Директор уже ожидал Марину. Он завел ее в какую-то клетушку, служившую ему кабинетом, и начал расспрашивать, где она училась и что уже успела сделать. Директором был молодой человек в хорошем костюме, но в мятой рубашке без галстука. Он выслушивал ее ответы молча, дополнительных вопросов не задавал, а потом решил показать свою продукцию. Они зашли на склад, и Марина замерла:

— Это же немецкие кухни, — сказала она, — не буду гадать, что за фабрика, но похоже на «Ленц».

— Так и есть, — согласился молодой человек, — я и есть «Ленц», то есть господин Уве Ленц, конечно, совсем другой человек. Но он мой деловой партнер. Я представитель его фабрики в России. Поставляю ему древесину, а теперь вот решил открыть здесь еще и производство, потому что тут и себестоимость ниже, и на транспортных расходах можно сэкономить. Зачем гонять лишний раз фуры туда-сюда? Я здесь произвожу его мебель и здесь же продаю… Надеюсь, дело пойдет.

— Кухни «Ленц» пользуются хорошим спросом.

Молодой человек покачал головой.

— Пользовались. Спрос на них в Европе резко упал, потому что нет новых моделей, а эти хоть и качественные, но уже устаревшие. Вот я и решил что-то изменить. Старик Ленц против всех новшеств. Он решил, что трудности временные, а потому вкладываться в какие-либо перемены не собирается. Поэтому мне пришлось влезать в долги, брать кредиты, и все потому, что мой уважаемый немецкий партнер даже оборудование мне передал не бесплатно. Дорого не просил, но работать на этих станках долго уже не получится. Он это знает и подвигов от меня не ждет. Даже если я и прогорю, он не посочувствует даже — найдет нового партнера.

Марина ходила с директором по цеху, внимательно все осматривая, понимая, что раз ей устраивают подобную экскурсию, то, скорее всего, могут взять на работу. Станки и в самом деле были старые, но материалы на производстве были первоклассные. Мебельные щиты из натурального ореха, ясеня, вишни и даже граба.

По поводу граба у Марины возникли сомнения. Она так и сказала, что использовать это дерево неэффективно. Мебель из него делать нельзя, разве что музыкальные инструменты.

— Граб я на Украине взял: на шпон пойдет, — объяснил молодой человек. — Просто очень дешево предложили.

Тут она подумала, что вопрос этот директору не понравился, а может, не понравилась она сама, потому что не была убедительной. А когда, как ей показалось, разговор был закончен, поднялась и начала прощаться.

— Все вроде я вам показал, — кивнул молодой человек, — а когда вы мне сможете предъявить парочку своих проектов?

Лужина молчала, но он понял все правильно.

— Подойдет мне или нет, но работа будет оплачена. А если пойдет в серию, посажу вас на зарплату.

Договорились, что она приедет к нему с проектами через неделю.

Рисовать все пришлось вручную, потому что компьютерная программа использовала готовые фасады, а Марина решила сделать что-то новое. Сидела за своим рабочим столом и ощущала себя первокурсницей, которая учится делать отмывки, гоняя капли с краской так, чтобы не было подтеков на изображенной поверхности. За неделю подготовила два проекта. Но этого ей показалось мало, и тогда она решила прихватить свои курсовые проекты. Выбрала парочку, которые ей самой нравились более всего. Вспомнила, что опять придется тащиться через весь город, только на этот раз с огромной папкой. На всякий случай позвонила директору фабрики и сообщила о своих трудностях.

— Да не вопрос, — ответил тот, — завтра вечером подъеду.

Он приехал. Все в том же костюме и в такой же мятой рубашке — на сей раз в другой.

Проекты были разложены на полу, как во время подачи в училище. Молодой человек ходил и внимательно рассматривал.

А потом сказал:

— Мне нравится все. Особенно вот это. Кухня похожа на древний буфет.

— Это и есть голландский буфет начала двадцатого века, — стала объяснять Марина, — только я его растянула до четырех метров. Фасады, конечно, требуют дополнительного декора — резьбы, например.

— Да не вопрос, — сказал директор. — У меня есть специалисты — резчики по дереву. Значит, решено: делаем именно такой пробный гарнитур. Даже два. Один отправляем в Германию. А второй неплохо бы выставить в каком-нибудь мебельном салоне и принимать на него заявки, чтобы изучить спрос.

Самое удивительное последовало потом.

Немецкий партнер прислал заказ на пятьдесят комплектов. Чуть меньше поступило заявок из мебельного салона. Тот первый кухонный гарнитур Лужина назвала «Марина Ленц». И потом все последующие стали носить женские имена. И дело пошло.

Конечно, все это благодаря ее мужу. Все благодаря Валентину, благодаря его деловой хватке. А ведь она колебалась, когда он сделал ей предложение. Причем сделал это очень неожиданно, хотя Марина догадывалась уже, что нравится ему. Но что он вот так, войдя в ее тесный кабинетик в том самом ангаре, положит на стол букет алых роз и скажет: «Выходи за меня замуж», — не ожидала. Растерялась даже. Но он достал из кармана бархатную коробочку и протянул. Внутри было небольшое колечко с изумрудом.

Видя ее колебание, Валентин произнес:

— Подумай, а мне сейчас надо идти. Там эти ухари новую шлифовальную машинку угробили.

Вообще, деловая хватка у Валентина была. Еще какая хватка!

Его бизнес начался с обычной делянки, то есть с участка леса, выделенного под рубку. Валентин получил определенное количество кубометров древесины, но не стал спешить, как все, продавать кругляк, а напилил досок и продал продукцию уже значительно дороже. Потом со следующей делянки он получил уже куда большую прибыль, начав делать рамы и мебельные щиты. Потом познакомился с каким-то украинцем, который предложил ему сто кубов дубовых бревен. Предложил очень недорого, а древесина эта оказалась поистине золотой: во-вторых, диаметр всех бревен был около метра, а для изготовления дорогой мебели это то, что нужно. Пришлось, правда, долго выискивать потребителя на такую партию в Европе. И первым, кто откликнулся на предложение, был немецкий предприниматель Уве Ленц, немного говорящий по-русски. Так началось их сотрудничество.

А когда Валентин решил открыть производство европейской кухонной мебели в России, немецкий партнер попросил для себя половину акций будущего предприятия. Валентин согласился отдать их в обмен на десять процентов акций старой немецкой фабрики.

Ленц только рассмеялся в ответ на такое предложение. Но потом, когда получил из России новую мебель, вернулся к этому вопросу сам. Приехал и сказал: «Пять в обмен на твои пятьдесят». Валентин отдал сорок своих на семь с половиной его. Правда, Уве подумал какое-то время, но согласился: он давно уже посчитал, какую выгоду ему может принести новое производство.

Валентин рассказал о сделке Марине, и та удивилась, потому что муж до той поры казался ей скромным и абсолютно простым работягой, который может сам встать к станку, может сидеть вечером с бухгалтером, чтобы вникнуть в квартальный отчет. Может даже с грехом пополам, но все же составить бизнес-план, но чтобы вот так вести деловые переговоры с западным партнером — такого даже представить было нельзя. Но, как выяснилось, Валентин умел просчитывать все.

Он, вероятно, и будущую жену просчитал. Просчитал ее реакцию на его предложение о замужестве. Знал, что у нее никого нет. Знал, что она для того, чтобы приезжать на эту работу без опозданий, сняла маленькую студию неподалеку, а свою квартиру сдала. Иначе пришлось бы тратить каждый день четыре часа на дорогу туда и обратно. Машины у нее не было, да она и не умела тогда управлять автомобилем…

Букет тогда остался на столе, а он ушел, чтобы проверить, что стало с копеечной вообще-то машинкой. Потом вернулся и спросил:

— Ну как?

— Я подумаю еще, — ответила Марина.

— Думай. Но я вчера говорил с Уве. Он собирается участвовать в Миланской выставке мебели в этом году. Наши проекты он уже загнал в каталог. Так что было бы здорово совместить свадебное путешествие в Италию с участием в этой выставке. В немецком я слабак, и хотя понимаю немного, но сам сказать не могу, а у тебя с английским нет проблем. Съездим туда, отдохнем и заключим контракты с Европой — напрямую, без Ленца.

Она ничего не знала о своем директоре, который вдруг так внезапно сделал ей предложение. То есть почти ничего не знала. Только однажды, когда они обедали вместе в каком-то не очень приглядном кафе, он сказал, что в его родном городе самый лучший ресторан — страшнее этого в тысячу раз.

Он родился и вырос в Пореченске — в городе, название которого Марина раньше не слышала. Да это и не город вовсе, как выяснилось, а поселок городского типа, в котором обычная пятиэтажка — уже небоскреб. Так сказал Валентин. Его семья жила в двухэтажном кирпичном доме на четыре квартиры. Отец работал на лесоповале, а мать в столовой поваром. Но он не хотел говорить о них — может быть, стеснялся своего простого происхождения. После школы служил два года. Вернувшись, тоже пошел на лесоповал, но потом понял, что гораздо выгоднее сбывать контрабандный украинский лес, чем он поначалу и занялся. Подкопил немного денег и взял свою делянку, а потом пошло и поехало. Не работал, а вкалывал, и заочно учился в лесотехнической академии. Времени ни на что не оставалось. Говорил, что учеба давалась с трудом, но все же осилил.

Он даже был женат. Женился на однокласснице, которую любил с детства. Прожили вместе три года, а потом она трагически погибла как раз перед самым трехлетием их свадьбы. Он отправился в магазин за фруктами к столу, а она решила поправить штору, встала на подоконник, не сняв туфельки на высоком каблуке, нога подвернулась, и она полетела вниз с верхнего этажа одной из немногих в городке пятиэтажек, в которой они снимали квартиру. Он вернулся, а внизу уже стояли люди. Его жена так и лежала, зажав в кулаке штору, за которую пыталась уцепиться.

Он рассказал об этом один раз и больше никогда не вспоминал о той жизни. Сообщил только, что продал свой бизнес в Пореченске достаточно удачно и уехал в Петербург, чтобы начать с самого начала, но уже со старыми связями. В город своего детства после этого он уже не возвращался, и желания посетить прежние места у него никогда не возникало…

Он сказал про свадебное путешествие, про выставку мебели, посмотрел на нее внимательно.

Марина опустила глаза, потому что не выдерживала его взгляда.

— Да, — ответила она тихо, — я согласна.

Валентин поцеловал ее, сказал, чтобы она примерила колечко, потому что он не знал точного размера. Не стал смотреть, как она примеряет подарок, и отправился в цех. Колечко оказалось почти впору — разве что чуть-чуть великовато.

Ночью она лежала в своей постели, раздумывая о том, что произошло, правильно ли она поступила, согласившись так быстро. Но Валентин не вызывал у нее никаких отрицательных эмоций.

Она не любила его со всей страстью, как полагается невесте, но он ей был не противен и даже иногда нравился. Нравилась его уверенность, вдумчивость и смелость в принятии решений. Вероятно, он во всем такой. Но все равно подумать было надо, потому что уж больно быстро она согласилась.

За окном застыла ночь. В комнате темно и тихо. В чужой квартирке стоял устойчивый старый запах, который нельзя было выветрить или забить какими-то освежающими дезодораторами — постоянный запах прокисшего борща.

Почему этот запах такой стойкий и откуда он взялся здесь? И неужели так будет всегда, если она не выйдет замуж? Будет постоянная неустроенность, все та же старая квартира или такая же старая, но съемная, постоянное отсутствие денег, редкие заказы — дизайнерские проекты ремонта и перепланировки квартир, за которые никто никогда ей не заплатит, и никто не будет даже думать о том, чтобы заплатить.

Она лежала и размышляла, а потом решила, что правильно сделала, что дала согласие.

Через пару дней они подали заявление о регистрации брака. И в тот же день записались на курсы ускоренного изучения немецкого языка.

Свадьбу не праздновали. То есть отпраздновали, но без гостей. Марина только предупредила маму, что выходит замуж и что никакого застолья не будет, потому что не будет родителей жениха, а потому…

— Я все поняла, — сказала мама, — так, может, и лучше. И денег тратить не придется. Поздравляю от всей души.

Мама прислала подарок — постельное белье — и перевела сто тысяч рублей — огромные, по представлению мамы, деньги.

После смерти бабушки мама уехала в доставшийся ей по наследству домик. Хотя домик был оставлен Марине, но мама в шутку предложила поменять бабушкино наследство на их квартиру на Васильевском. Но затем ту квартирку пришлось продать и купить маленькую на окраине, чтобы закончить учебу, да и маме тоже приходилось нелегко… Потом и тот бабушкин домик снесли, но маме в порядке компенсации за землю дали небольшую студию.

Свадебное путешествие было прекрасным. Особенно поразила выставка мебели. А еще Марине очень понравился немецкий партнер мужа. И она ему, судя по удивленному взгляду Ленца, понравилась тоже.

Они сидели рядом, когда заключали сделки, разговаривали на немецком, а Валентин понимал и только.

Перед самым окончанием выставки Лужины сидели в гостиничном номере и отдыхали. Пришел Ленц, опустился в кресло и сказал, что у него есть предложение. Даже не одно. Первое, это свадебный подарок лично для Марины — два с половиной процента акций его фирмы. А деловое предложение — дополнить пакеты акций. Уве хотел получить двадцать процентов русского предприятия в обмен на десять процентов своего.

Предложение было очень выгодным, но Валентин отказался. То есть отказался, но не наотрез. Объяснил, что дела у него идут в гору, а у Ленца «нах унд нах», то есть мало-помалу или едва-едва, а потому он готов отдать десять процентов своих в обмен на десять процентов немецких акций. Иначе это будет выглядеть как недружественное поглощение.

Ленц рассмеялся, потом посмотрел на Марину, вздохнул и согласился.

— Только есть один условий, — произнес он по-русски, — ты страхуешь свой бизнес, а мой уже застрахован. Ты страховать свой жизнь, а свой бизнес тоже. Если кто-то из нас будет умирай, то страховку жизни получать родственники, а страховка по бизнесу — тебе или мне. Будем посмотреть, кто из нас умрет первым.

Валентин помолчал немного и кивнул. И только потом спросил:

— Зачем тебе моя страховка моего бизнеса?

— Потому что я не хочу, чтобы наш общий бизнес умирай. Я умру, данке шон, а тебе зер шаде. Очень жаль, но фирма «Ленц» должен жить. И не важно, кто хозяин: ты или я. Как скажет бог, так и будет. О’кей?

— Их бин айнферштанден, — ответил Валентин.

— Это хорошо, что ты согласен, — улыбнулся Ленц, — но это будет все в случай, если ты меня познакомишь со свой дизайнер. Потому что это очень и очень большой перспектива для нас двух. Ферштеен?

И тут Валентин рассмеялся. Не просто хихикнул, а в голос и громко — так, что не мог остановиться. Смеялся дольше, чем позволено приличиями, и немецкий партнер удивился.

— Вас ист лос? — спросил он у Марины. — Я что-то смешной очень сказал?

— Давай контракт, и я подпишу, — произнес Валентин. — Мой дизайнер — это моя жена.

Уве шагнул к Марине, наклонился. Взял ее ладонь и прикоснулся к ней губами.

— Зер шаде, — произнес он, — очень жаль, что я уже такой старый и такой женатый.

Глава 8

Утро второго дня было солнечным. На небе не было ни облачка, и можно было не сомневаться, что весь день будет таким же ярким и ласковым. Кто тогда мог предполагать, что принесет вечер. Муж отправился на работу, что по воскресным дням случалось не так уж и редко. А вскоре пришел Карсавин.

Писатель появился не один, а с молодым человеком, которому на вид лет было даже меньше, чем Марине. У молодого человека были длинные волосы, которые опускались ниже плеч и заканчивались короткой косичкой.

— Это Максим, — представил его писатель, — ваш сосед с другой стороны. Вчера его не было. А сегодня мы встретились, и я ему рассказал о вас.

— Просто я сказал, что видел девушку на вашем участке, — объяснил молодой человек, — и тогда Иван Андреевич любезно предложил познакомить меня с вами.

— Вы тот самый компьютерный гений? — догадалась Марина. — Я столько слышала о вас.

— Правда? — обрадовался молодой человек, ничуть не удивившись, что его назвали гением. — Я думал, что скромненько тут живу. Никуда не выхожу, сижу все время дома, работаю. Только вчера выбрался в город по делам.

— А сегодня не собираетесь в Ветрогорск на праздник города?

— Сегодня? — удивился Карсавин. — Я в прошлом году побывал, и, признаюсь, мне понравилось. Я даже в конкурсе поучаствовал по стрельбе из пневматического оружия и в кегельбане отметился.

— И как, успешно?

— Куда там, — расстроился писатель, — здесь, как выяснилось, что ни житель, то снайпер. В стрельбе победила одна старушка — ей лет девяносто. Может быть, даже все сто: руки у нее дрожат, очки с толстыми линзами. Она все время спрашивала: «А куда тут стрелять?» А потом щелк, щелк, щелк… И главный приз — микроволновка — ей достался. Все смеялись, веселились, а я как подумал, сколько лет было этой снайперше во время той зимней войны с финнами, так мне как-то сразу нехорошо стало. Зато я в кегельбане отметился: второе место занял. Повезло, что местные играть не умеют. У них все шары по воздуху летели. Дикие люди… Что с них взять…

— А кто тогда на первом месте? — поинтересовался Максим.

— Да какой-то школьник местный. Но у них так устроено здесь, чтобы местные побеждали. Вадим тоже решил поучаствовать в конкурсе вокала. Исполнил романс «Пара гнедых». Так старался, что слезу у меня выбил. Очень проникновенно исполнял: «Грек из Одессы, еврей из Варшавы, юный корнет и седой генерал. И каждый искал в ней любви и забавы и на груди у нее засыпал…» Здорово пел, я, честно говоря, не ожидал. И тоже второе место, хотя все его узнали, вопили: «Окатыш! Окатыш!» А победила продавщица с местного рынка. Рыбой торгует. Она исполнила финскую польку. Товар у нее на прилавке качественный, конечно, но чтобы вот так — обойти заслуженного артиста…

— Я точно поеду, — заявила Марина, — только муж с машиной в городе.

— Так на моей отправимся, — предложил писатель. — Леня Панютин поедет на своей, но у него места будут заняты — он повезет жен своих заместителей Любу и Виолетту, как и в прошлом году.

— Там, вероятно, местное пиво разливают.

— А как вы догадались? — сделал удивленное лицо Карсавин и тут же вспомнил: — Только вы маечку вчерашнюю наденьте. Это я намекаю на то, что народ здесь дикий. Дикий-то дикий, но по-английски местные понимают. Надпись, конечно, вряд их остановит.

— А что там написано? — поинтересовался Максим.

— А там как в музее, но только на английском: «Экспонат руками не трогать», — объяснил Иван Андреевич.

— Вы серьезно? — не поверила Марина. — Неужели в такой майке опасно ходить?

— Шучу, конечно, но там на площади достаточно тесно. Толпа большая собирается.

— И что теперь, бронежилет надевать?

Она пошутила, но писатель пытался быть серьезным.

— Хорошая идея, — кивнул он, — на всякий случай не помешает. Но до настоящих ковбойских разборок не дойдет, надеюсь.

— Когда отправляемся? — спросила Марина писателя, не прерывая разговора.

— После обеда, — ответил Карсавин, — с утра пораньше там открывается ярмарка, начинаются представления для детей, а потом уж собираются взрослые. А заканчивается все в десять часов вечера праздничным фейерверком на главной площади. Потом мы вернемся и посидим у меня… Или нет… Меня уже наш уважаемый банкир пригласил. Не сомневаюсь, что и вас тоже к себе позовет. Будет накрыт стол, будет звучать музыка, и можно будет потанцевать и попрыгать в бассейн с теплой водой.

— Весело у вас здесь, — оценила загородную жизнь соседей Марина, — каждый день праздник, а мой муж даже в праздники делами занимается. Я уж и забыла, когда мы круглые сутки вместе были.

— Так нам уже сколько лет! А сколько вашему мужу?

— Тридцать семь.

— Так чего вы хотите! Лене Панютину пятьдесят семь, а двадцать лет назад, или чуть больше, он был в банке мальчиком на побегушках, в коммуналке жил. Я днем и ночью за пишущей машинкой корпел, потому что одним успехом жить не будешь: нужно два успеха, а лучше сорок успехов. Буховцев квартиру заложил, чтобы мою книжку издать. Это сейчас он миллионер, а раньше на обед им с женой на двоих был пакетик корейской лапши, который они литром кипятка заливали. Вадик Катков в подземных переходах под гитару романсы исполнял. Кого из местных я еще знаю? Музыкальный продюсер Живило: так он все девяностые на дешевом магнитофончике перекачивал с кассеты на кассету западные шлягеры, а его тогдашняя жена в ларьке у метро эту продукцию продавала, но почти вся прибыль уходила на бандитскую крышу. Вам уже известная Люба, которая из-за травмы из балета ушла, вела детскую танцевальную студию за копейки, да и то до тех пор, пока родители не узнали, что по ночам она в клубе у шеста крутится. Виолетта, ее подруга, сейчас известный врач-диетолог, а тогда на «Скорой» вкалывала, потому что ее специальность не востребована была, когда вся страна и так на голодной диете. Если ваш муж работает с утра и до вечера, то не сожалеть надо, а гордиться им…

Карсавин замолчал и посмотрел на компьютерного гения.

— Ведь так?

— Вероятно, — ответил тот, — я двадцать лет назад в интернате жил при математической школе. Бегали на рынок у метро и воровали яблоки или киви. Кто-то вопросами отвлекает, а кто-то тащит. Никто и не подумал бы, что очкарики у них товар тырят, хотя всякое случалось. Зато потом счастье было, когда приносили фрукты ребятам из младших классов.

— Простите, — тихо сказала Марина.

— За что? — удивились оба ее собеседника одновременно.

А потом уж продолжил писатель:

— Я сказал все это не для того, чтобы укорить вас за что-то. Вы теперь наш друг, и надеюсь, дружба эта на долгие-долгие годы. Своя-то профессия у вас есть?

— Ну да, — кивнула Марина, — я дизайнер по мебели. Все последние проекты фабрики «Ленц» — моя работа. А теперь я пытаюсь проектировать мебель и для гостиной.

— Ничего себе! — восхитился компьютерный гений. — А я-то считал, что это немцы такие молодцы. Недавно зашел в магазин и увидел кухонный гарнитур с удивительной мойкой для посуды… Так необычно устроена: там у них прямо в стену, где кухонный фартук, поднимается часть столешницы, а под ней мойка для посуды с вертикальной загрузкой. Казалось бы, что особенного! А все так функционально и удобно — наклоняться не надо. И машинка просторнее. А главное — красиво. Я полчаса рассматривал и удивлялся: все так скрытно…

— Тоже я придумала, — сказала Марина, — и даже патент получила. Правда, мне со схемами инженер помогал…

— Патент? — не поверил Максим. — То есть вы можете теперь продавать право на использование своего изобретения?

— К нам уже обратились китайцы.

Карсавин стоял пораженный.

— Надо же, — наконец вымолвил он, — а я в технике полный профан. Лампочку могу ввернуть, а для всего остального кого-нибудь зову. Слава богу, здесь Коля есть. Он и бензопилу мне наладил, и телевизор теперь показывает так, как даже двадцать лет назад не показывал, с компьютером моим тоже повозился. У меня полетела материнская плата, так он…

— Я бы мог помочь, — предложил свои услуги Максим.

— Да, ладно, если только Николая не будет поблизости, обращусь. Но мне приятно, когда он что-то делает. А главное, берет сколько дают, никогда цену не назначает. Тут, я знаю, есть некоторые, которые не платят ему вовсе, считая, что это входит в его обязанности. Но он не обижается, он безотказный. Порой я думаю, что он немного того. Но потом присмотрелся — нет, брат, ты сам себе на уме. А что там у него на уме, одному богу известно.

На этом разговор и закончился. Договорились встретиться через пару часов, чтобы всей компанией отправиться на праздник.

Часть вторая

Глава 1

Утром Марина проснулась с тяжелой головой. Подниматься не хотелось, и даже не потому, что выспаться как следует не удалось: сознание каждое мгновение возвращало ее во вчерашний вечер, когда произошло убийство, подробности которого стояли перед мысленным взором. Она лежала, боясь закрыть глаза, чтобы не испытать этого ужаса снова. Было слышно, как по коридору второго этажа прошел муж, потом он спустился по лестнице в гостиную. Валентин наверняка спешил на работу. Оставаться одной не хотелось, и пришлось вставать.

На работу собирались молча, словно боялись говорить о том, что произошло в Ветрогорске вчерашним вечером, но это выглядело так, словно они поссорились накануне и теперь оба не решаются вспоминать о размолвке, чтобы не случилось настоящего скандала.

— Зачем тебе ехать? — вдруг спросил Валентин. — Оставайся. Если тебе нужно работать, то можно это делать и здесь. А я вечером привезу тебе твой рабочий компьютер и все, что скажешь. Отдыхай пока.

Марина покачала головой, и муж не стал настаивать.

Но, когда уже села в автомобиль, вдруг раздумала куда-либо отправляться. Сказала мужу, что нет настроения трястись в машине. Валентин спорить и в этом случае не стал, отправился в город один.

Вернувшись в дом, Лужина решила прибраться, разложить все привезенное накануне мужем по местам, но это занятие не отняло много времени. Она вышла во двор, расположилась на качелях, стала рассматривать пространство вокруг и поневоле в очередной раз начала вспоминать вчерашний вечер, пытаясь обнаружить в своей памяти что-то такое ускользнувшее, что могло бы помочь разобраться в произошедшем. Но что она могла знать?

Вскоре воздух пронзил короткий звонок. Незапертая калитка отворилась, и во двор заглянул пухлый человек. Он подошел к качелям, и Марина подвинулась:

— Присаживайтесь!

Но он покачал головой.

— Вы ведь в курсе того, что произошло, — произнес он.

Лужина кивнула. Потом вздохнула, но Олег явно ожидал от нее каких-то слов, и потому она сказала:

— Я ближе всех была.

Произнесла это и вдруг почувствовала, что сегодня уже не так страшно об этом думать, ведь все страшное уже позади.

— Трагедия, — закивал пухлый человек, — мы же с ним вообще родственники. Наши матери — троюродные сестры. В детстве мы почти не общались, потому что он старше меня намного. Виделись, конечно. Но близких отношений не было. А потом он мне это дело и предложил. Сказал, что есть земельный участок и надо его как-то пристроить с прибылью… Деньгами помог, связями…

— А такая организация «Северная Ингрия» вам помогала?

— Естественно. Они многим тут помогают. Но об этом не принято распространяться. Леня тоже состоял в ней.

— И вы?

Олег подумал и кивнул.

— Всем помогали, — продолжила Лужина, — значит, богатая организация?

— Богатая, хотя дело не в этом. Они помогали, а потом те, кому помогли, перечисляли деньги на благотворительность, а еще на развитие региона, на благоустройство, на культурные программы. Вы же были вчера на празднике. Между прочим, такое мероприятие немаленьких денег стоит. Я понимаю, на что вы намекаете. Кто-то пустил слух, что это сепаратисты. Но это не так. На самом деле все их утверждения о независимости — не более чем оперетта.

— В каком смысле? — не поняла Марина.

— Как «Свадьба в Малиновке». Если помните такое произведение. Песни, танцы, национальный колорит. Всем весело.

Лужина кивнула и тут же спросила:

— Банк «Ингрия» тоже участвовал в финансировании региона?

Директор ТСЖ промолчал, словно демонстрируя, что пришел сюда совсем не за тем, чтобы говорить о деятельности каких-либо организаций.

— У меня вчера Колю забрали, — вздохнул он, — того рабочего, если помните. Пришли, учинили в его комнатенке обыск. Понятых пригласили. Потом Колю увезли. Только сейчас он вернулся. Я спрашиваю, как там и чего от него хотели, а он молчит. Предложил ему часок-другой отдохнуть, поспать немного, а он только рукой махнул. Так ничего и не сказал, за что его увезли и почему.

— Может быть, у него что-то было в прошлом? — шепотом поинтересовалась Марина.

— Ну и что с того? — так же шепотом ответил пухлый человек. — За это сразу под подозрение? Может, и у меня в прошлом что-то было. Так что?

— А что у вас было? — совсем тихо спросила Лужина.

— Это не ваше дело!

Пухлый человек порозовел от гнева. Отступил на шаг, как будто намереваясь развернуться и уйти, а потом шагнул снова вперед, но только уже не на шаг, а на два, приблизившись совсем близко.

— Ладно, скажу уж. Но только для того, чтобы вы знали, что любого, даже обычного законопослушного человека обвинить можно в чем угодно. Мне, например, растление несовершеннолетней пытались впаять. Я служил в Ханты-Мансийском округе. Городок маленький, познакомился с девушкой, любовь и все как полагается. Она сказала, что ей семнадцать, а на самом деле тогда ей еще пятнадцати не было, ну, и прихватили меня. Ее соседи по дому меня сдали. Но потом все решилось. Она же манси по отцу. Мой папа прилетел, сказал, что они — манси, мы типа того что финны, то есть два братских финно-угорских народа, нам делить нечего, надо дружить, объединяться и все такое прочее. Девушка и так уже который день в истерике билась. Ну, и договорились родители. У будущего тестя двоюродный брат — районный прокурор. Так что дело быстренько закрыли. Короче, сразу после моей демобилизации поженились мы, и уже двадцать два года живем, трое детей у нас. А ведь могли не разобраться и посадить меня. Любовь ведь — она такая опасная штука.

— А дети у вас кто? Мама — манси, папа — финн.

— Да какой я финн? У меня отец — только наполовину. А у жены папа — манси, подозреваю, что тоже наполовину. Так что мы все русские: и я, и жена, и дети. Что-то мы отвлеклись от темы.

— Мы пытались понять, кто мог убить Леонида Ивановича.

— Разве? — удивился директор ТСЖ и тут же согласился. — Ну да, конечно. Разобраться, разумеется, необходимо. Я считаю, что это бывшая жена Панютина организовала. Стерва еще та была. Она сама с ним развелась, потому что у нее другой уже имелся, а Леня вроде как разбогатеть не мог. А потом после развода карьера у него сразу пошла. И тут же бывшая жена стала прибегать к нему и требовать половину его имущества, вроде как ей по закону полагается в течение пяти лет после развода. Судились они даже. Но он сказал, что все нажил уже после расставания, а ей оставил все, что у них было нажито. Так она на суде орала, что он за все заплатит и спокойно жить она ему не даст.

— Вот уже есть первый подозреваемый. А как насчет его замов? Ведь кто-то из них теперь претендует на его должность?

— Не знаю. Им и на своих должностях неплохо, потому что перед учредителями за все отвечал Леонид Иванович. А брать на себя такую ношу ни Майоров, ни Гуревич не будут. Так они еще и временем своим дорожат. Они два раза в год по недельке отпуска дополнительно берут, чтобы на рыбалку съездить. У них все разговоры о том, каких сигов или хариусов они на Кольском ловят. А в прошлом году летали аж на Мадагаскар. И там в океане ловили тунцов разных. Их обоих Леня вполне устраивал как начальник.

— А с личной жизнью у него как?

— Теперь уже никак… А то, что было, уже в прошлом. Но все нормально — он на самом деле был одиноким человеком. Только работа и вот этот дом, который еще, не дай бог, конечно, бывшей жене достанется. Но я вот что думаю…

Он не договорил, обернулся на звук открываемой калитки.

Во двор вошли две подружки: Виолетта и Люба.

— Ладно, я пошел, — сказал Хепонен, — как-то у нас поговорить не получается… А ведь с какой-то целью я приходил. Да, — вспомнил он, — поговорите с мужем. Он не там убийцу ищет. Коля — нормальный человек. Не надо на него ничего вешать…

Подружки подошли и поздоровались. Лицо Любы было немного заплывшим — от слез, вероятно. Они дождались, пока Олег выйдет со двора, после чего Виолетта произнесла:

— Он тоже в числе подозреваемых.

— Почему? — удивилась Марина.

— Потому что он должен был Лене. Не банку, а именно Панютину лично. Я слышала, как они ругались недавно. Леня сказал, что долг возвращать надо, а ты вместо этого дорогущий «Инфинити» покупаешь. А Хепонен пообещал решить проблему в течение месяца. Прошло, насколько я понимаю, больше времени, а долг меньше не стал.

— Большой долг? — спросила Марина.

Виолетта пожала плечами.

— Про маленький долг Леня не стал бы напоминать.

— Мы мужьям вчера еще позвонили, — сказала Люба, — оба, конечно, в шоке. Обещали рано утром выехать. Часов двадцать ехать, если, конечно, в Петрозаводске не задерживаться. А то прежде они туда улов свой возили и по дешевке перекупщикам для ресторана сдавали. Смешно, банкиры, а ради каких-то двадцати-тридцати тысяч рублей готовы время терять! Они же там на рыбалке еще коптят, потом вся машина рыбой воняет так, что неделю проветривать надо! Они специально для этих поездок «Хаммер» приобрели. А в машину эту теперь нормальному человеку не то что сесть — заглянуть невозможно.

— Мужья ваши не могут знать, кому выгодна смерть Панютина?

— Мы спрашивали, — ответила Люба, — они ничего не знают. В шоке они, я уже говорила.

— У вас самих никаких других мыслей по этому поводу? Если не говорить про Олега.

Подружки переглянулись.

— Мы обе больше всего думаем на одного и того же человека, — сказала Виолетта, — это сын бывшей жены Лени от первого брака. Ему лет тридцать сейчас. Или больше даже. Он, как узнал, кем стал бывший отчим, приходил к нему и деньги требовал, а еще звонил, угрожал. Панютин его с детства воспитывал, а тот все равно подонком вырос. Он, кстати, стрельбой занимался. Но мы еще вчера полиции сказали об этом.

— Про занятия стрельбой вы точно знаете?

— Более чем, — кивнула Люба, — Панютин ему как-то на день рождения спортивное ружье подарил. Или винтовку… Я просто не разбираюсь в этих делах. Но я видела того парня не раз. Он даже мне угрожал.

— А вам-то почему?

Люба промолчала.

— Да уж, договаривай, — подтолкнула ее подруга и сама же объяснила: — У Любы был роман с Леней. Давно еще — почти сразу после его развода. Хотя началось еще до развода.

— По глупости получилось, — призналась Люба, — а потом закрутилось. И мне это было не нужно, а ему… не знаю, видимо, тоже. А потом он меня на новогодний корпоратив пригласил. Там я с Гуревичем и познакомилась, не помню даже как, но проснулась уже в Бориной постели. Вроде как стыдно, а не помню ничего — было ли чего у нас или так просто прилегла отдохнуть.

— Такое разве бывает? — удивилась Марина.

— У всех по-разному, — усмехнулась Виолетта, — я, например, всех своих мужиков помню, — а эта старая кляча прежде так напивалась.

— Было дело, — не стала спорить Люба, — но тогда я зависла у Бори на все выходные. С первого и по тринадцатое. Банк, правда, работал, и Боря туда ездил. Однажды вернулся и сообщил, что все выложил Лене. А тот его поздравил с удачным вложением своего небольшого капитала. Потом еще Панютин был свидетелем на нашей свадьбе.

— У Бори вашего была семья до этого?

— Разумеется. Жена и двое детей. Но та забрала детей и уехала в Эстонию. Даже заставила Борюсика дать согласие на усыновление их детей ее новым мужем. Боря не стал спорить, но деньги туда иногда переводит. Только это ведь к нашему делу не относится. Я так понимаю, что, если искать убийц из ближайшего круга, то первым под подозрение попадает писатель, вторым — Окатыш. Писатель вроде как отъезжал, а где он был на самом деле, никто сказать не может. Вадим Катков пришел с площади, где находился в толпе, но толпа — не свидетель. Он — лицо узнаваемое: его видели многие, но в какой момент точно — не скажет никто. Такого не бывает, что увидел популярного певца и посмотрел на часы. А в пятиминутном промежутке можно куда-то сбегать, где припрятано ружье, и выстрелить. Ведь правда?

Марина задумалась.

— Нет, — покачала она головой, — он вряд ли убийца. Он пишет хорошие стихи. Хотя чисто теоретически можно так рассуждать: с нами он не поехал, потому что в своей машине вез ружье… Подъехал к тем гаражам и спрятал, а когда понял, что мы решили вернуться, опередил, вернулся в укромное место и оттуда выстрелил.

— Во! — воскликнула Виолетта. — Видели, как складно все получается?!

— Это же просто предположение, — попыталась спорить Марина.

— Я согласна, что все это нужно еще доказать. Кстати, а ваш муж где был в это время?

— Он ехал ко мне.

— А вы уверены? Как он сможет доказать свою непричастность?

Лужина задумалась, а потом вспомнила:

— Есть время звонков, хотя… Есть навигатор, по которому я смогу узнать, где находился его автомобиль во время убийства. Только зачем ему убивать человека, с которым он едва успел познакомиться?

— Вот что, девочки! — воскликнула Люба. — Давайте сами в этом деле разберемся. На полицию надежд мало. Если убийца кто-то из местных, то мы его сами найдем. А то жить потом, подозревая каждого соседа… Зачем нам такая жизнь?

— Ну да, — согласилась ее подруга, — так и сделаем. — Она посмотрела на Лужину: — Марина, ты с нами?

— Постараюсь помочь, — ответила она.

Глава 2

Было неприятно, что под подозрение попал и ее муж. В этом Люба с Виолеттой перегнули немного. Потому что был еще и издатель Буховцев, о котором обе соседки даже не вспомнили и который вдруг исчез на все воскресенье и до сих пор не появлялся. Он, правда, выглядит потомственным интеллигентом и, когда рассказывает что-то, помогает себе бровями для убедительности. На убийцу не похож явно. Хотя убийц Марина видела только в кино.

Главный вопрос: почему и Люба, и Виолетта решили, что убийца обязательно житель поселка? На основании лишь того, что только жители могли знать, куда уехал Панютин. Но он-то не общался с другим жителями, а только с соседями. А следовательно, подозреваемых не так уж и много. И все с ним дружили. Но ведь и сама Марина считала так же. И муж допускал подобное, хотя указывал на вполне конкретного человека. Но для такого преступления должна быть веская причина. Значит, для того чтобы найти преступника, следует сначала узнать причину для убийства.

Если верить детективным романам, то причин для убийства не так уж и много: корысть, месть, ревность… Зависть? И все, пожалуй. А бытовых причин тут нет, убийства по случайности тоже, потому что стреляли с большого расстояния, наверняка с оптическим прицелом и… То есть убийца знал, в кого он целится. Значит, надо искать того, кто был с Панютиным в ссоре. Но если Хепонен должен был банкиру крупную сумму, а отдать ее не мог или не хотел, то получается, что пухлый человек и убил, несмотря на то что они дальние родственники.

Ревность отпадает, потому что в последнее время, если верить некоторым, у Леонида Ивановича не было романов. Но они считают, что убил его бывший пасынок. А за что? И почему тогда они обе тем не менее решили поискать убийцу среди местных жителей? Хотя тот, кто убивал, знал не только где тогда должен был находиться банкир, знал его машину и мог отличить ее не только по номеру среди похожих, но он должен был знать Панютина лично, а не по фотографии. И должен хорошо его знать, потому что вечером при слабой освещенности и с такого расстояния может подстрелить кого-то другого по ошибке.

Марина подумала об этом и тут же поняла, что, скорее всего, так оно и есть. Вероятно, Люба с Виолеттой поняли это раньше ее и потому подумали на пасынка. Но пасынку ведь неизвестно было, куда собирается его бывший отчим. Вряд ли Леонид Иванович докладывал ему о своих планах. Правда, муж почему-то не сомневается в том, что убийца — работник ТСЖ, и он его хорошо знает, потому что они учились вместе. Можно было бы проверить это, но компьютер в городе. Зато рядом есть компьютерный гений, и можно обратиться к нему.

Она остановилась возле калитки и нажала на кнопку звонка, и тут же из переговорного устройства раздался голос Максима:

— Что-то срочное?

— Если я не вовремя…

Она не успела договорить, щелкнула задвижка. Марина вошла во двор и по вымощенной брусчаткой дорожке направилась к крыльцу. Поднялась по ступеням, дернула ручку двери, и тут же опять щелкнул замок. Дверь поддалась.

— Прости, — опять прозвучал голос Максима, — просто у меня всякие системы безопасности.

Марина вошла внутрь и увидела большую прихожую и почти такую же лестницу на второй этаж, как и в их с Валентином доме. По лестнице спускался компьютерный гений.

— У меня кабинет наверху, — объяснил он, — поэтому не успеваю быстро выскочить, чтобы встретить. У тебя что-то случилось?

— Ничего особенного. Просто потребовалось срочно получить из интернета кое-какую информацию, мой компьютер в городе, а с телефона неудобно — картинки мелкие.

— У меня есть свободный аппарат, — сказал Максим, — если хочешь, помогу, на случай если информация будет закрыта. Ты, наверное, по поводу вчерашнего убийства беспокоишься?

— Нет. Просто нужна информация.

— А я, если честно, очень нервничаю. Вчера, как вернулся домой, сразу позвонил в одну организацию, рассказал, что произошло, и там не на шутку встревожились. Я ведь на государственные органы работаю: создаю программы для налоговых служб, в частности… Ой! Это же нельзя говорить.

Компьютерный гений растерялся.

— Я никому не скажу, — пообещала Лужина.

— Да уж, пожалуйста, потому что информация, которой владею, очень дорого стоит. Любые нечестные люди…

— Меня другая информация интересует.

Но Максим не слушал.

— Я вчера позвонил компетентным людям, и они попросили… — продолжил он, — то есть они приказали мне никуда не выходить, никого в дом не впускать, на посторонние звонки не отвечать. Вот так все серьезно. Еще обещали прислать опытного следователя в помощь местным сотрудникам.

Марина слушала и поднималась вслед за Максимом на второй этаж. Здесь был огромный холл с бильярдным столом, как раз за ним была открыта дверь кабинета, где виднелся рабочий стол.

— Сегодня ко мне должна была приехать моя девушка, — сообщил сосед, — в смысле, гражданская жена, мы с ней уже почти шесть лет живем. Как раз в этом доме и стали… Вчера она находилась в городе. Так я ей сказал, чтобы она оставалась в городской квартире, потому что здесь такое происходит, что лучше бы ей переждать все подальше. Но она, как услышала про убийство Леонида Ивановича, сказала, что не бросит меня одного в такой момент.

Они обогнули бильярдный стол, вошли в большой кабинет, где нашлось место еще одному столу с компьютером. Максим показал на него:

— Располагайся! Интернет подключен. А что ты там хочешь найти?

— Выпускной класс одной пореченской школы. Муж там учился, и у него как раз юбилей окончания этим летом — ровно двадцать лет. Так я хочу узнать про его друзей, кто сейчас и где, составлю справочку о каждом выпускнике. Вдруг он захочет с кем-то встретиться…

— Без проблем, — ответил компьютерный гений, усаживаясь в кресло, — ищем Пореченск… Пореченск. Школа… Там, кстати, две школы. Имя? Ах да, Валентин Лужин. Что-то пока никак. Заходим на страничку одноклассников. Группа закрытая. Обойдемся без запроса… Секундочку… Сейчас откроется… Всего делов-то! Открываем переписку…

Он хотел продолжить поиски, но Марина коснулась его плеча.

— Можно я сама посмотрю?

Максим уступил ей кресло и поспешил за свой стол.

— Ты ничего не напутала? — спросил он. — В списке выпускников Лужина нет. Хотя, может, я не в той группе смотрел?

Он смотрел туда, куда надо. И Валентин тоже был в этом списке. Только фамилия его была не Лужин.

Глава 3

Лужиной была Марина. А того молодого человека, взявшего ее на работу и очень скоро ставшего ее мужем, звали Валентин Минаевич Кублаков.

Судя по всему, он считал свою фамилию неблагозвучной и стеснялся ее. Незадолго до свадьбы он сказал, что хочет взять фамилию жены, так что ей самой ничего менять не придется. Это ее не обрадовало и не огорчило — только удивило немного. Ну, раз он так хочет, то пусть. В конце концов, лучше оставаться Лужиной, не надо привыкать к чужому имени. Да еще и документы менять не надо. И все же были кое-какие сомнения. Расспрашивать мужа не то чтобы не хотелось, но не решалась, считая, придет время и он все расскажет сам. К тому же родители его не собирались приезжать на свадьбу, да и сообщал ли он им?

Никогда Марина не видела, чтобы он разговаривал по телефону с матерью или отцом.

После регистрации она спросила мужа:

— Твои родители знают?

Валентин кивнул сначала, а потом, подумав, покачал головой:

— Я даже не знаю, живы ли они. Надеюсь, что живы. Просто у нас все в один момент рухнуло, удача отвернулась, проблемы начались… Вся наша жизнь под откос пошла.

И он рассказал Марине, как его отец, начавший работать простым лесорубом, стал сам заниматься лесным бизнесом, к которому потом приобщил и сына, как отец попал под бандитов, как старался от них избавиться. Как все вроде получилось однажды — семья зажила по-человечески. А потом вдруг появился один негодяй, который решил не просто получать с Кублаковых постоянно, но отобрать весь их трудами нажитый бизнес. Человек этот несколько лет отсидел за убийство, имел хорошие связи в преступном мире, и самое страшное то, что водил дружбу и с некоторыми представителями правоохранительных органов, которые старательно не замечали всего, что он творил. И весь городок вскоре начал жить в страхе. И только Валентин решил бороться. Вскоре на предприятии Кублаковых сгорела сушильная камера, потом начали увольняться рабочие, а вскоре машину, в которой ехал Валентин с отцом, обстреляли из автомата. Только чудо тогда спасло их. Милиция, разумеется, даже не пыталась расследовать это преступление. И тогда родители решили уехать. Не уехать даже, а бежать.

Квартиру отдали за гроши, улетели на Дальний Восток, сообщили сыну, что устроились на новом месте. А очень скоро перестали отвечать на звонки.

Валентин подал в розыск, но пока никаких результатов.

Он сам перебрался в Петербург и с превеликим трудом, отказывая себе во всем, в отдыхе, в личной жизни, сумел все же подняться немного. А потом встреча с Мариной, как награда за все его испытания и труды. С родным городком Валентина теперь ничего не связывает, но он опасается, что тени из прошлого могут ворваться в его новую жизнь, а потому он и решил сменить фамилию, чтобы обезопасить себя и любимую жену.

Так он рассказывал, а Марина переживала за него и надеялась, что все в их жизни будет хорошо. Так и случилось — все в их жизни было замечательно, даже лучше того, о чем они только могли мечтать. И все, конечно, благодаря энергии и трудоспособности Валентина. А фамилию он поменял лишь затем, чтобы порвать всякие связи с прежней своей жизнью, чтобы лихие люди из его прошлого не смогли отыскать его.

И теперь Марина сидела в доме соседей, в кабинете хозяина, смотрела на монитор компьютера, на котором сверкала июньским солнцем увеличенная фотография выпускников в праздничных одеждах. Нарядные девочки с нелепыми начесами и мальчики, подстриженные очень и очень коротко. Девочек было больше. Потом пошли фотографии, сделанные в разные годы. Новогодние праздники в начальной школе, потом повзрослевшие немного девочки позируют в модных в то время лосинах. Лосины у всех были разных цветов: розовые, ярко-зеленые, голубые, желтые.

У некоторых мальчиков расстегнуты рубашки таким образом, чтобы были видны цепи на груди. Цепи были крупные, похожие на золотые, но не золотые, разумеется, а, скорее всего, снятые с маминых сумочек, если судить по плетению и размеру цепей.

Марина искала мужа и узнала его не сразу. С того времени он изменился, причем не только внешне. Сам человек был другой: другой взгляд, другая осанка. На старых фото он всегда улыбался во весь рот… Потом она стала искать среди девочек его первую жену, пыталась угадать ее. А потом просто стала смотреть фамилии. Но фамилии его жены она тоже не знала. Стала изучать переписку и сразу поняла.

…завтра десять лет, как не стало Воробушка. Девочки, давайте сходим на могилку. Я там была летом. Она заросла вся. А Кублаков тогда обещал и ни разу не приехал, гад.

Ее мужа назвали гадом, потому что он не приезжает. А Валентин не хочет бередить старую рану. К тому же у него теперь другая жена. А Воробушек — это, наверное, Лена Воробьева — такая фамилия встречалась. Самая скромная девочка в классе — ни одной фотографии в лосинах, всегда в платье. И самая симпатичная, пожалуй. Темненькая, с челкой и очень внимательными большими глазами. На некоторых снимках она стоит рядом с пареньком, иногда держит его за руку — похоже, что это первая официальная пара в классе, которая не скрывает своей дружбы. И паренек этот не Валентин. Но на выпускной фотографии этого парня нет. И среди списка выпускников нет фамилии Зимин.

Марина вглядывалась в лицо паренька — скорее всего, это и есть Николай, который теперь трудится здесь в местной управляющей компании. Не похож, конечно, но ведь двадцать лет прошло. Конечно, это он — больше некому быть. Но его фамилия выброшена из списка, его не упоминают, хотя снимки с ним оставлены.

Есть еще фотографии, но теперь они современные. Те же девочки, которых теперь узнать невозможно. Валентин наверняка удивится, если увидит их. Девочки, которым нет и сорока, выглядят так, словно им уже за пятьдесят. Не все, конечно… И очень много фотографий за столами, какие-то юбилеи, праздники, просто пьянки.

И вот заданный группе вопрос.

Кто знает про Кольку Зимина? Я слышала его зарезали.

И только один ответ:

И поделом.

Марина дальше не стала ничего смотреть, ей самой стало немножко стыдно за себя, словно она рылась в чужой душе, пытаясь найти там что-то, выдуманное ею самой. Было обидно, что мужа назвали гадом за то, что он не посещает могилу первой жены, но всякое бывает в жизни. Но кто его обвиняет — старые толстые тетки, которые просто завидуют однокласснику, сделавшему успешную карьеру, и теперь скорбят о том времени, когда они носили обтягивающие лосины, жевали жевательную резинку, надувая розовые пузыри… Конечно, никто не мешает им делать это и сейчас, но время все равно не воротишь.

— Ты закончила? — спросил Максим, увидев, что соседка выходит из-за стола.

— Ничего интересного, — ответила она.

Но это было не так: на самом деле интересовало все, что она увидела, только спокойствия от того, что она увидела, не прибавилось. Она и так знала, что муж родился и вырос в маленьком городке, отгороженном от цивилизации лесами и людской завистью. Понятно, что и там люди живут, и вполне приличные люди. Как везде, есть и хорошие, и плохие, но из всех развлечений у них только фотографирование за заставленными бутылками и примитивными закусками столами. И почему-то там — на всех снимках — одни лишь одноклассницы мужа. Ни один из его бывших друзей даже не вспоминает о школьной жизни и не заходит на страничку, где можно узнать о новостях и о событиях, происходящих в жизни одноклассников. Хотя, может быть, они и так все знают — городок ведь маленький.

Но думать теперь о том, что, останься он там, наверняка был бы похож на таких же равнодушных людей. Был бы женат на такой же толстой тетке. Хотя Лена Воробьева, с которой у него был школьный роман, была худенькой, и казалось, будто она из другого мира — не из того, откуда все ее одноклассницы с одинаково начесанными крашеными волосами.

Удивительно только, что нет ни одной детской фотографии, где эта девочка была бы рядом с Валентином. То есть такие снимки были, но на них присутствовали и другие. А вдвоем она стояла только с Зиминым, который теперь, по прошествии двадцати лет, волею случая оказался сотрудником компании, управляющей хозяйством элитного загородного поселка. Но все равно, то, что Валентин вырвался из той жизни, из того своего душного окружения, лишь свидетельствует о его воле и целеустремленности.

Марина собиралась уйти, и Максим это понял, очевидно, но не спешил провожать ее.

— Я тоже тут покопался и нашел кое-что, — признался он, — решил проверить окружение несчастного Леонида Ивановича. Искал то, что могло бы навести на след. Может, кто-то плохо отзывался о нем лично или о банке. О нем почти ничего: бывшая жена, конечно, кроет. Но это от злости, потому что она сама была инициатором развода и просто выставила его из дома, оставив себе все имущество. Теперь ей пятьдесят, богатства как не было, так и нет. С личной жизнью у нее не складывается в силу возраста. Живет в квартире со взрослым сыном.

— Он ведь стрельбой занимался? — вспомнила Марина.

— Вы думаете, что профессиональный киллер живет с мамой в небольшой двушке? — переспросил Максим. — Конечно, бывает всякое, но все же… Вряд ли он профессиональный киллер. Я проверил: за ним числится карабин «Антонио Золи». Но это охотничье оружие. Конечно, убить из него можно, и даже очень легко это можно сделать умеющему стрелять человеку. Но профессионал вряд ли будет использовать такое оружие. Тем более что этого Антошу всегда можно попросить: «А ну-ка предъяви свой карабинчик!» — проверить, не из этого ли ружьеца стреляли в его бывшего родственника. Судя по фотографиям, Антон этот балансирует на грани маргинальности, хотя работает финансовым директором в небольшой риелторской компании, разведен, выпивает, имеет свой аккаунт на сайте знакомств… Я, простите мне мою бесцеремонность, но только в интересах общего нашего дела, заглянул туда. Там, разумеется, он представлен во всей красе, на него одинокие тетеньки клюют поначалу, а потом, когда выясняется, что он делит жилплощадь с мамой, то на этом все и кончается. Свой автомобиль у него имеется — очень старенький «Субару Форестер», но в сети он выкладывает свои изображения на фоне элитных марок. Вот и все. На киллера он не похож. Вряд ли он решится вот так запросто в один момент убить бывшего отчима, подготовить преступление и совершить его. Но я думаю, что специально обученные люди разберутся. Не так ли?

— Возможно, — согласилась Лужина, хотя не была уверена в этом.

Теперь она уже не спешила уходить, понимая, что сосед сообщил ей не все, что смог узнать. А он не торопился рассказывать, зато предложил кофе, сообщив при этом, что у него прекрасная кофемашина, а зерна он приобретает в финских лавках, которых вокруг предостаточно. Причем заказывает кофе самых лучших, а соответственно дорогих сортов, которые так просто не привозят, а только под заказ.

Марина согласилась, и они спустились на первый этаж. Расположились в гостиной, которая, очевидно, являлась и столовой, рядом с которой за широким арочным проемом располагалась кухня с мебелью. Можно было не подходить близко — Лужина узнала продукцию их фабрики.