– Алло? Кто звонит в такой час?
– Помоги мне, мама, – прошептала она, всхлипывая.
Глава 17
Можно скрыть огромный шрам на коже, но нельзя скрыть простую царапину на душе.
26 ноября 1998
Какое-то время детектив Алистер просто стоял рядом с родителями Киры – те сжимали друг друга в объятиях на полу больницы, а все их мысли были лишь о том, что они могли сделать по-другому в этот день, чтобы дочь была рядом. Грейс вспомнила: когда они собирались выйти на улицу и увидели дождь, ей пришло в голову, что, может, им не стоит идти на парад. За пару недель до этого Кира подхватила простуду, и теперь Грейс переживала из-за возможного рецидива, но все сомнения рассеялись, стоило ей увидеть, как дочь радостно выпорхнула из дома, предвкушая свой первый парад в честь Дня благодарения. Затем женщине вспомнилось, как Кира с утра дулась, потому что у них закончились ее любимые хлопья «Лаки Чармс», и ей пришлось есть более полезный и менее яркий завтрак, чем эти сладкие шарики. Аарон перебрал в уме каждое событие утра, каждый жест Киры, каждый момент, когда все могло пойти по-другому, и нашел столько вариантов предотвратить эту катастрофу, что было непонятно, как же она вообще произошла. Потом он вспомнил, как накануне поздно вернулся с работы, а дочка уже спала и он не смог поиграть с ней или почитать ей сказку, как почти всегда перед сном. Исчезновение Киры запустило механизм самоуничтожения в сознании каждого родителя, и оба принялись искать в своем поведении все, что могло усилить боль. Упущенные моменты, поцелуи, которых не было, дни, полные работы, наказания без поощрений.
– Мистер и миссис Темплтон, – подал голос детектив Алистер, – я знаю, вам трудно вернуться домой, как будто ничего не случилось, но доверьтесь нам. Мы найдем вашу дочь. Уверяю вас. Все имеющиеся подразделения прочесывают территорию и собирают информацию с камер наблюдения – вдруг на записях есть что-то полезное. Доверьтесь нам.
– Но… одежда… и волосы… Кто-то похитил ее. Кто-то держит ее у себя. Прошу вас, вы должны ее отыскать, – взмолился Аарон, беспокоясь о том, что жена еще ничего не знает.
– Волосы? О чем ты? – удивленно переспросила Грейс.
Алистер поджал губы. Он не привык приносить такие плохие вести и взвешивал каждое слово.
– Об этом мы тоже хотели поговорить. На данный момент мы не исключаем никакие версии, поэтому за дело взялось ФБР. Нам нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов агенту Миллеру, сотруднику отдела ФБР по розыску пропавших без вести. Он сейчас ждет ответа, где может с вами встретиться.
– ФБР? Да, конечно. Все, что угодно, лишь бы Кира нашлась. Где он?
– Вы должны подать заявление в полицейском участке и ответить на несколько вопросов. Вы готовы поговорить с ним там? Я уверен, он поможет. Он один из лучших.
Алистер проводил Грейс и Аарона к полицейской машине, и около трех часов ночи они приехали в участок. В этот час в полицейском отделении южного округа было пустынно. Они встретили не более пяти сотрудников – все с усталыми лицами и покрасневшими глазами. Зато в подвале кипела жизнь. Около тридцати задержанных, в основном карманники и мелкие воришки, томились в ожидании утра, когда им предъявят обвинения. Аарон и Грейс сели за стол и дали показания детективу Алистеру, который, казалось, больше хотел потянуть время до прибытия ФБР, чем задавать дополнительные вопросы и бередить тем самым рану.
Из официального отчета Алистера следовало, что отец и мать находились с ребенком на пересечении Бродвея и 36-й улицы с 9.45 до 11.45. Затем Аарон отошел от жены, чтобы купить дочери воздушный шарик, и в последующие минуты та пропала. Аарон упомянул женщину в костюме Мэри Поппинс и всех, кто находился поблизости, как возможных свидетелей произошедшего. Он попытался вспомнить какие-нибудь лица, но безуспешно. Все они были незнакомцами, и в этот поздний час, после всего пережитого за день, их образ стерся из памяти. Грейс упомянула стоявшую рядом семью, их сын был на вид ровесником Киры. Глядя на него, она вообразила Майкла – сына, которого носила под сердцем, в этом возрасте и прослезилась. Затем к ним подошла мажоретка и дала пять Кире, потому что ее позабавили смех и восторг ребенка. Аарон подтвердил оба воспоминания, а затем Грейс повторила, что не заметила никакого переполоха, чем озадачила мужа.
Закончив брать показания, детектив Алистер попросил фотографию Киры. В бумажнике Аарона нашелся крохотный снимок, где дочь с удивленным выражением лица смотрела в камеру. Неделю спустя «Пресс» разместит на первой полосе и растиражирует по всей стране эту самую фотографию под заголовком: «Вы видели Киру Темплтон?»
Агент Миллер прибыл ровно в тот момент, когда Аарон подписывал показания, и вместо приветствия сказал: «Мистер и миссис Темплтон?» У него был глубокий, хриплый голос, и, обернувшись, Темплтоны отметили дружелюбное выражение лица.
– Вы агент ФБР?
– Агент Бенджамин Миллер, отдел розыска пропавших без вести. Сожалею о случившемся. Мы собрали команду специально для вашего дела и уже ведем поисковые работы. Не волнуйтесь. Ее найдут.
– Вы считаете, ее похитили? – с ужасом спросил Аарон.
– Мистер и миссис Темплтон, давайте говорить откровенно. Я не стану приукрашивать ситуацию, потому что уверен, так будет хуже. ФБР берется за такие дела только тогда, когда возникает вероятность похищения. Поэтому нам необходимо, чтобы вы находились дома, если вам позвонят с требованием выкупа. Риск очень высок, и… похитители так или иначе попытаются выйти на контакт.
– Выкуп? Бога ради… – Грейс поднесла руки ко рту.
– Видите ли… это не что-то из ряда вон выходящее. В других странах это встречается чаще, чем вам кажется. Есть ли у вас враги? Кто-то, кто хочет вам навредить? Могли ли они организовать похищение ради выкупа?
– Враги? Деньги? Я директор отделения страховой компании! Я подписываю страховые договоры, – с досадой ответил Аарон. – Это… обычная, повседневная работа.
– Вы никому не отказывали недавно в выдаче страховки?
Грейс неодобрительно посмотрела на Аарона.
– Что? – спросил он жену. – Ты правда думаешь, это из-за меня?
– Твоя работа, Аарон. Все это случилось из-за твоей проклятой работы. Все эти люди… все эти отчаявшиеся люди, – гневно заметила она. – Я уверена, что…
– Это здесь вообще ни при чем, Грейс, – перебил Аарон. – Как ты можешь такое говорить? Агент, поймите, я отказываю кому-то в страховании, но это не мое решение. Это всегда приходит сверху. Есть определенные требования, поймите. Если клиент не принесет денег, его нельзя одобрить. Какой отель пустит постояльца, зная, что он разгромит номер?! – воскликнул он в исступлении.
– Я не критикую вашу работу, мистер Темплтон. Но есть один неоспоримый факт: на вашей работе можно нажить врагов. И в подобных делах… существует вероятность, что кто-то хочет вам навредить. Личная вендетта или финансовые проблемы.
Грейс со вздохом поджала губы.
– Нам понадобится список клиентов, которым за последние годы было отказано в страховании или возмещении убытков, – сказал Миллер, записывая что-то на листе бумаги.
– А я говорила тебе, Аарон! Но ты вечно хвастался своими дурацкими показателями эффективности. Как ты мог…
– Сможете составить его для меня? – настойчиво попросил агент, пытаясь положить конец этой теме.
Кивнув, Аарон сглотнул, пытаясь избавиться от кома в горле, из-за которого было трудно дышать.
– В любом случае мы сейчас прорабатываем любые версии. Если завтра не будет никаких новостей, возможно, вам стоит развесить листовки. Вдруг кто-то что-то видел.
Внимательно выслушав его, Грейс кивнула: агент Миллер казался ей единственным человеком, держащим ситуацию под контролем.
– Пожалуйста, найдите ее поскорее, – взмолилась она.
– Она отыщется. Большинство таких дел раскрывают в первые двадцать четыре часа. Прошло всего… – он сделал паузу и посмотрел на часы, – …четырнадцать, если я не ошибаюсь. Осталось десять, и для города, полного глаз и ушей, этого более чем достаточно.
Глава 18
Среди внутренних руин мне встретились лишь осколки моей души.
27 ноября 2010
12 лет с момента исчезновения Киры
Громкий звонок в дверь разорвал тишину, изгнавшую жизнь из этого дома. Все вокруг покрывал тонкий слой пыли, и сам воздух был настолько серым, что казалось, будто виновником удручающего отсутствия чистоты послужил пепел от пожара. Но причина была не в этом. Рамки с фотографиями на столе из красного дерева в гостиной блестели так, словно их полировали ежедневно. Они были единственным, что сияло в комнате. На них была запечатлена счастливая молодая пара: мужчина не старше тридцати, женщина – еще моложе. На других снимках помимо пары присутствовала веселая девочка лет трех с темными волосами и зелеными глазами. На всех фотографиях девочка смеялась, обнажив щель между молочными зубами.
Снова позвонили, на этот раз настойчивее, и Грейс Темплтон поднялась из-за кухонного стола и направилась к двери. Усталость или обреченность тому виной, но ее шаги были уже далеко не такими легкими, как раньше. Было 27 ноября, и телефонный звонок мужа вновь пробудил самые сокровенные страхи.
В тот день Грейс проснулась с тяжелой смесью чувств: волнение, надежда, отвращение, грусть и отчаяние. Каждая из этих эмоций была вызвана одним и тем же парадом, который каждый год напоминал о несчастье. Грейс Темплтон положила постаревшую руку на дверь и, пошатнувшись, открыла ее. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти с бородой и обеспокоенным выражением лица. Они молча смотрели друг на друга, а затем она опустила взгляд – в руках мужчина держал конверт.
– Где он был на этот раз? – спросила Грейс усталым голосом вместо приветствия.
– В почтовом ящике у нашего старого дома, как и в первый раз. Свагхаты позвонили мне. Я предупредил Миллера. Он уже в пути. Передал, чтобы мы были осторожны и подождали, пока он прибудет с криминалистами.
– И снова ее день рождения, Аарон. Как с первой записью. Какого черта им нужно? Почему они так с нами поступают?
Аарон промолчал. Боль укоренилась столь глубоко, что уже не имела значения.
– Я уже достала торт из холодильника, прежде чем… узнала, что появилась еще одна запись. Я заказала его в той пекарне, которую мы видели, когда гуляли напротив восточной части Центрального парка. Чудесная работа. Они украсили его маленькими оранжевыми цветами из мастики. Ты должен это увидеть.
– Грейс… Прошу, перестань превращать день рождения Киры в праздник. Сегодня мы получили новую запись. Пожалуйста… не в этот раз. Я знаю, каждый год мы собираемся вместе в ее день рождения, но… это новая запись. Слишком много эмоций за раз. Давай… просто ее посмотрим? Это четвертое видео нашей дочери. Я должен посмотреть его и поплакать в тишине.
– Торт – единственное, что не дает мне сойти с ума, Аарон. Не отнимай у меня и это. Ты уже принес мне достаточно боли, тебе так не кажется?
Он лишь вздохнул, и жена, развернувшись, ушла на кухню. Чуть позже она вернулась с белой коробкой в руках и направилась в гостиную. Аарон последовал за ней и увидел торт.
– Прелесть, правда же? Кира была бы в восторге.
– Без сомнения, Грейс, – пробормотал он в ответ.
– Чего ты ждешь? – Она выдвинула деревянный ящик, где стопками были уложены коробки спичек. – Сегодня ей пятнадцать. Один, пять.
Грейс ушла в другую комнату и почти сразу же вернулась с двумя свечами в форме цифр – Аарон не сомневался, что они уже были у нее наготове. Он застыл, наблюдая, как его бывшая жена энергично снует туда-сюда по дому, то появляясь, то исчезая из комнаты, и прилагал все усилия, чтобы не разрыдаться прямо перед ней.
– Хочешь шоколадный молочный коктейль? – спросила Грейс, снова двигаясь в сторону кухни.
– Я предупредил Мирен. Мне кажется, ей важно быть здесь. Вдруг на видео есть что-то новое, и ей будет полезно это увидеть.
Грейс, вернувшись из кухни, никак на это не отреагировала.
– Шоколадный или ванильный? Торт морковный, а начинка – сливочная.
– Ты слышала меня? Я позвонил Мирен. Она скоро приедет.
– Значит, ванильный, – как ни в чем не бывало продолжила Грейс и принесла стакан с бледно-желтой жидкостью.
– Грейс, пожалуйста. Возможно, она сможет что-то разглядеть на видео. Не будем терять надежду. Она способная, я правда в это верю. Сейчас мы настолько, насколько можно, близки к…
Внезапно стеклянный стакан разбился о стену прямо за спиной Аарона, который даже не успел шелохнуться.
– Только через мой труп, Аарон. Ясно тебе? Позвони ей прямо сейчас и скажи, чтобы не приходила сюда. Хватит с меня прессы, сующей повсюду свой нос.
Мужчина снова вздохнул. С каждым годом этот день становился все труднее и труднее для них обоих. Это было непосильным бременем для любого, но для них боль стала уже невыносимой. На первый взгляд Грейс вела себя нормально. Она улыбалась, говорила спокойно и лишь изредка вспоминала о Кире. Но для них с Аароном это была единственная возможная тема. Они годами не говорили ни о чем другом. Когда они были вместе, значение имело только одно – отсутствие Киры.
– Хорошо, я напишу ей и скажу, что это ложная тревога. Покажу ей в другой раз.
Грейс кивнула, в ее глазах стояли слезы.
Аарон положил конверт на стол и отправил сообщение Мирен:
«Не приезжай. Грейс не хочет тебя видеть».
Но и это, и предыдущие сообщения, предупреждающие о четвертой кассете за двенадцать лет, остались непрочитанными.
– Ну что, начнем? – сказала Грейс, включив телевизор с диагональю 26 дюймов, стоявший на металлической тумбе напротив кухонного стола. На нижней полке располагался старый серебристый видеопроигрыватель «Сони», который работал только благодаря заботам Грейс и Аарона. Они купили его в 1997 году, когда Кире было два года, чтобы та могла смотреть коллекцию детских фильмов, подаренную ей на Рождество. Ее любимицей была Мэри Поппинс, которую Аарон теперь возненавидел за ее песни, праведность и правильность, за ее проклятое счастье. Когда он думал о Кире, перед его глазами возникал образ Мэри Поппинс, протягивающей дочери воздушный шарик; если б не этот шарик, Кира по-прежнему была бы с ними.
Аарон открыл конверт с номером четыре и вытряхнул на стол содержимое – 120-минутную видеокассету фирмы «ТДК» с белой наклейкой, на которой от руки было выведено «КИРА».
Грейс присела. Этим утром она проснулась в хорошем настроении, надеясь, что на этот раз сможет выдержать эмоциональное давление дня рождения Киры, но звонок Аарона с сообщением о новой записи одним махом уничтожил всю ее выдержку.
– Все хорошо? – спросил Аарон, который тоже был на грани.
С усилием кивнув, женщина сделала глоток из стакана воды на столе.
– Пожалуйста, давай начнем.
Аарон вытащил из кармана белые латексные перчатки и надел их. Затем осторожно взял кассету и вставил ее в проигрыватель.
Он сел за стол рядом с Грейс, торт стоял перед ними. Она чиркнула спичкой и зажгла свечи с цифрой пятнадцать, и те озарили теплым светом маленькие оранжевые цветы, украшавшие торт, и полные горя души родителей. Аарон и Грейс взялись за руки.
Это был единственный момент перемирия между ними. Каждый год в день рождения дочери они собирались вместе, чтобы пересмотреть последнюю полученную кассету. Затем, если время позволяло, разговаривали и обсуждали, как обернулась их жизнь, а потом расходились. На этот раз все было по-другому. Ни один из них еще не видел это видео, и, пожалуй, ни один из них не был готов к такому накалу эмоций: одновременно день рождения их дочки и встреча с ней спустя несколько лет.
Они обменялись усталыми взглядами, а затем закрыли глаза и дали волю слезам, не в силах больше выдерживать напряжение. Повисла тишина, которую нарушало лишь их дыхание, как вдруг оба родителя запели: «С днем рождения тебя».
Закончив песню, они наклонились к торту и задули свечи за Киру.
– Что ты загадала на этот раз? – спросил Аарон бывшую жену.
– Как и всегда. Пусть она будет здорова.
Мужчина кивнул.
– А ты?
– Как и всегда. Пусть она вернется домой.
Грейс горько вздохнула – с губ словно бы сорвались вереницей сдерживаемые мечты – и склонила голову на плечо Аарона. Он протянул руку через стол, взял пульт и включил телевизор. На экране замерцали помехи. Мужчина увеличил громкость, и белый шум усилился. На старом телевизоре – черный «Филипс» с диагональю 26 дюймов, форматом экрана 4:3 с возможностью дистанционного управления – не были настроены каналы. Раритетная техника с возможностью подключения видеопроигрывателя все еще работала, несмотря на возраст и удары, нанесенные Аароном в ночь первой записи. В правом верхнем углу пластмассового корпуса змеились две трещины – результат падения с той самой тумбы, на которой он теперь стоял. С помощью пульта Аарон включил проигрыватель. Экран телевизора почернел, и в нем отразились тоскливые лица Аарона и Грейс. Затем в правом углу появился таймер, застывший на отметке 00:00.
Отсчет начался, и Грейс сжала руку Аарона. Спустя несколько мгновений, которые ощущались как вечность, хотя таймер показывал 00:02, черный экран сменился знакомой комнатой, но кое-что было иначе, и внутри все заледенело.
– Что это? – воскликнула Грейс.
На видео, съемка которого велась с одного из верхних углов комнаты, была спальня, оклеенная обоями с узором из оранжевых цветов на темно-синем фоне. У одной стены стояла деревянная кровать с оранжевым покрывалом в тон цветам на стенах. Напротив на деревянном столе громоздились кипа бумаги, блокнот и ручка, а перед ним стоял стул, похожий на кухонный. Белые марлевые занавески окна в центре висели неподвижно.
– Где Кира? – спросила Грейс. Аарон словно застыл на месте.
Они ждали, что она вот-вот появится, как обычно. На каждой из трех предыдущих записей всегда была Кира, каждый раз на несколько лет старше. Но к их неверию секунды безостановочно продолжали отсчет.
– Нет! Это какая-то ошибка! – воскликнула Грейс. – Где моя дочь?
В дверь позвонили, но родители продолжали безучастно смотреть на изображение пустой комнаты, где не было Киры.
Когда таймер достиг 00:59, изображение замерло, и проигрыватель тут же выплюнул кассету. Экран на мгновение окрасился в голубой цвет, а затем переключился на белый шум, черно-белые точки заплясали от одного края экрана к другому.
– Нет! – закричали они в унисон, внезапно осознав, что дочь снова исчезла.
Глава 19
Разве есть что-то сильнее надежды найти то, что ищешь?
28 ноября 2003
5 лет с момента исчезновения Киры
Агент Миллер согласился возобновить дело при условии, что Мирен не будет ничего публиковать в течение недели, а по истечении этого срока он даст краткий комментарий, чтобы не ставить под угрозу расследование, и изложит свою точку зрения в первой статье, которая задаст темп и тон остальным публикациям при дальнейшем освещении дела.
Кассета наделала много шума в нью-йоркском отделении ФБР, где несколько агентов вызвались помочь выяснить происхождение видео и проанализировать кадр за кадром в поисках зацепок. Они сделали несколько копий видео, а оригинальную кассету разобрали на части в попытке найти малейшие отпечатки и исследовать магнитную полосу. Конверт также отправили на проверку. На нем не было марки, и он не проходил ни через одно почтовое отделение, так что, скорее всего, кто-то лично оставил его в почтовом ящике Темплтонов.
Команда специалистов отправилась на место, чтобы опросить соседей, не крутился ли кто-нибудь вокруг дома Темплтонов накануне, но все показания сводились лишь к тому, что был праздник, на улице играли дети и ничего подозрительного они не заметили.
На кассете и на конверте были отпечатки пальцев Грейс – их сняли в тот же день, чтобы не возникло путаницы. Из ста двадцати минут на кассете фирмы «ТДК» запись длилась лишь 59 секунд. Остальная часть была пустой, без каких-либо следов записи на оставшихся ста девятнадцати минутах. Это была кассета известной марки и самой распространенной длительности – такие по-прежнему продавались в многочисленных магазинах по всему городу, несмотря на резкий рост популярности DVD-дисков. Было понятно, что видеокассеты вскоре исчезнут из-за недостатка качества записи, продолжительности и, что немаловажно, хрупкости. Магнитная лента VHS обречена медленно разрушаться до тех пор, пока записанное на ней не исчезнет – с другой скоростью, но с той же неизбежностью, что постигла Киру. Новые цифровые форматы позволили повысить качество изображения и звука и даже его продолжительность – и все это в формате компакт-диска, добавив при этом эффектные элементы, такие как меню, дополнительные материалы или возможность выбора сцен. Кроме того, они могли служить более пятидесяти лет, в два-пять раз дольше, чем видеокассеты, у которых уже через несколько лет портилась цветопередача. Цифровые файлы в формате DVD также содержали дополнительную информацию о типе записывающего устройства, дате его создания, а иногда даже геолокацию места записи, скрытую в метаданных стандарта EXIF для каждого из файлов на диске. Все эти атрибуты отсутствовали на видеокассете, и отследить ее происхождение было невозможно. Формат VHS не давал возможности обнаружить и установить, когда или где была создана запись. Единственное, что позволяли видеокассеты, – определить по расположению магнитных частиц на ленте, на каком устройстве они были записаны, подобно тому как пистолет оставляет уникальный отпечаток на каждой выпущенной пуле. По следам на магнитной ленте эксперту удалось установить, что запись была сделана на видеомагнитофон «Саньо» 1985 года: известный производственный дефект в одной из серий приводил к тому, что магнитная головка, которая собирает частицы на дорожке для записи изображения и звука, оставляла непрерывный узор на краю каждой ленты. Но это ничего не давало: «Саньо» был одним из ведущих брендов на рынке в то время.
В течение недели группа графологов анализировала почерк, которым были выведены имя Киры на кассете и цифра 1 на конверте, и по результатам химического анализа чернил было сделано заключение, что они были написаны от руки с помощью маркера «Шарпи» – самой продаваемой марки в стране. Судя по нажатию и по изгибу в букве «А» и цифре «1», обе надписи были сделаны одним и тем же человеком. Когда через три дня пришел отчет о следах на кассете, агент Миллер потерял надежду. Других отпечатков, кроме отпечатков Грейс, обнаружено не было. Отчет об отпечатках на конверте ожидался поздним утром, но агент лично посетил семью Темплтон, чтобы обсудить малый прогресс в расследовании.
Аарон и Грейс с нетерпением ждали его визита. Он вышел из машины с серьезным лицом и огляделся вокруг, отмечая, что все вокруг дышит счастьем. Двое детей зигзагами катались на велосипеде вокруг конусов на тротуаре. Пожилая женщина подстригала гортензии в саду, мужчина средних лет заканчивал расставлять перед забором солдатиков-щелкунчиков в натуральную величину. Все здесь было наполнено духом Рождества, и Миллер тяжело сглотнул, прежде чем подойти к единственному дому, который словно утонул в печали.
– Вам удалось что-то обнаружить? – спросил Аарон, едва заметив его.
– Еще рано делать выводы. Пока мы делаем шажок за шажком, пытаясь выжать все из этих пятидесяти девяти секунд.
– Какие-нибудь следы? Должно же быть хоть что-то.
– Не на кассете. Мы ждем результатов экспертизы конверта, но все это выглядит не слишком многообещающе, мистер и миссис Темплтон. Раз этот парень позаботился о том, чтобы не оставлять следов на кассете, едва ли он был неосмотрителен с конвертом.
– А что насчет самой видеозаписи? Ничего, что помогло бы определить ее местонахождение? Это наша дочь… и мы должны ее найти, – заметила Грейс.
– Качество изображения настолько плохое, что невозможно определить вид за окном, поэтому выяснить, где она и с кем, трудно. Мы думаем, это частный дом, зеленый оттенок за белой занавеской может быть садом, но… это ничего не дает. Даже угол падения солнечных лучей в комнате не поможет нам, поскольку мы не знаем, в какое время суток велась съемка, а это необходимо, чтобы понять направление и, возможно, приблизительную широту. Здесь мало зацепок. Пока рано говорить вам это, но если мы больше ничего не найдем, видео будет служить лишь свидетельством, что с вашей дочерью все в порядке, даже если вы не знаете, где она. Считайте это… доказательством жизни.
– Что это значит?
– При похищениях доказательство жизни используется для подтверждения того, что похищенный здоров, и для выплаты выкупа. Здесь нечто похожее, пускай даже… Пускай даже они об этом не просят.
– Значит, надо сделать так, чтобы попросили, – с мрачным видом отчеканил Аарон.
– Вы снова хотите обратиться в СМИ?
– Почему бы и нет?
– Они будут мешать нашей работе и… Я не хочу, чтобы случилось то же, что и пять лет назад.
– Если это поможет найти мою дочь, я это сделаю. Даже не сомневайтесь.
– Погиб человек, мистер Темплтон. Это не должно повториться.
– Это не моя вина, агент Миллер. Помните об этом. Не я разжег то пламя.
Глава 20
Никогда не знаешь, куда приведет дорога, которую ты выбираешь в ночи.
Мирен Триггс
1998
Мне всегда было интересно, что происходит в душе человека, когда кто-то исчезает, будто его никогда и не было. В течение многих лет я размышляла над концепцией поиска. Возможно, именно поэтому я решила изучать журналистику, именно поэтому мне понравился этот мир. В конце концов, журналистика – это и есть поиск. Поиск того, что скрывают сильные мира сего, что скрывают политики, что скрывает любой, кому не выгодна правда. Поиск в темноте историй, которые можно рассказать, загадок, персонажей, затерявшихся в сознании. Все это о том, как искать – и как найти.
В детстве я читала рассказы о Шерлоке Холмсе, но меня интересовал не преступник, а то, что случилось на самом деле. Большую часть времени я наслаждалась, пытаясь предугадать, что произойдет, но история всегда удивляла меня, и я никогда не находила правильный ответ сама. Возможно, дело Киры захватило меня с самого начала именно потому, что какая-то часть меня знала: я не смогу ее отыскать.
Я обрадовалась, увидев на экране фотографию арестованного. Я провела всего одну ночь, погрузившись в ее историю, но почему-то она вызвала у меня сильные эмоции. Может быть, это было из-за ее взгляда, потому что в глазах Киры я прочла свой собственный страх, удивление и недоумение при виде зла в мире.
Первую полосу газеты «Пресс» в тот день украсило лицо задержанного под заголовком: «Он забрал и Киру Темплтон?» Репортаж, помещенный на четвертую страницу, после редакционной статьи, занимал целые две полосы. В нем рассказывалось, как накануне вечером мужчина с первый полосы, некий Дж. Ф., был арестован за попытку похищения семилетней девочки в районе Геральд-сквер. По словам свидетелей, мужчина схватил девочку за руку и повел ее на север по Бродвею в направлении Таймс-сквер, пока она не начала кричать, поняв, что родителей поблизости нет, а человек, обещавший отвести ее к ним, ей совершенно незнаком.
Крики девочки привлекли внимание прохожих. Объяснения мужчины никого не убедили: он утверждал, будто обнаружил девочку одну в толпе, без родителей, и решил отвести ее в ближайший полицейский участок на углу Таймс-сквер. Накал вокруг исчезновения Киры и тот факт, что это случилось в том же районе, сработали как сигнал тревоги, когда раздались крики девочки, и, по данным газеты, та уже была в безопасности с родителями.
Они также сделали заявление в статье, поблагодарив всех, кто помог задержать мужчину, и призвали других родителей помнить о сексуальных преступниках. Полиция тут же связала это происшествие с Кирой. Автор статьи выразил мысль, что инцидент не случайно произошел неделю спустя в том же районе: преступник убедился, что выбрал верный путь. Наверняка с Кирой все произошло так же, и теперь оставалось лишь вырвать у него признание, чтобы найти девочку.
Последний абзац гласил, что подозрения окончательно развеялись, когда полиция обнаружила, что задержанный включен в реестр сексуальных преступников за правонарушение, совершенное 26 годами ранее, – растление несовершеннолетней.
Я убрала газету, чувствуя удивление и радость от того, что дело Киры скоро разрешится. Еще раз позвонила профессору Шмоеру, и он снял трубку со второго гудка.
– Полагаю, ты все узнала, – вместо приветствия.
– Это хорошая новость. В «Пресс» очень толковые журналисты, этого у них не отнимешь.
– Да уж. Они молодцы. Я же… сам по себе. Весь мой отдел анализирует отчетность компаний из индекса NASDAQ или рейтинга «Стэндард энд пурс», и я единственный, кто время от времени пытается освещать несколько более… скажем так, трагичные происшествия.
– Но ведь кто-то должен это делать?
– Возможно, ты права, Мирен. В любом случае это хорошая новость. И… не беспокойся о задании. У тебя еще есть время написать статью об утечке, как у других.
– Киру пока не нашли. Мое расследование пока не завершено, профессор. Я могу представить доклад, который охватывает развитие событий до этого момента, но предстоит еще много работы.
– Отлично, Мирен. Лучшее качество журналиста, который ведет расследование, – упорство. Я всегда это говорил. С этим нужно родиться, это нельзя развить. Любознательность – вот что нас определяет, это желание расставить все по своим местам, как бы трудно это ни было.
– Я знаю. Ты всегда повторяешь это на занятиях.
– Это единственное, что стоит запомнить. В этой работе больше страсти, чем таланта, больше настойчивости и усилий, чем гениальности. Конечно, это полезные качества, но если тема тебя захватила, ты не сможешь отказаться от нее, пока не выяснишь правду.
– А правда заключается в том, что Киру до сих пор не нашли.
– Именно, – подтвердил он.
Я заметила, что Шмоер говорил как-то странно. Его голос дрожал, но я списала это на плохую передачу звука.
Повесив трубку, я вернулась в здание суда с брецелем для Пола. Он показался мне неплохим парнем – типичный клерк, на которого никто не обращает внимания, и мне было немного жаль, что он томится в архиве в одиночестве. Выпечку я купила в сетевой уличной палатке, и Пол поблагодарил меня улыбкой.
– Ты меня избалуешь, – сказал мужчина радостно. Он все так же сидел за столиком у входа, и я попросила его об одолжении, прежде чем снова нырнуть в ту полную мерзости комнату.
– Можешь мне помочь отыскать кое-что? – Я сделала жалобное лицо.
– Конечно, без проблем. У меня особо нет дел, кроме как разобрать всю эту кучу бумаг, но это потерпит.
Я улыбнулась и положила на стол газету с лицом Дж. Ф. на всю обложку:
– Можно ли как-то разыскать его дело в реестре сексуальных преступников?
– Если он совершил преступление в штате Нью-Йорк, то должен быть здесь.
– А ты поможешь мне найти его?
– Как его зовут?
– Не знаю. Если верить статье, это Дж. Ф. и ему вынесли приговор двадцать шесть лет назад.
– Я посмотрю.
– Спасибо, Пол.
– Пожалуйста.
Мы вместе вошли в комнату с делами, и я продолжила с того места, на котором остановилась. Пол начал перебирать коробки из семидесятых годов. В какой-то момент он спросил меня, почему я ищу в девяностых, на что пришлось дать пространный ответ и продолжить откладывать досье в сторону после просмотра фотографий. После случившегося годом ранее мне стало трудно оставаться наедине с незнакомыми мужчинами, я перестала доверять им, и содержимое этих коробок отнюдь не облегчало мои внутренние страхи. Теперь, когда Пол открывал коробки и просматривал их содержимое на столе, мне было не по себе.
Вскоре послышался крик:
– Нашел! Вот он! Джеймс Фостер. Дж. Ф. Обвинен в сексуальных отношениях с несовершеннолетней по обоюдному согласию в 1972 году.
– По обоюдному согласию?
– Ммм, похоже на то. Потерпевшей было… Где это указывают?
– В графе «возраст потерпевшей», – с серьезным видом подсказала я.
– Ах да. Семнадцать. А ему тогда было… восемнадцать.
– Что? Это какая-то ошибка…
– Он женат и живет в Дайкер-Хайтс с женой и двумя детьми, двенадцати и тринадцати лет.
– Ты уверен, что это он? Дайкер-Хайтс?
Пол протянул мне досье. Это был один и тот же человек. Обычный мужчина, если рассматривать фотографию. Но трудно судить о таком по внешнему виду. Он производил впечатление хорошего отца, не казался опасным и не имел истории жестокого обращения с детьми. Но все написанное не имело значения. Такие люди хорошо скрываются. Это их главное умение. Среди них есть судьи, врачи, полицейские, учителя и священники, и их фасад настолько безупречен, что не вызывает ни малейшего подозрения, пока их не поймают с поличным. И даже если поймают, их нормальность обескураживала на допросах. Все это было просто омерзительно.
– Какие-то дополнительные сведения?
– Не по закону Меган. В этой комнате можно ознакомиться только с кратким содержанием дела и приговором, то есть с тем, что будет доступно в цифровом формате.
– А ты не можешь раздобыть полное досье?
– Боюсь, нет. Это закрытая информация, доступная только адвокату и… ну, в общем, государству.
– Ладно.
– Тебе нужно что-то еще?
– Побыть в одиночестве, – бросила я с натянутой улыбкой. Мои слова застали Пола врасплох. Я ощутила укол вины. Его присутствие меня немного напрягало, и я перегнула палку. Он уже выходил из комнаты с недовольным видом, когда я крикнула:
– Большое спасибо, Пол. Прости.
Его губы дернулись, и он исчез в коридоре, оставив меня одну. В окружении горы коробок я чувствовала себя ужасно.
Я вернулась к досье девяностых годов. Закончив перебирать содержимое коробок, я переставляла их на другую сторону стола. Потом они вернутся на свои обычные места и будут и дальше собирать пыль на полках. Здесь были досье жестоких насильников, тех, кто мастурбировал на публике, худших преступников, но всех их объединяло одно: это были мужчины всех социальных слоев и любых национальностей. Я очень устала и уже собиралась закончить и вернуться на следующий день, когда в голове вспышкой пронесся образ самой темной ночи в моей жизни. Лицо на снимке нельзя было ни с кем спутать. Это было единственное неизгладимое воспоминание о тех минутах. Передо мной лежало досье одного из мужчин, изнасиловавших меня в прошлом году.
Глава 21
Удивительно, как бежит время, когда ты хочешь, чтобы оно замерло, и как медленно оно тянется, когда тебе нужно, чтобы оно ускорилось.
1998
Следующие десять часов пролетели как один миг. Каждая минута без Киры ощущалась острой иглой в сердцах родителей; было двенадцать часов следующего дня, и они с потерянным видом сидели в гостиной в присутствии нескольких полицейских на случай, если кто-то позвонит и потребует выкуп.
– В настоящее время мы допрашиваем всех жильцов и арендодателей дома 225 по 35-й улице, где была найдена одежда Киры, – сообщил агент Миллер, как только приехал на следующее утро. – Мы также опрашиваем заведения в округе и запросили копии записей с ближайших камер наблюдения. К счастью, на предприятиях, вокзалах и в общественных зданиях Манхэттена расположено более трех тысяч камер наблюдения. Если человек, у которого находится ваша дочь, прошел мимо одной из них, мы найдем ее.
Речь звучала гладко, но реальность была не такой радужной.
Большинство камер в 1998 году функционировали как небольшая замкнутая система, записывая и перезаписывая видео на одну и ту же кассету, и в лучшем случае один цикл записи длился от шести до восьми часов. То есть это были камеры для наблюдения в режиме реального времени с целью предотвращения краж и вандализма. Система редко использовалась для поиска преступников, но агент Миллер предпочитал держать эту информацию при себе, не желая признавать, что они блуждали в потемках. В любом случае это был дополнительный инструмент, а не основа расследования.
Следствие также сосредоточилось на поиске одной из немногочисленных свидетельниц исчезновения – актрисы, нанятой для раздачи воздушных шаров детям в конце парада. ФБР связалось с универмагом «Мэйсис», и его руководство дало доступ ко всем архивам, камерам наблюдения, контрактам, а также выразило готовность приложить все усилия, чтобы отыскать компанию, ответственную за наем персонала и, в частности, девушки в костюме Мэри Поппинс.
После четырех часов дня в офис ФБР в Нижнем Манхэттене вошла молодая хрупкая девушка, готовая дать показания агентам.
Но и это заявление не смогло пролить свет на случившееся или стать поворотным пунктом в расследовании. Согласно показаниям актрисы, она видела девочку – ее она опознала по выданной фотографии – улыбающейся и с отцом. Затем произошла небольшая суматоха, и вскоре отец вернулся, отчаянно расспрашивая всех про свою дочь. Чуть позже актриса, как и несколько людей в толпе, присоединилась к крикам, но после этого она больше ничего не видела. У нее сняли отпечатки пальцев и разрешили отправиться домой. Ее версия полностью совпала с версией Аарона, который в то время вместе с группой волонтеров, соседей и коллег расклеивал по центру Нью-Йорка плакаты с фотографией своей дочери.
К полуночи второго дня лицо Киры можно было увидеть повсюду: на фонарных столбах и будках, на киосках с хот-догами, на дверях каждого кафе и каждого ресторана, на мусорных урнах и летящим по городу – напоминание о девочке, которая вот-вот станет самой большой загадкой в стране. Дни пролетали, а новостей о Кире не было, что только усугубляло боль охваченных ужасом родителей. Неделю спустя, когда рана была еще совсем свежа, Америка, проснувшись, увидела лицо Киры на первой полосе «Манхэттен пресс» с заголовком: «Вы видели Киру Темплтон?»
В статье подробно описывалось все, что произошло после ее исчезновения, и указывалось несколько телефонных номеров, по которым можно было сообщить о местонахождении несчастной девочки. Один из них был номером примитивного колл-центра, который Аарон и Грейс создали у себя дома: несколько телефонов, подключенных между собой на столе, где четыре добровольца, соседи и близкие друзья, отвечали на звонки и записывали любую информацию.
В тот день телефон разрывался. Сомнительные зацепки поступали со всей страны: очень похожая на Киру девочка играла в парке в Лос-Анджелесе, подозрительный парень проходил мимо школы в Вашингтоне, им диктовали бесконечный список номерных знаков белых фургонов, припаркованных в бедных кварталах вот уже несколько дней, малоимущая пара удочерила девочку в Нью-Джерси. Кира была везде и нигде одновременно. Она превратилась в призрака, который в одно мгновение пронесся по всей стране, – милая девчушка, которую все обожали, но никто не знал. Тем же вечером некоторые ассоциации по поиску пропавших детей организовали марши в знак протеста против очевидного бездействия властей, которые еще не заняли определенную позицию по этому вопросу. Звонки поступали на коммутатор один за другим, и все они слегка присыпали тайну, но никто этого не заметил, пока не стало поздно. Первые минуты свидетельств сменились первыми часами, первые часы – ночью, и ее начали видеть в каждой тени, а на рассвете все эти крупицы превратились в плотный серый слой, где невозможно было уже ничего разобрать. В течение дня Аарон и Грейс несколько раз выходили на встречу с представителями прессы, которые проявляли повышенный интерес к этому делу после того, как новость вышла на первой полосе «Пресс», и делали заявления для различных СМИ, надеясь придать поискам дочери новый импульс. Но к полуночи пришло осознание – они сидят совершенно без сил на диване в собственном доме, сквозь шторы мерцают рождественские огни всего района, а телефоны разрываются от все более абсурдных сообщений: медиум предлагает вызвать ее дух, экстрасенс разглядела труп в кофейной гуще, какой-то испанский писатель утверждает, что девочка стала мишенью подпольной секты.
У дома припарковался серый «Понтиак», и Аарон с Грейс вышли навстречу. Лицо агента Миллера было серьезным.
– Что происходит? Какие-то новости?
– Мы полагаем, что задержали виновного, мистер и миссис Темплтон, – выдохнул он.
– Ее нашли?!
– Не так быстро. Пока нет. Мы задержали подозреваемого и допрашиваем его.
– Кира у него? Где она?
– Пока неизвестно. Вчера мужчина пытался похитить девочку неподалеку от места исчезновения Киры, и мы ничего не исключаем. Возможно, он где-то держит ее. Мы проверяем его слова, пока рано что-либо утверждать. Из его автомобиля изъяли различные предметы, и мы хотим выяснить, принадлежат ли какие-либо из них Кире.
Агент достал прозрачный пластиковый пакет с белой блестящей заколкой, и слеза, скатившаяся по лицу Грейс, накрыла ее губы с нежностью легкой океанской волны. Это была радость пополам с печалью. Эта слеза никогда не будет похожа на другие, и Грейс не тронула ее, ощущая влажность на коже, пока та не испарилась.
– У нее много похожих, – неуверенно сказала она.
– Вы думаете, это может быть ее заколка?
– Я не… Я не знаю. Возможно.
– Хорошо.
– Агент, вы думаете, Кира у него? – перебил Аарон, в нем боролись надежда и страх.
Миллер промолчал. Любое неверное слово в ответ могло стать ударом для родительской души.
– Пустите меня к нему. Мне нужно увидеть его лицо, – решительно заявил Аарон.
– Нет, мистер Темплтон. Это невозможно. Пока рано.
– Агент Миллер, я должен увидеть лицо этого ублюдка. Прошу вас.
– Мы все еще не знаем, виновен ли он.
– Пожалуйста.
Миллер посмотрел на Грейс, а затем снова перевел взгляд на него. Аарон выглядел жалко. Беспорядочно торчащая щетина, глубокие серые круги под глазами, красные и отчаявшиеся глаза. Он уже несколько дней подряд не менял одежду.
– Я не могу, Аарон, правда не могу. Это не принесет пользы ни вам, ни расследованию. Мы обязательно найдем Киру. Оставайтесь здесь, и завтра я сообщу вам все новости. Мы трудимся без остановки. Я приехал лично, потому что считаю, это самое малое, чего вы заслуживаете. Мы уже близко.
Аарон обнял Грейс, и на секунду она почувствовала тепло мужа. Всю прошлую неделю он был холоден, как будто его прикосновения ничего не значили, как будто каждый жест привязанности был намеком на скрытое извинение. Но в этот раз это было похоже на надежду. Ведь когда тонешь, невозможно чувствовать любовь, когда болит душа, сердце способно лишь искать виновных. Эта новость прикрыла рану бинтом, как будто в ее силах было исцелить отношения и заштопать проблемы, которые начали возникать на фоне взаимных обвинений. Грейс вздохнула в объятиях мужа, почувствовав некоторое облегчение; тем временем Миллер попрощался и сел в машину. Они смотрели, как красные огни автомобиля уносятся на запад, и думали о том, как перестали любить друг друга, когда Кира исчезла, потому что до ее рождения они и подумать не могли, что смех этой маленькой девочки, до сих пор звучащий в памяти, станет для них необходим как воздух.
– Они найдут ее, – сказал Аарон. – И скоро нас снова будет четверо.
Он погладил живот жены, ощутив легкий изгиб под водолазкой Грейс, и понял, что в последний раз делал это неделю назад, всего за несколько мгновений до исчезновения Киры.
– Как Майкл?
– Не знаю. Он не шевелится уже несколько дней.
Глава 22
Самое страшное в темноте – наблюдать, как догорает пламя последней свечи.
27 ноября 2010
12 лет с момента исчезновения Киры
Миллер прибыл при первой возможности. На въезде в тоннель Хью Л. Кэри, соединяющий Манхэттен с Бруклином, он попал в продолжительный затор из-за лобового столкновения двух автомобилей. Агенту пришлось сделать несколько звонков, извиняясь, что он не заедет в офис, и когда два часа спустя он смог тронуться с места, его взгляду предстал кран, поднимающий обломки двух автомобилей, и две машины «Скорой помощи», делающие то же самое с тремя телами. Несколько парамедиков оказывали помощь раненым в результате смежных аварий. Миллер не привык к свежим трупам, и вид полиэтиленового мешка поблизости вызвал у него тошноту. Большинство дел, над которыми он работал, заканчивались хорошо за редким исключением, когда пропавшие люди исчезали бесследно. Порой недели, а то и месяцы спустя в какой-нибудь глуши находили тело – уже без крови, зачастую просто кости, и боль была уже не такой острой, хотя горе от этого не становилось менее душераздирающим. Миллер припарковался у дверей четырехэтажного многоквартирного дома из красного кирпича рядом с Проспект-парком, где последние пять лет жила Грейс.
– Как вы? – спросил он с порога.
– Ты припозднился, Бен. Где ты был? – нервно спросил Аарон, распахнув дверь с такой скоростью, что у Миллера перехватило дыхание.
– На въезде в тоннель серьезная авария, не проедешь ни назад, ни вперед. Ужасное зрелище. Когда расчистили проезд, я увидел труп на асфальте и много раненых. Почему такая срочность? Что-то случилось?
– На этот раз все по-другому, Бен, – сказал Аарон.
– Что случилось?
– На кассете. Ее нет. Киры там нет, – взволнованно вставила Грейс.
– О чем ты?
Миллер ничего не понимал, но сохранял спокойствие. Оглядевшись по сторонам, он отметил, что квартире Грейс не помешала бы уборка.
– Такого раньше не было. Никогда! – воскликнул Аарон. – За эти годы мы получили три записи, и Кира всегда была на них. Но сейчас… на четвертой… ее нет. Комната пуста.
– Я могу посмотреть видео?
– Конечно, кассета уже вставлена, – ответила Грейс.
Его проводили в гостиную и, перемотав запись, нажали на кнопку старта. Поняв, что Грейс и Аарон говорят правду, Миллер поднес руки ко рту.
– Где кассета была в этот раз? Кто вам ее дал?
– Дома. В нашем старом доме. Как и в первый раз.
Не отрывая взгляд от экрана, Миллер кивнул.
– В прошлые разы вторая и третья кассета появились в твоем кабинете, Аарон, и на скамейке в парке, так?
– Да.
После развода супругов в 2000 году Грейс какое-то время продолжала жить в доме, где они официально были семьей Темплтон, но в 2007 году им пришлось сдать его в аренду. Грейс не выносила одиночества в этих стенах, с нетерпением ожидая любого звонка, подсказки или новости о судьбе Кире. Невыносимая боль и постоянные упреки привели к тому, что бывшие супруги поддерживали отношения только тогда, когда вновь появлялась надежда найти Киру. Но эта иллюзия появлялась и исчезала лишь на пару недель раз в несколько лет в виде случайно появляющихся кассет. Рождественские огни квартала стали метафорой их жизни, потому что Темплтоны с горя перестали украшать свой дом, а соседи, по утрам дарившие им сочувственные взгляды, вечером зажигали гирлянды, напрочь позабыв о боли, которая царила в единственном доме в округе, где сад не наводнили олени, эльфы и пластмассовые снеговики.
Дом Темплтонов сняла семья индийцев с двумя детьми, чей отец владел парой супермаркетов в центре города. В день подписания договора аренды Аарон и Грейс попрощались с супругами, слыша смех двух детей, играющих и поющих на хинди в комнате, которая когда-то служила колл-центром для получения информации о Кире. Мистер Свагхат с женой обещали, что наполнят этот дом счастьем и немедленно сообщат, если для Аарона и Грейс придет посылка. Они согласились на это странное условие в обмен на небольшую скидку. Но за исключением первого года единственной почтой, которую они получали по этому адресу, были письма из казначейства с требованием уплаты местных налогов.
Первая кассета появилась в почтовом ящике в 2003 году, в День благодарения, когда Грейс еще жила там, но следующие две появились случайным образом в разных местах. Так, в августе 2007 года вторая кассета целую неделю пролежала в кустах возле страховой компании Аарона, где тот раньше работал. Обнаружив ее, бывшая коллега позвонила Аарону: она видела статью Мирен Триггс в «Манхэттен пресс», когда прислали первую кассету.
Третья, и последняя, запись очутилась в феврале 2009 года на скамейке в бруклинском Проспект-парке, недалеко от места, куда переехал Аарон, и только спустя почти три дня бездомный за пару сотен долларов передал ее «Си-би-эс».
Эти три записи Киры произвели такой фурор, что последнее видео показали в новостях еще до того, как его увидели родители и изучила полиция. Местный сатирический журнал даже опубликовал раскритикованную позже карикатуру – рисунок переполненного пляжа с надписью «Где Кира?» по аналогии с популярными книгами «Где Уолли?». Терпение Аарона и Грейс лопнуло, и они решили держаться подальше от СМИ.
Поиски Киры, некогда объединившие половину планеты, теперь превратились в спектакль, и безутешные родители чувствовали себя ужасно. Штат Нью-Йорк срочно принял закон о запрете демонстрации и распространения жизненно важных улик во время расследования, чтобы хоть как-то ограничить цирк, в который превратилось это дело. Так называемый закон Киры прошел в марте 2009 года без затруднений и изменил отношение к следственным процессам, хотя он также иногда использовался политиками и бизнесменами для защиты своих медийных задниц, когда их обвиняли в каких-то нарушениях. Закон Киры подвергся общественной критике как ограничивающий свободу информации, и вскоре под давлением прессы, которая требовала большей прозрачности расследований, его пришлось отозвать. В результате в 2009 году был принят новый закон Киры – Хьюм – по имени предпринимательницы, которая подала в суд на газету «Уолл-стрит дэйли» за публичное раскрытие серьезных нарушений, которые Федеральная торговая комиссия обнаружила в ее компании, проводившей анализы крови. Новый закон запретил распространять информацию о текущем расследовании преступлений, связанных с похищением, убийством или изнасилованием, но не в случае коррупции, мошенничества и других серьезных экономических преступлений. Это означало, что в случае появления нового видео с Кирой медийного цирка удастся избежать. В итоге некие коллекционеры кассет начали выставлять на торгах видеозаписи с Кирой на нелегальной онлайн-площадке «Силк-роуд» по все более заоблачным ценам.
На каждой из трех записей люди пытались отыскать какую-нибудь зацепку, которая помогла бы в расследовании, но все попытки за эти двенадцать лет оказались тщетными: проводились анализы отпечатков пальцев и ДНК, в районе искали свидетелей, а камеры наблюдения в округе проверялись на предмет совпадений между записями разных лет.
Запись 2007 года, казалось, пролила некоторый свет на это дело. Кассету подбросили к бывшей страховой компании Аарона, где были установлены камеры наблюдения на фасаде и на углу здания. На одной из записей за август было видно, как чей-то силуэт, похожий на женщину с вьющимися волосами, подошел перед рассветом к офису и оставил там мягкий коричневый конверт, в котором позже нашли кассету. Были проанализированы камеры в зонах, у банкоматов, супермаркетов и магазинов, даже на въездах в тоннели и автострады, но ни на одной из них силуэт не появился вновь.
Тогда агент Миллер разъяснил семье Темплтон ход событий и передал им несколько изображений темной фигуры в кадре, но это привело лишь к тому, что две исстрадавшиеся души начали видеть эту тень в каждом встречном человеке. Дело нисколько не сдвинулось с места, а лишь растравило надежды и боль измученных родителей с незаживающей пустотой в сердце. Первая кассета в 2003 году воспринималась иначе. Тогда эмоции были куда сильнее и продолжительнее, потому что надежда стала словно лезвием ножа – чем острее оно ранит, тем больше боишься дотронуться вновь. Впоследствии, когда появлялось новое видео с Кирой, в сердцах Аарона и Грейс зажигался слабый огонек, ненадолго разгоняющий тьму, от которой не было спасения.
– Что это, по-твоему, значит, Бен?
– Не знаю, Грейс. Возможно, это последняя кассета, которую мы получим.
Глава 23
От чего еще бежит человек, как не от монстров из прошлого?
Мирен Триггс
1998
Когда я вышла из судебного архива, было уже темно, и я почувствовала себя в опасности, едва ступила на тротуар. Выйдя на Бивер-стрит в Нижнем Манхэттене, я на мгновение заколебалась, не позвонить ли снова профессору Шмоеру, который всегда был готов проводить меня домой, но почему-то не смогла заставить себя сделать это. Часть меня простила его за то, что он меня оттолкнул, но встретиться с ним лично было выше моих сил. До дома пешком было слишком далеко, и единственным вариантом было метро. Ближайшей станцией была «Уолл Стрит», и мне предстояла сорокапятиминутная поездка в северном направлении до «116-й улицы». Оттуда всего одна улица – и я дома. На словах проще простого, но для меня это было испытанием.
Я шла к станции метро, борясь с холодным южным ветром, который дул с Нижнего Манхэттена и замораживал любой выбившийся волосок, и не успела спуститься по лестнице, как мой страх дал о себе знать. Какие-то парни прислонились к двери по обе стороны, спасаясь от холода, и болтали то ли о бейсболе, то ли о баскетболе. Я с независимым видом прошла мимо них (другого варианта не было), и их разговор оборвался. Они устремили на меня взгляды, облизали губы, собираясь наброситься на добычу, и, прибавив шаг, я оставила парней позади.
Мимо турникетов проходила молодая пара, и я догнала их. Замедлив шаг, пошла рядом с ними, как будто наличие свидетелей каким-то образом могло спасти меня от страхов. Два парня бодро шагали навстречу, и я снова ускорилась, двигаясь к платформе третьей линии в сторону Гарлема. Парни последовали за мной и показали на меня пальцем. Они обменялись заговорщицким взглядом, и я начала озираться в поисках кого-то, кто мог бы мне помочь.
Здесь.
Не было.
Ни души.
Нужно было бежать. Нужно было спешить отсюда. На мгновение во мне проснулось желание спрыгнуть на пути и скрыться в темном тоннеле, но я знала: это верная смерть.
Я не могла допустить, чтобы это случилось со мной снова.
Подняв голову, заметила, что камера наблюдения как раз направлена туда, где я стояла, – если остаться здесь, то хотя бы один охранник заметит происходящее и придет на помощь.
Глубокий вдох.
На платформе между двумя путями через каждые несколько метров были установлены синие колонны, и я прислонилась к одной из них, надеясь, что парни потеряют меня из виду и успокоятся.
– Эй, ты! – крикнул один из них.
– Послушай, почему ты бежишь? – вторил ему другой.
Их голоса раздавались менее чем в десяти метрах. Я перепроверила, что нахожусь в поле зрения камеры. «Если ты ее видишь, то и она видит тебя», – сказала я себе и несколько раз отчетливо прошептала «помогите», надеясь, что охранник по ту сторону экрана придет мне на выручку. Эти секунды показались мне вечностью. Я чувствовала себя одинокой и беззащитной.
Снова.
Задыхаясь, я закрыла глаза и увидела, как мерцают огни фонарей в том парке, как лицо из досье улыбается мне сверху, вспомнила, как между ног струилась горячая кровь, когда я вернулась домой.