– Да не за что, – махнул рукой тот. – Служба у меня такая – помогать хорошим людям и ловить плохих. А вы сами умудрились не только обезвредить опасного преступника, но и наказать.

– Это была самооборона.

– Охотно верю.

Клим Пантелеевич уже потянул на себя ручку двери, как вдруг услышал голос полицейского:

– И всё-таки, почему австриец хотел убить именно вас?

– Вероятно, перепутал с кем-то.

– Кроме яда, мы нашли у него большую сумму в американских долларах. Девятнадцать с лишним тысяч. Это целое состояние. Простые туристы с собой столько денег не возят.

– Странно. Даже и не знаю, что сказать, – Ардашев пожал плечами и покинул кабинет.

Ван Хассель прикурил трубку и выдвинул оконную раму. Повеяло прохладной свежестью. Серая туча медленно, точно гигантская черепаха, ползла на город с моря. Частный детектив из Праги, сел в таксомотор и умчался в неизвестность.

«Ох, и не прост этот чехословацкий подданный с русской фамилией, ох, не прост. Готов поспорить с кем угодно на тысячу гульденов, что есть у него другая, тайная жизнь. И он её тщательно скрывает», – мысленно заключил инспектор и выпустил в окно терпкий дым.

Глава 25

Роттердам-Лондон

Первое, что сделал Ардашев, когда сел в такси – распечатал конверт. В нём лежало пятьсот чехословацких крон и письмо:

«Шеф, если Вы это читаете, значит, Вы выкарабкались. И я рад за Вас. Возвращайтесь домой. Ведь у Вас есть сын и жена. И Вы им очень нужны. Я не знаю, сколько у Вас осталось денег, и потому я положил Вам пятьсот крон. Их хватит, чтобы добраться до Праги на поезде первым классом и купить подарки семье. Я бы оставил Вам больше, но это всё, что я прихватил с собой. Вы их поменяете в любом банке. Наша крона тут в цене. Я был в больнице. Вы находились без сознания. Доктор сказал, что, скорее всего, Вы поправитесь. Завтра рано утром мы отплываем в Нью-Йорк. Ваши вещи в камере хранения отеля. Инспектор хотел осмотреть Ваш чемодан, но я не разрешил. Я помню наш уговор. Отвечаю за это перед Господом и найду Морлока. Молюсь за Ваше выздоровление.
В. В., 28/IX 1920 г., Роттердам».

«Ах, дорогой мой Вацлав, – проговорил Ардашев, – спасибо тебе, верный друг! Ничего, мы ещё увидимся».

Все остальные события у частного детектива происходили со скоростью смены кадров немого кино. Забрав в гостинице чемодан, он добрался до аэродрома и купил билет в Лондон.

Через час тяжёлый «Голиаф» с эмблемой на фюзеляже авиакомпании «Гранд Экспресс Аэриэн» оторвался от взлётной полосы и, набрав высоту в четыре тысячи метров, взял курс на Лондон. «Farman F-60 Goliath» («Фарман – Ф-60 Голиаф») имел крейсерскую скорость сто двадцать километров в час. Экипаж состоял из четырёх человек. Салон аэроплана представлял собой небольшое пространство с двумя рядами кресел по четыре кресла вдоль каждого борта. Между ними был узкий проход, в конце которого располагался санузел.

Клим Пантелеевич впервые в жизни летел на аэроплане. Он почти не отлипал от большого прямоугольного окна с занавеской, наслаждаясь панорамой местности, проплывающей под крыльями биплана. Каналы, мосты, и железные дороги Голландии были отчётливо видны. Потом началось Северное море. Удалось даже разглядеть океанский лайнер, дымивший своими трубами. Море незаметно перешло в пролив Ла-Манш. И вновь показалась суша. Это была уже Англия.

В салоне явился взору авиатор и объявил по-французски, что самолёт начинает снижение. Он порекомендовал пассажирам крепко держаться за подлокотники кресел и удалился в кабину[79].

Через полчаса шасси «Голиафа» коснулись взлётной полосы военного аэродрома. Ардашев щёлкнул крышкой золотого «Мозера». Стрелки показывали пять пополудни. Полёт длился немногим более четырёх часов. Теперь предстояло купить билет на поезд до Саутгемптона и уже там сесть на ближайший пароход до Нью-Йорка.

Сойдя на грешную землю, Клим Пантелеевич застыл на месте. В нескольких сотнях метрах от него слегка покачивался на ветру сигарообразный дирижабль. Он был привязан к большой мачте, точно кит на привязи. К ней же крепился транспарант: «London – New-York. Welcome!»[80].

У «Голиафа» появился английский офицер. В руках у него был коричневый портфель.

– Господа, – сказал он, – я провожу вас в контору, для проверки виз и багажа. Прошу следовать за мной.

– Сэр, не скажете ли, когда этот цеппелин поднимется в воздух? – осведомился Ардашев.

– Это английский дирижабль, сэр, а не цеппелин, – недовольно поправил британец. – Посадка уже заканчивается. Минут через тридцать его уже и след простынет.

– Я успею купить билет на этот рейс?

– Думаю, да, сэр. Это второй пробный полёт. И многие ещё боятся на нём вояжировать. – Он внимательно посмотрел на Клима Пантелеевича, поправил ремень и спросил стальным голосом: – Вы точно собираетесь лететь?

– Да, сэр.

– В таком случае, я обязан отметить «транзит» на вашей визе. Давайте заграничный паспорт. Я сделаю это прямо здесь. Иначе вам не успеть.

Клим Пантелеевич протянул документ. Офицер полистал его, нашёл наклеенную марку Великобритании, вынул из портфеля небольшую прямоугольную деревянную печать, дыхнул на неё, и, приставив паспорт к коленке, шлёпнул отметку «транзит».

– Прошу, – он вернул документ Ардашеву и предупредил: – Идите прямо к дирижаблю и никуда не сворачивайте. Это военный аэродром. Здесь нельзя передвигаться без сопровождения. Удачного полёта!

– Всего доброго, сэр.

Частный детектив зашагал мимо целого ряда «Бристолей», «Хевилендов», «Ньюпоров», «Спадов» и «Викерсов».

У дирижабля стоял человек с усами, в кожаной куртке, шлеме и лётных очках, натянутых на лоб. Он был в галифе и военных ботинках.

– Добрый день! Сэр, я могу купить билет до Нью-Йорка? – поставив на землю чемодан, спросил Клим Пантелеевич.

– Добрый день! Он стоит семьдесят фунтов.

– Я хотел бы заплатить в американских долларах.

– Без проблем. Когда вы поднимитесь в гондолу, я найду вас и выдам билет. Я младший помощник капитана, а вы, как я понимаю, наш последний пассажир. Но прежде, чем вы пройдёте на борт, я должен убедиться, что в вашем багаже нет легковоспламеняющихся предметов.

– Пожалуйста, – Клим Пантелеевич щёлкнул замками глобтроттера.

Аэронавт не стал копаться в вещах. В знак того, что осмотр закончен, он кивнул головой и сказал:

– Добро пожаловать на борт.

– Благодарю вас, – бросил Ардашев и стал пониматься в гондолу по лестнице небольшой железной башни.

Глава 26

В воздухе

В кают-компании огромного воздушного дома было всего восемь человек. Из них только две дамы. Одна – явная феминистка из Штатов лет тридцати с короткой стрижкой и хитрым взглядом, который присущ всем женщинам-хищницам. Она что-то возбуждённо доказывала седому джентльмену с грустным лицом, который слушал её молча, боясь перебить. Он кивал, пил мелкими глотками вино, и, посматривая украдкой на её декольте, соглашался с её доводами. Вторая – юная, зеленоглазая, с вздёрнутым, ещё носившим печать детства, носиком, лет восемнадцати; брови у неё были похожи на крылья ласточки. Она сидела с мужем, выглядевшим старше её лет на десять, и грустила, потому что он пялился на стройную феминистку.

И хотя каждый из присутствующих мог находиться в своей каюте, всем хотелось общаться, потому что это был всего лишь второй полёт английского дирижабля через Атлантику. Первый состоялся год назад. И неудивительно, что время от времени пассажирами овладевали и восторг, и скрытый страх одновременно. Избавиться от страха они пытались по-разному: кто-то безостановочно болтал, рассказывая анекдоты, кто-то уплетал холодные закуски, а кто-то налегал на алкоголь.

Кроме страха пассажиров объединяла и показная словесная смелость. Каждый старался убедить соседа по столику, что вояж через Атлантику на новом воздушном транспортном средстве – лёгкая прогулка, которая менее опасна, чем путешествие на пароходе. И тут же в качестве примера приводилась драма «Титаника», унёсшая жизни полторы тысячи человек, хотя за прошедшие восемь лет с той трагической даты в морях и океанах погибли десятки тысяч людей. Затем обязательно вспоминали трагедию «Лузитании», случившуюся 7 мая 1915 года. В тот пасмурный, холодный день капитан немецкой подводной лодки U-2 Вальтер Швигер отправил на тот свет тысячу двести человеческих душ.

Ардашев как-то прочитал, что статистику морских катастроф начали вести только с 1902 года. Оказалось, что ежегодно в водной пучине исчезает 398 судов. А если взять все известные среднегодовые потери кораблей за девятнадцатый век, то цифра будет вообще фантастической – 3000! А сколько было там пассажиров? А матросов? Страшно подумать! И речь в данном случае идёт именно о судах, а не рыбацких шаландах, фелюгах и баркасах, гибель которых никто никогда не подсчитывал.

Когда пассажиры сравнивали безопасность дирижабля и маломестных, далеко несовершенных, часто бьющихся аэропланов, то выигрывали, конечно, цеппелины. Они превосходили в надёжности и поезда, не говоря уже об автомобилях.

Один из присутствующих несмело заикнулся о том, что, как писали в газетах, за последние двадцать два года случилось примерно пятьдесят крушений дирижаблей, стоивших жизни двум сотням человек. Феминистка тут же возразила, что это сущая чепухенция по сравнению с жертвами на других видах транспорта за тот же период. С ней все согласились и подняли бокалы за счастливое путешествие.

Клим Пантелеевич слушал собеседников, цедил шампанское, улыбался и молчал. Он не хотел разочаровывать своих спутников, находивших удовольствие в самообмане. Ведь в 1920 году дирижабли были, преимущественно, военными, и гибли на них не пассажиры, а члены экипажа, либо их конструкторы. Массовым пассажирским транспортом цеппелины ещё не были. Кстати, сам R 34, хоть и построенный на английской верфи Бердмор, был копией германского цеппелина L-33, подожжённого зенитным огнём англичан и севшего на их позиции ещё в 1916 году. Целыми и невредимыми остались не только все металлические части воздушного Геркулеса, но и шесть новейших моторов «Майбах», намного превосходивших английские аналоги. Конструкторы Туманного Альбиона удачно скопировали немецкий аппарат. Правда, двигателей стало пять вместо шести, зато удалось убрать неудобные винты с коническими редукторами и длинными валами. Во всём остальном это был тот же самый немецкий цеппелин L-33. Ничего не поделаешь, Германия была законодательницей мод в этой области воздухоплавания.

В кают-компанию вошёл капитан, перетянутый ремнём, портупеей и кобурой револьвера «Вебли». Он был высок, строен, зелёная форма офицера британских ВВС была ему к лицу, как и закрученные спиралью усы, вышедшие из моды пять лет назад. Сапоги из гладкой кожи, зашнурованные до самого верха, придавали ему вид военного, готового ринуться в бой в любую минуту. Не хватало лишь офицерской трости, заменявшей британцам шашку или саблю.

– Добрый вечер, господа! Меня зовут Ричард Скотт. Я капитан нашего воздухоплавательного судна и, поверьте, искренне рад, что мы вместе пересечём Атлантический океан с востока на запад. Надеюсь, до наступления темноты вы уже успели насладиться красотой пейзажей. И сейчас, когда стемнело, пожалуй, самое время познакомить вас с этим воздушным домом. Да-да, именно домом, потому что таковым он останется для всех в течение ближайших трёх-четырёх суток. Скорость будет зависеть от того, какой мы встретим ветер: встречный или попутный. К примеру, наш прошлогодний вояж в Нью-Йорк, тогда мы вылетали из аэродрома в Шотландии, занял сто восемь часов и двенадцать минут, а обратно, благодаря попутному ветру, мы добрались всего за семьдесят пять часов тридцать минут. Итак, у нас пять моторов. Мощность каждого – двести семьдесят лошадиных сил. Грузоподъёмность – тридцать тонн. Крейсерская скорость пятьдесят-семьдесят километров в час. Потолок высоты – четыре километра. Экипаж – тридцать человек. Дирижабль оснащён антенной, беспроволочным телеграфом, надувными лодками, спасательными поясами и парашютами. Их количество рассчитано, как на членов экипажа, так и на пассажиров.

– Простите, – не утерпела феминистка, – а для чего нам парашюты? Мы же не умеем ими пользоваться.

– Мы надеемся, что они нам не понадобятся, но и научиться их использовать совсем несложно. Ситуации бывают разные. В прошлом году перед приземлением на аэродроме Нью-Йорка мой помощник был вынужден выпрыгнуть с парашютом из гондолы. Опустившись, он помог наземной команде правильно пришвартовать дирижабль.

– А зачем надувные лодки? Мы что, будем прыгать в море с парашютами, потом надувать лодки и на них плыть? – рассмеялась дама.

– Нет, мисс – улыбнулся капитан. – Дело в том, что дирижабль снабжён специальными поплавками и может приводняться. Наши надувные лодки снабжены бензиновыми моторами. Если потребуется, топлива хватит и на них.

– Скажите, капитан, – спросил седой господин – откуда у вас электричество? Вы взяли в полёт тяжёлые аккумуляторные батареи?

– Я не буду досаждать вам техническими подробностями, замечу лишь, что у нас имеется специальная электрическая установка, а кроме неё – динамо-машина с велосипедным седлом и педалями. Так что пользование электричеством не ограничено. На нашем воздушном судне созданы все условия для комфортного отдыха пассажиров. Хорошего вечера, господа. Простите, но мне пора вернуться в рубку, – слегка поклонившись, капитан покинул кают-компанию.

Клим Пантелеевич допил шампанское и уже собирался уходить, как перед ним предстала неугомонная американка, которую он почему-то окрестил «феминисткой».

– Вы – единственный, кто вызывает у меня интерес, – пролепетала она слегка заплетающим языком и присоседилась на дюралевый стул. – Не хотите угостить даму шампанским?

– С большим удовольствием.

Клим Пантелеевич наполнил бокалы и поднял тост:

– За вас, мадам!

– Постойте! – воскликнула она. – Сначала давайте познакомимся. Меня зовут Барбара. А вас?

– Клим.

– Клим? – задумчиво произнесла американка. – Никогда не слышала. Откуда вы?

– Из России.

– О! Россия! Прекрасная страна, – закивала она, разглядывая Ардашева. – Три года назад ваши женщины получили избирательное право, а у нас в Америке его дали только в этом году.

– Ваше здоровье, Барбара!

– За любовь, Клим!

Сделав глоток, собеседница спросила:

– А почему вы такой серьёзный? Может, вам скучно?

– Нет, просто с некоторых пор я не люблю скопленье людей и птиц.

– Я тоже, – потупила глазки она. – Тут скучно. Проводите меня до номера? Или, как тут говорят, до каюты?

– С удовольствием, мадам.

– Ого! Да вы настоящий русский ковбой! Хотя я где-то читала, что по-русски ковбой – это «kazak».

– Нет, это не так. Но я не отношусь ни к одному, ни к другому роду занятий.

– Кто же вы тогда?

– Человек мира.

– А готов ли человек мира выпить в моей каюте на брудершафт?

– К сожалению, нет, мадам.

– Господи! Какой нахал! – прошипела она, и забрав полный бокал, вернулась за столик, где всё ещё сидел грустный пожилой господин. Увидев её, он посветлел лицом, оживился и вновь принялся что-то живо повествовать.

Клим Пантелеевич поднялся и направился в каюту. Он чувствовал на затылке гневный, словно прожигаемый увеличительным стеклом, взгляд феминистки.

Глава 27

Встреча

I

Комфорт на дирижабле был потрясающий: из кранов текла не только холодная, но и горячая вода. Разве что не было ванных комнат, да и они были и не нужны на время столь короткого перелёта.

Ардашев побрился и уже собирался идти на завтрак, как в дверь каюты постучали. Открыв её, он увидел младшего помощника капитана, отвечавшего за посадку и выдачу билетов:

– Простите, сэр. Всем пассажирам необходимо срочно собраться в кают-компании. Будет важное сообщение.

– Что-то случилось?

– Ничего особенного, сэр. Капитан всё объяснит.

Кают-компания находилась от каюты Ардашева в восьми шагах. Надо сказать, что дирижабль был не так уж и мал. Его диаметр составлял 24 метра, а длинна – 196[81] .

Клим Пантелеевич появился, когда собрались почти все. Капитан выглядел так же безукоризненно, как и вчера. Позже всех появилась Барбара, вошедшая с тем же самым пожилым, но уже счастливым пассажиром. Она делал вид, что не знает Ардашева.

– Доброе утро, господа! – начал Ричард Скотт. – Сорок минут назад мы приблизились к пароходу «Роттердам», идущему в Нью-Йорк, и сумели связаться с ним по беспроволочному телеграфу. Несмотря на помехи, нам это удалось. С парохода пришла просьба: взять на борт больного, которому требуется срочная операция. Понятное дело, что быстрее всего её можно сделать в Нью-Йорке. Хирурга, как вы понимаете, на лайнере нет. Я приказал начать снижение, приводниться и принять больного на борт вместе с сопровождающими. – Он повернулся к феминистке и, улыбаясь, добавил: – Мадам, у вас будет прекрасная возможность увидеть для чего у нас надувные лодки.

– Слава Богу, что вы не собираетесь демонстрировать нам работу парашютов, – с ядовитой улыбкой парировала Барбара.

Оставив остроту без внимания, капитан продолжал:

– Прошу сохранять спокойствие. Замечу, что вы будете присутствовать при историческом моменте – приводнение трансатлантического дирижабля. До нас никто подобного не делал. Честь имею, господа.

Клим Пантелеевич догнал капитана. Услышав шаги, тот обернулся.

– Вы что-то хотели? – спросил он.

– Сэр, у меня будет к вам одна просьба. Я – частный детектив и преследую преступника, который находится на «Роттердаме». Мне нужно обязательно пересесть на этот пароход. Билет я оплачу на месте. Прошу вас мне помочь.

– Неужели, в самом деле, всё так серьёзно?

– Да, сэр. Дело осложняется ещё и тем, что на лайнере плывёт и жертва злоумышленника. Убийство может случиться в любую минуту.

Офицер поправил фуражку и сказал:

– Тем не менее, я должен получить согласие капитана «Роттердама» на прибытие нового пассажира.

– Безусловно, сэр.

– Тогда на всякий случай соберите вещи. Окончательный ответ вы получите через четверть часа.

II

Зеркальная поверхность океана была тиха и спокойна. «Роттердам», застопорив машины, замер, примерно, в пятистах метрах от предполагаемого места снижения воздушного корабля.

Потравив часть газа, цеппелин начал опускаться. В момент подхода к воде из его носовой части выбросили два водяных якоря. Это были усеченные матерчатые конусы, обращенные широким основанием к корпусу. Затем справа и слева из гондолы управления выпустили по одному парусиновому ведру. С их помощью зачерпнули воду и форсировали посадку переднего поплавка. Ещё через несколько минут на воду села последняя моторная гондола. Воздушное судно успешно приводнилось.

Резиновую лодку на цеппелине подготовили ещё в полёте. Ардашев спустился в неё вслед за членом экипажа. Туда же передали и его чемодан. Зарычал бензиновый мотор, и лодка, поднимая нос над волнами, устремилась вперёд. Навстречу нёсся катер, спущенный с парохода. В нем сидело несколько человек. Они махали и кричали что-то приветственное. Их лиц частный детектив не разглядел.

Климу Пантелеевичу показалось, что все три с лишним тысячи гостей «Роттердама» высыпали на правый борт лайнера и глазели на дирижабль. Из-за этого судно слегка накренилось в правую сторону. Капитан просил в рупор пассажиров отойти от леерных ограждений хотя бы на середину палубы, но его никто не слушал.

С парохода на лебёдке спустили корзину для багажа и сбросили верёвочную лестницу. Чемодан подняли вверх на лебёдке. Ардашев поблагодарил сопровождающего и полез по лестнице. Пальто и шляпу он заранее оставил в чемодане, и потому покорение пароходного борта высотой почти в два десятка метров закончилось быстро и благополучно.

Стоило Климу Пантелеевичу перепрыгнуть через ограждения, как он тут же попал в объятия Войты.

– Шеф! Я верил, что мы встретимся! – воскликнул Вацлав и у него на глазах навернулись слёзы.

– Спасибо, дорогой друг! – не выпуская из объятия помощника, дрогнувшим голосом, вымолвил частный детектив. – И за деньги спасибо! Я привёз их вам назад. Очень тронут!

– О! Кого я вижу! – вскинул руки Баркли. – Мистер Ардашев! Позвольте засвидетельствовать моё почтение!

– Благодарю вас!

– Здравствуйте, мистер Ардашев! – протянул руку Эдгар Сноу. – Рад вас видеть!

– Взаимно, Эдгар!

– Как хорошо, что вы поправились! – ангельским голоском пропела Лилли и неожиданно для всех чмокнула Клима Пантелеевича в щёку.

– Вы видели?! – закричал Баркли. – Нет, вы видели?! Эта недотрога поцеловала русского сыщика!

– Бросьте, мистер Баркли, – улыбаясь, махнул рукой Войта. – Это был всего лишь дружеский поцелуй.

– О да, – заливаясь краской, пролепетала мисс Флетчер. – Простите, расчувствовалась.

Тем временем, дирижабль, забрав на борт больного, начал медленно отрываться от воды. Сигарообразный корпус, отливавший на солнце серебром, казался инопланетным посланцем, а не частью британских ВВС с номером R 34 на борту. Вскоре он набрал высоту и скрылся за облаками.

– Господа, приглашаю всех в ресторан, – изрёк банкир. – Мы не можем не отметить возвращение мистера Ардашева. Занимайте любой свободный столик. Я на минуту заскочу в каюту и тотчас же к вам присоединюсь.

– Мне бы тоже не мешало узнать, где меня поселят, – проговорил Клим Пантелеевич.

– Не беспокойтесь, сэр, – прозвучал чей-то голос.

Частный детектив повернулся. Перед ним стоял матрос.

– Номер вашей каюты 132. Это второй класс. Вот ваш ключ. Чемодан уже там. Капитан просил передать, что вам не нужно оплачивать билет, потому что он уже оплачен тем пассажиром, который там жил.

– А куда же делся тот пассажир?

– Он получил телеграмму, что его мать в Нью-Йорке при смерти. И попросил, чтобы ему помогли пересесть на цеппелин вместе с больным и его сопровождающим. Капитан дирижабля не отказал. Вы просто поменялись с ним билетами.

– Что ж, замечательно.

– Хорошего отдыха на борту нашего лайнера! – с улыбкой изрёк матрос и удалился.

– Откровенно говоря, ни я, ни Баркли так и не поняли, что с вами стряслось, – обнимая Ардашева за плечо, выговорил Войта. – Пойдёмте, расскажете, как вылечились, как добрались.

– Ничего особенного, друг мой…

Слова Клима Пантелеевича прервались громким криком американского банкира, бежавшего навстречу:

– Мистер Ардашев! Мистер Войта! Сюда! Срочно!

– Ну что ещё у вас там стряслось? – раздражённо осведомился Войта.

– Беда! – едва дыша, выпалил Баркли и протянул лист школьной тетради. – Вот тут написано карандашом и опять печатными буквами.

– «Сэр, наконец-то у меня для Вас хорошая новость! Живите и радуйтесь! Счастливо оставаться! Всегда Ваш, Морлок», – Ардашев прочёл и наморщил лоб: – Не пойму, что он хотел этим сказать?

– Да что ж тут понимать! Тут и так всё ясно, – распалялся Баркли, потрясая кулаками в воздухе. – Этот негодяй выкрал из моей каюты документы на получение товара в нью-йоркском порту. Они выданы на предъявителя. Это складское свидетельство и товарораспределительная ценная бумага тоже на предъявителя. Товар я купил на Берлинской бирже, но физически он находился в Стокгольме. Затем, его отправили в Роттердам на судне «Балтимор». Туда же выслали и документы на него. Я получил документы и проверил ящики. После чего «Балтимор» ушёл в Штаты. Груз отправлен на условиях франко-Нью-Йорк таможенный склад. Он придёт туда уже со дня на день и будет ждать меня. Но его получит Морлок, а не я.

– Но если Морлок выкрал ваши документы, то, выходит, он с ними на «Роттердаме»? – неуверенно вымолвил Вацлав. – Возможно, мы его найдём.

– Нет, господин Войта, – пристукнул каблуком по палубе Баркли. – Не мне надо бросать пить, а вам, раз уж вы так туго соображаете! В записке чёрным по белому написано: «Счастливо оставаться!». О чём это говорит? – Банкир помахал руками, точно крыльями. – О том, что Морлок упорхнул и прибудет в Нью-Йорк раньше нас. Неужели не понятно, что он был среди тех двух человек, сопровождавших больного в катере при отправке на дирижабль?

– А что, если послать на цеппелин сообщение, что на его борту находится вор, совершивший кражу на Роттердаме? – предложил Войта.

– Бессмысленно, – покачал головой Клим Пантелеевич. – Во-первых, Морлок мог никуда и не улететь, а остаться на пароходе. А письмо написал лишь для отвода глаз, совершив кражу документов, во-вторых, нет гарантии, что капитан «Роттердама» согласится заочно, без всякого следствия, обвинить своих бывших пассажиров в воровстве, а в-третьих, я не уверен, что вообще удастся связаться с дирижаблем из-за помех, так часто мешающих беспроволочному телеграфу.

– Мистер Ардашев, вы предлагаете сидеть сложа руки? – возмутился Баркли.

– Для начала надобно выяснить, что это за товар, а потом уже обдумывать сложившуюся ситуацию.

Американец молчал.

– Не хотите, не говорите. Но тогда нам будет труднее отыскать Морлока. Кстати, именно это и входит в мои обязанности, а не поиск и возврат ваших ящиков.

– Если вы вернёте мне товар, я заплачу вам десять процентов его стоимости, либо отдам в натуре десятую часть. Вас это устроит? – надтреснутым голосом осведомился банкир.

– Тогда я, тем более, должен понимать, о каком товаре идёт речь.

– Золото, – выдохнул Баркли. – Золотые слитки. Из России. Большевикам нужна валюта. Они отобрали много золотых изделий у своих граждан и церкви, переплавили в слитки, поставили клейма и отправили через Таллин в Стокгольм. Там вновь переплавили и поставили уже клейма шведского банка, чтобы продать на тамошней бирже, но об этом стало известно газетчикам. Они раструбили, что на Стокгольмской бирже торгуют кровавым русским золотом. Но это не совсем так, потому что часть слитков – это переплавленные царские империалы. Вот тогда мне друзья из «Легиа-банка» и предложили купить их через Берлинскую биржу, что мы с Эдгаром и сделали, чтобы потом выгодно перепродать на бирже Нью-Йорка. Именно это и было главной целью моей поездки в Европу, а не покупка аэропланов. «Голиафы» – прикрытие. Сделка очень прибыльная. Эдгар – умная голова – сбил цену золота на несоответствии слитков стандартам, предъявляемым к аффинажным заводам. У некоторых из них поверхность имеет поры и углубления. Словом, большевики пошли на уступки и через своего представителя в Стокгольме сбросили цену… Я не мог представить, что этот Морлок, вымогавший какие-то тысячи долларов, способен обмануть меня на миллионы!

– Я всегда подозревал, что у вас не всё чисто, – погрозил пальцем Войта.

– Мистер Баркли, я принимаю ваше предложение. И я знаю, как остановить Морлока и вернуть золото. Давайте начнём с составления соглашения между нами. Думаю, Лилли и Эдгар прекрасно справятся с этой задачей. Печатная машинка на «Роттердаме» найдётся, а капитан заверит наш договор судовой печатью. Вы согласны?

– У меня нет другого выхода.

– Стало быть, договорились.

Клим Пантелеевич, достал коробочку монпансье и, положив под язык жёлтую конфетку, проронил:

– Простите, господа, но мне нужно побыть одному и обдумать сложившиеся обстоятельства.

Войта понимающе кивнул и зашагал прочь. Опустив голову, Баркли поплёлся за ним.

Частный детектив повернулся к океану. Откуда-то издали надвигались разорванные в клочья тучи. Они наступали в три ряда, будто римские легионеры. Солнце пряталось за их спинами, опускаясь за горизонт.

Пароход постепенно набирал скорость. Волны, рассекаемые стальным корпусом судна, пытались охватить его и от этого казались живыми. Лопасти винтов «Роттердама» оставляли позади себя большой вспаханный белый след. Он тянулся за пароходом белой нитью и сливался с океаном.

Ардашеву отчего-то вспомнился Павлик. Он будто наяву слышал вновь его голос:

Ветер, по морю гуляетИ кораблик подгоняет.Он бежит себе в волнахНа раздутых парусахМимо острова крутого,Мимо города большого.Пушки с пристани палят,Кораблю пристать велят…