В ту же секунду пискнул компьютер — Кристофер обернулся к монитору и удостоверился, что загрузка данных окончена. Сару это тоже отвлекло, и она не уследила за Дэвисберри, который мгновенно воспользовался обстоятельствами — оттолкнул ее, вскочил и, подбежав к письменному столу, выхватил из ящика пистолет.
— Кристофер! — крикнула Сара, увидев, что старик целится в него.
Дэвисберри тотчас перевел ствол на нее. Он метил в лоб, но рука дрогнула, и пуля лишь оцарапала щеку Сары, которая рефлекторно шарахнулась в сторону, чтобы уйти с линии выстрела. Она упала, опрокинув низкий столик, а когда ей удалось подняться на ноги, Дэвисберри в кабинете уже не было.
Кристофер тем временем вытащил флешку из порта, но так нервничал, что выронил ее, и она завалилась за стол.
Марк Дэвисберри промчался вниз по ступенькам, обогнул толпу возбужденных сотрудников, еще не пришедших в себя от счастья, и бросился бегом к бронированной двери в дальней стене огромного зала. На ходу достал из кармана увесистый ключ и, не с первого раза попав, вставил его в замочную скважину, повернул, оглянулся, окинув последним взглядом свою исследовательскую команду, и захлопнул тяжелую створку за собой. Лишь несколько человек это заметили и озадаченно посмотрели вслед директору.
В небольшом помещении, куда попал Дэвисберри, было пусто, только магнитное считывающее устройство висело на противоположной от входа стене. Бизнесмен приложил к экрану свой пропуск, и часть стены отъехала в сторону, открыв нишу, в которой была еще одна замочная скважина. Вставив в нее ключ, Дэвисберри испустил глубокий вздох:
— Господи, прости меня. Я так ошибался…
И повернул ключ в замке.
Первый взрыв грянул рядом с гигантской сферой, и от него тряхнуло всю лабораторию. В открытую дверь кабинета Дэвисберри ворвалась волна тепла, обдав Сару и Кристофера. Внизу, в зале, бушевало пламя, лежали окровавленные, обожженные тела ученых, огонь пожирал сеть из фотодетекторов на поверхности модуля.
Сара бросилась к журналисту, который навалился боком на стол и шарил между ним и стеной на полу в поисках упавшей флешки.
— Кристофер, надо уходить!
Прогремел второй взрыв, волной воздуха вышибло стекло в кабинете, Кристофер откатился к краю стола и наконец нащупал флешку. Сара помогала ему подняться, когда раздался третий взрыв, еще ближе к галерее, и волна опрокинула их на пол. Кристофер упал на спину, а на стол обрушилась и раскололась часть потолочной бетонной плиты, которая пошла трещинами от сотрясения. Обломок придавил ногу журналиста — и его крик потонул в грохоте нового взрыва. Глядя вверх, он видел, как трещины на потолке угрожающе ветвятся и расширяются. Сара тем временем пыталась поднять тяжелый кусок бетона, чтобы вызволить Кристофера, но не могла сдвинуть его и на полсантиметра.
Очередной взрыв сотряс стены, обломки бетона градом хлынули с потолка в огромном зале, похоронив под собой гигантскую ловушку для нейтрино. Было ясно, что еще немного, и от подземного научного центра ничего не останется.
— Больше нет времени, Сара! Возьми флешку и уходи! — закричал Кристофер. — Ты должна спасти Симона! Поклянись, что ты его спасешь!
Сара снова взялась за обломок бетона, зарычав от бессильной ярости, но обломок не сдвинулся с места. Она понимала, что не справится.
А взрывы все не умолкали, и каждый следующий мог прикончить их обоих; вся подземная конструкция грозила вот-вот сложиться как карточный домик.
Кристофер сунул Саре в руку флешку и ключи от машины. Она крепко сжала их пальцами; в глазах стояли слезы. Сара повторяла себе, что это не может быть правдой, такого просто не должно с ними случиться, потому что она не переживет.
— Спаси моего племянника. Скажи ему, что я его люблю… Скажи, что мы с его мамой и папой всегда будем думать о нем и заботиться.
Сара уже не видела лица Кристофера, потому что слезы катились быстрым потоком. Она обняла его и поцеловала.
— Не забывай смотреть на звезды, — прошептал он дрожащими губами. — В этой жизни я уже не успею, но там, в космосе, у меня будет целая вечность для того, чтобы каждый миг повторять… я люблю тебя.
Очередной обломок упал, задев руку Сары и разодрав кожу.
Кристофер оттолкнул ее, она разжала объятия и бросилась прочь из кабинета.
Глава 49
Впоследствии Сара не могла вспомнить, как ей удалось добраться до лифта, который поднял ее из шахты на поверхность живой и почти невредимой. В памяти осталось лишь то, как она бежала, падала, когда под ногами тряслась земля, потом вставала и снова падала много раз.
Как только дверца лифта открылась с металлическим лязгом, Сару, выпавшую из кабины, подхватил санитар и помог дойти до машины скорой помощи. По дороге он все расспрашивал, как она себя чувствует, но Сара не могла говорить.
На парковке, которая совсем недавно была пустой, теперь теснились пожарные машины и блестели каски целой армии спасателей.
— Присядьте, — сказал санитар, когда они добрались до \"скорой\", — я вас осмотрю.
Она не сопротивлялась, плохо понимая, что происходит вокруг.
Санитар посветил ей в глаза фонариком, проверив реакцию зрачков, и надел на руку автоматический тонометр.
— У вас сердечный ритм повышен, но давление в норме. Вы сильная, — заключил он. — Посидите, пожалуйста, здесь. Полиции понадобятся ваши показания. Хорошо?
Сара машинально кивнула и осталась сидеть неподвижно. Поблизости кто-то кричал командным голосом, раздавая указания, мелькали силуэты пожарных и санитаров — ей все это было безразлично.
— Мадам, что там случилось? — раздался над ухом взволнованный женский голос, в котором звучало радостное возбуждение.
Сара подняла голову — прямо на нее смотрел объектив телекамеры. Журналистка, задавшая вопрос, совала ей в нос микрофон и ждала ответа с фальшивым сочувствием на лице. Но Сара лишь вяло отмахнулась — мол, оставьте меня в покое — и отошла от съемочной группы. Телевизионщики бодро потрусили искать других свидетелей катастрофы.
В полном оцепенении Сара провела несколько минут, потом вдруг услышала крик спасателя — он сообщал коллегам, что лифт поднимается. Она бросилась ко входу в шахту. Четверо пожарных вынесли из кабины две пары носилок, на которых лежали обожженные, окровавленные тела. Когда вся группа проходила мимо Сары, она узнала в раненых двоих туристов, которые спускались в музей вместе с ними. Те, кто их вытащил, переговаривались между собой, и один пожарный сказал, что внизу больше нет выживших.
К Саре подошел молодой полицейский.
— Со мной все в порядке, — рассеянно обронила она.
— Нам нужны ваши показания, мэм.
Оживленное движение на парковке усилилось, но теперь все суетились вокруг спасенных. Сара безо всякой надежды посмотрела на открытый вход в шахту. Лифт опять начал опускаться — пожарные еще не покончили с огнем под землей.
Она взглянула на полицейского и лаконично ответила на все его вопросы, притворившись туристкой, желавшей осмотреть достопримечательность. Она, дескать, понятия не имеет, почему под землей все вдруг затряслось и возник пожар, и думает лишь о том, как бы поскорее вернуться домой. Полицейский все записал в блокнот, а под конец попросил документы. Сара протянула паспорт, парень его внимательно изучил и вернул, сказав, что завтра от нее ждут более подробных показаний в полицейском участке города Соудена. Затем он попрощался и пошел опрашивать других выбравшихся из шахты.
Сара, измученная и опустошенная, сжала в кармане флешку. Жизнь Симона Кларенса теперь зависела только от нее, хотя собственная жизнь потеряла для Сары ценность — невыносимо было ходить, дышать, думать, говорить. Но она дала обещание.
Сара взглянула на часы. Самолет до Парижа, на который они с Кристофером собирались успеть, должен был вылететь через два часа, а до Миннеаполиса — три с половиной на машине. Она опоздала, но все равно надо было ехать, покупать билеты на ближайший рейс. Нечеловеческим усилием воли Сара заставила себя дойти до арендованного внедорожника, ждавшего под американским флагом. Двигаясь как автомат, она прошла мимо съемочной группы телевизионщиков — журналистка докладывала зрителям о серии взрывов в Соуденской подземной лаборатории и о чудовищных разрушениях. Согласно первым показаниям нескольких сотрудников, выбравшихся живыми, во взрывах может быть виновен известный бизнесмен Марк Дэвисберри, которого полиция как раз сейчас допрашивает. Сам он тоже получил множественные ожоги и травмы.
Сара села за руль, вставила ключ в замок зажигания и разревелась — уже не могла сдерживаться. Наплакавшись, призвала себя к порядку и собралась завести мотор, но среди спасателей вновь возникло оживление, несколько человек побежали к лифту. Сквозь клубы пыли, поднятые на парковке, ей удалось разглядеть, как из кабины в руки подоспевших спасателей вывалились двое. Она сейчас же вылезла из машины и, ускоряя шаг, пошла к ним. Первого человека сразу уложили на носилки. На нем был разорванный и обожженный белый халат, испачканный кровью и землей. Когда спасатели торопливо прошли с носилками мимо Сары, она разглядела лицо жертвы — незнакомое.
Сердце забилось сильнее, она бросилась бежать к лифту, но рассмотреть второго раненого все никак не могла — его окружили пожарные и врачи.
— Мэм, стойте! — окликнул ее полицейский. — Вам туда нельзя!
Но Сара, проигнорировав запрет, в несколько прыжков преодолела последние метры, отделявшие ее от спасательной команды, растолкала специалистов и упала на колени рядом с сидевшим на земле мужчиной. Он медленно поднял голову, и Сара задохнулась от радости.
Со слезами на глазах она прижалась лбом ко лбу Кристофера и почувствовала, как его ладонь легла ей на затылок.
Врач, который хотел было ее прогнать, понял, что никакая медицинская помощь не поставит его пациента на ноги быстрее, чем эта женщина, и молча продолжил делать свою работу.
Одежда Кристофера висела лохмотьями, лицо было в ссадинах, но нога, к счастью, оказалась цела — вместо перелома сильный ушиб.
— Сколько времени осталось? — прошептал он.
— До рейса один час тридцать пять минут.
Оба прекрасно понимали, что не успеют в аэропорт. И обоим в голову пришла одна и та же спасительная идея при виде машины скорой помощи.
Как они и надеялись, \"скорая\" домчала их до Миннеаполиса меньше чем за час. По дороге санитары наложили на ногу Кристофера повязку, а он переслал Лазарю видео, которое Сара сняла в гигантском зале Соуденской подземной лаборатории на церемонии запуска нейтринного детектора. Лица участников трудно было разглядеть, зато голоса и звуки записались отлично.
Через пятнадцать минут, в течение которых Кристофер обливался холодным по́том, телефон зазвонил.
— А что насчет руководителя проекта? — спросил Лазарь. Теперь его сиплый голос казался сухим шелестом — он быстро слабел.
— Человека, который с середины шестидесятых годов финансировал и организовывал секретные эксперименты над вами и другими людьми, зовут Марк Дэвисберри. И если он еще не умер от полученных травм, остаток жизни ему суждено провести в тюрьме.
— Вы можете это доказать, Кристофер?
— Включите любой американский информационный канал.
Лазарь, не прерывая мобильного соединения, запустил на ноутбуке новости CNN — Кристофер услышал из динамика телефона характерную быструю речь американских репортеров.
А старика охватило странное волнение, которому он и сам удивился, когда на экране возникло лицо одного из его палачей. Фотография Марка Дэвисберри находилась в углу кадра, на фоне заснятых телевизионщиками полицейских и врачей, окруживших носилки с окровавленным телом. Диктор за кадром говорил о том, что Марк Дэвисберри, некогда занимавший высокий пост в ЦРУ, а ныне известный промышленник, сделавший состояние на производстве медицинского оборудования, назван главным подозреваемым по делу о взрывах, в результате которых только что был полностью разрушен экспериментальный научный центр в Соуденских рудниках.
— Город Ницца, улица Сен-Пьер-де-Ферик, дом сто тридцать, — прозвучало из динамика телефона, и Лазарь дал отбой.
Кристофер застыл с открытым ртом — Саре пришлось несколько раз спросить, что сказал Лазарь, прежде чем он отреагировал.
— Старик назвал адрес в Ницце. Мы победили, Сара!
Она порывисто обняла его и положила голову на плечо, а Кристофер как заведенный бормотал себе под нос: \"Улица Сен-Пьер-де-Ферик, дом сто тридцать\", — чтобы не забыть.
Когда \"скорая\" въехала в Миннеаполис, Кристофер попросил высадить их и подписал официальный отказ от медицинской помощи. Они с Сарой поймали такси и через полчаса уже бежали по посадочной галерее к борту AF 93021 Миннеаполис — Париж.
И лишь когда самолет оторвался от земли, Сара воспользовалась передышкой, чтобы расспросить Кристофера, каким чудом он выбрался живым из рудников.
Оказалось, один из членов исследовательской команды Дэвисберри уцелел — огонь до него не добрался, а от обломков потолка спасла защитная каска. В панике он почему-то бросился наверх, в кабинет директора, решив, что там должен быть запасной выход, и увидел придавленного куском бетонной плиты Кристофера. По дороге ученый прихватил топор с пожарного щита, воспользовался древком как рычагом и вызволил его, а потом они, помогая друг другу, добрались до выхода из шахты — последние метры уже Кристоферу пришлось тащить того, кто его спас.
Сара, пока он рассказывал, смотрела в иллюминатор на кучевые облака, ей было стыдно, что не она спасла Кристофера.
— Ты ничем не могла мне помочь, — ласково сказал он и накрыл ее руку ладонью. — Ничем. Я сам попросил тебя уйти, так что не вздумай себя упрекать. Я всем тебе обязан.
Их пальцы переплелись. И хотя Кристофер знал, что тревога за Симона отступит, лишь когда ему позволят наконец прижать мальчика к груди, сейчас, вопреки всему, он испытывал безбрежное счастье, сидя рядом с женщиной, которая ради них рисковала собой.
Через несколько мгновений Сара заглянула ему в лицо и долго рассматривала, будто подсчитывала ссадины и синяки, а потом кончиками губ осторожно коснулась каждой ранки на коже. И снова крепко сжала его ладонь.
В течение всего полета они ощущали взаимную поддержку и тепло друг друга, но нервное напряжение не отпускало. Обоим не давал покоя вопрос, сдержит ли Лазарь слово, вернет ли он Симона живым.
Глава 50
Когда самолет, на который они пересели в Париже, приземлился наконец в Ницце, Кристофер чувствовал себя хуже некуда: нервы совсем разыгрались, усталость за время короткого отдыха не исчезла, к этому добавилась изнуряющая жара французского юга, да еще им попался особенно болтливый таксист.
— Миленький квартальчик, — с напевным южным выговором прокомментировал он, услышав адрес и выруливая с парковки аэропорта. — Не знаю, бывали вы там или нет. Улица Сен-Пьер-де-Ферик — это на холмах, там шикарные виллы. То есть когда-то были шикарными, сейчас многие заброшены, и куда только хозяева смотрят…
— Мы устали, — отрезала Сара. — Будем благодарны, если довезете нас как можно быстрее.
— Да без проблем! Какой у вас интересный акцент. У моей свояченицы есть подруга норвежка, вот очень похоже. Вы, часом, не из Скандинавии, нет? Из Норвегии или типа того?
Сара молча отвернулась к окну. Со второго раза таксист понял намек, но еще какое-то время бормотал банальности о различиях между северянами и южанами и о пресловутой нелюдимости жителей холодных стран.
Сара и Кристофер не стали поддерживать разговор даже из вежливости. Кристофер, прижимавший к боку портфель с флешкой и всеми бумажными документами, найденными на острове, в лаборатории отца, с каждой секундой все сильнее беспокоился о Симоне, а Сара больше не находила слов, чтобы его утешить.
Проехав по шоссе, машина свернула на косогор. С обеих сторон узкой дороги теперь простирались запущенные фруктовые сады, в глубине которых стояли виллы, казавшиеся необитаемыми.
Сара, заметив табличку с номером 120, попросила шофера остановиться.
— Но вам же нужен сто тридцатый дом, разве нет?
— Остановите здесь!
— Ладно, ладно! Что вы так нервничаете? Я ж просто не хотел, чтобы вы пешком тащились, но, в конце концов, это ваше дело, как скажете…
Они расплатились и вышли, с облегчением отпустив болтуна. Солнце уже садилось, облака над горами заповедника Меркантур переливались красным и оранжевым, словно охваченные пожаром.
— Дай мне документы, — сказала Сара.
— Зачем?
— Лазарь из тех, кто убивает не задумываясь. Ничто не помешает ему отдать приказ нас прикончить и забрать документы с трупов. Нужно спрятать портфель где-нибудь здесь и сразу заявить старику, что у нас их при себе нет и что, пока мы не получим Симона и не уйдем все трое живыми и здоровыми, он их не получит.
Кристофер должен был признать, что совершенно забыл об осторожности; единственное, о чем он мог сейчас думать, — это как бы поскорее увидеть мальчика. Так что отдал Саре документы без возражений. Она, оглядевшись и удостоверившись, что на улице, кроме них, нет ни души, засунула портфель под куст у ветхой изгороди.
— Ну все, теперь пора.
Вилла под номером 130 оказалась одной из немногих с освещенным фасадом. За высоким частоколом и буйной растительностью мало что было видно, однако, судя по всему, участком Лазарь владел обширным. Сара заметила видеокамеру, но Кристофер уже нажал на кнопку интерфона и, не дожидаясь, когда кто-нибудь откликнется, заговорил первым:
— Сразу вас предупреждаю: документы в надежном месте. Сначала я получу Симона, а потом вы получите то, что вам нужно.
Ответа не последовало.
Сара осторожно толкнула приоткрытую створку ворот. За ними оказалась величественная аллея, обсаженная стройными флорентийскими кипарисами и усыпанная белой галькой. Она привела их к вилле из тесаного камня, стоявшей на пригорке посреди огромного фруктового сада. Было тихо, лишь скрипели камешки под ногами и где-то в зарослях стрекотали цикады, аккомпанируя беспечным трелям соловья. Погода была ясная, но из-за горизонта уже наползали темно-серые грозовые тучи.
Два марша лестницы из белого камня вели к террасе под аркой, характерной для барочной архитектуры. Поднявшись по широким ступеням, Кристофер потянул на себя резную дверь, и она открылась.
В холле, выложенном белым мрамором, царила идеальная чистота. На стенах между закрытыми дверями висели гобелены; изогнутая лестница вела на второй этаж. Кристофер собирался броситься по кругу, распахивая двери и выкрикивая имя Симона, но вдруг услышал медленный ритмичный шум — тот самый, на фоне которого из динамика каждый раз звучал голос Лазаря. Это поднимался и опускался поршень аппарата искусственного дыхания, который был установлен, судя по всему, где-то на втором этаже.
Взбежав по лестнице, они оказались в коридоре, и Сара сразу посмотрела налево, направо — здесь, как и в холле, никого не было. Шум аппарата искусственного дыхания доносился из-за ближайшей приоткрытой двери.
— Есть кто-нибудь? — громко спросил Кристофер.
Никто не отозвался.
Сара толкнула створку, и та медленно открылась, явив взорам большую комнату, выстеленную гранатовым ковром и оклеенную обоями с арабесками. В распахнутое окно рвался свежий ветер, и к мерному шуму аппарата примешивался шелест листвы старой липы.
На кровати, повернув голову к окну, лежал худой старик с облепившими череп редкими седыми волосами.
— Лазарь? — окликнул его Кристофер.
Старик не пошевелился. Тогда журналист, даже не оглядевшись, подбежал к кровати. Сара, не потерявшая, в отличие от него, осторожности, внимательно осмотрела в помещении каждый уголок.
— Лазарь! — выпалил Кристофер, и у нее сжалось сердце — судя по его интонации, нужно было готовиться к худшему.
Она тоже подошла к кровати, и все стало ясно. Кристофер принялся трясти неподвижного старика за плечи:
— Где Симон?! Сволочь! Отвечай!
Но старик не открыл глаза и никак не отреагировал — болтался в руках Кристофера, как тряпичная кукла.
Тем не менее дыхательный аппарат работал — Лазарь был еще жив, но, возможно, впал в кому и унес с собой в беспамятство их последний шанс вернуть Симона. На бескровных губах застыла безмятежная полуулыбка.
— Симон! — во все горло закричал Кристофер, не зная, в какую сторону направить этот призыв. — Симон! Это я! Где ты?! — Он бросился открывать шкафы, выдергивать ящики, перевернул в комнате все вверх дном в поисках хоть намека на то, где искать мальчика.
Сара, сохранившая хладнокровие, тем временем внимательно осмотрела лежавшего без сознания Лазаря. На двух пальцах его правой руки были очень старые татуировки: роза ветров и кинжал. \"Это знак русской преступной группировки \"Воры в законе\", — подумала она. — Вероятно, помимо советской разведки, Лазарь был тесно связан с криминальным миром, что объясняет, как бывший подопытный ЦРУ сбежал из психиатрической больницы во Франции, обзавелся виллой и годами находил деньги и людей для поиска своих палачей\".
Сара приподняла простыню, укрывавшую тело старика. На торсе тоже была татуировка — Богородица с блаженно улыбающимся Младенцем. Точно такая же улыбка играла на губах Лазаря, и она определенно свидетельствовала о том, что этот жестокий человек, в прошлом совершивший, наверное, немало преступлений, уходит с миром, в согласии со своей совестью. Возможно, все дело было в том, что он наконец достиг цели, составлявшей смысл его жизни, — палачи понесли возмездие, он отомстил им за десятилетия страданий и теперь может спокойно уйти, тем более что ему известно о бессмертии души. Но Саре показалось, что в улыбке Лазаря есть нечто большее — какое-то великодушие.
Она еще раз осмотрела тело. Левый кулак был сжат под простыней. Сара осторожно разогнула его пальцы, высвободила из них смятую записку и расправила ее.
— Кристофер…
Но журналист уже был в соседней комнате — хромая, метался из угла в угол, вытряхивал содержимое шкафов, заглядывал под кровати, простукивал стены и громко выкрикивал имя Симона.
Сара подбежала к нему и развернула перед носом записку. — Что это?! — возмутился Кристофер оттого, что его заставляют терять время.
— Послание, которое нам оставил Лазарь.
— \"За первым гобеленом в холле слева от входа\", — вслух прочитал журналист.
Сара показала ему ключ, который был завернут в записку. Издали накатывал с неба глухой рокот — приближалась гроза. Они спустились по лестнице. Кристофер спешил изо всех сил, не обращая внимания на боль в ушибленной ноге; он первым устремился к гобелену, закрывавшему стену снизу доверху, и так дернул ткань, что чуть не сорвал ее. За гобеленом была потайная дверь с замочной скважиной. Когда подоспела Сара и отперла замок, оказалось, что вниз ведет служебная лестница, и Кристофер незамедлительно помчался по ступенькам. В маленьком коридоре с запыленным паркетом обнаружились две каморки для прислуги, обе запертые. Тот же ключ подошел к одной из дверей.
Кристофер переступил порог. Сердце норовило выскочить через горло, в ушах оглушительно гудела кровь.
Ставни в комнате были закрыты, пахло пылью и затхлостью, белесый свет исходил от поставленного на пол электрического фонаря, рядом валялся на боку деревянный игрушечный поезд, а в углу сидел, прижимая к себе белого плюшевого медведя и опустив голову, взъерошенный мальчик.
— Симон…
Мальчик, прерывисто задышав, крепче стиснул медведя, худые плечики задрожали; он не решался поднять голову. Кристофер, у которого от слез защипало глаза, хромая, приблизился.
— Малыш, это я… Все закончилось, злые люди ушли. Я здесь…
Симон наконец медленно поднял лохматую голову, Кристофер присел рядом с ним на корточки, но пока не осмеливался обнять мальчика — боялся его напугать еще больше.
Симон некоторое время пристально смотрел на него, словно никак не мог понять, сон это или реальность.
— Ты молодец, отлично держался, — улыбнулся Кристофер. — Ты такой сильный!
Мальчик вдруг порывисто вскочил, выронив плюшевую игрушку, обхватил дядю за шею и уткнулся лицом ему в плечо.
Сара молча наблюдала за ними — у нее перехватило горло от эмоций.
За ставнями вдруг громыхнуло так, будто молния ударила прямо над виллой, а в следующую секунду на крышу обрушился поток дождя.
Подхватив племянника на руки, Кристофер понес его в холл. Сара попыталась вызвать по телефону такси, но ей сказали, что придется подождать, пока гроза закончится. И они, теперь уже никуда не опаздывая, уселись в кресла в холле и терпеливо ждали. Симон заснул от избытка переживаний и оттого, что наконец почувствовал себя в безопасности, а Кристофер все гладил его по вихрастой голове, словно до сих пор не верил, что это ему не снится.
На улице уже бушевали потоки воды, шквалистый ветер, завывая в ставнях, неистово рвал плотную завесу ливня, пригибал долговязые кипарисы к земле, испытывая их на прочность.
— Флешка и документы! — спохватился Кристофер.
Сара тоже совсем забыла про портфель, спрятанный под кустом у соседней изгороди, и сразу бросилась к входной двери.
— Стой, это опасно! — всполошился он, но было поздно.
За несколько секунд Сара промокла до нитки, будто с головой окунулась в бассейн. Она побежала по аллее, расплескивая глубокие лужи, а когда дорога пошла под уклон, ее чуть не сбил с ног бурный поток.
Кристофер из окна в холле видел, как она убегает все дальше, растворяясь в дождевой пелене, и думал, что эта женщина не похожа ни на одну из тех, кого он встречал в жизни.
Кое-как добравшись до того места, где она оставила портфель, Сара обнаружила, что все кусты возле изгороди выворотило и унесло потоком, землю размыло до камней, ничего не осталось, кроме бурлящей воды. Она сбежала по склону холма в надежде, что портфель за что-нибудь зацепился или его выбросило на незатопленный участок, но внизу поток устремлялся в широкое жерло сточной трубы. На всякий случай Сара подобралась поближе к ней, осмотрела окрестности — ни портфеля, ни разбросанных бумаг нигде не было.
Пришлось возвращаться на виллу ни с чем.
Увидев ее с пустыми руками, Кристофер подумал, что все доказательства беспрецедентного открытия теперь полностью уничтожены, но, возможно, оно и к лучшему. Тем более что в тот момент не было и не могло быть ничего важнее Симона, мирно спавшего у него на коленях.
Окончания грозы они ждали в уютном молчании. Сара с ласковой улыбкой смотрела на малыша, прижимавшегося во сне к дяде. А через полчаса наконец приехало такси, и они первым делом отправились в больницу, чтобы Симона обследовали врачи. По дороге, когда мальчик проснулся, Кристофер попросил его не рассказывать правду, если в больнице кто-нибудь спросит, где он провел последние несколько дней, и пообещал, что позже они все спокойно обсудят, когда уже будут дома.
В больнице мальчика сразу увела в кабинет медсестра, для которой они наспех сочинили историю — мол, гуляли в заповеднике Меркантур, устроили пикник, поссорились немного и не заметили, как мальчик исчез, потом искали его целый час и нашли в слезах под старым деревом; вроде бы с ним все в порядке, но они решили удостовериться, что не пропустили какой-нибудь ушиб, укус насекомого или что-то в этом роде. Медсестра смерила их укоризненным взглядом и ласково позвала Симона за собой, а Сара с Кристофером остались ждать в приемном покое с другими родственниками пациентов. На них никто не обращал внимания — одни листали потрепанные журналы, другие уткнулись в экраны смартфонов.
Кристофер купил в автомате кофе и один стаканчик протянул своей спутнице. Некоторое время они молча потягивали горячий крепкий напиток, разглядывая людей вокруг.
— Наверное, это банально, то, что я хочу сказать, но у меня какое-то странное чувство из-за того, что придется вернуться к обычной жизни, — задумчиво проговорил Кристофер. — Как мы теперь будем жить среди людей, которые… не знают того, что знаем мы? Привычный порядок вещей уже не восстановится…
Сара положила голову ему на плечо.
— По опыту могу сказать, что унылая повседневность — лучшее лекарство от всего, — изрекла она, хотя и сама не очень-то в это верила.
— Спасибо, что так мило мне врешь.
— Это не совсем ложь. Заботы о ребенке тебя отвлекут.
Кристофер обнял ее за плечи и прижал к себе:
— Если врачи не оставят Симона в больнице, снимем номер в отеле и хорошенько отдохнем перед возвращением в Париж… Да?
Сара, смущенно потупившись, высвободилась из его объятий.
— Мне… мне нужно вернуться в Осло для отчета. Теперь у меня есть ответы на все вопросы, я знаю, кто виновен в смерти пациента Четыре-Восемь-Восемь. Расследование окончено, но, чтобы закрыть дело, понадобится много бумажной работы и формальностей. К тому же мне придется объясняться перед начальством за свое отсутствие на службе. Еще я дам свидетельские показания, и это избавит тебя от неприятностей. Чем быстрее мы с этим разберемся, тем лучше, а то местные полицейские не дадут тебе покоя. Проводишь меня в аэропорт?
— Это твоя любовница? — Симон, заметно повеселевший, выскочил к ним из кабинета и указывал пальцем на Сару.
— Она… э-э… — растерялся Кристофер, но его спасла подошедшая вслед за мальчиком медсестра.
— Физически Симон здоров, — сообщила она. — Нет никаких внешних повреждений. Но нас беспокоит его психическое состояние…
Кристофер, подхватив мальчика на руки и крепко обняв его, признался медсестре, что он приемный отец родного племянника, родители Симона погибли год назад в автокатастрофе и он до сих пор не оправился от этого, чем и объясняется его психическое состояние. Медсестра, ласково улыбнувшись Симону, обратила строгий взгляд на Кристофера и тихо сказала ему, что ребенок и так настрадался, а потому заслуживает более внимательного и ответственного приемного отца. Напоследок она с упреком посмотрела на Сару и удалилась с глубоким неодобрительным вздохом.
Кристофер покорно выслушал отповедь и не стал оправдываться — в конце концов, в словах медсестры была доля истины.
— Так она твоя любовница или нет? — снова спросил Симон, не сводя с Сары задумчивого взгляда.
— Прости, малыш, ты спал, и я не успел вас познакомить. Это Сара. И наше с тобой страшное приключение благополучно закончилось во многом благодаря ей…
Симон понимающе кивнул и удивленно нахмурился, когда Сара повернулась и он рассмотрел обожженную часть ее лица.
— А где твоя бровь?
— Я… э-э…
— У Сары очень много талантов, — пришел на помощь Кристофер, — но она совсем не умеет выщипывать брови. Это ее единственный недостаток.
Сара широко улыбнулась — Кристофер впервые увидел ее такой, с веселыми, сияющими глазами, и даже растерялся.
Она это заметила.
— Да-да, улыбаться я умею. И смеяться тоже.
— Но ты все время была ужасно серьезной и грустной. Это из-за меня?
— Нет, ты тут ни при чем. Я так реагирую на смену часовых поясов, — сказала Сара и подмигнула Симону.
— Ты поедешь к нам домой? — спросил мальчик с надеждой.
— Нет, мне нужно вернуться к себе, в Норвегию. У меня там много работы.
Кристоферу отчаянно хотелось сказать, что это всего лишь отговорка, и спросить, почему она его покидает на самом деле. Возможно, если бы на месте Сары была какая-нибудь другая женщина, он пустил бы в ход все свое обаяние, чтобы убедить ее остаться. Но если он что-то и успел понять за время, проведенное с Сарой, — это что она не терпит принуждения и не любит, когда лезут ей в душу. Поэтому он с уважением отнесся к ее выбору и не считал себя вправе спорить.
— Мы посадим Сару на самолет, а потом поедем домой отдыхать.
Симон тоже казался разочарованным, но и он возражать не стал.
В такси, которое уносило их к аэропорту, мальчик опять заснул, уютно устроившись на дядиных коленях.
В терминале вылетов Кристофер настоял на том, чтобы проводить Сару до зоны посадки, взял на руки сонного Симона и захромал рядом с ней.
Внутренний голос требовал наплевать на самоотречение и умолять ее остаться, потому что каждая женщина, выбирая между любовью и уважением, предпочтет любовь. Внутренний голос кричал, что он должен еще раз признаться ей в своих чувствах — сейчас, в нормальной обстановке, а не в пожаре под землей, — но Кристофер сомневался. Он боялся отпугнуть Сару своей откровенностью, думал, что тогда она точно улетит и уже не вернется. На принятие решения у него оставалось несколько минут.
Сара купила билет на ближайший рейс. У паспортного контроля она замедлила шаг.
У Кристофера участился пульс, неловкие слова теснились на языке. Он не знал, как правильно высказать то, что нужно. А нужно было сказать, что она — самая удивительная и самая великодушная женщина в его жизни, что никогда и ни к кому он не испытывал ничего подобного и что не хочет с ней расставаться до конца дней.
Сара смотрела так, будто слышала мысли, проносившиеся у него в голове. Она подошла ближе и взяла его за руку:
— Я все понимаю, но не могу сейчас остаться. Мне нужно разобраться с собственным прошлым, прежде чем я начну строить новую жизнь, Кристофер. И я не знаю, сколько времени это займет. Не жди меня.
— Оставь нам хоть один шанс, Сара.
— Если я не справлюсь со своими проблемами сама… сделаю тебя несчастным. — Она чуть сильнее сжала пальцы Кристофера, поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы, погладив по щеке. Потом потрепала Симона по вихрам и чмокнула в лоб. — Кристофер, ты замечательный приемный отец.
— Сара! — Прижимая к себе спящего племянника одной рукой, он попытался второй удержать женщину, которую не мог отпустить.
А Сара, страдая от необходимости поступить так, как лучше будет для них обоих, посмотрела на него в последний раз печальными глазами.
— Если не в этой жизни, значит, в другой мы будем вместе, — тихо сказала она.
— Я буду ждать тебя в этой!
Сара нежно улыбнулась ему и, не оглядываясь, зашагала к стойке паспортного контроля. На мгновение Кристоферу показалось, что она замедлила шаг, но уже через пару секунд ее скрыла толпа других пассажиров.
Он простоял на месте еще минут десять в надежде снова ее увидеть.
— Она улетела? — спросил Симон.
Кристофер вздрогнул — он не заметил, что мальчик уже проснулся у него на руках.
— Да.
— Насовсем?
— Не знаю…
— А ты ее любишь?
— Да.
— Тогда почему ты ее отпустил?
Кристофер глубоко вздохнул:
— Как раз потому, что я ее люблю.
Симон задумчиво положил голову ему на плечо.
— Я хочу домой.
— Да, малыш, мы возвращаемся.
Глава 51
Полгода спустя
Кристофер, сидя за столом перед экраном ноутбука, дописал письмо и отправил его по электронной почте. Из ванной слышался шум воды — Симон чистил зубы перед сном. Последние шесть месяцев мальчик спал в дядиной постели, прижимаясь к нему, часто просыпался посреди ночи с криком и плакал. Каждый раз Кристоферу приходилось включать свет и успокаивать племянника — говорить, что он дома и все хорошо, ему просто приснился кошмар, здесь нет никаких злодеев. А сегодня вечером, впервые за полгода, Симон сказал, что будет спать один, в своей комнате.
— Как там дела с чисткой зубов, копуша? — крикнул Кристофер из гостиной.
— Шейчаш жакончу! — отозвался он с полным ртом зубной пасты.
— Ложись скорее, завтра у нас важный день.
— Я хочу сказку! Про хорька, который ошибся домом! — заявил Симон, вбежав в гостиную.
— Опять? Я же вчера ее тебе рассказывал. К тому же ты ведь уже большой мальчик, зачем тебе сказка для малышей?
— Ну она же такая смешная! И мне нравится, как ты показываешь хорька, и корову, и хрюшку… Ну расскажи, расскажи!
Кристофер вздохнул, и Симон озадаченно уставился на него:
— Почему ты такой грустный? Опять из-за Сары, которая помогла тебе меня найти? Она все не отвечает?
— Я не грустный! Просто устал, потому что не высыпаюсь. Не очень-то сладко спится, когда у тебя под одеялом липучка в форме мальчика. Живо в постель!
Симон захихикал:
— Тебе больше понравится липучка в форме рыжей тети, да?
— Ого! А ты жутко повзрослел всего за пару месяцев. Ладно, беги в свою комнату. Я сейчас приду.
Мальчик умчался. Кристофер в очередной раз проверил почту — последние полгода он заглядывал туда чуть ли не каждый час в надежде получить послание от Сары. Но кроме нескольких официальных документов, касавшихся расследования, которые она переслала ему через коллег, никаких вестей от нее не было.
С сожалением закрыв ноутбук, Кристофер остановил взгляд на внушительной стопке бумаг, накопившейся на столе. Несмотря на то что Сара уладила почти все формальности, ему пришлось неоднократно давать показания в полиции. А еще он занимался похоронами отца и матери, разбирался с наследством, записал Симона к детскому психологу, пытался справиться в одиночку с собственными проблемами, вернулся к работе и изо всех сил старался обеспечить племяннику спокойную, размеренную и безопасную жизнь.
— Эй, ты где?! Я все жду-жду…
Кристофер вздрогнул. С тех пор как они с Сарой вернулись из Америки, с ним часто случались такие вот \"приступы отсутствия\" — он выпадал из реальности, не замечая, как идет время. И хотя он старался держаться молодцом, так или иначе недавние события сильно на него повлияли, и если пережитой страх и кровавые сцены постепенно изглаживались из памяти, то от головокружительного научного открытия, свидетелем которого он стал, нельзя было просто так отмахнуться, а поговорить было не с кем.
Иногда Кристофер останавливался посреди улицы и смотрел на прохожих — они куда-то спешили или прогуливались, болтали или спорили о делах, не ведая о том, что в каждом из них записана история Вселенной, и даже не догадываясь, что нас окружают бессмертные души, миллионы и миллионы душ незримо витают в воздухе, проходят сквозь людей ежесекундно и что их собственная душа после смерти тела станет частью невидимой и безграничной темной материи.
— Кристофер! — нетерпеливо позвал Симон.
Он поднялся и пошел в детскую, освещенную приятным, успокаивающим сиянием ночника. Сел на краешек кровати и рассказал Симону его любимую сказку, смешно изобразив всех персонажей. Видеть, как мальчик хмурится или улыбается, представляя себе каждую сценку, и звонко хохочет над забавными моментами, было счастьем.
Когда сказка подошла к концу, Кристофер приглушил свет ночника, поправил одеяло и чмокнул племянника в лоб. Мальчик посмотрел в окно — со дня возвращения он просил не закрывать ставни. В полумраке спальни ярче проступали звезды на небе.
— Как ты думаешь, мама, папа, дедушка и бабушка где-то там, среди звезд, и смотрят на нас?
Кристофер тоже поднял глаза к переливающемуся искорками небосводу и улыбнулся:
— Думаю, да, дорогой.
— А раньше ты говорил, что не знаешь. Почему теперь говоришь по-другому?
Он удивился, что Симон запомнил тот давний разговор, состоявшийся больше года назад.
— Раньше я и правда не знал.
— А сейчас откуда знаешь?
— Я хорошенько поискал ответ — и нашел.
— Как ключи от машины, которые ты все время теряешь? Кристофер улыбнулся:
— Да, почти. Можешь спать спокойно, за тобой всегда будут присматривать те, кто тебя любит.
Мальчик поплотнее закутался в одеяло. Кристофер еще раз поцеловал его в лоб и хотел встать, но Симон уцепился за его свитер.
— Хочешь, чтобы я еще немного посидел с тобой?
Мальчик покачал головой, и тогда Кристофер понял. Он снял свитер и отдал его Симону, а тот, скатав свитер в клубок, прижал его к груди, как любимую игрушку, и безмятежно закрыл глаза.
Кристофер взволнованно смотрел на мальчика, пока он не задремал, затем на цыпочках вышел из комнаты и закрыл дверь. Посидел немного на диване в гостиной, чувствуя безбрежную радость оттого, что у него теперь есть сын, и в то же время остро ощущая свое одиночество. Потом принял душ, прихватил с полки научно-фантастический роман и лег в постель. На двадцатой странице он заснул.
Через час Кристофера разбудил звуковой сигнал мобильного телефона — пришло сообщение. Телефон лежал на столе, вставать ужасно не хотелось, и, повернувшись на другой бок, Кристофер собрался было опять заснуть, но помешало странное чувство, что происходит нечто важное. Со вздохом поднявшись с дивана, он добрел до стола. Экран в темноте светился голубоватым светом, извещая о том, что получено MMS с незнакомого номера. \"Опять реклама\", — проворчал Кристофер, но все же открыл сообщение. И сердце чуть не разорвалось. Он подумал, что все это ему снится.
На экране открылась фотография Сары в шерстяной шапке, из-под которой выбивались рыжие пряди, и в толстом вязаном шарфе. Нос у нее чуть-чуть покраснел от мороза, а светло-голубые глаза сияли. Она сделала селфи так, чтобы хорошо видно было правую часть лица — обожженная кожа уже зажила, а бровь и ресницы отросли. Под фотографией было написано:
\"Если еще не поздно, теперь моя очередь тебя ждать. Приезжай. P. S. Ничего, что я не выщипала брови?\"
Кристофер включил в гостиной все лампы, чтобы убедиться — это не сон. И только теперь, не отрывая глаз от фотографии Сары, он позволил головокружительному и прекрасному чувству, которого до встречи с ней никогда не испытывал, а потом старательно прятал в самой глубине сердца, вырваться на волю.
Эпилог
Одежды служителя церкви прошуршали по коридору, который вел к камерам заключенных, отбывающих пожизненный срок. Пастор с сединой на висках остановился у нужной двери, поправил на шее фиолетовую столу
[14] и покрепче прижал к себе Библию. В его тяжкую обязанность входило выслушивать исповеди чудовищ в человеческом обличье, и эти чудовища порой даже осмеливались просить отпущения грехов.
Надзиратель, сопровождавший его, заглянул в глазок, хлопнул заслонкой, нашел в связке ключей подходящий и отпер замок с металлическим скрежетом.
— Дэвисберри, к вам священник, — сказал он, открыв дверь, и сделал пастору знак, что тот может войти. — Постучите, когда закончите. Я вас выпущу.
Дверь с лязгом захлопнулась, опять проскрежетал замок, и по камере раскатилось эхо, как в пещере. Пастор сделал несколько шагов вперед, окинув взглядом медицинское оборудование.
Марк Дэвисберри лежал на кровати, прерывисто и шумно дыша. Половину лица и бо́льшую часть тела скрывали бинты. Ожоги и травмы, полученные под землей, медленно его убивали.
Казалось, он не заметил вошедшего — помутневшие неподвижные глаза смотрели в потолок. Тогда пастор пододвинул к кровати табурет, сел и принялся терпеливо ждать.
— Стало быть, они вам сказали, что я не сегодня завтра умру? — наконец хрипло прошептал заключенный.
Священник смущенно кашлянул.
— Меня зовут отец Александр Финн. Врач сообщил мне, что ваше тело быстро слабеет в последние дни. Да, скоро вы предстанете перед Господом, но пока у вас есть время покаяться и попросить прощения.
Дэвисберри растянул рот в улыбке.
— Что вас развеселило? — опешил пастор.
— Предвкушаю благодарность Господню.
Священник нервно облизнул тонкие губы.
— Вы убили шестьдесят человек, когда взорвали Соуденские рудники. Погибли невинные мужчины и женщины, сотрудники научного центра и простые посетители музея…
— Ничтожные побочные потери, по сравнению с тем, что мне удалось таким образом спасти.
— И что же вы спасли?
— Вас, Бога, церковь, религию, человечество!
— Убив невинных? — Пастор двумя руками вцепился в Библию.
Бывший бизнесмен покачал головой.
— На полную исповедь не рассчитывайте, но одно признание я сделаю, — сказал он. — Всю свою жизнь я трудился во славу христианской веры, потратил целое состояние, чтобы доказать атеистам, как они ошибаются. Хотел убедить их, что священные книги глаголят правду — душа человеческая обретет спасение и вечную жизнь лишь благодаря вере в Господа. Я мечтал о том, что религия утвердится в обществе как истина в последней инстанции и единственная власть. И я все для этого делал, не ведая, что тем самым, наоборот, готовлю ее сокрушительное поражение, своими руками рою человечеству могилу, веду мир к хаосу и упадку.
— Не уверен, что понимаю вас…
— Да и ладно. Господь меня поймет. Он знает, как чудовищно я заблуждался. Однако порой нам дано узреть истину лишь на краю пропасти. Всю дорогу к этой пропасти истина стояла у меня перед глазами, а я был слеп!
Пастор поерзал на табурете и расправил концы фиолетовой столы.
— Позвольте уточнить. О какой истине вы говорите?
Прежде чем ответить, Дэвисберри глубоко задумался.
— Я полагал, что религии нужны доказательства, иначе она потеряет свои позиции в обществе. Думал, если люди будут доподлинно знать, что душа спасется и получит бессмертие лишь благодаря вере в Бога, тогда они посвятят Ему все свои помыслы и будут славить Его каждый день. Я искал научное подтверждение тому, что лишь вера дарует вечную жизнь. Как же я ошибался! В итоге было доказано нечто прямо противоположное: душа бессмертна независимо от веры! Каждая душа! Вот вам истина! Бессмертие души никак не связано с вашими земными убеждениями. Никак!
— Успокойтесь, сын мой… Объясните лучше, что привело вас к такому выводу.
— Из шести пойманных душ — призрачных частиц, фрагменты закодированной памяти которых мне удалось расшифровать, — ни одна не принадлежала верующему человеку. Никто из шестерых при жизни на земле не почитал Бога. Эти мужчины и женщины, как выяснилось из мнемонических отпечатков, были атеистами и не питали ни малейшего уважения к какой бы то ни было религии! — Дэвисберри задохнулся и принялся жадно, с хрипами глотать воздух. Затем он снова надсадно заговорил: — Бессмертие души обеспечено любому, будь он верующий или атеист! Вот эту жестокую правду мне предстояло поведать миру! Вы понимаете, какая бы тогда случилась катастрофа? Зачем верить и вести праведную жизнь, если тебе и так гарантировано вечное блаженство? Зачем Бог, если душа спасется и без Него? Люди решили бы, что больше нет необходимости ни в самодисциплине, ни в смирении, ни в страхе перед Судом Божьим. Что бы они ни делали, о чем бы ни думали на протяжении своих земных лет, смерть не станет для них пределом существования. Только представьте себе, в какой хаос, разврат и анархию погрузилось бы тогда человечество! И виной тому было бы мое открытие, если бы я рассказал о нем всему миру.
Пастор Финн несколько секунд обдумывал услышанное. Не то чтобы он сразу поверил словам умирающего, но они его глубоко взволновали.