Пеле

Исповедь влюбленного в жизнь



Фотография на обложке: James Leynse / Corbis / EAST NEWS

Pele: The Autobiography by Pele

@Edson Arantes do Nascimento/Pele, 2006

First published by Simon&Schusten UK Ltd. England



© Козлова Е., перевод с английского, 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016



«Я стараюсь напоминать себе о том, что люди реагируют не на меня, а на мифический образ, которым стал Пеле» – именно эту фразу из автобиографии одного из самых известных в мире не только футболистов, но и людей вообще, я бы выбрал в качестве эпиграфа к этой книге. История человека, ставшего легендой, наполнена драматизмом и парадоксами. Почему он, а не кто-то другой, на все времена останется Королем Футбола? Книга не дает прямого ответа на этот вопрос, но, безусловно, заставит читателя глубоко задуматься…

Георгий Черданцев, футбольный комментатор

«Понял, что, даже будучи лично знакомым с Пеле, не знал многих удивительных фактов из его жизни, прекрасно преподнесенных в этой книге от первого лица. Вот, оказывается, почему у «Короля Футбола» такие крепкие коленки! А тот фантастический рекорд: 5 голов головой в одном матче, выходит, принадлежит не ему, а… Стоп, не буду лишать вас удовольствия. Читайте сами и получайте такое же наслаждение, какое получил я».

Виктор Гусев, спортивный комментатор Первого канала



* * *

Моей семье

Спасибо

Я хочу поблагодарить:

FIFA, особенно Зеппа Блаттера и Жерома Шампаня за то, что они предложили мне написать эту книгу;

DUET, Генри Габая и Элейн Шибл, а также Джонатана Харриса за то, что помогли воплотить мою автобиографию в жизнь;

Издательство «Simon & Schuster UK» и Эндрю Гордона за их огромный вклад;

Селсо Греллета и Хосе Пепито Родригеса, которые мне очень помогли;

Орландо Дуарте и Алекса Беллоса, писателей;

Мою семью за то, что поддерживали меня на протяжении всей моей карьеры;

Всех футболистов, которые открыли мне путь, в лице моего отца, Дондиньо;

И Бога, который дал мне талант.



Предисловие. Планета футбола

Я с легкостью могу назвать себя счастливым человеком – ведь я всегда чувствовал поддержку многих людей, и именно с их помощью я достиг всего того, что у меня есть сейчас. Благодаря футболу все мечты стали реальностью. Я остро ощущал каждый свой забитый мяч, каждый гол, которому мы радовались, – будь то первый или тысячный.

Я счастлив, потому что я делил не только футбольное поле, но и, на самом деле, большую часть своей жизни с профессионалами вроде Тостао, Гарринчи, Клодоалдо, Пепе, Ривелино, Жилмара, Беллини, Жаирзиньо, Загалло и многими другими. Я застал золотые годы футбола; бразильские команды 1958, 1962 и 1970 годов показали эту игру миру, заставили людей в нее влюбиться. Наш стиль, преисполненный радости, дал всей Земле почувствовать вкус этого чудесного спорта. В то время мы буквально излучали настоящую страсть к футболу – страсть, которая, как мне кажется, передается на генетическом уровне, ведь дети часто рождаются уже с любовью в сердце к этой игре.

Мальчик, который забавлялся с мячом, сделанным из носков, затем стал частью легендарных и профессиональных команд, вершивших историю. Я видел мир, встречался с великими и замечательными людьми. О том, что я взлечу так высоко, я даже не мог и мечтать.

Я никогда не забуду своих товарищей из национальной сборной или клуба «Сантос». То время было чистым и непосредственным, с точки зрения доступной нам простоты; уже потом технологии плотно вошли в нашу жизнь. Но в те времена еще не было ничего современного. Форма была сделана из простого хлопка, а бутсы – тяжелыми. Шорты – думаю, что смотреть старые игры очень смешно, ведь у игроков видно все ноги и бедра – сегодня намного элегантнее. Сам футбол тоже развивался, и в правила было внесено множество изменений.

Но правила бы ничего не значили без самих игроков, которые должны показывать класс на поле; без них футбол не стал бы таким зрелищным, как сейчас. На наш взгляд, Бразилия занимала – и все еще занимает сегодня – особое место в мире футбола. Благодаря тому, что страна пять раз становилась чемпионом мира и располагает столь многими великолепными игроками, Бразилия является своеобразным знаком футбольного качества. И снова я должен признать, что воспринимал возможность играть с моими друзьями и товарищами по команде и одерживать вместе великие победы, как привилегию.

Футбол – особенная игра. Это командный вид спорта, и совершенно невозможно играть в него в одиночку – что рождает некую абсолютную гармонию, что царит среди товарищей по команде. Мяч, удачно переданный нападающему, столь же важен, как и сам гол. Когда все футболисты находятся на одной волне, все получается прекрасно, и игра напоминает великолепно поставленный танец. Безусловно, происходящее волнует болельщиков, и они могут оценить атмосферу красоты такой игры. Я думаю, что зритель является кем-то вроде двенадцатого игрока в команде, настолько он важен в этом действе в целом. И они, фанаты, должны знать, что и для них существуют правила: они обязаны уважать клуб, своих противников, игроков на поле, женщин на стадионе и детей. У них должно быть право бурно выражать свои эмоции при помощи музыки, песен, баннеров и многого другого, если они никого этим не задевают – агрессии нет никакого оправдания.

Как игроки мы по-дружески относимся к коллегам из других клубов. Мы становимся настоящими друзьями. Нас часто приглашают в их дома, мы знакомимся с их семьями, мы постоянно ищем способы усовершенствовать футбол в целом. Всегда нужно стремиться к элегантной игре – ведь из этого ядра возникает пример, касающийся каждого и в Бразилии, и за ее пределами. Вот что важно – мы должны быть достойными и компетентными игроками, для того чтобы показать миру, что мы не просто пятикратные чемпионы, а еще и гордые и прекрасно воспитанные люди, которые соблюдают главное правило любого вида спорта, да и жизни, – то есть умеют проигрывать.

Я надеюсь, что эта книга, в которой я говорю о своей жизни, может чем-то послужит примером читателям, покажет, что для меня сделал футбол и что эта игра значит для меня, а также докажет простой, но правильный вывод: если вы хотите преуспеть, вы должны уметь принимать вызов. В спорте, как и в жизни, есть место как поражениям, так и победам.

Эдсон Арантис ду Насименту

Май 2006 года

Глава 1. Мальчик из Бауру

«Величайший свой гол я забил с женой Селесте. Мы назвали его Эдсон Арантис ду Насименту – Пеле». Дондиньо, отец Пеле
Как бы долго мы ни жили, нам никогда не забыть то время, когда мы были молоды. Память похожа на фильм, и смотреть его можем только мы одни. Детство для меня – лучшая часть этой картины: снова и снова мои мысли возвращаются к радостям и бедам того времени, а также к мечтам и кошмарам.

Я родился в Трес-Корасойнсе в штате Минас-Жерайс на юго-востоке Бразилии к северу от Рио-де-Жанейро. Эта местность богата полезными ископаемыми, особенно золотом – первые португальские исследователи были взволнованы изобилием и великолепием этого желтого металла и поселились там для того, чтобы заняться его добычей. Среди них был и один фермер – ответственный человек, трудяга, очень преданный той земле, что он получил на берегах Рио-Верде. Фермер получил разрешение главы построить там церквушку, и когда она была готова, посвятил ее Святым Сердцам Иисуса, Марии и Иосифа. Название, данное церкви, прославляло три Святых Сердца, в которые так веровал фермер, и впоследствии и само место стали называть – Três Corações, что в переводе с португальского означает «Три сердца».

Бразилия, однако, – страна легенд, и, как вы увидите по мере прочтения этой книги, историю в Бразилии не стоит рассказывать, если у нее нет альтернативной версии. И Трес-Корасойнс – не исключение: некоторые говорят, что название восходит к любви трех пастухов, которым не дали жениться на трех местных девушках; другие уверены, что оно связано с тем фактом, что Рио-Верде вблизи города формирует маленькие изгибы, похожие на три маленьких сердца. Я, как бы то ни было, придерживаюсь версии о фермере – я вырос на этой истории, и она мне всегда нравилась.

Первые записи о городе датируются 1760 годом, когда была основана церковь Святых Сердец. Но по какой-то причине тогда возникли некие проблемы, и земля, на которой стояла церковь, была продана. Храм разрушили, и только в XVIII веке на его месте капитан Антонио Диас де Баррос построил новую церковь. Тогдашняя деревня Рио-Верде, стоявшая вокруг этой церкви, стала приходом и была переименована в Трес-Корасойнс-ду-Рио-Верде. В 1884 году после визита последнего императора Бразилии Педру II с семьей и открытия железнодорожного сообщения с городом Крузейро в Минас-Жерайсе, Трес-Корасойнс стал городом.

Хоть я и жил там всего несколько лет, но в моей памяти этот уголок навсегда останется деревней, и какие бы легенды люди не распространяли о его названии, я уверен в одном – я считаю абсолютно естественным, абсолютно логичным то, что мне было суждено родиться в месте с таким возвышенным названием – «Три сердца». Когда я писал эту книгу, я не раз возвращался в прошлое и вспоминал периоды смятения и неопределенности; но также я осознал наличие определенной нерушимой последовательности в событиях моей жизни, и я думаю, что в этом случае ее также легко проследить, так как название Трес-Корасойнса для меня всегда было важным знамением. Я воспринимаю его в контексте веры, потому что в нем бьются те три святых сердца, которые мы, католики, так любим и чтим. Но я вижу не менее важные связи и с другими местами, которые повлияли на мое взросление и все то, чего я достиг, – с Бауру, лежащим в глубине штата Сан-Паулу, куда переехала моя семья и где зародилась моя любовь к футболу; с Сантосом, на берегу Рио, где я состоялся как футболист и победил во многих чемпионатах. Все эти уголки, где я родился, вырос и играл в футбол, также были дарованы мне тремя святыми сердцами.

* * *

С тех пор, как я пришел в этот мир 23 октября 1940 года в Трес-Корасойнсе, прошло более шестидесяти пяти лет[1]. Мой путь был длинным, но, как ни странно, я прекрасно его помню. Я родился в бедной семье, в маленьком домике, построенном из старых кирпичей. Может показаться, что такое сооружение должно быть крепким, но достаточно всего одного взгляда, чтобы понять, каким ветхим было наше жилище. Несмотря на то что мне оказали огромную честь и улицу назвали моим именем, а на доме даже висит табличка, которая сообщает о том, что именно тут я родился, он мало изменился и все еще выглядит захудалым. Возможно, он до сих пор не развалился только благодаря табличке. Когда я позже вернулся посетить наш дом, в моей памяти всплыла живая картина того, как, должно быть, выглядело мое рождение – эту сцену мне описывала бабушка Амброзина, которая присутствовала при родах и помогала моей молодой маме Селесте преодолеть все трудности деторождения. В конце концов, крошечного извивающегося младенца, коим был я, показали миру, из-за чего мой дядя Жоржи воскликнул: «Он определенно очень даже черный!» Возможно, то был ответ на первый вопрос отца о том, был ли я мальчиком или девочкой. Вероятно, отец был удовлетворен тем, что узнал мой пол, и, пощупав мои тощие ножки, сказал: «Он будет великим футболистом». Память не сохранила реакцию моей мамы, хотя я могу представить себе, что она не слишком-то была довольна таким предсказанием.



Моя мама Селесте была местной, дочкой возницы, – миниатюрной девушкой с блестящими волосами и красивой улыбкой. Мой папа Жуан Рамос ду Насименту – все знают его как Дондиньо – был родом из маленького городка примерно в ста километрах отсюда. В Трес-Корасойнсе он проходил военную службу, когда они познакомились. Он также был центральным нападающим в клубе «Атлетико». Этот клуб едва ли можно назвать профессиональным, и потому он очень мало в нем зарабатывал. За победу не полагались никакие поощрения, и в те дни работа футболистом означала наличие определенной репутации, она давала – как бы сказать – дурную славу. Но несмотря ни на что, мои родители поженились, когда маме было пятнадцать, а к шестнадцати годам она уже была беременна мной.

Незадолго до моего появления на свет в Трес-Корасойнсе случилось еще одно знаменательное событие: сюда провели электричество. Это новшество значительно улучшило нашу жизнь, и потому Дондиньо назвал меня Эдсоном, в честь Томаса Эдисона, изобретателя лампочки. На самом деле в свидетельстве о рождении у меня действительно написано «Эдисон» с «и», эта ошибка существует до сих пор. Но все же мое имя – Эдсон, но довольно-таки часто эта самая «и» появляется в официальных и личных документах, что меня очень раздражает, и мне снова и снова приходится давать объяснения на этот счет. Помимо всего прочего в свидетельстве еще и перепутали дату моего рождения – там указано 21 октября. Я не могу сказать, почему это произошло; возможно, из-за того, что мы в Бразилии не слишком печемся о точности. Эта ошибка также существует и по сей день. Когда я получил свой первый паспорт, там тоже было указано 21 октября, и каждый раз, как я его менял, дата оставалась прежней.

Жизнь в Трес-Корасойнсе и так была нелегкой, а вскоре пришлось кормить еще несколько ртов. Мой брат Жаир, известный как Зока, родился в том же домишке, что и я. Я уверен, что моя мама думала: «Надеюсь, ни один из моих сыновей не станет футболистом. Футбол не приносит денег. Может, они станут докторами? Вот хорошая работа!» Ну, мы все знаем, что произошло. Я полюбил эту игру так же, как ее любил мой отец – больше всего на свете он умел, как десятки тысяч других футболистов в Бразилии, надеяться, что однажды свершит прорыв и, наконец, сможет нас содержать, забивая голы.

И ему это почти удалось. В 1942 году его пригласили играть за «Атлетико Минейро», крупнейший клуб штата, располагающийся в столице Белу-Оризонти. Казалось, вот она, удача, которая ему была так нужна. Это был по-настоящему профессиональный клуб, известный во всей стране, в отличие от намного более бедного тезки «Атлетико» в Трес-Корасойнсе. «Атлетико Минейро» выступал против сильных команд, а моему отцу выпала возможность показать, на что он способен, в товарищеском матче против команды из Рио – «Сан-Криштован». В этой команде играл защитник Августо, которого позже позвали в национальную сборную, где он стал капитаном команды и принял участие в Чемпионате мира 1950 года. К сожалению, наша семья узнала об Августо по другой причине: во время матча он столкнулся с Дондиньо, и мой папа получил серьезную травму колена – думаю, он порвал связки. Он не мог играть в следующем матче, и его надеждам на успех пришел конец.

Он вернулся обратно в Трес-Корасойнс и стал работать по найму. Мы также жили в близлежащих городах, Сан-Лоренсу и Лорене, где он играл за клубы «Эпакаре» и «Васко» – но не в том известном клубе, а в том, что был назван в его честь. В Лорене, курортном местечке в окружении гор, и родилась моя сестра Мария Лусия.

Дондиньо был хорошим футболистом. Он был форвардом, и достаточно высоким – в нем было почти метр восемьдесят роста – и он великолепно играл головой. Обычно такие голы отлично забивают англичане, но в то время в Бразилии был игрок, который делал это не менее потрясающе, и его звали Балтазар. Все говорили, что мой папа был «местным Балтазаром». Думаю, увлечение футболом было у нас в крови. Папин брат Франсиско, которого я никогда не видел, потому что тот умер молодым, также был нападающим и, судя по всему, играл даже лучше папы.

Говорят, что однажды Дондиньо забил за один матч пять голов головой. Я тогда был слишком маленьким и плохо помню этот момент. Потом, когда я уже подбирался к собственному тысячному голу, журналисты начали выяснять, было ли это на самом деле или нет. И оказалось, что это была правда – они написали, что единственный рекорд, не принадлежавший Пеле, принадлежал его отцу! И лишь Богу одному известно, как ему это удалось…

* * *

В 1944 году в Сан-Лоренсу произошло кое-что, изменившее нашу жизнь, – и особенно мою. Папа получил приглашение от футбольного клуба в Бауру, к северо-западу от Сан-Паулу. Причем его позвали не только играть, но и, что самое главное, работать в местном управлении. Он отправился в Бауру, чтобы разузнать побольше о самом городе и выяснить подробности предложения. Ему все понравилось, а мама была очень довольна тем, что он получит работу, не связанную с футболом, что давало семье определенную уверенность и должно было благоприятно сказаться на нашем финансовом положении. Она надеялась, что мы наконец-то перестанем жить в нищете. Дети все воспринимали иначе – для нас жизнь просто шла своим чередом. Зока, Мария Лусия и я были еще слишком малы.

Папе удалось убедить маму переехать, и мы отправили туда весь свой скромный скарб. Из Бауру нам выслали билеты, и мы выехали. Я был чрезвычайно взволнован этим путешествием на поезде: можно даже сказать, что это мое первое настоящее воспоминание – я навсегда сохранил в своем сердце те впечатления, которые мне подарила та поездка, когда мне было четыре года. Почти всю дорогу я не отлипал от окна и не мог оторваться от постоянно сменяющихся видов. Поезд ехал медленно, но меня это не огорчало: тем больше у меня было времени насладиться пейзажем. Впервые я понял, как выглядела моя страна; или, по меньшей мере, та ее часть. В те дни не было кондиционеров, и мы могли довольствоваться лишь большими окнами с каждой стороны вагона. В одном месте железная дорога сильно изгибалась. Мне стало настолько интересно увидеть начало поезда и полюбоваться на клубы дыма, поэтому я слишком сильно высунулся из окна и чуть вовсе не вывалился, но папа меня удержал. Он втянул меня обратно в вагон, где я увидел пристальный взгляд мамы, упрекающей меня за безответственность. Мое время на земле могло закончиться прямо там. Но Бог присматривал за мной… Всю оставшуюся поездку я сидел между родителями и больше так не рисковал.

Мы приехали в Бауру 15 сентября 1944 года и с оптимизмом смотрели в будущее – теперь мой папа состоится как футболист, а когда ему больше не придется волноваться о деньгах, его звезда засияет еще ярче. На первых порах мы жили в отеле «Station» на авеню Родригеса Альвеса, на углу улицы Альфредо Руиза; а потом мы арендовали дом на улице Рубенса Арруды, прямо по соседству с семьей Баронэ. Один из детей этой семьи, известный как Барониньо, впоследствии будет играть за «Нороэсте» (еще один футбольный клуб в Бауру), «Палмейрас» и «Фламенго». По соседству с нами жили бабушка и дедушка Барониньо.

Бауру казался центром всего мира: в те времена я еще никогда не жил в таком большом городе, со всеми его магазинами, кинотеатром и отелями. Даже тогда это был один из крупнейших городов Бразилии с населением около 80 000 человек, а также Бауру считался крупным транспортным узлом, поскольку сквозь него проходили сразу три основные железные дороги. Жизнь началась с чистого листа, а Бауру казался местом, где можно было сколотить состояние.

Но тут же мы столкнулись с трудностями. Клуб, предложивший папе контракт, «Лузитания», переименовали в «Бауру Атлетик Клуб» («БАК»), а начальство сменилось. Новые ставленники были готовы выполнить футбольную составляющую контракта – не забывайте, Дондиньо был хорошим игроком даже несмотря на больное колено – но мы приехали в Бауру в первую очередь из-за должности в управлении, а об этом уже речи не шло. Казалось, мы вернулись к тому, с чего начинали, но теперь нужно было содержать еще большую семью, чем в Трес-Корасойнсе. Помимо моих родителей Селесте и Дондиньо, брата, сестры и дяди Жоржи с нами еще жила бабушка по папиной линии, дона Амброзина.

К счастью, папино колено зажило. В 1946 году Бауру выиграл в Сан-Паулу местный чемпионат, проводившийся среди лучших команд внутренних областей страны. Мой папа был успешным футболистом, и он тогда забил много голов. Вскоре он стал знаменитостью в городе, но все же успех оказался мимолетен, поскольку его нога была в плохом состоянии. Я помню, как отец сидел дома по вечерам из-за опухшего колена. В то время в Бауру неоткуда было ждать медицинского ухода, и я приносил ему лед и помогал прикладывать его к ноге. Тогда доктора, наверное, даже не знали слова «мениск», не говоря уж о возможности его прооперировать. Дондиньо все меньше и меньше играл, а спустя восемь лет после прихода в «БАК» он бросил футбол.



Когда папа не мог играть из-за травмы, семья начала страдать. Мы с Зокой и Марией Лусией всегда ходили босиком, и у нас были только поношенные вещи. В нашем маленьком домике жило слишком много народу, помимо всего прочего в нем протекала крыша. У нас не было постоянного источника дохода, и помню, как несколько раз нашей единственной едой был хлеб с кусочком банана. Какая-то пища у нас всегда была – как и у многих людей в Бразилии, чье положение было даже хуже нашего – но жизнь моей мамы была преисполнена страхом за то, что она не сможет нас обеспечить. И за долгие годы своей жизни я усвоил, что нет ничего хуже страха перед будущим.

Конечно, все члены семьи помогали, как могли. Дядя Жоржи стал курьером в «Casa Lusitana». Он там проработал девятнадцать лет, и его преданность (это была его сильнейшая сторона) помогла ему продвигаться по карьерной лестнице, и его зарплата поистине спасала нас от голода. А тетя Мария, папина сестра, приносила еду и иногда даже вещи, когда посещала нас в свой выходной.

Пришло время и мне помогать семье. В конце концов, я был самым старшим ребенком, поэтому я решил сделать все, что в моих силах. Мне было лет семь, когда благодаря Жоржи я скопил достаточно денег, чтобы купить набор для чистки обуви, и решил ходить по более богатым районам Бауру и зарабатывать, начищая и без того сияющие ботинки. Но мама настояла на том, чтобы я начал работать поближе к дому, к соседям. Поскольку половина людей на нашей улице ходила босиком, я помню, как понял, что это не слишком хорошая идея, но с моей мамой спорить было невозможно, и я упорно стучал во все двери на улице Рубенса Арруды, спрашивая людей, не нужно ли им было начистить ботинки. Все относились ко мне с пониманием, но лишь в одном месте мне удалось получить работу, да и тогда я не знал, сколько попросить за свой труд. Это были первые уроки бизнеса, на которые я не всегда обращал внимания: узнай, где твои потребители, и знай свою цену.

Также я понял, что мне не хватает практики. Я начищал папины футбольные бутсы и свою пару ботиночек, которые мне однажды привезла тетя Мария. Раньше они принадлежали сыну ее начальника. Я надевал их только по особым случаям, потому они исправно служили мне какое-то время до тех пор, пока я не решил узнать, каково пинать мяч в обуви, а не босиком, как обычно. Ботинки были испорчены.

В конце концов, мне удалось убедить маму в том, что бесполезно пытаться найти работу по чистке обуви в бедном районе, и нехотя она разрешила мне ходить с папой на стадион «Бауру Атлетико Клуб» в дни матчей, где было много людей, а Дондиньо мог за мной присматривать. Но мой отец слишком был занят, чтобы заботиться обо мне, но огромное количество потенциальной работы означало, что я просто не мог провалиться, и когда мы возвращались домой, у меня в кармане лежало два крузейро. После столь скорого успеха мама стала снисходительнее и разрешила мне пойти начищать обувь еще на железнодорожных станциях города – там конкуренция была выше, поскольку такая же мысль приходила в голову и другим мальчикам, но, по крайней мере, я хоть немного зарабатывал.

Примерно год спустя дела пошли на лад, когда папа наконец смог найти работу в клинике. По сути, он прислуживал – убирался, что-то приносил, таскал тяжести, но поскольку работа спонсировалась местным правительством, она казалась намного надежнее любой другой частичной занятости, и впервые за много лет тень бедности приподнялась – не исчезла, а только приподнялась – над нашим домом.

* * *

А тем временем, конечно, нужно было решать, что делать с моим образованием. Мама была непоколебима, она утверждала, что я должен идти в школу и получить максимум знаний, так что в надлежащее время я поступил в начальную школу Эрнесто Монте в Бауру. Теоретически я должен был остаться там на четыре года, а потом еще четыре года проучиться в средней школе. После этого, если бы я был достаточно прилежен, умен или удачлив, мне предстояло еще три года провести в так называемой подготовительной школе перед поступлением в университет. Правда, мне, тогда восьмилетнему мальчику, казалось, что до этого было еще очень далеко.

В те дни процесс подготовки бедных детей к школе был очень трудоемким. Мама с бабушкой зашивали рваные шорты, а также чинили мои рубашки, выполненные из материала, который использовали для мешков под пшеницу (хотя это была хорошая ткань из чистого хлопка). На самом деле, сперва я даже рад был пойти учиться. Мне дали портфель с цветными карандашами, которые вскоре закончились, потому что я раскрашивал все, что мог. В первый день папа отвел меня в школу, и поведение мое было на первых порах образцовым. Но вскоре я стал болтать на уроках и стал считаться хулиганом.

Я хорошо помню свою первую учительницу – ее звали дона Сида. Она не терпела споров и строго следила за дисциплиной – она не спускала мне плохое поведение с рук. Часто меня наказывали, заставляя стоять на коленях на куче сухих бобов, твердых, как камешки – возможно, благодаря этому мои колени окрепли и были готовы к предстоящей работе…

Я не очень хорошо учился, хотя сперва все шло не так уж плохо – порой я хулиганил, но дона Сида была менее строгой по сравнению с некоторыми учителями, с которыми я встретился позже. В целом в те первые годы меня любили в школе, несмотря на временами дурное поведение. Мне нравилось учиться, не думаю, что я был глупым, но в целом процесс обучения у меня не шел. Сейчас я вспоминаю это время, и мне это кажется странным. Не потому, что я понимаю, насколько важно образование, но потому, что у меня была хорошая мотивация – тогда, в возрасте семи или восьми лет, я страстно любил самолеты и мечтал стать пилотом. Я ходил к клубу «Аэро» и смотрел на то, как планеры выполняют разные маневры. Я отчаянно хотел стать пилотом, и как только у меня появлялась возможность ускользнуть, я отправлялся на аэродром и восхищался самолетами, которые готовили к взлету или посадке, и пилотами, занимающимися своими делами. Ради этого я даже прогуливал школу. Я считал такую работу и жизнь чрезвычайно романтичными.

Помню, как я говорил о самолетах с папой и удивился тому, что он счел работу пилотом достойной целью: я ожидал, что ему эта идея не понравится, а вместо этого он мудро напомнил мне о тех навыках, которые мне понадобились бы для осуществления мечты: чтении, письме, ориентировании и прочих. Это был один из первых моментов на моей памяти, когда он обращался со мной как с мужчиной и воспринимал меня всерьез, что произвело на меня огромное впечатление. Мой отец был не только футболистом, но еще и умнейшим человеком – он всегда умел сгладить углы, когда мама проявляла раздражительность, – и я тут же осознал, что просто обязан прислушаться к тому, что он говорил. Благодаря этому посещение школы стало казаться более важным и полезным. Даже когда я прогуливал уроки, я понимал, что если хочу летать, я должен получить какое-никакое образование. Но один день все изменил.

Однажды днем мы все гуляли после школы, возможно, пинали мяч, когда кто-то объявил, что в местном морге лежит мертвец – пилот, разбившийся на планере. Мы были еще совсем мальчишками, и нас с друзьями это чрезвычайно взволновало. Мертвец! Еще и пилот! Я пошел взглянуть на место, где произошел тот несчастный случай, я был полон любопытства и не хотел пропустить ни одной детали. И, будто нам этого было мало, мы с друзьями потом пошли в больницу, где проводили вскрытие, и сквозь грязное окно увидели пилота, который лежал на столе.

Сначала я пришел в восторг – думаю, я тогда впервые увидел мертвое тело – но потом работник морга или доктор, или кто он там был, попытался подвинуть труп, с которого еще не сняли одежду, для чего ему пришлось сильно потянуть руку пилота, которая, должно быть, уже начала коченеть. Из-за этого на пол хлынула кровь. Это было жуткое зрелище, как в кино, и этот образ не покидал мою голову еще много дней и ночей. Из-за увиденного мне снились кошмары. С тех пор я больше никогда не возвращался в клуб «Аэро».

* * *

Я взрослел, а Бауру стал моим городом. Там была моя семья, моя школа, футбол (еще больше футбола ждало меня в будущем), но также и игры. Я подружился со многими детьми по соседству – черными, белыми, даже несколькими японцами. И я хотел только играть. В саду нашего деревянного дома росли виноградные лозы, манговое дерево и немного сахарного тростника. И тогда, и сейчас я страшно любил манго. Мои друзья приходили в сад, и мы вместе придумывали игры, даже устраивали мини-цирк! Ветви деревьев были нашими трапециями, и мы ужасно рисковали. Маме с бабушкой совсем не нравились эти игры. Я страстно требовал пространства, и в саду мне было тесно. Я вышел на улицу – но затем дороги перед нашим домом мне тоже стало мало, и я отправился дальше.

Еще мы очень любили плавать. Порой погода в Бауру была очень жаркой, и тогда мы шли к реке, протекавшей вблизи Северо-западной железнодорожной станции (Нороэсте) – компании, спонсировавшей конкурента папиного клуба. Самым прекрасным там был маленький водопад. Мы постоянно дурачились: прогуливали уроки, чтобы насладиться рекой и купанием, в те дни это было нормально. Но однажды мне это дорого обошлось. Я купался с друзьями, и один крупный мальчик по имени Зиньо попытался перетащить меня через всю реку. Я пинался, а он бил меня кулаками. На середине реки мы крепко сцепились: я держался за его ноги – и мы начали тонуть – а ведь при этом мы еще изрядно вымотались. В итоге мы наглотались воды и почти пошли ко дну. Другие мальчишки на берегу ничего не могли поделать и кричали до тех пор, пока не подошел мужчина, который протянул палку и вытащил нас. Я помню, что с тех пор чувствовал, что Господь присматривает за мной, так же, как когда он приглядывал за мной, когда я почти вывалился из поезда.

Какое-то время мы не купались, но соблазн был велик. Правда, мы сделали выводы и с тех пор вели себя очень осторожно. Мы плавали в школьной одежде, а потом развешивали ее на деревьях и ждали, пока она высохнет. Мы не хотели, чтобы кто-нибудь увидел нас голышом, а также так я скрывал от мамы то, что мы купались. Даже так порой нам не хватало времени поиграть, высушить вещи и вернуться домой, так что я получал от мамы за то, что приходил домой в мокрой и грязной одежде. Я доставлял ей много проблем – чего я не мог понять, пока сам не стал родителем. Она была замечательной матерью, хрупкой, но очень сильной женщиной, и хотя однажды она назвала меня «примерным сыном», я знаю, как это далеко от правды. По крайней мере, пока я был маленьким.

Мама понимала, что для того, чтобы я лучше учился, меня нужно было заставлять оставаться дома и делать уроки и не давать мне убегать играть. Это была настоящая пытка – я не только был лишен удовольствия гулять с друзьями вроде Рауля и Ракель Лавико, чьи бабушка с дедушкой тоже жили на нашей улице, так я еще должен был выполнять домашние задания под бдительным взором доны Селесте. Однажды, правда, я смог ускользнуть, чтобы поиграть в убежище, которое мы построили в большой норе рядом с улицей – там было много таких нор, дороги были не слишком хороши, а после сильных ливней из-за эрозии всегда появлялись новые.

Это укрытие было очень хорошим, и я обрадовался, что мне удалось ускользнуть от мамы и пойти поиграть, даже несмотря на то что уже на протяжении нескольких дней постоянно шли дожди. Правда, вскоре мама поняла, что произошло, и мне пришлось вернуться домой, поджав хвост. Я умолял ее разрешить мне вернуться к своим друзьям, но ничего этим не добился. Моя мама была непреклонна. Я еще немного поучился, а потом все мои мысли снова заняла игра, и я представлял, как хорошо проводят время мои товарищи… А злосчастная математика мне досаждала и не давала присоединиться к ним. И именно тогда произошел один из незабываемых случаев моего детства. К нам домой прибежал один из мальчишек. Он задыхался, едва мог говорить, но передал, что мне надо прийти к нашему убежищу, потому что случился обвал или все разрушилось, а один из наших приятелей еще был там! Когда я туда бежал, я побил все мыслимые рекорды скорости, так я хотел добраться до своего друга и спасти его. Когда мы пришли, там уже было много народу. Виновником несчастного случая был дождь – земля размягчилась, и все развалилось. Все наши друзья и соседи усердно копали и старались спасти мальчика, оказавшегося в этой западне. Но было слишком поздно. Мальчику всюду – в ноздри, рот и глаза – забилась земля – я никогда не забуду это зрелище. Он не был из нашей компании; никто не заметил, как он вошел. Опять же, я мог погибнуть, я мог быть на его месте – но Господь продолжал присматривать за мной.

Учеба и мама предотвратили трагедию. Я все еще помнил мертвого пилота, наш поход в морг, а теперь кошмары совсем замучили меня, потому что я вспоминал еще и того невинного мальчика. Из-за этих снов я часто просыпался от собственного крика, и дома, и даже позже, когда я уже переехал в Сантос. Я никогда не любил темноту – она меня пугала. После произошедшего я даже и не думал о том, чтобы копать такие норы. Какое-то время я чувствовал себя виноватым. Тяжело вспоминать такие вещи, не думая о том, что ты мог быть на его месте. Если бы это произошло со мной, я бы не прожил столько лет, и, конечно, я не смог бы рассказать вам эту историю.

* * *

Второй год в Эрнесто Монте был ужасным, и, возможно, все стало еще хуже из-за того, что я очень много прогуливал. Я сдружился с плохой компанией и изменился. Также появились новые учителя: дона Лурдес и дона Лауринда. И вскоре я потерял всякую охоту к учебе. Дона Лауринда очень сурово меня наказывала; я все еще много болтал, и она засовывала мне в рот шарики из смятой бумаги, чтобы я замолчал. Из-за них у меня болела челюсть. Через некоторое время я начал тайком жевать бумажные шарики, чтобы они стали поменьше и причиняли мне меньше неудобств. Еще она использовала старый прием доны Сиды и заставляла меня стоять на коленях на кучке сушеных бобов. Дона Лауринда была строгой, но, хотя это наказание и считалось суровым, и я должен был стоять перед всем классом, я все же смог приспособиться к этой ситуации. Говорят, что если наказание повторяется снова и снова, или длится очень долго, провинившийся начинает извлекать из него выгоду. Так и было в случае со мной. Я превратил худшее в своеобразное развлечение. Каждый раз, как дона Лауринда забывала обо мне и продолжала вести урок, я убирал один из бобов из-под коленей, чтобы облегчить боль.

У нее был еще один любимый метод наказания. Учительница ставила меня в углу класса спиной к одноклассникам, и я должен был держать руки раскрытыми наподобие статуи Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро. Это было очень утомительно. Когда я сильно уставал и отвлекался, я невольно опускал руки, и тут же получал шлепок и возвращался в ту позу, в которую она меня поставила. Но стоило моей энергичной учительнице отвернуться, как я снова опускал руки. Много перемен я провел в классе, будучи наказанным. Но я не прекращал плохо себя вести! Каждый день я что-нибудь выкидывал. Помню, как однажды взобрался на манговое дерево в соседнем саду, чтобы достать фрукты мальчишкам. Когда все поели, я придумал игру с использованием манго; длилось это недолго, плод попал в мальчика, который начал плакать и привлек всеобщее внимание – ведь этот фрукт достаточно тяжелый и может больно ударить, – и он отомстил, наябедничав на всю компанию. Нас отправили к директору, и я не смог избежать очередного наказания.

Но когда я сейчас вспоминаю то время, то вижу некую невинность в тех играх, даже несмотря на то что иногда мы влипали из-за них в неприятности. Сегодня мало детей могут играть на улице, забираться на деревья и есть манго, наслаждаться им, сидя на земле, не заботясь о том, что по рукам течет сок. У малышей почти нет обязательств, их разум работает не так, как у взрослых. Ребенок доволен своим маленьким мирком, он проще относится к бедности. Унять голод, получить маленькую игрушку, быть рядом с мамой – в ранние годы всего этого достаточно. И жизнь кажется поистине прекрасной!



Хотя меня и много наказывали в школе, это вовсе не означало, что я был плохим. В то время много говорили о грехах, но не знаю, может ли ребенок грешить. Что такое грех для маленького мальчика? Я залез в чужой сад с хорошими манговыми деревьями, чтобы достать спелый фрукт. Это грех? Не думаю – много плодов все равно бы упало и пропало, потому что их не стали бы собирать. Фрукты падают с деревьев и на улицах. Думаю, со мной всегда было приятно общаться – хотя учился я не очень хорошо, как я уже сказал. Я боролся и защищал свои интересы. Я был неугомонным мальчишкой и просто фонтанировал идеями. Думаю, именно поэтому мне так часто снились кошмары, и, возможно, с этим как-то связаны мои приступы лунатизма. Мальчиком я много говорил во сне; я даже вставал с кровати – ничего не разбив – и ложился спать обратно. Позже в Сантосе, в пансионе доны Жоржины и сеньора Раймундо, в ходе поездок и даже во время моего пребывания в сборной мне всегда рассказывали, что я говорю во сне. Мой товарищ по команде Пепе любил историю о том, как я однажды встал посреди ночи, прокричал: «Гол!», а потом снова улегся спать. Но сам я не могу ручаться за правдивость этой байки…

Моя учительница дона Лауринда, конечно, не отличалась ангельским характером, но на самом деле ее трудно назвать злой мачехой, как я ее описал. А со мной было по-настоящему трудно: я дрался с одноклассниками, не соблюдал дисциплину. Я заслуживал наказания, но все же я считаю, что ее методы были излишне суровыми. Теперь я знаю, что так нельзя обращаться с детьми, но в те времена учителей очень уважали, и когда я был маленьким, дисциплина стояла на первом месте – это даже не обсуждалось. В основе всего лежало уважение – взрослые отдалялись от нас, и, конечно, тогда у детей не было той свободы, которой они наслаждаются сегодня. Слава богу, что в этом отношении ситуация для детей изменилась к лучшему – мы видим, какие они интересные, сколь многому их вопросы и любопытность могут нас научить. Мы знаем, насколько важно каждое их открытие. Мы знаем все об их энергии, о том, как работает их гормональная система, как умны они могут быть, поэтому сегодня ребенок – важнейший член семьи. Мы постоянно наблюдаем за детьми, чтобы понимать, что им нужно, или что им нравится, или чего они хотят. Мы знаем, что ребенок – это синоним слова «радость».

А настоящей радостью для меня, все это время и всю мою жизнь, был футбол. Пора поговорить об этой прекрасной игре и о том, как я был ею очарован.

Глава 2. Прекрасная игра

«Я говорил, что он станет лучшим в мире». Валдемар де Брито
Всем, что у меня есть, я обязан футболу. Ближе к концу моей карьеры в «Сантосе» я даже некоторое время подписывался как Эдсон Арантис ду Насименту Bola («футбол») – мне казалось, что именно так я мог выразить свою благодарность за все, что эта игра для меня сделала.

Думаю, все началось с того, что мой папа был футболистом. Большинство сыновей хотят быть похожими на отцов, и я не исключение. Дондиньо забивал много голов, и все говорили, что он был хорошим игроком. Раньше я даже и мечтать не смел о том, что буду играть за сборную или одержу победу в Чемпионате мира или в каком-то подобном соревновании. Я просто говорил друзьям: «Однажды я стану таким же хорошим футболистом, как папа». И Дондиньо был также отличным человеком и замечательным отцом. И, несмотря на то что его игра никогда не приносила много денег, думаю, меня завораживало то, что он играл в футбол. Это заложено у меня в генах.

Не забывайте, что все это происходило в Бразилии. Когда я рос, футбол был повсюду. Мы с друзьями играли в саду или на улице, а вокруг всегда гоняли мяч мальчишки постарше. Мы очень хотели присоединиться, но получить место в команде было непросто; например, мне говорили, что я был слишком худым. И это правда, в детстве я был маленьким и тощим. Когда впервые моей игре что-то помешало, я только сильнее захотел участвовать. Тогда нам было лет десять, а мальчишки, к которым мы хотели присоединиться, были, может, на пару лет постарше, и они считали себя королями. Нас – маленьких – это не останавливало, и мы решили устроить революцию. Мы ошивались у поля, а когда мяч вылетал за его пределы, мы не отдавали его, а начинали сами играть. За это получали немало пинков и шлепков. Правда, мы с братом Зокой не гуляли там, опасаясь, что придет мама, дона Селесте.

Когда нам разонравилось устраивать мини-цирк, мы стали все больше и больше мечтать о футболе и времени, когда мы могли бы поиграть. Конечно, у нас ничего не было – даже мяча, и нам приходилось набивать носок или чулок бумагой или тряпками, пытаясь придать ему нужную форму. Потом мы перевязывали его веревкой. Время от времени мы находили новый носок или какой-то предмет одежды – порой, должен признаться, мы брали оставленные без присмотра вещи, сушившиеся на улице, – тогда мяч увеличивался в размерах, и мы снова его перевязывали. В конце концов, он становился похож на футбольный.

О поле даже сказать нечего – первые мои матчи прошли на «престижном» стадионе улицы Рубенса Арруды: вместо ворот у нас были старые ботинки, стоявшие там, где улица кончалась тупиком, а также с другой стороны, на перекрестке с улицей 7 Сентября (названной в честь Дня независимости Бразилии); боковые линии располагались там, где начинались дома. Но тогда для меня этот стадион был не хуже «Мараканы», там я начал развивать свои навыки. Футбол не просто был возможностью провести время с друзьями и посоревноваться; тогда я впервые познал удовольствие от контроля мяча, от того, как я заставлял его катиться туда, куда было надо, с той скоростью, с которой я хотел, – конечно, это не всегда было просто провернуть с мячом, сделанным из носков. Футбол вскоре перестал быть просто способом времяпрепровождения. Я стал им одержим.

Конечно, мама быстро заметила это и усиленно начала следить за тем, чтобы я хоть немного учился. Возможно, из-за опыта отца она всегда считала футбол пустой тратой времени, занятием, из-за которого папа уходил из дома и не мог принести еду. Должно быть, ей было тяжело видеть, как ее сын сломя голову несется по тому же пути, но она, вероятно, нашла положительную сторону в том, что я играл неподалеку от дома, там, где она могла за мной приглядывать, и, по крайней мере, я не ввязывался в неприятности. Чтобы она разрешила мне играть, пришлось пойти на компромисс и брать с собой младшего брата Зоку. Сперва от него были одни проблемы, потому что он был слишком маленьким и бесполезным, зачастую он убегал домой в слезах из-за того, что более взрослые дети ругались на него или уводили у него мяч, но мне было все равно. Он был моим братом, а значит, я должен был играть с ним.

С каждой игры мы возвращались покрытые толстым слоем грязи. Мне приятно вспоминать, как я приходил весь чумазый после беготни с мячом, и мама заставляла меня принять ванну. Я ждал, когда она войдет и отмоет меня, а также проверит, хорошо ли я все смыл. Мне нравилось наблюдать за тем, как грязная вода стекала по моему телу.

* * *

Как я уже сказал, я был неугомонным мальчишкой и вскоре решил, что больше всего на свете я хочу иметь собственный клуб для ребят с улиц 7 Сентября и Рубенса Арруды. Играть возле дома было здорово, но я мечтал все делать как следует, подражать папе и другим футболистам, которых мы видели на поле «Нороэсте», находившемся в конце улицы. Это означало, что нам нужна была настоящая форма – футболки, шорты, бутсы, гольфы и, конечно, мяч. Но как быть с деньгами? Где мы могли их достать?

Первые встречи проходили возле моего дома. Нашей приоритетной задачей была покупка всего необходимого. Все желающие стать частью команды должны были подтвердить свои намерения (устно – никаких документов, конечно, не было). Клуб собирался в саду нашего дома или в доме одного из наших членов. Мне в голову пришла идея собирать футбольные наклейки, которые тогда были страшно популярны, заполнить один-два альбома и обменять их на мяч. Мы должны были сосредоточить усилия на крупнейших командах из Рио и Сан-Паулу, благодаря которым возросла бы стоимость нашей коллекции. Всем эта идея очень понравилась, и мы согласились объединить наши наклейки.



«А форма? – спросил я. – Где мы возьмем деньги на форму?»

«Как насчет того, чтобы собирать старые утюги, банки, бутылки и все такое с улиц и продавать их?» – предложил один мальчик. «Или дрова, – сказал другой. – Мы могли бы припрятывать немного дров при доставке, а потом продавать». Я знал, что мама это обязательно заметит, так что просто едва кивнул. Ни одна из этих схем не сработала. Мы собрали все, что могли, – осмотрели каждую улицу или сад в поисках материала, который мы могли бы продать. И сколько получилось в итоге? Всего ничего. Нам едва хватило бы этих денег на гольфы. Вскоре стало ясно, что многие в нашей округе тоже собирали все, что плохо лежало, так что все ценное быстро подбиралось – такие были времена. Мы организовали еще одну встречу команды.

Мальчику по имени Зе Порту в голову пришла отличная идея. Он предложил продавать арахис у входа в цирк и кинотеатр. Но тут же встал первый вопрос: где взять арахис? Зе Порту улыбнулся и поделился с нами преступной идеей: «Мы стащим его со складов Сорокабана». Эти склады располагались возле железной дороги – правда, там всегда находились рабочие, так что план был очень рискованным. Я вспомнил о том, как часто мама предупреждала меня о том, насколько тяжек грех кражи, и я также видел, что несколько других мальчиков тоже нервничали. План был опасным, но он также был и дерзким. Зе Порту сказал, что в вагонах хранится много арахиса, а в них пробраться будет проще, чем на сам склад, и никому хуже не станет, если пропадет всего пара килограммов.

«Кроме того, – продолжил он, – кто не с нами – тот какашка!»

Этот убедительный аргумент положил конец всем сомнениям.

* * *

Первый штурм был настоящей драмой. Только двое из нас могли пробраться в первый вагон. Повезло или нет, но выбрали меня. Я надеялся, что раз я придумал план по сбору наклеек, то меня избавят от участия в краже арахиса, но мы никак не могли раздобыть несколько последних из каждой коллекции – в них всегда была пара редких экземпляров, которые потому и ценились больше – и я вынужден был признать перед группой, что провалился. Я связался с другими ребятами, не из нашей начинающей команды, у которых были драгоценные наклейки, которых нам не хватало, но они не хотели их менять. Было решено – возможно, Зе Порту – что в наказание я должен был отправиться в миссию на Сорокабана.

Я чуть не умер со страха, пока пробирался внутрь. Мы несли старые чаши, сита, потрепанное ведро, чтобы наполнить их добычей. Разрезав несколько огромных мешков – арахис из них буквально хлынул, мы стали собирать орехи так быстро, как только могли, и казалось, что наши сердца сейчас выпрыгнут из груди. Мы заполнили все карманы, засунули орехи в рубашки и передали награбленное остальным ребятам, которые ждали нас снаружи вагона. Дело было сделано – и нам сошло это с рук. Мы убегали, смеясь от облегчения.

После нашей великой операции – из-за которой я ужасно перенервничал – мечта о команде «7 Сентября» становилась реальностью. Мы пожарили арахис и пошли его продавать. Вскоре у нас уже были деньги на футболки – ну, на безрукавки, ведь денег все же оказалось не так много; также мы купили шорты. На гольфы или бутсы нам не хватило. Вторая попытка раздобыть арахис обернулась катастрофой. Нам пришлось бежать не хуже чемпионов, чтобы нас не поймали, и больше кражей орехов мы не занимались. Но, несмотря ни на что, команда «7 Сентября» сыграла свой первый матч. Мы были в майках, шортах и без обуви (какое-то время нас называли «Босые», но потом мы узнали, что в Бауру было еще несколько команд с таким же названием, которое они выбрали по той же самой причине, что и мы).

Поиск тех нескольких последних наклеек был настоящим кошмаром и требовал огромной преданности от всех членов команды. На редких экземплярах красовались величайшие футболисты того времени: вроде Балтазара, Клаудио, Мауро, Карбоне и многих других. У нас не было повторок, и нам нечего было обменять. Но мы не переставали донимать ребятишек, у которых они были, до тех пор, пока не заполнили весь свой альбом и не обменяли его на мяч. Он был не очень качественным, у него даже клапана не было, и порой нам приходилось вытаскивать его из шин припаркованных автомобилей, зачастую оставляя несчастного владельца со спущенными колесами – но это не имело никакого значения. Это был настоящий мяч, сделанный не из носков. Поскольку план по сбору наклеек придумал я, то он хранился у меня дома – благодаря чему я стал боссом, кем-то вроде неофициального капитана команды «7 Сентября».

* * *

У нас образовался клуб. И создали мы его своими усилиями: мы, компания детей из бедного района, которым просто хотелось играть в футбол. Наша команда достаточно быстро стала известна в округе – у нас был кое-какой талант, мы успешно играли, и не многие хотели с нами соревноваться. В основной состав входил я, мой брат Зока, Зе Роберто (известный как Токиньо), Вадиньо, Ари, Сидао, Дино, пара японцев и много других ребят – толпа, а не команда. Зе Порту, как ни странно, нравилось с нами проводить время, хотя он не особо-то и любил играть.



Однажды мы обратились к сотрудникам местного совета, которые облагораживали дороги, выкорчевывая кустарники, росшие возле них, – у них была тяжелая работа. Мы пошли поговорить с ними, а так как их было много, и все они любили футбол, то они согласились с нами поиграть. Мы играли на дорогах – преимущественно возле моего дома. Наша команда надевала майки и шорты в моем саду, и потом мы выходили по одному, как настоящие футболисты на настоящее поле. Когда дети мечтают, они всегда подражают поведению своих кумиров.

Мы играли до захода солнца. Половину игры я стоял в воротах, а вторую половину – в полузащите или был центральным нападающим. Я решал, кто какую позицию будет занимать – в конце концов, я был «хранителем мяча», главным – немного диктатором, если начистоту. Иногда мы попадали мячом в провода и становились виновниками короткого замыкания, лишавшего электроэнергии целую улицу. Нас все ругали, и приходилось как можно быстрее сворачивать игру. Мама теряла терпение, и когда я ей попадался, то обычно получал по заслугам, и, конечно, Зоке тоже доставалось, потому что мы всегда были вместе. И когда папа узнавал, что мы набедокурили, он тоже меня наказывал, хотя, думаю, втайне радовался тому, что я так любил футбол. Дядя Жоржи, правда, молчал. Он считался моим хорошим другом, всегда был спокоен и поддерживал меня.

Команда «7 Сентября» стала обрядом посвящения в футбольную жизнь. Сейчас, оглядываясь в прошлое, я вижу, как важно было то, что нам приходилось бороться за существование своего клуба, и думаю, что папа восхищался тем, как упорно мы пытались все организовать. Несомненно, с того момента мы стали больше времени проводить вместе, и он стал активнее участвовать в процессе моего воспитания. Я любил наблюдать за ним в деле во время игр «БАК». Теперь я хотел стать футболистом – все мечты о самолетах были позабыты. Эта идея ужасала мою маму, как я уже упоминал, но Дондиньо проявил мастерство дипломата: с одной стороны, помогал мне овладеть техникой, но в то же время сделал все для того, чтобы дона Селесте была довольна. Он научил меня бить левой ногой, головой, улучшил мой удар правой. Когда мама нас застукала, она предостерегла отца, а он рассмеялся как ни в чем не бывало: «Мальчик не может пнуть мяч левой ногой, а я просто учу его этому – и все!»

Тот факт, что Дондиньо являлся моим первым тренером, давал мне преимущество перед сверстниками. Вокруг было много хороших ребят, но обычно, когда мы набирали команды, меня всегда приглашали первым. Для своего роста я был весьма силен, мог высоко прыгать и ничего не боялся – а также я, как и отец, много голов забивал головой.

Дондиньо многому меня научил, не только технике, но и тому, как вести себя на поле. Именно под его присмотром я овладел некоторыми хитростями и навыками, которые впоследствии помогли мне забить много голов и завоевать немало наград. Он рассказал мне про то, как надо аккуратно делать пас и как важно следить за тем, чтобы мяч не укатывался далеко. Это стало своеобразной характерной чертой моего стиля – короткие перебежки, положение к мячу настолько близко, как это только возможно, чтобы быть уверенным в том, что я как следует контролирую ситуацию, обходя защитника. Я быстро научился резко менять темп, от быстрого к медленному, и наоборот, чтобы перехитрить соперника. Такой метод хорошо срабатывал, когда я бежал на защитника, не отпуская мяч далеко, – вместо того, чтобы его сильно пнуть и таким образом потерять контроль, я создавал ситуацию, когда защитнику приходилось бежать задом, из-за чего он мог пропустить момент, когда я одним ударом отправлял мяч далеко за его спину. Еще очень полезным был финт корпусом, который мог сбивать противников с толку, если был использован во время быстрого ведения мяча: опуская плечо налево или направо, я мог избавиться от защитников, даже не меняя траектории мяча.

Дондиньо был классическим нападающим, выступавшим под номером 9. Он играл на той же позиции, что и, скажем, Ромарио или Роналдо. По мере обучения я понимал, что мне нравится играть на более глубокой позиции, под номером 10. И даже тогда мне никогда не было интересно атаковать в лоб. Я любил заходить сзади. Часто люди думали, что раз я забиваю так много голов, значит, я форвард. Но это не так. Я всегда был атакующим полузащитником, нападающим на глубокой позиции.

Отец был прекрасным учителем, и данные им знания подкреплялись часами практики и опытом, полученным с командой «7 Сентября». И мне нравилось проводить время с папой, учиться играть в футбол и быть мужчиной. На самом деле, я впервые ввязался в драку во время матча между местными командами – «Нороэсте» и «БАК» – из-за Дондиньо. Он упустил шанс забить гол, стоя прямо перед вратарем, и один из фанатов закричал: «Эй! Дондиньо – деревянная нога! Иди домой!» Я не мог остаться равнодушным в этой ситуации. Хотя я был еще маленьким, я немедленно нагрубил обидчику в ответ, оскорбив его маму. К тому времени, как парень обернулся посмотреть, кто посмел бросить ему вызов, я уже размахнулся кирпичом, готовый сражаться… Его это не испугало – в конце концов, я был всего лишь ребенком – и тот прорычал: «Отвали, не то я тебе наваляю».



«Давай, если кишка не тонка!» – ответил я. В этот момент рядом со мной появился огромный чернокожий мужчина – возможно, папин друг; он очень сурово посмотрел на этого парня и сказал: «Только пальцем тронь мальчишку, и я тебе морду разукрашу». И началась драка – они били друг друга кулаками, ногами – это была настоящая война! Вмешалась полиция в надежде всех успокоить, однако в итоге они лишь отхватили последнюю порцию ударов. Я бежал прочь со стадиона, сжимая в кулаке кирпич. Человеку, затеявшему драку, изрядно досталось, так что я чувствовал себя отмщенным.

Мой папа всегда давал мне мудрые советы. После той потасовки он ни разу о ней не вспоминал, хотя и прекрасно знал, что там произошло. Он сказал, что в футболе всегда найдутся те, кто будет говорить о тебе неприятные вещи, а также те, кто будет тебе аплодировать, и с этим нужно просто смириться. Он утверждал, что лучшим ответом тем, кто тебя освистал, будет гол в ворота их любимой команды. Моему папе должно было бы больше везти в футболе. Дондиньо был очень хорошим человеком и находил простые объяснения для многих вещей, и одно из них он часто повторял: «Мало просто знать, как играть, нужно еще и придерживаться правильного пути… И тогда все получится».

* * *

Бразильцы любят прозвища. Уж я-то знаю, у меня их несколько было. Первым было «Дико». Это прозвище придумал дядя Жоржи, и в моей семье оно прижилось. Мама до сих пор меня так называет.

В Сантос некоторое время меня называли «Газолина» («бензин»). Прозвище понравилось остальным членам команды, а мне было интересно, долго ли оно продержится. К счастью, его вскоре забыли. Если Зито, который его и придумал, прозвал меня так из-за моего цвета кожи, тогда это глупо; бензин делают из нефти, и он белый или синий, или зеленый… Это нефть черная. Мне было все равно. В любом случае Зито думал о бразильском певце по имени Газолина.

Все остальные, конечно, знают меня как Пеле. Я помню, что поначалу это имя меня раздражало. Я очень гордился тем, что меня назвали в честь Томаса Эдисона, и хотел, чтобы меня звали Эдсон. Тогда я считал, что Пеле – нелепое имя. А Эдсон – это звучало намного серьезнее и важнее. Так что когда кто-нибудь говорил: «Эй, Пеле», я очень злился. Однажды я ударил одноклассника из-за этого и был отстранен от уроков на два дня. Как и следовало ожидать, желаемого эффекта мой поступок не возымел. Другие дети поняли, что это меня раздражает, а потому начали еще чаще называть меня Пеле. Тогда я осознал, что с этим ничего не поделать. Теперь мне нравится это имя – но тогда оно выводило меня из себя.

Существует множество историй, якобы объясняющих происхождение этого имени. Как и в случае с Трес-Корасойнсом, можно выбирать из разных версий. Происходит ли оно от гаэльского слова, обозначавшего футбол? Хорошая история, но неправдоподобная. Связано ли оно с турецким иммигрантом в Бауру, который увидел, как я коснулся мяча рукой во время матча, и на корявом португальском крикнул: «Ногой, дурак!»[2] Опять же, слишком натянуто.

Я не могу быть абсолютно уверен в том, откуда именно взялось прозвище «Пеле», но вот самая правдоподобная версия. Началось все с папиного товарища по команде, когда он играл за команду «Васко-ди-Сан-Лоренсу». Он являлся вратарем, и его называли «Биле» по непростым и очень бразильским причинам.



По-настоящему же его звали Жозе Лино, и он был родом из очень маленького городка к югу от Минас-Жерайса под названием Викосу. В двухлетнем возрасте маленький Жозе все еще не говорил, и это крайне беспокоило его маму, вдову Марию Розалину. Бразильцы очень набожны и всегда верят в необъяснимое, в сверхъестественное, и Мария Розалина не была исключением. Она решила собрать benzedeiras, женщин, которые проводили своеобразные оккультно-медицинские ритуалы в полнолуние. Даже когда люди не верят в подобные вещи, они все равно не осмеливаются подвергать сомнениям эффективность ритуалов, и Мария Розалина надеялась, что они помогут излечить Жозе. Benzedeiras приступили, начав с крика «Били-билу-тетея!» – это что-то вроде «абракадабры». Ритуал проводился не один раз; история гласит, что он продолжался неделями. И однажды (о чудо!) мальчик закричал: «Биле!» Все радовались его исцелению. Так у него появилось прозвище – «Биле», которое прилипло к нему, когда мальчик вырос и стал вратарем в папиной команде.

Примерно двадцать лет спустя Дондиньо стал брать меня на тренировки «Васко» – это было еще до того, как мы переехали в Бауру, мне тогда было года три-четыре. Как только у меня появлялась такая возможность, я пробирался к воротам и играл там. Когда мне удавалось остановить мяч, я кричал: «Отлично, Биле!» или «Здорово отбил, Биле!» Поскольку я был еще совсем маленьким, я почему-то исковеркал это прозвище и сказал, что, когда вырасту, то хочу быть вратарем как «Пиле». Когда мы переехали в Бауру, то «Пиле» превратилось в «Пеле». То ли я сам изменил прозвище, то ли, как говорит дядя Жоржи, в этом виноват мой сильный акцент, характерный для жителей Минас-Жерайса. В Бауру меня часто не понимали. И тогда один мальчик – не помню, кто именно – начал дразнить меня, называя «Пеле».

Так что благодаря тому вратарю Биле и небольшой шутке одноклассника я стал Пеле. Теперь это имя знают по всему миру, и я уже не имею ничего против него.

* * *

До того, как ко мне привязалось прозвище «Пеле», меня еще называли сыном Дондиньо. Сперва я очень этим гордился – я был отпрыском звезды местного клуба. И это означало, что за мной также закреплялась репутация хорошего футболиста. Куда бы я ни пошел, я слышал: «Гляди, сын Дондиньо». Часто молодежные клубы хотели, чтобы я играл за них в соревнованиях и иногда даже спрашивали разрешения у папы. Некоторые из них давали сэндвич за участие, а другие и этого не могли себе позволить. Обычно я выбирал команду, прислушиваясь к тому, что говорит мне мой желудок.

Но у этой репутации также были и недостатки. Мы много играли на улицах и иногда от этого страдала сохранность окон. Разумеется, когда это происходило, то все пытались смыться с места преступления. Обычно это заканчивалось тем, что разъяренные взрослые стучали в нашу дверь и говорили моим родителям: «Ваш сын только что разбил мое окно!»

Даже если мама или папа пытались отнекиваться, соседи отвечали: «Это ваш сын в футбол играет, его все знают в округе!».

Часто, даже если на самом деле я был не виновен, маме приходилось платить, ради чего она за копейки стирала и гладила белье. Некоторое время во всех проблемах района обвиняли сына Дондиньо.

* * *

Мне было девять лет, когда в 1950 году в Бразилии проходил Чемпионат мира по футболу. В день финала, 16 июля, папа решил устроить у нас дома вечеринку. Он пригласил около пятнадцати друзей, включая коллег по «БАК» и их семьи. Каждый принес какое-нибудь блюдо или напиток, и я помню, как стол ломился от пирогов, сладостей, сэндвичей и пива. Бразилия играла с Уругваем, и мы собирались отмечать победу. Наша страна принимали чемпионат, мы были фаворитами. На пути к финалу мы сокрушили швейцарскую и испанскую команды со счетом 7:1 и 6:1 соответственно, и мы бы забрали трофей, если сыграли хотя бы вничью.

В те дни телевизоров у нас не было, так что своим представлениям о профессиональном футболе я обязан радио и книжкам с наклейками. Я знал всех футболистов бразильской сборной. Особенно мне нравился Адемир, ставший лучшим бомбардиром того чемпионата, Зизиньо и Барбоза, вратарь. У меня хранились наклейки со всеми ними.

В то время у нас было большое квадратное радио с двумя кнопками. Кажется, оно лучше принимало станции Рио, а не Сан-Паулу, а это означало, что мы больше знали о клубах Рио, и я стал фанатеть от «Васко да Гама». Конечно, к международным играм это не имело никакого отношения. Что-то волшебное было в том, как мы слушали трансляции футбола по радио, что по-настоящему способствовало развитию детского воображения.

На самом деле я не следил за всем финальным матчем, который проходил на построенном совсем недавно стадионе «Маракана» в Рио. В нашем доме собралось слишком много взрослых, рассевшихся вокруг радио, а я был ребенком, так что для меня не менее важно было самому поиграть в футбол на улице. В итоге мы немного послушали трансляцию, выбежали на улицу и стали пинать мяч.

Это был первый Чемпионат мира после войны, и во многом соревнование было странным: участие в нем принимали всего тринадцать команд, для финального этапа был придуман необычный формат лиг, а некоторые результаты были поистине чудными. Например, тогда сборная США одержала знаменитую победу над Англией со счетом 1:0. Бразилия прежде еще никогда не выигрывала Чемпионат мира, и эта победа могла бы сильно улучшить нашу репутацию. За исключением игры против Швейцарии, завершившейся со счетом 2:2, Бразилия побеждала в каждом матче и уверенно двигалась навстречу великому триумфу.

Матч начался хорошо. Фриаса из бразильской команды забил первый гол, и все попросту сошли с ума, начали кричать и прыгать! По всему Бауру взрывались хлопушки. Вскоре Уругвай сравнял счет, но мы все еще были уверены в своей победе. Затем примерно за десять минут до конца матча команда противника забила еще один гол. Я помню, как зашел в дом после окончания матча и увидел, как отец с друзьями сидят в абсолютной тишине. Я подошел к нему и спросил, что случилось. «Бразилия проиграла, – ответил он как зомби. – Бразилия проиграла».



У меня мурашки бегут по коже, стоит мне только подумать о том дне, вспомнить ту печаль, что заполонила город. Я попросил Дондиньо не расстраиваться. Но мама меня увела и сказала: «Оставь папу одного, оставь его в покое». Всюду царила тишина. Все звуки радости, хлопушек и радио, ранее шумевшие на улицах, растворились в бесконечном молчании. Чемпионаты мира невероятно важны для Бразилии, и никто даже подумать не мог, что мы проиграем. И уж точно не при таких унизительных обстоятельствах в матче против сборной Уругвая, которая на пару с Аргентиной входила в число наших главных соперников. Разочарование было безмерным. Казалось, что Бауру стал городом-призраком.

Тогда я впервые увидел, как папа плачет. Многие его друзья тоже не могли сдержать слез. Что и говорить, как меня это потрясло, ведь я вырос в полной уверенности, что мужчины не демонстрируют так свои эмоции. «Однажды я выиграю тебе Чемпионат мира», – пообещал я папе в попытке его утешить. Какое-то время спустя, когда он пришел в себя, он мне рассказал, что несколько человек на стадионе «Маракана» даже умерли от потрясения.

В тот день, когда прошел финал, я пробрался в папину комнату, где у нас на стене висело большое изображение Иисуса, и начал причитать: «Почему это произошло? Почему это случилось с нами? Наша команда была лучше – как так вышло, что мы проиграли? За что, Иисус, за что нам это наказание?» Я продолжал плакать, пытаясь прийти в себя, и разговаривал с изображением Христа: «Знаешь, если бы я там был, я бы не дал Бразилии упустить кубок. Если бы я там был, Бразилия бы выиграла; или если бы папа играл, то Бразилия бы забила тот гол, что был нам так нужен…»

Ответа не последовало. Я был мальчиком, любившим футбол, и это поражение очень сильно меня задело.

* * *

Тем временем наша команда «7 Сентября» развивалась и росла, и некоторые из нас начали задумываться о большем. Примерно в это время – в начале 1950-х – я играл еще за несколько клубов в Бауру и за его пределами, включая «Сан-Паулину» в близлежащей деревне под названием Куруса. В те дни я играл по субботам и воскресеньям в двух или трех разных командах, что мне очень нравилось. Когда товарищи заходили за мной, папа обычно высовывался из окна, чтобы спросить, где будет проходить игра, и всегда говорил: «Но сначала он отправится на мессу в церковь Святой Терезы!» Меня это никогда не коробило – я быстро осознал важность религии в моей жизни. Мне нравилось ходить в храм.

Я был без ума от футбола, я просто не мог наиграться.

Устраивали ли мы матчи, в которых могли участвовать все желающие, или же просто пинали мяч – мы играли часами. Мы особо не испытывали необходимости в нужном, «принятом» количестве футболистов. Играли мы чаще всего на открытом пространстве возле старого деревянного стадиона «Нороэсте». Я помню, как однажды, возвращаясь домой с Чемпионата мира 1958 года, проходившего в Швеции, на котором мы, к слову, победили, я проходил мимо этого маленького поля и увидел, что там играют мальчики. Я спросил у них разрешения побегать с ними, и они согласились. Конечно, ребята были рады меня видеть, а также им было приятно знать, что победа на чемпионате и все другие заслуги меня совершенно не изменили. Так что я пошел домой, надел шорты, снял ботинки и пошел играть с ними босиком. Так я начал играть в футбол, и я считаю, что люди всегда должны помнить свои корни – при всем том, что произошло со мной впоследствии, именно такие игры в детстве стали для меня самой лучшей подготовкой к событиям будущего.

Мое отношение к игре сильно изменилось, когда мэр Бауру решил провести турнир для многочисленных маленьких клубов вроде нашего. Ребята из «7 Сентября» отчаянно хотели принять в нем участие и хорошо себя показать, но никак не могли придумать, как обойти одно из правил, обязывающее все команды носить положенную обувь, – у нас все еще не было никаких ботинок. Решение явилось в лице Зе Лейте, местного торговца, который многих из нас хорошо знал и был отцом троих ребят из нашей команды. Он заверил нас, что достанет нам бутсы, но при двух условиях: во-первых, мы должны были серьезнее относиться к нашим обязанностям перед клубом и начать тренироваться должным образом; во-вторых, мы обещали отказаться от названия «Босые» и придумать новое, так как это уже не соответствовало действительности. Так мы стали «Америкинья».

И мы тренировались – буквально без отдыха, а Зе Лейте нас подгонял, заставляя отрабатывать все аспекты игры, стандартные положения и так далее. Но наши усилия окупились – мы очень хорошо показали себя в турнире и отлично играли, несмотря на то, что только привыкали к бутсам и были еще совсем юны – многим из нас тогда не было и тринадцати, а зачастую нам приходилось играть против ребят на несколько лет старше. Но мы попали в финал, проходивший на стадионе «БАК», – том самом, на котором играл папа. Все билеты были распроданы, и стадион заполнили тысячи зрителей. Я помню, как впервые в жизни нервничал перед матчем. Но мы также отлично выступили и получили награду, а я в том турнире забил больше голов, чем кто-либо. Этот выдающийся день навсегда остался в моей памяти – не из-за победы, не из-за того, как папа хвалил меня после матча, а потому что я впервые услышал, как толпа скандировала: «Пеле! Пеле!».

Возможно, я и мог бы привыкнуть к этому прозвищу, в конце-то концов.

* * *

В 1954 году для меня, как футболиста в Бауру, состоялось еще одно важное событие. В «БАК» («Бауру Атлетик Клуб») появились низшие дивизионы, включая юношескую команду, впоследствии получившую название «Бакиньо» («Маленький БАК»). Отвечал за него Жоан Фернандес из «Санбры», своеобразного объединения производителей хлопка. Нескольким членам команды «Америкинья», которая сперва имела огромный успех, но пришла в упадок после того, как Зе Лейте с сыновьями переехал в Сан-Паулу, предложили подать заявки, и я был в их числе. Я прошел отбор, но не был уверен в том, стоило ли мне присоединяться к команде. Позже стало известно, что менеджером «Бакиньо» попросили стать бывшего футболиста Валдемара де Брито, и это развеяло все мои сомнения.

Тогда я немного знал о Валдемаре де Брито в отличие от папы, который очень хорошо о нем отзывался. «Танцор», как его называли, оставил крайне успешную футбольную карьеру. Он даже играл за сборную Бразилии и представлял страну на Чемпионате мира. В 1934 году он отправился в Италию, где наша страна проиграла Испании со счетом 3:1. В том матче Валдемар не смог реализовать пенальти. В 1930 и 1940-х годах он считался одним из лучших футболистов. «Валдемар был талантливым и очень важным нападающим», – говорил мне Дондиньо. Он обладал творческим мышлением и отлично владел техникой. В 1933 году, играя за «Сан-Паулу», он стал лучшим бомбардиром Паулисты. Он также играл в Аргентине вместе с братом Петронильо за «Сан-Лоренсо». Петронильо был еще одним великолепным футболистом – он считается создателем бисиклеты, удара, изобретение которого порой по ошибке приписывают мне.



Несмотря на то что его автором являлся не я, еще будучи мальчишкой, я понял, что с его помощью очень просто забивать голы. Другим детям он давался тяжелее, что выгодно отличало меня от остальных. Сильный толчок, который был необходим для ударов головой, также очень помогал удержаться в воздухе, пока я бил по мячу так, чтобы он пролетел надо мной. На одной из моих лучших фотографий я запечатлен именно в момент выполнения бисиклеты – это изображение красуется на моей кредитной карте, и, думаю, именно из-за этого прием ассоциируется со мной. Кроме того, это очень бразильский удар, и я этим горжусь.

Воодушевленный одобрением отца, я решил вступить в «Бакиньо» и получил свой первый настоящий контракт. Это было невероятно, мне на самом деле платили за то, что я играл в футбол. Я получал 4500 реалов – понятия не имею, сколько это будет в переводе на сегодняшние деньги, наверное, немного. Но это сильно изменило мое финансовое положение, что произошло в очень благоприятное время, поскольку я только что отучился второй раз в третьем классе в начальной школе Эрнесто Монте (из-за плохих оценок и прогулов по большей части), и, казалось, что и в четвертом классе мне тоже придется остаться на второй год.

(Должен отметить, что фактически я однажды уже получил деньги за футбол. Огромный фанат этого вида спорта, Ландан Мандиока, человек, у которого совсем не было денег, но который очень любил футбол, хотел, чтобы я сыграл за «Вила Фалькан». Тогда я не хотел принимать это предложение и спросил у него, сколько мне заплатит, надеясь, что после этого он от меня отстанет, и таким дипломатичным способом я выйду из этой ситуации. Мандиока сказал, что ему нужно время подумать. Он собрал какую-то мелочь со своей команды – на самом деле там были лишь мелкие монетки – и принес мне эти деньги со словами: «Вот все, что я смог достать…». Мне стало его так жаль, что я согласился сыграть в нескольких матчах, так что, полагаю, это и был мой первый контракт. Это еще одна история из моего детства, которую я с нежностью вспоминаю.)

Думаю, Господь приглядывал за мной, когда послал Валдемара де Брито сыграть важную роль на том этапе моей карьеры. В голове не укладывалось, что игрок такого уровня приедет учить детей – кроме того, мы и находились-то черт-те где. И все же он искренне был предан своей работе. Ему всегда хотелось обучать молодежь (и когда я ушел на пенсию, я понял это чувство). Хотя мы с товарищами по команде были совсем юны, Валдемар разговаривал с нами как со взрослыми и ожидал, что мы будем выказывать ему должное уважение. Так мы и делали – он требовал дисциплины, и он ее получил. Мы усердно тренировались, Валдемар научил нас множеству новых техник, в том числе различным передачам и оценке матча. Некоторые из нас это усвоили, а некоторые – нет. Я всегда был очень внимательным на тренировках. «Бакиньо» была сильной командой, а благодаря Валдемару мы стали еще сильнее. Мы стали непобедимы.

У нас было несколько великолепных футболистов: Маниньо, Пакока, Эдир, Лелеко, Осмар Гедес… Еще я помню Антониньо, который был очень важен для команды. Валдемар говорил, что игрок, желающий стать великим футболистом, обязан придерживаться одного важного правила: он должен контролировать мяч обеими ногами, головой и грудью, а также знать, как принимать мяч, как ударить по мячу так, чтобы тот покатился в нужном направлении. Тренер учил нас, что мяч – инструмент игрока и тот, кто не умеет его контролировать, никогда не станет настоящим футболистом и уж точно не добьется славы великого профессионала. В моей команде было много искусных игроков. Они могли хорошо бегать с мячом, делать подкаты и использовать различные хитрости, но не все из них знали, как получить мяч. У них не было этого дополнительного зрения, которым, кажется, я обладал. Возможно, этому невозможно научить. Наверное, это либо есть, либо нет. И я определенно умел предвидеть, что могло произойти на поле, еще даже до того, как это поймут остальные. Уже после того, как я стал профессиональным футболистом, люди зачастую спрашивали: «Как вы узнали, что будет?», и я отвечал: «Не знаю, просто догадался». Многие дети очень хорошо играли, но с некоторой задержкой реагировали на происходящее на поле. Я просто был быстрее.

Некоторые предполагали, что я мог видеть больше, чем остальные, благодаря тому, что у меня глаза расставлены чуть шире, чем у других людей. В конце концов обследование показало, что я обладаю очень хорошим периферическим зрением. Знаете, не могу припомнить, чтобы за все тридцать лет игры в футбол кому-то удавалось увести у меня мяч, подойдя ко мне со спины, – с другими футболистами такое часто случается. Я всегда замечал приближение соперника – не могу объяснить, как или почему – слышал ли я противника, видел ли я его или же применял некое шестое чувство. Это было со мной с самого детства. Возможно, я развил этот навык, потому что мы играли на очень маленьком пространстве, так что реагировать приходилось максимально быстро.



В «Бакиньо» все было, как полагается. Когда я играл в этой команде, мне не приходилось беспокоиться о футболках, шортах, носках, бутсах – ни о чем; нам все предоставляли, что было очень удобно. Когда однажды Валдемар узнал, что я играл за другие клубы, он временно меня отстранил. И правильно сделал. Не нужно было все усложнять, участвуя в других «босых» командах, и с тех пор я сосредоточился исключительно на «Бакиньо». Правда, я все еще подрабатывал, продавая пироги голодным путешественникам на железнодорожной станции. Все было хорошо до того момента, как голод начинал терзать меня самого, после чего мне приходилось объясняться перед доной Филоменой, женщиной, готовившей пироги, которой я должен был отдавать выручку и непроданную выпечку. Она быстро сообразила, почему не всегда все сходилось.

Теперь деньги у меня появлялись загадочным образом. Одно из самых теплых воспоминаний о «Бакиньо» связано с тем, как мы участвовали в турнире на стадионе «БАК». В финале я забил решающий гол, и наши болельщики выбежали на поле. Потом они стали кидать в меня монетки. Казалось, что их были сотни – настоящее богатство – и я ползал по полю, собирая все деньги, чтобы отнести их маме.



Моя спортивная карьера хорошо продвигалась, даже несмотря на то что я только начинал, но у национальной сборной дела все так же шли не очень хорошо. В 1954 году Чемпионат мира проходил в Швейцарии, и Бразилия вылетела из соревнования в жестоком матче против Венгрии. Трех игроков удалили с поля, и поговаривали, что Пушкаш, получивший травму и наблюдавший за игрой с боковой линии, ударил нашего центрального полузащитника Пинейро бутылкой. Это было очень печально – и судья какое-то время считался главным врагом – но народ отреагировал на это поражение не так, как в 1950 году. Возможно, это было обусловлено тем, что соревнование проходило не в Бразилии, а качество радиотрансляций из Европы оставляло желать лучшего – мы толком не знали, что именно там происходило.

В 1954 году «Бакиньо» был на коне. Газета «Diario de Bauru» совместно с «Sao Paulo Sporting Gazette» провела второй Юношеский чемпионат. Это был триумф – организация была безупречна. Я играл под номером 997, чего я никогда не забуду. Я был нападающим, и мы одержали победу на этом чемпионате, забив в тридцати трех матчах сто сорок восемь голов.

* * *

В «Бакиньо» я провел несколько великолепных лет и в это время наконец смог закончить школу (проучившись два лишних года). Одна исключительно незабываемая игра подвела своеобразный итог нашему превосходству и моему становлению как футболиста. Это был один из первых матчей чемпионата против «Фламенкиньо», чемпионов среди юношеских команд из Сан-Паулу. Как только мы вышли из автобуса перед началом матча, я захотел купить арахис. Вся остальная команда прошла внутрь стадиона, а мне дорогу преградил мужчина – он попросту принял меня за ребенка, который пытается его обмануть. Охранник не поверил моим заявлениям, что я приехал участвовать в матче, – он решил, что я слишком маленький для того, чтобы участвовать в таком масштабном соревновании. Остальные члены команды заметили мое отсутствие и пошли меня искать. Наконец, я вошел. Матч начался, и когда тот охранник увидел меня на поле, он был поражен моим стилем игры. Мы победили со счетом 12:1. Я забил семь голов.

Но время «Бакиньо» было недолгим. Началом конца стало решение Валдемара де Брито покинуть нас и отправиться тренировать взрослых в Сан-Паулу. Возможно, он чувствовал, что сделал для нас все, что мог, но отпускать его было невероятно грустно. Казалось, что все уходили – и от того счастья, к которому мы привыкли в команде, не осталось и следа, и я начал искать новые пути развития. «Нороэсте», главный соперник «Бауру Атлетик Клуб», собрал юношескую команду, участвовавшую в товарищеских матчах перед главными матчами среди взрослых. Я несколько раз играл против них, что продемонстрировало как мою преданность «БАК», обусловленную тем, что на них работал папа. Но я ничего не имел против «Нороэсте», как порой говорили. Я тренировался с профессионалами и был очень доволен тем, что мог наблюдать за великолепными игроками, демонстрирующими свои способности. В ходе одного матча в Ибитинге я забил нашим противникам четыре гола из восьми. На самом деле «Нороэсте» пытался меня нанять еще до того, как Валдемар нас покинул, но наш любимый тренер этого не допустил. Он считал, что мне было предрешено судьбой вершить великие дела, и, думаю, он также втайне симпатизировал «БАК».

В мои подростковые годы стал весьма распространен мини-футбол, и я играл за команду под названием «Радиум» и даже принял участие в первом чемпионате futebol de salão[3], проходившем в Бауру. Мы победили. Futebol de salão был для нас чем-то новым, но я чувствовал себя как рыба в воде. Этот вид футбола отличается большей скоростью по сравнению с игрой на траве. Нужно очень быстро думать, поскольку все игроки находятся близко друг к другу. Возможно, то, что я овладел этой техникой, помогло мне быстрее соображать. Именно futebol de salão дал мне первую возможность сыграть со взрослыми. Мне было около четырнадцати, и я помню, что тогда проходил турнир, в котором я не мог принять участие, – мне сказали, что я был слишком молод. В конце концов, мне все же разрешили играть. По итогам соревнования я стал бомбардиром, забив четырнадцать из пятнадцати голов. Это придало мне уверенности в себе. Я понял, что впредь не должен бояться ничего, что бы мне ни предстояло.

И вскоре передо мной открылись новые возможности. Сперва перемены пришли в лице бывшего футболиста Элбы де Падуа Лимы, известного как Тим, который был тренером известного клуба из Рио «Бангу». Он искал новые таланты во внутренних областях страны и приехал посмотреть на «Бакиньо». В результате он взял трех игроков и хотел пригласить и меня. Тим долго беседовал с папой, который посчитал это хорошим предложением, но как только он затронул эту тему в разговоре с мамой, она вышла из себя.

«Ни за что! – воскликнула она. – «Бангу» в Рио-де-Жанейро». Конечно, раньше она там никогда не была, но сама идея о том, что я, такой маленький, буду жить в космополитической столице Бразилии, слишком ее страшила.

«Он никуда не поедет, – добавила она. – Он не уедет отсюда, взгляни, что стало с его отцом! Он получил травму, а потом что? Нет, мой сын будет учиться, а потом работать. Он будет учителем».



Втайне я испытал облегчение. Переезд в Рио мог бы стать большим приключением, но в то же время эта перспектива меня очень пугала: мне бы пришлось не только играть против профессионалов, которые были намного старше меня, но и стоять за себя в огромном незнакомом городе. От этой идеи было решено отказаться.

Но месяцы шли, я рос и становился сильнее и старше. Менялись и мои амбиции. Я хотел быть футболистом, я хотел быть знаменитым. Я не думал, что смогу на этом зарабатывать, так что понимал, что мне придется устроиться еще на одну работу. Моя мама мне это внушила. И я ей верил.

И когда перспектива перехода в большой клуб становилась все привлекательнее, такую возможность мне предоставил Валдемар де Брито. Однажды он появился в Бауру, чтобы встретиться с моими родителями и поговорить с ними о моей карьере. Он считал, что я должен поехать в Сантос, менее устрашающий по сравнению с Рио город. Он был чуть больше Бауру, и там базировалась хорошая команда – на тот момент она являлась чемпионом штата. Валдемар считал, что я мог начать играть в юношеском составе, а потом быстро перейти в основной. Опять же, Дондиньо был всеми руками за, а вот мама по-прежнему переживала. Но Валдемар заверил ее, что он уже обо всем договорился с президентом «Сантоса», и обо мне будут как следует заботиться. Наконец, мама сдалась при условии, что Валдемар лично будет за мной присматривать.

«То есть, я могу поехать?» – недоверчиво спросил я.

«Ты можешь поехать, – сказала она. – Мы только попробуем».

Мне было все равно. Последней моей игрой в Бауру стал матч, в котором я играл за «Радиум» против клуба «Вила Кардия». Вот-вот должны были начаться годы «Сантоса».

Глава 3. Из Сантоса в Швецию

«Десятый номер в «Сантосе» бесспорно принадлежал мне. До приезда маленького черного мальчика с ножками, тонкими, как спички, который вошел в историю как Пеле». Васконселос, бывший футболист «Сантоса»
Отъезд из Бауру по своей стремительности напоминал ураган – нужно было столько всего сделать. Мама решила, что в поезде я буду нелепо выглядеть в своих коротких штанишках, и решила сшить пару длинных брюк из синего хлопка – до этого я всегда носил только шорты. На протяжении первых пятнадцати лет жизни моя одежда должна была соответствовать только моему увлечению: футболу на улицах. Я никогда и не думал о нарядной одежде, и моей единственной страстью была игра. Теперь все менялось. Пора было выйти навстречу миру, а для этого были нужны длинные брюки.

Мой отъезд запланировали на воскресенье. Мы с Дондиньо должны были рано утром отправиться в Сан-Паулу, где на главной железнодорожной станции «Луз» нас ждал Валдемар де Брито. Затем Валдемар поехал бы с нами в Сантос, чтобы познакомить меня со всеми в клубе. Весь вечер накануне отъезда родители были заняты советами и сборами, мы упаковали два чемодана: мой и папин. Я совсем не спал.

Что ждало меня в Сантосе? Справлюсь ли я? Все ли будет со мной нормально без присмотра любящих родителей? Как отметила мама, переезд таил в себе много волнений для ребенка. Мне было о чем подумать – о своих страхах, об опасности – но тогда я воспринимал все грядущие приключения со своей детской позиции. Кроме футбола я еще постоянно думал о том, что мне предстояло осуществить еще одну свою мечту: скоро я мог увидеть море! Я знал футболистов с картинок и наклеек, но мысль о том, что я побываю на море, казалась мне безумной фантазией – вы даже представить себе не можете, насколько это важно для ребенка, живущего в такой глуши. И в то же время я понимал, что мне выпал уникальный шанс исследовать жизнь. Я начал думать о своих обязанностях, и моя семья напомнила мне о многих из них. Мы собрались вместе тем субботним вечером и все делились со мной драгоценными мудрыми советами: дядя Жоржи, бабушка Амброзина, брат с сестрой и, конечно же, родители.

В воскресенье папа пришел меня будить еще затемно. Я встал так быстро, как только мог, и надел новую одежду. Бабушка растрогалась, а из-за нее расплакалась и сестра. На станции мне самому пришлось сдерживать слезы, когда я махал рукой на прощание маме и Зоке. Я пообещал папе: «Как только я заработаю немного денег, я куплю маме дом». Папа, который всегда был реалистом, деликатно сказал: «Пока не мечтай об этом, Дико». Я попытался уснуть в поезде, но не смог – эмоции переполняли меня.

Валдемар де Брито ждал нас на станции «Луз», как мы и договаривались. С ним мы поехали в Сантос на автобусе «Brazilian Express», компании, осуществлявшей перевозки между Сантосом и Сан-Паулу, чем она до сих пор и занимается. Пообедав в ресторане возле станции, мы продолжили путешествие навстречу моей судьбе. Меня поразили небоскребы в городе, а также красота дороги из Сан-Паулу в Сантос. Сан-Паулу расположен на плато, находящемся на высоте около тысячи метров над уровнем моря. Стоит подобраться к краю плато, то прямо перед спуском к побережью открывается захватывающий вид на леса и крутые склоны… Это зрелище зачаровывало.

Я не мог оторвать взгляда от пейзажа. Для такого провинциального мальчика, как я, это было даже слишком.

Первые уроки, которые Валдемар де Брито преподал мне на пути в Сантос, были великолепны. Он сказал мне играть так, будто я все еще в Бауру и просто пинаю мяч с друзьями. Валдемар посоветовал мне остерегаться звезд, играющих за «Сантос». Он уверил меня, что на первых порах абсолютно нормально чувствовать себя немного не в своей тарелке, однако клуб наполнен замечательными людьми, которые мне помогут адаптироваться. Мой наставник рассказал мне и о прессе. «Смотри, – сказал он настойчиво, – ты должен будешь делать еще кое-что очень важное. Ты не будешь читать газеты, и ты не будешь слушать радио». Я был благодарен ему и понял, насколько мне повезло, ведь мне напутствие давал тот, кто испытал все давление от игры на высочайшем уровне. «Особенно перед матчем никогда не читай спортивные газеты и не слушай радио». И на протяжении всей моей карьеры, да и даже после нее, я едва ли обращал внимание на СМИ. Конечно, если мне передавали, что где-то обо мне написали что-то хорошее, я читал. Это нормально. Но, как правило, я старался не беспокоиться о том, что говорили другие.

Слова Валдемара заставили меня почувствовать, что он верит в мой успех и что он не поставил бы на кон свое имя, если бы в нем сомневался. Наш разговор меня успокоил. А напоследок он сказал: «Никакого курения, никакого алкоголя, никаких женщин и никаких плохих компаний». Он явно серьезно относился к обещанию, данному доне Селесте.

С курением проблем не было. Год-два назад мы с друзьями сидели в пятидесяти метрах от дома, и один из них дал мне сигарету. В моем классе многие пристрастились, и я готов был к ним присоединиться. Я перестал следить за тем, не вышел ли кто из нашего дома, когда внезапно увидел отца, который шел мимо и сказал: «Привет», – как всегда улыбаясь, – и пошел дальше, никак не отреагировав на меня. Я выбросил сигарету, но был в шоке – я знал, что мог влипнуть. Друзья сказали мне не беспокоиться, и что отец наверняка не заметил, что я пытался курить. Я пошел домой и вскоре понял, как мои приятели ошибались. Разговор был простым: «Ты курил». И я ответил, что да, курил, но делал это всего несколько дней. Его следующий вопрос меня поразил: «Каков дым на вкус?» Я сказал, что вряд ли смогу его описать. Я не получил заслуженных оплеух. Папа – который всегда, на протяжении всей моей жизни, был мне другом – подошел ко мне, посмотрел в глаза и сказал: «У тебя есть талант. Ты можешь даже стать звездой футбола, но ты не добьешься успеха в этой профессии, если будешь курить и пить – твое тело попросту не справится». Он достал кошелек из кармана, дал мне денег и преподал мне еще один урок, который я никогда не забуду: «Если хочешь курить, ты должен покупать свои собственные сигареты, не побирайся». Тогда я снова увидел, как сильно он меня любил, и я знал, что он был прав. После того дня я не взял в рот ни сигареты. Я уверен, что меня спасли слова и этот жест моего отца. Возможно, если бы меня выпороли, я бы и не перестал курить… Телесные наказания – не всегда подходящий урок. Благодаря этому я стал еще больше восхищаться отцом – он был простым человеком, но при этом у него было чувство собственного достоинства и проницательность. Так что на этот счет Валдемару не стоило волноваться.

Но женщины? Как я мог о них не думать? Как нелепо просить об этом мальчика, которому уже почти исполнилось шестнадцать! Я был молод, силен, здоров и считал себя дамским угодником. А гормоны… С тех пор, как я начал играть в Бауру, я разделил свободное время на беготню с мячом и беготню за девочками. У меня даже было несколько романов, детских влюбленностей, через которые все проходят. Была одна девочка, которая мне очень нравилась, но вскоре ее отец положил конец нашим отношениям – он однажды пришел в школу и отругал ее за то, что она со мной гуляла. «Чем ты занимаешься с этим negrinho?» – закричал он. Тогда я, пожалуй, впервые лично столкнулся с расизмом и был шокирован. Моя подруга была белой, но мне и в голову не приходило, что кому-то может не нравиться цвет ее или моей кожи. Когда отец девочки схватил ее за руку и уложил дочь поперек колена, я был так поражен, что не мог пошевелиться. Все наблюдали за происходящим и ничего не могли сделать. Потом я побежал домой и долго плакал. Больше она ни разу со мной не заговорила.

Но были и другие: Ивон, Неузинья, Самира – все они занимали особое место в моем юном сердце. Особенно Неузинья, сестра моего друга-японца, которой я годами восхищался еще до того, как мы начали встречаться. Я много ходил в кино, высматривая девушек, пришедших без парней. Не всегда все шло по плану, но было весело.

Зиньо, один из моих друзей, убедил меня пойти с ним в квартал публичных домов, чтобы получить первый сексуальный опыт. Мне было четырнадцать. Он рассказывал, как это замечательно, а я мог думать лишь о том, как бы не подхватить какое-нибудь венерическое заболевание, чего, к счастью, не произошло. Этот опыт принес мне больше беспокойств, чем удовольствия, но, по крайней мере, длилось это недолго.

Наверное, здесь мне стоит остановиться и объяснить, как люди себя вели в те годы, когда я был еще совсем мальчишкой. Отношения тогда ценились гораздо больше, чем сейчас, и огромную часть той информации, что сегодня привычно передается от старших к младшим, наши родители и не собирались нам передавать. Когда я говорю, что мой первый сексуальный опыт принес мне больше беспокойств, чем удовольствия, то это потому, что в те дни все, абсолютно все, считалось грехом. Нам не разрешалось ругаться в доме, мы обращались к родителям на «вы», мы никогда не видели отца в ванной, и, определенно, существовал целый ворох вопросов, которых мы просто не могли задать. Мы беспрекословно выполняли все, что говорили нам родители. Никаких обсуждений – делай, что говорят, и быстро!

Так что секс был окутан тайной. Ни дети, ни родители так и не решались о нем упоминать, а ведь было бы намного проще, если бы в семьях об этом говорили. Так как все остальное считалось грехом, мы должны были прилежно учиться, помогать по дому, читать; мы могли и поиграть, но секс? Ни в коем случае! Никто ничего не знал о гормонах, и мы не могли догадаться, что они означали; все, что мы знали, так это то, что один вид женщины заставлял наши маленькие глазки блестеть! Девочки – бедняжки – тоже это испытывали, но им приходилось себя особенно контролировать – ведь если девочка плохо себя вела, засматривалась на мальчиков, она тут же получала соответствующую репутацию. У них было это дополнительное бремя, но хоть мальчишки и были его лишены, даже нам не дозволялось ничего делать. Взрослые понимали, что мы перевозбуждены, и мы постоянно получали трепку из-за того, что у нас попросту бушевали гормоны. Так что нам приходилось ждать того дня, когда мы набирались храбрости и отправлялись в публичный дом.

Дома терпимости есть в каждом городе: и в маленьком, и в большом. Поход планировался как военный штурм или преступление – мы обсуждали его только на улице, чтобы никто нас не услышал… Там девицы легкого поведения предлагали свои услуги в обмен на незначительную сумму денег. А так называемые «семейные» женщины их ненавидели. Когда же мы проходили мимо района публичных домов, зачастую нам даже не дозволялось повернуть голову в их сторону и посмотреть на них – мы глядели под ноги и молчали.

Конечно, ничего хорошего в этом не было. Нам казалось, что мы делали что-то неправильное, нечто отвратительное и греховное. И отводили нас туда не родители, а друзья, братья или дяди. И, будто греха было недостаточно, существовал еще риск подцепить болезнь. Ужас! Как можно получить от этого удовольствие?

Вся эта тайна, которую люди создают вокруг такой вещи, как секс, – чепуха. И несмотря на то что мы живем на заре XXI века, для многих эта тема все еще является очень непростой. Но родители обязаны принять, что их детям придется иметь дело с сексом на определенных этапах жизни. Гормоны пробуждают чувства, а в сексе нет ничего греховного, если люди любят друг друга. Но даже сегодня те родители, которые не могут преподать своим отпрыскам основы сексуального воспитания, должны отправить детей на разговор с другом или психологом: по крайней мере, хоть с кем-то, кто может справиться с этим лучше их. Все, что требуется, – лишь капля здравого смысла и понимание того, что это естественно, и все мы являемся продуктами любви, выраженной посредством секса. Конечно, ничего этого я Валдемару не сказал – я просто кивнул и пообещал хорошо себя вести. Оставшаяся часть поездки была окутана волнением, а Валдемар давал мне совет за советом. Большинство из них влетели в одно ухо, а из другого вылетели.

* * *

Когда мы, наконец, приехали в Сантос, в первую очередь мы пошли посмотреть на море и прогуляться вдоль берега. Когда я ступил на пляж с отцом, я наклонился, чтобы потрогать песок руками, и попробовал воду. Учительница всегда говорила, что она была солоноватой – и она была права, хоть я и не верил ей. Таковы мальчишки. Мне нравилось, что Атлантический океан был таким большим. С детства я мечтал его увидеть. После этого впечатляющего зрелища мы отправились к «Вила Белмиро», домашнему стадиону футбольного клуба «Сантос». С этого момента я чувствовал себя так, будто меня подхватил сильный ветер и выбросил на зачарованную землю – прямо как Джуди Гарленд в фильме «Волшебник страны Оз».

Валдемар де Брито распорядился, чтобы наш багаж отнесли в тренировочный лагерь «Сантоса». Поскольку было воскресенье, то на стадионе проходил матч между «Сантосом» и «Комерсиал», и Валдемару удалось достать нам билеты. Я не мог оторвать глаз от происходящего на поле. Эти мужчины были звездами футбола, они играли в высшей лиге. Именно тогда я начал болеть за «Сантос» – и до сих пор я болею за этот клуб. До этого момента мне нравился «Коринтианс», хотя я никогда не видел эту команду в деле – я только слушал трансляции их матчей по радио, читал о них в газетах и собирал наклейки. У меня даже была настольная игра с «Коринтианс» – изображения игроков были нанесены на маленькие пуговички, которые следовало передвигать пальцами. Когда я был поменьше, я думал о том, каково это быть вратарем, и иногда, готовясь забить гол, я представлял, как вратарь «Коринтианс» пытается защитить ворота. Дети иногда так делают…

После игры мы пошли в раздевалку команды; все были довольны, поскольку «Сантос» победил и сохранил лидирующие позиции в лиге. Тренер, Луис Алонсо, известный как Лула, спросил, подмигнув: «Так ты знаменитый Пеле, да?» Я неловко ответил, что да, это я. И тут же я понял, что он мог подумать, что я и на самом деле считал себя знаменитым, что, конечно, было далеко от правды. Но Лула, вероятно, понял, что я очень смутился, поэтому он просто улыбнулся и сказал, что ждал меня, и сказал чувствовать себя как дома. Первым футболистом, с которым я познакомился, стал Васконселос – мне он понравился. Он был приятным человеком, притянувшим меня к себе за шею и сказавшим папе: «Мы позаботимся о мальчике!» Я снова был поражен; я видел чемпионов и знакомился с ними: с Жаиром, Зито, Пепе. Вскоре мне предстояло с ними играть. Валдемар де Брито сказал: «Теперь видишь, какая хорошая тут команда?».

Потом пришло время папе и Валдемару уезжать, возвращаться в Бауру и Сан-Паулу соответственно. Я ужасно боялся остаться в одиночестве, хотя футболисты и казались дружелюбными, и я обнаружил, что многие знали и уважали Дондиньо.

«Не волнуйся, – сказал папа. – Все будет хорошо». И, обняв меня в последний раз, ушел.

* * *

Первые ночи в Сантосе я провел в «Вила Белмиро». Под бетонными трибунами было несколько комнат, в которых жили большинство футболистов без семей. Хотя я был младше всех, товарищи делали все, чтобы я почувствовал, что мне были там рады. В комнате нас жило, думаю, человек восемь, на четырех двухъярусных кроватях. Обстановка была очень простой, но атмосфера царила приятная. Когда я недавно навещал «Сантос», я видел, что эти комнаты никуда не делись, в них по-прежнему живут юные игроки, и обстановка в них все такая же аскетическая. И тогда я подумал про себя: «Какой стыд! «Сантос» совсем не улучшил условия проживания футболистов».

Два дня спустя состоялась моя первая тренировка с командой. Я думал, что они захотят проверить мои способности, поместив меня в команду игроков моего возраста, но этого не произошло. Я сразу погрузился в самую гущу событий. Меня поставили играть с профессионалами. А у «Сантоса» была сильная команда. Они победили на чемпионате Сан-Паулу в 1955 году, а потом снова в 1956-м. В команду «Сантоса» входил Жаир да Роза Пинто, ветеран Чемпионата мира 1950 года, и Хелио, и Формига, и Пепе, которого тоже звали в сборную.

Вне поля я немного стеснялся. Моя форма была мне великовата. Я был маленьким и худеньким, весил менее шестидесяти килограммов, и у меня тряслись коленки. Пепе, который впоследствии стал моим другом на всю жизнь, видел, что я нервничал. Он переодевался рядом со мной и сказал: «Не переживай, они отличные парни, вот увидишь». А на поле я словно становился другим человеком. Я был бесстрашен – ведь я уже играл со взрослыми в Бауру, и меня не пугали эти звезды футбола. Формиге сказали вставать у меня на пути, но мне все равно удалось дважды его обойти. Думаю, именно это произвело сильное впечатление на Лулу. Если это была проверка, то я определенно с ней справился. «Мне понравилось, как ты играл», – сказал потом Лула. Я не знал, что ответить. Он продолжил: «Правда, тебе придется нарастить массу, если хочешь играть в основном составе». Поэтому мне пришлось провести какое-то время в юношеской команде.

Пепе похвалил мою тренированность и передал, что Урубатан тоже впечатлен и считает, что я стану звездой. Все подходили ко мне и говорили, как хорошо я себя показал, включая великолепного нападающего Дел Веккио. Но Лула думал, что такая маленькая мышка, как я, не сможет играть с большими кошками. Несмотря на то что мне разрешили продолжать тренироваться с профессионалами, я все еще был вынужден играть с теми, кому было меньше двадцати и восемнадцати. Также я тренировался в одиночку, порой часами. Я знал, что мне надо было постараться, если я хотел чего-нибудь добиться. Я играл не только для толп болельщиков, я пытался реализовать собственные амбиции. Я не мог позволить себе провалиться.



Я близко к сердцу воспринял совет Лулы. Я начал есть, как конь, извлекая максимум пользы из прекрасной еды, которая в клубе предлагалась в любое время. Я не мог достаточно быстро вырасти.

Я хорошо играл за юношескую команду и помог ей стать чемпионом в том году. Однажды меня взяли в состав футболистов возрастом до шестнадцати лет, чтобы я мог усилить их позиции в финале местного турнира. В конце концов, мне было всего пятнадцать. И все равно игра в моей возрастной группе казалась мне понижением. Нашим соперником выступил «Жабаквара», еще один футбольный клуб из Сантоса. Судьей был Ромуальдо Арпи-Филью, который много лет спустя будет отвечать за финал Чемпионата мира 1986 года. Во время матча мы должны были бить пенальти, что определило исход игры. Удар был за мной, но мяч пролетел над перекладиной, и мы упустили титул. Я был опустошен. Болельщики меня освистали. Я плакал и даже выл, настолько я обезумел от горя. Я испытывал смесь позора и сокрушительного стыда, и в тот вечер я решил, что больше не смогу быть в «Сантосе».

То была детская реакция, но тем не менее очень сильная. На следующий день я проснулся в половине седьмого утра, твердо намереваясь сбежать и вернуться домой в Бауру. Я тихо собрал вещи, на цыпочках вышел из комнаты и направился к двери. Как только я до нее добрался, я услышал голос:

«Эй, ты! Кто дал тебе разрешение уйти?» Это был Сабузиньо, работник клуба. «Таковы правила. Все младшие должны получить письменное разрешение на выход из здания», – добавил он.

«Знаю, знаю, – сказал я. – У меня оно есть, просто выпусти меня, и я тебе потом его принесу».

«Нет, не пойдет. Либо ты приносишь его сейчас, либо никуда не идешь».

Вот так. Мой план побега провалился при первом же препятствии. Сейчас я понимаю, как мне повезло, что он меня остановил, даже если это и произошло из-за обычной формальности. Когда Сабузиньо понял, что я попытался сделать, он преподал мне важный урок. «Все время от времени совершают ошибки, – сказал он. – Но нужно учиться на своих промахах, а не сдаваться!» Если бы я ушел, возможно, «Сантос» не принял бы меня обратно – тогда к дисциплине относились очень серьезно. Я чувствую, что Сабузиньо спас меня, и мне ужасно повезло, что он был там именно в это время.

* * *

Спортивный директор «Сантоса», сэр Антонио, честно сказал мне вскоре после моего приезда, что хочет предложить мне контракт. Конечно, я был взволнован – я не так долго там пробыл, и вот они уже пытаются сделать так, чтобы я остался. Но оказалось, что это был не совсем тот контракт, на который я рассчитывал, – он не гарантировал участие в основном составе, и поскольку я все еще являлся несовершеннолетним, он не был легален в полном смысле этого слова. Клуб просто выразил свою заинтересованность во мне, а в будущем, когда я бы стал достаточно взрослым, мне могли предложить официальный договор. Но, как бы то ни было, это был шаг в верном направлении, и я не мог от него отказаться.

Валдемар де Брито следил за всеми обсуждениями контракта, за каждой мелочью – 6000 крузейро в месяц, плюс питание и проживание. От моих родителей требовалось их согласие, так что мы отправились обратно в Бауру. Было здорово вернуться домой, но когда я сказал, что решил остаться в Сантосе, все расплакались! Я думал, что они будут рады, но мама и бабушка не хотели терять общество любимого Дико. Оказалось, что мама думала, что я ехал в Сантос только показать себя, а не жить там, поэтому была очень расстроена. Настолько сильно, что это подкосило и меня, и я решил, что не могу так огорчать маму и должен отказаться от предложения «Сантоса» и остаться в Бауру.

И снова Валдемар вмешался и взял на себя решение этой проблемы, которая стремительно разрасталась до масштабов настоящей драмы. Он поговорил с Дондиньо и мамой о Сантосе, рассказал им о клубе, о том, какое будущее меня там ждало, уверил родителей в том, что все будет замечательно. В конце концов, ему удалось их убедить; он убедил и меня, хотя я был твердо настроен, что не вернусь в «Вила Белмиро».

Я поехал обратно в Сантос вместе с Валдемаром и подписал контракт. Я продолжил тренироваться с основным составом, хоть и играл в молодежных командах. Начинал я в качестве armador, то есть опорного полузащитника, но теперь меня поставили на позицию атакующего полузащитника. Моими конкурентами, также претендующими на эту позицию, были Дел Веккио и Васконселос. Наблюдая за их игрой, я думал, что мое время придет нескоро. Они были главными бомбардирами команды и отличными футболистами, к тому же уже прижившимися на своих позициях. Но снова Господь обратил на меня свой взор… Недалеко от Кубатана должен был пройти тренировочный матч; не все члены основного состава собирались туда ехать, так что я получил шанс впервые присоединиться к команде. Мы победили со счетом 6:1, причем я забил четыре гола. Поскольку это был всего лишь товарищеский матч, результат не учитывался в статистике игроков, так что эти голы никак не отразились на моей карьере, но для меня они были чрезвычайно важны. Я видел, что остальные футболисты стали немного иначе ко мне относиться после этого матча, они будто бы начинали понимать, почему меня приняли в клуб в столь юном возрасте. И также эта игра положила конец «Газолине», прозвищу, которым меня по-доброму наградили по приезде, – после матча в Кубатане я снова стал Пеле, и Пеле я и остался. Пресса также узнала о моем отличном выступлении, из-за чего клуб был вынужден дать мне показать себя в основном составе.

* * *

Штат Сан-Паулу больше всего известен своими ранчо, земледелием и тяжелой промышленностью. Но Сантос совсем другой – это пляжный город, гораздо больше похожий на Рио-де-Жанейро, чем на каменные джунгли Сан-Паулу. Я этому очень радовался, потому что это означало, что свободное от тренировок время я мог проводить на побережье.

Правда, сначала я чувствовал там себя немного некомфортно. Я боялся не моря или чего-то подобного – а женщин. В Бауру купальники были не в ходу – зачем там купальники, если ближайший пляж был в пятистах километрах от города? К тому же мама мне говорила, что женщины в купальниках – или даже джинсах, если уж на то пошло – не были порядочными и благопристойными. Она советовала мне остерегаться женщин, демонстрирующих свое тело. Поскольку я был очень религиозен, меня это крайне беспокоило, так как, приходя на пляж, я хотел только пялиться на женщин в крошечных бикини. Я ужасно боялся, что Бог решит, что я согрешил, и накажет меня. Потом я привык и понял, что единственным разумным выбором пляжной одежды для женщин было бикини.

Я скучал по друзьям и семье, оставшимся в Бауру, но постепенно я привыкал к своим новым футбольным товарищам. Я ходил в кино, мы играли с мячом на пляже, проводили время, катаясь по городу на трамваях. Еще мне очень нравилось рыбачить. У одного из моих друзей было рыболовное судно, и мы уходили в море, чтобы ловить рыбу. Я не очень хорошо чувствовал себя на волнах, мне быстро становилось дурно, но рыбачить я любил, и у меня очень даже хорошо получалось. Я научился ловить рыбу в Бауру, в пресной воде, так что нужной сноровкой я уже обладал.



Как бы то ни было, именно во время рыбалки произошла одна из моих величайших личных трагедий того времени. Мы с Клаудио, вратарем, и Сабузиньо, остановившим меня, когда я пытался сбежать из «Сантоса», отправились в Прая-Гранди. И прямо на моих глазах Сабузиньо упал со скалы и начал тонуть. Мы не смогли его вовремя спасти, и он погиб. Я всегда буду помнить его веселый нрав и дружелюбие.

Спустя где-то месяц тренировок с основным составом мне, наконец, дали возможность поучаствовать в матче. Я никогда не забуду эту дату. Это было 7 сентября 1956 года – годовщина независимости Бразилии и название моей первой босоногой команды. Отличное сочетание.

Мы играли против «Коринтианс» – не того главного клуба «Коринтианс», который так нравился мне в детстве, а менее крупной команды из Санту-Андре. Это был товарищеский матч, и Лула не выпускал меня со скамейки запасных всю первую его половину. Во втором тайме он вывел меня вместо Дел Веккио. Почти сразу же я забил свой первый «официальный» гол – первый в списке из 1280 последующих. Пепе попробовал забить, но вратарь отразил удар, после чего в ворота мяч отправил уже я. Я был в экстазе. Я бегал и радостно скакал – ведь об этом я мог только мечтать! Чего уж говорить о том, что в пятнадцатилетнем возрасте я получил возможность сыграть в профессиональной команде. Через все поле я побежал к тренеру и обнял его, а затем мы обнялись и с остальными игроками. А потом я вдруг подумал: «Как мне сообщить об этом папе?» Тогда еще не было мобильных телефонов; впрочем, не было и таксофонов. Даже когда игра возобновилась, я все еще не мог выбросить из головы мысль: «Как сказать папе?» Поскольку это был товарищеский матч, я знал, что радиотрансляции не будет. Лишь на следующий день мне удалось поделиться с ним этой новостью.

В конце матча болельщики аплодировали – они все были фанатами «Коринтианс», так как матч проходил на их стадионе. Думаю, они пришли посмотреть на меня из любопытства, поглядеть, чего стоил этот мальчик. В Сантосе меня уже хорошо знали, потому что я играл в молодежных командах, но для них я был новичком. Футболисты также были ко мне очень добры, в конце игры они подошли и поздравили меня.

В будущем вратарь «Коринтианс», Залуар, будет вспоминать этот день. Он сделает визитку, в которой назовет себя «вратарем, пропустившим первый гол Пеле». Кажется, он даже чуть ли не больше радовался этому голу, чем я сам.

* * *

Еще до моего дебюта в Сантосе ко мне проявляли большой интерес. В те дни посмотреть на тренировки собирались 5000-6000 зрителей. А когда запасные играли против основного состава (и я тогда всегда был в числе запасных), толпа увеличивалась в размере вдвое, занимая половину «Вила Белмиро». И, казалось, большинство зрителей болели за нас, запасных. Болельщики прыгали и выкрикивали мое имя. Это было похоже на настоящее соревнование, что, разумеется, придавало мне уверенности. Я привык к вниманию, и мне это очень помогло, когда я стал полноправным членом основного состава.

В футболе нужна удача, и мне она определенно улыбалась – за чей-то счет. В данном случае жертвой стал мой друг Васконселос.

«Сантос» играл против «Сан-Паулу» в рамках чемпионата на заполненном стадионе «Вила Белмиро», и для принимающей стороны игра началась плохо; позже ситуация ухудшилась совсем. «Сантос» во втором тайме проигрывал со счетом 3:1, когда Васко столкнулся с Мауро Рамосом ди Оливейрой (который позже будет играть за «Сантос» и станет там тренером). Васконселос упал, и его лицо исказилось от боли – кто-то даже подумал, что он притворялся, но, к сожалению, это было не так. Все было серьезно: он сломал ногу.

Я вспомнил совет, который мне дали папа с Валдемаром. Футбол переменчив, и в любой момент он может удивить. Я понял, что должен копить деньги и посылать большую часть своей зарплаты папе, который мог присмотреть за деньгами и, возможно, вложить их в покупку дома в Бауру, чтобы семья переехала из съемного жилья. Это был урок смирения. Васконселос вернулся, когда его нога зажила, но он не мог играть, как прежде, и вскоре перешел в другой клуб. Хотя я считал его своим другом, и в первую очередь я думал о его благополучии, после того как стало ясно, что какое-то время он не сможет вернуться на поле, я понял, что это был мой шанс прорваться в основной состав.

Официальный дебют состоялся в новогодние праздники. 12 января «Сантос» играл против шведской команды «АИК», которая приехала принять участие в соревновании с бразильскими клубами. Я чувствовал, что это моя первая настоящая проверка, в особенности это ощущение было связано с тем, что они являлись иностранцами. Тем не менее я был уверен в себе. Я не забил гол – эта роль досталась Фейжо, левому защитнику, пробившему штрафной, – но, думаю, я хорошо справился, поскольку после матча все подходили меня обнять.

С того момента, как Васко остался в стороне, мы с Дел Веккио, или Део, как мы его звали, сменяли друг друга. Таким образом Лула держал нас обоих в форме, что свидетельствовало о его высоких навыках организации труда. Благодаря его подходу между нами с Део не было никакой враждебности. Никакой обиды, только уважение. Мы упорно тренировались и усердно играли вместе ради «Сантоса», и если тренер решал, что в какой-то день один из нас должен был выходить на поле, мы принимали это абсолютно спокойно. Второй садился на скамейке запасных и подбадривал команду.

В начале 1957 года руководство «Сантоса» обратило внимание на то, что мой контракт в том виде, в котором он существовал на тот момент, потерял актуальность, поскольку мне было уже шестнадцать. Валдемар и Дондиньо приехали для обсуждения новых условий – я надеялся на более выгодное предложение, раз я так хорошо играл, но клуб считал, что я был еще слишком маленьким, а потому мог легко получить травму в любое время. (Я считал, что именно поэтому мне и стоило платить побольше.) Как бы то ни было, они сговорились на 1000 крузейро в месяц, и 8 апреля 1957 года был заключен контракт, на восемнадцать месяцев связавший меня с клубом.

Тогда же я переехал с «Вила Белмиро». Массажист «Сантоса», Раймундо, бывший баскетболист, был женат на женщине по имени Жоржина. Однажды мама приезжала ко мне и познакомилась с ней, поскольку дона Жоржина делала футболистам и их женам маникюр. Тогда-то она и предложила мне пожить у них. В их доме было много юных футболистов – включая Дорвала и Коутиньо, а также вратаря Лалу. У доны Жоржины я прожил несколько лет, и сейчас я с радостью вспоминаю о всех тех друзьях, что я обрел там.

В первой половине 1957 года я стал регулярно участвовать в матчах, и мне удавалось забивать голы. Правда, хорошо знали меня только местные. И лишь в июле у меня появилась возможность заявить о себе перед всем миром.

В Рио-де-Жанейро должен был проходить турнир между четырьмя европейскими и четырьмя бразильскими клубами. В одну из бразильских команд входили футболисты из «Сантоса» и «Васко да Гама». Меня выбрали на роль центрального нападающего.

Тогда я впервые побывал в Рио, находящемся в пятистах километрах вверх по побережью от Сантоса. Я даже не знал, чего ожидать. Разумеется, я был в курсе, что тогда этот город являлся столицей Бразилии, и что он в несколько раз больше Сантоса. Посмотреть Рио мне, правда, не удалось, наш тренер привез нас прямо на стадион «Сан-Жануарио», принадлежавший «Васко», где мы отдохнули и затем целый день тренировались.

Кроме того, тогда я впервые получил возможность сыграть на стадионе «Маракана». Я узнал о нем в 1950 году, когда там проводился Чемпионат мира. Он был построен специально для этого соревнования и был тогда еще крупнейшим стадионом в мире. Когда однажды мне довелось там тренироваться, я не поверил своим глазам. Помню, что я подумал: «Как что-то столь огромное вообще может существовать?» Стадион был колоссальных размеров. Когда я впервые вышел на его поле, то понял, что и оно было достаточно большим. На его фоне «Вила Белмиро» казался поистине крошечным. Я был поражен. Во время тренировки я порой просто смотрел и смотрел на трибуны и был не в силах отвести глаза.

Хотя на протяжении всей своей карьеры в Бразилии я играл только за «Сантос», «Маракана» занимает в моем сердце особое место. Я знаю, что на этом стадионе наша сборная потерпела ужасное поражение в 1950 году, но в то же время там состоялось много очень важных для меня матчей (о них я подробнее расскажу чуть позже). Первая игра между звездами «Сантоса» и «Васко» и «Белененсиш» из Португалии, возможно, показала, что на этом стадионе мне будет сопутствовать удача. Посмотреть на нашу игру пришло невероятное количество человек, а когда мы выбегали на поле, вокруг запускали фейерверки. Атмосфера была просто потрясающая. Первый гол я забил, будучи окружен тремя защитниками в штрафной площади. Во второй раз я обошел защиту и отправил в ворота мяч, пролетевший прямо над вратарем. Третий же гол был молниеносно забит с штрафной площади. Все три гола были очень разными, и, думаю, я показал всем, на что был способен.

В том турнире мы приняли участие еще в двух матчах против «Фламенго» и «Сан-Паулу», и в обоих я забивал голы. Должно быть, я смог произвести сильное впечатление, поскольку меня сразу же позвали в национальную сборную. Я должен был принять участие в первом матче Кубка Рока, традиционного соревнования между Бразилией и Аргентиной, которое состоялось в следующем месяце. Мне все еще было всего шестнадцать лет. И снова матч проходил на «Маракане». Я вышел на поле во втором тайме (снова заменив своего коллегу по клубу Дел Веккио), на мне была футболка с номером 13. Бразилия отставала на одно очко, но вскоре после того, как я вступил в игру, я забил гол. В итоге Аргентина выиграла со счетом 2:1, так что во втором матче мы должны были выложиться на полную.

Матч проходил на стадионе «Пакаэмбу» в Сан-Паулу, и я впервые вышел на поле в самом начале игры. Я сразу отлично себя показал, и спустя восемнадцать минут я вбежал в штрафную площадь и открыл счет. Маццола забил второй гол, и игра завершилась со счетом 2:0, и это означало, что Бразилия выиграла Кубок Рока. Я получил свой первый международный титул; и я даже не мог предположить, что он будет только одним из многих…

В свой первый сезон в «Сантосе» я присвоил себе футболку с номером 10. На чемпионате штата Сан-Паулу, главном нашем турнире, я забил больше голов, чем кто-либо, а именно семнадцать. Тренировки и питание также преобразили меня. Спустя полгода я набрал мышечную массу, стал сильнее. Я так накачал ноги, что каждое бедро стало в обхвате не меньше талии. Я был поражен тем, насколько изменилось мое тело.



Я усердно тренировался. Я всегда был перфекционистом – я и сейчас такой. Особенно много внимания я уделял левой ноге, поскольку она была слабее правой. Еще я отрабатывал удары головой. В то время у нас было хитрое приспособление для оттачивания подобных ударов: с конструкции свисал мяч, к которому надо было подпрыгивать. Сейчас ничего подобного уже не найти, но тогда такое оборудование было очень полезным. «Сантос» владел спортзалом, и в течение года я изучал карате, что помогло мне научиться падать и прыгать. После этого я занимался дзюдо. Это способствовало развитию чувства равновесия и ловкости. Поэтому я никогда не падал, обходя других футболистов.

Я был самым молодым футболистом в лиге, и я равнялся на ветеранов, особенно Зизиньо, который играл за «Сан-Паулу». Он считался самым интересным игроком Бразилии во время Чемпионата мира 1950 года. Я был очень взволнован тем, что теперь могу играть против него. Я помню матч, состоявшийся в ноябре 1957 года, когда «Сан-Паулу» нас сделал, – они победили со счетом 6:2, а Зизиньо показал настоящий класс. Он потрясающе играл: его пасы, удары, перемещения – все было прекрасно. А за год до этого он помог «Сан-Паулу» победить на чемпионате штата.

Я боготворил Зизиньо. Он определенно был достаточно хорош для участия в Чемпионате мира 1958 года, но все же отказался. Зизиньо чувствовал, что его время подошло к концу, что, конечно, безумно жаль. И сейчас его помнят как, пожалуй, лучшего бразильца, который никогда не побеждал на Чемпионате мира. Ему не повезло, что он ушел из футбола еще до широкого распространения телевидения и видео – если бы он застал эту эпоху, то был бы намного известнее.

Несмотря на то что нас разгромили со счетом 6:2, позже Зизиньо сказал, что был очень впечатлен, увидев меня впервые. «Он боролся, как настоящий боец, на протяжении всего матча! Мне ужасно понравилась его техника и его личные качества. Я подумал, что он многого сможет достичь. И не ошибся». Когда много лет спустя я рассказал о том, что старался равняться на него, он ответил следующее: «Дорогой спортсмен этого столетия, великий Король Пеле, если я был полезным зеркалом для тебя на старте твоей карьеры, то, будь уверен, я невероятно этим горжусь».

* * *

Когда наступил 1958 год, клубы окутало сильное возбуждение. В этом году проходил Чемпионат мира, и все мы старались изо всех сил, чтобы произвести хорошее впечатление и попасть в сборную. Дондиньо первым услышал о том, что меня пригласили, но он не был в этом уверен. Отец разговаривал со мной по телефону из Бауру и рассказал о том, что услышал по радио, как там упомянули не то Теле, который играл за «Флуминенсе», не то Пеле. «Думаю, ты в сборной, сынок», – сказал он. Так что я немедленно отправился в «Сантос» хоть что-то разузнать об этом. Модесто Рома, президент клуба, сказал мне: «Эй, малыш, ты попал в Seleção[4]».

Доставить нас в Швецию должен был Висенте Феола. Но сперва ему требовалось отобрать окончательный состав футболистов, и это было ужасно. В то время система была такова, что изначально приглашение в сборную получали намного больше игроков, чем в итоге садились на самолет и летели на Чемпионат мира, и процедура отбора поистине сводила с ума. Нас всех позвали на встречу с главой делегации Бразилии, доктором Пауло Машаду де Карвальо, которому предстояло огласить список обреченных. Мы все очень нервничали, ведь это был такой ответственный момент. Когда доктор Пауло закончил, а мое имя все еще не прозвучало, сперва я подумал, что он, должно быть, читал список тех, кто отправлялся на чемпионат, – он назвал имя Луизиньо, например, звезды «Коринтианс» и бесспорного кандидата на место в самолете. Но нет, Луизиньо не выбрали. Зато взяли меня.