– Нужно ограбить таможенный склад. Погрузить ящики в грузовик и привезти сюда. Через неделю – раньше вряд ли выйдет – ты получишь названную сумму. А если тебя устроит, можешь сразу забрать себе половину слитков.

– Хорошенькое дело – грабануть склад! – возмутился Тони. – Там же охрана! Ты предлагаешь их всех укокошить?

– Ну почему всех? Одного-двух. Остальные со страху разбегутся.

– Но я один не справлюсь. Одиннадцать тысяч фунтов! Шутка сказать! Да и ящики небось тяжеленные, – он швырнул остатки сигары в пепельницу.

– А одному и не надо. Найди в Гарлеме несколько отморозков. Скажи им, что в ящиках типографские наборы шрифтов. Мол, заказчику они зачем-то нужны, вот он и готов заплатить по пятьсот долларов на рыло, чтобы вывезти их с таможенного склада, его номер мне известен.

Энтони покачал головой:

– За пятьсот могут не согласиться. – Он почесал затылок и добавил: – Да и грузовик надо угнать. Только немецкий «Фомаг» подойдёт, он хоть и на десять тысяч фунтов рассчитан, но одиннадцать потянет. Видел такой на фронте. За руль я сам сяду. – Он поднял вверх указательный палец. – И заметь: денег за это с тебя не возьму. Но всё равно, меньше пяти грэндов никак не выйдет.

– У меня нет пяти тысяч долларов. И взять их негде, – кусая губы, пробормотал Морлок.

– А сколько есть?

– Две тысячи триста пятьдесят…

– Странный ты гусь, – подозрительно сощурил глаза Энтони и спросил: – Говоришь, на Уолл-стрит одиннадцать тысяч фунтов золотишка намыл? А? Что-то не верится…

– Твоё дело – верить или не верить.

– Ладно! – махнул рукой мафиози. – Давай сколько есть. В крайнем случае рассчитаемся с задержкой. Ничего, подождут.

Энтони поднялся и заходил по комнате.

– Значит, так – сказал он. – Ты никуда отсюда не высовывайся. По всему Нью-Йорку тебя пасут люди дона Моретти. – Он посмотрел на Морлока. – Я ведь случайно наткнулся на твой «Рено» на углу Пятидесятой улицы и Шестой авеню, когда ты отъезжал от тротуара. Полтора часа за тобой гнал по шоссе. И, как видишь, не зря…

– И давно меня ищут?

– Сразу после того, как ты припёрся на таможенный склад. О тебе тут же сообщили дону… Давай деньги и жди меня здесь. Я смотаюсь в порт. Выясню у наших людей, где твой груз и как он охраняется. Найду надёжных ребят. Присмотрю грузовик для угона. Надеюсь вернуться уже с добычей.

– Хорошо.

– Что хорошо?

– «Хорошо», в смысле договорились, – нервно сглотнув, пояснил хозяин.

– Я говорю – деньги давай, а ты мне – «хорошо»… Или уже передумал?

– Нет-нет, я сейчас… Только… – Морлок замялся, – ты не мог бы выйти и подождать меня на улице?

– Ладно, – слегка нахмурился Энтони, – выйду. Но смотри без фокусов, а то пристрелю, как куропатку.

Когда закрылась входная дверь, Морлок прошёл в другую комнату, залез под кровать и, вытащив из пола кусок доски, явил на свет металлическую коробку из-под детского печенья. Там хранились все его сбережения. «Ну что ж, – подумал он. – Вот я и нашёл выход из трудного положения, вернее это выход нашёл меня». Он улыбнулся собственному каламбуру, поднялся и направился к выходу, в неизвестность.

II

С самого утра лейтенант Нельсон торчал в нелегальной забегаловке Speakeasy, расположенной в Нижнем Ист-Сайде. Вдоль стен стояли три стародавних, запрещённых ещё в 1909 году «Либерти Белла»[84] и один «Джукбокс» («Музыкальная шкатулка»)[85]. Полицейский курил и смотрел, как детектив Райт отыскивал в разных углах сырого полуподвального помещения стреляные гильзы, в то время как судебный медик составлял протокол осмотра трупа, а фотограф продолжал щёлкать камерой «Кодак».

– Да брось ты, Джим, собирать их. Какая разница, сколько раз палили? Как ты привяжешь стреляную гильзу к оружию, если у нас никто не ведёт подобной систематизации? То же самое и с пулями. Мы их выковыриваем из стен лишь для того, чтобы сосчитать.

– Ты прав, Фрэнки. Зачем они выпустили в него столько очередей?

– А ты не догадываешься?

– Пока нет.

– Здесь тоже поработал известный тебе МП-18 Шмайссера.

– Это я сразу увидел. Но зачем расстреливать несколько раз уже мёртвое тело?

– Вероятно, отомстили за убийство Мэтью Хилла.

– Ты знаешь покойного?

– Да, числится в нашей картотеке как Френсис О’Нейл. Ирландец. Работал на дона Луиджи Моретти.

– Слышал я, что сицилийцы не особенно жалуют выходцев из Ирландии.

– Так и есть. Но этот парень не входил в «семью». Они держали его на самом опасном месте – сборщика выручки с питейных заведений. Он бы всё равно долго не протянул. Либо свои прикончили бы за воровство (соблазн-то велик каждый день класть в карман пару сотен долларов), либо конкуренты, либо просто местные отморозки. Райончик здесь – не мне тебе рассказывать.

– Кстати, ни доллара мы тут не нашли. И карманы у него пусты.

– Обчистили как пить дать. Поэтому вряд ли среди нападавших есть раненые. Ведь они обшарили тут все ящики стола и даже пол вскрыли в двух местах. Посетителей в это время уже не было.

– Охранника-итальянца нападавшие ударили по голове битой. Его отвезли в больницу. Как думаешь, почему его не пристрелили?

– Потому что он входит в «семью» Моретти. Убийство кого-то из «семьи» – смертный приговор для убийцы. А ирландца можно.

– Тогда это подтверждает твою мысль о том, что это месть людей Томмазини за убийство Мэтью Хилла. Мол, вы нашего человека застрелили, но не члена «семьи», а мы вашего на тот свет отправим и тоже не члена «семьи».

– Думаю, так и есть. Но нам нужны доказательства…

Нельсон подошёл к «однорукому бандиту» и крутнул рычаг. Раздался металлический звук вращающихся шестерёнок, и прозвенел колокольчик – джекпот. Выпали три бубна. Офицер тряхнул головой и, щёлкнув от удовольствия пальцами, спросил:

– Послушай, Джим, а есть ли смысл держать Лилли Флетчер за решёткой, после того как Баркли прислали бомбу в посылке? Может, изменим ей меру пресечения на домашний арест? Не думаю, что у неё хватило сил столкнуть Эдгара Сноу с поезда. Не каждая женщина на такое решится.

– Так ведь это ты настаивал на её аресте.

– Но события меняются очень быстро, и, к сожалению, не в лучшую сторону.

– Не торопись, Фрэнки. Она сидит-то всего несколько дней. Давай подождём немного. А то будем глупо выглядеть перед комиссаром и прокурором.

– Ты прав, Джим. Не будем спешить.

…Когда лейтенант Нельсон вернулся в участок, ему сообщили, что звонил мистер Ардашев. Полицейский тотчас протелефонировал в отель «Галифакс», но портье сообщил, что постоялец из пятьдесят шестого номера вышел из гостиницы час тому назад.

III

Частное сыскное агентство, созданное Аланом Пинкертоном, Клим Пантелеевич нашёл ещё в телефонном справочнике отеля. Расположенное на одной из самых дорогих улиц города, оно производило впечатление и величиной здания, и местоположением. Девиз We never sleep[86] в центре эмблемы, известной каждому американцу, висел над входом. Сама контора занимала несколько этажей. Приём клиентом вёлся на первом. Это была небольшая комната, напоминающая скорее допросную. Ардашева встретил улыбчивый молодой человек лет тридцати с гладко выбритым лицом. Предложив посетителю сесть и расположившись напротив, он достал вечное перо фирмы «Паркер», открыл блокнот и сказал:

– Национальное детективное агентство Пинкертона к вашим услугам, сэр. Я вас внимательно слушаю.

– Я бы хотел получить информацию обо всех зарегистрированных на территории США сделках мистера Моргана Локхида с недвижимостью, также с покупкой бизнеса, как это отражено в документах, поступивших в Налоговую службу США с 1910 года по настоящее время.

– Он жив?

– В августе 1915 года он предпринял переход через пустыню Мохаве, и с тех пор его никто не видел и местонахождение его неизвестно.

– Стало быть, он признан безвестно отсутствующим?

– Позже от него пришли две телеграммы: одна из Лас-Вегаса, а другая из Мексики, и потому срок его отсутствия прервался.

– Имеются ли наследники, вступившие в права его наследования, чьи права могут быть нарушены вашим запросом? Ведь в этом случае на нас могут подать в суд и лишить детективное агентство лицензии.

– Я же уже объяснил вам, что нет никаких наследников, поскольку никто не может вступить в права наследования Моргана Локхида, так как он не признан умершим и не является безвестно отсутствующим, – вымолвил Клим Пантелеевич, бросив на собеседника раздражённый взгляд.

– Хорошо, – агент протянул типографский бланк-опросник. – Будьте любезны, укажите любую известную вам информацию об интересующем вас лице. Это поможет нам выполнить ваш заказ быстрее. Но если вы не знаете ничего, кроме имени и фамилии, мы всё равно постараемся вам помочь.

– До сих пор мистер Морган Локхид является акционером банка San Francisco JBank.

– И всё?

– Пожалуй, да.

– Негусто. Запрос такого рода обойдётся вам в двадцать пять долларов и будет готов через две недели. Сейчас я выдам вам платёжный документ на эту сумму, и вы можете пройти в кассу и оплатить.

Ардашев выудил из бумажника сто долларов и, положив на стол, сказал:

– День-два. И без кассы. Договорились?

Сотрудник агентства возвёл очи горе, прикрыл правой дланью зелёную купюру и, точно фокусник, переместил её в карман.

– Возможно, успею. Зайдите через пару дней. Меня зовут Уильям Донован.

– Договорились.

Клим Пантелеевич, попрощался и вышел на воздух.

Часы на башне показывали семь пополудни. Солнце, уплывая за горизонт, медленно прощалось с городом. Лиловые сумерки торопливо зажигали свет в окнах небоскрёбов. Нью-Йорк готовился к отдыху.

Глава 16

Облака

I

Ардашев, Войта и Баркли прибыли в офис San Francisco JBanks в тот момент, когда секретарь принимал у почтальона корреспонденцию – толстый почтовый конверт из Стокгольма.

– Ну вот дождались! – радостно воскликнул банкир и потянулся к почте.

– Подождите, – остановил его Клим Пантелеевич.

– Почему? – удивлённо поднял брови Баркли. – Тут же всё в порядке. И марки, и штемпели, и почерк отправителя совсем другой.

– С первого взгляда именно так и кажется.

– Что же вас тогда смущает?

– Одному Богу известно, что там внутри. И хотя ещё не придумана взрывчатка, которая смогла бы нанести вред столь ничтожным весом, но пропитать бумаги отравляющим веществом – вполне возможно, поэтому во избежание всякого рода недоразумений я вскрою содержимое конверта в архивной комнате.

– Как скажете, – пожав плечами, согласился хозяин офиса. – Прошу.

Зайдя в архив, Клим Пантелеевич плотно закрыл за собой дверь. Судя по почтовым штемпелям, послание проделало длинный и в то же время самый быстрый путь из Стокгольма в Нью-Йорк: Копенгаген, Роттердам, Лондон, а затем воздушной почтой через Атлантику в США. Вскрыв конверт, Ардашев обнаружил то, что и надеялся найти, – собственноручное письмо Крафта. Оно гласило: «Уважаемый мистер Баркли, отправляю Вам копии всех документов, заверенных нотариусом, как Вы и просили. Хочу также сообщить, что имеется возможность покупки товара по более низкой цене. Кроме того, советское правительство готово взять на себя расходы по страхованию и доставке груза в США. Конечная стоимость товара будет зависеть от величины партии. Надеемся на долгосрочное и взаимовыгодное сотрудничество. С уважением, Альберт Крафт».

Картина складывалась для Ардашева вполне ясная. Большевики грабили русский народ, отбирая у церкви и так называемых деклассированных элементов любые ценности, которые потом переплавляли в слитки и пытались продать за границей. Советодержавию нужна была валюта с тем, чтобы покупать в Европе и Америке всё то, без чего не могла существовать их диктатура. И Крафт стал тем человеком, который организовал в Стокгольме канал по сбыту кровавого золота. Устранение Крафта, несомненно, приостановит поступление денежных средств в Советскую Россию, но надолго ли? «Однако это уже вопрос стратегический, – рассудил Клим Пантелеевич. – И он вне моей компетенции».

Частный детектив вложил послание в конверт и вышел из комнаты. Баркли и Войта ждали его в кабинете.

– Прошу, – Ардашев протянул корреспонденцию. – Ничего опасного я не обнаружил.

– Вот и хорошо!

Банкир перебрал бумаги, отыскал письмо, пробежал его глазами и присвистнул.

– Хорошие новости? – осторожно осведомился Войта.

– Лучше не придумаешь!.. Надо только поскорее избавиться от Морлока и получить груз на таможне.

– Мы сможем это сделать не раньше, чем получим письмо из Берлина, подтверждающее законность сделки, – пояснил Клим Пантелеевич.

Банкир тряхнул головой и вымолвил недовольно:

– Понять не могу, почему мы ещё его не получили. Не могли бы вы, мистер Ардашев, отправить им ещё одну телеграмму? Думаю, их надо поторопить.

– Хорошо. Я сделаю это сейчас же. Вацлав останется с вами, а я – на почту.

– Да-да, «Виллис-Найт», как всегда, в вашем распоряжении.

На главпочтамте после отправки сообщения в Берлин Клим Пантелеевич осведомился, нет ли для него корреспонденции до востребования. Служащий, уточнив его имя, начал рыться в небольшом ящичке, но никакой телеграммы для мистера Ардашева из Стокгольма так и не нашёл.

Уже на улице Клим Пантелеевич заметил за собой слежку. За ним следовал неброский «Форд-Т» чёрного цвета. Частный детектив велел водителю доставить его в гостиницу. Шофёр ждал недолго, и уже через несколько минут Ардашев вернулся с небольшим бюваром.

– В полицейское управление, – распорядился он.

Водитель кивнул, и автомобиль шинами зашуршал по асфальту. На этот раз повезло, и лейтенант Нельсон оказался на месте. Он встретил Ардашева на проходной.

– Мне говорили, что вы искали меня, но я был на выезде, – идя по коридору, вымолвил полицейский. – У вас что-то срочное?

– Можно сказать и так.

– Тогда прошу! – инспектор пропустил гостя в кабинет. – Садитесь.

– Благодарю.

Нельсон расположился напротив и закурил сигарету.

– Слушаю вас.

– Насколько я понимаю, следственные органы уже возбудили уголовное дело в отношении неустановленного лица, именуемого себя Морлоком?

– Это случилось сразу после обнаружения вами взрывного устройства в банке на Мэдисон-авеню.

– В таком случае я хотел бы передать вам для приобщения к материалам дела все письма Морлока, направленные мистеру Баркли. – Ардашев положил на стол небольшую папку. – Естественно, позже вы оформите получение бумаг непосредственно от потерпевшего, а не от меня.

– Безусловно.

– И это всё?

– Не совсем. Помните, находясь в этом кабинете перед судебным заседанием по избранию меры пресечения в отношении Лилли Флетчер, вы упомянули убийство Мэтью Хилла – лидера профсоюза докеров Бруклинского порта?

Полицейский кивнул и вновь затянулся «Кэмелом».

– Тогда у вас была гипотеза, что прибытие золота на «Балтиморе» и то злодейство могут быть связаны.

– Я и сейчас этого не исключаю.

Ардашев улыбнулся.

– Послушайте, лейтенант. Я провёл собственное расследование происшествия, случившегося 5 октября на углу Пятой авеню и Сорок второй улицы, и готов представить вам убийцу Мэтью Хилла со всеми доказательствами. Вы даже сможете объявить преступника в розыск, расклеив на каждом столбе его физиономию. Однако я помогу вам только с одним условием – вы освободите Лилли Флетчер. И мне всё равно, будет ли она выпущена под залог, либо её переведут под домашний арест – тут уж смотрите, как вам проще договориться с начальством, главное – вы должны вытащить её из следственной тюрьмы. Согласны?

– Я – да. Но этот вопрос находится в компетенции детектива Райта. – Нельсон поднялся. – Подождите, я приглашу его. Вместе и обсудим ваше предложение.

Джеймс Райт не заставил себя долго ждать. Предложение Клима Пантелеевича было принято. После сообщения Ардашева полицейские отправились на доклад к полицейскому комиссару. А вечером лейтенант Нельсон протелефонировал в отель «Галифакс» и сообщил, что час тому назад Лилли Флетчер была освобождена. Ей оставили лишь одно обязательство – являться по судебным вызовам.

II

В черноте дубовых, уже потерявших листья ветвей выделялось белое пятно особняка дона Винченцо Томмазини. Хозяин отдыхал в беседке, щурясь от лучей утреннего солнца. По небу тянулся караван туч, шедших с Атлантики. Они брели лениво, точно дромадеры по пустыне, отражаясь в зеркале луж, появившихся ночью после небольшого дождя. Со стороны ворот показалась фигура консильери – Альберто Риццо.

– Доброе утро, дон Винченцо.

– Как дела Альберто? – не предлагая сесть, недовольно вымолвил глава «семьи».

– Наш парень отправил ирландца – человека Луиджи Моретти – к праотцам. Его застрелили так же, как и Мэтью Хилла, из германского оружия, стреляющего со скоростью швейной машинки «Зингер».

– Дайте сто долларов нашему солдату. Пусть отдохнёт.

– Сделаем.

– Что с золотом на восьмом складе?

– После его разгрузки с борта парохода «Роттердам» пришла странная телеграмма, подписанная банкиром Джозефом Баркли. Он требовал не выдавать груз, так как он является его собственником, а документы у него похитили. Но на следующий день в порт приехал человек на сером «Рено», утверждавший, что именно он и есть получатель. Естественно, он убрался ни с чем. Потом прибыл и Баркли. Возмущался, кричал, но документов на груз не предоставил. Думаю, он занимается их восстановлением.

– Даже если он их соберёт, сделайте так, чтобы он не увидел золота. Скажите ему, что это спорный груз и есть ещё один претендент на него. Мол, пусть подаёт в суд. Потяните время.

– Понятно.

– Склад под надёжной охраной?

– Да.

– Хорошо бы отыскать и того парня, что приезжал на сером «Рено».

– Нашего человека я уже предупредил, чтобы в случае его появления он записал номер машины и сообщил нам.

– Это правильно. Что ещё?

– Валентино Манчини пришёл. Просит о встрече.

– Что ему надо?

– Говорит, у него важная информация. Он хочет лично с вами переговорить.

– Зови.

Консильери вышел на дорожку и махнул рукой. От ворот, где дежурила охрана, к беседке быстрым шагом направился рыжий кривоногий коротышка лет сорока, чья мать, судя по его совсем не итальянской внешности, когда-то согрешила с ирландцем или немцем. Отца своего он не помнил, да и мать его не помнила тоже. Приблизившись, он почтительно склонил голову и поздоровался:

– Здравствуйте, дон Томмазини.

– Давно не видел тебя, Валентино. Как жена? Как дети?

– Молятся о вашем здоровье.

– О моём не надо, – улыбнулся дон. – Пусть они твои грехи замаливают перед Господом. Сколько их у тебя?

– Чего? Грехов?

– Нет, – рассмеялся мафиози. – О грехах ты чертям расскажешь, а не мне. Я про детей спрашиваю.

– Шестеро.

– Так было же пятеро?

– Шестой родился три дня назад.

– Да? – удивился Томмазини и, бросив недовольный взгляд на консильери, спросил: – А почему я до сих пор об этом не знаю, Альберто?

– Я как раз сегодня и собирался вам сообщить.

– Собирался, но не сделал, – качая головой, произнёс глава «семьи».

– Я буду просить вас, дон Томмазини, стать крёстным отцом моего последнего ребёнка.

– Это большая честь для меня, Валентино. Хорошо. – Он покрутил в руке серебряную ручку трости и спросил: – Ты за этим и пришёл ко мне?

– Не только, дон Томмазини. Сегодня мне протелефонировал человек из Агентства газетных вырезок. Его зовут Мейер Вульф, тамошний бухгалтер. Он поведал, что к ним в контору явились два заказчика из Европы. Они интересовались информацией о хозяевах Бруклинского порта и конкретно вами. Кроме того, они просили собрать сведения об убийстве лидера профсоюза докеров Бруклинского порта Мэтью Хилла, а также им нужны были вырезки о любых событиях, произошедших на Сорок второй улице и Пятой авеню 5 октября этого года, то есть когда прикончили Мэтью.

– Имена, фамилии, адреса, где они живут, установлены?

– Квитанцию заполнили только на одного – это некий Ардашев. Он поселился в «Галифаксе». У него пятьдесят шестая комната. Прибыл из Чехословакии, но фамилия русская. С ним ещё кто-то. Но второго я не стал устанавливать, пока вы не распорядитесь.

– Ты поступил правильно, – одобрительно кивнул дон. – Этим пусть занимаются другие. Твоё дело – собирать дань. Что ещё им было надо?

– Они хотели узнать, какая была погода 5 октября.

– Погода?

– Да.

– Зачем им погода?

– Я не знаю.

– Хорошо. Ступай. Мы разберёмся.

– Всего доброго, дон Томмазини.

– До свидания, Валентино.

Когда посетитель удалился, дон Томмазини посмотрел на консильери и спросил:

– Тебе всё понятно?

– Я займусь ими и выясню, под кого они роют.

– Да. И вели принести мне чашку кофе.

Альберто Риццо кивнул и зашагал в дом.

Дон Винченцо Томмазини поднял к небу глаза, будто собираясь молиться. Но нет, его взор вновь привлекли облака. Теперь они уже не казались дромадерами, а были похожи на овечек. И брели гуртом. «Так и люди, – грустно подумал глава „семьи“, – стадо. И мы за ним смотрим. Но иногда для пользы всей отары приходится резать заблудших баранов. Тут уж ничего не поделаешь. Господь так решил».

Глава 17

Слуги дьявола

Энтони Кавалли гнал «Фомаг» по ночному шоссе к Бруклинскому порту. Ему казалось, что огонь фар встречных автомобилей – это не фары, а трассирующие пули, летящие из чужого окопа. Невольно хотелось от них увернуться или съехать на обочину. Угнанный немецкий грузовик отлично держал дорогу. Трое мексиканцев с побитыми физиономиями подпрыгивали на кочках, сидя в тентовом кузове.

Этих придурков Энтони нашёл на петушиных боях. Вернее, они сами его «нашли», когда попытались ограбить. А дело было так: вечером, после встречи с беспалым, он решил прошвырнуться в Гарлем. Там было одно интересное местечко – бывший склад алкогольной продукции. После вступления в силу сухого закона помещение пустовало, потому что копы, прекрасно зная его недавнее предназначение, то и дело туда наведывались с проверками. Когда полицейские потеряли всякий интерес к огромному ангару, его хозяин – мексиканец – организовал там петушиные бои, хотя и запрещённые законодательством штата Нью-Йорк, но популярные в этой части города у небогатых жителей. Вход вообще ничего не стоил. Зато можно было не только делать ставки, но и, зайдя в одну неприметную дверь под лестницей, пропустить стаканчик-другой «муншайна», поставляемого доном Луиджи Моретти.

Для начала Энтони решил слегка разогреть кровь стаканом пойла. Что он, собственно, и сделал. Правда, он тут же вернулся к арене – небольшой площадке, огороженной сеткой с перилами, напоминавшими скорее обычные доски, слегка обработанные рубанком. Был объявлен перерыв, и продолжение боя петушиных гладиаторов должно было состояться совсем скоро. Каждый раунд длился десять минут. Картонки, вывешенные рефери, показывали, что общий счёт поединка остался равным – 5:5. Наконец появились дрессировщики с птицами. Два участника были одного размера, но разных пород. Белохвостый (whitehackles) и красный (банкивский) петух, предшественник современных домашних кур, обитающий в Индии и Юго-Восточной Азии. Оба не имели гребней (их отрезали ещё в цыплячьем возрасте, чтобы избежать потери крови во время схватки). И тот и другой обладали серьёзным вооружением: вместо срезанных естественных шпор они имели остро заточенные ножи, надетые на лапки, длиною по два дюйма каждый. Судья придирчиво осмотрел каждого бойца и даже коснулся рукой. Не секрет, что некоторые дрессировщики прибегают к хитрости, обмазывая шею птицы салом или маслом и даже посыпая перцем. Это делается для того, чтобы у соперника соскользнул клюв, и он не смог ухватить врага. Кроме того, пряность, попавшая внутрь, заставляет нападавшего чихать, и он, становясь беззащитным, погибает от смертельных ударов. Опилки на арене, окрашенные кровью, ещё не высохли после последнего раунда.

Дрессировщики держали двух задир на руках в опасной близости, распыляя злобу и решимость драться. Петухи заходились грозными криками, пытаясь достать друг друга клювами. Энтони поставил на белохвостого солидную сумму – десять долларов. Забияк отпустили. Бой продолжился. Белохвостый подпрыгнул и всего одним ударом, точно мечом, попал красному петуху острым ножом-шпорой по шее. Хлынула кровь. Белохвостый исхитрился и, оседлав соперника, точно наседку, вогнал острые ножи в его тело. Хлынула кровь. Банкивец свалился набок и забился в судорогах. Это был не нокаут, это пришла смерть. Состязание остановили, и мертвеца убрали.

Энтони зашиб сумасшедшие деньги – триста долларов. Он даже не поверил, когда вся сумма оказалась у него в руках. «Чёрт побери, – подумал итальянец, – таким же барышом меня вознаградили за то, что я пришил какую-то жирную свинью, развлекавшуюся с путанами. А тут просто удачная ставка – и на тебе! Гуляй не хочу… Кстати, мне бы тоже не мешало поиграться с девочкой… Но сначала, пожалуй, побалуюсь ещё одним стаканчиком пойла».

Мафиози сунул купюры в карман и начал пробиваться через толпу к лестнице, ведущей в бар. В полутёмном коридоре он почувствовал, как что-то острое упёрлось ему в бок, и незнакомый голос, склонившись над его правым ухом, прошептал:

– Гони баксы, быстро!

– Не убивайте, пожалуйста, – жалобно пропищал Энтони. – Я жить хочу. Забирайте всё.

– Вот это правильно, тварь трусливая, – уже в голос хохотнул кто-то и добавил: – А ну давай вали под лестницу и выворачивай карманы.

А дальше всё было просто. Убедившись, что нож грабителя убран, итальянец, боязливо кивая головой, вынул из кармана не триста с лишним баксов, а «Бульдог» (Webley British Bulldog), похожий на тот, из которого в 1881 году Шарль Гито стрелял в президента США Гарфилда. Он молча взвёл курок и проронил:

– Руки за голову, бараны. Стали в ряд и опустились на колени. Быстро!

Когда его приказание было выполнено, Энтони наградил каждого ударом ботинка в лицо. Не разрешив им встать и глядя, как несчастные грабители вытирают с лица кровь, он сказал:

– Я мог бы вас изувечить. Но у меня есть к вам другое предложение – работа. Каждый, если будет меня слушаться, получит по пятьсот гринов. Дело плёвое и верное. Склад надо будет «выставить» и погрузить ящики с типографскими шрифтами в машину. Потом отвезём их заказчику. Там я с вами и рассчитаюсь. Согласны?

– Да! – голосом провинившихся школяров хором ответила троица.

– Тогда с меня выпивка. Вставайте, парни, пропустим по стаканчику и заодно подробно поговорим о деле…

«Фомаг» уже подкатил к восьмому складу, в котором и находился груз, прибывший в Нью-Йорк ещё 5 октября. К машине сразу же направился охранник. На боку у него виднелась кобура. Не заглушив мотора, Энтони выпрыгнул из кабины и спросил:

– Это восьмой склад?

– Восьмой.

– Открывай. Я должен груз получить. Он ещё 5 октября пришёл, на «Балтиморе». – Он протянул несколько бумаг. – Вот документы.

– Ты, парень, в своём уме? – покрутив пальцем у виска, выговорил мужчина лет сорока. – Груз выдают днём, а не ночью. И для этого есть заведующий складом.

– Так что мне утра дожидаться? А я по трассе гнал. Думал, тут круглосуточно работают. Это же порт, а не мясная лавка.

– Правильно – порт. И здесь свои правила. Так что жди до утра.

– А могу я хотя бы удостовериться, что все ящики на месте? Не хочу утром тратить на это время. Слыхал, у вас тут очереди на получение карго.

– Всякое бывает, но моя задача – охрана. Я не имею права никого впускать в склад.

– А если загорится? – усмехнулся Энтони. – И пожарных не пустишь?

– Это совсем другое дело. Заболтались мы. У меня там кофе давно остыл.

– Я притащился сюда из Чикаго. Кофе нальёшь?

– Угощу, но посторонним в склад проход воспрещён. Я его только что согрел на примусе. У тебя кружка есть?

– Нет.

– Ладно, в свою налью. Жди здесь.

– Вот спасибо, добрый человек! – вымолвил Энтони и закурил.

Как только охранник скрылся за дверью склада, туда же поспешил итальянец. Послышался глухой хлопок, будто лопнула камера. Ворота склада открылись. Энтони вновь сел за руль, и «Фомаг» влетел внутрь. Заперев хранилище изнутри, он распахнул полог грузовика.

– Давай, парни, выпрыгивай.

– А где охранник? – спросил один из мексиканцев.

– Заснул, – усмехнулся Энтони и добавил: – Навечно.

– То есть как? Ты его прикончил? – он сделал шаг назад. – Нет, мы так не договаривались. Нам теперь всем, – он провёл ребром ладони по горлу, – каюк.

– Не гундось, Мигель. За это каждый получит ещё по пятьсот долларов.

– Другое дело! Показывай, где тут твой типографский свинец.

– В дальнем правом углу. В ящиках. Берите тачки. А я постараюсь грузовик подогнать поближе.

Работа шла быстро, и уже через двадцать минут «Фомаг» покинул склад. И опять шоссе, и опять летящие издалека трассёры прямо в лицо недавнему солдату… До дома в лесной глуши Энтони добрался перед самым рассветом. Дав команду мексиканцам разгружать машину, он стукнул в окно. Дёрнулась занавеска, вспыхнул свет. На пороге появился хозяин.

– Куда заносить?

– В дом, куда же ещё? Как всё прошло?

– Охранник склада отправился на свидание с Богом. Парни после этого зароптали. Пришлось пообещать каждому по тысяче зелёных.

– Так отдай.

– У меня не хватит…

Не успел Энтони проговорить ответ, как из кузова свалился ящик. Одна доска отломалась, и два золотых слитка оказались на земле.

– Ого! – присвистнул Мигель. – Говоришь, типографские шрифты? – Он повернулся к остальным. – Кончай, парни, работу. Нас, видимо, приняли за ослов…

– А в чём дело? – сузив глаза, выговорил итальянец. – Охранника я завалил, вы только и делали, что ящики таскали. И получите за это по грэнду каждый.

– Так не пойдёт, Энтони, – покачал головой Мигель. – Это нечестно.

– Сколько ты хочешь?

Мексиканец прокашлялся и выдавил:

– По десять грэндов на рыло. Итого – тридцать тысяч баксов.

– Это большая сумма, – вмешался Морлок. – У нас нет столько. А золотом мы не можем расплатиться. Покупателя интересует вся партия. Это возможно только через неделю.

– Неделю? – расхохотался Мигель. – А может, год? Тогда дай нам по слитку, и мы в расчёте.

Энтони почесал затылок.

– Берите один слиток на всех. Но сначала занесите ящики в комнату, как договаривались.

– Вот это другое дело! – обрадовался один из мексиканцев, и работала закипела.

– Ты в своём уме? – возмутился хозяин дома. – В слитке двадцать шесть с половиной фунтов[87]. Если они сдадут его в банк, то получат почти восемь тысяч долларов!

– Ага! В банк! – рассмеялся Энтони. – Там их копы и свинтят. В лучшем случае они пыхнут этот металл вдвое дешевле. Да и то, если крупно повезёт. Поэтому один слиток – нормальная оплата их работы.

– Спасибо, Энтони! Ты настоящий друг, – искренне вымолвил Мигель и похлопал итальянца по плечу.

Когда последний ящик упокоился на месте, Энтони осведомился:

– Хотел бы я знать, как вы отсюда будете выбираться?

– А ты разве нас не добросишь?

– Нет. Я здесь останусь.

– Как же нам быть? У нас и денег-то нет. Мы надеялись, что ты с нами рассчитаешься.

– И зачем только я с вами связался? Надо было прикончить вас ещё под лестницей, грабители хреновы, – вздохнул итальянец и вынул из кармана брюк десять долларов. – Этого вам хватит не только на дорогу до Нью-Йорка, но ещё и на «муншайн». Только запомните, даю в долг. Возвращусь в Гарлем, вернёте. Договорились?

– Конечно! – суя купюру в карман, заверил Мигель. – Не сомневайся!

– Отдадим! – один за другим заголосили остальные мексиканцы.

– Смотрите мне, – итальянец погрозил кулаком, – попробуете надуть – спрошу с каждого!.. Ладно. Бери, Мигель, слиток из поломанного ящика. И сумку возьми, что на кровати. – Энтони повернулся к Морлоку и спросил: – Проведёшь нас через лес к шоссе?

– Хорошо, – пожав плечами, ответил тот.

– Постой-постой, – Мигель суетливо завертел головой. – А зачем нам продираться сквозь лесную глушь, если ты можешь спокойненько добросить нас до дороги на грузовике? Тут ехать-то минут десять-пятнадцать, не больше, – он опасливо посмотрел по сторонам и добавил: – Уж не прикончить ли нас ты собрался, а? То-то я смотрю – щедрый больно. И слиток нам отломил, и десять баксов…

– В таком случае верни мне десять зелёных, – потребовал итальянец, – и добирайтесь как хотите. Ты оскорбил меня, Мигель. Я не ваша нянька. Вы только что подняли сумму за вашу помощь в несколько раз. И после этого хотите, чтобы я куда-то там довозил вашу банду? Да пошли вы!.. – Лицо Энтони налилось свекольной краской. – Гони назад десятку!

– На, забери! Подавись! – вспыхнул мексиканец и швырнул купюру на пол.

У Энтони от гнева тряслись руки. Он поднял её и аккуратно опустил в правый карман куртки, туда, где лежал «Бульдог».

Первая пуля угодила Мигелю в сердце, и он рухнул на спину, как деревянная кукла. Запахло пороховой гарью. Второму мексиканцу кусок свинца залетел в открытый от удивления рот, а третий упал и от страха обмочился.

– Не убивай, Энтони! У меня больная мать. Кроме меня, за ней некому ухаживать, – причитал бедолага.

Морлок смотрел за происходящим совершенно спокойно, и на его устах играла едва заметная улыбка. Судя по всему, он был готов к такому развитию событий. Итальянец повернулся к нему и спросил:

– У тебя не найдётся циркуля?

– А зачем он тебе?

– Хочу проверить, где у него середина лба.

– Целься чуть выше переносицы и не ошибёшься.

– Думаешь? – улыбнулся итальянец.

– Уверен.

Энтони выстрелил. Мексиканец успел перед смертью закрыть глаза и отвернуть голову вправо, и потому дырка размером с дайм[88] появилась в левой части лба. Свежей кровью запахло ещё сильнее.

– Надо будет теперь вырыть три могилы, – грустно выговорил итальянец. – А я надеялся промочить горло и отдохнуть.

– Нам не придётся ничего рыть. С месяц назад был сильный ветер. Он повалил старую ель. От корней осталась глубокая яма. Сбросим туда трупы и засыплем. Управимся за полчаса. – Морлок глянул с недоумением на Энтони и спросил: – Послушай, а для чего ты так долго разыгрывал эту сцену со слитком, с десятью долларами, с сумкой и тропинкой через лес? Мог бы сразу их и пристрелить ещё у дома. Уж пару ящиков мы бы с тобой как-нибудь бы донесли. И не пришлось бы отмывать от крови пол и стены.

– Знаешь, что самое страшное на фронте?

– Наверное, смерть?

– Нет. Ожидание смерти и неизвестность. Ты не знаешь, будешь ли жить через минуту, через час или через сутки. Возможно, ты погибнешь во сне, а может, доживёшь до окончания кровавой бойни и вернёшься домой живым и невредимым. Над тобой довлеет какая-то неведомая сила, распоряжающаяся твоей жизнью. Возможно, это Бог, а возможно, ещё кто-то. А судьбу этих чиканос[89] я решил ещё на складе, когда после убийства охранника пришлось увеличить их оплату вдвое. В противном случае они бы сорвали всё дело. А могли бы и копов навести в отместку… Вот я и растягивал удовольствие, понимая, что топтать землю им осталось совсем недолго. Разве это не высшее наслаждение?

– Я тебя понимаю, – осклабился Морлок и хрустнул костяшками пальцев. – Только это не пик блаженства. Есть кое-что получше.

– И что же? – скривив недоумённой гримасой рот, спросил Энтони.

– Например, довести человека до состояния крайнего отчаяния, затем подарить ему надежду на вполне реальное спасение и, дождавшись, когда он поверит в него всей душой и обрадуется, сообщить ему о неминуемой и мучительной смерти. Вот тут главное – заглянуть ему в глаза! А там – пропасть, там бездна страха! Ни один актёр не сыграет так, как твоя жертва… Дарить надежду и тут же её отбирать – огромное удовольствие.

– Такого я ещё не слыхал. Даже на фронте. – Итальянец поднял на собеседника недобрый взгляд и сказал: – Мы два чудовища. Сдохнешь ты или я – земля лишь очистится.

Морлок приблизился к Энтони на шаг и сказал:

– Советую тебе выбросить из головы мысли о моей смерти. Я ведь тоже не терял зря время, пока тебя не было, и отвёз нотариусу два одинаковых письма, адресованных к разным получателям. Их либо отправят через три дня по указанным местам, либо я заберу письма до истечения этого срока. А знаешь, что там? Там указано место жительства всех твоих ближайших родственников, проживающих в Маленькой Италии[90]. Одно уйдёт в полицию, а другое – дону Винченцо Томмазини. Да-да, тому самому, который горит желанием отправить к праотцам киллера, расстрелявшего его ставленника – Мэтью Хилла, бывшего лидера профсоюза докеров Бруклинского порта. Насчёт быстроты реакции полиции я не очень уверен, а вот что касается твоих земляков из другой «семьи», то тут нет никаких сомнений, что, пока дон Томмазини доберётся до тебя, из твоих близких никого не останется.

– Послушай, беспалый, – перешагнув через труп мексиканца, зло выговорил итальянец. – А с чего это тебе взбрело в голову, что это моих рук дело?