Проблема с бывшими подружками в том, размышлял Майка, что каждая что-то из тебя вычитает. Прощаешься с первой своей великой любовью и обзаводишься следующей, но обнаруживаешь, что ей ты можешь дать уже меньше. Маленького кусочка тебя недостает — ты уже не целиком вкладываешься в новые отношения. А в следующие еще меньше, и еще того меньше — в те, что потом. После Лорны он встречался с Зарой — экзотической, склонной к драматизму, любительницей пестрых тюрбанов. А когда Зара сменила его на своего партнера по танцам, он увлекся Аделью. Ту пожирала страсть спасать животных. Однажды она объявила, что уезжает работать с серыми волками в каком-то богом забытом углу Монтаны. Или Вайоминга. Нет, с женщинами у Майки не очень-то складывалось. Они, похоже, в какой-то момент теряли к нему интерес, а почему — он толком не мог понять. Теперь он был с Кэсс, но это совсем не то, как было в старину с Лорной. С Кэсс все более… приглушенно. Негромко. Спокойно. И разумеется, даже речи нет о браке. Уж если Майка что и усвоил из всех этих прежних отношений, так это что жить с кем-то, так сказать, на полную ставку слишком хлопотно.

Он свернул на Йорк-роуд, заскочил в магазин купить выключатель, а заодно и поручни для ванны в квартиру ЗВ. Потом заехал в «Джайнт» за продуктами для чили.

Толкая тележку мимо стеллажей с консервированной едой, Майка на мгновение словно вернулся в свой утренний сон. Младенец сидел посреди похожего отдела. Спину держал очень прямо, решительно, в такой позе нередко сидят малыши, только что научившиеся сидеть. И откуда, черт возьми, этот сон?

Кто-то мог бы даже счесть его пророческим, хотя Бринк давно вышел из пеленок.

Вернувшись домой, Майка переставил пустые мусорные контейнеры за дом. Потом пошел в свой кабинет и внес выключатель и поручни в список расходов, который предстояло предъявить владельцу здания. Только поручни он записал как «вешалка для полотенец», поскольку поручни для ванны теоретически относились к дополнительному оборудованию, которое должны оплачивать сами жильцы, Картеры. Но Луэлла Картера болела раком и становилась все слабее, в любой момент могла упасть. Она же не просила установить ей душ с гидромассажем или еще какую роскошь, так рассудил Майка.

Мистеру Джерарду, домовладельцу, перевалило за восемьдесят, он был несколько прижимист, но теперь жил во Флориде и в дела почти не вмешивался.

После обеда — три звонка, один довольно занятный. Клиент хотел убрать с ноутбука сына-подростка порнофильмы и установить блокирующие программы. Майку развеселили названия, под которыми сын замаскировал файлы: «Производство сорго в восточных штатах», «Демография населения Дайтона». Похоже на пустоты внутри книги, куда люди прятали ценности от воров, — тоже всегда выбирали обложки со скучнейшими заголовками, чтобы посторонние не соблазнились открыть.

Отец был родом из какой-то далекой страны, где-то в Азии. Как многие клиенты-мужчины, он принадлежал к типу любителей стоять над душой и рассуждать о технике, пока Майка возится с компьютером. Сначала мистер Фень расспросил о преимуществах лазерных и струйных принтеров, потом — не угрожает ли оборудование «умного дома» приватности личных данных. Майка отвечал односложно. Он предпочитал полностью сфокусироваться на том, чем занят в конкретный момент. Впрочем, это не помогло: мистер Фень любил поговорить.

Когда Майка заполнял чек, мистер Фень сказал:

— Вы мне однажды помогли разобраться с вирусами, когда работали в «Компу-клиник». Я так и подумал, что ваше лицо мне знакомо.

— В самом деле? — откликнулся Майка.

— А теперь у вас собственная компания, верно?

— Ну, компанией я бы это не назвал…

Майка оторвал первый экземпляр чека и вручил его мистеру Феню. Тот всмотрелся, поджал губы.

— Знаете, я, пожалуй, ничего сыну не скажу, — сообщил он Майке. — Он придет домой, включит свой компьютер, удивится, что случилось, но спросить меня он же не сможет, верно? А я ни слова не скажу.

— Хороший план, — согласился Майка.

— Может, он решит, это Бог управился, — сказал мистер Фень.

Они оба засмеялись.

Другие заказы были не столь интересны. Установить новую операционную систему, настроить новый принтер. Ерунда, не требующая участия мозгов.

Парня, с которым целовалась Лорна, звали Ларри Эдвардс. Нет, Эсмонд. Имя само всплыло в голове Майки, когда он, подключив принтер, ехал домой. Ларри Эсмонд — маленький, тощий, крошечный клочок темной бороды торчал из центра подбородка, словно приклеенный. Он ходил в одну с Лорной группу изучения Библии. Как-то осенью, под вечер, Майка шел через кампус в компьютерную лабораторию и случайно увидел Лорну и Ларри на скамье под дубом. Сначала подумал, Лорна чем-то расстроена, а Ларри ее утешает — она сидела понуро, опустив голову, что-то говорила, словно себе за пазуху, а Ларри закинул одну руку на скамейку за спиной Лорны и мрачно кивал, внимая ей. Но потом он поднял другую руку и убрал прядь волос с ее лица, и Лорна повернулась к нему, и они поцеловались.

Будь это сцена в кино — обманутый влюбленный замирает в ужасе на миг и удаляется прочь, негодуя; девушка испуганно вскакивает на ноги; коварный соблазнитель тоже встает и бормочет объяснения и оправдания, — Майка бы только фыркнул. Мелодрама чистой воды! И так далеко от его реальной жизни, от Лорны, — Лорна была очень преданной. Порой даже липучей — обеими руками хваталась за его локоть, когда они гуляли вместе, просилась с ним, когда он сообщал, что собирается выпить с ребятами пива или сходить в зал покидать мячик в корзину.

И тем не менее вот они: Лорна и Ларри.

Однако он не думал, что Ларри стал отцом Бринка. Для этого пришлось бы уж слишком напрячь воображение.



— Столовую ложку молотого чили, столовую ложку соли, четверть чайной ложки красного перца, — приговаривал он, отмеряя приправы и высыпая их в кастрюлю. Он всегда разговаривал сам с собой во время готовки. Глянул еще раз на старую, потрепанную карточку. — Два dientes de ajo[1], раздавить.

Он положил два зубчика чеснока на разделочную доску, раздавил их чугунной сковородкой и аккуратно собрал.

Кто-то постучал в заднюю дверь.

Сначала Майка подумал, что стучат в парадную дверь. Жильцы пользовались ей — она вела в холл, куда выходили двери квартир. Но нет, тихое тук-тук доносилось из-за двери рядом с раковиной. Слишком неуверенное, это не Кэсс. Он отложил сковородку, подошел к двери и открыл ее. За дверью обнаружился тот паренек Бринк, он слегка покачивался с пятки на носок, глубоко засунув руки в карманы. Солнце уже садилось, стало так холодно, что парень наконец раскатал рукава блейзера.

— Привет, — сказал он Майке.

— И тебе привет, — ответил Майка.

Бринк продолжал переминаться с пятки на носок.

— Как дела? — спросил его Майка.

— Да особо никак.

— Хочешь войти?

— Хочу, — ответил Бринк. Вытер ноги о коврик и следом за Майкой вошел в кухню.

— День с толком провел? — спросил Майка.

— А, да. Нашел библиотеку.

— Библиотеку, — повторил Майка.

— Там и сидел.

То есть он весь день просидел в библиотеке? Уточнять Майка не стал: откроется очередная проблема, в которую он не хотел заглядывать. Он махнул рукой в сторону кухонного стола и пригласил:

— Садись, что стоять. Пива хочешь? Или, может… Не знаю, — добавил он, спохватившись: Бринк же еще несовершеннолетний.

Но Бринк уже ответил:

— Пива бы неплохо.

И Майка не стал с этим спорить. Вытащил из холодильника банку «Натти Бо», передал парню. Сам вернулся к плите и закинул толченый чеснок в кастрюлю с чили.

— Одна луковица, нарезать, — скомандовал он себе. Самая нелюбимая часть процесса.

За спиной послышалось тихое «пфф» открывшейся пивной банки.

— Я читал книгу про «Ориолс», — мгновение спустя сказал Бринк. — Давненько они играют.

— Да уж, — согласился Майка.

— С 1901 года, если считать, когда они были «Брюэре».

— «Милуоки Брюэре»? — спросил Майка.

— Точно.

Майка обернулся поглядеть на своего гостя. Бринк откинулся к спинке стула, обеими руками сжимал банку пива.

— Но тогда ж они еще не были «Ориолс», — сказал Майка.

— Нет, «Ориолс» они только с 1953-го.

— А!

Майка продолжил резать лук.

— Лучшие же их дни пришлись на шестидесятые, — сообщил Бринк.

— Вот как, — откликнулся Майка. Он сбросил лук в кастрюлю и хорошенько все помешал. Уже чувствовался тминный дух, немного похожий на застарелый запах пота.

— Смотрю, ты всерьез исследованием занялся, — сказал он Бринку.

— Да время девать было некуда, — ответил Бринк.

Майка замолк. Когда фарш начал подрумяниваться, он достал себе пива из холодильника и тоже уселся на стул.

— Как насчет тут и поужинать? — поинтересовался он наконец.

— Было бы здорово! — обрадовался Бринк и со стуком опустил на пол передние ножки стула.

— Всего лишь чили, — пояснил Майка. — И моя подруга тоже придет, Кэсс.

— Чили — это здорово! — сказал Бринк. — И я буду рад познакомиться с Кэсс.

— Так что?.. — начал Майка.

Бринк насторожился.

— Так что на самом деле происходит? — задал вопрос Майка.

— Что происходит?

— В смысле, занятия сейчас идут полным ходом. Ты же не на осенних каникулах.

— Это верно, не на каникулах, — сказал Бринк.

Майка вскрыл банку пива и задал следующий вопрос:

— А где вообще этот колледж Монтроз?

Ему не слишком нравилась собственная настойчивость, но Бринк не возражал.

— В Виргинии, — сказал он. — Прямо у границы округа Колумбия.

— Ты живешь в общежитии? Или из дома ездишь?

— Господи, нет! Живу в общаге. Кому охота мотаться из дома?

— Верно, — подтвердил Майка и глотнул пива.

— Кстати говоря, — сказал Бринк, — свободной кровати у вас не найдется, чтоб мне на ночь пристроиться?

— Здесь? — удивился Майка.

— Или хотя бы диван. Меня тот диван вполне устроит. — Бринк глянул в сторону гостиной зоны.

— Ну… у меня есть запасная спальня, типа того, — сказал Майка.

— Здорово! Потому что на поезд я, пожалуй, уже опоздал.

Еще даже не смеркалось. Поезда ходили почти до полуночи. Но Майка не стал заострять на этом внимание. Отодвинул стул и поднялся снова помешивать чили.

— Вещи с собой есть? — спросил он паренька, перекрывая шипение мяса.

— Нет, я… особо вперед не загадывал.

Пауза. Потом Майка сказал:

— Банку фасоли. Промыть и слить воду.

— Очень вкусно пахнет, — сказал Бринк.

— По-хорошему фасоль надо готовить самому, но тогда начинать надо было заранее.

— По мне, консервированная фасоль вполне годится, — сказал Бринк.

— Но она дороже, — пояснил Майка.

— Вон что.

Майка вел консервный нож по кругу, вспарывая банку. Он спросил:

— Сам-то часто готовишь?

— Я вовсе не готовлю.

— Ясно.

Майка плюхнул фасоль в дуршлаг и включил холодную воду.

В заднюю дверь постучали — знакомый отрывистый тук-тук-тук. Майка оставил дуршлаг в раковине и пошел к двери.

— Привет, — сказал он, и Кэсс ответила:

— Ага, привет, — и вручила ему остатки кукурузного хлеба, завернутые в полиэтилен. Щеки ее слегка разрумянились, от нее пахло приятно — чисто, чуточку морозно. Взгляд Кэсс скользнул мимо Майки к Бринку.

— Это Бринк Адамс, познакомься, — сказал Майка. — Сын моей приятельницы университетских дней. Бринк, это Кэсс Слейд.

— Здрасьте, Кэсс, — сказал Бринк.

Манеры богатенького мальчика — запросто, даже слишком уверенно вступает в разговор с незнакомцами.

— Бринк решил денек прогулять, — пояснил Майка. — Учится в колледже Монтроз.

— О, Монтроз! Одна из преподавательниц моей школы там училась, — подхватила Кэсс.

Майка был ей благодарен за это — сам не зная почему.

— Хочешь пива? — предложил он.

— Да, спасибо.

Она скинула куртку, повесила ее на спинку свободного стула и села.

— Будете с нами ужинать? — спросила она Бринка.

— Ага, — ответил он и добавил: — И устроюсь на ночь в запасной спальне.

— О?

Она вопросительно глянула на Майку, и тот кивнул, вручая ей банку пива.

— Что ж, — помолчав, сказала Кэсс Бринку, — вам наверняка понравится чили Майки.

— Пахнет чудесно.

Снова молчание.

— Так! — сказал наконец Майка. — Схожу-ка принесу еще стул.

Стул имелся только в кабинете перед компьютерным столом. Когда Майка вернулся, Бринк уже рассказывал Кэсс историю местной команды «Ориолс». Кэсс проявляла вежливую заинтересованность. «В самом деле?» — повторяла она время от времени и наконец сказала:

— Я родом не из Балтимора, я всего этого не знала.

— О, у них длинная история!

— А сами вы играете в бейсбол, Бринк?

— Не-а.

Она ждала пояснения, слегка наклонив голову, но не дождалась.

Хотя Бринк никак не мог быть его сыном, на миг Майка прочувствовал, каково было бы иметь сына — сына, который причинил бы ему разочарование. Пустышку.

Но Кэсс так легко не сдавалась. Пока Майка накрывал на стол и смешивал салат, она искусно вела атаку, выясняя, в какие спортивные игры Бринк все же играет (лакросс, разумеется) и какую университетскую программу выбрал (пока что он понятия не имел). Майка развернул кукурузный хлеб. Разложил по тарелкам. Навалил чили поверх хлеба, посыпал тертым чеддером и тоже сел за стол. За ужином Кэсс перешла к вопросам о семье Бринка. У него есть младшие брат и сестра, сообщил парень. Сестра в четвертом классе — тут, разумеется, у Кэсс появилось множество новых вопросов. В тот вечер волосы у нее были забраны в пучок — эту прическу Майка не очень любил, он предпочитал, когда ее волосы свисали прямыми прядями, — и почему-то она выглядела ближе по возрасту к Бринку, чем к Майке. Бринк рассказал ей, что у сестры дислексия, и она внимательно слушала, сочувственно кивая, и хвостик подпрыгивал у нее на затылке. Майка недоумевал, с какой стати она так во все это вникает. Ему больше нравилось, когда Кэсс была сдержанна с посторонними. Когда она проявляла внимание к нему, если уж начистоту.

Он оттолкнул стул и поднялся вскипятить воду — Кэсс после ужина будет пить чай. Бринку он чая не предложил.

После ужина они сидели рядком на раскладном диване в кабинете Майки и слушали вечерние новости. Телевизор стоял на одном столе с компьютером, буквально в шаге от зрителей — очень уж узкая комнатенка.

— Здесь ты и будешь спать, — предупредил Майка, похлопывая ладонью по дивану, и Бринк ответил:

— Меня вполне устраивает.

Майка слегка любопытствовал насчет политических взглядов Бринка, но все время, пока дикторы говорили, парень не вылезал из своего смартфона. Майка глянул на Кэсс, надеясь перемигнуться с ней, но она с головой погрузилась в сюжет о том, как группу иммигрантов-латиносов загоняют в автозак.

И задолго до того, как программа закончилась, Кэсс потянулась, высоко вскинув руки, зевнула вслух и сказала:

— Мне, пожалуй, пора. Совсем убегалась.

Потом она сказала:

— Доброй ночи, Бринк.

Парень оторвался от смартфона и пробурчал: — А? О! Приятно было познакомиться.

Майка вышел вслед за Кэсс в кухню и там спросил ее:

— Разве ты не останешься на ночь?

— Нет, — ответила она, — ты и так не один.

Взяла свою парку со спинки стула, накинула ее.

— А это тут при чем, — удивился он, обхватывая ее руками сзади, утыкаясь лицом ей в шею, — этот теплый изгиб словно специально был создан по форме его носа. — Я-то рассчитывал на обнимашки самую малость, — шепнул он.

Но она расцепила его руки и двинулась к двери.

— Ты не спросил, как дела с Нэн, — бросила она через плечо.

— А! Точно, Нэн, — откликнулся он. — Ты позвонила ей?

— Нет, — сказала она, открыла дверь и сделала шаг за порог.

— Наверное, стоило бы это сделать, ты не думаешь? — спросил он.

Она обернулась и бросила на него взгляд — непонятный Майке.

— Может быть, я просто поселюсь в машине с Димолеем и его бабушкой, — сказала она.

— Ну, право, — сказал он, решив подхватить шутку, — тогда уж купи собственную машину и в ней и живи.

Но Кэсс не улыбнулась в ответ. Молча закрыла за собой дверь, и он остался в кухне, в одиночестве.

Мгновение Майка тупо смотрел на прямоугольник двери, потом повернулся и пошел обратно в кабинет. Наверное, надо принести Бринку постельное белье. После этого можно будет уйти в свою спальню. Обычно по вечерам он зависал на диване в гостиной, раскладывал пасьянс на телефоне, но сегодня не будет. Сегодня, так сказать, имеются зрители. Вот в чем проблема с гостями, которые остаются на ночь, — они отнимают у тебя все личное пространство. Просачиваются в каждый угол.

Ему припомнился образ младенца в супермаркете, того, что смотрел на него с ожиданием. Уже не в первый раз Майка подумал, как мало толку от пророческих снов, ведь их смысл открывается лишь задним числом.

3

По-видимому, Бринк, как большинство подростков, мог спать допоздна. Утром, когда Майка отправлялся на пробежку, дверь в кабинет была плотно закрыта, за ней тишина. Ничего не изменилось и когда он вернулся, и позже, когда он вышел из душа. Он подумал, как поступить, если звонок клиента вызовет его раньше, чем Бринк проснется. Поеду, решил он. Парень явно не преступник.

Когда Майка жарил яичницу, взгляд его упал на лежавший у плиты мобильный телефон в украшенном блестками футляре. Выходит, прошлым вечером Бринк увидел зарядку Майки, запомнил, где она, и потом вернулся в кухню и подключил свой мобильник. Отчего-то стало неприятно — опять вторглись на его личную территорию, хотя, разумеется, ничего такого уж личного в зарядном устройстве нет. Он стряхнул с себя это чувство и выложил яичницу на тарелку.

Черт, надо было и бекон. По опыту Майки, запах поджаривающегося бекона действует надежнее будильника.

Дзынь! Дзынь! Телефон Бринка задребезжал. Эсэмэска. Звук был такой громкий, что Майка вновь обернулся на дверь кабинета, но не заметил никакого движения. Через две минуты сигнал повторился. Майка уселся и принялся за яичницу.

Перколятор смолк, и Майка поднялся, чтобы налить себе первую за день кружку кофе. Когда он усаживался обратно за стол, телефон вновь издал «дзынь».

— Es muy misterioso[2], — сказал Майка вслух. Добавил сливки в кофе и стал ждать, что будет дальше.

За время завтрака он еще трижды слышал звук входящего сообщения, а потому, замочив посуду после еды, взял в руки телефон Бринка и нажал кнопку меню. Посыпались сообщения, одно за другим заполняя экран. «Я прошу лишь сообщить нам, что ты жив», и «Твой отец не это хотел сказать», и «Бринк, тебе говорю, ответь СЕЙЧАС же», и…

Он положил телефон на место.

— Оказывается, es не так уж mysterioso, — сказал он и повернул кран.



Его собственный телефон упорно молчал, так что, прибрав в кухне, Майка забрал из котельной сумку с инструментами и поднялся по лестнице на первый этаж. Ключи у него на всякий случай были при себе, но стоило нажать кнопку звонка квартиры 1В, как Йоланда сразу же открыла. Она была в вечернем наряде — свободно сидящие брюки и футболка с эмблемой «Рэйвенс»[3]. Из телевизора доносился бодренький девчачий голос: «Вверх, два-три-четыре; вниз, два-три-че-тыре».

— Я не вовремя? — спросил Майка.

— Господи, да нет же, — сказала Йоланда. — Все что угодно, лишь бы перестать себя мучить.

Она прошла через гостиную и выключила телевизор. Внезапная тишина резко, словно эхом, отдалась в ушах Майки.

— На улице уже были? — крикнула она ему вслед. Он направлялся по коридору в кладовку.

— Был, — ответил он.

Ее кладовка была набита одеждой: стоило Майке открыть дверь, и вещи словно набросились на него. Он пробрался сквозь толщу надушенных, затхло пахнувших тряпок к счетчику на задней стене.

— Холодно на улице? — спросила она.

— Морозно, — сказал он, вынырнув из кладовки. Вернулся в гостиную и начал откручивать выключатель.

— Черт, надо машину загнать.

— Не настолько морозно, — сказал он.

Наступило молчание. Женщина смотрела, как он отсоединяет провода и выуживает из сумки с инструментами новый выключатель. Потом она сказала:

— Что же, вы так и не спросите, как прошло свидание с дантистом?

— Ах да, с дантистом, — подхватил он.

— Выяснилось, что он живет с матерью.

Майка фыркнул.

— Но это само по себе не так уж плохо. Может быть, он просто такой мягкосердечный.

— Точно, — сказал Майка.

— Кстати, как это говорится: надо выходить замуж за парня, который хорошо ладит с матерью — или с отцом?

— Не слыхал ни про то ни про другое, — сказал Майка.

— Я вечно путаю. И конечно, ни к чему парень, который слишком привязан к мамочке.

— Ясное дело, — ответил Майка.

Он подсоединил новый выключатель и наклонился, чтобы подобрать лежавшую рядом с сумкой с инструментами крышку.

— Он три раза позвонил ей. Пока мы ужинали, — задумчиво продолжала Йоланда.

— Ого.

— На третий раз она сказала, ее пугают какие-то звуки на заднем дворе и чтобы он ехал домой.

— И он поехал?

— Ну да.

Майка завернул последний винт и прошел по коридору в кладовку — включить предохранитель. Когда он вернулся, Йоланда поджидала его, надув губы и скрестив руки на груди.

— Вы считаете меня дурой, — заявила она.

— Что?

— Думаете, я сама себя обманываю.

Майка хлопнул рукой по выключателю, и под потолком зажегся свет.

— Бинго! — сказал он.

— То есть вы считаете, я сама себя обманываю?

— Я сказал «бинго» — выключатель работает.

— А.

Он снова хлопнул по выключателю, Йоланда вроде бы ждала от него каких-то еще слов.

— Он хотя бы зубы ваши одобрил? — спохватился он наконец.

На миг ему показалось, что женщина не ответит. Она так и смотрела на него в упор, выпятив губы. Но потом уронила руки и сказала:

— О зубах он ничего не говорил. Что ж, спасибо, что зашли, починили.

— Всегда рад, — сказал он, подхватил инструменты и вышел.



На полпути к цокольному этажу телефон зазвонил, и Майка остановился, чтобы вытащить его из кармана. АДА БРОК. Самая старшая из его сестер, «хранительница семейных связей», как отзывались о ней другие сестры. Он нажал кнопку и произнес:

— Ада?

— Привет, милый. Как дела?

— Все хорошо.

— Угадай, что у нас случилось! Сто лет будешь думать, не угадаешь!

— Что?

— Джой женится.

— Что?!

Джой был младшим из детей Ады, ее «маленьким», как она говорила, хотя ему уже за двадцать. Он все еще жил с родителями (похоже, повторяющаяся тема этим утром), и Майка считал его слишком рыхлым, пустым и безынициативным даже для того, чтобы ненадолго обзавестись девушкой, не говоря уж о том, чтобы жениться. Но нет же.

— Оказывается, он познакомился с ней в магазине, уже давным-давно, и ни словечка никому из нас не сказал. Помнишь, несколько месяцев назад он хотел попробовать себя в сфере фуд-менеджмента?

— В сфере фуд-менеджмента?

— И я так понимаю, с тех пор они встречаются, но упоминал ли он об этом дома? Ни словом. А вчера за ужином говорит нам: «Мы с Лили хотим пожениться, могу я вместо своей кровати поставить в комнату двуспальную?» — «Лили? — говорю я. — Кто это — Лили?» А он отвечает: «Лили — моя невеста». Типа, в чем вопрос? «Это я уже поняла, — говорю я ему, — но мы впервые слышим ее имя». — «Ну, теперь вы знаете ее имя», — говорит он. Умник эдакий. Мальчики, они всегда такие. С девочками я болтаю, болтаю, болтаю день напролет, господи, да я могла бы тебе рассказать, какого цвета трусы носят их приятели, а тут Джой: раз — и приводит в семью совершенно ненашенскую девицу и даже не подумал заранее предупредить.

— Она иностранка?

— Нет, почему? Американка.

— Но ты же сказала…

— Я имела в виду — совершенно чужой человек. Незнакомый.

— А.

— Так ты приедешь к нам завтра на ужин? Вместе с Кэсс? Фил приготовит свою фирменную свинину на гриле.

— Вы устраиваете ужин?

— Чтобы познакомиться с Лили, ну конечно. Я велела Джою ее пригласить. Я сказала: «Я не собираюсь ждать, пока ты поведешь свою невесту к алтарю, я намерена увидеть ее до того».

— А на свадьбе мне тоже придется присутствовать? — забеспокоился Майка. Он не любил свадьбы: столько народу.

— Конечно, ты должен будешь прийти на свадьбу. Ты же его дядя!

— На свадьбу Нэнси ты меня не заставляла приезжать.

— Нэнси не замужем.

— Вот как?

Неожиданность. Нэнси успела родить троих детей.

— В шесть часов, — сказала Ада. — Привези Кэсс, она здорово умеет разговорить человека. Я же ни черта не знаю об этой девице и вдруг — бабах! — должна жить с ней в одном доме.

— Ладно, — сказал Майка. — Ну что ж. Увидимся вечером, я так понимаю.

— Правильно понимаешь, — сказала Ада.

Он выключил телефон, хотя она, вероятно, еще продолжала говорить.



Он вернулся в свою квартиру и обнаружил, что телефон Бринка на кухонном шкафчике снова дребезжит. Подошел проверить. Новая эсэмэс-ка: «Если не получу от тебя известий до…» Впервые Майка обратил внимание на значок телефона внизу экрана и маленькую красную цифру 24. Двадцать четыре неотвеченных вызова, господи боже!

Майка выдернул шнур зарядки и с телефоном в руках подошел к двери в кабинет, трижды громко постучал. Ответа не было. Телефон снова задребезжал. Майка еще раз постучал, а затем распахнул дверь в едва подсвеченный хаос — скомканный блейзер на принтере, штаны на полу, один ботинок возле стола, другой у дивана, а сам диван на первый взгляд казался просто кучей одеял. Поразительно, как юнец, не имевший при себе багажа, сумел так захламить комнату! Майка вошел и уронил телефон возле сонной щеки Бринка.

— Позвони матери! — велел он.

Бринк открыл глаза и тупо уставился на телефон прямо у себя перед носом. Застонал и с трудом сел.

— А? — пробормотал он.

Даже после ночи прическа его оставалась безукоризненной, но на левой щеке отчетливо проступали следы от подушки.

— Маме, — повторил Майка. — Маме своей позвони.

— Зачем это?

— Скажи, что ты в порядке.

— М-м… — Вот и весь ответ.

Майка подождал, пока Бринк скинул ногу на пол и сел на край кровати, промаргиваясь. Тогда он вышел из комнаты.

На кухне он снова поставил вариться кофе и сунул два куска хлеба в тостер. Бринк вынырнул из кабинета, проследовал в туалет — в трусах-боксерах и футболке. Через минуту вышел и прошаркал обратно в кабинет, ероша одной рукой волосы. Дверь за ним захлопнулась.

Майка накрывал на стол, намеренно гремя посудой, чтобы дать понять: он не подслушивает, но, впрочем, подслушивать было особо нечего. Если Бринк и позвонил матери, то нарочно приглушал голос. Или же — пришло Майке в голову — просто послал эсэмэску. Или вовсе пренебрег указаниями Майки — такая возможность тоже существовала. Так или иначе, спустя какое-то время Бринк вернулся, теперь уже почти одетый. На рубашке со вчерашнего дня появились новые морщины, и она была не заправлена, но воротничок стоял все так же твердо. Бринк выдвинул стул и осел на нем, словно мешок с картошкой. Уперся локтем в стол, чтобы одной рукой поддерживать голову.

Майка уже не мог припомнить, когда он сам был так молод и так разбит ночным сном.

— Ты ей позвонил? — спросил он, наливая кофе в кружку Бринка.

— Угу, — сказал Бринк, вскинул голову и потянулся за сахаром.

— Поговорил с ней?

— Угу.

Майка положил Бринку на тарелку два тоста и придвинул ближе джем. Завтрак — кофе с тостами, и точка, потому что, по правде говоря, гостеприимство ему поднадоело.

Ему бы удовольствоваться тем, что Лорна теперь спокойна, но почему-то этого не было достаточно. Что именно сказал ей Бринк? Упомянул ли Майку? А если упомянул, то что она ответила? Поинтересовалась ли, как дела у Майки? Нет, никак не могла — слишком короткий был разговор. Да и какое ей дело до него, после стольких лет.

Бринк плюхнул себе на хлеб столько джема, что ему пришлось приподнять верхнюю губу, откусывая первый кусок, а то бы вымазался. Оскалился, как сердитый пес. Майка, стоявший привалясь к кухонному шкафчику, отвернулся.

Из кармана Бринка донесся звонок. Такой пронзительный, старомодный, как у городского телефона — странный выбор для юнца; Бринк знай себе жевал тост. Телефон все звонил.

— Ответишь? — спросил наконец Майка.

— Не-а, — сказал Бринк.

Он дотянулся до кружки с кофе, отпил глоток. Глаз он не поднимал, уперся взглядом в стол. Ресницы короткие, щетиной, но при этом густые, как на кисточке художника.

А может, паренек специально выбрал такой сигнал для звонков от родичей, прикинул Майка и спросил:

— Так ты с ней связался или нет?

— Я же сказал: да. Вы не верите мне?

Майка выпрямился, оттолкнулся от шкафчика.

— Ты соврал, — сказал он.

Бринк шумно вздохнул и устремил взгляд в потолок.

— Послушай, — сказал ему Майка, — я не знаю, что между вами происходит, но одно ясно: она переживает за тебя. Ничего с тобой не случится, если ты всего лишь сообщишь ей, что ты цел, а?

— А откуда вы знаете? — спросил Бринк, и внезапно прорвавшийся в его голосе гнев застиг Майку врасплох. — Мне до смерти надоело всегда и во всем быть неправым! Сыт по горло! Я думал, хотя бы вы займете мою сторону, но нет — вы сразу же перебегаете к ним. Как и все прочие.