Моя беда лишь в том, что я все понимаю. Альбер Камю
1985 год

Напротив Джеффри сидит парень, читающий комиксы. По его виду совершенно непонятно, каким образом он попал в библиотеку. Старые и никогда не стиранные джинсы с растянутым свитером создают впечатление человека, которому срочно нужны деньги на дозу. Зачем ему библиотека, не ясно. Парень красивый, и, конечно, Джеффри невольно обращает на него внимание. Неожиданно молодой человек встает и направляется к выходу из библиотеки. По дороге он проходит мимо стола Джеффри и «случайно» бросает на его стол записку.

* * *

1982–1985 годы

И все повторяется. Пару дней Джеффри живет в доме у Лайонела и Шери, затем заверяет отца, что готов начать новую жизнь, и просит денег на то, чтобы снять себе жилье. Он действительно съезжает от них и даже устраивается на работу курьером, но через пару дней вылетает оттуда. Затем следует работа доставщиком пиццы, продавцом в ночном магазине, упаковщиком подарков… Нигде он не задерживается дольше чем на пару недель. У него всегда при себе бутылка с алкоголем, из которой он периодически отпивает. Рано или поздно он все же напивается, и его выгоняют. Он идет в бар, где продолжает пить до тех пор, пока кто-то не вызванивает Лайонела, чтобы тот отвез сына домой. Спустя какое-то время все повторяется. Шери очень долго спокойно относится к тому, что значительная часть их с Лайонелом бюджета уходит на выходки великовозрастного сына ее мужа. Она чувствует себя виновной в том, что сейчас творится с Джеффри. Если бы не развод родителей, жизнь Джеффри могла бы обернуться совсем по-другому. Лайонел всегда отзывался о старшем сыне с нотой пренебрежения, но ведь по факту он подавал большие надежды. Его приняли чуть ли не все колледжи, в которые он подавал заявления, у него был отличный аттестат и множество перспектив. Сейчас же он был на самом дне. Большинство его одноклассников поступили в колледжи или пошли работать, но Джеффри продолжал жить за счет родителей и медленно спивался. Когда он приходил в себя, то производил очень приятное впечатление. Только вот случалось это в последнее время все реже и реже.

Очень скоро Джеффри выставляют из арендованной квартиры, а Лайонелу, его поручителю, выставляют огромный счет. Джеффри переезжает к Лайонелу и уже перестает искать себе работу. Теперь он ест за их счет, передвигается пешком и каким-то совершенно магическим способом все же умудряется находить деньги на посещение баров и ночных клубов. Что больше всего расстраивает Лайонела, так это то, что несколько раз ему приходится забирать сына из баров с очень сомнительной репутацией. Судя по тому, что ему удается увидеть, там в основном развлекаются местные наркоманы и гомосексуалисты. Отец Джеффри начинает подозревать, что у его сына проблемы не только с алкоголем.

В один из вечеров Джеффри садится возле одного из офисных зданий и достает бутылку виски. Он уже изрядно пьян, но все еще осознает происходящее, а именно это ему и не нравится. Осознавать то, что он в данный момент спускает свою жизнь в унитаз, ему не очень-то приятно. Взгляд его туманится, и он буквально чувствует накопившиеся в нем злость и агрессию безысходности. В конце концов алкоголь все же срабатывает, и сознание его окончательно туманится. Вскоре Джеффри засыпает на лавочке возле бизнес-центра.

* * *

Просыпается он от громкой ругани буквально над ухом. Когда все же удается открыть глаза, перед его взглядом оказывается угрожающего вида темнокожий мужчина возле решетки. Откуда взялась решетка, он пока не понимает, но перед глазами уже всплывает воспоминание о том, как он засовывает в банку с раствором для бальзамирования голову автостопщика по имени Стивен Хикс. Джеффри поднимается и понимает, что находится в полицейском участке. Он так перепуган, что даже не в состоянии поинтересоваться, за что его задержали. Он уверен, что его арестовали за убийство Стивена Хикса. Тот факт, что он вдобавок ко всему расчленил труп и долгое время скрывался от следствия, – явно отягчающее дело обстоятельство. Он пытается вспомнить, разрешена ли в Огайо смертная казнь, когда в коридоре перед решеткой появляется полицейский и выкрикивает его фамилию.

– Дамер, на выход, за тобой приехали.

На выходе его ждет Лайонел. Оказывается, его задержали за распитие спиртного в публичном месте. Штраф за это составляет три сотни долларов. Немало, но, учитывая тот факт, что он уже был готов к электрическому стулу, все кажется ерундой.

– Джефф, Шери больше не хочет, чтобы ты жил с нами. Один жить ты не можешь, поэтому, думаю, тебе лучше пока пожить с бабушкой, – говорит Лайонел, когда они садятся в машину.

У него нет выхода. Он действительно не может жить один, потому что «опять все испортит». Ни работы, ни денег, ни желания бунтовать у него нет. Джеффри соглашается, и Лайонел отвозит его в Вест-Эллис, штат Милуоки.

С матерью Лайонела у него всегда были нейтральные отношения. Пожилая женщина живет в небольшом, но ухоженном доме с несколькими спальнями. Все свободное время она тратит на уход за своими кошками, походы в церковь и просмотр сериалов. Она искренне радуется тому, что внук поживет с ней какое-то время, и выделяет Джеффри большую спальню на втором этаже.

То состояние ужаса, какое он испытал, проснувшись в полицейском участке, надолго отрезвляет его. Джеффри сейчас действительно хочет изменить не столько свою жизнь, сколько свою личность. Он до смерти боится себя и своих черных мыслей. То и дело цитирующая Библию бабушка подливает масла в огонь.

Теперь он не просто бросает пить, он боится одного только вида бутылки с алкоголем. Тот же страх он испытывает при виде различных баров и ночных клубов. Впрочем, он редко теперь бывает в местах, где могут продать алкоголь.

Вместе с бабушкой Джеффри целыми днями смотрит телевизор, читает Библию и даже сопровождает пожилую женщину в церковь. В детстве он иногда ходил вместе с матерью на службу, но не слишком часто. Джойс это делала скорее из желания показаться добропорядочной матерью, чем из искреннего порыва. Ни она, ни Лайонел никогда не были излишне религиозны. Сейчас церковная служба производит на Джеффа сильное впечатление. Он даже какое-то время хочет сходить на исповедь и причаститься, но потом решает все же этого не делать.

Лайонел приезжает сюда каждую неделю. Пару раз он тоже сопровождает их в церковь. Иногда он заводит с сыном разговор о будущем, но каждый раз сворачивает его на полуслове. Он радуется тому, что сын больше не пьет и даже посещает церковь.

Бабушка Джеффа привыкла жить в одиночестве. Ее распорядок дня долгие годы никак не менялся. С появлением Джеффри жизнь ее наполнилась смыслом, но вместе с тем и проблем прибавилось. Ей не нравится привычка Джеффри смотреть телевизор по ночам, пропадать целыми днями в комнате и еще тысяча других мелочей, вскоре начавших ее раздражать. Еще одним немаловажным фактором накапливающегося раздражения становятся пересуды соседей.

Двадцатидвухлетний молодой человек неожиданно приезжает и поселяется вместе со своей бабушкой. Он не работает и, кажется, не пытается найти работу. Целыми днями он смотрит телевизор и по воскресеньям сопровождает пожилую женщину в церковь. Согласитесь, странно? Вот и по мнению соседей мисс Дамер это не добавляет очков в пользу Джеффри. К тому же внук женщины необщителен. Он всегда ходит, опустив плечи. Никогда не смотрит в глаза. Проходя мимо знакомых, скажем, в супермаркете, он сосредотачивается на представленных на полках товарах и буквально не замечает вокруг людей. Окружающие думают, что либо Джеффри считает себя слишком важной птицей, чтобы здороваться, либо попросту не от мира сего. На самом деле он просто не смотрит людям в глаза и попросту не обращает внимания на людей, проходящих мимо него.

То и дело пожилая леди заводит с внуком разговор о том, что ему нужно найти себе работу. Джеффри соглашается, но не предпринимает никаких попыток найти себе способ заработка. Приблизительно раз в неделю или в две к ним приезжают Лайонел и Шери. Иногда Лайонел приезжает один. Они включают стоящий во внутреннем дворе электрогриль, жарят барбекю и устраивают семейный ужин.

– А потом вы отправитесь в Лондон, – бесцветным голосом произнес Сид и тоже встал.

– Вначале еще придется выдержать семейную идиллию в доме у подножия горы Кения. Потом да, возвращаемся в Лондон.

– Я только вернул тебя в свою жизнь и вот снова теряю.

– И я тоже.

Индия думала, что расплачется, но слез не было ни у нее, ни у Сида. Боль, которую они испытывали, лежала глубже, чем слезы.

– Завтра я проснусь и подумаю, что это мне приснилось, – сказал Сид. – И снова ничего.

– У нас останется этот день, – напомнила ему Индия. – Память о нем. О нашей любви. Этого у нас никто не отнимет. Теперь я знаю, что ты жив. Согласись, это гораздо больше, чем у меня было до сих пор.

– Если бы я смог приехать в Лондон. Найти бы способ…

– Прошу тебя, не рискуй.

– Я люблю тебя, Индия.

– И я тебя люблю.

Они стояли, крепко обнявшись. Никто не хотел размыкать руки, ведь они видятся в последний раз. Не выдержав, Индия первой разорвала объятия. Она прижала руку Сида к своей щеке и сказала:

– Где бы я ни находилась, что бы ни делала, знай: я люблю тебя и думаю о тебе. Всегда, Сид. Пока жива.

Поцеловав его в последний раз, Индия вскочила в седло и поехала на ферму Макгрегоров. Там Фредди, напомнила себе Индия. Никаких слез, эмоций, проявления слабости. Раскрасневшиеся щеки и выбившиеся локоны легко объяснить долгой ездой. Фредди не должен ничего заподозрить. От этого зависело счастье Шарлотты и жизнь Сида Мэлоуна.

Индия сидела в седле прямая как стрела, постоянно пришпоривая лошадь. Назад она ни разу не оглянулась.



Глава 108

– Положение безнадежное. Абсолютно безнадежное, – сказал доктор Росендо Рибейро, единственный в Найроби врач. – Такого ужасающего перелома я еще не видел. Где ваша подруга так навернулась?

Шейми вкратце рассказал о происшествии на Килиманджаро и о том, как он нес Уиллу на себе, а затем вез на поезде в Найроби. Был вечер. Поезд только-только пришел в Найроби. Поездка показалась ему бесконечной. Вытащив Уиллу из вагона, Шейми спросил первого прохожего о местонахождении больницы. Тот махнул в сторону шаткой хижины почти рядом со станцией. Шейми бросился туда, неся на руках бездыханную Уиллу. Больница представляла собой один-единственный врачебный кабинет, немногим лучше полевого госпиталя. Земляные полы, продавленные койки, ржавая раковина и мухи.

– Говорите, она сломала ногу пять дней назад? – повторил доктор Рибейро. – То есть ваша подруга целых пять дней находилась в этом состоянии? Удивительно, что она до сих пор жива. Она должна уйти.

Шейми сознавал, что говорит с иностранцем. Возможно, врач употребил не тот оборот.

– Как уйти? Она не может ходить. Она должна остаться. Ей требуется помощь.

– Не она. Нога. Ногу придется отнять чуть ниже колена. Постараемся ампутировать как можно ближе к перелому, но все зависит от распространения гангрены.

– Нет! – крикнула Уилла; она пришла в сознание и теперь пыталась сесть на койке, куда ее положил Шейми. – Я вас слышала. Не смейте трогать мою ногу!

– Мисс Олден, без ампутации вы умрете, – сказал Рибейро.

В кабинет прошмыгнул какой-то молодой человек.

– Мистер Пинто, вы вовремя. Мне сейчас понадобится ваша помощь. Извольте мыть руки! – рявкнул на него Рибейро. – Ваша гангрена распространяется, – продолжал врач, снова обращаясь к Уилле. – Соединить кости не представляется возможным. Они слишком раздроблены. Операция – ваш единственный шанс.

Уилла повернулась к Шейми.

– Не позволяй ему, – взмолилась она. – Пожалуйста, не давай ему резать.

Шейми нагнулся, откинув ей волосы со лба. Там запеклась кровь. Пока он бегал останавливать поезд, Уилла попыталась застрелиться. Ее спасла слабость рук. Пуля попала не в лоб, а пролетела мимо, слегка задев висок. Шейми объяснил себе, что Уиллой двигало желание избавиться от невыносимой боли, временно помутившей ей рассудок.

– Уилла, твоя нога находится в критическом состоянии, – постарался объяснить ей Шейми. – Организм больше не в силах бороться с гангреной. Если не сделать операцию, ты умрешь.

– Если мне отнимут ногу, я точно умру! – закричала она. – Я умру, если больше не смогу ходить в горы.

– Мистер Финнеган, ваша подруга не в своем уме. Гангрена очень часто сопровождается бредовыми состояниями. Но ваш рассудок, к счастью, работает здраво. Мне требуется ваше решение. Немедленное, – сказал врач.

Шейми прижал ладони к глазам. Он не знал, как поступить. Если он согласится на ампутацию, то предаст все жизненные планы и мечты Уиллы. Если нет, она умрет.

– Мистер Финнеган!

– Делайте операцию.

– Нет! – закричала Уилла. – Шейми, пожалуйста! Скажи им!

– Уилл, все будет хорошо, – дрогнувшим голосом произнес Шейми. – Все будет хорошо.

– Мистер Финнеган, прошу вас, отойдите в сторону, – сказал Рибейро и подозвал ассистента. – Пинто, хлороформ.

Ассистент подошел к Уилле, держа маску. Уилла оттолкнула его, сбросив маску на пол. Доктор Рибейро прижал ей руки к койке.

– Быстрее, мистер Пинто.

– Нет! – завопила Уилла, отчаянно мотая головой. – Нет!

Ассистент слегка придавил ей голову и быстро приложил к лицу маску. Умоляющие, полные страха глаза Уиллы искали глаза Шейми. Ему пришлось отвернуться.

– Так, мисс Олден. Вот и умница, – успокаивающим тоном произнес доктор Рибейро. – Сделайте глубокий вдох. Хорошо. Еще один…

Через несколько секунд Пинто сообщил:

– Она без сознания.

– Не будем терять время. Промойте спиртом участок от колена до перелома. Затем принесите мне костную пилу, скальпели, зажимы, термокаутер, нитки и иглы.

– Боже милостивый, какой ужас, – сказал Пинто, разрезав окровавленную повязку на ноге Уиллы. – Обильное гниение мышц и…

– Благодарю, мистер Пинто, – прервал ассистента доктор Рибейро и повернулся к Шейми. – Мистер Финнеган, если ваши нервы не из крепчайшей стали, рекомендую вам уйти. В городе есть неплохой отель. Называется «Норфолк». Отсюда недалеко. Мы сами позаботимся о мисс Олден.

Шейми не хотелось оставлять Уиллу.

– Мистер Финнеган, пожалуйста, уходите, – сказал доктор Рибейро.

– Я могу… хоть что-то сделать для нее? – спросил Шейми.

– Можете, – ответил врач. – Молитесь.



Глава 109

– Отойди, Джеффри, ты же опять все испортишь, – весело говорит Лайонел, когда замечает, что сын близок к тому, чтобы испортить стейки. Он отбирает у него лопатку и фартук и отправляет сына помогать бабушке. Вечером Лайонел всегда заходит в комнату к сыну и инспектирует ее. Поначалу он это делал втайне от сына, но вскоре это превратилось в ритуал, так что бунтовать против такого уже попросту не приходило в голову. Лайонел обыскивал комнату в поисках бутылок алкоголя, но для Джеффри этот ритуал каждый раз превращается в пытку. Лайонел беззастенчиво заглядывает под кровать, трогает развешенные на стенах постеры, проводит по корешкам выложенных на столе книг и шуршит страницами тетрадей на столе сына. Конечно, Лайонелу нет никакого дела до того, что записано в этих тетрадях, он это делает чисто механически, следуя ритуалу и из желания показать заботу о сыне.

Том Мид просунул голову в дверь кабинета, который Фредди Литтон временно занимал в Правительственном доме Найроби. Руки молодого человека сгибались под тяжестью папок и документов.

– Мама говорит, что ты забросил поиски работы? – говорит однажды Лайонел.

– Доброе утро, сэр.

– Я ищу, – покорно отвечает Джеффри.

– Доброе, – рассеянно ответил Фредди.

– Тебе нужна работа, – напоминает Лайонел и уходит из комнаты.

Он был поглощен статьей для читателей «Таймс», где подробно расписывал свою охоту на льва в Тике. Об исчезновении Шарлотты и последующих ее поисках он решил умолчать, иначе читатели сочтут те места опасными, а его самого – беспечным отцом.

Так повторяется из раза в раз. Такие разговоры ни к чему не приводят, но теперь, чтобы успокоить бабушку, Джеффри каждый день «уходит на поиски работы». Это всех устраивает. Пожилая женщина собирает журналы с напечатанными на страницах объявлениями о вакансиях. Джеффри периодически обводит ручкой какие-то заметки о том, что где-то требуется продавец или секретарь. Каждый день Джеффри оставляет на столе раскрытый журнал с вакансиями и уходит на поиски работы. Бабушка получает возможность говорить соседям, что внук пытается найти работу, а Джеффри получает возможность побыть в одиночестве.

– Ваш график, сэр, – сказал Том, кладя перед ним машинописный лист.

Фредди пробежал строчки.

Конечно, он не собирается устраиваться на работу. Он уже пробовал и все испортил. Как и всегда. В итоге эта работа привела его к тому, что он вынужден был изображать из себя умственно отсталого, чтобы заработать пару долларов на пляже Флориды. То состояние абсолютной безысходности и безнадежности перед тем, как признаться отцу в том, что все испортил, он запоминает надолго. В конечном счете самый лучший способ ничего не испортить – это ничего не делать.

– Вам не стоило возвращаться в Найроби, – пошутил Том. – В городе только и разговоров о вашем возвращении. В десять часов вам предстоит перерезать ленточку на местном ипподроме. Полагаю, это связано с новой конюшней. В одиннадцать у вас встреча с топографом из провинции Сейиди. Речь пойдет о пограничном споре с немцами в районе Ванга. В полдень вы встречаетесь за ланчем с членами Торговой ассоциации, а в два часа – с районным уполномоченным Северного кордона. После этого я постарался не планировать никаких встреч, чтобы вы могли отдохнуть и спокойно подготовиться к обеду в резиденции губернатора. – Том начал выкладывать на стол принесенные папки. – Эти материалы могут вам понадобиться для поддержания разговоров за столом. Здесь собраны данные о населении Британской Восточной Африки по каждой провинции, а также дана классификация ферм по размеру и виду выращиваемых культур…

Вместо того чтобы ходить на собеседования, Джеффри записывается в библиотеку и становится частым ее гостем. Придя на собеседование, рискуешь получить отказ, а если на собеседования не ходить, то никто и не откажется брать тебя на работу. По крайней мере, из библиотеки его не выгонят. Главное – не шуметь. Чтобы иметь какие-то деньги на карманные расходы, он периодически ходит в местную больницу и сдает кровь и сперму, получая за это хоть и небольшое, но вознаграждение. Разговорившись с девушкой, отвечающей на звонки в больнице, он рассказывает о том, как проходил подготовку на военного санитара.

– Есть новости из Лондона? – нетерпеливо спросил Фредди.

– Если хочешь, можешь поработать здесь, у нас есть свободные вакансии, – предлагает она.

– Да. Телеграмма из Скотленд-Ярда. – Том достал из другой папки телеграмму.

Джеффри соглашается и несколько месяцев, на радость Кэтрин Дамер, работает в местной больнице, но однажды, получив зарплату, он срывается и идет в бар. Опоминается он лишь через несколько дней, но время уже упущено. Нового санитара уже увольняют за прогулы на работе. Да и сам Джеффри этому рад. Ему нельзя иметь деньги, нельзя ходить в бар, это чревато тем, что он напьется, а когда протрезвеет, обнаружит новый труп в кровати.

– Молодчина, Том. Благодарю, – обрадовался Фредди и потянулся за телеграммой.

Два дня назад он отправил телеграмму Элвину Дональдсону, ставшему начальником отдела в Скотленд-Ярде, и попросил поднять отчет коронера о вскрытии тела Сида Мэлоуна. Фредди интересовало, насколько достоверным является опознание. Дональдсон ответил, что достоверным опознание считать нельзя, и назвал причины. Тело, выловленное из Темзы поздней осенью 1900 года, успело сильно разложиться. Лицо утратило узнаваемые черты, на голове осталось лишь несколько прядей рыжих волос. В одежде мертвеца нашли личные вещи, принадлежавшие Мэлоуну, по которым и заключили, что это он. Так Фредди и думал. Сид Мэлоун имитировал смерть. Фредди это знал и без ответа Дональдсона, просто решил получить дополнительное подтверждение. Самого Мэлоуна, живого и здорового, он не далее как пять дней назад собственными глазами видел в Тике.

Три года подряд Джеффри Дамер живет в режиме ожидания смерти. Он хочет найти работу, но не может заставить себя прийти на собеседование. Он хотел бы завести здесь новых друзей, но это элементарно негде сделать. Он хотел бы общаться со школьными приятелями, но не хочет признаваться в том, что живет с бабушкой и нигде не работает. Он хочет жить один, но понимает, что не способен на это, что опять все испортит. Девушки его не интересуют, а гомосексуальные связи считаются здесь грехом. Эта западня медленно, но верно схлопывается. День за днем он теряет навыки общения и постепенно начинает бояться людей. Общаясь, он так сильно напрягается, что в итоге приходится признать, что никакое общение не стоит тех неимоверных усилий, с какими оно ему дается. Он может переброситься парой слов с сотрудницей библиотеки и даже весьма остроумно пошутить, но вот более близкое общение ему не дается. Чем более личным становится диалог, тем больше ему хочется просто исчезнуть, убежать и навсегда забыть этот диалог. Но он не может этого сделать. В его жизни слишком мало событий, мало общения, а это означает, что каждый диалог он прокручивает в памяти сотни раз, пытаясь найти ошибки. Конечно, он их находит. Он придумывает тысячу вариантов того, как нужно было эту ошибку исправить, но, конечно, не имеет возможности этого сделать. И петля затягивается. Из невероятно способного школьника, который умудрялся получать только высокие отметки, так ни разу и не подготовив хорошенько ни одно домашнее задание, он превращается в стопроцентного неудачника, у которого уже нет никаких шансов добиться в этой жизни хоть чего-то.

Если до поездки на ферму Мэгги Карр его заботило состояние Индии, то по возвращении оттуда Фредди всерьез опасался ее намерений. Вовсе не тяга к прогулкам верхом заставляла ее каждое утро вскакивать в седло. Причиной был Мэлоун. Однажды она уже бросила Фредди ради Сида и может сделать это снова. На этот счет у лорда Литтона не было никаких сомнений.

– Я недавно видела объявление о том, что на шоколадной фабрике неподалеку требуются рабочие. Не хочешь попробовать свои силы? – интересуется однажды бабушка Джеффри.

Он вспомнил, как выглядела Индия три дня назад, накануне их отъезда в Найроби. Подавленная, с раскрасневшимися щеками и растрепанной прической. Эта хитрая сучка встречалась с Мэлоуном. Наверное, уже строила план побега, соображая, когда и где лучше сбежать. Такого Фредди ей ни в коем случае не позволит. Он слишком много сил потратил на свой путь к креслу премьер-министра, а потому ничто и никто его не остановит.

– Хорошо, – отвечает он, конечно, не собираясь «пробовать свои силы» на шоколадной фабрике.

– Вы узнали что-то важное, сэр?

– Я уже договорилась о собеседовании, – продолжает она. – Завтра в восемь утра подойди, пожалуйста, к директору фабрики, ты же помнишь, где она находится? – говорит пожилая женщина, совершенно не замечая того, как меняется выражение лица внука.

Напряженный, беспокойный, ушедший глубоко в свои мысли, Фредди напрочь забыл, что помощник районного уполномоченного никуда не ушел и по-прежнему стоит возле стола, ожидая дальнейших указаний.

У него нет выбора. Он обещал бабушке, и, если не придет, она узнает об этом. В восемь утра следующего дня он действительно стучится в кабинет директора фабрики, а в девять уже переодевается в рабочий комбинезон сотрудника предприятия. В его задачи входит упаковка конфет. Десятичасовая смена, во время которой ты не видишь ничего, кроме шуршащих, сводящих с ума оберток. Самое удивительное, что ему даже нравится. Не нужно ни с кем разговаривать, не нужно стараться понравиться, от тебя ничего, по большому счету, не зависит. Монотонная работа его даже успокаивает. Спустя минут тридцать ты впадаешь в подобие транса и перестаешь обращать внимание на что бы то ни было, кроме шуршащих оберток.

– Да, Том, – нарочито серьезным тоном ответил Фредди, посмотрев на Мида. – Боюсь, что так. Рядом с нами находится очень опасный человек. Беглый преступник, которого в Лондоне разыскивают за убийство. Я незамедлительно должен увидеться с губернатором. Этого человека нужно немедленно разыскать и взять живым.

Теперь он бывает в библиотеке только по выходным. Джеффри обычно берет несколько графических романов или какую-нибудь книгу по истории, садится в углу и проводит так несколько часов. Даже не шевелясь и не меняя позы. Иногда место в углу занято, и тогда приходится садиться на свободное место в центре зала.

– Убийца? В наших краях? Боже милостивый, кто же это?

Напротив сидит симпатичный парень, читающий комиксы. По его виду совершенно непонятно, каким образом он попал в библиотеку. Старые и никогда не стиранные джинсы с растянутым свитером создают впечатление человека, которому срочно нужны деньги на дозу. Зачем ему библиотека, не ясно. Парень красивый, и, конечно, Джеффри невольно обращает на него внимание. Неожиданно молодой человек встает и направляется к выходу из библиотеки. По дороге он проходит мимо стола Джеффри и «случайно» бросает на его стол бумажку. Джеффри разворачивает смятый клочок бумаги и читает: «Если хочешь минет, я буду ждать тебя в туалете».

– В Лондоне его знают под фамилией Мэлоун. Сюда он явился под другой. Бакстер. Сид Бакстер.

Джеффри чуть ли не подскакивает от неожиданности. С одной стороны, он хочет немедленно оказаться в туалете с тем парнем, с другой – он несколько лет делал все, чтобы не иметь возможности для знакомств с парнями, он делал все, чтобы убежать от себя. Не удалось.

– Сид Бакстер? Здесь какая-то ошибка, сэр. Я не верю.

Он подскакивает, забывает отдать обратно несколько графических романов и буквально выбегает из здания библиотеки. Парень так и не дождался его в туалете, но для Джеффри эта чертова записка стала последней каплей. Как бы он ни старался, он не смог убежать от себя, скрыться от всего того, что делало его жизнь неправильной и ущербной.

– Том, меня не волнует, во что вы верите, – улыбнулся Фредди.

Глаза Мида посуровели.

Глава 11

– Существуют протоколы, – холодно сказал он. – Даже в Найроби. Губернатор не единственный, кого необходимо уведомить. Позвольте спросить, что вы намереваетесь делать?

1986 год

– Разумеется, перво-наперво я намереваюсь арестовать этого Мэлоуна-Бакстера. Затем передать в руки правосудия и добиться, чтобы его повесили.

– Добрый день, вы бронировали у нас или надеетесь на удачу? – чуть более вежливо, чем это необходимо, спрашивает парень на стойке регистрации сауны в Милуоки. Это заведение давно уже полюбили пожилые одинокие мужчины нетрадиционной ориентации. Обычно они приходят сюда в компании совсем юных мальчиков, с которыми знакомятся в гей-клубе по соседству. За пятьдесят долларов в час они готовы сделать все, что душе угодно. А если поторговаться, то и за тридцать можно договориться. В этих случаях остается только надеяться, что этим парням уже исполнился двадцать один год, в противном случае можно нажить себе много неприятностей.



На сей раз перед стойкой рецепции стоит светловолосый молодой человек с ямочками на щеках в компании с еще не знакомым администратору парнем. Они вполне могли бы показаться ему красивой парой влюбленных, если бы не поведение светловолосого парня. Тот, кажется, даже сторонится своего спутника. Он старается не приближаться к нему меньше чем на метр, не смотреть на него и не разговаривать. Если бы не бронь для двоих, нельзя было бы догадаться, что они вместе. Здесь такое поведение не принято. Конечно, Милуоки далеко не мегаполис, но на дворе конец 1980-х. В городе уже по меньшей мере десяток гей-клубов, да и сейчас они стоят в холле гей-сауны. Глупо скрывать здесь свою ориентацию. Выглядит по меньшей мере странно.

Глава 110

Пара арендует номер на целую ночь. Спутник светловолосого парня тут же исчезает в дверях комнаты, а светловолосый парень в очках, кажется, не торопится входить. Он сначала долго заполняет анкету посетителя, потом убирает в свой портфель ручку и лишь затем скрывается в полумраке комнаты.

– Вы чувствуете запах отчаяния? – спросил Джо. – Видите его? Осязаете?

Джеффри и его новый знакомый какое-то время сидят на диванах и не знают, о чем поговорить.

– Может быть, выпьем? – предлагает Джеффри, доставая из портфеля бутылку виски.

Джо всегда считал отчаяние чем-то неосязаемым, относящимся к состоянию ума. Так было, пока он не познакомился с Уандсвортом. Здесь отчаяние ощущалось повсюду. Оно бродило по коридорам, отдавалось эхом в глухих шагах надзирателей. Оно сочилось по серым гранитным стенам, накапливалось в их трещинах, наполняло помещение отвратительным запахом плесени. Отчаяние проникало в плоть и кровь, неотступное, сырое, холодное, сравнимое с холодом могилы.

Парень, представившийся Стивеном, с готовностью принимает предложение.

– Уандсворт в свое время считался образцовой тюрьмой, – бодрым тоном произнес начальник тюрьмы, сопровождая Джо из кабинета в комнату свиданий. – Ее построили в тысяча восемьсот пятьдесят первом году. Круглая форма была выбрана не случайно. Ее называли «паноптикон». Коридоры с камерами по обеим сторонам расходятся радиусами из центра. Надзиратели дежурят в центре, откуда легко просматривается каждый коридор. Радиальная система считалась новым типом гуманной тюрьмы. Паноптикон, – повторил начальник, наслаждаясь звучанием этого слова.

– Я налью, – кивает Джеффри и идет стойке с бокалами.

– В самом деле? Говорите, гуманная?

Номер представляет собой довольно большое помещение, разделенное на зоны. При входе здесь небольшая кухня, на которой стоит холодильник с мини-баром, стойка с бокалами и небольшая кофемашина. Сразу за мини-баром начинается так называемая зона отдыха. Здесь стоит небольшой диван и журнальный столик из темного дерева. Сбоку от дивана белая дверь, ведущая в до смешного маленькую спальню без окна. Помещение там настолько крохотное, что внутрь не помещается ничего, кроме весьма массивной высокой кровати. Создается впечатление, что сначала была установлена кровать, и лишь затем началось строительство сауны. Напротив дивана еще одна дверь. Она ведет в парную, по размерам она еще меньше, чем спальня.

– Относительно, конечно.

Джеффри готовит напитки, а его новый знакомый уже скрывается в парной. Это на руку Джеффри. Есть время, чтобы достать таблетки и успеть их размешать в бокале Стивена. Сначала Джеффри думает о паре таблеток, но уже через секунду решает увеличить дозу в несколько раз.

– Гуманность не может быть относительной. Она либо есть, либо нет.

– Мне долго тебя ждать? – спрашивает Стивен, высовываясь из парной.

Начальник улыбнулся:

Джеффри отшучивается, выпивает виски из своего бокала и идет в парную. Там они вполне неплохо проводят время. В зону отдыха они выходят уже расслабленными и веселыми.

– Все относительно, мистер Бристоу. Вам доводилось бывать в Рединге?

– Я принесу тебе выпить, – говорит Джеффри, когда возникает пауза в разговоре.

– Нет.

Стивен с готовностью выпивает порцию алкоголя и просит еще. Джеффри поднимается и готовит еще один коктейль из виски, льда и снотворного. Минут через пятнадцать лекарство начинает действовать, и парень засыпает. Джеффри бережно укладывает его на кровать и ложится с ним рядом. Он прижимается к груди спящего и начинает вслушиваться в биение сердца. Гулкие удары постепенно становятся тише и реже. Теперь он полностью в его власти, он больше не может думать, оценивать, ждать, когда Джеффри все испортит. Нет. Теперь Стивен хоть и ненадолго, но принадлежит ему, каждый удар сердца теперь принадлежит только ему. Милуокский монстр смыкает руки на шее своего знакомого и чувствует, как сейчас в его власти жизнь человека. Это чувство опьяняет.

* * *

– Та тюрьма старше Уандсворта всего на несколько лет, но построена по совершенно другому принципу. Там все основано на мертвой тишине и разделенности. Камеры-одиночки с крепкими дверями без решетчатых окошек, чтобы заключенные не видели друг друга. Невероятно толстые стены, заглушающие любые звуки из соседней камеры. Заключенных выводили из камер в матерчатых масках, полностью закрывающих лица. Только прорези для глаз. Еду приносили прямо в камеры. Узники жили в изоляции, лишенные контакта с другими. Никаких удобств. Никто из сокамерников дружески не похлопает тебя по плечу, не ободрит, если ночью тебе стало тошно и ты готов выть. Устроители тюрьмы думали, что изоляция позволит заключенным осознать свою вину и исправиться, а заключенные сходили с ума. Вот такая гуманность, мистер Бристоу. А если уж мы заговорили о сумасшествии, позвольте узнать, как прошла ваша прошлая встреча с нашим приятелем Беттсом?

1985–1987 годы

– Неважно.

– Простите, вы не могли бы мне помочь? Моему другу стало плохо. Он никак не может проснуться, и я начинаю подозревать, что это какой-то припадок или еще что-то. Лучше, наверное, вызвать неотложку, – говорит администратору Джеффри. Внешне кажется, что он абсолютно спокоен, но это не так. Где-то глубоко внутри закипает паника, которую он просто не имеет права показывать.

– Может, в этот раз он будет словоохотливее, – вздохнул начальник. – Я надеюсь, поскольку следующей встречи может и не быть. Ему недолго осталось мучиться в нашем мире. Туберкулез, да еще в тюремных условиях.

– Пойдемте, покажете, – говорит администратор, с лица которого моментально слетает улыбка.

– Так я и думал, – сказал Джо, вспомнив ввалившиеся глаза Фрэнки и нездоровый румянец щек.

В номере все очень чисто и аккуратно. За пару месяцев работы администратору приходилось видеть всякое: и стены бывали в крови, и драки случались, и… Кажется, что он уже видел все самое страшное. Этот номер выглядит так, как будто в него еще не зашли гости.

– Тогда не буду вам мешать. Только прошу находиться по другую сторону стола и не приближаться к Беттсу. Разумеется, в комнате дежурит надзиратель, но от непредсказуемого поведения никто не застрахован.

Парень, которому стало плохо, лежит полностью одетый поверх покрывала в спальне.

– Он что, оделся перед припадком? – с подозрением спрашивает администратор, косясь на открытую дверь парной.

– Фрэнки не сможет причинить мне большего вреда, чем уже причинил, – засмеялся Джо.

– Мы попарились и оделись. Ему стало плохо, и он прилег отдохнуть. Проблема в том, что он никак не просыпается, – поясняет Джеффри.

Начальник тюрьмы ушел. Джо подъехал к одному из длинных столов. Сегодня он сделает еще одну попытку получить ответы от Фрэнки Беттса. Необходимость держать в тайне от Фионы то, что он узнал о Сиде и ребенке Сида, губительно действовала на Джо, однако он не мог предать Эллу. Или доктора Джонс. Или ребенка. У Джо были связаны руки, и каким образом их развязать, он не знал. Интуиция подсказывала: если и есть шансы это сделать, все они так или иначе зависят от Фрэнки Беттса.

Администратор осторожно кладет руку на шею, чтобы пощупать пульс. В этот момент он замечает, что шея у парня иссиня-красная. Он уже начинает подозревать, что они переборщили, играя с удушением, но в этот момент нащупывает едва уловимый пульс.

Через несколько минут тяжелая железная дверь отворилась. Надзиратель ввел Фрэнки.

– Да, нужно вызвать неотложку. Как его зовут? – интересуется администратор.

– Черт побери! – пробормотал Фрэнки. – Только тебя мне и не хватало.

Вид у него был ужасный. Настолько ужасный, что Джо почти пожалел его. Почти.

– Стивен, кажется, – пожимает плечами Джеффри.

– Здравствуй, Фрэнки. Я тоже рад тебя видеть.

Администратор уже идет к выходу, как вдруг замечает валяющуюся на полу таблетку. Поднимая ее с пола, он успевает заглянуть в раскрытый портфель Джеффри и видит там коробку с названием сильнодействующего снотворного, которое когда-то прописывали его бабушке.

– Если мешать виски со снотворным, хорошо точно не будет, – усмехается администратор.

– На что ты намекаешь? – чуть дрогнувшим голосом спрашивает Джеффри.

– На чаевые, – поясняет администратор.

Джеффри сжимает руки в кулаки так, что костяшки пальцев белеют. Администратор выходит из номера, и уже слышно, как он в холле разговаривает с оператором скорой помощи. Джеффри в ярости выворачивает карманы Стивена и достает оттуда восемьдесят долларов. Пятьдесят из них принадлежали пару часов назад Джеффри, а тридцать, видимо, осталось еще от прошлого клиента.

Джеффри выходит из номера и буквально бросает на стойку восемьдесят долларов. В этот момент в дверь звонят приехавшие медики.

– Я хочу назад в камеру, – буркнул надзирателю Фрэнки.

Пара грузного вида мужчин в синей врачебной форме с легким презрением выслушивают рассказ Джеффри о произошедшем и грузят на носилки так и не приходящего в себя Стивена.

– Мне нужно записать, как вас зовут, и ваш контактный телефон, – под конец заявляет врач.

– Садись, Беттс, – равнодушно ответил надзиратель.

– Джеффри Фигг, – отвечает он и называет первые пришедшие в голову цифры. – С ним все будет в порядке?

– Я тут провел кое-какое расследование, – начал Джо.

– Я не экстрасенс, – недовольно ворчит фельдшер и приглашает жестом напарника взять переднюю часть носилок.

– Ну да, ты теперь Шерлоком Холмсом заделался.

Джеффри кивает администратору на прощание и выходит из сауны. Этот случай отрезвляет его на пару недель, но уже через месяц он оказывается в точно такой же ситуации. Более того. Это та же самая сауна и тот же самый администратор, только на этот раз Джеффри пьян вдребезги, ну и парень с ним уже другой.

– Разузнал про доктора. Того, что ты упомянул в прошлый раз. Ты лишь не сказал, что это женщина. Доктор Джонс. Представляю, как сильно она тебе досадила. Увела Сида. Согласен?

И точно так же, как и в прошлый раз, Джеффри кладет в бокал с виски несколько таблеток снотворного. Потом пару раз повторяет коктейль, а потом парень не просыпается. Только вот пульс почему-то не прощупывается.

– Никогда не слыхал про такую и вообще не знаю, о чем ты говоришь. Не тратил бы ты зря время.

– Я вызываю скорую помощь, – говорит администратор. – И полицию, – добавляет он.

– Ты сильно разозлился на Сида. Было такое? Ты не хотел, чтобы эта женщина его уводила. Тебе хотелось любой ценой вернуть его в ваше преступное братство. Потому ты и стрелял в меня. Чтобы ткнуть Сида лицом в дерьмо. Заставить залечь на дно. Снова превратиться в преступника.

Джеффри впадает в панику. Он выворачивает свои карманы, затем карманы нового знакомого, как его там звали? Набирается несколько сотен долларов. Должно хватить.

– Тебе бы романчики пописывать. Умеешь наворотить разной чертовщины.

– Послушай, мне нужно сейчас уйти. Это… это чаевые, – говорит Джеффри и буквально всовывает в руку администратора стопку мелких купюр.

– Те, с кем я говорил, Фрэнки, считают, что это ты убил Джемму Дин. По их мнению, у тебя была причина. Покушение на меня не удалось, и тебе понадобилась другая жертва, тогда Сид носа не высунет.

– Иди, – спустя секунду кивает парень. Джеффри моментально оказывается у входной двери. – И никогда больше здесь не появляйся, слышишь? – кричит ему вслед слишком жадный до денег молодой человек.

– Плевать мне, кто там что считает. Джемма давным-давно мертва. И Сид тоже.

* * *

Джо подался вперед:

Тот парень все же выжил. Разговорившись с барменом одного из гей-клубов, Джеффри выяснил, что парень от большой дозы снотворного впал в кому, но его все же откачали.

– У меня есть для тебя новость… Сид не погиб. Он жив. Спросишь, а как же тело, выловленное из реки? Это чужое тело. Он имитировал смерть, чтобы покинуть Лондон.

– …Бывает, что поделать. Опасная у него работа, – смеется бармен, рассказывая о недавнем инциденте в соседнем районе.

– Врешь ты все, – сказал Фрэнки, однако в его глазах мелькнуло сомнение.

Джеффри смеется в ответ и просит повторить порцию алкоголя.

– Не вру. – Джо откинулся на спинку коляски, немного помолчал. – Сид не убивал Джемму. Я это знаю, поскольку имеется его признание. И ты ее не убивал. Доказательств у меня нет, но каким-то образом я это знаю. Тогда кто ее убил? Кто, Фрэнки?

После той чертовой записки в библиотеке он решает, что ничего плохого не случится, если он позволит себе разок расслабиться и сходить в гей-клуб в Милуоки. Рядом с этими клубами всегда есть сауны, которые выполняют функции отелей на час. Возле такой сауны при клубе Джеффри знакомится с одним парнем, и они уже вместе идут в сауну. Так даже лучше. Если он не окажется в ночном клубе, риск того, что он напьется, значительно меньше.

Ответом был кашель заключенного. Сильный, надсадный, заставивший Фрэнки вытирать кровь с губ.

– Погоди, что ты делаешь? – останавливает его парень уже в номере.

– Фрэнки, ты умираешь, – тихо сказал Джо. – Не забирай Сида с собой. Дай ему жить. Дай возможность вернуться домой.

– В каком смысле? – тут же останавливается Джеффри. Он чувствует сейчас такое дикое чувство стыда, что уже ни о каком сексе не может быть и речи.

Фрэнки смотрел в пол. Смертельно больной, сломленный, с землистым лицом. Джо видел, что он борется. С болезнью, совестью и самим собой.

Оказывается, что тот парень принял Джеффри за пассивного партнера. Он хотел даже предложить ему деньги за услуги, но Джеффри отказывается и пулей вылетает из сауны. В следующие пару часов он напивается в баре напротив.

– Прошу тебя, Фрэнки. Тебя не кто-то просит. Я. Человек, которого ты обрек весь остаток жизни провести в инвалидной коляске. Есть у тебя какие-либо соображения насчет того, кто убил Джемму Дин?

Светловолосый парень с хорошей фигурой, в больших очках и с довольно тихой речью тут же привлекает здесь внимание множества мужчин. Вот только воспринимают его здесь как пассивного партнера. Это звучит унизительно для Джеффри.

– Есть, начальник, – ответил Фрэнки, поднимая глаза на Джо. – Угадал. Есть у меня мыслишка. Я там был и видел его.



Он становится частым посетителем пары местных гей-клубов. Он ничем не выделяется из толпы, ведет себя тихо и поэтому никому никогда не запоминается. Просто еще один парень. Публика здесь никогда не против быстрого секса в туалете, экономящего пятьдесят долларов за номер в сауне. Иногда Джеффри тоже развлекается подобным образом, но это не приносит удовлетворения. Ему важно чувствовать, что в его руках жизнь человека, что его партнер полностью, безраздельно принадлежит только ему, что партнет не думает, не оценивает Джеффри, он просто полностью отдается чувству. Звучит весьма романтично, если не знать, что в конечном счете ему нужен свежий труп вместо человека.

Глава 111

Джеффри стал часто знакомиться с молодыми людьми в клубах и приглашать их в сауну поблизости. Поначалу он пытается знакомиться с обычными посетителями, но вскоре становится понятно, что услугами парней, подрабатывающих проституцией, пользоваться проще и удобнее. Обычно это были эмигранты из Мексики или стран Азии, у них не было здесь родственников и можно было не бояться, что те обратятся в полицию. Да и с распределением ролей здесь все было понятно. Джеффри выглядел и вел себя так, что в нем нельзя было заподозрить активного партнера, но пассивная роль его уж точно никак не устраивала. Если ты платишь за удовольствие, то сам назначаешь роли, это вполне устраивало Джеффри. Тем не менее даже в этом случае молодые люди вели себя не так, как представлялось и мечталось Дамеру. Они играли не по сценарию, и это выбивало из колеи. Они думали, оценивали и буквально ждали того момента, когда «он все испортит». Тогда он решает попробовать добавить в виски снотворное. Все выходит идеально. Молодой человек засыпает, Джеффри хорошо проводит с ним время, а наутро парень уходит веселый, ничего не помнящий, но с деньгами. Идеальные отношения. Но в какой-то момент и этого становится мало. Ему нужно больше времени и возможностей. И здесь, как и в любой игре, начинаются промахи. Поначалу ты садишься играть за стол, и тебе везет. Ты осторожен и аккуратен, фишки буквально тянутся к твоим рукам. Но вот у тебя уже сотни фишек. Ты перестаешь их ценить. Выигрыш перестает радовать. Ты повышаешь ставку и, конечно, проигрываешь.

Сид знал.

Несколько раз приходится оставлять так и не пришедшего в себя партнера в номере. Один раз приходится вызвать скорую, а теперь вот парень уже впал в кому. Если думать о перспективе, становится понятно, что следующим шагом будет убийство. Как ни крути, рано или поздно кто-нибудь умрет. Пора завязывать со снотворным.

Он знал это раньше, чем запряженная волами повозка остановилась у дома Мэгги. Раньше, чем сопровождавшие повозку всадники спешились и привязали лошадей. Раньше, чем люди из Найроби поднялись к Мэгги на крыльцо. Сида насторожила пыль, клубящаяся вдали над красной грунтовой дорогой. Вот тогда он и понял: все кончено. Это за ним. Где-то в глубине души он всегда знал, каким образом закончится его отсрочка.

Джеффри еще долго обсуждает с барменом ту историю с парнем, впавшим в кому. Смеется и медленно напивается. Впервые за долгое время он полностью теряет контроль над собой и напивается вдребезги. Из бара он выходит под утро.

– Только за руль не садись в таком состоянии, – на прощание говорит бармен.

Он набивал новые подковы на копыта лошади Мэгги, когда Баару крикнул ему о появлении чужаков. Сид выпрямился, посмотрел на дорогу. Потом доделал начатое, велел Баару отвести кобылу в сарай, а сам пошел к себе и умылся. Сид не суетился. Он собрал в кожаный саквояж свою немногочисленную одежду и книги. Он знал, как долго тянутся дни в тюрьме.

– У меня нет машины, – шутливо разводит руками Джеффри и достает из портфеля бутылку виски. Бармен тут же теряет к нему интерес и сосредотачивается на протирании бокалов. Автобусы сейчас не ходят, а на такси уже нет денег, поэтому Джеффри идет по прямой. Не особенно ясно куда, но ему кажется, что по направлению к дому бабушки.

Надо было бы дать деру, подумал он. Убраться подальше. Залезть в самую чащу и спрятаться там. Почему я этого не сделал?

Непонятно каким образом он оказывается неподалеку от школы. Он видит двух, как ему кажется, симпатичных школьников и предлагает им посмотреть за тем, как он самоудовлетворяется. Школьники хохочут, но Джеффри достает из кармана десять долларов, и мальчики соглашаются понаблюдать. В этом ведь нет, как они считают, ничего такого.

Он знал почему. Ему хотелось видеть Индию. Быть рядом с ней. Так ли уж важно, если теперь его упекут в тюрьму? Если повесят? Ради чего ему жить? На мгновение его охватила глубокая, неукротимая тоска по жизни, которая была у него здесь. Потом он спросил себя: по какой жизни? Жизнь у него могла бы сложиться только с Индией. А здесь у него не было жизни. Просто существование.

Их замечает проезжающий мимо полицейский патруль. Служитель закона подходит посмотреть, над чем это хихикают школьники, и видит, как смертельно пьяный извращенец самоудовлетворяется перед детьми. Уже в следующую секунду он заламывает Джеффри руки, укладывает на землю и начинает колотить по нему резиновой дубинкой.

Закончив сборы, он отправился к Мэгги, вошел через заднюю дверь, миновал кухню Элис и остановился у двери гостиной. Там сидели с полдюжины приехавших. Там же была и сама Мэгги.

Лишь после того, как Джеффри теряет сознание от ударов, его грузят в машину и отвозят в полицейский участок.

– Если вы не отведете нас к нему, мы это сделаем сами, – заявил один из незваных гостей.

Просыпается он от того, что слышит голос бабушки, которая сейчас разговаривает с офицером полиции.

Это был судья Эварт Гроган из Найроби.

Чувство стыда буквально сжигает его. Это страшнее презрения и побоев со стороны сокамерников и полицейских. То, с каким отвращением теперь смотрят на него бабушка и Лайонел, хуже всего, что только можно придумать.

– Я никуда вас не поведу, покуда не скажете, что все это значит, – ответила Мэгги. – Чертовщина какая-то! Врываетесь в мой дом, начинаете мне приказывать, заявляете, что вам понадобился мой управляющий. А зачем он вам – ни слова.

Ему назначают дату, когда нужно будет явиться в суд, и освобождают под залог, который вносит Лайонел. Уже на следующий день Джеффри выходит на работу в свою смену. Все время вплоть до суда он буквально ни с кем не разговаривает и старается избегать встреч с бабушкой.

– Все в порядке, Мэггс. Я уже здесь, – сказал Сид.

В день суда Джеффри надевает свой единственный костюм с коричневой жилеткой и предстает перед судьей.

– Сид, вам известно, зачем мы приехали? – спросил Гроган.

– Догадываюсь.

В зале суда практически пусто. Это самое рядовое слушание. Прокурор зачитывает обвинение вместе со свидетельскими показаниями. Назначенный адвокат скучающим тоном зачитывает плохо подготовленную речь защиты. Стенографистка со скучающим видом ведет протокол заседания.

– Взять его! – распорядился Гроган.

– Обвиняемый, вам предоставляется слово перед вынесением приговора. Вам есть что сказать?

К Сиду подошел полицейский, снял с пояса наручники.

– Да, Ваша честь.

– Сид Мэлоун, вы арестованы по обвинению в убийстве Джеммы Дин.

Судья удивленно приподнимает брови и жестом разрешает ему говорить.

– В убийстве? – пронзительно выкрикнула Мэгги. – Вы что, спятили? Его фамилия Бакстер, а не Мэлоун. Дурни, вы собираетесь арестовать не того. А ну отпустите его!

– Я полностью признаю свою вину. В свое время я уже окончательно испортил свою жизнь алкоголем и наркотиками. Когда случилось так, что мне пришлось выпрашивать мелочь, чтобы позвонить отцу, я пообещал себе приложить все усилия, чтобы исправиться и стать полезным членом общества. Понимаю, что так говорят все преступники, но я действительно бросил пить, употреблять наркотики, нашел работу и стал посещать церковь. Три года я старался вести правильную, полезную и богоугодную жизнь, но вновь оступился. Я совершил фатальную ошибку, поддавшись соблазну и выпив первую за три года порцию алкоголя…

– Этого, мэм, я сделать не могу, – ответил полицейский, защелкивая наручники на запястьях Сида.

Когда Джеффри закончил свой рассказ, воцарилась абсолютная тишина. Даже стенографистка перестала вести протокол. Судья еще несколько мгновений вглядывался в лицо обвиняемого, пытаясь понять, искренний это рассказ или обычная манипуляция?

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – закричала Мэгги.

Суд проявил максимально возможное снисхождение и вынес приговор: несколько месяцев условно. Вплоть до 9 сентября 1987 года он должен был ходить только до работы и обратно. В свободное время он имел право находиться не более чем в километре от своего дома. Каждую неделю он должен был являться в полицейский участок. Поручителями Джеффри выступили Лайонел и его мама.

Полицейский вывел Сида на крыльцо. Раздался хлопок, за которым последовала ослепительная вспышка.

Джеффри ни разу за все время не нарушил установленные судом правила освобождения. Каждый раз, являясь в участок, он должен был выслушивать оскорбления в свой адрес. В последний день перед снятием всех условностей освобождения полицейский поздравляет его и на прощание говорит:

– Это что еще за чертовщина?! – крикнула Мэгги, лихорадочно оглядываясь по сторонам.

– Иди уже отсюда, ничтожество.

На ее лужайке расположился фотограф, голова которого скрывалась под черной накидкой.

Джеффри выдавливает из себя благодарную улыбку, ставит подпись и уходит.

– Ах ты, сукин сын! – заорала Мэгги.

Подбежав к фотографу, она что есть силы ударила его ногой в зад. Он потерял равновесие и упал вместе с треногой и аппаратом.

– Убирайтесь прочь с моей земли! Немедленно!

Глава 12

– Миссис Карр! Пожалуйста, успокойтесь!

17 сентября 1987 года

Мэгги стремительно повернулась:

На втором этаже торгового центра расположен магазин дорожных аксессуаров. Продавец здесь явно скучает, так как покупателей тут нет и, судя по всему, давно не было.

– Добрый день, могу я вам чем-нибудь помочь? – спрашивает он, заметив зашедшего внутрь Джеффри.

– Том Мид! Это ты там прячешься? Что за комедию вы тут устроили?

– Наверное, да. Мне нужен чемодан. Очень большой чемодан. У вас есть такой?

Том стоял в ее палисаднике.

– Конечно. Насколько большой чемодан вам нужен? Понимаете, вы просто рискуете доплатить в аэропорту за перевес, поэтому…

– Мне очень жаль, Мэгги, но нам придется его увезти. Распоряжение губернатора.

– Самый большой чемодан, который у вас есть, – прерывает его Джеффри.