Долорес Редондо

Северная сторона сердца

© Беленькая Н.М., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2023

Айторе и Джун за то, что отказались «плыть дальше», чтобы побыть со мной. Это настоящая привилегия. Эдуардо. Всегда и во всем. Моему агенту Анне Солер-Понт за ее вклад, руководство и неустанную, кропотливую работу. Спасибо, что была «плохим копом» в моих романах и отличным советником в реальной жизни. Спасибо от души — и вперед! Марии Кардона за то, что поддерживала мое вдохновение, решимость и радость и показала, что все получается лучше, если делать это с улыбкой. Спасибо, что сделала этот путь легче. Рикардо Доминго. Ты по-прежнему умеешь видеть невидимое. Уже столько лет… В память о Хосе Антонио Аррабале, который умер в безвестности, но не в забвении. Спасибо, что был моим читателем до конца.
Эта книга входит в цикл романов, вдохновленных севером. В некоторых из них главный герой — Амайя Саласар; в других персонажи и сюжетные линии переплетаются вместе, создавая общую вселенную, в которой север — не сторона света, а связующая нить.

Потому что самое пустынное место в мире — это северная сторона человеческого сердца.

Пролог

Элисондо

Когда Амайе Саласар было двенадцать, она заблудилась в лесу, где провела в общей сложности шестнадцать часов. Ее нашли ранним утром в тридцати километрах севернее от того места, где она сбилась с пути, — измученную проливным дождем, в одежде, изорванной и закопченной, как у средневековой ведьмы, чудом спасшейся от костра; при этом кожа ее была белой, чистой и прохладной, словно Амайю только что достали изо льда.

Девочка уверяла, что почти ничего не помнит о том, что с ней произошло. После того как она сбилась с тропы, в ее памяти сохранились лишь обрывки, состоящие из повторяющихся вновь и вновь кадров. Головокружительная скорость сменяющихся воспоминаний напоминала праксиноскоп Рейно, в котором последовательная смена изображений создает эффект движения. Иногда Амайя спрашивала себя, действительно ли она бродила по лесу или, может быть, просто сидела все это время, глядя на одно и то же дерево. Не подвергся ли ее мозг какому-то гипнозу, который навсегда запечатлел в ее сознании этот образ?

Это было самое обычное воскресное утро, когда она отправилась на прогулку со своей собакой по кличке Ипар, в составе группы любителей пешеходного туризма из Аранцы, к которой она присоединилась прошлой весной. Амайя любила лес, но в первую очередь ей хотелось порадовать тетю Энграси, которая не один месяц твердила, что ей нужно больше двигаться. Обе понимали, что гулять по деревне — не вариант. В прошлом году ее прогулки делались все более короткими, пока не свелись к дороге до школы и обратно, а также воскресным походам с тетушкой в церковь. Остальное время Амайя сидела дома, смотрела на огонь в камине, читала или делала уроки, помогала тетушке убираться или готовить. Она использовала любой предлог, чтобы лишний раз не выходить на улицу. Любое оправдание, чтобы не знать о том, что происходит в деревне.

Она всегда говорила, что помнит лишь одно: как смотрит на дерево, и больше ничего… хотя это было не совсем так. В памяти Амайи сохранилось не только дерево, но и гроза… и дом посреди леса.

Когда она пришла в сознание, у ее больничной койки стоял отец. У него было бледное лицо, мокрые от дождя, прилипшие ко лбу волосы и покрасневшие от слез глаза. Увидев, что дочь очнулась, он заботливо склонился над ней; выражение его лица разрывалось между беспокойством и облегчением. Это измученное лицо вызвало у нее прилив такой сильной нежности, что в ней можно было захлебнуться. Она так любила его… Амайя уже собиралась сказать отцу об этом, когда почувствовала легкое прикосновение теплых губ к своему уху:

— Амайя, никому ничего не рассказывай. Если ты меня любишь, сделай это ради меня. Ничего не говори.

Любовь, которую она всегда испытывала к отцу, тисками сдавила ей грудь. Слова, способные выразить всю глубину ее чувств, замерли где-то внутри, подобно болезненному воспоминанию, и умерли у нее на языке. Не в силах издать ни звука, Амайя кивнула. И это молчание стало последней тайной, которую она сохранила ради отца, — а заодно и причиной, по которой перестала любить его.

Часть I

Композитор все время думает о своем незаконченном произведении. Стравинский
Мертвые делают что могут. Энграси Саласар
Глава 1

Альберт и Мартин

Бруксвилл, штат Оклахома

АЛЬБЕРТ

Одиннадцатилетний Альберт был довольно послушным мальчиком, но в день, когда произошли убийства, он ослушался родителей. Не потому, что ему нравилось вести себя всем назло, просто он подумал, что, как и после предыдущих тревожных новостей, на самом деле в конце концов ничего не произойдет. Прогноз погоды раз за разом твердил о приближении сильной бури, о теплом и холодном фронтах, которые, столкнувшись в вышине, обрушатся на берег в виде торнадо. Об этом торнадо предупреждали с начала весны. Мать включала телевизор на кухне на полную громкость, несмотря на то что новости повторялись; стоило закончиться предыдущему выпуску, как тут же начинался аналогичный, если только кому-нибудь не приходило в голову убавить громкость или переключить канал. По какой-то причине — Альберт сам не знал, по какой именно; в конце концов, их дом ни разу не пострадал от торнадо — родители очень серьезно относились к этой теме. И когда утром он сказал им, что собирается встретиться с Тимом, сынишкой Джонсов, чтобы поиграть у него дома, родители ему не разрешили. Три года назад ферма Джонсов пострадала от бури, и не было никаких гарантий, что подобное не повторится. Тема была закрыта. Все останутся дома и спустятся в убежище, как только объявят тревогу.

Спорить с родителями Альберт не стал. А после завтрака поставил чашку в раковину и просто улизнул через заднюю дверь. Он проделал уже половину пути от своего дома до фермы Джонсов, как вдруг заметил, что происходит что-то странное. Облака, ранним утром еще плотно закрывавшие небо, теперь неслись на полной скорости; солнце пробивалось сквозь них, отбрасывая на землю причудливые пятна света и тени. Все, казалось, замерло в томительном ожидании; тишина заполняла поля, сельскохозяйственная техника молчала, птицы безмолвствовали. Альберт прислушался: тишину нарушал только далекий собачий вой… а может, это была не собака?

Он уже почти дошел до Джонсов, когда его настигли первые порывы ветра. Испуганный, мальчик бросился к дому, взбежал по лестнице на крыльцо и изо всех сил замолотил в дверь. Никто не ответил. Альберт обошел дом и добрался до задней двери, которую хозяева всегда оставляли открытой. Но сегодня она тоже была заперта. Он приложил руки козырьком к стеклу, чтобы не отсвечивало, и осмотрел кухню. Никого не было. А потом он что-то услышал. Отступил на два шага и выглянул из-за дома. Над пустой равниной, как зловещий сгусток тьмы, окутанный пылью, туманом и разрушением, бушевал смерч. Альберт стоял неподвижно, загипнотизированный грозной стихией, которая неуклонно приближалась к ферме, пораженный ее невероятной мощью. Глаза его наполнились слезами из-за охватившей его паники и повисшего в воздухе песка. Он огляделся, отчаянно ища укрытие.

На ферме Джонсов было убежище. Возможно, оно располагалось в передней части фермы, но где точно, Альберт не знал, а возвращаться было уже поздно. Он бросился к курятнику, на мгновение обернувшись, чтобы посмотреть, куда движется чудовище, и молясь, чтобы дверь курятника оказалась не заперта. Дрожащими руками открыл затвор, представлявший собой дощечку, закрепленную на гвозде, а затем заперся изнутри. На мгновение его окружила абсолютная темнота, но постепенно глаза привыкали к скудному свету, пробирающемуся сквозь щели. Альберт едва успел перевести дух после бега, как в нос ему ударил удушливый запах перьев и куриного помета. Пошарив в кармане в поисках ингалятора, он вспомнил, что оставил его на столе возле телевизора. Едва сдерживая плач, прислушался, ревет ли снаружи зверь. Может, его завывания стихли? Может быть, он ушел? Альберт бросился на землю, не обращая внимания на грязь и помет, просачивавшиеся сквозь ткань его брюк, и приник глазом к отверстию между досок. Если торнадо на время и изменил направление, то теперь вернулся с еще большей силой. Альберт видел, как он приближается по равнине, подобно живому существу, вбирая в себя все, что попадается по пути. Он с трудом оторвал взгляд от этого зрелища и только теперь, уже привыкший к полумраку, заметил кур. Те сбились в углу; некоторые взгромоздились друг на друга, образуя тихую, плотную кучу. Они знали, что погибнут, и Альберт сейчас тоже это знал. Дрожа всем телом, он подполз к птицам и, съежившись, втиснулся между ними.

Через мгновение смерч достиг фермы. Молчаливая покорность, с которой куры ожидали свою судьбу, сменилась жалобным кудахтаньем, напоминающим испуганные человеческие крики. Альберт тоже закричал, зовя на помощь маму, чувствуя, как у него перехватывает дыхание. Он на мгновение представил себе альвеолы, которые доктор однажды показал ему на схеме, — крошеные ячейки, плотно прижатые друг к другу, неспособные расшириться, чтобы вдохнуть кислород. И только теперь закричал по-настоящему. Кричал во всю силу своих легких, слушая собственный крик, который почему-то казался ему слишком тихим. Он понял, что это конец, когда уже не мог различить собственный голос: все звуки перекрыл доносившийся снаружи чудовищный рев. Последнее, что он почувствовал перед тем, как на него обрушился курятник, была теплая струйка мочи, стекающая между ног.



МАРТИН

Солнце стояло высоко в прозрачном голубом небе, ни одно облако не омрачало совершенной синевы, подобной постапокалиптической насмешке. Мартин остановился, почувствовав, как капля пота скользнула по его голове между коротко остриженными волосами. Он нервно провел рукой по затылку и с раздражением заметил, что воротник рубашки намок. Носком блестящего ботинка отодвинул щепки и осколки, расчистив место, чтобы можно было поставить портфель. Достал из кармана белоснежный носовой платок и вытер затылок. Сложив его и спрятав обратно, придирчиво осмотрел себя. Хорошо выглаженные брюки, безупречная обувь. Впрочем, зря он надел скромный пиджак из шелковистого денима. Надо было выбрать более легкую куртку: после торнадо наступила жара. Насколько хватало глаз, все было разрушено; уцелел лишь небольшой красный сарай с лестницей, ведущей в убежище, где укрывалась семья Джонсов. Мартин подхватил портфель и зашагал к сараю. Две широко распахнутые двери и тяжелая цепь, висевшая на петлях, выдавали спешку, с которой его покидали. На мгновение он остановился и вдохнул запах, исходивший из темного земляного подвала: пахло грибами, торфом и чуточку мочой. Он почувствовал, как у него забилось сердце. Внутри никого не было. Мартин зашагал к ферме — точнее, к тому, что от нее осталось.



АЛЬБЕРТ

Альберт очнулся. Прежде чем открыть глаза, он уже понял, что не может пошевелиться: сверху давила какая-то тяжесть. Вдалеке услышал голоса Джонсов и попытался позвать на помощь. Его легкие, сжатые неведомой тяжестью, едва выдержали три выдоха, прежде чем он снова потерял сознание.

Мальчик пришел в себя от раздражающего, слепящего света. Он не знал, сколько времени пролежал без сознания, но на этот раз решил сохранять спокойствие, чтобы не отключиться, как в первый раз. Вспомнил, что не может двигаться. Доска — вероятно, свалившаяся с крыши курятника — полностью закрывала его, но поверх нее лежало что-то еще, что-то очень тяжелое. Левой рукой Альберт ощупал край доски, которая была не очень широкой, так что, скорее всего, сверху ее придавила одна из толстых балок, поддерживавших курятник. Он вдохнул, стараясь дышать через рот. Лоб горел — край доски содрал с него кожу, — нос забило соплями и кровью, не давая учуять удушливое птичье зловоние. Тяжесть сдавила грудь, и, кажется, он сломал левую ногу. Все еще лежа неподвижно, Альберт чувствовал, что нога застряла и что в нее вонзилось что-то острое, вроде осколков стекла. Рядом с правой рукой лежала тушка мертвой птицы. Альберт заплакал, одновременно понимая, что не должен бояться, и изо всех сил попытался вспомнить, как успокоиться, чтобы справиться с приступом астмы. Затем старательно задышал ртом, насколько позволяла лежавшая на груди тяжесть. Мысленно он слышал голос матери, которая всегда помогала ему во время приступов: «Молодец, Альберт, у тебя отлично получается, дорогой». При мысли о маме ему снова захотелось плакать, глаза наполнились слезами, и он почувствовал себя глупым и маленьким. Придя в себя, непроизвольно вздрогнул; дрожь прокатилась по всему телу до сломанной ноги, заставив мальчика застонать от боли и утратить хрупкий контроль над дыханием. Поэтому следующие несколько минут он мысленно подсчитывал вдохи и выдохи, временно забыв про маму, пока ему не удалось снова взять себя в руки. Затем склонил голову к правому плечу и, вновь царапая лоб, попытался что-нибудь разглядеть сквозь отверстие, оставленное рухнувшими досками.

Альберт вырос в деревне, и хотя с того места, где он лежал, ему не было видно небо, по степени освещенности он понял, что перевалило за полдень и что смерч унес облака, закрывавшие небо утром. Повезло, подумал он, что мистер Джонс скосил траву два дня назад, иначе он не смог бы рассмотреть человека, идущего по полю. Альберт сразу понял, что это не мистер Джонс. На груди у человека сверкал значок, а в руке он нес портфель. Альберт глубоко вдохнул, максимально наполнив легкие, и закричал, но изо рта вырвался лишь хриплый полузадушенный стон. Человек на мгновение перевел взгляд на обломки курятника. Альберт был уверен, что он направится к нему, но тут лежавшая возле его правой руки курица, которую он принял за мертвую, пролезла в щель между досками и вышла во двор. После этого человек, явно потеряв интерес, отвел взгляд от курятника и снова зашагал к ферме. Альберт расплакался, больше не заботясь о том, чтобы не задохнуться: в конце концов, он был уверен, что умрет.



МАРТИН

Направляясь к дому, он услышал жалобные крики, доносившиеся из развалин. Эти крики он слышал десятки раз. Точные слова не имели значения. Все пережившие трагедию повторяли одно и то же. Голос, застрявший в горле, силился выразить жалкое положение, в котором оказался человек: раненый, истекающий кровью и теряющий скудные остатки сил. Он судорожно рылся в обломках в поисках чего-то, за что можно было бы ухватиться, что вернуло бы ему затухающую надежду, необходимую для того, чтобы выжить.

Девушка лет шестнадцати достала из-под обломков пестрый платок, которым взмахнула, как гимнастической лентой, прочертив в воздухе пыльный след, прежде чем повесить себе на шею. Она первой увидела приближавшегося человека и позвала семью, указывая на него длинным пальцем с коротким ноготком, выкрашенным в черный цвет. Они смотрели на него через проем, некогда служивший окном; равнина была вся усыпана щепками, и человек двигался по ней в направлении фермы.

Мартин приветливо помахал им рукой. Он заметил еще двоих детей: подростка чуть младше девушки и мальчика, которому на вид не было и двенадцати. На старшем была футболка с логотипом рок-группы, а младшему явно не помешала бы стрижка. Мистер Джонс его не разочаровал. Он плакал, сидя на ступеньках разрушенного крыльца. Мартин заметил рядом бутылку воды, несколько шоколадных батончиков и пистолет. С видом абсолютного бессилия мистер Джонс сжимал голову руками, а его пожилая мать, сидя рядом с ним, утешала его, покачивая, как маленького ребенка. Женщина лет сорока пяти в нескольких шагах от них смотрела на Мартина пытливо и вызывающе. Он предположил, что это молодая миссис Джонс. Стройная, миловидная, с волосами, окрашенными в красноватый искусственный оттенок, который ей отнюдь не шел, в руках она держала одну из тех глупых маленьких собачонок, которые беспрерывно тявкают. Мартин еще раз проверил, хорошо ли видно бляху на груди. При виде его компания оживилась; Джонсы побросали все, что держали в руках, и инстинктивно кинулись к дверям, хотя большая часть стены с этой стороны исчезла. Миссис Джонс отреагировала первой. Не выпуская собачку, она поправила блузку, слегка пригладила волосы и спустилась по лестнице, чтобы поприветствовать Мартина ослепительнейшей из своих улыбок. Он тоже улыбнулся, ненавидя ее всей душой за то, что она способна на такое зло, на такую низость, на такой ужас, что прогневала самого Бога. Протянул руку и, прежде чем коснуться ее пальцев, уже решил, что, хотя надо было начать со старухи, на этот раз миссис Джонс будет первой, кого он убьет.



АЛЬБЕРТ

Когда Альберт услышал крики и выстрелы, он мгновенно перестал плакать и застыл с широко открытыми глазами. Может быть, это все-таки его счастливый день…

Глава 2

Характер горянки

Академия ФБР, Квантико, штат Вирджиния

Среда, 24 августа 2005 года

Амайя Саласар неловко откинулась на спинку кресла второго ряда. Она одной из первых добралась до большого зала, где должна была состояться лекция и который из-за наплыва публики мог в конце концов оказаться слишком тесным. В отличие от занятий в предыдущие дни, предназначенных исключительно для европейских полицейских, нынешнее было объявлено открытым для всех агентов и курсантов ФБР, желающих принять в нем участие. Амайе хватило пары ледяных взглядов, чтобы отогнать от соседних мест офицеров в костюмах и улыбающихся курсантов в форменных синих поло. Она не хотела, чтобы рядом кто-то сидел. Из всех выступлений, входивших в программу, это было наиболее интересным — лекция специального агента Дюпри. И не только для нее; она видела, с какой скоростью заполнялся зал. Герта, женщина средних лет, инспектор немецкой полиции, приветливо ей улыбнулась и села рядом. Они были единственными женщинами в группе европейских полицейских. И, учитывая холодный прием, который обе получили от коллег-мужчин, неудивительно, что Амайя не желала садиться с ними рядом. Милая и добрая Герта сразу ей понравилась, даже если, на вкус Амайи, она была слишком разговорчива. И хотя немка явно была не из тех, кто специально пытается тебя очаровать или же беспощадно допрашивает, однако за два завтрака, два обеда и поездку на автобусе из аэропорта в отель она выложила Амайе практически всю свою жизнь.

— Характер горянки, — сказала ей Герта.

— Что?

— Держу пари, что ты из горной местности. Мой муж такой же, из него двух слов не вытащишь.

— Вообще-то я из долины.

Обе засмеялись. За четыре дня Герта выудила у нее куда больше, чем два слова. Возможно, из-за эмоциональной раскованности, которая позволяет откровенничать с человеком, которого ты, возможно, больше никогда не увидишь, а может, из-за того, что инспектор Герта Шнайдер умела не только говорить, но и слушать.

В конце концов Амайя прониклась к ней доверием и пустилась в откровения, которых никогда и ни с кем себе не позволяла. Несколько раз их разговоры затягивались до рассвета. Герта возглавляла убойный отдел из сорока пяти человек, из которых тридцать восемь были мужчинами. К их боевым подвигам она относилась с должным уважением, но ни одному из них не отдавала предпочтения.

Прежде чем Герта успела заговорить, в кресло рядом с Амайей уселся человек в костюме.

— Заместитель инспектора, я повсюду искал вас. Потом подумал, что вы наверняка в зале, вместе с остальными… — В его тоне звучал притворный упрек, и, чтобы усилить его, он одарил ее долгой улыбкой. Амайя опустила взгляд, чтобы не отвечать на нее.

Эмерсона приставили к ней в качестве тьютора на весь курс; его миссия состояла в том, чтобы помогать ей в размещении, обучении, всюду ее сопровождать, знакомить с инструкторами и предоставлять ей доступ — через собственное оборудование и под своим кодом — к данным, необходимым для технических упражнений. И время от времени он делал намеки…

— Да, я торопилась, хотела занять хорошее место: эта лекция меня особенно интересует.

— Не вас одну, — заметил Эмерсон, повернувшись, чтобы окинуть взглядом зал, который к этому времени был уже почти полон. — Видите ли, здешний народ просто в восторге от нашего агента Дюпри. Вы когда-нибудь о нем слышали? Встречались?

— Я была на его лекции три года назад в Университете Лойолы в Бостоне, где я училась. Стояла в очереди, чтобы он подписал мне книжку и пожал руку. Согласно расписанию курса, агент Дюпри проведет следующий семинар, и я хочу быть готова.

Эмерсон самонадеянно улыбнулся, приподняв одну бровь.

— Вы знаете что-то, чего не знаю я? — спросила Амайя, заметив, что он умирает от желания что-то ей рассказать.

— У специального агента Дюпри есть свои методы; его занятия очень отличаются от остальных. Он командир действующего подразделения, а не инструктор. Время от времени читает лекции или публикует статьи для внутреннего пользования. Даже удивительно, что он согласился принять участие в обучении группы Интерпола.

— Вы с ним работаете?

— Не совсем… — Амайя заметила, что ему стоило некоторого труда в этом признаться. — Но иногда я сопровождаю их в поле. Я был бы рад, если б это случалось почаще, и не исключаю, что в будущем… Я работаю в отделе поддержки вместе с агентом Стеллой Такер, которая, в свою очередь, входит в команду Дюпри. Можно сказать, что работаю на него косвенно. Группа поведенческого анализа включает в себя множество областей. Действующие подразделения состоят из полевых агентов-криминалистов, но есть много других аспектов расследования, которые проводятся прямо здесь, чтобы оказать поддержку тем, кто охотится в поле за плохими парнями.

«Плохие парни» он произнес так, будто разговаривал с маленькой девочкой, и сопроводил эти слова одной из своих преувеличенных улыбок. Видя, что не добился желаемого результата, продолжил уже профессиональным тоном:

— Мы, вспомогательные следователи, работаем на все три действующие группы. Я криминалист, и моя специальность — анализ данных. Это не так впечатляет, но во время расследования имеет важнейшее значение.

Словно по команде, свет в зале погас, и одновременно с ним стихло бормотание публики. Мощный луч белого прожектора осветил одинокую кафедру в центре сцены.

Агент Дюпри поднялся с правой стороны сцены и шагнул в круг света. Это был стройный, подтянутый мужчина. Темные, коротко стриженные, аккуратно причесанные волосы напомнили Амайе: увидев его впервые, она подумала, что когда-то он был военным. Тени вокруг глаз, наводившие на мысли о хронической бессоннице, подчеркивали бледность его лица. Он был одет в безупречный темно-синий костюм с белой рубашкой и отлично подобранным галстуком; лицо тщательно выбрито. Дюпри взошел на кафедру и замер по стойке «смирно». На удивление, никаких бумаг в руках у него не было. Амайя подумала, не положил ли он заранее листок с подготовленной речью; этот факт позволил бы ей получить более четкое представление о характере и дальновидности агента. Она дала себе слово проверить, не заберет ли он листок с собой в конце выступления.

Согласно краткой биографии, изложенной в программе, ему было сорок четыре года, родился он в штате Луизиана, имел обширное образование в области права, экономики, истории искусства, психологии и криминологии. В течение года возглавлял одну из трех полевых рабочих групп Отдела поведенческих наук ФБР, в состав которой входил в течение предыдущих пяти лет.

Дюпри приподнял подбородок, выставил одну ногу, перенеся вес тела на другую, опустил руки и обвел взглядом собравшихся в зале. В паре рядов позади Амайи кто-то захлопал в ладоши, но аплодисменты тут же увяли. Амайя не сводила глаз со сцены, но все же услышала тихий шорох костюмов, принадлежавших агентам, которые повернулись и грозно посмотрели на задние ряды. Они не любили лишний шум. Крики и аплодисменты больше подходят для стадиона.

Дюпри протянул руку и постучал по микрофону; по залу пронесся низкий гул. Чуть склонившись над кафедрой, он поднял взгляд и обратился к кому-то невидимому в глубине зрительного зала:

— Пожалуйста, не могли бы вы немного подсветить зал? Когда я не вижу публику, у меня такое чувство, что я говорю сам с собой. — Он улыбнулся. — И такое бывает довольно часто…

Его замечание вызвало еще большую симпатию зала. Интенсивность света увеличилась настолько, что агент Дюпри мог различить собравшихся, и все заметно расслабились.

Он обвел взглядом присутствующих, словно искал кого-то. Добравшись до Амайи, на мгновение задержал на ней взгляд, затем снова уставился на кафедру. Она сказала себе, что агент, вероятно, смотрел на кого-то другого, кто сидел за ее спиной, как вдруг обнаружила, что за ней наблюдает Эмерсон. Он тоже заметил этот взгляд. Тем временем Дюпри обратился к публике:

— Всем известно о важности разработки виктимологического профиля: анализ выборки жертв помогает нам достичь нашей цели. Но сегодня я расскажу о важности создания регистра возможных жертв, помогающего вычислить серийного убийцу. Важно иметь представление о типе жертвы, которую выбирает преступник, прежде чем он себя выдаст или станет известно о его существовании.

По залу пронесся сдержанный вздох. Дюпри снова перевел взгляд на Амайю. Говоря, он будто обращал к ней каждое свое слово:

— Принято считать, что преступление — это способ, которым убийца уменьшает свою собственную боль, поскольку зачастую, прежде чем стать исполнителем, он сам побывал в роли жертвы. И среди предположений самым рискованным является то, что в глубине души все преступники хотят быть задержанными, а их преступления — не что иное, как чудовищные призывы о помощи, исключая, конечно, случаи психических заболеваний.

Амайя услышала, как рядом Эмерсон прошептал:

— Какого черта…

Специальный агент Дюпри сделал паузу и снова обратился к остальной части зала:

— Некоторые исследования утверждают, что чем более жестоко преступление, тем сильнее желание преступника, чтобы его заметили. Он не остановится, потому что наконец-то нашел способ быть чем-то, быть кем-то значимым, но эго часто подводит его — в своем стремлении к признанию он действует вызывающе, рискуя быть пойманным. Однако будьте осторожны, потому что гипотеза — самый большой враг следователя, и практика показывает, что не все серийные убийцы патологичны и дезорганизованы. На самом деле некоторые из них вполне осознают свои «особенности» и прибегают к хитрости и уловкам, чтобы сбить с толку следствие. Они воздействуют на сознание следователя, который идет за ними по пятам, тщательно запутывая сценарий преступления или оставляя ложные следы, заставляющие нас думать, что мы имеем дело с совсем иным преступлением. Убийцы этого типа осторожны, они действуют в течение многих лет, скрывая свои следы или тела своих жертв, выдавая убийство за исчезновение, побег, несчастный случай или самоубийство. Для этого они выбирают жертв с высоким уровнем риска, то есть людей, чье исчезновение может остаться незамеченным или не вызовет резонанса по причине социальной изоляции: наркоманов, проституток, бродяг, бездомных, нелегальных иммигрантов или лиц с неопределенным местом жительства. Преступник тщательно отбирает своих жертв, зная, что принадлежащие к этим группам люди склонны к частым перемещениям. Такова особенность нашей страны, большие размеры которой изрядно усложняют расследование. Но для вас, — сказал он, обращаясь в левую часть зала, где сидела Амайя и ее коллеги, — европейских полицейских, после открытия границ между странами — членами Европейского Союза это стало тоже актуально… Этот тип убийцы не имеет ни малейшего намерения быть пойманным, он способен всю жизнь играть роль добропорядочного гражданина. Он не стремится к славе, так как уже получил свое место в обществе.

Дюпри сделал паузу, снова перевел взгляд на Амайю и добавил:

— Его успех и сила, как у демона, основаны на том, что мы не верим в его существование. — Он улыбнулся, и зрители невольно заулыбались в ответ.

Саласар сделала вид, что не замечает взгляда агента Эмерсона, но Герта наклонилась и прошептала:

— Он обращается к тебе.

Дюпри продолжил, глядя в зал:

— Эксперт по убийствам обучен выявлять и анализировать обычные триггеры: жадность, ревность, секс, наркотики, деньги, наследство, шантаж. Но в случае серийных убийц мотивы отличаются от обычных: преступник получает исключительно психологическое удовлетворение. Важно обратить внимание на то, как субъект вознаграждает себя, чтобы понять, какие потребности он удовлетворяет. Целью этой лекции и предстоящих упражнений будет обнаружение общих и противоречивых элементов, связанных с типом жертвы, особенностями ее исчезновения или места обнаружения тела, которые могут вызвать подозрение в том, что перед нами не самоубийство и не несчастный случай, а убийство или же их серия. Каким образом мы изучаем профиль убийцы, которого нам не удается поймать? Как создать базу данных для задержания тех, о ком нам ничего не известно? Как изучать поведение призрака, охотника, которому выгоден тот факт, что мы не знаем о его существовании? — Он умолк.

— Виктимология, — прошептала Амайя.

— Виктимология, — продолжил Дюпри почти одновременно с ней, — наука, основанная на изучении профиля жертвы, а также и предполагаемых жертв: пропавших без вести, пустившихся в бега, бесследно растворившихся в воздухе. Виктимология в данном случае становится абстрактной наукой, в которой интуиция следователя имеет первостепенное значение для установления того, действительно ли перед нами жертва преступления. Для этого учитываются такие аспекты, как физический и психологический профиль, социальное положение, характерные черты личности; учитывается все, от самых мелких недостатков до пороков развития, включая особенности внешнего вида. А также тип семьи, к которой принадлежат жертвы, или, если семьи у них нет, их болезни и патологии, медицинское лечение и любая информация об их поведении и личности, вкусах и склонностях. Несомненно, работа, которую должен выполнять следователь при малейшем подозрении на то, что перед нами жертва, обнаружено ее тело или нет, крайне трудоемка. К тому же мы знаем, что наши знания могут нам изменить, сбить нас с толку. Вот почему жизненно важно правильно документировать эти элементы, чтобы создать базу данных, к которой мы можем обратиться, когда поступает сигнал о появлении или исчезновении потенциальной жертвы, обладающей перечисленными и известными нам характеристиками.

Агент Дюпри нажал кнопку на кафедре, и на экране за его спиной появилось лицо молодого человека в костюме, вполне приличного на вид, хотя и очень худого. Черно-белое изображение, казалось, было взято из старой газеты.

— В восьмидесятых годах английский исследователь Ноа Скотт Шеррингтон из Скотланд-Ярда начал составлять базу данных потенциальных жертв, основанную на профиле женщин, пропавших без вести или сбежавших из дома. Самое поразительное, что у инспектора Шеррингтона не было ни трупов, ни останков, которые позволили бы ему предположить, что эти женщины мертвы, ни признаков, указывающих на то, что они стали жертвами похищения или что их исчезновение не было добровольным. Изучив досье, которое получите после лекции, вы поймете, что это был прибрежный район с ужасающей безработицей и тяжелым климатом.

Перспектива поп-карьеры в восьмидесятые годы в Лондоне была очень привлекательна, особенно по сравнению с работой на консервной фабрике; многие девушки убегали из дома, рассчитывая стать поп-звездами. В этот район регулярно приезжали сезонные рабочие, оставаясь здесь на некоторое время, и девушки охотились за парнями, которые могли бы вытащить их из этого гиблого места.

Составление базы данных с профилями девушек позволило Скотту Шеррингтону выявить потенциального преступника. Работа заняла годы, но в итоге он составил исчерпывающий список пропавших без вести. Если инспектор убеждался в том, что девушки появились в другом месте в стране, имена удалялись. Тем не менее постепенно карта была составлена, а профиль жертвы обрисован до мельчайших деталей. В том, что касается виктимологии, инспектор Скотт Шеррингтон — эталон для всех следователей в мире, поскольку он установил профиль убийцы, основываясь на профиле его вероятных жертв. С этого момента Шеррингтон начал вполне традиционное расследование: поиск свидетелей, реконструкцию последних часов, когда видели жертву, скрининг профилей, в результате чего с минимальной погрешностью устанавливал, кто из девушек, желавших покинуть свои дома, действительно сбежал, а кто стал жертвой преступника. В свое время теория инспектора Скотта Шеррингтона не получила той поддержки, которой удостоилась в наши дни.

Дюпри сделал паузу и перевел взгляд на Амайю, что на этот раз заставило некоторых агентов повернуться в ее сторону.

— В качестве кульминации своего безупречного расследования Скотт Шеррингтон, следуя инстинкту, сократил число подозреваемых до двух. Инспектор утверждал, что им двигала «интуиция», — подчеркнул агент.

— Интуиция, — прошептала Амайя, стараясь прочувствовать значение этого слова. Всего полгода назад, когда ее только что повысили до заместителя инспектора, ей пришлось заняться делом об исчезновении молодой медсестры, которая только оформилась в больницу на стажировку. Ее предшественники опросили ближайшее окружение медсестры и собирались закрыть дело, объявив его добровольным исчезновением, но мать девушки отказывалась сдаваться и продолжала являться в полицейский участок. Она подняла шум в средствах массовой информации, делала возмущенные заявления в прессе и на телевидении. Дело было гиблое, всем не терпелось поскорее его закрыть, но Амайя с энтузиазмом взялась за новый этап расследования. Проверив все данные, она сразу же сосредоточила внимание на одном из докторов. На первом этапе расследования его даже не считали подозреваемым, хотя вызывали в качестве свидетеля, поскольку коллеги девушки видели, как он разговаривал с ней. Сначала доктор был исключен из-за невозможности установить связь между ним и пропавшей, а главное, из-за безупречного поведения. Перспективный хирург, наследник одной из самых известных памплонских семей с сильной медицинской традицией. Саласар вспомнила слова комиссара, когда тот выслушал ее сомнения: «Я знаю эту семью. Можешь сразу его вычеркнуть». Эти слова он произнес спокойно и небрежно, отметая все ее аргументы как простые домыслы. Амайя больше не упоминала о своих подозрениях, но, проследив за многообещающим хирургом в течение нескольких недель, не жалея для этого свободного времени, нашла место, где он держал молодую женщину, которой пользовался как секс-рабыней. И она была не первой. Его задержание позволило раскрыть исчезновение по меньшей мере двух других женщин. Когда Амайе пришлось объяснять в отчете, что именно заставило ее заподозрить в докторе коллекционера, она не смогла ничего объяснить конкретно; сказала лишь, что это была интуиция.

— У Скотта Шеррингтона была невероятная интуиция, — продолжал Дюпри, обращаясь к зрителям. — В течение нескольких недель он следил по очереди за двумя парнями, на которых сосредоточил свои подозрения. Однажды ночью в сильную грозу, когда инспектор возвращался домой после слежки за одним из этих парней, его машина встретилась на светофоре с машиной другого подозреваемого. Он поехал за ним, не догадываясь, что только что встретил убийцу и в ту же ночь станет свидетелем того, как тот избавляется от своих жертв. На тот момент Шеррингтон не сумел установить лишь одно: что преступник делал с телами, хотя последующее ознакомление с его заметками поражает блеском выводов. К сожалению, как я уже говорил, никто не слушал инспектора и никто ему не помогал. Район был обширен, ландшафт разнообразен, и установить место, где убийца прятал тела, а тем более разыскать их было практически невозможно. В одиночку, глубокой ночью, в незнакомом месте, да еще и в разгар грозы, Шеррингтон пытался задержать преступника, когда тот избавлялся от тела очередной жертвы, девушки, которая соответствовала установленному им профилю. Изумление, которое он почувствовал, вычислив монстра, физическое превосходство убийцы и болезнь сердца, которая на тот момент еще не была диагностирована, привели к тому, что во время борьбы с преступником у инспектора случился инфаркт. Скотта Шеррингтона нашли на следующее утро местные охотники, которые доставили его в больницу. После рискованной операции на сердце ему спасли жизнь. Когда инспектор пришел в сознание, убийца уже скрылся. Тем не менее его исследований оказалось достаточно, чтобы установить личность этого человека и обнаружить тела еще девяти жертв. База данных, составленная Скоттом Шеррингтоном, по-прежнему служит справочным материалом, а также примером того, как использовать данные виктимологии, независимо от того, очевидно ли преступление или же, в силу различных обстоятельств, спровоцированных убийцей, выглядит как самоубийство или несчастный случай. Инспектор же вынужден был завершить карьеру из-за тяжелой болезни сердца.

Дюпри обвел взглядом зал.

— Офицеры, курсанты академии, благодарю за внимание. Коллеги из Европы, ваши тьюторы предоставят вам полную информацию о расследованиях инспектора Скотта Шеррингтона и о виктимологических базах, содержащих как поведенческие, так и географические характеристики. Изучите их, они станут темой следующего семинара. Лекция окончена.

Специальный агент Дюпри покинул сцену таким же путем, каким поднялся на нее. Аудитория на мгновение умолкла, пока луч света, который потребовал Дюпри, чтобы видеть присутствующих, не перешел в обычный режим освещения, заставив слушателей прищурить глаза.

Амайя поднялась со своего кресла и застыла, глядя на сцену и на место, где скрылся Дюпри. По какой-то причине ей отчаянно не хватало его необъяснимого внимания, которое заставляло ее волноваться и чувствовать себя польщенной. В этот миг она отметила, что забыла посмотреть, были ли у Дюпри в руках листки с текстом.

Немецкая коллега похлопала ее по плечу:

— Вот уж действительно, умеет человек завладеть вниманием аудитории!

— Ничего себе, заместитель инспектора Саласар, — воскликнул Эмерсон, — похоже, вы произвели впечатление на шефа. — В тоне его голоса сквозила едва скрытая ревность.

Амайя перевела на него взгляд, словно выйдя из транса. Что-то в нем изменилось. Всегда корректный, до этого он отлично справлялся со своими полномочиями. Хотя в тот день, когда они прибыли и Эмерсона назначили тьютором, его явно раздосадовал тот факт, что среди стольких полицейских-мужчин именно к нему приставили женщину. Но этот обидный выбор компенсировали ее высочайшие баллы во всех дисциплинах, и этого было достаточно, чтобы вернуть ему хорошее расположение духа. Амайя подумала, что Эмерсон принадлежит к тому сорту парней, которые все время с кем-то соревнуются и не любят проигрывать. Пару раз она замечала, как он пытается флиртовать с ней, сочетая белоснежную улыбку с пристальным взглядом в глаза. Но теперь линия его рта была прямой, как разрез скальпеля. Легкие наполнились воздухом, скулы дрогнули и приподнялись. Хвастун и забияка… Амайя протянула руку, дотронувшись до его плеча, и чуть отстранила, освобождая себе путь. Он остался стоять, глядя ей вслед, озадаченный и обиженный, словно вместо указательного пальца она прикоснулась к нему дулом пистолета. Обойдя офицеров, остановившихся поболтать между рядами сидений, Амайя вышла из зала в поисках боковой двери, ведущей на сцену.

Она слышала, как у нее за спиной Эмерсон воскликнул:

— Саласар, вы не можете сейчас уйти! Через пятнадцать минут в третьем зале начинается семинар. Он находится в другом крыле здания, мы можем не успеть добраться туда!

Эмерсон догнал ее в тот момент, когда дверь, ведущая на сцену, открылась. Из нее вышел Дюпри в сопровождении какого-то агента. Группа офицеров, ожидавших в коридоре, встретила его приветствиями, но он не остановился.

Амайя подняла руку, силясь привлечь его внимание.

— Агент Дюпри, прошу вас…

Тот повернулся, равнодушно посмотрел на нее, наклонил голову и помахал стоявшему позади нее Эмерсону.

— Агент Эмерсон, — сказал он и, повернувшись, продолжил свой путь по коридору в сопровождении коллег.

Амайя замерла, глядя ему вслед. Ее не волновало, что Эмерсон услышит ее слова:

— Самодовольный козел!

Глава 3

Дизайн ветра

Академия ФБР, Квантико, штат Вирджиния

Когда они добрались до аудитории, свет уже погас. Агент Эмерсон остановился у двери и, не попрощавшись, зашагал обратно по коридору. В зале словно разразилась буря. На висящем в глубине зала экране показывали видео: ливень, ураган, срывающий крыши, поваленные линии электропередач и громадные волны, словно стремящиеся вырваться за пределы моря. Как можно тише, стараясь быть незамеченной, Амайя вошла в зал и в полутьме отыскала свободное место. За первым видео последовало еще одно, а затем — серия фотографий с изображениями стихийных бедствий: циклонов, тайфунов, ураганов… Некоторые снимки были сделаны с воздуха и казались взятыми из новостей или с обложек газет.

— Перед вами стихийные бедствия, — проговорила женщина в глубине зала.

Амайя узнала чуть гнусавый голос агента Такер. Она не была лично с ней знакома, но в памяти тут же возник яркий образ афроамериканки лет пятидесяти с необычайно красивым лицом. Коротко остриженные, как у морского пехотинца, волосы контрастировали с пышностью тела, из-за которой она казалась ниже ростом, нежели была на самом деле. Именно ее упоминал агент Эмерсон, когда говорил о полевой группе агента Дюпри. Такер отвечала за общение со средствами массовой информации, семьями жертв и собственно жертвами, и была самым опытным агентом после самого Дюпри. Три дня назад она проводила семинар по сетевым преступлениям, и, услышав ее голос, Амайя подумала, что именно это имел в виду Эмерсон, когда говорил, что у группы Дюпри «есть стиль». Она догадывалась, что сам суперагент не собирался появляться в зале. Вздохнув, Саласар заставила себя сосредоточить внимание на невидимой в темноте Такер, которая продолжала свою речь:

— Они оставляют десятки жертв с множественными травмами. Существует целый протокол действий, направленных на обнаружение тел, немедленное спасение выживших и предотвращение распространения инфекций, связанных с разложением. Это побуждает всех, кто участвует в поиске тел и расследовании, действовать как можно быстрее. Вокруг творится чистый хаос, и в такие моменты следователя легко сбить с толку, не позволяя установить признаки преступления. Например, изуродованные тела, подвешенные на деревьях или частично выпотрошенные, поцарапанные и потрепанные, поскольку в большинстве случаев яростная стихия полностью сорвала с них одежду.

Перед вами лежит папка с условиями упражнения. Внутри содержатся все детали, которые я сейчас перечислю лишь вкратце, поскольку там у вас все изложено более подробно. Этой весной, в один из самых теплых мартов, которые сохранились на нашей памяти, во многих районах страны прошли мощные торнадо и штормы, причинившие значительные разрушения. Один из этих торнадо обрушился на небольшой городок недалеко от Киллина, штат Техас, в результате чего пострадали скот и поля; имелись и многочисленные человеческие жертвы, в их числе семья Мейсон. Целая семья: отец, мать, трое детей-подростков и бабушка, пожилая женщина, проживавшая в их доме.

На экране появились фотографии до и после торнадо: типичная техасская ферма и улыбающаяся семья, позирующая на крыльце. Фотографии последствий стихийного бедствия были плохого качества; скорее всего, их сделал человек, не имеющий должного опыта. Никаких пометок или ссылок. Раны и увечья фотографировались с большого расстояния либо были не в фокусе. Несколько проходных общих планов. Трупы лежали почти вплотную друг к другу, что заставляло предположить, что в тот момент, когда крыша и часть стены обрушились, семья была в сборе. Амайя представила, как они обнимаются, пытаясь поддержать друг друга, чтобы уберечься от творящегося ужаса. Сверху лежали обломки, щепки и пара тяжелых на вид стульев.

Такер продолжила:

— Вполне объяснимое желание побыстрее их похоронить и тот факт, что причина смерти не вызывала подозрений, привели к быстрому составлению свидетельства о смерти, не предусматривавшего вскрытие. Всего через месяц холодный воздух, принесенный ветрами из Канады, и пузыри горячего воздуха из Мексиканского залива привели к образованию штормов типа суперъячейки, способных вызывать многочисленные торнадо. Такая суперъячейка обрушилась в полную силу на коридор Оклахомы, и один из торнадо разрушил ферму семьи Джонс в окрестностях Бруксвилла. — На экране снова появилась живописная ферма, на этот раз снятая с воздуха. А вслед за ней — фотография, на которой все было в руинах. — Члены семьи Джонс были найдены мертвыми внутри своего ранчо. Отец, его пожилая мать, которая жила с ними, жена и трое детей того же пола и возраста, что и дети семейства Мейсон.

На экране чередовались фотографии обеих сцен. Совпадение было удивительным: лежащие в ряд тела, пыль, обломки и даже лежащие сверху стулья. У Амайи не было координат обеих ферм, но ей показалось, что и они чем-то схожи. Мысленно она отметила этот факт.

Агент Такер сделала паузу, удовлетворенно прислушиваясь к ропоту, пронесшемуся по рядам офицеров европейской полиции. На этот раз изображения были очень четкими; даже неопытному глазу была заметна профессиональная рука судебного фотографа.

— Если б все обстояло так, как в предыдущем случае, — продолжала агент Такер, — можно было бы предположить, что эти смерти останутся незамеченными для следователей. Все члены семьи были собраны в помещении, некогда представлявшем собой гостиную; повреждений на телах было немного, но имелись следы сильных ударов по голове, которые, разумеется, могли быть нанесены балками, досками и упавшими стульями.

Ее перебил французский офицер из бывшего Сюртэ[1], сидевший рядом с Амайей:

— Сценарии очень похожи. Но если первый случай не вызвал подозрений ни у местных, ни у государственных властей, а фотографии эти, скорее всего, не заинтересовали ФБР, что же побудило вас заняться этим делом?

Агент Такер выждала несколько секунд, пока не убедилась в том, что все внимание обращено на нее.

— Свидетель, — сказала она шепотом, донесшимся до каждого уголка темного зала.

Амайя улыбнулась. Эта женщина, несомненно, была мастером ораторского искусства.

— Одиннадцатилетний мальчик, друживший с сыном хозяев, — объяснила агент, вернувшись к своему обычному тону. — Несмотря на предупреждения о надвигавшейся буре и на то, что родители запретили ему выходить на улицу, он улизнул из дома и отправился к другу. Когда торнадо ударил в полную силу, мальчик не успел добраться до убежища, поэтому спрятался в курятнике. Он не получил серьезных травм, но в течение нескольких часов на нем лежала большая доска, которая спасла ему жизнь, потому что в противном случае его убила бы балка, упавшая вслед за ней. Давление на грудь мешало ему кричать. По его словам, когда буря закончилась, он услышал, как члены семьи выходят из убежища. С того места, где лежал мальчик, видеть их он не мог, однако уверяет, что узнал голоса. Затем он увидел, как по равнине в направлении дома шагает какой-то человек, и через некоторое время услышал выстрелы, крики, а затем снова выстрелы, пока голоса не стихли. К своему ужасу, он услышал, как кто-то роется в обломках; затем все стихло, и мальчик снова увидел незнакомого человека. Он описал его как высокого худощавого мужчину с пружинистой походкой. У него был портфель в руках и значок на лацкане. Мальчик рассказал, что незнакомец снова вышел во двор перед домом, поставил портфель на землю, встал перед развалинами фермы и, подняв руки, в полном молчании начал медленно и плавно ими двигать, словно дирижируя оркестром. «Композитор» — назвал его свидетель; так же называет его подразделение, расследующее это дело.

Полицейские молчали, но даже на расстоянии чувствовалось их напряжение, словно у гончих, учуявших дичь.

Амайя повернулась, чтобы посмотреть на агента Такер. В темноте ее лицо было едва различимо, но ей показалось, что агент кивнула, довольная произведенным эффектом.

— Вопреки предположениям, убийца не забрал с собой орудие убийства. Мы нашли его рядом с телами: револьвер «Смит энд Вессон 617» двадцать второго калибра, который, как выяснилось, принадлежал отцу семейства. Вскрытие показало, что под ранами, нанесенными всем членам семьи предположительно досками и балками, скрывались следы от пуль, которые выпустили из этого револьвера и которые стали причиной смерти. Как и заявил мальчик, мы нашли достаточно доказательств того, что во время торнадо семья скрывалась в убежище, что погибли они от выстрелов в голову и что разрушения в доме лишь имитировали гибель в результате травм, нанесенных обломками. Эта сцена напомнила одному из членов нашего подразделения фотографию на обложке газеты, сделанную месяц назад: семья Мейсон, погибшая в Техасе после сильного урагана, и трупы, наполовину погребенные в развалинах дома. Вероятно, вы помните, что их похоронили без вскрытия. Мы допросили шерифа, который вел это дело. Рядом с телами был обнаружен револьвер двадцать второго калибра, который, опять же, принадлежал отцу семейства, но в тот момент этому не придали значения. Мы получили разрешение на эксгумацию и провели экспертизу, показавшую, что под ударами в голову скрывались огнестрельные ранения, которые, как и в предыдущем случае, были нанесены из револьвера отца, найденного на месте преступления.

На экране крупным планом появились травмы и ранения, обнаруженные во время вскрытия.

Такер покинула свое место за кафедрой и, подойдя к двери, включила свет. Изображение трупов на экране побледнело до почти полного исчезновения, пока полицейские щурились на свет, пытаясь привыкнуть к его яркости.

Агент продолжила:

— Мощный порыв ветра, достигшего скорости более ста пятидесяти пяти миль в час, превращает любую щепку в смертельный снаряд. Убийца, несомненно, знал об этом. В двух случаях он раздавил входные пулевые отверстия обломками камня, в других использовал куски дерева, которые буквально размозжили им головы.

Такер сделала театральную паузу и перевела взгляд на слушателей. Амайя знала, что сейчас последует откровение, на успех которого она рассчитывала, — такова была агент Такер.

— Все раны, нанесенные обломками, жертвы получили посмертно. Убийца нарочно создал такую сложную сцену, нарушив хронологический порядок событий.

Амайя, сидевшая за столиком возле двери, находилась совсем рядом с агентом Такер. Она видела, как по ее губам скользнула улыбка, слышала ропот среди полицейских, которые повернулись к своим коллегам, гадая, что все это могло означать. Когда агент Такер перевела взгляд на Амайю и заметила, что та за ней наблюдает, ее улыбка погасла. Она указала на папку на столе Амайи.

— В папках, которые лежат на ваших столах, содержатся все имеющиеся у нас данные; информация, полученная от соседей, показания свидетеля, фотографии места преступления, краткие биографии членов обеих семей, и, чтобы вы не шарили вслепую, все шаги, предпринятые до сих пор; все попытки найти связь и нащупать нечто общее в обоих случаях, точнее в обеих семьях, помимо общего сходства: пола, возраста и количества членов семьи. Это открытое дело, над которым ФБР работает в настоящее время. Отчет, который я вам предлагаю, конфиденциален. В прессе эти данные не появлялись. Мы считаем, что намерение этого субъекта — остаться в тени. Он из тех, кто не жаждет известности: его цель — выполнение своей задачи. Он не нуждается в рекламе, и мы тоже. Пусть продолжает думать, что мы не догадываемся о его существовании.

— Разве не глупо ждать, пока он снова кого-нибудь убьет, — громко сказала Герта, которую такое положение дел явно не устраивало, — да еще не сообщать об этом прессе? Быть может, в этом случае он остановится?

— Напротив. Публикация в прессе может привести к тому, что он изменит свой modus operandi[2], а учитывая широкую зону действия, это сделает поимку убийцы практически невозможной. Наш единственный шанс — опередить его. Для этого упражнения вы будете сотрудничать со своими тьюторами, однако те ни в коем случае не должны высказывать свои предложения или мнения, которые повлияют на ваши выводы. Они облегчат вам доступ через свое оборудование к любым данным, находящимся в нашем распоряжении. Вы составите три профиля: поведенческий, географический и виктимологический. Свои выводы вы должны сдать завтра к двенадцати часам.

Барбагалло, итальянский инспектор карабинеров, поднял досье над головой:

— Прошу прощения, агент Такер, позвольте заметить, я ни в коем случае не жалуюсь на вашу работу, но по программе это занятие должен был вести специальный агент Дюпри…

Амайя улыбнулась и молча покачала головой, думая о поведении Дюпри, намеренно ее избегавшего, а затем направилась в сторону выхода.

Агент Такер, которая уже добралась до двери, остановилась, коснулась пальцами дверной ручки и со вкусом, неторопливо произнесла:

— Так оно и было. Или кто, по-вашему, его вел?

Глава 4

Уорд, похоронное бюро

Кейп-Мей, штат Нью-Джерси

Мертвое тело имело жалкий вид. Не надевая перчаток, Мэри Уорд ущипнула двумя пальцами кожу на его щеке. Верхний слой поддался, и на скуле остался отпечаток, похожий на солнечный ожог. Она ощупала эпидермис. Консистенция вязкая, как клей для обоев. Мэри вздохнула. Трупы, которые побывали в заморозке, всегда выглядят хуже всего, и этот не был исключением. Она протерла кожу влажной ватой и наклонилась, чтобы проверить уровень воды в осушителе, который оставила работать на всю ночь. Вылив его содержимое в раковину, решила, что, несмотря на назойливый шум, оставит его включенным, пока приводит в порядок бедную миссис Миллер. Сначала Мэри нанесла толстый слой осушающего порошка и занялась волосами. С искренним сожалением полюбовалась густой каштановой гривой, запечатленной на фотографии покойной, которую ей вручили в качестве образца. Та улыбалась в камеру, обнимая одного из своих детей. «Наверняка старшего», — подумала Мэри. Она его помнила; миссис Миллер умерла вместе с мужем, свекровью и тремя детьми шесть месяцев назад, во время сильнейшей бури.

В соответствии с протоколом, семья была похоронена в считаные часы, но когда мать миссис Миллер, которая жила в Испании, узнала эту новость, у нее чуть не случился инфаркт, и она призвала на помощь небо и землю, чтобы ее дочь не была похоронена, пока она с ней не простится. И вот Мэри выдали труп, пролежавший полгода, а заодно фотографию, и потребовали, чтобы она сотворила чудо. Остатки порошка Уорд удалила феном, затем, добавив пигменты, размешала в миске маслянистую смесь телесного цвета, которую принялась наносить плоской кисточкой на лицо миссис Миллер. Удовлетворенно улыбаясь, распределила смесь на скулах покойной с помощью губки и кисти, мало чем отличающейся от тех, которыми пользуется любая женщина для макияжа, и аккуратно разгладила пальцами. Она наносила смесь на щеки, когда неожиданно нащупала небольшой комок. Без сомнения, отломанный кусок зуба. Такое случается. Мэри с досадой вздохнула и поставила на стол миску и кисти. С помощью щипцов и фонарика она осмотрела ротовую полость и с удивлением убедилась, что там чисто. Снова ощупала челюсть, проведя под ней пальцами. Там определенно что-то было — кончики пальцев чувствовали нечто твердое. Мэри, надавив, протолкнула предмет вниз вдоль нижней челюсти, прижимая к задним зубам. Действовать следовало осторожно — ей не хотелось, чтобы этот предмет, чем бы он ни оказался, угодил в горло миссис Миллер. Она аккуратно вставила пинцет и провела им по зубам покойной, пока не нашла нужное место. Еще раз ощупала предмет пальцами, дабы убедиться, что он надежно закреплен щипцами, а затем достала его на свет.

Мэри Уорд не впервые видела пулю, но никак не ожидала обнаружить ее во рту миссис Миллер.

Глава 5

Наглая

Академия ФБР, Квантико, штат Вирджиния

Четверг, 25 августа 2005 года

Амайя шла по коридорам ФБР, глядя в спину агента Эмерсона. Несколько минут назад он сказал ей следовать за ним, обменявшись перед этим лишь несколькими вежливыми фразами. Саласар быстро поняла, что Эмерсон ничем ей не поможет; он избегал смотреть на нее и шел на два шага впереди, держа дистанцию. Накануне отношения между ними, казалось, были безнадежно испорчены, поэтому она не стала задавать никаких вопросов и лишь старалась запомнить замысловатый маршрут, которым он ее вел. Амайя подозревала, что агент нарочно делает бесчисленные повороты, чтобы сбить ее с толку. Она была почти убеждена в этом, когда они дошли до конца узкого коридора и спустились в лифте на первый цокольный этаж. Двери открылись; за ними обнаружился просторный зал, разделенный низкими панелями, за которыми стояли столы и работали агенты. Вошедшие остановились перед одной из многочисленных дверей, ведущих внутрь разгороженного панелями помещения. Указав на два стула возле стены, Эмерсон сказал ей подождать. Затем легонько постучал костяшками пальцев по двери и вошел внутрь, оставив ее снаружи. Амайя заметила, что, как только она осталась одна, работники, сидевшие за столами, с интересом уставились на нее. Не ускользнуло от нее и то, как взгляд одного из них переместился в точку над ее головой. Амайя подняла глаза и увидела мигающий красный глазок камеры. Она сделала глубокий вдох. За ней наблюдали.

* * *

Агент Эмерсон вошел в кабинет, поздоровался с присутствующими и занял неприметное место у стены. Он надеялся, что застанет Дюпри, агента Такер и агента Джонсона, и его удивило присутствие еще двоих мужчин, которые вместе с Дюпри наблюдали за ожидавшей снаружи женщиной через экран в кабинете. Заместитель инспектора Амайя Саласар была приятной молодой женщиной: длинные светлые волосы аккуратно собраны в хвост, в ушах маленькие серьги, на ногах чистые туфли (всегда положительный знак), прямая спина и высоко поднятая голова. От Дюпри не ускользнул ее быстрый взгляд в камеру. Она знала, что за ней наблюдают, и это, казалось, нисколько ее не смущало: движения и выражение лица Саласар оставались спокойными и уверенными.

Стоя возле стола, агент Джонсон открыл папку и начал читать вслух. Его голос был серьезен, а тон — спокоен и назидателен, как у профессора, хотя внешне он скорее напоминал викторианского доктора, чему способствовали усы и бородка, аккуратно подстриженные и до времени поседевшие. С того дня, как тридцать лет назад он поступил в академию, Джонсон не прибавил ни одного грамма жира и весил, возможно, даже чуть меньше, чем в то далекое время. Он хвастался, что носит все те же костюмы, и кое-кто мог бы поклясться, что так оно и есть — слишком уж свободно болтались они на вешалке, которую представляло собой его тело.

— Амайя Саласар, возраст двадцать пять лет, училась в Католическом университете Лойолы в Бостоне, специальность — право, социальные и поведенческие науки. Изучала научное невербальное общение и криминологию, абсолютная отличница. Закончила обучение, вернулась на родину, поступила на службу в полицию.

Один из мужчин, смотревших вместе с Дюпри на экран, кивнул, не выдавая произведенного на него впечатления. Джим Уилсон был нынешним шефом Национального центра криминальной информации и одним из первых участвовал в его формировании. В его базе содержалась информация не только об убийствах, изнасилованиях и грабежах с применением насилия, но и о нарушителях закона, бандитах, террористах, пропавших без вести, лицах, проживающих под чужой личностью… Информацию для своей базы данных Уилсон собирал по всему миру, дополнив ее сведениями о судимости тысяч преступников. Сейчас база насчитывала около пятнадцати миллионов записей.

Еще одним присутствующим был Майкл Вердон, шеф отдела уголовного розыска. Все знали, что они с Уилсоном закадычные друзья. Обоим было около шестидесяти, оба почти одновременно поступили на службу в ФБР, а теперь, казалось, с трудом прикрывали редкими волосами все более гладкий череп. На этом, впрочем, сходство заканчивалось. Майкл Вердон был сложен атлетически, с глубоко въевшимся, как у моряка, загаром, и без труда прошел бы физические испытания, необходимые курсанту для поступления. Уилсон же был из тех людей, которые кажутся в приличной физической форме, только если посмотреть сзади. Спереди же бросался в глаза круглый живот, соответствующий как минимум шестимесячной беременности.

Вместе Уилсон и Вердон были создателями Секретного описательного индекса идентификации, новаторской программы восьмидесятых годов, которая позволяла сопоставлять особенности преступления с характеристиками убийц, изученными и внесенными в систему. Программа обнаруживала совпадения и по отпечаткам пальцев помогала вычислить подозреваемого. В то время отпечатки пальцев можно было сопоставить только в случае, если субъект находится в тюрьме или побывал там однажды; заодно предлагался список его сокамерников и потенциальных сообщников. По сравнению с современной технологией Секретный описательный индекс идентификации был динозавром, однако именно он заложил основы баз данных, которые сегодня используются во всем мире.

Уилсон пробежал глазами свою копию отчета Амайи Саласар и согласно кивнул, когда Майкл Вердон задал наконец вопрос, который витал в воздухе:

— Почему мы не завербовали ее, когда она училась? Лойолу заканчивали наши лучшие агенты.

— Шеф ее тогда еще приметил, — сказал Джонсон, указывая подбородком на Дюпри, который продолжал внимательно наблюдать за женщиной на экране, — и даже сделал попытку завербовать. Все складывалось как нельзя лучше: чистое прошлое, с двенадцати лет училась в Америке в отличных интернатах. Завела пару незначительных романов с американскими коллегами. Отношения закончились по взаимному согласию. Никаких наркотиков, никаких скандалов. Мы получили специальную рекомендацию от ректора Университета Лойолы. Саласар представила блестящую дипломную работу о… — Джонсон поискал в отчете полное название. — Вот: «Невербальная коммуникация несовершеннолетних, подверженных угрозе социальной изоляции». Но когда мы обратились к ней с предложением, она заявила, что желает вернуться в Европу.

— В Испанию, — добавил Дюпри, который до этого момента молчал.

— Да, на север Испании, в Памплону, — пояснил Джонсон. — Ее без проблем взяли бы в Национальную полицию или Гражданскую гвардию, однако она поступила в небольшой полицейский корпус — местную полицию Наварры.

— И теперь мы снова видим ее здесь, — задумчиво сказал Вердон, не обращаясь ни к кому лично. Он покинул свое место рядом с Дюпри и пересел на один из стульев, стоявших у двери.

— Верно. — Джонсон улыбнулся. — По правде сказать, мы никогда не теряли ее из виду, и неудивительно, что благодаря исключительно собственным данным Саласар так быстро продвинулась: у себя на родине она самый молодой заместитель инспектора, скоро ее наверняка снова повысят. У нее безупречная карьера и…

— И вы не знаете, что с ней делать, — перебила его агент Такер, с досадой бросая на стол свою копию отчета. — Нет доброго дела, которое осталось бы безнаказанным, особенно если это дело рук женщины, — добавила она с притворным смирением.

Джонсон приподнял бровь. Такер не упускала случая показать свою непримиримую позицию по отношению к сексизму. Джонсон предполагал, что, как и многие, Такер некогда получила свое — за то, что женщина, за то, что афроамериканка… Но также он знал, что она была карьеристкой и метила на должность Дюпри и что, продвигаясь к намеченной цели, кромсала у себя на пути всех, независимо от пола. За последние два года Такер растоптала трех криминалистов, которые были назначены ей в качестве вспомогательных аналитиков: мужчину и двух женщин. Если она и терпела рядом с собой Эмерсона, то лишь потому, что тот был профессиональным подхалимом, наделенным талантом найти свое место под солнцем где угодно.

Эмерсон пожал плечами:

— В любом случае уровень преступности в этом районе крайне низок; не думаю, что она видела за это время хоть один труп, кроме самоубийств и жертв семейного насилия. Скорее всего, она потеряла квалификацию.

Дюпри посмотрел на него почти удивленно, словно забыв о его присутствии. По выражению его лица Эмерсон понял, что замечание не доставило ему ни малейшего удовольствия.

— Вы ошибаетесь, — возразила Такер. — Она в одиночку выследила коллекционера, а это самый опасный и неуловимый вид преступников. Освободила женщину, которую он похитил, и доказала, что преступник удерживает еще как минимум двух, готовясь их убить.

Эмерсон сжал челюсти с такой силой, словно был готов раскрошить собственные зубы.

— Зачем полицейскому ее уровня туда возвращаться? — задумчиво спросил Вердон. — Зачем ей эта Испания?

— Чтобы подождать, — ответил Дюпри.

— Подождать чего?

Дюпри не ответил. Он чуть заметно улыбнулся и опустил глаза, глядя на молодую женщину на экране.

— Когда мы рассылаем приглашения европейским полицейским, — заговорил Джонсон, — конечный выбор мы предоставляем местному начальству; оно само должно решить, кого к нам прислать. Однако заместителя инспектора Саласар пригласили лично. — Он улыбнулся. — Получив приглашение, ее упаковали и отправили нам срочной почтой.

— Ее неведение нам только на руку, — добавил Дюпри.

Шеф Уилсон, молча следивший за беседой, двинулся к боковой двери, ведущей в соседний кабинет. Положив руку на дверную ручку, он снова посмотрел на Дюпри.

— Ты знаешь, что я думаю. Однажды она уже отказалась от нашего предложения, а ее блестящие профессиональные качества не оправдывают нахальства. Но если она в состоянии объяснить вот это… — Он указал бледным пальцем на разноцветные стикеры, торчащие из папки на столе. — Если ты полагаешь, что за ее нахальством стоит гениальность, можешь рассчитывать на мою поддержку в любом решении, которое примешь.

— Спасибо, Джим, я ценю это. — Дюпри кивнул.

— Поблагодаришь в том случае, если у нее есть четкое объяснение того, что она тут натворила. Буду следить за беседой из своего кабинета.

Дюпри кивнул и подождал, пока за Уилсоном закроется дверь.

— Джонсон, пригласите ее.

* * *

Сидя в офисном кресле напротив агента Дюпри, слева от себя Амайя могла видеть Джонсона и Такер, а справа — Эмерсона. Только сидевший у двери человек, имени которого она не знала и которого ей не представили, оставался вне поля ее зрения. Дюпри не пожал ей руку и не поздоровался. Он продолжал листать лежавший на столе отчет, который Саласар сразу узнала по цветным стикерам.

Дюпри заговорил так неожиданно, что она вздрогнула.

— Вчера агент Такер передала вам данные по реальному делу для упражнения. Задание состояло из трех профилей: один поведенческий, другой географический и третий виктимологический.

Он указал на часы за спиной, которые показывали девять сорок пять.

— Несмотря на то что ваш инструктор дал вам время до двенадцати часов, вы справились первой, причем всего за три часа. — Он поднес доклад к глазам. — Это можно было бы считать рекордом, если б не тот факт, что вы вернули нам дело в том виде, в каком его получили, добавив чуть более полудюжины цветных стикеров и такое же количество кратких замечаний.

— Сэр… — начала Амайя.

Дюпри поднял руку, прерывая ее.

— Ваша первая запись гласит: «Отсутствуют данные по третьему делу». — Он вопрошающе посмотрел на нее. — Скажите, заместитель инспектора Саласар, что навело вас на мысль о том, что существует третий случай?

Она сглотнула, прежде чем заговорить:

— Это следует из замечания агента Такер, сделанного во время семинара.

Дюпри поднял бровь. Агент Такер оживилась, услышав свое имя.

— В какой-то момент во время презентации, — пояснила Амайя, — она сказала: «Учитывая широкую зону, в которой действует убийца». Сэр, для грека или итальянца четыре часа езды, отделяющие Техас от Оклахомы, могут быть большим расстоянием, но для американца это не так. Заявление агента Такер заставило меня задуматься о том, что, вероятно, есть еще один случай, о котором нам не сообщили.

— Но ваш тьютор сказал, что у вас имеются все данные, которыми мы располагаем… — настаивал Дюпри.

— Вполне естественно, что они не раскрывают всех подробностей открытого дела только для того, чтобы практиканты выполнили упражнение, — рассудила Амайя.

Агент Такер сделала шаг вперед:

— Если исходить из предпосылки, что других данных нет, то тех, что мы предоставили, было достаточно для выполнения упражнения.

Дюпри уловил легкий скепсис, отразившийся на лице Амайи при этих словах Такер.

— Но вы не согласны с этой предпосылкой… — подбодрил ее Дюпри.

— Я исходила из того, что все указывает на как минимум еще один случай.

Агент откинулся в кресле и несколько секунд, которые показались ей вечностью, пристально смотрел на Амайю.

— Действительно, — продолжил он, — заявление мальчика, застрявшего под курятником Джонсов, было только началом. Для него нет большой разницы между композитором и дирижером оркестра, но он обрисовал ритуал, который заставил нас заподозрить, что это не первое такое убийство. Мы получили разрешение на эксгумацию и вскрытие Мейсонов, погибших у себя на ферме месяцем ранее, о которых агент вспомнил из-за необычайного сходства сценариев. Тогда мы сделали открытие, которое не было упомянуто в условии упражнения. Не знаю, знакомы ли вы с последствиями бальзамирования трупов… Быстрое удаление и замена крови бальзамирующей жидкостью на первых порах не позволяет различить невооруженным глазом некоторые следы, но через месяц изменение цвета заметно и четко различимо под лампой черного света. Так вот: на всех телах имелись следы веревок, в том числе и на теле отца.

Амайя сидела не шевелясь. Дюпри снова подался вперед, рассматривая отчет и перебирая бумаги.

— Во втором замечании, — сказал он, поднося к глазам приклеенный к указательному пальцу стикер, — вы указываете: «Он спасает их от опустошения», «Он — их Спаситель», «Он приходит, когда в нем больше всего нуждаются».

Саласар глубоко вздохнула, прежде чем заговорить. Она явно нервничала.

— Благодаря свидетелю… — Ее голос звучал чуть слышно; казалось, она задыхалась, как маленькая девочка после бега. Кашлянув, повторила попытку: — Благодаря свидетелю мы знаем, что он приходит в дом после катастрофы; он первый, кто появляется перед пострадавшими, — спасательные группы, полиция или пожарные еще не прибыли. Семья выжила, но пребывает в шоке, потому что все потеряла. Субъект появляется как человек, который приходит на помощь, как человек, который спасает в самом широком смысле этого слова. Это единственное объяснение того, что семья из троих взрослых и троих подростков не способна противостоять его нападению. Причем, как объяснила агент Такер, он появляется безоружным, а для убийства, как мы знаем, использует оружие отца. Он должен быть открытым, доброжелательным, и люди доверяют ему настолько, что он может внезапно на них напасть.

Эмерсон перебил ее:

— Но это не привносит ничего нового. Если вы читали отчет, то знаете, что мы рассматриваем вероятность того, что это сотрудник спасательной службы. По словам очевидца, у Композитора были портфель и значок, как у пожарного или фельдшера…

Дюпри указал на еще один желтый стикер.

— В своем третьем примечании относительно того, как были найдены тела, еще не зная, что они были связаны и что их головы были обращены на север, вы написали: «Убив их, он о них позаботился. Это его миссия, и дальнейшее ее выполнение напрямую зависит от того, чтобы не быть пойманным, чтобы скрывать свои преступления, причем не столько из-за желания и дальше оставаться в тени, сколько ради заботы о мертвых, наделенных определенным достоинством».

Пока Дюпри читал, Амайя заметила, что Эмерсон, стоявший рядом с ней, то и дело качает головой, будто отрицая каждое ее слово. Однако в итоге заговорил Джонсон. Его голос был безмятежен и, как всегда, изысканно вежлив, напоминая голос учителя, пытающегося заставить ученика рассуждать логично.

— С этим моментом я не согласен. Человек, которого мы ищем, — охотник; он хочет оставаться в тени, чтобы спокойно продолжать охоту. Мы не думаем, что сокрытие преступлений имеет какое-либо отношение к жертвам, — он делает это ради себя, чтобы его не вычислили. Ему это удалось в деле семьи Мейсон; то же самое было бы с Джонсами, если б не свидетель.

Дюпри поднял глаза от доклада и, качнув подбородком, попросил Амайю продолжать.

— Попытка скрыть тот факт, что они погибли от пули, отвечает, на мой взгляд, другому желанию. В некотором смысле это кажется ему недостойным. Столь извращенным образом он пытается обеспечить им достойную смерть. Он не допускает насмешек или глумления над жертвами, поэтому скрывает их раны, заставляя считать, что смерть была случайна, что это воля Божья, а сам он выполняет работу, которую Бог не завершил, наслав на них ураган. Многие до сих пор считают, что стихийные бедствия — это небесная кара, способ, которым Творец проявляет свою силу, напоминая человеку о его ничтожности во вселенной, хрупкости его жизни и, следовательно, о собственной безграничной силе. Стремление этого типа использовать для выполнения своей задачи стихийные бедствия объясняется не желанием скрыть преступление, а отождествлением себя с Божьим гневом.

Такер и Джонсон обменялись быстрым взглядом с Дюпри. Специальный агент, сидевший за офисным столом, сделал медленный вдох.

— Я пока не знаю, могу ли с вами согласиться. Мы следуем четкой линии расследования, основанной на ритуальном поведении семейных убийц, аннигиляторов. Но, должен признать, ваш взгляд столь же оригинален, как и ваш подход к выполнению упражнений.

Амайя вздохнула и одной рукой схватила начавшее дрожать колено. Ей надо было успокоиться. Она знала, на что идет, представляя свои выводы в таком виде и вызывая определенную реакцию, — и теперь должна была смириться с последствиями.

— Особенно привлекает внимание вот это, — сказал Дюпри, указывая на желтую записку под заявлением мальчика, видевшего Композитора. Он прочел вслух: «Этот мальчик ходит в церковь? Он когда-нибудь был на похоронах? Узнает ли он инсценировку литургии?»

Слушая его, Амайя затаила дыхание. Наконец она моргнула, собираясь что-то сказать, но Дюпри поднял руку, снова перебив ее. Затем взял со стола документ с эмблемой ФБР.

— Вчера, прочитав вашу короткую записку, — сказал он, делая ударение на слове «короткую», — агенты Джонсон и Такер отправились самолетом в Оклахому, чтобы допросить свидетеля. Они побеседовали с ним и с его родителями. Вернулись рано утром. Агенты… — Он кивнул, давая им слово.

— Эта семья не ходила в церковь, — начала Такер. — Отец не видел в этом необходимости; более того, мальчик объяснил, — она заглянула в документ, который держала в руке, — что родители не ходили в церковь, поскольку отец не желал, чтобы его сыну морочили голову. Отвечая на ваш вопрос: мальчик никогда не видел религиозную церемонию или похороны.

— Мы, — продолжил Джонсон, — показали ему видеозапись литургии с участием различных пасторов, священников и проповедников, которые молятся во время религиозной церемонии. Мальчик сразу узнал движения. Он сказал, что именно это и делал Композитор.

Амайя выдохнула, пораженная верностью собственных выводов, но вместо нее заговорил Дюпри:

— Убийца не дирижировал оркестром и не сочинял симфонию смерти… Он молился за них, совершал прощальную похоронную литургию.

— …Dies irae, заупокойная молитва, — прошептала Амайя.

Дюпри обменялся быстрым взглядом с Вердоном, находящимся в другой стороне комнаты. Тот, кивнув, снова покосился на лицо Саласар, догадываясь, что она чувствует себя неловко.

Амайя выдерживала его взгляд, пока хватало сил. Этот человек изучал ее, искал то, чего она не желала показывать. Рискуя показаться слабой, Саласар опустила глаза. И подняла их, только когда он продолжил чтение:

— В следующей записи сказано: «Он расстреливает их из отцовского пистолета, и это не случайность: он знает, что в доме есть оружие».

Эмерсон повернулся в кресле:

— Как он находит его среди всего этого хаоса? Несложно предположить, что на ферме имеется оружие, дробовик или охотничье ружье, но в обоих наших случаях ствол был малокалиберным; даже если б убийца знал, что у них есть револьвер, как он нашел его после смерча?

Амайя не ответила. Она продолжала смотреть на Дюпри, пока тот не дал ей знак говорить.

— Учитывая близость большой бури, катаклизма — в данном случае катаклизма, о котором объявили заранее, — нет ничего удивительного, что семьи приняли некоторые меры предосторожности, заранее собрав еду, фонари, воду, оружие… Скорее всего, они держали все это в сумке, и, как мы уже говорили, субъект не казался им подозрительным или опасным; только этим можно объяснить их небрежность. — Она сделала паузу, догадываясь, что произойдет очередное столкновение с Такер. — А может, у него было собственное оружие, которым он угрожал, приказывая отдать свое.

Дюпри, удивленно подняв бровь, что-то пометил внизу листа и задал вопрос:

— Если у него с собой было собственное оружие, зачем использовать отцовский револьвер?

— Это тоже часть ритуала. Для него почему-то важно действовать именно так.

Эмерсон встал, не в силах сдержаться.

— И это возвращает нас к аннигилятору, семейному убийце, который должен совершить свое преступление с помощью револьвера, принадлежащего отцу, чтобы добиться того, к чему стремятся семейные убийцы: власти и контроля. Его главная цель — отец. Вот почему он использует его револьвер.

— А за что он наказывает остальных членов семьи? — спросила Такер.

— Скорее всего, они представляют его собственную семью, а наказывает он их за то, что они присутствовали во время его мучений, ничего не делая, — пояснил Эмерсон.

Амайя задумалась.

— Он мог бы быть аннигилятором, но часто семейные убийцы, которые убивают ради власти и контроля, в детстве подвергались жестокому насилию — физическому, эмоциональному и часто сексуальному. Совершая преступления, они нередко пытают свои жертвы, причиняя им те же страдания, через которые прошли сами. А выбирая семью, стремятся к тому, чтобы она максимально напоминала их собственную; они почти всегда идентифицируют себя с одним из членов семьи. В большинстве задокументированных случаев такие убийцы сохраняют жизнь этому члену семьи. И даже если выходят из-под контроля, убивают его только в случае крайней необходимости и ни в коем случае не подвергают пыткам, которые достаются другим членам семьи: увечья, оскорбления или унижения. Более того, в своей постановке они уделяют этому наиважнейшую роль. Они хотят, чтобы мир увидел, что они ему сделали, чтобы все узнали о его собственной боли.

Джонсон согласно кивнул:

— Думаю, это интересный подход; может быть, мы действительно имеем дело с чем-то особенным. Члены этих семей были казнены, раны замаскированы, никакого особого глумления мы не видим, он ко всем относится одинаково.

Амайя кивнула, прежде чем продолжить:

— Если какая-то разница и есть, то это отношение к отцу, поскольку во всех случаях преступник использует его оружие, — но не более того. Не думаю, что это аннигилятор, хотя на первый взгляд все выглядит именно так. Он — убийца-апостол, карает людей за грехи, несет искупление смертью и, как мы теперь знаем, молится за них.

— Вряд ли это имеет какое-то значение, но, возможно, он раскаивается. В остальном он идеально соответствует профилю аннигилятора. Все мы с этим согласны, — подытожил Эмерсон.

Амайя заметила, что Такер чуть склонила голову. Эмерсон не рассчитывал на такое единодушие.

— Смещение консенсуса, — с раздражением прошептала Саласар.

— Что вы имеете в виду? — спросил Эмерсон, не скрывая досады.

Амайя набрала в легкие воздух и подождала пару секунд, прежде чем ответить. Это начинало казаться смешным. Вполне естественно, что они все усложняют, но она не думала, что от нее потребуют соглашаться с ними только потому, что они блестящие агенты ФБР. Она тщательно подобрала слова, прежде чем заговорить:

— Я имею в виду, что при составлении профиля убийцы нужно быть осторожным и избегать предвзятости: люди склонны подтасовывать теории и доказательства, подтверждающие их гипотезы, избегая тех, которые им противоречат. Мы склонны думать, что теория, которую мы защищаем, имеет больше плюсов, поскольку более распространена или одобрена окружающими, не указывая, кто именно «все те, кто так считает». Это ошибка, порожденная мозгом, когда ему неохота рассуждать. Иногда тот факт, что многие думают точно так же, означает лишь то, что эти многие ошибаются.

Эмерсон опустил горящий неприязнью взгляд в пол. Послышался досадливый вздох Джонсона.

Дюпри слегка нахмурился и поджал губы, наблюдая за Амайей. Было очевидно, что ее слова не пришлись по душе и ему. Амайя понимала, что для них она всего лишь заурядный офицер, который не проявляет должной почтительности, — но она была не одним из их курсантов, а таким же полицейским, как и любой другой. Да, она служила в небольшом подразделении, но заслуживала уважения, а о том, как его заслужить, Амайя Саласар знала не понаслышке. Она честно пыталась выполнить упражнение, хотя точно знала, что ей предоставили не все данные, но в тот момент ей уже было все равно.

Позади себя она почувствовала какое-то движение и заметила, что Дюпри сделал знак человеку, стоящему у нее за спиной.