Братья Аловы
Опер Крюк. Оборотни в погонах
Пролог
Белая «десятка» с проблесковым маячком на крыше и надписью «Криминальный патруль — TVN» на капоте и багажнике вылетела на залитую ночным дождем и оранжеватым светом фонарей Трубную площадь столицы.
— Смотрите! Это же убийство! И наверняка заказное! Может быть, снова Чистильщик поработал? — начинающая, но очень перспективная журналистка Лара Чертовская дернула за рукав своего матерого коллегу, телерепортера криминальной хроники Бориса Ломакина.
Водитель инстинктивно ударил по тормозам, и весь экипаж «десятки» уставился в указанном Ларисой направлении.
Прямо на проезжей части посреди улицы под светофором застыла «Волга-двадцатьчетверка» салатного цвета. Так когда-то, в приснопамятные годы советской власти, в Москве красили машины такси. На ее дверях, украшенных полустертыми шашечками, были хорошо видны многочисленные пулевые отверстия, издали напоминавшие карту звездного неба. Некоторые из них были залеплены чем-то белым. Затемненные стекла раритета служили надежной преградой для любопытных взглядов.
— Вау! Есть репортаж века! Сенсация! — обрадовано воскликнула Лара. — Заголовки представляешь? «Солоник жив!», «Возвращение Терминатора!», «Киллер Чистильщик снова наносит удар!»
— Где и кому? — скептически прищурился многоопытный Борис.
Лара всплеснула руками и указала на одинокую «Волгу».
— Так вот же тачка простреленная! Или ты не видишь?
— Деточка, — произнес Борис занудным тоном классного руководителя, — это бронированная тачка. — То, что своими дырками напоминает тебе дуршлаг — это легкий корпус. А под ним прочный, из броневых листов, как у подводной лодки. И чтобы пробить его, потребуется как минимум противотанковый гранатомет. И дыркам этим не один год. Гляди, некоторые даже жвачкой залеплены, а кое-где она отвалилась…
Лара Чертовская впервые отправилась «в ночное» с «Криминальным патрулем». Редакционное начальство буквально в приказном порядке навязало Борису практикантку, руководствуясь, видимо какими-то своими соображениями. Вообще-то, она не была «телевизионным человеком», а сотрудничала с каким-то журналом, но все схватывала на лету. К эфиру ее пока не подпускали.
Недавно Борис пытался было подкатить к новой сотруднице с так называемыми сексуальными домогательствами, но получил решительный «от ворот» с ее стороны и вздрючку от главного редактора. У девочки оказались высокие покровители. Теперь он мог позволить себе маленькую месть. Водитель и оператор Гоша только молча ухмылялись. Их эта нахалка-недавалка тоже порядком раздражала.
— А ты откуда знаешь, что она бронированная? — не сдавалась Лара.
— Так ведь по низкой посадке видно… И вообще… — Борису надоело валять дурака. — Я хозяина этой лайбы хорошо знаю. Он опер из управления спецслужбы. Крюков его фамилия, капитан Крюков. Может, он устал, а может, следит за кем. Скорее всего, он там внутри и спит.
— Спит посреди дороги? — Лара была поражена этой непосредственностью. Или правила дорожного движения этому Крюкову не писаны.
— Ну и что? Он же не на асфальте спит, а в машине, — резонно заметил Борис, — как Штирлиц под Берлином…
Лариса была глубоко разочарована. Словно в детстве, когда вместо куклы Барби с прелестным розовым домиком получила в подарок на день рождения китайское платье с дурацкой аппликацией.
— А может быть, там все-таки труп? — с надеждой спросила Лара: она была из породы тех, кто отстаивает даже безнадежные позиции.
Борис широко улыбнулся и сделал приглашающий жест.
— Вот ты подойди и выясни. Если разбудишь его, тогда точно по крайней мере один труп там будет. Твой! — Уловив испуг в глазах дивы, он с удовлетворением кивнул водителю: — Ладно, Равиль, поехали.
И машина журналистов с легким шелестом помчалась дальше в поисках сенсаций ночной жизни столицы…
Борис не ошибся. Крюков действительно спад в салоне своей «рябухи». Он спал уже двадцать минут. Во сне причмокивал и улыбался. Снилось ему, что он, совсем еще молодой, ершистый передовик зубопротезного производства премирован профсоюзным билетом на концерт лауреата премии Ленинского комсомола вокально-инструментального ансамбля «АББА» — именно так его объявили во сне.
И вот сидит Крюков в правительственной ложе, и поют для него Анни-Фрида Лингстад, 15 ноября 45‑го года рождения, место рождения г. Нарвик, Норвегия, и Агнетта Фальтског, 5 апреля 1950 года, рожденная в городе Йенчепинге, на юге Швеции. Причем он откуда-то знал, что эти подробности сообщаются персонально для него, и очень хорошо их запомнил…
«Мани-мани-мани»!.. — услышал Крюков знакомую мелодию и открыл глаза…
«Мани-мани-мани»!.. — тренькал его мобильник.
«Это к деньгам», — подумал Крюков и проснулся окончательно.
Когда-то, на заре «телефонной дебилизации» — так капитан называл наступившую эпоху сотовой связи, — он пользовался снятым с трупа пиратским мобильником, но когда решил обзавестись легальным, то выбрал лучшее из того, что было на рынке.
Трубка у него была — как у Нео из «Матрицы». Даже еще лучше, чем у Нео. Функций у нее — не счесть, как алмазов в каменных пещерах варяжского гостя. Только что кофе не варила.
Крюков загнал в память определителя номеров несколько вариантов вызова. На звонки знакомых женщин трубка отзывалась «Полетом валькирий» Вагнера, на зов старых друзей — задушевной мелодией из фильма «Титаник». В смысле: «Идем ко дну. Ты с нами?» А для шкурных контактов как раз и предназначалась песенка про деньги.
Интуиция сыщика не подвела и на этот раз. Ему звонил бизнесмен Смоторчук, владелец большого магазина радиоаппаратуры «Ауди-видео» — именно так было написано на его вывеске — в одном из новых районов столицы.
Смоторчук был агентом Крюкова и снабжал его информацией о новых веяниях в криминальном мире, с которым был тесно связан, а взамен опер крышевал его. но не корысти ради, а из любви к оперативному искусству. Да-да, именно к искусству, а не к денежным знакам и способам их умножения. Ибо. хотя смешивать эти два ремесла есть тьма искусников. Крюков к ним не относился, о чем сам нередко сожалел. То ли Богом, то ли природой он начисто был лишен таланта брать взятки…
Судя по голосу, бизнесмен Смоторчук был не на шутку взволнован, если не сказать напуган.
— Спасай, брат! — орал он в трубку. — Менты твои обнаглели, совсем запрессовали. Конкретные оборотни в милицейской форме!
Крюков в корне пресек его истерику и перевел беседу в деловое русло.
— Заткни помойку! Чего они от тебя хотят?
— Чего-чего? Смерти моей добиваются, суки! Выручай, в натуре!
Крюков поморщился и вздохнул.
— Ладно, уже еду. Мой стаканы!
Он сладко потянулся, потом еще раз — в смысле, потянулся к ключу в замке зажигания. Ехать ему предстояло в другой конец Москвы…
Глава первая
Судьба олигарха
Когда-то, в незапамятные времена, Чугунолитейный завод имени товарища Воровского построил в заботе о благе своих рабочих несколько пятиэтажных жилых корпусов барачного типа. Несколько поколений строителей социализма влачили в этих стенах жалкое существование в надежде оттянуться в счастливом коммунистическом будущем. Увы! С падением берлинской стены, и соответственно, распадом Советского Союза необходимость в продукции завода отпала. Производство чугуна и стали пришлось свернуть, а обманутые пролетарии, может, и разошлись бы кто куда, если бы не одно очень важное достижение социализма — институт прописки.
Во всяком случае, трубы завода давно уже не дымили, а использовались в качестве мачт сотовой связи, тогда как в перестроенных цехах торговали дубленками и холодильниками могильщики социализма. Зато эта ухватистая и нахрапистая новая русская — в широком смысле — буржуазия привлекла бывших металлургов к ремонту и обслуживанию рынка, создав, таким образом, новые рабочие места.
Но рабочий поселок оставался в своем первозданном виде. Кирпич домов за давностью лет из красного превратился в угольно-черный. Изрытый траншеями двор напоминал о героических днях обороны Москвы. И народ здесь жил простой и неприхотливый, словно сошедший со страниц романа «Мать», самой нужной и своевременной, по словам Ленина, книги начала прошлого века. С тех пор многое изменилось.
В одной из квартир рабочей слободки скрывался с домочадцами до недавнего времени всемогущий банкир, без пяти минут олигарх Тодорковский Как раз этих пяти минут Тодорковскому и не хватило — ему пришлось перейти на нелегальное положение.
Тучный банкир мерил тяжелыми шагами скрипучий деревянный пол обшарпанной кухни. Из квартиры сверху до него доносился нерегулярный бой стеклянной посуды. Время от времени, вероятно для разнообразия, там бросай и на пол что-то тяжелое, отчего лампочка под потолком кухни вздрагивала и раскачивалась.
Из квартиры снизу уже третий день кряду доносились разудалые песни под караоке. Там безудержное веселье было в разгаре и, похоже, до завершения концерта было еще далеко.
Сильно оплывшая немолодая женщина, как говорится, со следами былой красоты на лице, сидела за кухонным столом и не без раздражения наблюдала за колебательными движениями бывшего олигарха. Наконец ей это надоело и она решила прервать гнетущее молчание.
— Сема, перестань, наконец, мотаться взад-назад и скажи мне, что мы делаем в этой трущобе? В этом забытом всеми Воровском переулке?
— Не Воровском переулке, а в переулке Воровского, — поправил даму муж. — Здесь, между прочим, сто лет назад, товарищ Воровский скрывался от царских ищеек и жандармов. Собственно, мы здесь делаем то же, что и он. Скрываемся от ищеек и жандармов.
— Сема, ты имел в виду милицию? — всплеснула пухлыми руками супруга несостоявшегося олигарха.
Тодорковский больно споткнулся о табуретку и в ярости пнул ее ногой. Стало еще больнее.
— Всех я имел!.. В этом самом виду.
Он поднял опрокинутый табурет, уселся на него и принялся разъяснять.
— Ты что, идиотка, еще не поняла? Прячемся мы здесь! От кого? Да от всех! Все, суки, меня продали! Все-все!
Он в ярости снова вскочил и заметался по кухне. Супруга достала из шкафчика ребристую бутылку «Камю» и граненый стакан.
— Выпей и успокойся. — Она плеснула в емкость солидную порцию ароматной жидкости. — Ты же разбудишь маму и тетю Соню. И Леве с Машей надо выспаться перед дорогой.
Тодорковский одним глотком осушил стакан.
— Вот, закуси, — жена протянула ему кружок лимона, но он этого даже не заметил.
— Ничего, — лихорадочно бормотал он. — Ничего, нам бы только ночь продержаться. А завтра — на такси и в Шереметьево. И только они нас видели! А вот уж потом сочтемся. За все сочтемся! Нет, я этого так не оставлю! Они у меня еще попляшут!
Дебелая мадам Тодорковская все же решила прояснить вопрос до конца.
— Но ты ведь обращался в милицию. Неужели ты и им не доверяешь? У тебя же все было схвачено.
Тодорковский обреченно махнул рукой.
— Вот именно, было. Ты же слышала: «Моя милиция меня бережет»? Так вот, пока я платил им, они меня берегли. А теперь я просто не знаю, на кого можно рассчитывать. В нашем положении остается надеяться только на себя.
Супруга хотела что-то возразить, но тут в дверь позвонили. Через несколько секунд звонок повторился. Звонили уверенно и настойчиво. Так звонят малолетние хулиганы пли сотрудники правоохранительных органов.
Тодорковские на цыпочках вышли в переднюю и в нерешительности замерли перед входной дверью.
— Посмотри в глазок, — прошипела супруга.
— Сам знаю, — огрызнулся экс-банкир и прильнул к дверному окуляру. — Это милиция!
Жена Тодорковского снова всплеснула руками и так и села бы, если бы было на что.
— Сколько их там?
Тодорковский снова приник к дверному глазку.
— Кажется один. Открыть?
— Ни в косм случае!
Но служитель правопорядка не уходил. Более того, вскоре с лестничной клетки донесся его требовательный бас. При этом милиционер аккомпанировал себе по двери кулаком.
— Тодорковский, откройте, я знаю, что вы здесь! Это очень важно. Вы в опасности. Вы не сможете завтра добраться до аэропорта, вас будут ждать. Вам необходимо срочно уехать отсюда.
Тодорковские снова замерли в нерешительности.
— Может быть, разбудить Леву? — с сомнением в голосе спросила жена.
Но банкир решился. Он отодвинул цепочку и щелкнул замком. Дверь открылась. На пороге вырос человек в милицейской форме.
— Граждане Тодорковские? — с дежурной улыбкой поинтересовался он. — Очень приятно. Братва, заваливай!
И тут же из мрака лестничной площадки появились еще двое рослых типов. Один, в элегантном кожаном пальто, держал в руках серебристый кейс. В одну секунду все трое вломились в квартиру и плотно закрыли за собой входную дверь. Человек в милицейской форме ударом сапога в живот заставил толстого банкира сложиться пополам. А ведь тот уже забыл, когда последний раз имел возможность сам завязать себе шнурки. Бандит с кейсом наклонился к упавшему.
— Ну что, старый ишак, добегался? А ведь тебя по-хорошему предупреждали! Слон, Гнида, пошарьте по углам. И мартышку его пристройте.
Банкира и его жену тут же пристегнули наручниками к батарее парового отопления. Человек в кожаном пальто аккуратно положил свой серебристый кейс на стол и раскрыл. Кейс на самом деле оказался футляром для кухонных ножей с лезвиями разной формы и размеров — с пилками и без, был секач для разрубания костей, а также прочие полезные приспособления для разделки плоти. Бритвенно-острые клинки кухонных орудий были отлиты вместе с рукоятками из великолепной стали.
Человек в кожаном пальто с любовью оглядел свою коллекцию. Потом перевел взгляд на онемевших, сжавшихся от ужаса возле батареи супругов Тодорковских, и доверительно сообщил им, указав на чемоданчик.
— Верите, нет? Полтысячи баксов за этот набор отвалил. И не жалею. Культура — она во всем нужна. Даже в таком деле. — Он снова, как загипнотизированный, уставился на блестящие орудия пытки.
Откуда-то из глубины квартиры послышался на редкость тонкий писклявый голос Слона.
— Колян, здесь еще бабы!
Гнида, облаченный в милицейскую форму, втолкнул в комнату растерянного долговязого мужчину.
— Гляди, лох какой-то!
— Волоките их всех сюда, — Колян оторвался от созерцания своих драгоценных инструментов и принялся стягивать кожаное пальто. — Потрошильня у нас здесь будет.
Одна из женщин попыталась закричать, но ее слабый голос утонул в раскатах громового рева из нижней квартиры. Перекрывая нестройный хор собутыльников, какой-то мужик гудел громче иерихонской трубы:
— Я дядя или хто? Требую песню про дядю! Про дядю давай!
Колян оглядел пленников.
— Итак, приступим, — недобро усмехнулся он. — Сейчас мы установим, кто в семействе Тодорковский самый умный. Кто правильно назовет место, где спрятаны бабки, будет жить, а остальные умрут быстро и практически безболезненно. В противном случае будем делать из вас строганину.
И Колян извлек из футляра-кейса самый маленький ножичек своей коллекции.
* * *
Крюков издалека увидел сияющую в ночи неоновую вывеску магазина «Ауди-видео». Но свою «рябуху» по привычке остановил не прямо перед входом, а в ближайшем переулке. Перед тем, как выйти из машины, сыщик автоматически отметил серенькие неприметные «Жигули», припаркованные на другой стороне улицы напротив входа в магазин. С «Жигулями» гармонировал стоявший рядом микроавтобус «Газель». Что там, радиопрослушка или группа силовой поддержки? А, самое главное, по чью душу они сюда пожаловали среди ночи? Смоторчук им нужен или кто-то еще?
Бизнесмен ждал его с нетерпением.
— Ты бы вывеску переписал, что ли, — проворчал Крюков. — «Ауди» — это марка автомобиля.
— Ясный пень, у меня у самого шестая «аудио», — охотно согласился бизнесмен, но, поняв по реакции Крюкова, что он не прав, поинтересовался: — Слышь, я не врублюсь, чего не так?
— Все с точностью до наоборот, — усмехнулся Крюков, но вдаваться в объяснения не стал. — Ладно, не тормози, проехали. Зачем звал?
Смоторчук провел сыщика в свой кабинет. Тут уже был организован на скорую руку фуршетик — стулья из помещения почему-то были убраны. Украшением стола служила большая бутылка «Джонни Уокера» с синей этикеткой. Хозяин щедрой рукой наполнил граненые стаканы конструкции скульптора Мухиной и жестом пригласил гостя присоединиться к нему. Капитан, однако, только пригубил этот чуждый русскому человеку напиток. Остаканившись, бизнесмен счел, что прелюдия закончена и перешел к делу.
— Слышь, Крюк, это же полный беспредел, в натуре. ОБЭП на меня наехал, в натуре, как асфальтовый каток. Прямо оборотни какие-то. Волки в ментовской шкуре… В смысле — в милицейской форме… Налетели, запрессовали конкретно, гадом буду!
Крюков слушал его пламенную речь с пониманием и слегка покачивал головой. Вроде бы сочувствовал. Когда тот начал повторяться, сыщик остановил его словоизлияния.
— Ладно, я тебя понял. Ты мой агент, и я создаю тебе спокойную обстановку для нормальной работы. На стрелки с братвой разбираться я с тобой ездил. Отморозков, которые тебя на бабки развести хотели, повязал. От налоговой отмазал. Но я ведь тебя с самого начала предупреждал — наркоту, оружие, взрывчатку и прочий криминал я не покрываю.
Смоторчук вскочил с выражением смертельной обиды на честном лице.
— Какая наркота, какое оружие, в натуре! Я видаками торгую, телевизорами, плеерами…
Но Крюков перебил его.
— Читай по губам, если плохо слышишь: «И прочий криминал». Ты, брат, меня за полного лоха держишь? За что, интересно? Я тебе, вроде, ничего плохого не делал. Вчера тебя накрыл ОБЭП с партиен краденого товара. И ты теперь требуешь от меня помощи? Какой?
Смоторчук развел короткие, но цепкие руки, и ехидно улыбнулся, сверкнув золотыми коронками.
— Так ведь не задаром же! Я, блин буду, забашляю, кого скажешь…
— У тебя бабок не хватит, — отрезал Крюков.
Лицо бизнесмена приобрело выражение оскорбленной невинности.
— Ну почему? Я расценки узнавал…
Крюков отрицательно покачал головой.
— За твой косяк тебе светит приличный срок. Ты, в сущности, предлагаешь мне пойти твоим подельником. И сколько собираешься за это отмусолить?
Смоторчук вдруг изменился лицом, поджал губы и засверкал заплывшими глазками.
— Значит не хочешь помочь? Думаешь, ты самый крутой? Думаешь, у тебя одного все схвачено? Смотри не пожалей!
Крюков очень удивился такой перемене. Неужто мальчик вырос из коротких штанишек?
— Что я слышу, брат? Неужели ты меня путаешь? И это после того, как я вытащил тебя буквально за уши из той истории с налогами?
Бизнесмен спохватился и заюлил.
— Что ты? Да кто я такой? Ты, братан, меня неправильно понял. Нет — так нет. Какие проблемы, в натуре? А в тот раз ты меня конкретно выручил, нет базара! Я помню, как налоговики зенки выпучили, когда в магазин вошли и ценники увидели. Видак — пятьдесят баксов, телевизор — «Филипс», диагональ двадцать девять дюймов, стогерцовый, — триста баксов! И все с отчетом сходится — копейка в копейку. Ладно, давай, как говорится, останемся друзьями. Вот твои бабки, — он наклонился вперед и протянул сыщику пачку долларов.
Крюков посмотрел на деньги, которые бизнесмен положил перед ним на стол, но трогать их не стал. Он медленно выпил свое виски и зажевал маслиной. Потом посмотрел собеседнику.
— Знаешь, как пишут в детективах? Я тебе сейчас расскажу как было дело, а ты меня поправишь, если я в чем-то ошибаюсь, — медленно и с расстановкой проговорил сыщик.
Он резко, без замаха толкнул Смоторчука так, что тот буквально отлетел к стене и съехал по ней на пол. Крюков же продолжал.
— Неделю назад на трассе под Калугой забили фуру с аппаратурой. Водилу с экспедитором замочили, машину с товаром увели в неизвестном направлении. Товар этот — видаки, телевизоры и прочее — вот он, у тебя на полках. А когда обэповцы тебя за одно место взяли, ты тут же согласился им меня сдать. Как продажного оборотня. Обменять голову на голову, свою на мою. Ну что, поправить хочешь или все так и было?
Смоторчук полулежал у стены, как расплывшаяся квашня. Он словно чего-то ждал. Крюков перешел в атаку. Говорил он подчеркнуто громко, чтобы те, кто прослушивал их беседу, не упустили какой-нибудь важной мелочи.
— Я сейчас вызываю ребят из нашего СОБРа, а тем временем перепишу номера этих банкнот. И пойду я с ними в прокуратуру. Потому что это — чистой воды провокация твоих новых друзей, которые, помимо этого, занимаются укрывательством преступления. И тогда мы посмотрим, кто из нас оборотень в погонах!
Двигатель «Жигулей» за окном взревел на высоких оборотах, завизжали по шины и все стихло… Спустя несколько секунд то же самое проделала «Газель». Смоторчук сидел у стенки не жив, не мертв. Новые друзья свалили и бросили его на съедение старому приятелю.
Крюков ласково улыбнулся, не спеша достал брелок с ультрафиолетовой лампочкой и наугад посветил на одну из предложенных бизнесменом стодолларовых купюр. В ультрафиолетовых лучах поперек портрета Франклина отчетливо проступили крупные буквы: «Взятка».
— Вы, блин, как дети, — усмехнулся сыщик, — все в шпиёнов играете!
Он вынул из кармана прозрачный пластиковый пакет, и ловко, как продавщицы в булочной на батоны, надел его на пачку баксов. Пакет со всем содержимым перекочевал в карман его куртки. Потом капитан подошел к бледному от страха Смоторчуку и ласково потрепал по щеке.
— Ну ладно, так и быть, останемся друзьями. Но впредь не балуйся и кушай манную кашку. Обещаешь? Не слышу ответа!
— Обе-обе-обеща-а-аю, — еле слышно промямлил Смоторчук.
Крюков еще раз, немного сильнее, чем требовалось, похлопал обделавшегося приятеля-предателя по щеке и вышел из кабинета.
* * *
В доме рабочей слободки, что в переулке Воровского, веселье продолжалось, несмотря на глубокую ночь. Под аккомпанемент караоке нестройный хор полуночников пел песню про дядю.
Дяде дам, дяде дам,
Дяде, дяде, дяде дам!
Дяде дам, дяде дам,
Ди-дам!
В это время к подъезду неслышно подкатила и остановилась серебристая «десятка». Из нее выскочил подвижный худощавый мужчина лет тридцати. Он задрал голову и посмотрел на окна и балконы подъезда. В оранжеватом свете уличного фонаря стал хорошо заметен шрам, пересекавший его левую бровь. Ярко светились окна и распахнутая дверь балкона на третьем этаже, где пели и плясали. Но внимание приехавшего привлекли едва заметные блики на затемненном окне четвертого.
Не успел незнакомец как следует разглядеть заинтересовавшее его окно, как его стекло со звоном разбилось. С пронзительным криком из окна вылетела небольшая темная фигура… Полет закончился очень быстро. С отвратительным стуком тело ударилось об асфальт и застыло в нелепой позе, будто кукла на шарнирах.
Человек с рассеченной бровью, казалось, окаменел. Некоторое время он стоял, стиснув зубы… Но длилось это оцепенение недолго, несколько секунд. Он подошел к тому, что еще недавно было молодой женщиной и буквально впился взглядом в лицо погибшей. Одежда на ней была изорвана в клочья, а тело покрыто кровью. Он успел заметить, что на руке у нее не хватало нескольких пальцев.
Наверху послышался шум. Пьяное пение оборвалось, раздались перепуганные голоса. Человек с рассеченной бровью выругался, быстро сел в машину и уехал прежде, чем его успели толком разглядеть.
* * *
Ковш Большой Медведицы опрокинулся, значит, ночь перевалила за середину. Старший опер Крюков в накинутой на голос тело простыне вышел на балкон своей квартиры и невольно залюбовался. Бездонное темное небо было усыпано голубоватыми алмазами разной величины… Алмазы вразнобой помигивали, подрагивали, и казалось, что они еле-еле держатся на небесной сфере, еще немного, и сверху посыплется бриллиантовый дождь. К сожалению, ничего подобного не произошло.
С севера подул холодный пронизывающий ветер. Норд-ост. Крюков поежился. В такую пору хорошо иметь крышу над головой. И вообще — хорошо иметь крышу…
«А вот каково сейчас бездомным старикам-неграм в далекой Америке!» — подумал Крюков.
Рефлекс такой — прививка советского гуманизма — остался у него с пионерского детства… Подумал и расстроился. Живут же люди, не то, что мы!
Он вернулся в комнату, с удовольствием потянулся, похрустел суставами и зевнул. День прошел не зря. Немного работы по профилю, легкий ужин. Что еще нужно человеку, уверенной поступью приближающемуся к неизбежной пенсии?
От приятных мыслей его оторвал вызов мобильника. Звучал он весьма своеобразно, так как для служебных надобностей сыщик подыскал звук особого рода. Старый приятель-ветеринар по его просьбе специально записал на диктофон припердывание знатного хряка-медалиста по кличке Депутат.
Результат превзошел все ожидания. При каждой попытке вызова со стороны руководства телефон издавал трубный глас, вернее, глас прямой кишки свиного рекордиста, отдаленно напоминающий рев раненого слона. Каждому, кто его слышал, казалось, что феноменальная скотина размером с динозавра облегчается прямо в его присутствии. Порой даже опытные оперативники, привыкшие к свисту пуль, заслышав канонаду из Крюковского мобильника, вздрагивали и бледнели…
— Чаво надоть? — бросил в трубку Крюков на всякий случай не своим голосом.
Не помогло. Вот в чем основной недостаток мобильников: ни спрятаться от них, ни скрыться, как от осени. Да и от зимы тоже.
— Крюков? У нас ЧП, — встревоженным, даже слегка испуганным голосом сообщил ему начальник отдела полковник милиции Сергей Израилевич Галкин по прозвищу «полковник Галкинд».
Крюков не удивился. Пугаться и тревожиться было обычным занятием шефа. Если вдруг у него не было конкретной причины пугаться и тревожиться, то его пугала и тревожила сама неопределенность такой ситуации. Сейчас такая причина была.
— Банкира Тодорковского убили, — сказал шеф. — Его и всю семью. Зарезали самым зверским образом. Как скотину на бойне.
Крюков по-христиански посочувствовал банкиру и особенно его семье, но не удивился. Эка невидаль! Мало ли новых русских нынче режут, пилят, взрывают, мочат в сортирах, топят в басманных судах и прочих общественных местах?
— А разве мы теперь и раскрытием убийств занимаемся? — поинтересовался он с наивным сомнением в голосе.
Полковник Галкинд замялся. По правде говоря, ангажировать Крюкова для расследования этого убийства ему посоветовали ответственные товарищи из руководства, но капитану об этом знать было не обязательно.
— Нет, но Тодорковский официально обратился к нам за помощью ровно неделю назад, — пояснил Галкин. — Он жаловался, что на него наехала какая-то очень серьезная криминальная группировка.
— Если группировка действительно серьезная, надо было не ерундой заниматься, а платить или бежать, — здраво рассудил Крюков.
Начальник охотно согласился.
— Он и собирался бежать. Продал все, перевел деньги за бугор и вместе с семьей скрывался на съемной квартире. Даже мы не знали, где именно. У него билеты в Лондон были на завтра. Слава богу, им второй отдел занимался, Щеглова, а не наш. Меня бы за такой форшмак Альпенгольд в один момент на пенсию отправил. А о Щеглова он зубы обломает. Тот сам кого хочешь схарчит, — закончил полковник не без смешанного с завистью уважения к молодому и удачливому коллеге.
Генерала Мышова, начальника управления, в коем Крюков имел счастье служить государству, прозвали Альпенгольдом за то, что он дважды умудрился съездить в Швейцарию в поисках «золота компартии» и вкладов Пал Палыча Бородина, но не обнаружил там ничего, кроме шоколада. Как в старой песне времен НЭПа:
Девочка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме шоколада!
Капитану не нужно было объяснять, что за зверь Альпенгольд: генерал, по его же собственным словам, «испытывал чувство глубокой озадаченности судьбой Крюкова» и донимал его при каждой встрече дурацкими вопросами типа «почему у вас ноги в кроссовках, а не по форме?»
Крюков пожал плечами и прошелся несколько раз по комнате. Что-то тут не срасталось с этим Тодорковским.
— Для серьезной структуры выпасти беглого банкира было несложно. Так что удивляться тут нечему. А что, собственно, от меня требуется?
Сергей Израилевич в смущении замялся.
— Ну, сами там посмотрите, по обстановке. Может быть, ребятам Щеглова помощь нужна…
Капитан усмехнулся, просчитать интенции шефа было несложно. И он с осуждением в голосе сказал:
— Не темните, Сергей Ильич, — именно так привыкли обращаться к полковнику его сотрудники, поскольку русский человек по природной лености во всем стремится к экономии сил и средств, — хотите сказать, что у нас завелся стукач? Работающий на эту серьезную криминальную группировку?
В разговоре возникла напряженная пауза.
— Не знаю, не знаю. Хотел бы ошибиться, — пробормотал наконец полковник Галкин.
Крюков посмотрел на часы: третий час. Все равно ночь пропала, настроение испорчено.
— Ладно. Куда ехать?
— Дом номер один в переулке Воровского.
— Тогда я уже поехал. Если что-то нарою, сразу доложу.
— Не надо сразу! Утром! Слышите, Крюков? Утром доложите! — испугался полковник Галкин. — Встретимся в управлении.
* * *
Если Крюков чего-то и боялся в жизни, то это быстрой езды по пустым ночным улицам: это все равно, что лететь в звездолете без тормозов в открытом космосе, постоянно ожидая столкновения с метеоритом. Но медленно Крюков ездить не умел. Некогда было учиться! Благополучно добравшись до заданного места, он с нескрываемым облегчением перевел дух.
Нужный подъезд он определил издалека. Возле него стояли машины милиции и «Скорой помощи». Несмотря на ночное время, вокруг толпились любопытные соседи. Крюков приткнул «рябуху» рядом с серебристой «десяткой», недавно купленной опером из второго отдела Волковым.
Крюков вошел в подъезд и поднялся по лестнице. Здесь уже вовсю трудились сыщики из убойного, патрульные из местного отделения и коллеги Крюкова из отдела полковника Щеглова.
Слышались оживленные разговоры, временами негромкий смех. Обычная производственная обстановка, разве народу чуть больше, чем обычно. Сверху долетел обрывок песни:
Милая девушка в кофточке белой,
Где ж ты, ромашка моя…
На лестничной площадке царило необычайное оживление. Оказалось, именно здесь был организован импровизированный штаб по расследованию убийства. Лестницу перекрывал сурового вида прапорщик милиции с автоматом. Поднимаясь снизу, Крюков кивнул ему и спросил:
— А почему все здесь, а не в квартире?
— Войдешь внутрь, поймешь, — мрачно ухмыльнулся постовой.
Крюков сделал шаг вперед и присоединился к участникам действа. За столом, вынесенным прямо на лестничную клетку, сидел похожий на Дэвида Копперфилда следователь прокуратуры Кибальчич, недавно переведенный в столицу из провинции. Был он старым знакомцем Крюкова: когда-то в городе Приокске, где Крюков приватно расследовал убийство друга, он пытался повесить на капитана пару завалящих трупов.
Сейчас следак беседовал с сидевшим визави на табуретке милицейским сержантом. Тот почему-то был в форменной рубашке с погонами, в длинных семейных трусах и шлепанцах на босу ногу.
Крюков не сразу понял, что сержант — сосед убитых с нижнего этажа. В данном случае он выступал в качестве свидетеля, поскольку первым обнаружил их тела. Несмотря на то, что сержант сидел на табуретке, верхней половиной тела он пытался изобразить нечто вроде стойки «смирно» и бубнил при этом голосом автоответчика.
— В вышеуказанное время мной был обнаружен труп… в смысле — тело молодой женщины…
— Как ты его обнаружил?
— Тело трупа проследовало мимо меня вниз ногами вверх в вертикальном направлении…
Следователь рассердился.
— Вниз ногами или ногами вверх? А может, сверху вниз? Ты по-русски объяснить можешь?
Сержант расслабился, взгляд его стал осмысленным. Он принялся оживленно рассказывать.
— Да блин без базара, ясный пень. Ну, это, я, гребаный в зуб, на третьем этаже живу. Племяшка моя, бля, год ей стукнул. Мы это дело, значит, справляли…
— Вот это племяшка! Всего год, а уже бля? — удивился следователь Кибальчич. — Ладно, продолжай.
Сержант по простоте душевной не понял иронии и без обиды продолжат.
— Да, значит, третий день гуляли. Ну и вышли мы, значит, на балкон воздухом, это самое, покурить. Жена моя, бля, сеструха, бля, и я, еханный бабай. А тут с четвертого, прямо из окна, баба гребанулась. Ну, мы реально офигели! Думали, блин, конкретно метеорит упал, е-мое…
Следователь Кибальчич страдальчески поморщился.
— А без мата можно? Я же все-таки документ пишу.
— Без мата? Сейчас попробую, — сержант вдруг снова напрягся, взгляд его остекленел, он снова попытался сесть по стоике смирно. — Значит так… Бело трупа проследовало мимо меня ногами вверх в вертикальном направлении…
Крюков не стал дослушивать откровения сержанта и направился в квартиру, где были обнаружены тела. В дверях его чуть не сбил с ног Володя Тарасов, бывший однокашник по «вышке» — Высшей школе милиции, а теперь заместитель начальника второго отдела. Тарасов не вышел из квартиры, а прямо-таки вылетел из нее пулей. Лицо его имело землистый оттенок.
— Что там интересного? — поинтересовался у него Крюков.
— Лучше не ходи, тебе это не понравится, — с трудом выговорил Тарасов, едва сдерживая позывы рвоты.
Следом за Тарасовым несколько вальяжно выступал его шеф, начальник отдела полковник Щеглов, моложавый, подтянутый и, как всегда, элегантный. Аккуратная бородка-эспаньолка придавала ему интеллигентный вид, но возможно, это было обманчивое впечатление. В отличие от своего заместителя, он держался молодцом. Увидев сыщика, он широко улыбнулся, демонстрируя полный комплект здоровых, как у молодого волка, зубов.
— Крюков? А ты-то что здесь забыл? Галкинд, небось, шпионить прислал? Тут уже один разведчик болтается, по кличке Тэтэ.
Майора Нечаева Тимура Тимуровича звали за глаза Тэтэ, что означало для посвященных Тупой Тормоз. Был он самым бестолковым сотрудником правоохранительных органов города Москвы и Московской области. На международном конкурсе дебилов он бы гарантированно занял второе место. В управлении он держался благодаря личной преданности генералу Альпенгольду. Все сослуживцы знали его как записного стукача.
Щеглов задержался и похлопал Крюкова по плечу.
— Бросай ты своего Галкинда, переходи ко мне в отдел, пока Альпенгольд вас обоих не придушил. Я, в отличие от твоего шефа, своих подчиненных в обиду не даю. Ты не спеши, подумай. А пока, если не успел позавтракать, можешь зайти, полюбоваться. Волков, покажи товарищу пейзаж после битвы!
В темном коридоре замаячила фигура опера Волкова. Обычно веселый и жизнерадостный, сейчас он показался Крюкову каким-то задумчивым, даже подавленным.
Зная о трепетном отношении Волкова к его новой машине, Крюков не удержался, чтобы не приколоться.
— Это не твоя серебристая «десятка» у подъезда стоит? Я ей крыло чуть-чуть поцарапал, когда свою «рябуху» ставил.
Но Волков на это никак не среагировал. Только рассеянно почесал шрам, пересекавший его бровь. Это было очень странно. Не могло же его так сильно поразить убийство незнакомого банкира? Пусть даже такое садистское?
Но находиться в квартире, где распотрошили семью финансиста, было и в самом деле не вы носимо. Из комнаты, где произошло убийство, гнусно и страшно воняло паленым мясом и кровью. И это несмотря на разбитое окно и при том, что сами тела невинно убиенных были уже унесены.
Волков повел Крюкова с экскурсией, как дантевский Вергилий по кругам ада.
— Вот здесь их и прикончили, — показывал он. — Самого Тодорковского, его жену, тещу, ее сестру и сына. Искромсали — смотреть невозможно. А дочь Тодорковского. Маша, из окна выбросилась. Но и ей тоже досталось.
Пол и стены комнаты были не забрызганы, а буквально залиты красным, будто какой-то маляр-садист выкрасил их кровью. Крюкова передернуло.
— Что за зверье тут поработало? — спросил Крюков, удивленно глядя в глаза коллеге.
Волков довольно неуверенным и, как ему показалось, убитым тоном ответил:
— Не знаю Тодорковский к нам в управление обращался за охраной. Он жаловался, что какие-то крутые бандюки на него наехали.
— Тогда как они до него добрались? Утечка?
— Запросто может быть. У нас же не контора, а проходной двор. Только Тодорковский и нам не особо доверял. Из своего дома скрылся, отсиживался тут, как Ленин в подполье. Этого адреса мы не знали.
И снова Крюков почему-то ему не поверил.
— А ты-то что убиваешься? На тебе буквально морды лица нет.
Волков совсем стушевался. Ответил не сразу, промямлил.
— Ну как же? Сам понимаешь, мы виноваты. Человек к нам обратился за помощью, а мы не доглядели. И я в том числе, персонально. Да, определенно где-то у нас утечка.
Они вышли из квартиры. Ни стола, ни сержанта с автоматом на лестничной клетке уже не было. Кибальчич спускался по лестнице, снизу кто-то крикнул, что подъехало начальство из прокуратуры и убойного отдела. Важные персоны уже поднимались наверх, но их опередила группа быстрого реагирования в лице журналюги Бориса Ломакина и оператора Гоши. Их напарница почему-то отсутствовала.
Гоша был в камуфляжке, на плече он нес большую видеокамеру, издали напоминавшую гранатомет. Бесцеремонно оттеснив сыщиков к стенке, они заняли боевую позицию на середине лестничной клетки, и как только высокие чины появились в поле зрения, Ломакин бросился к ним с вопросами, сжимая в руке похожий на нечто противотанковое микрофон…
Крюкову стало скучно, он потянул Волкова за рукав.
— Пошли отсюда, сейчас здесь образцовый бардак начнется. Ты в отдел?
— Вообще-то да, только у меня аккумулятор вырубился. Ты не подбросишь меня?
Пропустив начальников, которые даже взглядом не удостоили оперов, Крюков кивнул приятелю и жестом предложил ему спускаться вниз первым…
Стало совсем светло, улицы уже начали заполняться машинами. Еще полчаса, и магистрали города будут плотно забиты транспортными потоками. Но Крюков не очень торопился добраться до родного управления. Его все больше интересовала загадка убийства банкира и его семейства, а также непонятные оговорки Волкова. Он-то здесь причем? Сыщик решил разговорить его и спросил как бы невзначай:
— А что, собственно, бандитам от этого Тодорковского понадобилось? Бабок? Так это за десятку, по мелочевке режут. Насколько я понимаю, большие бабки совсем по другому выкручивают. Без крови и трупов. Акции-шмакции, суды и все такое. Зачем же людей крошить?
Волков, думая о чем-то своем, он не сразу ухватил. о чем его спрашивают.
— Там, видишь ли, так все вышло… — машинально сказал он. — Когда на Тодорковского наехали, он по-тихому все свое имущество распродал, типа заполнены, а деньги перевел на счета в швейцарские банки.
— И много денег?
Несмотря на то, что Волков определенно думал о чем-то другом, говорил он уверенно.
— Если не брать всякие там заводы или акции, а чистую сумму на банковском счете, то таких денег ни у кого из наших нет. Думаю, он всей стране мог не один год зарплату и пенсии платить.
Неожиданно Крюков резко свернул вправо и погнал машину к заправке. Волков оторвался от своих невеселых размышлений.
— Что, бензин кончается? — спросил он.
— У меня его всегда в обрез. На мою «рябуху» не напасешься, сколько ни заливай, — отозвался Крюков. — Но только сейчас не в этом дело. Вон, видишь белую «тойоту»? По ориентировке не она проходит? И номер похожий.
За последний месяц возле супермаркетов было похищено несколько женщин. Их машины, как правило, дорогие иномарки, оставались на стоянке. Через какое-то время мужьям или родственникам пропавших звонили неизвестные, говорившие с кавказским акцентом, и требовали выкуп размером в десятки, а иногда и сотни тысяч долларов.
Но даже в случае уплаты выкупа похищенных женщин никто больше не видел. Только одна из них была найдена в подмосковном лесу с перерезанным горлом. В показаниях редких свидетелей проходила белая японская иномарка, предположительно «тойота-королла». Две цифры номера были известны милиции.
Вообще-то Крюков действительно собирался только заправиться и про белую «тойоту» ляпнул просто так, не подумав. И тут же пожалел. Волков вмиг ожил и вгляделся в маячивший впереди багажник.
— А ведь это сто пудов они! — закричал он возбужденно, — смотри, у них снизу капает что-то.
— Капли бурого цвета, похожие на кровь, — отозвался Крюков в стиле протокола.
— Да гадом буду, у них труп в багажнике! — не отставал Волков. — Вешаем хомут, если что, шмаляем без базара. Пошли!
— А если это мясо? — после бессонной ночи Крюков определенно не стремился к активным действиям. — Предположим, что это мирные крестьяне. Забили кабанчика, везут продавать. И весь криминал только в том, что они не пройдут санитарный контроль и не заплатят налогов.
Волков усмехнулся и зло процедил.
— Ну да. Кошерная свинина. Везут и по дороге кровь спускают. Крестьяне, говоришь? Ты на их рожи посмотри. Это же типичные мажоры. Они тяжелее стакана в жизни ничего не поднимали.
Только сейчас Крюков заметил, как побледнел его напарник. На его лбу выступили капли пота. Волков полез в карман за платком и вместе с ним вытянул бумажник. Тот раскрылся и из него прямо под ноги Крюкову выпала фотография. На снимке Волков обнимался с очень симпатичной молодой девушкой. Крюков наклонился, поднял фотографию и протянул коллеге.
— Ты что, жениться собрался? — спросил он.
Волков зло стиснул зубы и поиграл желваками. Таким мрачным капитан его никогда не видел.
— Уже нет, — проговорил Волков. — Убили ее. Вот такие же уроды, как эти, — он кивнул на застывшую впереди «японку».
Тем временем к «тойоте» подбежал паренек в яркой спецовке, открыл горловину бака и вставил в нее штуцер для заправки бензином. В машине сидело трое парней. Молодые, стриженные под ноль, в черных кожаных куртках. Крутые не в меру, определенно «Бригады» насмотрелись. Водитель отсчитал несколько купюр и протянул заправщику. Тот включил колонку, бензин полился в бак.
Крюков не успел заметить, как Волков выскользнул из «рябухи», и запоздало среагировал только на хлопнувшую дверь. Делать было нечего, и он последовал за товарищем.
Действовал Крюков по науке, как учили. Извлек пистолет, подошел к дверце водителя и направил оружие на него и двоих пассажиров.
— Руки на торпеду, не двигаться, уголовный розыск! Если у вас есть права, то можете сами себе их зачитать.
Тем временем Волков повел себя более оригинально. Он оттолкнул заправщика, выдернул бензиновый штуцер из горловины бака, просунул его в открытое окно «тойоты» и принялся заливать салон струей из шланга, как пожарник, только с противоположной целью… Сидевшие в машине амбалы мгновенно промокли, точнее, пробензинились до нитки. На счастье присутствующих, никто из них в этот момент не курил. Волков не произнес ни слова, но его мрачный вид и решительные движения говорили сами за себя. Ангел Смерти да и только! Экипаж «тойоты» был просто парализован его действиями.
— Что, пацаны, трупы в багажнике перевозим? — поинтересовался Крюков. — А лицензия у вас имеется? Нет? Очень хорошо, тогда сейчас и кремацию устроим. Хотите, мы вас, как викингов, вместе с вашим боевым кораблем спалим? Если нет, быстро колитесь, чей труп в багажнике везете? Даю пять секунд, время пошло.
Крутые пацаны в салоне машины задыхались от паров бензина, их слепил все еще хлеставший им в лица ядовитый поток.