Он хохотнул:
– А когда мы не в делах?.. Пришло время, о котором говорил Маяковский: «в дрожи тел красный цвет моих республик тоже должен пламенеть!» Сейчас коньячку сварганим…
– Лучше кофе, – сказал я, – ты прав, это раньше нужно было сперва сесть за большой канцелярский стол и снять с полки нужный том академичного труда. А сейчас мы в работе всегда. Ну… почти.
Оба покосились на Ежевику, как будто та не знает, что мужчины с чипами в мозгу даже во время секса иногда что-то мысленно гуглят, прикидывают, даже переговариваются с коллегами, но старательно сопят и делают вид, что полностью заняты этим вообще-то примитивным, но пока что нужным организму процессом.
– Кофе, – велел он громко, – девушке её любимые пончики!.. Самцам по бифштексу!
– Харасмент, – сказала с достоинством Ежевика, – и расизм! Почему я без бифштекса?
Он сказал весело:
– Харасмент это что-то другое… Ага, это…
– Знаю, – прервала Ежевика. – Ещё скажите, что не понимаете женских шуток, по судам затаскаю!
Он засмеялся, перегиб насчёт скрупулёзного равенства улёгся и даже растворился так же быстро, как и возник. В здоровом организме человечества всё встало на свои места, теперь это лишь тема для шуточек, когда со стыдом вспоминают какие-то эпизоды из глупого детства.
Ежевика быстро огляделась по сторонам.
– А где у вас можно руки помыть?..
– Можно здесь, – ответил он с ленцой, – но если ещё и локти, то вон по тому коридору, вторая дверь слева.
Ежевика бодро простучала каблучками в ту сторону, он проследил за нею насмешливым взглядом.
– Хорошенькая. Как цветущая роза. Ума у неё столько же?
Я усмехнулся.
– Не поверишь, прекрасный работник. И в самом деле отличает аксоны от дендритов, хотя что это тебе говорит?
Он взглянул на меня с иронией.
– Лошадь, умеющая считать до десяти, – замечательная лошадь, но не замечательный математик.
– Ежевике далеко до лошади, – сказал я. – И ходит всего лишь на двух задних. Но как работник в самом деле хороша. За два дня разгребла кучу проблем, на которую я отводил неделю. Но для тебя важнее, как говоришь, внешность?
– Душа, – мягко поправил он. – Душа, вложенная в нас изначально!..
– А-а, так ты этик!.. Бей предателей!
– Я на них работаю, – пояснил он с ухмылкой. – Я всех лодырей считаю этиками. Когда не хотят трудиться, какие только высокопарные умности не выдвигают!.. Нет чтобы сказать просто… Садись, но если хочешь, перейдём в гостиную.
– Не надо, – ответил я, – у тебя не гостиная, а тронный зал для пиров. А я без герцогской мантии.
Он засмеялся, вскинул руки над головой и хлопнул в ладоши. По столу заскользили тени, это под потолком пришли в движение ползающие по рельсам механизмы, пользуется этой громоздкой и очень дорогой конструкцией, пока промышленность не начала выпуск домашних роботов.
Ежевика не успела помыть руки и попудрить носик, как механические руки уставили стол тарелками с яствами и бутылками с дорогими винами.
– Ты чего? – спросил я.
– Это для понтов, – пояснил он, – иначе как побахвалиться вином из личного подвала Наполеона?.. А ещё Людовика Четырнадцатого?.. Пусть постоит, потом вернётся взад…
– Ух ты, – сказала Ежевика, – какой бережливый!
– Даже скупой, – подтвердил он, – Скрудж передо мной безумный мот. Садись и слушай, о чём умные люди говорят!.. Тютюн умный, ещё не знала?.. Понятно, его знаешь с другой стороны, но он в самом деле ещё в универе так блистал, что сперва импотентом сочли. Правда, потом застукали, что отдаёт предпочтение мастурбации, чтобы не терять на женщин время и деньги…
Ежевика заулыбалась и приготовилась слушать, но я прервал:
– Это неинтересно, давай о деле. У нас всё идёт, но впереди наметилось слабое место. Ещё не проявилось, но вот-вот… Технологию развиваем точно по графику, софт успевает…
Перед ним опустилась тарелка с сочным бифштексом, другая механическая рука положила слева от неё завёрнутые в белоснежную бумажную салфетку нож и вилку.
Он деловито развернул, взял в правую нож, в левую вилку, взгляд, нацеленный на меня, стал внимательным.
– В чём именно проблема?
– Ты знаешь, – сказал я, – или догадываешься. Мы вплотную приблизились к нейролинку четвёртого поколения. Помнишь, как мечтали ещё в универе?
Он посерьёзнел, всмотрелся внимательнее, хотя нож и вилку опустил на ломоть прожаренного мяса в готовности математически точно отрезать кусочки.
– Это то, что в народе называют чтением мыслей?..
– Да, – ответил я. – Первый нейролинк давал доступ к моторным функциям организма, второй позволил обмениваться чувствами, точнее, ощущениями… третий подключил к инету и всем хранилищам памяти, а четвёртый, как ты верно сказал, позволит передавать уже и то, что сейчас вербализно. А с этим будут проблемы.
Он ухмыльнулся.
– Понял, понял. Все мы врём. Но уверен, чипы не позволят выпустить в серию без блокиратора. Тем более наладить массовый выпуск. Само по себе чипирование хоть десятым поколением нейролинка ещё не всё, если перципиент может наглухо перекрывать вход-выход. Сейчас на ранних этапах вам ещё можно успеть и без! А потом да, госрегулирование. Хотя будет и подпольное…
– Подпольное вряд ли, – сказал я. – Никто не хочет раскрываться. Даже те, кто голосует «за».
Он в задумчивости резал мясо, накалывал на зубцы вилки и отправлял в пасть, но чисто механически, мы не умеем чувствовать такое же удовольствие от жареного мяса и вообще от еды, как люди категории попроще, те же грузчики или гуманитарии.
– Ты же понимаешь, – произнёс он наконец очень серьёзно, – есть профессии или должности, где полностью надо очень точно знать, что за человек, о чём думает и чем дышит. Например, который за пультом пуска стратегических ракет.
– К этому уровню как раз и подошли, – ответил я нервно. – Несмотря на то что мозг для нас всё ещё терра инкогнита, но ломимся вперёд, потому что так предначертано, – не мы, так другие! Большой Адам что-то задумал, а нас несёт Его воля, чьи пути Неисповедимы.
Ели некоторое время в молчании, я видел, как на его лбу собираются глубокие складки, а взгляд ушёл в многомирье.
– Чипировать, – проговорил он наконец тяжёлым голосом, – придётся в первую очередь тех, кто допущен к секретам. Дабы пресечь саму возможность поползновений шпионов и всяких там. Или успеть засечь изменение в мировоззрении тех членов правительства, которые как бы готовы перейти на сторону противника… Учитываешь?
Я кивнул.
– Для того и пришёл. Ты ещё в институте был спецом по компьютерной безопасности. Как-то можно приспособить твои наработки для установки уровней открытости?.. У тебя же две фирмы, разрабатывающие всякие заслоны и заглушки подобного типа?
Он посмотрел на меня в задумчивости:
– За участие потребую долю. Или у вас акции?.. Ладно, не смотри так, хотя ты и раньше не понимал шуток. Обрисуй проблему поконкретнее, подумаю, подключу пару головастых ребят. Может, даже группу. Вдруг чем-то поможем? Проблема не просто твоя проблема, а весьма так глобальная. Хвостом чую, на ней могу поиметь рынок… Ежевика, сделай кофе, а то у тебя голова заболит от наших разговоров. Вдруг ещё и месячные начнутся?
Она сердито сверкнула на него глазищами, но послушно поднялась, с создателем «Миргорода» нужно держаться почтительно, отправилась на кухню, куда ведут проложенные по потолку рельсы.
– Рабочий от станка, – сказал я, – или крестьянин в поле примет нейролинк и не поморщится. Они в самом деле просты, им скрывать обычно нечего. А когда вроде бы куму тайком поимеет, то все в селе и так об этом знают. А вот с интеллигенцией сложнее, там одни фрейдизмы…
Он сказал серьёзно:
– Не только ты, сейчас все работы в хайтеке засекречены. Помнишь, в своё время DeepMind заявил, что перестаёт публиковать результаты своих работ? Остальные тут же подхватили… Сейчас практически всё, даже вспомогательные дисциплины, под строгим контролем правительства и всяких там служб. Как явных, так и тайных.
Я сказал дрогнувшим голосом:
– Перед тем как начать серийный выпуск нейролинка четвёртого уровня, нужно успеть создать защитные механизмы. Дабы не позволять себя читать. Вернее, позволять только тем, кому доверяешь. Иначе, сам понимаешь, что начнётся…
Он посмотрел с сочувствием:
– Представляю. А вот тебе, увы, придётся раскрываться почти на полную. От тебя слишком много зависит. Ты должен быть абсолютно прозрачен.
– Надеюсь, – пробормотал я, – не совсем уж так…
В его глазах появились хитрые искорки.
– А можно будет отсортировать мысли о сексе с чужой женой от мысли о передаче врагу государственных секретов?.. Гм, надо будет подумать. А пока посоветуюсь с юристами. Хошь, дам своих?.. Крутые акулы. Что-то можно оставить под запретом, хотя, боюсь, этого будет немного. А вообще-то…
– Что?
Он взглянул на меня с усмешкой.
– Ты настолько образцовая особь, чего тебе прятать? Раскрывайся целиком. Силовиков интересуют только государственные преступления, а не то, кому ты когда вдул в неурочное время. Пусть даже секретарше директора в его кабинете и на его столе!
Из кухни пришла Ежевика с подносом в обеих руках, Землепроходец покосился на неё, она перехватила его взгляд и ответила очень серьёзно:
– Даже если вдул, что тут такого?.. Даже мне пофиг. Только директора может задеть, да и то, если на его бумагах остались липкие пятна.
– Тютюн аккуратный, – ответил он с очень серьёзным лицом, – он не позволит себе пачкать бумаги с научными трудами.
Я сказал с неудовольствием:
– Перестаньте, я никогда не трогал женщин в институте. Я вообще чуть ли не асексуал. Они ко мне чаще, чем я.
– Хвастун, – обвинила Ежевика.
Я сказал недовольно:
– И вообще речь о новом этапе не столько в моей жизни, как в обществе.
– У нас у всех эти новые этапы, – сказал он бодро. – Жизнь ваще уже и не знаю!.. Только-только на ступеньку, как выше в тумане следующая то ли в золоте, то ли в шоколаде… Дерзай, Тютюн!.. Ты же умный, хоть и скучный. Или потому скучный, что умный? Сейчас твоё время, время скучных людей!
Я поморщился, какой-то странный комплимент, сказал уже другим тоном:
– Ладно, если одобряешь, то, значит, могу рассчитывать на твою мощь?
Он в изумлении вскинул брови:
– В чём? Спинку почесать?.. Ежевика, как тебе его хватка?.. Вчера стал директором, а уже ищет, кого ещё пристегнуть к своей колеснице!
Ежевика сказала гордо:
– Ничего не понимаю, но вижу, что парень с головой.
– И с большими ушами, – подтвердил он. – Но его упорство одна из четырёх его ахиллесовых пят.
Она усмехнулась, никто ещё так изящно не называл её директора ослом, но услужливо придвинула к нему тарелочку с халвой и восточными сладостями.
– Это достоинство, – сообщила она. – Всегда добивается своего, хотя вроде бы не добивается. Он хитрый.
Глава 11
У группы с всаженным в череп чипом нейролинка второго уровня наконец-то проявилась побочка, для кого приятная, но для большинства как серпом по одному пока что важному месту.
Некоторые стали жаловаться, что чувствуют исходящую от свежесорванных растений некую негативную энергию. Другие вообще называли это эмоциями боли и страданий.
Я велел перепроверить, в самом ли деле чувствуют или же просто внушили себе, потому что многих в своё время огорошило, что у растений достаточно развитая нервная система, чувствуют боль, им знакомо сострадание, взаимовыручка, предупреждают других о надвигающейся опасности.
Вот мясоеды, пожирая сочный ломоть жареного мяса, научились на это время забывать, что это мясо недавно бегало весёлым козлёнком или телёнком, а потом их попросту убили и разрезали на куски ради этого бифштекса, а веганам ещё предстоит пройти через подобные травмы.
Михаил с интересом прогулялся по всем отделам, некоторые его припомнили по институту, кто-то узнал, как некогда преуспевающего писателя, что ему польстило намного больше, а когда зашёл ко мне, я дал вводную и закончил напутствием:
– Твоё дело выстроить контрпропаганду. Ну, типа, что и вегетарианцы теперь должны заглушать в себе голос жалости и сочувствия.
– Ого!
– Надо, Миша, надо. Чуточку ожесточить себя, хотя и слышишь, как растение передаёт сигналы сородичам, что гибнет, его убивают, прощайте, постарайтесь как-то спастись…
Он сказал твёрдо:
– Зато быстрее будет переход на полностью искусственную жратву! Это всё окупит.
– Не о том думай, – прервал я. – Эти прибабахнутые этики могут мигом создать общества по всему миру, требующие запрета и растительной пищи!.. Им по фигу, что это голод в мировом масштабе, искусственной пока накормить всех не можем. Им важнее справедливость, а мир пусть погибнет, его не жалко!.. Так, давай за работу!
Он лихо козырнул и удалился независимой походочкой, руки в карманах, литераторы неподсудны никому, кроме Бога, как это тупые люди не понимают?
Про волка помолвка, или как ещё проще говорят в народе: не вспоминай чёрта, а то придёт, Кшися заглянула в мой кабинет и, трагически расширив глаза, сказала испуганным голосом:
– Артём Артёмович, к вам глава комитета по этике!
Я вскинул голову, посмотрел в упор.
– Константинопольский?.. Вот так без звонка, без согласования встречи?..
Дверь открылась шире, Константинопольский вошёл, чуть отодвинув Кшисю, импозантный и статный, в хорошо сшитом костюме из новомодной ткани неясного происхождения и со шляпой в руке, сказал весело:
– Я на минутку. Просто мимо шёл… Позволите?
Я ответил сухо:
– У меня много работы, но если в самом деле минутку…
Кшися с облегчением исчезла, тихо-тихо прикрыв за собой дверь, а Константинопольский прошёл к столу и вальяжно опустился в кресло напротив меня.
– Жаркий день, – сообщил он. – Набегался.
Я промолчал, а он, выждав минуту, вдруг да предложу что-то прохладительное, вон какой холодильник в кабинете, сказал проникновенным голосом:
– Сегодня мне даже приснилось… Вроде бы хакеры захватили контроль над всеми чипированными.
Я буркнул:
– Мало ли чего снится.
Он спросил вежливо, но с настойчивостью в голосе:
– А если хакеры в самом деле перехватят контроль?
Я поморщился, не очень-то это спец по этике в теме, если не понимает даже таких простых вещей.
– Невозможно.
– Простите…
Я сказал чуточку раздражённо:
– Попробуйте удалённо перехватить контроль над старым автомобилем моего деда!.. Или вот над этим столом. Нейролинк первого поколения всего лишь провода в мозг, там нет никакого программного кода.
Он медленно кивнул, не сводя с меня взгляда.
– А второго?
– Тоже, – ответил я, – нет необходимости. Никто не станет усложнять то, что можно упростить. А перехватывать можно только сложные и новые программы. В тех, которым больше года, все дыры уже залатаны.
В кабинет зашла Ежевика, вскинула брови при виде Константинопольского, но мне показалось, что чуточку театрально, словно делает вид, что увидела только что, а не зашла потому, что он направился ко мне.
– Драсьте, – сказала она вежливо.
Константинопольский привстал и вежливо поклонился.
– Здравствуйте, Ежевика.
Он прошла к стеллажу, начала копаться среди коробок с флешками, а он повернулся ко мне, уже серьёзный и собранный.
– Но вы, если понял верно, работаете над третьим поколением? Улучшаете, апгрейдиваете… а то и над четвёртым?
Ежевика в сторонке, делая вид, что всецело занята своими поисками, тихонько хихикнула.
– Над третьим, – подтвердил я и не удержался, чтобы не добавить: – Во всем мире сейчас ускоренно работают над третьим. В Штатах, Евросоюзе, Китае, даже в далёкой Австралии. Вот только на публикациях мораторий.
– Как интересно, – ответил он механически, по его лицу видно, что такое этикам прекрасно известно, – как думаете почему?
Я ответил со сдерживаемым раздражением:
– Чтобы не воспользовались в так называемых странах недемократического строя. В Иране, Северной Корее, Венесуэле…
Он спросил как бы невзначай:
– Вы их так не называете?
Я взглянул на него в упор. Он спохватился:
– Простите, просто это «так называемых» царапнуло. Для нас всё-таки они определённо недемократические с авторитарными режимами. Но вы оговорились, понимаю.
Я поднялся из-за стола, выдернул из ноута флешку и положил в нагрудный карман, не всё можно доверять связи через инет.
– Сожалею, моё свободное время кончилось.
Он спохватился, поспешно вскочил.
– Спасибо, что выкроили для меня время!.. Я весьма обогатился из нашего разговора. Я имею в виду, что даже с третьим найролинком перехват немыслим.
Я такой глупости не говорил, аппаратура всё пишет, можно проверить, но промолчал, только холодно смотрел, как выходит из кабинета, а когда за ним закрылась дверь, снова опустился в кресло.
Ежевика тут же развернулась в мою сторону.
– Ах он гад, – сказала азартно, – он под тебя копает!
– Да нет, – ответил я после паузы, – куда хуже.
– Чего хуже?
– Ему сам нейролинк поперёк горла, – ответил я. – Всё то, над чем работаем. Лучше бы лично под меня копал!
– Какой ты правильный, – сказала она чуть язвительно. – А у него есть полномочия требовать объяснений?
– Прямых нет, – пояснил я, – но непрямыми можно если не остановить, то затормозить. Общественность все крикливее… Народ раздражён, хоть и не знает чем, а толпа поверила в безнаказанность. Если под окнами института соберётся многотысячный митинг с протестами, властям придётся реагировать. И не факт, что останутся на нашей стороне, а не пойдут на поводу у так называемой общественности.
Её милое личико посерьёзнело, а голос упал до трагического шёпота:
– Толпу можно организовать на что угодно!..
– На то она и толпа, хотя её стараются выдать за народ.
В коридоре сразу же подбежал Марат, начал совать на подпись бумаги, объясняя виноватым голосом, что в налоговой сломалась какая-то штука, потому в электронном не берут, а им нужно ещё кому-то передать.
Я подписал на ходу, ручка у него при себе, увидели впереди Анатолия, тот, заложив руки за спину, задумчиво и печально смотрит через панорамное окно на крыши двухэтажных домиков, сейчас на них мода, вид как у Чайльд-Гарольда.
Я сказал строго:
– Что делаешь?
Анатолий дёрнулся в преувеличенном испуге:
– Ничего, шеф!.. Клянусь, ничего!
Марат сказал наставительно:
– Римляне говаривали, что тот, кто ничего не делает, учится делать дурное. Признавайся, замыслил ограбить банк или мечтаешь снять ограничения с нейролинка?
Анатолий поинтересовался:
– А что выгоднее?
– Вроде бы первое, – сказал Марат рассудительно, – но от второго удовольствия больше. Это же залить их же говном весь мир! Политиков, церковь и всех наших неподкупных!
– Того стоит, – согласился Анатолий. – Человек должен получать от своего труда удовольствие, а не только жалованье. Или у нас зарплата?
Марат отмахнулся.
– Это у шефа спрашивай, за этими реформами не уследишь. У меня Алиса мониторит мелочи жизни.
– И баб, – спросил Анатолий с интересом, – тебе подбирает?
– Конечно, – сказал Марат удивлённо, – а тебе нет? Хотя я асексуал в душе, она у меня возвышенная, но организм всё ещё питекантропий. Как у тебя с кодировкой третьей линии?
– Пойдём, покажу, – предложил Анатолий. – Если шеф не против.
Я отмахнулся.
– Не против, не против.
Из ближайшей двери вышли Бер и Страйдер, завидели нас и браво вытянулись, грудь вперёд, вытаращили глаза и пошли чеканным, как на параде, шагом.
Страйдер отрапортовал:
– Спим и видим, пан директор, что уже запустили нейролинк на полную мощность!..
– И что он натворил, – добавил Бер замогильным голосом.
Я криво улыбнулся, чуть проводил их взглядом. По довольным мордам сказал бы, что перетирали о бабах. Макиавелли говаривал, что государю нет необходимости обладать всеми добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. И так было всегда. Прикидывались правильными государи, прикидывались знать, церковь, военные, простолюдины, прикидывались верными мужья и жёны, сотрудники фирм, прикидываются даже дети.
И всё это рухнет с приходом в мир третьей версии нейролинка?
По спине словно гигантской сосулькой провели. С детства чётко знал, что мир с каждым днём всё безопаснее, чище и замечательнее. Первые проблески тревоги начали посещать уже во взрослости, когда начал работу над внедрением нейролинка в неокортекс.
Но настоящий страх пришёл, когда принял должность директора научно-исследовательского института с его гигантскими возможностями. И чем дальше продвигается работа, открывая новые возможности сканирования мозга, тем страх сильнее.
Обычный человек уверен, что живёт по уму, сам рассчитывая, что делать, где работать, с кем знакомиться, но только специалисты знают, что всей повседневной жизнью руководят мощные глубинные инстинкты, у которых мозг на побегушках.
Даже учёные, сливки интеллекта, что разрабатывают совсем уж заумные вещи, на самом деле выполняют повеления инстинкта. Вот вычисляют сложнейшие траектории, как с наименьшими потерями отправить ракету на Марс и Цереру, но точно так же морщили лбы питекантропы, когда искали новые пути для захвата новых кормовых участков, а до них так же делали кистепёрые рыбы.
Нейролинк последнего поколения откроет как потаённые мысли, так и глубинные инстинкты, человек от такого шока может рухнуть в бездны чёрной депрессии.
Выдержит ли? Картина откроется ужасающая, а мы далеко ушли от Средневековья, когда человек был груб душой и чувствами, стоек и твёрд, ибо с ним Бог, что никогда не оставит.
Мы уже не те, Бога нет, потому даже не ураганы, а любой ветерок шатает из стороны в сторону. Люди вчерашнего дня были готовы внедрить нейролинк без всяких страхов и сомнения, а вот нынешние с каждым днём всё трусливее.
Или разумнее?
Глава 12
Вечером Ежевика позвонила, сообщила, что сейчас зашла в магазин, там принтер класса АА, можно прихватить что-то совсем редкое. Я ответил, что на её усмотрение, мне как-то фиолетово, что едим, уже готов перейти на аккумуляторы.
– Прекрасно, – заявила она победно, – тогда кое-чем удивлю! Я тут пару классных рецептов распечатала!
Экран смарта погас, я повернулся к большому дисплею, где последний фрагмент кода управления нейролинком, но всё ещё думал, что она там распечатала, точно притащит в корзине и начнёт меня пичкать, уверяя, что это очень полезно для мозгов.
Конечно, это сказка, хотя очень красивая и романтичная, что есть на свете только одна твоя половинка, с которой будешь жить счастливо и в полном взаимопонимании.
Придумали её древние эллины, по их словам, в древности были прекрасные и бессмертные гигандроморфы, существа, в которых мужчины и женщины были в одном теле. Их счастью завидовали даже боги и как-то совершили огромную подлость: разорвали этих людей пополам и разбросали по всему свету. Потому сейчас несчастные половинки обречены искать свою, чтобы воссоединиться и вернуть ту счастливую жизнь.
Но в реальности каждый обычно находил свою половинку всегда рядом: в своей деревне, на своей улице, в своём коллективе.
Желанием найти свою настоящую половинку взрослые и рассудительные люди объясняют пубертатное желание перетрахать всех женщин на свете, потому и такое красивое объяснение насчёт долгого перебора, чтобы наконец-то найти ту единственную.
Конечно, четыре миллиарда женщин всё равно многовато, к тому же постоянно подрастают новые с сиськами, потому понятно, что и Ромео и Джульетта тоже красивый и романтичный вымысел о тех, кому найти друг друга удалось.
Хотя вообще-то из-за любви бывало немало смертей, но и тогда вряд ли потому, что не давали соединиться с настоящей половинкой своего существа.
Так что да, реальность не похожа на сказку. В тех коллективах и на конфах, где нейролинщики обсуждали свои проблемы, встречается немало женщин, достаточно умных и красивых, и я, ленивый во всём, что не касается науки, довольствовался тем, что в руки плыло само.
Ещё правда, в моей постели побывали три-четыре соседки из подъезда или даже больше, но эти тоже сами, а на улице, в барах или в сетях никогда не знакомился с целью кому-то вдуть.
Ежевика и Виолетта просто сотрудницы, обе эрудированные и работоспособные, хотя Ежевика показалась более креативной, а Виолетта прекрасным исполнителем, что на лету хватает мысли руководителя группы и развивает дальше.
Но в постели первой оказалась Виолетта, а потом через пару недель, когда улетела в командировку, заявилась Ежевика и, сбросив маечку, бросила её на спинку кресла…
И вот теперь, похоже, у нас всё как бы неспешно перетекает в более глубокое русло. Во всяком случае, как мне чудится, когда сбегаются просто потрахаться, не заходят по дороге в магазин набрать какой-то особой жратвы.
Работал и краем глаза поглядывал на соседний дисплей, там видно, как крохотный авто с Ежевикой мчится по улице, вот уже последний поворот, сейчас пойдёт по прямой к его дому…
Ощутилось нарастающее гормональное давление, день был насыщенный, а это способствует выработке, потому, когда отворил дверь и увидел лицо Ежевики, понял, что и она в нужной кондиции.
Вошли в клинч сразу на пороге, она повисла, как мартышка на дереве, донёс её лёгонькое тельце до постели, там рухнули, торопливо посовокуплялись, как две мухи, отдышались и молча повторили, и только тогда я ощутил, что мозг снова чист и ясен, тёмные желания заткнулись, рассудок выглянул из-за шторы и понял, что теперь его не погонят в шею.
Она торопливо вскочила.
– Ой, я сумки так и бросила на пороге!
– Дверь закрыта, – ответил я благодушно, – не сопрут.
– А помнётся? Там такое воздушное пирожное!..
Я поднимался лениво, хотя мозг освежился, но тело уговаривает полежать ещё, выбрался на кухню, когда она уже раскладывала из пакетов покупки по столу.
– И готовить не надо, – одобрил я. – Люблю, когда можно есть сразу!..
Она сказала обиженно:
– Хочешь сказать, я никудышная хозяйка?
Я чмокнул её в макушку.
– Нет, но как молекулярный биолог ты намного лучше. А готовить можно и обезьяну научить!
– Ну спасибо, – сказала она и надулась. – Сейчас и так шеф-повар любого ресторана выше по статусу академика. Садись! Как аппетит?
– Ещё не испортила, – сообщил я. – А с поварами всё изменим. А это что?
– Кракосимк, – пояснила она. – А это алямикс. Последний писк кулинарии!.. Нужно есть с закрытыми глазами и сидя на корточках. Но, конечно, тебя не заставишь.
Я сел, откинулся на спинку стула, она продолжала бережно выкладывать из пакетов лакомства, в самом деле хрупкие донельзя, представляю, какие усилия вложили, чтобы выстроить эти ажурные башенки, на какую только хрень время тратят, лучше им лопаты в руки – и марш копать Волго-Дон.
– Красиво? – спросила она.
– Ага, – ответил я и добавил: – Как бы очень!.. Но есть на карточках не стану. Я не ритуальщик.
– Но если ритуалы существуют, – сказала она рассудительно, – значит, для чего-то? Константинопольский говорит, что именно они костяк цивилизации. И ступеньки. И что прогресс закрепляется ритуалами!
Она смотрела победно, словно изрекла истину в последней инстанции, я едва удержался, чтобы не поморщиться.
– Константинопольский? Когда ты с ним успела?
Она села за стол напротив, пояснила небрежно:
– Не в институте. Он как раз садился в машину, когда я вышла. Любезно предложил подвезти. Я сказала, что мне до магазина пешком пять минут, но он так красочно уговаривал!.. Умеет, гад.
Я спросил с недоверием:
– И успел закатить лекцию о ритуалах?
Она посмотрела на меня с обидой.
– Ты чего? Думаешь, мы там час катались?.. У него ещё кандидатская была о ритуалах!.. А мне изложил в двух-трёх фразах. Умеет говорить не только красиво, но и чётко… Да ты ешь-ешь!..
– Аппетит пропал, – пробормотал я. – Сложности с нейролинком, а тут ещё твой Константинопольский…
– Он не мой, – ответила она сердито. – А что за сложности? Я слышала, идём с большим опережением!
– То-то и оно, – ответил я. – Через недельку очередное пробное испытание, а у меня такой мандраж, словно выдёргиваю чеку из атомной бомбы…
– Константинопольский чувствует, – сказала она. – Или что-то пронюхал. Но улик пока не нашёл.
– Сама не проболтайся, – сказал я и ощутил со стыдом в своём голосе старческие сварливые нотки. – А то вы все… Тут и сам трясусь, как только подумаю, к чему идём, а тут ещё и всякие там этики… Было же хорошее ясное слово «луддиты»! Да нет же, ребрендинг…
Она округлила в изумлении глаза.
– А тебе чего страшиться?.. Это с четвёртым поколением? Так он ещё когда будет, если вообще будет. Боишься, что узнают, как со школьной скамьи вязался с подружками и даже с мамами двух из них?.. Друзья только похвалят, а мне по фигу. Не переживаю, что раскроется, как я однажды со всей футбольной командой школы?
Я пробормотал с тоской:
– Да не то…
Глаза у неё стали ещё шире, как у молодой совы.
– А что? Как именно вязалась? Да какая разница?.. Я уже и сама забыла. Нет, ну, конечно, помню, ну и что?.. Не мысли главное, а поступки. Подумаешь, иногда вспомню какой момент… Думаю, и ты вспоминаешь что-то такое, когда мы с тобой в постели, чтобы добавить перчику.
Я сказал уныло:
– Те мысли остаются где-то в глубине, а вот так вытаскивать их наружу на обозрение…
Она сделала отметающий жест с такой решительностью, словно раздвигала обеими руками Красное море.
– Ерунда!.. Может быть, ты с кем-то вяжешься и теперь?.. Вчера что-то надолго из института отлучался, а я всё вижу!.. Но и это решим. Подумаешь!.. Не так уж это у тебя часто, ты не такой. Да и не ты инициатор, это девки ушлые, а ты ж директор, на тебя все вешаются.
Я сказал торопливо:
– Нет-нет, я ни с кем! Правда. Это нехорошо, потому так не делаю. Но всё равно грязи в нас слишком много.
– Да какая это грязь? Просто прихоти нашего организма, мы ни при чём. Мы ж не виноваты, что живём в этих телах!
Я повторил:
– Экспонирование наших тайных мыслей и желаний подпортит очень многое, сама знаешь. Мы с тобой будем держаться, ничего обидного друг другу не скажем, но то нехорошее, что откроется, вобьёт между нами здоровенный и дурно пахнущий клин.
Она помотала головой.
– Не вобьёт!..
– А не скажем, – договорил я упавшим голосом, – до поры до времени. Но когда поссоримся…
– Мы?
– У всех бывает, – напомнил я. – Даже Ромео и Джульетта гавкались. Сорвёмся, припомним друг другу…
Она зябко поёжилась, но возразила отважно:
– И сразу простим!.. Ты жил с другими женщинами, я с другими парнями, но не было мысли дожить с ними до старости!.. А с тобой хочу. Значит, только ты и никто больше.
Я сказал со вздохом:
– Какие бы тайны ни открылись?
Она поморщилась.
– Да какие у нас тайны?.. Мелкие обыденные страстишки, как у всех. Ни ты, ни я неспособны на великие преступления. У нас с тобой слишком хорошая работа, чтобы отвлекаться ещё на что-то. А мелкий перепих в обеденном перерыве или по дороге домой в чужом подъезде уже и женатыми не считается за что-то непотребное. Напротив, психологи твердят, что это нужно, чтобы подливать бензинчику в костёр затухающих семейных страстей.
Я покачал головой.
– Так не делаю. И делать не буду. Это недостойно. Сам себя уважать перестану.
– Я не перестану, – заверила она с готовностью. – То не ты перепихивался, а обезьяна, в которой живёшь!
– Я контролирую эту обезьяну, – ответил я и сам ощутил, что прозвучало несколько чопорно, словно перевоплотился в некоего джентльмена прошлых эпох, а то и вовсе рыцаря, верного своей даме. – Потому…
Она перебила с живостью:
– Потому тебе нечего скрывать!..
– Есть, – ответил я, – всякие мелочи, что портят… Помнишь, на прошлой неделе я сам купил слив нового сорта «Хайтек-3». Взял шесть штук, принёс домой, помыл… две сожрал, но тебе сказал, что купил четыре, по две на рыло.
Она с облегчением расхохоталась.
– Только и всего?..
– Я поступил очень нехорошо, – проговорил я с раскаянием. – Соврал, обманул тебя, не нашёл в себе силы признаться и потом. Это хуже, чем поимел бы твою сестру и маму!.. А когда мы не знаем о таких поступках друг друга, то их как бы и нет. Большое благо, что люди не могут читать мысли друг друга!
– Поубивали бы всех? – спросила она с интересом.
– Что-то вроде… Во всяком случае, цивилизация бы рухнула. Вернее, вообще бы не состоялась.