно пыли. Карина бережно отряхнула его – е го связала одна из тетушек, за которой ухаживала на дому ее мама. Джемпер любимый, из красной мягкой пряжи, не колется.

– Я ухожу! – крикнула она в сторону ванной.

Американец не ответил.

Взяв куртку и сумку, она вставила ноги в ботинки и вышла из номера. Коридор показался ей бесконечным, ей пришлось схватиться рукой за стену, чтобы остановить качку. Дверь, за которой исчезли коллеги американца, стояла приоткрытая, внутри горел свет, и там вечеринка была в полном разгаре. Все трое мужчин работали одновременно, девушка стояла на четвереньках, члены во всех отверстиях. От этой сцены Карина охнула, импульс возбуждения пронесся в ее пострадавшем паху. Инстинктивно нагнувшись вперед, она попыталась закрыть дверь, но дверь не закрылась – в ней застряла сумка. Карина задвинула ее ногой в комнату, но только когда дверь закрылась и щелкнул замок, в мозгу возникло осознание того, что она увидела: сумка была кожаная, из дубильни в Бёлебю. Тем временем снаружи стало совсем черно. Мороз крепчал, но ветер утих. Шел легкий снег. Между ног было холодно и липко. Возле киоска Дагге торчали мальчишки из старших классов со своими мопедами. По смеху она услышала, что среди них Хокан, младший брат Сусанны. Они принялись свистеть и орать ей вслед, когда она проходила мимо, но у нее не хватило сил даже показать им средний палец. От мороза в голове прояснилось. Карина взглянула на часы. Микки-Маус показывал без четверти десять. Не так уж и поздно. Ее подташнивало, но терпимо. Сумка была легкая, учебники она оставила в своем шкафчике в школе – какой смысл таскать их с собой и зубрить в выходные? В сумке лежали только записки и «Лолита». Остановившись на автобусной остановке на Кварндаммсгатан, Карина достала книгу. Дополнительный библиотечный переплет не помог. Корешок сломался, когда она наступила на него. Несколько страниц выпали и теперь, покружившись, приземлились в снег. Она подняла их, вытерла варежкой, щурясь на текст в свете уличного фонаря.

Но не скажется ли это впоследствии, не напортил ли я ей как-нибудь в ее дальнейшей судьбе тем, что во влек ее образ в свое тайное сладострастие? О, это было и будет предметом великих и ужасных сомнений!


Карина скомкала страницы и засунула в урну, сдавив в единый ком слова Набокова, бумажку от жвачки и использованный автобусный билет. Несколько мгновений она держала в руке книгу, потом вышвырнула и ее тоже.

Тротуар перед ее домом забыли посыпать песком. От только что выпавшего мелкого снежка стало ужасно скользко. Она осторожно продвигалась черепашьим шагом по ледяному покрытию, но все же поскользнулась, ударившись коленом и бедром. От боли на глазах выступили слезы, черт, черт, черт. Некоторое время она так и сидела на тротуаре. Мороз и влага проникли через ткань брюк, ягодицы отнялись, утратили чувствительность, в этом ощущении таилось нечто привлекательное и многообещающее. Мембрана, отделяющая от безумия, казалась тонкой и натянутой, словно кожа на барабане, этот выход всегда под рукой.

Мысль напугала Карину. Она поспешно поднялась на ноги.

Лампочка в подъезде на их этаже перегорела, но это не имело значения. В этом подъезде Карина знала каждый уголок, сразу нащупала замочную скважину. В нос ударил запах бекона, в животе у Карины перевернулось – обед в школе она тоже пропустила.

– Карина, это ты?

Из гостиной донеслось позвякивание, когда мама отставила на журнальный столик грог с кусочками льда.

– Угу, – буркнула она в ответ, сбросила ботинки, повесила куртку. Встала в дверном проеме со школьной сумкой на плече.

– Что вы смотрите?

Папа фыркнул.

– Ингемара Бергмана, – произнес он. – Подходящее занятие в пятницу вечером?

– Ингмар, – поправила Карина. – Его зовут Ингмар.

– Где ты была? – спросила мама.

– В читательском клубе, – ответила Карина. – Засиделись, заговорились. О творчестве Набокова и чем оно отличается от творчества Бродского.

– Ты поела?

– Угу, – ответила Карина. – Но бутерброд я все же съем.

– Там остались пальты[19]. Как контрольная?

– Хорошо.

Карина вошла в комнату, которую делила с младшей сестрой, положила сумку на стол и засунула протоколы в обувную коробку – к остальным. Сестра валялась на кровати, читая одну из ее книг про Китти.

– Кто тебе разрешил это брать?

– Пойди убейся, – ответила Ульрика.

Карина вернулась в кухню. Остатки ужина стояли в холодильнике, она нарезала целый пальт на ломтики. Намазав на него сверху масло, начала есть, стоя возле мойки. Вошел папа, сел за кухонный стол, уставился на нее, не отводя глаз.

– Ты что, выпила?

Она развела руки в красноречивом жесте, показывающем, насколько нелеп этот вопрос.

– Бенни опять вчера задержали в пьяном виде, – проговорил папа.

– Знаю, – ответила Карина.

– А ты откуда знаешь?

– Все знают.

Она нарезала новый пальт, внутри оказалось много бекона. Сосредоточила все усилия на том, чтобы движения получались четкими и трезвыми.

– Хассе нашел работу, – сказал папа. – В Стокгольме.

Карина замерла, не донеся до рта пальт, почувствовала, как по телу пронеслась волна адреналина. Хассе был ее второй брат – тот, который не пил.

– В психушке, – продолжал папа каким-то странным голосом. – Санитаром.

– В Бекумберга[20]? – спросила Карина. – Когда он переезжает? Где он будет жить?

Папа посмотрел на свои руки.

– Что ему там делать? – проговорил он со вздохом.

Потом поднялся, поплелся в гостиную, где Ингмара Бергмана уже сменил какой-то концерт классической музыки.

– Пойду лягу.

Мама не ответила. Кусочки льда позвякивали в бокале.

Бекумберга – наверняка он поедет туда. Она читала в газете с объявлениями о работе, что там требуется персонал. Там сотрудникам дают служебные квартиры! Она могла бы переехать вместе с ним!

– Хассе!

Она просунула голову в комнату братьев – на полу кучи грязного белья и журналов про машины, никаких братьев.

Карина отправилась в ванную, почистила зубы, удалила макияж и подмылась. Пошла прямиком в свою кровать, не удостоив Ульрику взглядом, взяла географический атлас, лежавший на ночном столике. Открыла указатель на последних страницах.

Тусон, Аризона.

Отыскала нужную страницу – юг США, пустынный ландшафт, довольно близко к границе с Мексикой. Карина положила палец на название.

Закрыла глаза, почувствовала, как точка на карте обжигает подушечку пальца.

Каково бы это было – поселиться там? В таком месте, где никогда не бывает минусовой температуры, в стране, где возможности человека ничем не ограничены…

Американцы вернутся, она точно знала. Поэтому-то и строят новый мост через реку Питео.

Янки хотят безопасно перевозить свои машины смерти через бурную порожистую реку.

20 декабря 2019, пятница

Жители поселка Стентрэск испытывали гордость по поводу, так сказать, размера.

Помимо порогов и ракетной базы, у них есть еще и мост, самый большой во всей долине реки Питеэльвен. Почти на метр шире, чем тот, по которому проходит трасса 94 на Эльвсбюн, потому что там велосипедная дорожка только по одной стороне. Вот уже сорок лет мост соединяет поселок с парадоксом, расположенным по другую сторону реки, – высокотехнологичной пустошью.

Трещины в пролетной балке на южной стороне моста обнаружили в конце октября 2019-го – повреждения оказались значительными. Всю осень на ракетной базе наблюдалась активность, и мост играл ключевую роль во всей ее деятельности. Поэтому тендер на реставрацию моста был проведен в рекордные сроки – некоторые критики утверждали, что он прошел с нарушениями.

Однако факт обнаружения тела положил конец этим дискуссиям.

Не следует забывать, что условия осуществления самого проекта были, мягко говоря, далеки от оптимальных. Работы затруднялись из-за морозов и темноты. Однако из соображений безопасности никакие другие альтернативы – кроме как немедленно провести ремонт – не рассматривались.

Когда-то мост строился для того, чтобы выдерживать тяжелый транспорт, направлявшийся к базе: танки, различные виды бронемашин, ракеты, которые иногда перевозили по суше, иными словами, все виды оружия и материалов, необходимых для работы ракетной базы. Однако со временем выяснилось, что несущая способность конструкции оказалась явно недостаточной.

Реконструкция краевых балок – классическая ремонтная мера для обеспечения несущей способности и безопасности, а здесь ее пришлось проводить в усложненных условиях. Кроме всего прочего, пришлось использовать различные виды ускоряющих и противообледенительных присадок для литья и каменных работ при температуре ниже нуля, составы на основе растворов нитратов натрия, а также средств, понижающих точку замерзания. Для удаления льда и снега с бетонных поверхностей – техническую соль, не содержащую хлориды, которая не повреждает бетон или арматуру. Для формования анкерных болтов использовали расширяющий строительный раствор для заливки, что вполне оптимально также для анкерных болтов со сплошным стальным стержнем, болтов со сквозным отверстием, комбинированных анкерных болтов и прочего. Обогреватели и прожектора на мосту, где то одна, то другая полоса движения перегорожена. Бытовки для обогрева и санитарных нужд строителей. Предприятие, выигравшее тендер, базировалось на юге страны, там не очень-то привыкли к таким условиям работы, что еще больше усложняло задачу.

Короче говоря: холодно, темно, адский труд. И дело тут не только в дополнительной несущей способности: внизу под мостом река переходила в Стурфорсен – крупнейший неукрощенный порог в Европе.

Вся конструкция громоздилась на четырех больших опорах – словно четыре ноги, они опирались на склоны по обе стороны реки, поддерживая все сооружение. Снаружи они казались монолитными, но на самом деле в них имелись заполненные гравием кессоны.

В ту самую пятницу в процессе ремонта как раз дошли до восточной опоры моста на стороне Стентрэска. В верхней части фундамента образовались трещины, поэтому пришлось снять асфальт на проезжей части, обнажив бетон под ней. В первой половине дня отбойным молотком вскрыли бетонное покрытие, после обеденного перерыва начали вынимать гравий из кессона, чтобы укрепить и заизолировать опору изнутри.

Вот там-то и лежала девушка.

Вернее, там лежали ее одежда и сумка.

Строитель, работавший отбойным молотком, был родом из Онге, человек терпеливый и опытный. Он сразу заметил, что в опоре моста находится что-то такое, чего там быть не должно, и позвал бригадира. Кессон был небольшой, этакий бетонный гробик размером в кубометр, прямоугольный и заполненный гравием, так что рабочие принесли лопаты и принялись копать.

Когда из-под гравия показались рука и одно плечо, работу срочно прервали и позвонили в полицию.

После долгого ожидания и переключений не на тех людей они наконец связались с администратором полицейского участка в Стентрэске. На тот момент бригадир был настолько напуган, что беседовать с администратором пришлось рабочему из Онге. Он объяснил ситуацию: в основании моста лежит одежда, кожаная сумка с пряжками и тело, у которого, похоже, нет головы. Женщина на телефоне в полицейском участке Стентрэска отреагировала здраво и деловито, задала уточняющие вопросы и дала строителям инструкции ничего больше не трогать, огородить место находки и ждать прибытия полицейского патруля.

После чего переговоры завершились, и строитель из Онге понял, что в этом году рождественские каникулы у него начнутся раньше обычного.

* * *

Карина Бюрстранд направилась прямиком в кухню участка, где сидел Викинг Стормберг и поедал обед из ланч-бокса вместе с практиканткой из Даларны.

– Нам нужно поговорить, – сказала Карина.