– Дверь, слышал, скрипнула, но вот вам крест, кто меня видел, я не заметил…Соображал тогда с трудом. Просил ведь только свои деньги, столько ведь старался, – жарко зашептал Ракитин. схватившись за столешницу, – и за всё это, в нос кулаком? И помошники, тоже не поверили ведь, что Пантелеев не заплатил.

– Точно так, – согласился Стабров, – за вашим чемоданом принялись охотится. Но не бойтесь, все они под замком, подельники ваши.

– Совсем всё худо, господин полицейский…Те трое, хваты ещё те, я их ещё по Чернигову знаю. Они же давно с Фокой работают, но по другим делам. Немало злодейств сработали. Пантелеев с купчими шуровал, с векселями тоже. Не брезговал и церковные книги подделывать, что бы с наследства доли требовать.

Сергей Петрович записывал все в блокнот, вспоминая слова Гомельского о проделках покойного торговца. Выходило, что птичка ещё та, и не воробышек. а прямо целый коршун – падальщик.

– Ладно, Ракитин. В камеру. – и позвонил в колокольчик. вызывая конвойного.

За мясом

Стабров впал в задумчивость, и принялся катать по столу гильзу от нагана, думая хоть так успокоится. Нечто обыденное, типа чёток из орехового дерева, категорически не помогало. Можно будет потом попробовать сандаловое дерево, или. новомодное Йо-Йо? Ну, разве что любимая «Манила» спасала. Но злоупотребление табаком- это не очень. Он же ведь спортсмен. Но попробовать дурацкий шарик на резинке… Сергей Петрович одел завязки на пальцы, и бросил деревянный шарик вниз, потом поймал ладонью, потом ещё и ещё…Гладкая , округлая поверхность словно счищала с его кожи нехороший налёт, становилось ощутимо легче, особенно, если ещё не спеша ходить вокруг стола… Он обошёл так три раза, успокоился, затем поднял трубку телефона и позвонил в конюшню:

– Пусть проиготовят возок и Гвоздёва кучером . Поеду на Воловью улицу и Таганскую. Дело важное.

Стабров, распорядившись, опять посмотрел на визитки двух торговцев. И всё пока не понимал связи между купцами, не вилась веревочка. Визитку Мясоедова получил от Щёголева, а визитка Копытова обнаружилась в комоде Пантелеева, там же лежала ещё одна визитка Мясоедова. Гвоздёв был знаком с Пантелеевым? И Копытов и Мясоедов тоже были знакомцами погибшего купца? Хоть какие-то ниточки для расследования, а другое и на ум не шло.

Стабров устало зевнул, чайник словно сам собой оказался в его руке, и из носика в чашку полился ароматный чай. Он выпил бодрящий напиток, и оделся в дорогу.

У подъезда стоял возок, и полицейский чиновник не мешкая присел на сиденье. Они двинулись на Воловью улицу. Ехать было неблизко, и Гвоздёв особо не разговаривал с начальством. Но пахло от него водкой сильно, видно, тяжко пришлось человеку.

– Ты как там Ерёма? – участливо спросил Стабров, – не упился на Лубянке?

– Тяжко было, вашблагородь.

– Но ты управился, молодец. А кто передал информацию?

– Не усмотрел. Простите. Я выпимши был.

– Ничего, – не подал вида, что расстроен, Стабров, – всё получилось преотлично. Справился. Замолвлю за тебя словечко, что бы тебя учится послали.

– Да на кого?

– На шофёра. Хватит уж лошадям хвосты крутить.

– Спасибо, ваше благородие, – с жаром согласися Ерёма.

Так, за разговором оказались и на Воловьей улице, и дпже усмотрели вывеску лавки. Ну, вернее, заметил надпись вывески:

«Мясо. Птица. товар купца Мясоедова. Воловья улица дом 11».

Сам Стабров, и дал сигнал остановится вознице. Гвоздёв поставил возок рядом с тротуаром, а Сергей Петрович поднялся, почти взбежал по четырём ступенькам входа в магазин. Стабров отряхнул от снега пальто, и позвонил в колокольчик.

На звон вышел, как видно, приказчик. Одет прилично, но даже без хромовых сапог и малиновой рубахи человек внушал доверие. Это был мужчина лет тридцати, как сказано, одетый не по купечески, да и прическа не охотнорядческая. Скорее, в своём костюме и синем халате, он был похож на лаборанта или аспиранта Московского университета. Даже золотой лорнет на носу имелся для полного впечатления, что перед гостем человек из общества.

– Чем могу помочь? Владелец лавки, Лука Лукич Мясоедов.

– Хоел бы приобрести парочку гусей к Рождеству.

– У меня лучшая птица. Через полчаса всё будет готово. Подождёте, или доставить к вам домой по адресу…

Торговец Стаброву положительно нравился, и врать желания не было. Но, надо было проверить человека на испуг....

– Доставьте на Большой Каретный. В квартиру полицейского чиновника Стаброва, – будничным голосом продолжил Сергей Петрович.

Держался торговец отлично, только лорнет упал у человека и повис на золотой цепочке. Руки не дрожали, но галстук левой рукой гость поправил. Ну, почти и не испугался. Может, и не виноват ни в чём. Стабров расплатился, сделал вид, что уходит, но развернулся и быстро спросил:

– Покойного Пантелеева Фоку Фёдоровича хорошо знаете? То есть знали.

– Откуда? – быстро нашёлся лавочник.

– Да вашу визитку нашёл у покойного.

– Видите, реклама на пользу. У меня, пожалуй, лучшее мясо здесь.

– Конкурентов не имеется? – участливо спросил Сергей Петрович, убирая трость за спину.

– Так нет…

– А господин Копытов вам известен… С Таганской улицы?

– Как вы говорите… Копытов? – и торговец взял карандаш в руку.

– Да, Таганская, дом пять.

– Нет, простите… – и лавочник разочарованно развёл руки, – но спасибо вам, что посетили. Гуси будут доставлены… В какой день?

– Так двадцать четвёртого декабря.

– А сейчас котлет взять не желаете? Мои очень хороши. Уже подсолены, с пряностями, наилучшими индийскими.

– Не откажусь. С десяток, пожалуй.

По звонку Мясоедова рабочий принёс котлеты в вощёной бумаге, уже упакованными. Стабров расплатился, и поклонившись, вышел.

Дальше поехали в лавку на Таганскую улицу. Здесь было недалеко, и вот, полицейский чиновник уже зашёл в лавку под вывеской «Свежайшая говядина только у господина Копытова». Здесь тоже было неплохо, и даже стояли перед прилавком две служанки, как видно, посланные за провизией. За стеклом лежало лучшее мясо, поодаль- для варки супа, что похуже. За столом рядом мясник работал, разделывая и нарезая ломти говядины по заказу покупателей. Сам же владелец, как видно, стоял за прилавком, общаясь с гостями.

Ну, по виду это был типичный лавочник из газетных карикатур- рубашка с аляповатым рисунком, черный шерстяной жилет, шаровары, смазные сапоги и картуз. Ну, конечно, и белый фартук имелся.

Стабров дождался очереди, и вежливо, даже проникновенно произнёс:

– Здравствуйте. Я из полиции.

Подобной реакции, если честно, и не ожидал… Торговец уронил на пол двузубую вилку, которой цеплял мясо, присел, и чуть было не побежал, но был схвачен за воротник рубашки.

– Чего так занервничали…Я из сыскной полиции, – и Сергей Петрович предъявил жетон, – не арестовывать вас пришёл. А спросить о господине Пантелееве.

– Чего спросить?

– Того. Вы, господин Копытов, если вздумаете юлить, на Петровку быстро отправитесь. Собственно, там неплохо, на Петровке. И вам там понравится, я обещаю.

– Давайте переговорим в моём кабинете, – предложил торговец, пытаясь убрать трясущиеся руки за спину.

Место Копытова занял приказчик, а Стабров пошёл вслед владельцу лавки. Небольшая комнатка со столиком и табуретами- вот это собственно и было кабинетом. Полицейский присел напротив Копытова.

– Хочу узнать о ваших делах с покойным, – начал полицейский.

– Так торговля… Мясом торгуем. Дела неплохо идут, это точно. А закон не нарушаем, нет.

– Известны ли вам господа Ракитин, Онопко, Силантьев и Кузьмин?

– Не припоминаю, извините, – и он робко улыбнулся.

– Ну, может быть. Бывали вы на Каланчевской площади у Пантелеева?

– Нет, никогда. Фока Фёдорович , – Копытов произнёс имя Пантелеева, и запнулся, словно боялся перепутать имя, – приезжал ко мне, но никогда к себе не звал.

– Часто приезжал?

– Раз в две недели, не чаще.

– Вам нельзя покидать Москву, теперь вы останетесь под надзором. Будьте готовы, что вас могут вызвать на допрос на Петровку, в сыскную полицию.

Стабров вежливо попрощался и поехал домой, заботливо поддеривая пакет с котлетами. Кажется, день прошёл не зря.

Мюр и Мерелиз

Новый шикарный магазин засиял в Москве рядом с легендарным Кузнецким мостом, местом встреч и танственных свиданий, приютом шикарных портных и модисток . Здесь, где сто лет назад разбивались сердца русских аристократов и французские диссидентки играли умами и кошельками московских дворян. И сейчас здесь обитали модные дома, но господа шотландцы решили перехватить эстафету изменчивой моды и построили шикарный магазин, в котором продавалось Всё. Ну, кроме порочных страстей.





И вот, возок подъезжал к этому магазину в открытые врата которого заходили и выходили дамы и кавалеры Света и Полусвета но от этого не менее прекрасные, и удивляющие своими манерами, исключительно в хорошем смысле слова.

На мраморные ступени встали миниатюрные, но великолепно сшитые женские ботинки, а их обладательница держала за руку видного кавалера. Впрочем, и барышня, в премилой собольей шубке и цветастом павлопосадском платке была просто неповторима своей нездешней красотой. Дамы и кавалеры оборачивались, не в силах не глядеть на эту невероятную пару. Красавица, по всей вероятности, и по чуть скуластому лицу с крупными губами, татарка, и типичный русский богатырь, с плечами в косую сажень, эдакий московский Поддубный, в шапке боярке и сером пальто с бобровым воротником.

– Да мы же видели этого господина в Московском цирке, – зашептала милая девушка, шедшая рядом с своим кавалером.

– Дяденька, – подбежал к силачу юркий мальчуган, вырвавшийся из руки воспитательницы, и протянул мужчине, стоявшему рядом с азиатской красавицей, лошадиную подкову, – согните?

Мальчишка сделал до того уморительную рожицу, что посетитель магазина не мог отказаться, тем более что и девушка засмеялась, спрятав лицо за веер с драконами.

– Ну ладно, но только одну....

Он сжал правой рукой железную подкову, правда, лицо атлета, сделалось совершенно пунцовым, он держал ладонь так минуту или больше. Пальцы разжались, и публика увидела смятый маленький кусочек железа.

– И вы, здесь. – услышал силач такой знакомый голос,– Как обычно, всё превращаете в цирковое действо.

– Ну а вас то я не приглашал. И можете покинуть местто представления, тем более, билет вы не покупали, господин Гомельский.

– Здравствуйте и вы, господин Стабров! Мадемуазель, – журналист поклонился даме, – хотел бы вам представить мою жену, Эсфирь Аркадьевну.

Это была весьма видная дама, одетая дорого и со вкусом. Отличное пальто, изящная шляпка дополняли образ этой красавицы с глазами цвета ночи.

– Приятно познакомится, – и полицейский коснулся края шапки на голове, и – это моя гостья, Анна Аркадьевна, – назвал Стабров спутницу.

Журналист быстрым и профессиональным взглядом оценил спутницу бывшего морского офицера, впрочем, не нарушая приличий.

– Мадемуазель, – и Гомельский в свою очередь изящно поклонился.

– Мы, собственно, по магазинам, Абрам Израилевич, – поддел репортёра Стабров, – решили спортом заняться. Велосипеды нас захватили в плен окончательно.

– Да мы собственно, тоже. Вы не против, если мы составим вам компанию?

– Отчего же? Пойдёмте.

Это общество посетило несколько модных магазинов, и были куплены обновки для прекрасных дам. Гомельский тоже купил себе отличный костюм. Сергей Петрович же пока не купил, того , что хотел. Но вот, в другой секции он увидел мотоциклет, и рядом висел костюм английской шерсти для велосипедного спорта, и комплект одежды для езды на двухколёсном транспорте.

Анна попробовала кожу длиннейшим накладным ногтем. Гомельский, сказать честно. был удивлён. Ноготок длиной в вершок. Посмотрела барышня и так и эдак, оценивая пошив.

– Мы купим, – заявила девушка приказчику.

– И мотоцикл тоже. И велосипеды, мужской и женский, – добавил полицейский.

– Доставим всё в лучшем виде, – заулыбался приказчик, принявшись оформлять документы.

Примерка много времени не заняла. Стабров вышел к Анне и чете Гомельских в кожаной куртке на пуговицах, галифе из замши, в ботинках и кожаных гетрах. Серый свитер с воротником дополнял наряд. Здесь же Сергей Петрович обзавёлся и парой новомодных шерстяных галифе. Адрес для доставки приказчику был написан, деньги уплачены.

– Не хотите ли передохнуть? Здесь отличная кофейня, – предложила Эсфирь.

– С удовольствием, – согласилась Анна.

И вправду, кофейня в магазине была превосходная. Чудесные столики, и без излишней помпезности. Официант принял заказ, и гости спокойно ожидали угощения.

– Анна, а вы из какой части Китая, если не секрет? – спросил журналист.

– С севера. Жили в Пекине.

Тут принесли кофейник, четыре чашки и вазочку с пирожными.

Журналист деликатно замолк, понимая, к ему приведёт разговор- к кровавому восстанию боксёров, начатому Шаолиньскими монахами.

– В Москве тоже хорошо, – и китаянка взяла правую руку спутника обеими руками, – красивый город.

– И нам нравится, – согласился Гомельский, – вы бы не желали посетить с нами танцевальный клуб? Отличное и модное место.

– Мы не против, – ответил наудачу Стабров.

Анна согласно кивнула головой, механически отпивая кофе из маленькой чашечки. К пирожным она не притронулась. Стабров чуть напрягся, но не подал и вида. Чета Гомельских, распробовала пирожные и отдала подлинное уважение шотландскому методу приготовления кофе.

– Мы переговорим? – спросил позволения Абрам Израилевич вставая, и обращаясь к Стаброву.

– Мы тоже пошепчемся, по- женски, – улыбнулась Эсфирь.

Мужчины подошли к окну, где не было никого рядом. Под окнами шумела улица, и люди торопились по своим делам.

– Стесняюсь спросить о деле и о информации с кражей скота.

– Спасибо. Дело продвигается. Часть подозреваемых задержана, в краже скота сознались. Но расследование передано жандармам. Вам неизвестен господин Пантелеев и его дела в Чернигове? Вырисовываются важные подробности, что этот человек не тот, за кого себя выдавал.

– Были там люди, связанные с крупными подлогами и афёрами с векселями. Несколько хороших семей сильно пострадали, а виновные скрылись. Сейчас припомню- Терентий Степанович Могила, Григорий Ильич Вирашевский. Там дела почти на триста тысяч рублей.

– Однако… – и Стабров только почесал подбородок, – сделаем запрос в Чернигов.

– Сергей Петрович, публика жаждет эксклюзива…

– Обязательно. Но последняя статья в газете…

– Обыватели вне себя от восторга. Обеление облика сыскной полиции после предыдущего руководства, связанного с лихоимством. Господин генерал-губернатор Джунковский ведь не протестовал же?

Полицейский чиновник кивнул, соглашаясь. Да его и брали на службу, как свадебного генерала, для поднятия интереса публики, он это прекрасно знал. Но вот, они вернулись к столику, Юйлань смеялась чуть- ли не в голос, а Эсфирь покраснела от смущения.

– Что – то случилось? – спросил Стабров.



– Нет, всё преотлично, – поспешно ответила мадам Гомельская, – так, всё женские разговоры.

– Рецепты приготовления утки, – заметила Юйлань, но её губы словно сами по себе опять разошлись в предательской улыбке, да так, что девушка прикрылась веером.

Вечер заканчивался неплохо.

Смерть купца Копытова

Утро на Большом Каретном начиналось как обычно, Анна и Сергей принялись за обычные физические упражнения. Стабров, размявшись, принялся поднимать дареные четырёх пудовые гири. Хорошо помогало, особенно от утренней головной боли. Сразу чувствовал себя бывший моряк гораздо лучше, а тут и Юйлань, одетая в пижаму, села на шпагат, и локтями опершись о пол, положила подбородок на ладони. Приятно было на неё смотреть, ничего не скажешь. Сразу настроение улучшалось.

После холодного душа оба уселись за стол, схватившись за ложки, но наконец вошла долгожданная Глафира Андреевна с подносом в руках. Пирожки, вареные яйца, сыр и непременная чайная колбаса- тайная любовь Сергея Петровича. были поставлены на стол. Как и кофе для него, и чай для девушки.

– Раскрой секрет, Аннушка, чего ты наговорила жене Гомельского?

– Фира, что ли? – улыбнулась китаянка, – поддеть меня пыталась. Мало больно сама понимает… Что ты с этим человеком, репортёром, говоришь? Больно он хитрый, будь с ним осторожен.

Стабров вздохнул вспоминая разговор с журналистом, опять посмотрел в карие глаза красавицы, и призадумался.

– Не печалься, Сергей. Ты бесстрашен, как дракон, с глазами цвета Вечного Неба и золотой гривой, как Гун- Гун. И Си-Ван-Му, великая царица Запада тебе благоволит. Ты опять победишь. Всё у тебя получится.

– Надеюсь.

– И твой подчиненный, Александр, давно в Ашрам «Звезда Востока» не заходит. Катерина на него жалуется. Ты, как начальник, должен повлиять на нерадивого подчиненного.

– Повлияю, значит.

Очередной пирожок Глафиры Андреевны его отвлёк, и вправду начинка из кураги была просто великолепна.

– Персик, священный плод богини, – заметила девушка.

Завтрак был закончен, и тут, будто по часам раздался настойчивый телефонный звонок. Стабров поднял трубку, и слушал… Лицо вытянулось, и он поспешно стал одеваться.

Оделся в обновки. Галифе, френч, высокие ботинки и кожаная куртка были больше под его настроение, чем строгий котюм и пальто, но непременная шапка осталась. Юйлань посмотрела его новый вид и кивнула одобрительно. Сама она тоже собиралась в свой чайный магазин.

***

Всегдашние соратники сидели в возке, с любопытством наблюдая за новым обликом начальника. Нет, бесспорно, так он выглядел гораздо более героично, да ещё и в боярке набекрень. Франц Шульц и Григорий Ильич Федюнин тихо беседовали, что бы не отвлекать других. Девяткин читал карманное издание любимого Эдгара По.

Ехали опять на Таганскую, дом 5. Стабров был огорчён, и не находил себе места, повесил голову. Дежурный доложил, что Копытов повесился, и полицейский начальник чувствовал себя виноватым. Дело было ясным, судя по докладу будочника, но Стабров решил всё проверить сам, хотя мучился страшно. Выходит это он так напугал Копытова, что тот решил повеситься, без конца спрашивал сам себя несчастный Стабров.



– Удобная одёжка, – выдал начальнику Девяткин.





– Тебе надо зайти в «Звезду Востока» зайти.

– Понял…

– Так то…Я проверю.

– Ерёма, – наконец выдал Стабров. – на обратном пути в монастырь заедем. Мне помолиться надо, – тихо закончил он.

Все замолкли, и был слышен только шорох полозьев о снег, лежащ на дороге, да стук копыт полицейской лошади. Собственно Девяткин знал, что начальник ездил к Копытову. Так ведь один, без мордоворотов, а сам бы бить никогда не стал, как подумал Андрей Сергеевич. Ну а сеголня, прямо точно, надо и в «Звезду Востока »заглянуть. Собирался, да всё в делах и работе, а Катерина, видать и начальнику нажаловалась. Хотя, скорее, к ней Юйлань зашла, а уж потом и до Сергея Петровича это докатилось.

Так, за разговорами и мыслями, возок, пускай и не деда Мороза, добрался до Таганской улицы. Стабров попробовал в руке новомодную штуку- фонарь- лягушку. Нажимаешь на рычаг- и вырабатывается электричество, фонарик светит. Да и полезно, рука разрабатывается. Он попробовал, навёл рефлектор на забор- и точно, зажглось пятно света на крашеных дощечках штакетника.

– Пойдёмте, – и начальник первый зашёл внутрь.

Здесь чуть не столкнулся с будочником Арефьевьвым, поспешно взявшему под козырёк

– Никого не пропускал, – куражно выпятив грудь, доложил полицейский, – Тело обнаружили домашние ближе к вечеру. Накануне покойный отправил домочадцев в церковь, словно знал уже, что помрёт.



– А здесь и семья его?

– Нет, только приказчик и кухарка. Дворник ещё. Но жили в этом доме.

– Понятно…Господин Шульц! Сделайте несколько кадров тела, а мы обрежем верёвку.

Фотограф проворно поставил камеру на треногу. и колдовал с магниевой вспышкой. Наконец, несколько клубов дыма и ярких вспышек говорили о том, что дело сделано. Девяткин принялся описывать обстановку, достав листок и карандаш. Стабров вошёл в помещение, внимательно изучая обстановку.

Сразу на глаза попался перочинный нож на столе, и это полицейский чиновник запомнил. На полу, лежал тот же опрокинутый табурет, который он видел вчера. Понятно, что тела, висевшее под потолком на верёвке не было. Он, автоматически поднял табурет, это орудие самоубийства, и подставил под ноги трупа. Ну, если на цыпочках, всё получалось, расстояние от сидения то стоп вполне реальное. Сергей Петрович обошёл тело со всех сторон, затем сам встал на табурет осматривая шею и узел. Всё было понятно- удушение и смерть.

– Григорий Ильич, когда примерно умер господин Копытов?

Фельдшер померил температуру тела, что-то подумал. и глубокомысленно изрек:

– Вчера, от шести до восьми по полудни.

– Девяткин! Давайте снимем тело!

Надо сказать, в френче и галифе заниматься подобной работой было поудобней, как показалось Стаброву, когда он держал ноги мертвеца, укладывая тело на пол. Девяткин принялся освобождать шею умершего от верёвки, но тут Сергей Петрович, словно по наитию, остановил руку подчиненного.

– Свет поярче сделайте!

Федюнин исчез и вернулся уже с двумя керосиновыми лампами, к счастью, оснащенными отражателями. Теперь стало видно всё.

Полицейский чиновник сам, понемногу, освобождал узел, и чуткими пальцами ощупывал верёвку. Наконец, увидел в её льняном плетении, косичке, еле заметное отверстие.

– Господин Шульц! Запечатлите!

Тот, покачав головой, сделал снимок, и отошёл от важнейшей улики. Стабров для точности сделал и зарисовку в свой блокнот.

– Андрей Сергеевич. Вы как думаете, узел ходил по веревке без препятствий, не мешая самоудушиться?

– Пожалуй, – неуверенно ответил Девяткин. Он пока не понимал, к чему клонит начальник.

– А если, к примеру, там имелся некий предмет, мешающий удушиться?

– То, нет. Узел не сожмёт трахею, и человек не умрёт.

– Значит, наш Копытов вешаться не собирался, а устроил трагикомедию для гостя, которого ожидал. Пришедший должен был увериться в его смерти.

– Хитро…

– Только гость хитрее оказался. И пришедший, убрав нечто на верёвке, освободил узел и убил Копытова…Так, стоп.. Должна быть и ещё верёвка, под рубашкой. Давайте искать, Девяткин.

Пришлось расстегнуть пиджак, и нашли ещё верёвку. Получалось такое хитроумное сооружение, благодаря которому шея Копытова не подвергалась нагрузке.

– Да что же вы, ваше благородие! Теперь как мы найдём убийцу!

– Сложно, да. Но что-то всё здесь завязано с гибелью господина Пантелеева. Распутаем, кто убил Фоку Фёдоровича, как знать, найдём убийцу и этого мясника. Наши задержанные к делу непричастны – господин Ракитин со товарищи, поскольку обретаются в тюрьме. А Копытов был знаком с Пантелеевым, и вёл с ним делишки. и тоже был убит, притом весьма изощрённо. Так что, можно эти дела объединять в одно.

– Надо бы и домашних опросить, Сергей Петрович. А то что-нибудь важное упустим.

– Вот и займитесь. Господин Федюнин! Вызывайте санитаров из мертвецкой.

***

Стабров прохаживался по улице, меряя шагами мостовую, силился успокоится. Он чувствовал, что разгадка близка, но пока не мог поймать мысль, витавшую, словно летняя бабочка, где-то над головой.

Но вот, быстрыми шагами подошёл и Девятки, на ходу застёгивая пальто.

– Так, ничего интересного. Дворник, Фрол Демьянович Миронов. Кухарка Ефросинья Васильевна Иванова да приказчик, Пётр Дмитриевич Шелест.

– Приказчик из малороссов?

– Точно, Сергей Петрович.

– Вызови его, надо его опять опросить.

Полицейский чиновник вернулся в дом, разминувшись с санитарами, уносившими мёртвого. Всё же видимо, убитого. Девяткин перекрестился, ну а Стабров позабыл. Начальник быстро вошёл и сел на стул. Табурет, с которого вешался Копытов, остался для приказчика.

Вошёл в комнату чуть полноватый господин, одетый по- приказчески, по другому и не скажешь. Натертые до блеска хромовые сапоги, шаровары, рубаха -косоворотка в горошек, бардовый жилет, и даже часы на цепочке имелись, Волосы средней длины, на прямой прибор, и короткая бородка дополняла образ этого человека. Приказчик с опаской глянул на табурет, и остался стоять, не желая садиться.

– В ногах правды нет, – твёрдо проговорил Стабров, указывая рукой на сиденье.

Со вздохом приказчик сел, причём на самый краешек, но залез на стол с локтями.

– Итак, Пётр Дмитриевич Шелест, приказчик господина Копытова. – начал полицейский.

– Точно так, Григория Ильича.

– Так его же Евстратом Павловичем кличут? – сразу оживился Стабров.

Приказчик сначала покраснел, затем побелел, и чуть ли не ногтями вцепился в стол.

– Да я не понял, про кого, ваше благородие… Думал. что это моего прошлого хозяина спрашиваете. Так он тоже умер. – и Шелест истово перекрестился.

– Часто ли к вам в дом приезжал господин Пантелеев? О чём говорил с хозяином?

– Так не видел я господина Пантелеева. Кто таков? – начал дурака валять приказчик.

– Вы, Пётр Дмитриевич, из каких мест будете?

– Так из Белгорода.

– Вас привезти, показать дворнику гостиницы на Каланчёвской?

– Да виноват. Испугался, раз убили его, так и меня в кутузку потащат, – стал давить на жалость приказчик.

– Но Пантелеева вы знаете?

Сначала в глазах Петра Дмитриевича непонимание словно прикрыло занавесью его мысли, но потом, он потряс головой, и очнулся.

– Так по делам хозяина, господина Копытова, – наконец ответил несчастный.

– Пойдёмте, поглядим на документы покойного. Девяткин! Начинайте.

В комнате имелся секретер с множеством ящичков, из которых проворный полицейский принялся выуживать содержимое. Стабров пробегал глазами по документам, но всё было пока не важным для дела. Но вот, в синей папке оказались бумаги, увидев которые, господин Шелест просто сполз на пол, на манер растаявшего снеговика. Там оказались векселя, заёмные письма, обязательства. Таких лиц набралось больше десятка. А также два паспорта, где их владельцы были поименованы:

Терентий Степанович Могила.

Григорий Ильич Вирашевский.

Те, да не те

– Андрей Сергеевич! – заулыбался Стабров, посмотрите на это, и он отдал паспорта в руки помошника.

Тот долго смотрел на паспорта, проверяя подлинность документов. Наконец, только пожал плечами.

– Господин Могила весьма похож на покойного Пантелеева. А новопреставленный Копытов это прямо двойник Вирашевского. А паспорта от настоящих просто неотличимы.

– Мне тоже так показалось, что Могила вылитый Пантелеев, а Копытов- Вирашевский. Тем более, господин Шелест, сбившись, назвал Копытова Григорием Ильичом, а не Евстратом Павловичем., как следовало. А вот, Вирашевский- точно Григорий Ильич. Верно, господин Шелест? Вы отвечайте, а то ещё за подлог пойдёте, и не свидетелем. Так настоящие имена этих господ?

– Пантелеев: это Терентий Могила, а Копытов – Григорий Вирашевский, – словно через силу ответил Пётр Дмитриевич.

Приказчик асё сидел на полу, не в силах вымолвить даже слово. Он только раскачивался, да иногда себя по лбу бил кулаком.



– К стати, Девяткин, вы все это уложите, мы с собой заберём, особенно векселя. Ну и всё другое. Ничего не забудьте, составьте опись.

Бумаг набралось два полных мешка книг. папок и просто писем. Помошник вынес мешки по одному. посмотрел на начальника, будто спросил:

– Господина Шелеста здесь оставим, или с собой возьмём?

– Так надо у него спросить. Вы, Пётр Дмитриевич, из чувства вины вешаться не собираетесь? – поинтересовался Стабров, – или боитесь, может быть?

– Да не с чего…

– А то есть у нас где разместиться под присмотром, так сказать. Несколько нумеров свободны. Камеры вполне хороши. Для вашей безопасности. Но не вздумайте скрыться с этого адреса.

– Понимаю, – нахмурился Шелест.

Он долго так сидел. затем вскочил, подбежал к Стаброву, взял за руку, и заглядывая в глаза, попросил:

– Лучше в тюрьму… В тюрьму лучше будет…

– Отчего же?

– Два дня Вирашевский сам не свой был. Письмо писал. Видел я, как он ездил куда-то. и такой прямо бойкий сделался.

– Может напился? Или опиум?

– Нет, такими вещами хозяин не занимался.

– Значит, напуган он был?

– Точно так. А вот почему? Не знаю. Известно правда мне, что в Чернигове много дел они натворили. Может, кто по их следу пошёл.

– Спасибо, господин Шелест, спасибо. Поехали.

Еремей только вздохнул, когда к ним забрался ещё один пассажир. но конь не возражал, и тихой рысью пошёл по вечерней Москве. Недалеко от Мясницкой Девяткин покинул уютное сиденье, и пошёл пешком .

Золотая цепь

До ашрама было недалеко, но места здесь были неспокойные всилу проживающего контингента. Ну да Девяткин имел с собой оружие, да не одно- револьвер и браунинг, так, на всякий случай. Недалеко от чайного магазина полицейский увидел странных личностей, как видно, не стеснявшихся сбывать краденое. Собственно, здесь была продуктовая лавка, а покупателем ворованного был приказчик. В руке продавца была золотая цепочка или браслет, которую злоумышленник показывал скупщику краденого.

А ведь шёл то он по делу, к госпоже Сарковой. А здесь опять попался преступный элемент, который, как будто сговорившись, сбивали его с нужного маршрута.



– Ну опять всё не так, – прошептал он, но охотничий азарт настоящего служителя закона брал свое.

Он подобрался ближе, прошел незамеченным вдоль здания в темноте, и, подбежав, резко вывернул руку грабителю, да так, что тот не смог сбросить похищенное. Наконец, дворник засвистел, и явился городовой, недружелюбно настроенный именно к Девяткину. Но после того, как увидел полицейский жетон, полицейский сразу впрочем, подобрел.

– Надо бы и лавку осмотреть, на предмет краденого имущества.

– Сделаем, ваше благородие.

Городовой засвистел, и подоспели ещё трое полицейских. Подъехал возок из местной полицейской части, и Девяткин им передал задержанного и улику- золотую цепочку. В лавку зашли трое хмурых чиновников, один из которых поздоровался с Андреем Сергеевичем. Полицейский надзиратель вздохнул, но не протестовал. Неохота было в сыскное звонить, как подумалось Девяткину.

Он открыл дверь в ашрам, звякнул колокольчик на входе, и вышла, сделав церемонный поклон, Падма Патил, она же его раскрасавица, Катечка Саркова. Андрей Сергеевич с удовольствием произнёс:

– Добрый вечер, Екатерина Александровна.

Опять на Каланчевской

Стабров в своём кабинете всё смотрел на фотографии улик, изъятых на месте преступленй- женский гребешок, найденный в номере на Каланчевской, и перочинный нож, обнаруженный на Таганке. Он складывал карточки так и эдак, всё обдумывыя происшедшее. Фотографии с места убийства- продырявленный стол, тело Могилы- Пантелеева, лежащее рядом. Карманный пистолетик в руке мертвеца....Сергей Петрович думал вслух:

– Погибший открыл дверь сам, то есть был знаком с убийцей. Всё произошло несколько позже размолвки с Ракитиным, окончившееся дракой. И, возможно наш купец подумал, что его знакомец вернулся… Так, что еще- гребешок , следы около пожарной лестницы, и следы открывания окна именно изнутри, а не с улицы. И, злоумышленник был ранен, но никто к врачам не обращался. Пуля в стену или мебель не попала, подчиненные облазили комнату. Делать нечего, надо ехать на Каланчевскую, и опросить постояльцев.



Но тут Стабров вспомнил о важном, поднял трубку телефона и позвонил дежурному:

– Отправьте запрос в Чернигов по телеграфу, с пометкой срочно. « Просим выслать все данные о Терентии Степановиче Могиле, Григории Ильиче Вирашевском. О их афёрах и всех пострадавших от преступлений этих людей»

– Через день всё и пришлют, – обнадёжил дежурный сыскной полиции, – телеграф- штука хорошая.

– Спасибо, – ответил полицейский чиновник.

Он накинул кожаную куртку на френч, и спустился во двор. Мимо проходили сослуживцы, уже не удивляясь эпатажному виду Сергея Петровича. В окно он видел Минакова, Александр Владимирович был бы очень кстати. Мог человек найти общий язык с каждым, особенно с прислугой из хороших домов.

Сергей Петрович увидел Гвоздёва при форме, о чём -то неторопливо говорящего с премилой барышней. Еремей был прямо заправским кавалером, да и девушка была хороша, да и с явной симпатией общалась с полицейским извозчиком. Моряк решил поспособствовать авантажности юного дон Жуана в глазах прелестницы. Стабров твёрдым шагом подошёл к паре, и деликатно кашлянув, произнёс:

– Важное дело, господин Гвоздёв. Со мной приступаете к расследованию. Мадемуазель, – и офицер коснулся пальцами правой руки своего головного убора.

Подобный сикурс возымел действие, барышня покраснела от удовольствия, чуть присела и представилась:

– Ефросинья Ивановна Павлова.

– Сергей Петрович Стабров, полицейский чиновник, капитан флота.

– Простите, если я Еремея отвлекла.

– Ничего. Мы только через полчаса уезжаем, – ответил полицейский чиновник и покинул место свидания.

***

– Спасибо, ваше благородие, – громко сказал Еремей, чуть повернув голову назад, – и Ефросинье вы очень понравились. Сказала, вы, мол прямо как настоящий авиатор.

– Ага, – оценил шутку Стабров, – моряк только.

– Вот, Сергей Петрович, поэтому от вас все барышни без ума. Даже китайская принцесса, – согласился и просвещённый Девяткин, – Вы и герой, и силач, и моряк.

– А говорят, и другое, – добавил возчик, – что, она дескать , сибирская княжна. Ну а вы, Андрей Сергеевич, об этом во всей сыскной полиции говорят, что вы с индийской волшебницей общаетесь. Зовут красавицу Падмой, и всякому будущее открывает. И никогда не ошибается.

– Запомни, Еремей и запиши, что любая женщина -ведьма, – отчетливо и твёрдо произнёс Девяткин.

– Даже красавицы? – не поверил юноша.

– Тем более красавицы. Красавицы -они вдвойне ведьмы.

– И вы тоже так думаете, Сергей Петрович?

Стабров только промолчал, да пожал плечами. Чёрт его знает, конечно. Ну, может не ведьмы, не совсем, ну так, немножко. Но как-то похожи, что и не отличишь…

Вот, подъехали на Каланчевку, дворник Кузнецов пропустил во двор даже возок. Матвей Ильич опять принялся за свою метлу, очищая от снега подъезд перед домом.

– Девяткин, – сказал начальник, – иди, поговори с Ильичом. Находил ли он в мусорном баке нечто медицинское- бинты или ещё чего.

– Сделаю…

Девяткин стал прогуливаться, ожидая, пока Матвей Ильич отложит свое оружие труда. Но вот дворник закончил труды, и сам подошёл к полицейскому.