– Расскажу через минуту. Я уже выезжаю, папа. Ты не возражаешь, если я позвоню Реджу, чтобы он забрал тебя из больницы и посидел с тобой дома, пока я не доберусь?

– Хорошо.

Папа, очевидно, чувствует себя неважно, если не возражает.

Я ввожу Бетти в курс дела.

– Наверное, мне придется остаться там на ночь, – говорю я. – Отцу придется потерпеть меня в бунгало, пока я не организую какой-то уход. А может, я снова сниму номер в отеле.

– Не волнуйся, – откликается она. – Мы справимся.

– С дедушкой все будет в порядке? – спрашивает Дейзи.

– С ним все будет хорошо, – отвечаю я гораздо увереннее, чем себя чувствую.

– Хочешь, я тоже поеду с тобой? – предлагает Мелисса.

– Хорошая попытка, – улыбаюсь я, стараясь придать ситуации немного легкости. – Но тебе завтра в школу.

– А теперь давайте поторопимся домой, – говорит Бетти, собирая наши вещи. – Вашей маме еще надо сложить сумку перед отъездом.

Я благодарно обнимаю ее. Спасибо небесам за моих родных.

Что бы я без них делала?

Глава 22

Бетти

Я пыталась сохранить брак ради Стюарта, но мысли о Джейн не давали мне покоя. Она разговаривала со мной в моих снах. Порой кричала на меня. Иногда говорила, что все понимает. Потом, когда я просыпалась в синяках и укусах от ночных «любовных ласк» Джока («Вот так он тебя целовал? Ты говоришь правду, что у вас не было секса? Признавайся, сука. Скажи мне!»), муж играл со мной в молчанку. И смотрел на меня так, словно я была ничем не лучше мусора в переполненных баках на улице.

Я едва могла есть от горя и вины. Постоянно представляла, как выглядело тело Джейн, когда его вытащили из пруда. Внезапно от одного вида сырого мяса меня стало тошнить. Я не могла прикоснуться к этой дряни. Джок даже ничего не сказал по данному поводу. Еще одно свидетельство того, как мало внимания муж уделял мне, за исключением постели, где он постоянно твердил, что я только «его» и больше ничья.

Часто я начинала набирать номер Гэри, но потом останавливалась. Какой в этом был смысл? Однако однажды не выдержала и дождалась гудков. Через некоторое время трубку сняли.

– Алло! – раздался женский голос.

На мгновение мне почудилось, будто это сама Джейн. Но затем я поняла – это ее мать. Я быстро положила трубку. К моему ужасу, телефон сразу зазвонил. Может, это она перезванивала мне? Я не ответила. Потом жила в страхе, что она позвонит снова, когда Джок будет дома. К счастью, она этого не сделала.

Несколько недель спустя, когда мне уже казалось, что я схожу с ума, я повела Стюарта прогуляться возле дома Джейн. Снаружи висела табличка «Продано». Перевозчики грузили мебель в фургоны. Я ничего не могла с собой поделать и подбежала к открытой парадной двери. Двое мужчин выходили оттуда, вынося двуспальную кровать. Ту, на которой мы с Гэри так страстно целовались. Причину смерти Джейн.

– Хозяин еще здесь? – в отчаянии воскликнула я.

– Извиняйте, уважаемая. Вы только что с ним разминулись.

Куда Гэри переехал? Не было никакого способа узнать. Я проплакала всю дорогу домой. Стюарт тоже захныкал, будто понимал, как я расстроена. Возможно, он тоже скучал по своей прежней подруге по играм, Вайолет.

Джок стал возвращаться домой поздно, от него разило дешевыми духами. Они были совсем не похожи на те, которыми пользовалась Джейн и которые я, к своему стыду, у нее «заимствовала». От этого запаха меня затошнило.

– Что это за вонь? – поинтересовалась я.

Сначала у меня мелькнула мысль, что это может быть один из таких приторных освежителей воздуха. Наверное, на фабрике повысили стандарты оборудования туалетов. Но муж холодно посмотрел на меня.

– Вонь? – с вызовом спросил он.

Я сморщила нос.

– Тошнотворное зловоние, какое от тебя исходит. – Я взяла пиджак из синтетической ткани в коричневую клетку, который муж недавно купил, потому что ему нужно было выглядеть прилично, «поднимаясь по карьерной лестнице», и понюхала.

– Фу!

Джок выхватил его из моих рук.

– Ничего ужасного, запах как запах! Ты просто понабралась спеси. Не тебе решать, чем людям пользоваться. И да, это мое дело, как я пахну. После твоих кувырканий с этим Гэри.

И тут до меня дошло.

– Ты был с женщиной, – медленно произнесла я.

– Ну и что с того, даже если так?

Джок с немытыми руками сидел за кухонным столом и ждал, когда я поставлю перед ним ужин. Стюарт, которому тогда было полтора года, был уже в пижаме, сшитой мною собственноручно. Мне следовало уложить его в постель, особенно если вот-вот ожидался скандал. Но я ничего не могла с собой поделать.

– Кто она такая? – потребовала я ответа.

Джок рассмеялся:

– Ты считаешь, что имеешь право спрашивать? Тебе повезло, что я вообще еще здесь.

Прежний страх, что я могу его бросить, казалось, теперь исчез. Напротив, Джок получал удовольствие, угрожая уйти от меня.

Стюарт заковылял к нему.

– Папа, папа, – пролепетал он. У него уже прорезались почти все молочные зубы, но между двумя передними была большая щель, о которой я не могла не беспокоиться.

– Если бы не ребенок, – холодно продолжил мой муж, – я бы давно ушел. Но мальчику нужны оба родителя.

– Ты просто знаешь, что сам не в состоянии о нем позаботиться, – неожиданно для себя ответила я.

Он покачал головой:

– Может, и так. Но это не значит, что другая женщина не сможет… или не захочет.

Холодок пробежал у меня по спине.

– Подумай об этом, Бетти. Допустим, этот запах действительно принадлежит другой женщине. Что, если эта женщина с удовольствием примет меня – и моего сына тоже? Ты действительно считаешь, что какой-либо суд встанет на твою сторону после того, что ты сделала?

– Не надо, – взмолилась я, опускаясь на стул. Я не знала, что ударило меня сильнее – моя вина за смерть Джейн или страх, что Джок может передумать и решит развестись со мной в конце концов. А если судья действительно отдаст Стюарта ему? Я бы не смогла тогда жить. Не этого ли испугалась Джейн, увидев нас с Гэри? Вдруг ей пришло в голову, что муж может уйти и суд отдаст детей нам с ним, а ее объявит «непригодной» матерью? Мне было невыносимо думать об этом.

– В данный момент, – сказал Джок, осторожно опуская Стюарта на пол, – я готов остаться, но только на своих условиях. И если я прихожу домой, пахнущий кем-то еще, это мое дело. А теперь – что у нас на ужин? Я умираю с голоду.

Его слова вызвали у меня более глубокое, мрачное отчаяние, чем я когда-либо чувствовала раньше. И тут в моей голове раздался голос: «А другого ты и не заслуживаешь».

Откуда он взялся? Я содрогнулась всем телом. Это было так похоже на голос Джейн! Как ты знаешь, Поппи, с возрастом я стала интересоваться спиритизмом и медитационной практикой. Почему бы нам не слышать тех, кто был для нас очень важен, после их смерти? Но, скажу честно, голос Джейн меня напугал.

Чтобы не сойти с ума, я попыталась следовать совету матери – стиснуть зубы и принимать жизнь как есть.

Я старалась не замечать дешевые запахи на одежде Джока. Не обращала внимания ни на розовые кружевные трусики, которые нашла в заднем кармане его брюк, ни на пачку презервативов в его куртке. Я притворялась, будто мне нравятся грубые приставания Джока по ночам.

После этого я не слышала голоса Джейн. Но она продолжала навещать меня каждую ночь в моих снах. Однако, к моему разочарованию и стыду, она не произносила ни слова. Просто смотрела на меня. А когда я говорила «Прости!» – Джейн отворачивалась.

Центральный уголовный суд, Лондон

Женщина на трибуне выглядит так, словно из нее высосали все силы. Обвинительница принимает преувеличенно-озадаченный вид. Как будто указывает присяжным на загадку, которую не в состоянии разрешить сама. Возможно, это излишне театральный жест. Юристы в этом мало отличаются от актеров. И те и другие знают, как привлечь к себе внимание, чтобы заполнить паузу. Понимают, как хорошо сыграть роль. Подразумевается, что юрист делает это ради истины. А от актера ждут более интересной передачи сюжета с помощью мимики и голоса. Однако порой трудно заметить разницу.

– Меня кое-что беспокоит, миссис Пейдж, – говорит представительница прокурора, наклоняясь вперед.

Воздух кажется плотным. Упругим. В нем будто висит ожидание. Каждый присяжный внимательно слушает.

– Если вы хотели навсегда вычеркнуть Мэтью Гордона из своей жизни, как только что признались, то почему согласились встретиться с ним снова?

Глава 23

Поппи

Машину уже починили, и на сей раз я еду к отцу на ней, но пробки ужасные, и я жалею, что не села в поезд. Там я могла бы по крайней мере разгрести электронную почту. А теперь мне придется найти время, чтобы сделать это позднее. Это кажется бесконечным занятием. Чем-то похожим на попытки вычерпать воду решетом.

Однако так я смогу вывезти отца на автомобильную прогулку сегодня днем, если он захочет. Бедный папа! Ничего хорошего в вывихнутой лодыжке, когда тебе за семьдесят! Несмотря на судебный иск, я чувствую себя еще более виноватой перед Дорис, которая тоже далеко не первой свежести. Ах, если бы я раньше заменила этот ковер или Бетти не передвинула диван, чтобы как следует пропылесосить…

Отцу требуется целая вечность, чтобы открыть дверь, и я потрясена тем, каким хрупким и изможденным он стал за то короткое время, что мы не виделись с прошлого раза. Возможно, это из-за боли.

– Спасибо, что приехала, – тихо произносит он.

Я обнимаю его.

– Очень тебе сочувствую, – говорю я, пока отец, прихрамывая, возвращается к дивану.

– Это дурацкая случайность, – объясняет он, тяжело садясь. – Если бы я не запнулся о собственные тапки, все было бы в порядке.

– Ты же сказал, что упал на ступеньках, – замечаю я.

Отец выглядит смущенным.

– Так и есть. Я свалился там после того, как споткнулся о тапочки.

– Что же ты делал в них на крыльце?

– Открывал дверь, естественно. Это что, чертов допрос?

Теперь отец сердится, как будто я должна это знать.

– И кто же приходил?

– Дети. – Он пренебрежительно машет рукой. – Шутники. Звонят в дверь, а потом убегают. Их родителям должно быть стыдно.

– А потом какой-то прохожий помог тебе подняться?

– Что?

– Ты мне сам сказал, что он вызвал скорую.

– Совершенно верно. Вообще-то это была женщина.

Я помню, что ранее отец говорил о мужчине.

– Нам следует поблагодарить ее.

– Ну, я ведь не знаю, где она живет. Хватит говорить об этом, Поппи. Я вывихнул лодыжку, а не шею себе сломал. Но, признаю, это неосторожность с моей стороны. Ты поживешь тут несколько дней, чтобы помочь мне?

Папа легкомысленно относится к своей травме, но он сильно встревожен. Не такой уж это пустяк. И все же «несколько дней» – это больше, чем я предполагала. Я не уверена, что смогу так надолго оставить свою семью. Или работу.

– Я бы так и сделала, если бы могла, – отвечаю я, думая о встрече с адвокатом, которую Салли назначила на следующий день. – Но я должна вернуться завтра.

У отца вытягивается лицо. Он напоминает мне Дейзи, когда я ей что-нибудь запрещаю. Я практически сдалась в отношении Мелиссы, которая поступает так, как ей заблагорассудится. Собственно, это неудивительно. Она уже молодая женщина. Почти того же возраста, в котором была я, когда попалась на удочку Мэтью Гордона.

– Но я нашла агентство по уходу, – весело добавляю я, чтобы скрыть свои опасения по поводу его реакции. – Разговаривала с одной милой женщиной, которая будет присылать к тебе кого-нибудь дважды в день, чтобы приготовить еду и проверить, все ли с тобой в порядке.

Все это я организовала, когда останавливалась передохнуть во время поездки. Я ожидаю, что отец начнет возражать, но он просто кивает:

– Хорошо.

Похоже, дела плохи. Всякий раз, когда я предлагала подобную помощь раньше, он приходил в ярость.

– Хочешь, съездим покататься?

– Какой в этом смысл? – усмехается он. – Я лучше посижу дома в тепле. Может, ты просто составишь мне компанию? Я буду рад.

Отец поглядывает в окно, словно ждет кого-то.

– Конечно. Ты чем-то обеспокоен, папа.

– Чертовски верно. – Он почти никогда не ругается. – Я подвернул лодыжку, не так ли? Мне больно. А теперь моя единственная дочь говорит, что не может позволить себе остаться здесь больше, чем на одну ночь, чтобы помочь мне.

Мое сердце замирает.

– Дело в том, папа, что у меня скопилось несколько проблем по работе, которые нужно решить.

Он отмахивается, будто не желает знать подробностей.

– Можешь сегодня лечь спать на диване, а не ехать в отель.

Отец говорит так, словно делает мне одолжение. Но я понимаю, что он просто хочет, чтобы я находилась рядом. Хотя это замечательно.

В тот вечер, когда мы с отцом сидим и вместе смотрим старый фильм (он выбрал некий под названием «Блудница», что, учитывая ужасную неразбериху, в которую я попала, звучит довольно иронично), мой мобильный звонит. На экране вспыхивает имя Дейзи. Что опять случилось? Мое сердце стучит так громко, словно у меня в груди отбойный молоток. После той рождественской вечеринки я так реагирую на любой звонок.

– Как дела? – спрашиваю я.

Голос Дейзи напряжен, как бывает, когда она встревожена.

– Мне нужно кое-что выяснить, мама.

Я едва могу дышать от страха. Она узнала о Мэтью. Или что-то подозревает. Хочет выяснить, действительно ли я могла совершить немыслимое…

– Прости, папа, – говорю я отцу, вскакивая. – Важный звонок.

Он хмурится:

– Ну, не задерживайся надолго. Скоро самое интересное начнется.

Я проскальзываю в кухню.

– В чем дело? – спрашиваю я в трубку.

– Я знаю, ты говорила, что нет, но…

– Да что такое, Дейзи? – Я понимаю, что страх в моем голосе звучит как нетерпение.

И вижу, как моя жизнь рушится буквально на глазах. К тому времени, как я вернусь, Стюарт уже поменяет замки. Заявит, что мне там больше не рады. Девочки с ненавистью на лицах будут смотреть на меня через окна…

– Ты позволишь нам оставить Коко навсегда? Мадам Бланш только что позвонила и сообщила, что вернется не скоро, поскольку занимается своим разводом. Она спросила, можем ли мы взять собаку себе. Пожалуйста, скажи «да»!

Облегчение настолько велико, что я чуть не хлопаюсь в обморок.

– Мама! Ты меня слышишь?

– Да.

– Да, слышишь, или да, мы можем взять Коко?

Напряжение, которое накапливалось, сделало меня раздражительной.

– Разумеется, мы не можем. У нас и так достаточно проблем. Спроси своего отца. Он ответит тебе то же самое.

В голосе Дейзи звучит отчаяние.

– Но папа говорит, что мы можем оставить Коко, если ты согласишься. Он сейчас рядом. Поговори с ним, пожалуйста!

В трубке раздается голос моего мужа:

– Привет! Как дела у твоего отца?

– Как ты мог пообещать ей это, не обсудив сначала со мной? – шиплю я, оставив без ответа его вопрос.

– Я не обещал. – Голос Стюарта спокойный. Рациональный. Ровный. Мне хочется задушить его. Образно говоря, конечно. – Я сказал, что ты должна согласиться, Поппи.

Почему, когда люди называют вас по имени, особенно, если в этом нет нужды, вы чувствуете, что они манипулируют вами?

– Разумеется, ты все переложил на меня, и теперь я буду плохая, если скажу, что мы не можем.

– Я смотрю на это с другой стороны. Ты не учитываешь, что собака может стать для девочек некоторой отдушиной в такое трудное время.

У меня бегут мурашки по коже. О чем он говорит? Стюарт что-нибудь узнал о Мэтью? Или собирается сообщить мне, что бросает меня ради Джанин?

– Что ты имеешь в виду? – уточняю я. – Какое «трудное время»?

Раздается короткий смешок.

– Я знаю, что у тебя все мысли только о работе, Поппи. Но, надеюсь, ты помнишь, что у них скоро экзамены.

Уже второй раз мне едва удается сдержать вздох облегчения.

– Естественно, помню!

– Проводилось довольно много медицинских исследований, подтвердивших, что животные помогают людям справиться со стрессом.

– А обо мне ты подумал? – восклицаю я. – Собака просто добавится в мой список обязанностей. В итоге гулять с ней придется мне.

Я чувствую, как повышаю голос, и понимаю, что кажусь чересчур взвинченной. Муж же, напротив, говорит тоном доктора, успокаивающего нестабильную пациентку.

– Девочки будут гулять по очереди. Это научит их ответственности. А мама обещает, что станет им помогать.

– Ну, я гляжу, вы уже все уладили.

– Не нужно сарказма.

– Поппи! – зовет отец из гостиной. – Мы смотрим это кино или нет?

– Уже иду! – отвечаю я, стараясь, чтобы это прозвучало бодро. Может, я больше и не актриса, но кое-какие приемы помню.

– Мне пора, – говорю я в трубку. – Я нужна отцу.

– Как и всем нам.

Мне кажется или в его голосе прозвучали нотки упрека?

– Я делаю все, что в моих силах, Стюарт. – Слезы щиплют мне глаза. – У меня тут мозги кипят.

– Я знаю. – Его голос становится успокаивающим. – Вот потому нам и необходим отдых в Девоне. Я договорился на работе, что возьму короткий отпуск.

Я совсем забыла об этом, как и о двадцатой годовщине нашей свадьбы.

– Отлично, – произношу я так, чтобы казалось, будто постоянно помнила об этом. – Я тоже постараюсь освободить время в своем расписании.

– Только если это не слишком неудобно, – замечает Стюарт.

Если бы я не знала своего мужа так хорошо, то могла бы подумать, что это сарказм, в каком он пару секунд назад обвинял меня. Но Стюарт говорит именно то, что думает. Это еще одна из первоочередных причин, по которым я в него влюбилась. С ним можно не опасаться неожиданностей. Затем я вспоминаю его беседы по телефону с Джанин и размышляю, так ли это до сих пор.

– Разумеется, ничего неудобного, – отвечаю я. – Я хочу поехать.

– Хорошо. А мама присмотрит за девочками.

В сотый раз я спрашиваю себя: как бы мы справились без Бетти?

Ворчание отца становится все громче.

– Мне пора, – повторяю я.

– Передавай мои наилучшие пожелания своему отцу. Как у него дела?

– Не особо, – вздыхаю я. – Он…

Но тут раздается щелчок. Стюарт повесил трубку.

– Алло! – восклицаю я, хотя понимаю, что он отключился. Я перезваниваю, уже на его номер. Занято. Продолжаю попытки, пока наконец не сдаюсь. Что-то здесь не так.

Я помогаю папе лечь в постель, когда фильм заканчивается, но не могу не беспокоиться о том, как он будет справляться, если я завтра уеду. Вдруг отец опять упадет между визитами помощницы? Я решаю позвонить Реджу утром и узнать, сумеет ли тот тоже приходить. Экран моего телефона вспыхивает. Это сообщение от Стюарта:

«Извини. Связь прервалась, а потом мне
пришлось ответить на рабочий звонок.
Спокойной ночи».


После того как я заснула под утро, всю ночь проворочавшись на отцовском диване, в шесть тридцать меня будит телефонный звонок. Клянусь, если это опять Дейзи с какой-то ерундой про собаку, то я…

Но звонят со скрытого номера.

– Да? – спросонок отвечаю я.

– Попс!

Мое сердце начинает колотиться.

– Просто хотел пожелать тебе удачи.

– Ты о чем?

Он разговаривает весело. Даже словоохотливо, но в голосе скрыта зловещая угроза.

– О твоей сегодняшней встрече. Сорока на хвосте принесла, что ты записалась на юридическую консультацию по делу бедняжки Дорис.

– Откуда, черт возьми, ты знаешь?

– А… – Я почти слышу, как Мэтью улыбается в трубку. – Ты недооценила меня, Попс. В актерской среде люди болтливые. Все, что нужно делать, это держать ухо востро. С другой стороны, ты сама облегчила мне задачу! После того как ты проболталась, что Дорис сломала плечо, я позвонил ей, чтобы выразить сочувствие. Мы мимолетно встречались на рождественской вечеринке, если ты помнишь. Милая женщина, правда? Рассказала мне все о твоем протертом ковре. На этом ты и споткнулась, Попс, уж извини за каламбур. Естественно, бедняжка Дорис очень расстраивалась, что какое-то время не сможет работать. Я намекнул, что она могла бы выдвинуть иск против тебя. В конце концов, твой домашний офис оборудован небезопасно, верно? Поэтому я посоветовал ей обратиться к адвокату и выяснить, на что она имеет право в данной ситуации.

Я слушаю, с трудом веря своим ушам.

– Конечно, Дорис сначала говорила, что ни за что не подаст на тебя в суд. «Мы с ней скорее подруги», – объяснила она. Пришлось ее успокоить. Я заверил ее, что это не ты будешь платить. У тебя есть страховка, которая покроет все расходы. Это вообще никак на тебе не отразится – разве что немного поднимут первоначальный взнос в следующий раз, когда ты будешь ее возобновлять.

Я мысленно возвращаюсь к вечеру в отеле Уортинга, когда я была настолько глупа, чтобы довериться Мэтью и рассказать о своих делах, включая несчастный случай с Дорис и другие подробности. «Споткнулась о потертый ковер, обычно прикрытый диваном… У нас нет страхования гражданской ответственности… Наша домашняя страховка может не включать это…»

Как глупо было с моей стороны выложить ему все!

– Кто еще об этом знает? – хрипло спрашиваю я.

– Вероятно, я упоминал об этом в другом агентстве, с которым сотрудничаю. Им управляет женщина по имени Шэрон. Она очень заинтересовалась. Похоже, ты не особо ей нравишься.

Я закрываю глаза. Представляю Шэрон в ее бесформенном темно-синем платье и наш последний краткий разговор на рождественской вечеринке. Новость распространится как лесной пожар: «Поппи Пейдж сильно облажалась. Это не очень хорошо выглядит».

– Почему ты так со мной поступаешь? – всхлипываю я.

На мгновение в трубке воцаряется тишина. Я слышу, как отец зовет меня:

– Поппи! Ты уже встала? Мне нужно в туалет. Ты можешь меня проводить?

– Минутку, папа! – кричу я, стараясь говорить так, будто все в порядке.

– Ты не прислушивалась ко мне, Попс. Пришлось кое-что сделать, чтобы привлечь твое внимание. Но, надеюсь, теперь ты начнешь вести себя разумно, и мы сможем поговорить. Я сообщу тебе время и место.

И прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, связь обрывается.

Глава 24

Бетти

Оставалось только смириться с жизнью. Так меня воспитывали. Поэтому я исправно готовила еду Джоку, убирала нашу жалкую квартирку и заботилась о Стюарте – объятия его пухлых ручек приносили утешение. Но от обиды и чувства вины я заболела. Перестала есть. Кожа под волосами начала зудеть и вскоре покрылась болезненными красными язвами. Врач диагностировал псориаз. Я постоянно вскакивала в четыре часа утра, а затем на цыпочках спешила к спящему сыну, чтобы проверить, дышит ли он еще. По какой-то причине меня охватил страх, что он может умереть. Я склонялась над его кроваткой, заранее в ужасе от того, что могу там увидеть.

Но его грудь ровно поднималась и опускалась.

Люди начали замечать мою худобу.

– Ты совсем отощала, – ворчал Джок, когда домогался меня. – Это отвратительно.

«Ничего, найдутся другие женщины, которые тебя удовлетворят», – чуть не сказала я. Однако воздержалась от комментария. Я предполагала, что их больше, чем одна, потому что запах духов от рубашек Джока всегда был разным.

И вот однажды, когда мы со Стюартом гостили у моей матери, та заявила, что желает «сказать мне пару слов».

– Не беспокойся о ребенке, – махнула она рукой в сторону внука. – Какое-то время он прекрасно посидит один перед телевизором.

Мне было любопытно, что же мама собирается сообщить. Она выглядела решительно, пока выдвигала себе кухонный стул и усаживалась.

– Я хочу сказать тебе прямо. Твой Джок был с другой женщиной.

– Знаю, – кивнула я.

Ее глаза расширились.

– Знаешь? И что ты думаешь с этим делать?

– Сохранять брак, – ответила я. – Как ты мне и говорила.

– Я не имела в виду, чтобы ты закрывала глаза на проституток.

Я уставилась на нее:

– Что?

– Его видели выходящим из той дыры на Кросс-лейн.

Я знала этот бар. Все знали. Это место пользовалось дурной славой.

Мама протянула руку и погладила мою ладонь.

– Тебе нужно быть осторожной, девочка. Ты можешь от него что-нибудь подцепить.

Я вспомнила, как вся чесалась после того, как Джок в последний раз прикасался ко мне. Он отказывался надевать презерватив (или «резиновый Джонни», как мы тогда их называли), настаивая на том, что предохранение – моя проблема. Поэтому я пользовалась «голландской кепкой». Но она была далеко не так надежна.

– Что же мне делать? – спросила я.

– Лучше проверься, на всякий случай, но не у нашего врача. Иди туда, где тебя никто не знает. Таких клиник полно.

Я была удивлена, что моя мать так хорошо осведомлена об этом. Вернувшись домой, я пролистала «Желтые страницы», едва сдерживая дрожь в пальцах. В центре Лондона нашлось какое-то медицинское учреждение под названием «Консультационный центр доктора Брук», так что я подняла трубку и записалась на прием, удивляясь себе – что же, черт возьми, я делаю. Потом запаниковала. Я почти никогда не ездила «в западном направлении». Вдруг кто-нибудь из приятелей Джока увидит, как я сажусь в 38-й автобус? Поэтому я надела старую шляпку, натянув ее поглубже, чтобы прикрывала лицо. Мама согласилась посидеть со Стюартом.

Когда я туда добралась, мне пришлось сначала прогуляться вокруг квартала, чтобы собраться с духом и войти. Вскоре я сидела в приемной, прячась за журналом. К тому времени, как доктор Брук позвала меня в кабинет, я была как один сплошной комок нервов. К своему смущению, я внезапно ударилась в слезы прямо на кушетке во время осмотра.

– Вы ничего не хотите рассказать мне? – спросила она. – Не волнуйтесь, у нас все совершенно конфиденциально.

Доктор Брук выглядела такой теплой, доброй и понимающей, что я неожиданно для себя выложила ей все, включая свою вину перед Джейн, которая заставляла меня мириться с подобным обращением Джока.

– Похоже, на вас навалилось слишком много проблем, – заметила она. – Если желаете, я могу порекомендовать вам семейного психолога.

Но я вежливо отказалась. Мне уже было стыдно, что я рассказала ей все это.

Позднее я вернулась за результатами анализов.

– Хорошие новости, – сообщила доктор. – У вас все чисто. Но я бы посоветовала позаботиться о том, чтобы ваш муж тоже прошел обследование.

Она просто не знала Джока. Он бы взбесился, предложи я ему такое.

– А знаешь, – произнесла мама, когда я рассказала ей. – Это не такая уж плохая идея. Иногда мужчины вроде твоего ведут себя сурово, но в глубине души они боязливее, чем кажутся. Скажи ему, что его видели на Кросс-лейн. Объясни, что у тебя появился зуд и ты проверилась. Сделай вид, будто у тебя что-то нашли, но это лечится. Дай понять, что, по словам доктора, у тебя это с недавних пор. Чтобы Джок не смог обвинить тебя.

– Ты о чем? – спросила я, подхватывая подошедшего Стюарта, чтобы якобы обнять, но на самом деле скрыть за ним свой румянец.

– От меня-то не скрывай, девочка. Людям рты не заткнуть. Одна из женщин, с кем я играю в «бинго», мать той девушки, которая работала у твоего кавалера.

– Доун из агентства?

– Она самая. Доун не очень-то обрадовалась, когда ей сообщили, что она больше не нужна. Она вернулась за забытым джемпером и увидела тебя с тем парнем, Гэри, через окно. «Они стояли слишком близко друг к другу» – так Доун выразилась. Поэтому решила прийти за джемпером в другой раз. «У меня были подозрения еще до того, как от меня избавились», – теперь твердит она.

Мама многозначительно посмотрела на меня:

– Его жена была твоей подругой, прежде чем покончила с собой, не так ли?

Я покраснела еще больше:

– Тогда почему ты ничего мне не говорила?

– Наверное, потому, что видела, как ты несчастлива с мужем.

– Но ты сказала мне, что я должна сохранить свой брак.

– Это было до того, как я поняла, с каким мужчиной ты связалась. – Она шмыгнула носом. – Кроме того, времена меняются. Теперь все по-другому. Но ты все равно в итоге не захотела бы растить ребенка самостоятельно. Это чертовски сложно.

Я с трудом верила ее словам. Мама была последним человеком, от которого я ожидала сочувствия.

– А связываться с женатым парнем было просто верхом глупости. Бедная его жена.

К моему горлу подступила тошнота.

– Я не хочу об этом говорить, – прошептала я.

– Неудивительно. Эту женщину, конечно, не воскресить. Но еще есть время исправить ситуацию, в которой ты сейчас оказалась. Все, что тебе нужно сделать, это сказать своему Джоку, что доктор порекомендовала ему пройти обследование. Ему это не понравится. Но придется. Даже если у него ничего не найдут, вероятно, призадумается и впредь будет вести себя осторожнее в своих загулах. А еще можешь ему напомнить, что, если о его похождениях станет известно всем, это плохо отразится на его репутации.

Я и не подозревала, что моя мать может быть настолько расчетливой. Но, наверное, она опиралась на собственный опыт в подобных вопросах.

Впервые я почувствовала, что баланс сил в моем браке изменился. В тот вечер я приготовила на ужин одно из любимых блюд Джока – свиные отбивные с жареным картофелем. Я уложила Стюарта в постель до того, как вернулся его отец. И то и другое было маминым предложением.

После того как Джок покончил с едой, он, казалось, пребывал в лучшем настроении, чем за последние несколько недель. Я набрала в грудь побольше воздуха.

– Сегодня я была в клинике, – сообщила я мужу.

Его глаза сузились.

– В какой еще клинике?

– По вопросам контрацепции.

– Ты ведь уже получила «кепку» у нашего местного терапевта, не так ли?

Я старалась говорить спокойно, скрывая нервозность:

– Дело в том, что в этой клинике также берут анализы на половые болезни.

Муж подался вперед:

– Это что, венерологическая клиника? Ты хочешь мне сказать, что этот Гэри наградил тебя чем-то? Я найду его и сверну его чертову шею!

– Я уже тебе говорила, мы не… мы этим не занимались. Если тебе действительно интересно знать, у меня молочница. Но когда я рассказала доктору, куда ты ходишь, она настоятельно посоветовала тебе пройти обследование.

Джок вскочил, его лицо исказилось от ярости.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

– Не прикидывайся невинной овечкой, Джок! Тебя видели! Люди заметили, как ты выходил из борделя на Кросс-лейн.

Муж выглядел так, словно я только что ударила его коленом в пах. Его лицо стало ярко-красным. Он тяжело дышал.

– Только представь, что скажет главный босс фабрики, узнав, что ты посещаешь проституток! – продолжила я. – Он примерный семьянин, верно? Нехорошо, если его начальник цеха так поступает.

Джок побледнел. Я видела, как на его лице мелькнул страх при мысли, что все его планы продвижения по службе вылетят в трубу. Я знала, что самое худшее для мужа – подвергнуться осуждению или выглядеть дураком.

Но теперь сила была на моей стороне.

– Итак, вот что будет дальше, Джок, – произнесла я. – Прежде всего тебе нужно сдать анализы.

– Ни за что на свете я не пойду к какому-то чумному доктору! – заявил он. – Это унизительно!

– Будет еще унизительнее, если я расскажу отцу о том, чем ты занимаешься. Думаю, людям на фабрике только дай языки почесать, правда? Возможно, я даже получу опеку над нашим сыном, если решу развестись по причине твоего прелюбодеяния.

У него отвисла челюсть, а сам он будто съежился. Мой муж словно превратился в маленького мальчика.

– Ты можешь пойти в частную клинику, где тебя никто не знает, по моему примеру, – посоветовала я. – Там чего только не лечат.

Джок ничего не сказал, и я восприняла его молчание как согласие.

– А теперь давай с тобой договоримся.

Я выдержала драматическую паузу. Муж продолжал пристально смотреть на меня.

– Развлекайся с другими женщинами сколько душе угодно. Ради твоего же блага я бы посоветовала держаться подальше от любых борделей, однако это твое дело. Но я хочу, чтобы ты никогда, никогда больше ко мне не прикасался.